Легенда о Чхве Ёне (гет)

Действие начинается осенью 1356 г., когда Чхве Ён уже совершил свои основные подвиги: взял штурмом юаньское посольство, вернул Сансон, вырезал клан Ки (Ци), отвоевал северные приграничные территории до реки Амноккан. Генерал внезапно меняет поле деятельности, переезжает на восточное побережье, уступая все лавры молодому соратнику — Ли Сонге, который открыл ему ворота Ханяна (столица провинции Сансон). Что заставило генерала сделать такой внезапный шаг?

Действие части не привязано к историческим событиям, за исключением того, что в 1366 г. Чхве Ён был отправлен в ссылку по распоряжению влиятельного министра при дворе Конмина — Синдона, выходца из рабов.

Инсу шла по лагерю, которым расположились корёские солдаты по берегу реки Амноккан. Впрочем, способ её перемещения едва ли можно было назвать ходьбой. Она делала несколько коротких шагов и натыкалась на ножны меча, который Чхве Ён, защищая, держал перед её грудью, не поспевая за его поступью и замирая перед этим мечом, билась спиной о жёсткий доспех — в этот момент его сильная рука, обнимавшая её талию и придерживающая руку, поднимала её в воздух: Чхве Ён озирался по сторонам, приподнимал меч, будто бы ожидая, что кто-то нападёт и отнимет у него его сокровище, и крепче прижимал её к себе — Инсу было больно, но она терпела.

— Давно не видались, Чхунсок, — проговорила небесный лекарь, увидев помощника командира.

— Вы вернулись, ваша милость, мы все вас очень ждали.

— Чхунсок, ты расставил дозоры возле всех бродов? — Чхве Ён смерил друга грозным взглядом.

— Да, генерал, — гвардеец просиял понимающей улыбкой и склонил голову в коротком поклоне.

— Иди и проверь, — проговорил Чхве Ён, завёл Инсу в шатёр и отпустил на волю из своих объятий.

— Так значит, здесь ты и жил все четыре года, пока меня не было, — уверенно заявила небесный лекарь, едва получив возможность относительно свободно передвигаться.

— В этом шатре я жил, но раньше он стоял в другом месте… — генерал собирался более подробно подтвердить догадку гостьи, но заметил, что его не слушают — Инсу была слишком занята исследованием окружающего пространства и разминанием затёкших конечностей:

— У-ууу, — протянула она разочаровано, — с реки дует. А здесь, значит, ты спал, — Инсу опустилась на лавку и попрыгала на ней, — у-уу, какая жёсткая… А здесь, значит, ты работал, — небесный лекарь подошла к огромному столу и стала перекладывать бумаги, — это ты писал? — спросила она, и генерал кивнул — другого ответа от него не требовалось. — А у тебя хороший почерк, знаешь, что любая из этих бумажек могла бы озолотить меня в моём мире. — Пока долгожданная гостья по-хозяйски распоряжалась в жилище тэогуна, сам он, застыв как статуя, в нерешительности мялся у входа. — Идём сюда, я помогу доспех снять, — произнесла Инсу — Чхве Ён вздрогнул и вытянулся по стойке «смирно».

— Зачем? — спросил он.

— Вот глупый, я же лекарь и должна осмотреть тебя: идём, идём.

Командующий десятитысячной армией сделал несколько неуверенных шагов, и Инсу оказалась за его спиной раньше, чем он мог бы сам приблизиться. Она сняла с него доспех, наручи и рубашку.

— Ложись, — приказала Инсу.

— Ложиться?

— Ну, так и будешь переспрашивать? Что-то со слухом? — проговорила небесный лекарь, подбоченясь, и генерал послушно опустился на лавку. Инсу подвинула его ноги, развязала манжеты и завязки чёрной нательной рубашки. — Это я помню, — проговорила она, прикасаясь своими горячими руками к огромному чёрному пятну в области печени. — Ты хоть знаешь, как я старалась, делая швы, а ты позволил им разойтись, ведь даже шрама не должно было остаться… Это я не знаю, это тоже, а это что-то недавнее — рассказывай быстро!

Чхве Ён приподнял голову.

— А это… это так — стрелы пробили доспех, не глубоко вошли, ничего страшного.

— Ладно, поверю. Так, стетоскопа у меня нет, — Инсу сделала то, чего ей давно хотелось — легла ему на грудь.

— Ты простыл? Ну конечно, не мудрено, когда отовсюду дует… а сердце-то как бьётся — ничего себе! Что с тобой?! Ты болен, как давно?

— Со мной всё хорошо, — проговорил Чхве Ён и запахнул рубашку.

— Погоди, я проверю пульс, — Инсу поймала запястье пациента в воздухе, но не преуспела в намеченном занятии: она легко перелетела через тело генерала и оказалась рядом с ним на лавке, он привстал и навис над ней — она замерла — а он, просительно глядя ей в лицо, осторожно и медленно снимал с неё одежду. Когда одежды на ней уже не осталось, она, будто бы испугавшись того, что неизбежно должно было случиться, приподнялась и обняла его, спрятавшись на его груди: он поцеловал её в висок, в щеку, осторожно отстранил от себя и поцеловал в губы, она забылась — пусть всё идёт, как идёт, пока этот человек рядом…

Инсу проснулась от того, что Чхве Ён играл её волосами — она открыла глаза: этот человек, улыбаясь своим насмешливым взглядом, смотрел на неё и собирал с подушки её растрепавшиеся от долгого сна огненно-рыжие локоны.

— Ты сам-то спал? — спросила Инсу, он кивнул. — Неужели, всё ещё не наигрался? — он, по-прежнему улыбаясь, отрицательно замотал головой.

— Когда я впервые увидел милую, думал, что у людей не может быть волос такого цвета.

— Так, теперь ты должен рассказать мне о том, что происходило с тобой, пока меня не было. Начнём с того, что ты был обморожен, как вылечили обморожение? — Инсу приподнялась на локтях так, что её лицо вплотную приблизилось к нему.

Чхве Ён тяжело вздохнул:

— Обморожение?

— Не делай вид, что ты не знаешь этого слова!

— Если будем так вот лежать и болтать и дальше, то милая моя пропустит завтрак, и я никак не смогу накормить тебя, — генерал отстранился, но Инсу удержала его, повиснув у него на шее, и ему пришлось поддержать её под спину.

— Плевать. Рассказывай, как лечили обморожение.

— Тоги срезала волдыри, — последовал ответ.

— Так, какими были волдыри, мутными или прозрачными?

— Прозрачными.

— Хорошо. Где они были?

— На руках, груди, спине и шее.

— Вторая степень, повезло, но площадь обморожения просто огромна. Было очень больно. — Инсу закончила допрос, всхлипнула и прижалась к его груди. — Ты, наконец-то, со мной, ты знаешь, ты мне снился.

— Я приходил во сне к моей милой, и сам я милую однажды видел во сне, — Чхве Ён, закрыв глаза от удовольствия, обнимал своё сокровище.

— Ты мне не просто снился: ты, негодник, позволил себе умереть на моих руках, — ты знаешь, как мне было больно, — Инсу вырвалась из его объятий и отстранилась, но генерал на этот раз не был готов отпустить её и схватил за запястья.

— Умереть? — воскликнул он. — Я позволил себе умереть на руках моей милой? Я умер, как только милая моя ушла, и не жил до вчерашнего дня.

— Вот же, — Инсу вырвалась и хлопнула Чхве Ёна по плечу. — Ты знаешь, как ты умер в моём сне? Как умер? Ты лежал на лавке, обмотанный кровавыми бинтами, и истекал кровью; ты был прикован к полу, и кандалы пережали ноги так, что ты мог никогда больше не встать на них; ты едва дышал, и сердце умирало, и кровь уже шла горлом, и я не узнала тебя: ты выглядел так, что я тебя даже не узнала и приняла за преступника, которого заковали за тяжкое преступление. Ты…

— Тише, ти-иише, милая, — Чхве Ён обнял её и прижал к себе, — это был всего лишь сон, плохой сон.

— Вот и я думаю, что это мог быть только сон, кто же мог посметь заковать тебя в цепи, король никогда бы не позволил сотворить с тобой такое, он сам мне говорил, что никогда и никому не позволит заковать тебя в цепи. Вот, но мне было очень страшно.

— Я никогда и никому не позволю заковать себя в цепи, даже королю, пока милая моя рядом и думает обо мне. А сейчас я встану, принесу чистое бельё и моей милой чего-нибудь поесть.

Генерал с лёгким вздохом поднялся и стал одеваться — Инсу села на лавке и вскрикнула — под столом, довольно улыбаясь во все тридцать два зуба, как кот наевшийся сметаны, в позе лотоса сидел Тэман, генеральский воспитанник.

— Эт, я тут так всю ночь просидел, — проговорил он, — а вы этак меня даже не заметили. Да, поесть я принёс, правда, всё уже остыло — я за тобой от самого дерева с едой бежал, командир!

— Тэман, мерзавец… — генерал зыкнул на воспитанника и продолжал одеваться, на мальца этот окрик не произвёл ни малейшего впечатления.

— Я всё видел, чем вы тут занимались, и мне это так понравилось, а наружу вам пока лучше не выходить — там пол войска караулят: как увидели, что командир, значит, женщину привёл… Только ведь не все знают, что за женщину, — Тэман озадаченно почесал затылок. — Я бы объяснил им, придуркам, но как-то это слишком долго получается. Да, и командир, я теперь понял, отчего Тоги била меня, когда ты больной лежал.

Инсу поборола шок от появления незваного гостя:

— Больной лежал? Тэман-а, и долго он лежал?

— Ой, и долго, ой, и тяжко, помирал сколько раз, не понятно только как не помер…

— Тэман, мерзавец…

Чхве Ён схватил воспитанника за шкирку и пинками вытолкал из палатки.

— Так, так… — проговорила Инсу, смерив командующего десятитысячной армией недовольным взглядом.

— Тише, тише, милая, — Чхве Ён взял со стола пирожок, присел на лавку и протянул еду долгожданной гостье, — у шатра стены тонкие — услышат же, вот, лучше покушай и здесь сиди, наружу не выходи.

— Он же не вкусный, когда холодный, — проговорила Инсу, жуя.

— Вот и хорошо, здесь сиди, никуда не выходи — кроме Тэмана, Токмана и Чхунсока, сюда никто войти не посмеет, только не выходи, слышишь, я быстро, — Чхве Ён поцеловал Инсу в щёку и выскочил из шатра.

— Эй мерзавцы, чего собрались здесь?! Прочь пошли, прочь сказал, увижу ещё раз здесь, сам убью, убью, сказал…

Толпа не верила и, судя по звукам, доносящимся снаружи, не собиралась расходиться. Инсу завернулась в одеяло и доедала пирожок, улыбаясь и посмеиваясь себе под нос, внезапно улыбка исчезла с её лица, она вспомнила слова Тэмана: «Ой, и долго, ой, и тяжко, помирал сколько раз, не понятно только как не помер». Инсу вскочила с постели и стала одеваться, через пятнадцать минут она разбирала содержимое своего рюкзака. Если бы она была умнее тогда, то взяла бы два комплекта хирургических инструментов — один бы оставила в прошлом, другой использовала здесь. В рюкзаке остались антибиотики, штук сорок бесполезных одноразовых шприцев, абсолютно бесполезный без медицинских игл шовный материал, две системы для переливания крови и приготовленные ей самой снадобья — она испытывала их, страдая муками совести, на покалеченных монголами корёсцах и всё же не решилась бы дать их этому человеку. Что же с ним не так? Сердцебиение частое, но слабое, хрипы в лёгких — симптомы сами по себе тяжёлые, но что является причиной, может, просто простыл? Да, немудрено. Инсу обошла шатёр — дует, на этой лавке даже белья почти нет, только что костям полезно на ней лежать, а так доски голые — нет, надо спасать его, спасать…

— Это сейчас оденьте, это — на смену, — Чхве Ён вошёл в шатёр, бросил на лавку два объёмных свёртка и сразу же вышел, вернулся через секунду — в одной руке он нёс неширокую лавку, а в другой огромный тюк белой шерстяной ткани. Инсу развернула подаренную одежду, как и ожидалось, солдатская форма, — в этом будет теплее, я знаю, что милой моей это не нравится, но так будет теплее, — генерал как будто угадал её мысли. — Бельё с лавки было снято в мгновение ока — две лавки оказались рядом и были соединены мощными скобами, затем на лавку легла свёрнутая в несколько слоёв шерстяная ткань, чистые простыни и ещё одно одеяло. — Так мягче?

Инсу недоверчиво подошла к лавкам и присела на новые перины.

— Мягче, — ответила она.

— Это овечья шерсть, должно быть и тепло, и мягко. Откуда, говорите, дует? — Инсу молчала и недовольно оглядывала производимые генералом приготовления, Чхве Ён обошёл шатёр. — Значит, отсюда. Овечья шкура не пропустит ветер снаружи, я сейчас закреплю её на стропила.

— Послушай Чхве Ён-сси.

— Слушаю, — генерал посмотрел на неё и улыбнулся.

— Ты и вправду хочешь, чтобы я жила тут? — спросила она, не отводя взгляд.

— Этот шатёр, милая моя, расположен очень удачно, выйдя из него, с холма я могу одновременно видеть и реку, и собственный лагерь — совсем неважно, что его продувает всеми ветрами, — Чхве Ён выпустил выдубленную до белизны шкуру из рук и направился обратно к лавке, на которой сидела возлюбленная.

— Как это неважно? Послушай командир, ты же болен?

— Кто тебе сказал такую глупость, милая, со мной всё хорошо, а с этим мерзавцем, Тэманом, я непременно разберусь по-свойски, — Чхве Ён опустился на колени перед Инсу так, что их лица оказались на одном уровне, и теперь гладил её ноги, всем своим видом умоляя об ответной нежности.

— Я не хочу тут жить, — произнесла Инсу, по-детски надув губки, и наблюдала, как улыбка медленно сходит с лица генерала.

— Можно, конечно, поставить шатёр в другом месте, но милая моя не может жить одна. В этом лагере вы — единственная женщина, — торопливо объяснил командир, но Инсу не позволила ему договорить.

— Вот именно, генерал, ты же в этом шатре ещё и собрания, совещания, — она долго подбирала слово, чтобы оно не оказалось небесным и непонятным для него, — совет проводишь и командиров приглашаешь — так нельзя, я буду просто мешать.

— Для совета можно поставить отдельный шатёр, кроме того на время совета здесь можно ставить ширму. Я знаю, что милая моя хочет сказать, но я ни при каких условиях не собираюсь возвращаться в столицу.

Он опять прочитал её мысли, и Инсу пришлось пустить в ход хитрость: она придвинулась к нему и обняла его голову.

— Ну, послушай, ведь вы сейчас не воюете, а просто стоите лагерем. Ты же не собираешься перейти Амноккан?

— Ни в коем случае. Я всё милой моей объясню, — генерал ответил на ласку и, закрыв глаза от удовольствия, обнял Инсу. — Мы пошли на Согён весной, когда Амноккан широк и буен, и перейти его невозможно, это не позволило монголам стянуть войска для помощи тем гарнизонам, которые здесь стояли. Прошло лето, а сейчас осень, и многие броды открыты — конница легко перейдёт их, скоро будет зима, и нам будет сложно защитить отвоёванное.

«Зима», — Инсу вздрогнула от одного этого слова, — «что будет с ним зимой, в этой продуваемой всеми ветрами палатке, что будет с ним и его больными лёгкими?!»

— Послушай, — Инсу заставила его сесть на лавку рядом с собой, — ну, как мне жить здесь? В холодной палатке, отовсюду дует…

— Дуть не будет… — Чхве Ён виновато вздохнул, будучи вынужден выпустить своё сокровище из объятий, он теперь не знал куда деть свои руки.

— Вокруг одни мужчины, которые заходят без предупреждения и ведут себя по-хозяйски…

— Никто не войдёт, я обещаю, убью любого, кто приблизится или косо посмотрит…

— Я же отсюда даже выйти не могу…

— Я милую мою буду сопровождать, куда бы ей не захотелось пойти… не обещаю, что это будет часто, но я буду стараться…

— Да здесь даже помыться негде! — воскликнула Инсу.

— Помыться? — Чхве Ён вскочил на ноги. — Приказать воды нагреть? Сей же час прикажу… На другой стороне лагеря шатры стоят, а в них бочки, мы греем воду и моемся там, бывает и в неделю несколько раз. Приказать?

— Кома-ааанди-ииир, — Инсу взяла его за руки и придала своему личику особенно жалостливое выражение, пристально вглядевшись в его лицо, — этот приём вкупе с этим словом всегда срабатывал.

— Милая моя не хочет жить со мной? — спросил генерал.

«Ну вот, приехали», — подумала Инсу.

— Глупый, куда я без тебя? Ну, сам подумай: ты болен, а я не могу вылечить тебя, у меня нет инструментов. Я даже нормально осмотреть тебя не могу, потому что ты сопротивляешься, ты мне ничего не рассказываешь…

— Нечего рассказывать…

— Не перебивай. Вот, с мысли сбил, я о том, что нельзя тебе быть здесь особенно зимой, надо вернуться в Кэгён — поживём во дворце, войска твои и без тебя справятся с супостатами. Открою военную тайну — Юань сейчас слаба, и на Корё, скорее всего, не пойдёт, у неё своих проблем хватает. Красные повязки нападали уже?

— Нападали, — ответил он.

— Ну и вот, поедем в столицу, посмотри, как жалобно прошу, командир, ну поедем.

— Я прикажу воды нагреть, — Чхве Ён нечеловеческим усилием освободился от обволакивающего взгляда возлюбленной.

— Вот, какой же ты упрямый… — воскликнула Инсу.

— Пойду, пока мыться будете, здесь всё по всему периметру кожей обошьют, ниоткуда дуть не будет.

Инсу топнула ножкой, но всё было бесполезно — Чхве Ён опрометью кинулся прочь из шатра.

* * *

— С милой моей всё хорошо?

— Хорошо, хорошо, если не веришь, сам сюда иди, что за стенкой-то стоишь и спрашиваешь? — Инсу растирала кожу мочалкой и млела в горячей воде.

— С милой моей всё хорошо? — и нескольких минут не прошло, как голос генерала в очередной раз донёсся снаружи.

— Чем дальше, тем чаще спрашиваешь, ну, коли волнуешься, зайди да посмотри, раз не терпится.

— Ну, что так долго? — в голосе Чхве Ёна слышалось явное раздражение, а млевшей в горячей воде Инсу было хорошо и весело.

— Вот же, неймётся тебе!

— Долго ещё? — на этот раз в голосе генерала не было ни раздражения, ни нежности, он просто умолял об избавлении от невыносимой разлуки.

— Сюда идём, сказала: вылезти помоги. Простынь держи и меня заодно, вот так, — Инсу вылезла из бочки на руки генерала, который завернул её в чистую простыню. — Соскучился? — Чхве Ён смотрел ей в лицо и улыбался. — Ты счастлив? — генерал кивнул. — Не знала, что ты умеешь.

— Чего? — переспросил Чхве Ён.

— Быть счастливым, — уточнила Инсу. — А теперь обратно выйди.

— Зачем? — командир десятитысячной армии никак не мог прогнать улыбку с лица.

— Как это зачем?! — удивилась Инсу. — Я одеваться буду.

— А-аа, — протянул генерал, — ну да.

Чхве Ён аккуратно отпустил своё сокровище на землю и вышел из шатра.

— Кому сказал, ближе подойдёте — убью, убью, сказал.

Инсу тихонечко рассмеялась: «И всё же смешно это только до поры до времени, а если подойдут ближе, то либо убьёт, либо уже поздно будет, мало ли что».

— Ну вот и я, — проговорила Инсу, выйдя из шатра.

— Чего голову не вытерли, ветрено же? — простонал Чхве Ён.

— Ладно, обнимай меня и пошли быстрее. Вечно чувствую себя как под конвоем.

— Что? — не понял генерал.

— Пошли, пошли.

— Сегодня я относительно свободен, посидите за ширмой, пока голова не высохнет, а потом можем либо верхом прогуляться, либо на рынок сходить.

— В таком случае поедем верхом, я покажу тебе, где я жила, пока тебя рядом не было, или не покажу — это я должна подумать, как поступать с тобой в воспитательных целях. Ну послушай, ты мне хоть ногами перебирать самой позволь, ведь просто тащишь меня. Ну… что? Нет? И вправду, нет? Не отпустишь? — Инсу рассмеялась, Чхве Ён не выпускал её из объятий. — Ну ладно, тащи, раз тебе так нравится, только смотри — не надорвись. Вот гляди, это ж Тэман. Тэма-сси-к, привет… — закричала небесный лекарь и замахала рукой. — Чхве Ён-сси, ты чего? — генерал подхватил своё сокровище на руки и утащил в шатёр. — Ты чего себе позволяешь, даже поговорить мне ни с кем не даёшь! Вот же, я тебя, — Инсу замахнулась, но генерал увернулся от удара.

Шатёр изнутри был обшит овечьей кожей, и ветры больше не гуляли по нему, слегка дуло по ногам, но жить было можно. Чхве Ён уложил Инсу на лавку:

— Сидите здесь и не высовывайтесь, — проговорил он и закрыл лавку ширмой.

«Как надоевшего попугайчика», — подумала небесный лекарь, — «впору бы обидеться, только этот человек ничего не знает о попугайчиках».

Инсу сушила волосы простынёй, пока мужчины в палатке вполголоса обсуждали свои дела.

— Я считаю, что нападать будут по бродам отрядами лёгкой конницы, основное вооружение — арбалеты, — узнала она голос Чхунсока и улыбнулась.

— Они будут повторяться? Не думаю, но этот вариант исключать нельзя. По берегу реки продолжаем окапываться, а возле бродов делаем коридоры — по бокам высокие щиты со смотровыми щелями, копейщиков расставить и арбалетчиков, ночью огни не гасить.

— Понял, — ответил Чхунсок.

— Лучше первыми напасть, уж сколько нападения ждём. Перейдём Амноккан и на Ляодунь ударим, если не захватим, то пограбим хотя бы, не всё им нас, — этот голос был Инсу незнаком и отчего-то неприятен.

— Это ты, Сонге, дело говоришь, только как же нападать, местности не зная. Ночью вчетвером за Амноккан пойдём, посмотрим, что да как. Чхунсок, Сонге мал ещё — здесь остаётесь, а ты, Тэман-а, с нами идёшь.

— Тебе, командир, нельзя идти, знают они тебя, — Инсу узнала голос Токмана и прислушалась.

— Знают они меня в парадном доспехе, а я вовсе доспех не надену, — последовал ответ.

— Смотри командир, кабы не думали они, что убили тебя, ждали бы нас в Согёне, а так всё малой кровью обошлось и то только от того, что не ждали.

— Да, тихо ты, голову береги, — Чхве Ён тумаком урезонил подчинённого, но было поздно.

Инсу фурией выскочила из-за ширмы.

— Чего это, чего? Кого убили? Тебя убили? Куда намылились? — воины, собравшиеся возле большого стола, заваленного картами и бумагами, замерли, не ожидая такого напора. — Куда собрался?

— Милая, волосы ещё не высохли, — проговорил Чхве Ён растеряно.

— Значит, погуляешь со мной вечерком, а ночью за Амноккан? Вот же… жить надоело? — Инсу смотрела в его растерянное лицо и медленно составляла в голове план дальнейших действий. Уголки её рта поползли вниз, из глаз потекли слёзы, она тихонечко застонала и повисла у него на шее. — Уйдёшь, значит, и бросишь меня? Не пущу, не пущу, лучше сразу убей.

Совет потерял свой смысл. Чхунсок, Токман, Тэман, Ли Сонге и ещё два командира, которых Инсу не знала, удивлённо обозревали разыгравшуюся перед ними сцену.

— Этак командир, теперь как же? — проговорил Тэман. — Дядька твой надоумил меня, когда ты на рожон прёшь, тебе — сонное, и тело в уголок за лавку задвинуть. А сейчас я и не понимаю, кому сонное подлить? Я ж думал — тебе, а теперь выходит — лекарке: лекарке, тебе, тебе, лекарке. Знаю, обоим подолью и ещё сварю, чтобы надолго хватило!

— Тэман, голову береги!

Остаток дня Инсу провела в постоянном напряжении: о прогулке не могло быть и речи, она лишь следила за тем, чтобы он не отходил от неё дальше, чем на расстояние вытянутой руки, и периодически подкрепляла свои усилия рыданиями.

— Милую мою совсем не заботит моя честь?

Инсу смерила Чхве Ёна презрительным взглядом: она с ним не разговаривала. Впрочем, генерал быстро смирился и совсем не пытался вырваться из-под опеки возлюбленной: он не выказывал ни озабоченности потерей уважения в глазах подчинённых, ни неудовольствия от ограничения свободы перемещения, — и к ночи Инсу окончательно успокоилась. Вечером она уложила его на лавку и долго искала удобную для себя позу, пока он, молча, наблюдал за её стараниями. Она положила его правую руку себе под спину, легла головой на его грудь и обняла его ноги своими.

«Не уйдёт, даже если я усну», — подумала Инсу и спокойно позволила сну овладеть собой, проснулась она на рассвете в той же позе — он обнимал её, сцепив руки в замок за её спиной, и спал беспробудно. Инсу заворочалась, пытаясь разбудить его, но он не реагировал на эти старания. Она приподнялась на руках и стала рассматривать его и гладить по волосам.

«Вот они все: шрам над правой бровью, шрам под правым глазом, два — под левым, вот он мой любимый нос, а эти губы я поцелую», — он повернулся набок, к ней лицом, только ближе подвинулся, крепче прижал её, так что Инсу увидела рваное левое ухо, и продолжал спать. «Что это я: он же воин и ходить на разведку — его работа, нужно было повести себя иначе, добиться того же, но другим способом, а я опозорила его перед подчинёнными. Ну и ладно, командир, хватит, намахался уже, надо и о себе подумать», — Инсу приподнялась, поцеловала его в ухо, закопалась носом в его волосы и отпрянула — волосы предательски пахли гарью, дымом и кровью. Инсу попыталась отбросить его руку — не тут-то было — он явственно застонал, но не проснулся.

— Ну хорошо, командир, хорошо же, — Инсу продумывала в голове хитрый план, она закрыла глаза: «План по возвращению в Кэгён под кодовым названием “Прощай оружие”. Пункт первый — он должен проснуться раньше. Пункт второй — информация. Пункт третий — что-то серьёзное должно случиться, серьёзное настолько, чтобы заставить его передумать».

Инсу проснулась от того, что он играл её волосами, она открыла глаза. Этот человек, улыбаясь своим насмешливым взглядом, смотрел на неё и собирал с подушки её растрепавшиеся от долгого сна огненно-рыжие локоны.

— Милая моя пропустила завтрак и скоро останется без обеда, — Инсу с довольным видом потянулась и поцеловала его в губы. Он ответил на поцелуй и притянул её к себе. — Моя милая больше на меня не злится?

— Прости меня, — проговорила Инсу и спряталась у него на груди, — я опозорила тебя перед подчинёнными, в следующий раз я найду другой способ удержать тебя.

Чхве Ён усмехнулся и обнял её.

— Я свободен сегодня. Куда мы пойдём после завтрака?

Инсу задумалась:

— Пойдём на рынок.

— На рынок лучше идти на голодный желудок, мало ли что моей милой захочется попробовать там. Сегодня в Согёне люди будут отмечать праздник середины осени, на рынке поставят огромные качели, будут играть в кабэ, а ночью под луной будут петь и танцевать, милой моей это должно понравиться.

Генерал поднялся с постели и стал одеваться.

— Ты ночью вставал и рубашку менял? — спросила Инсу, буравя взглядом его спину. Он вздрогнул, прежде чем ответить:

— Нет, я спал всю ночь как убитый.

— У тебя же всего одна короткая, остальные длинные по колено под доспех. Вчера ты был в короткой, а сегодня — в длинной.

— Моя милая ошибается: я вчера был в длинной рубашке и сегодня в той же, в которой уснул.

— Идём сюда, — Инсу поманила генерала к себе, заметив, как он побледнел, Чхве Ён с опаской подошёл к лавке и опустился на колени, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с лицом возлюбленной, Инсу поцеловала его в губы: «Пункт второй — нужна информация», — сейчас мы пойдём обедать, я очень голодна.

* * *

— Тэман-сси, Тэма-сси-к, сядь со мной, — позвала Инсу, усаживаясь за общий обеденный стол, — идём сюда — кушай, — Тэман с ногами залез на скамейку, взял рисовый шарик из рук небесного лекаря, обнюхал и просиял улыбкой, пока Чхве Ён по другую руку от лекарки сумрачно копался ложкой в миске с супом и сверкал на своего воспитанника глазами. — Тэма-ссь, так ты, значит, травы знаешь?

— Травы? А, зеленуху-то знаю, знаю зеленуху и грязюху кое-какую знаю, меня Тоги учила как командира лечить, чтобы не совсем помер. — Тэман по очереди откусывал то от одного шарика, то от другого и с шумом втягивал ртом суп прямо из миски.

— И как же ты его лечил?

— Так и лечил — грязюхой да зеленухой, зеленухой да грязюхой.

— Что за зеленуха-то, Тэма-ссь? — спросила Инсу, чувствуя как внутренности сплетаются в узел от охватившей тело паники.

— А такая одна жгучая-жгучая, а другая знаю, как называется, запомнил — тысячелистник, из неё, значит, отвар делал, а ещё листья вишни толок и это, что ещё по дорогам растёт, а грязюху из речки брал: опять на ноги ему надо, пока не ходили.

— Тэман-а… — Чхве Ён болтал ложкой в миске, с опаской прислушиваясь к разговору.

— Вишня и подорожник останавливают кровотечение, а тысячелистник и крапива улучшают кроветворение, — проговорила Инсу, посмотрев на генерала. — И как же тебя так угораздило? Ну конечно, без ран ты жить не можешь — была большая кровопотеря.

— Тэман-а… — простонал Чхве Ён, но Инсу постаралась заглушить его стон.

— Кушай-кушай, Тэма-ссь, а отчего командир твой ходить не мог?

— Так ноги не ходили, вот он и не ходил.

— А отчего же ноги не ходили?

— Тэман-а… — на этот раз генерал вложил больше сил в окрик, и занятому интересным разговором с приятным собеседником мальцу пришлось ответить на него.

— Ну чего командир, чего?

— Умолкни, а? — жалобно попросил генерал.

— Умолкнуть говоришь, а если не умолкну, то что? — просительные интонации в голосе командира настроили Тэмана на игривый лад.

— Тэман-а… — простонал Чхве Ён.

— А ты ешь, сиди, а то остынет, и не терроризируй ребёнка! — проговорила Инсу, повернувшись к генералу.

— Что? — переспросил он.

— Ай, опять не то сказала: ешь, говорю, наворачивай, — Чхве Ён послушно принялся за еду под взглядом возлюбленной, и она, убедившись в силе собственных слов, опять отвернулась от него. — А ты не слушай его, Тэма-ссь, так отчего, говоришь, ноги не ходили?

— А почём мне знать? Не ходили и всё: я как его из ямы достал, они уже не ходили, а дальше он сам их калечил, — на коленках ползал, всё к полнолунию ему к той дырке доползти да к дырке…

— Что за яма-то, Тэма-ссь? — игривое настроение, владевшее Инсу с утра, окончательно оставило небесного лекаря.

— Так, яма как яма: людей как хоронят, вот такая-то и была яма. Я придурков, которые копали, убил, а его достал — дождь шёл, так что сам бы он не вылез, хоть и старался.

Чхве Ён доел суп и быстро в два укуса ликвидировал доставшийся ему из общей корзины шарик, поднялся со скамьи и подхватил Инсу на руки.

— Куда, куда ты меня? Я ж ещё не доела, я есть хочу — положи обратно.

— Милая моя не ест, а только болтает.

— Я ем, положи, откуда взял, говорю, — Чхве Ён посадил возлюбленную за стол, сам сел рядом и схватился за голову.

— Тэма-ссь, что за яма, что за придурки? Его что живого закопать хотели, Тэма-ссь? — Инсу побледнела.

Чхве Ён во второй раз поднялся с лавки и схватил своего воспитанника за шкирку, но Инсу успела перехватить его руку за запястье:

— Не тронь его, понял — отпусти, — генерал отпустил воспитанника и вернулся на место.

— Этак он в бешенстве, командир-то, этак опасно… Нет, лекарка, пошёл я, этак он и убить может.

— Тэма-ссь, Тэма-сси-к? — звала Инсу, но Тэман бежал прочь, только пятки сверкали.

Генерал схватил небесного лекаря за руку и потащил за собой, она бежала за ним, едва поспевая:

— Стой да постой же ты, стой, дай дух перевести, стой, — кричала она ему в след, но генерал остановился только на подходе к городу, Инсу раздражённо отбросила его руку. — Кто? Кто хоронил тебя заживо, кто скажи мне, скажи! Как твои ноги: они же до сих пор болят, ты вздыхаешь каждый раз, когда встаёшь или садишься, ты болен, моё сердце разрывается, когда я вижу, как тебе больно.

Чхве Ён притянул Инсу к себе и обнял её:

— Дожить до возвращения моей милой было очень сложно, но я дожил, так важно ли что было и будет, если сейчас мы каждый день вместе? Сердцу моей милой будет больно, когда она узнает о том, что убило меня.

— Глупый, ты жив, глупый, но как же я смогу вылечить тебя, если не узнаю, чем ты болен? Глупый…

Инсу пыталась вырваться, но генерал крепко держал её в объятиях, лаская её голову.

— Ах деточка, ах красавица, — старушка с вязанкой дров на спине спускалась с холма, и стала свидетельницей этой сцены, — ах красавица, как же хорошо, когда муж так обнимает.

Чхве Ён вздрогнул от неожиданности и отстранился. Инсу вытерла слёзы:

— Он мне не муж, матушка, мы просто спим вместе.

— Что? — старушка не могла поверить своим ушам.

— Он мне не муж, мы просто спим вместе, — повторила Инсу.

— Ай срамница, ай срамница, — заголосила старушка и заторопилась прочь.

Инсу стала спускаться с холма, и Чхве Ён бросился за ней:

— Я не хочу помнить плохое, я хочу вычеркнуть эти четыре года из своей жизни, давай забудем всё, прошу, будем просто жить и будем счастливы. — Он опять обнял её. Небесный лекарь ответила на объятие, приникла к его груди и прислушалась: сердце билось ровно, дыхание было тяжёлым и жёстким, но хрипов она не слышала.

— Хорошо, — она посмотрела ему в лицо и улыбнулась.

Он взял её за руку, и они стали спускаться с холма.

— А это что, командир? — Инсу шла по рынку и с любопытством разглядывала людей и товары.

— Моя милая хочет это попробовать?

Инсу кивнула: монеты быстро перекочевали из рук генерала продавцу, и она получила лакомство.

— А, что это? — переспросила она.

— Рис с мёдом.

— Мммм, как вкусно, — Инсу зажмурилась от удовольствия, она не помнила, когда в последний раз ела сладкое, — никогда не ела ничего вкуснее.

— Разве на небесах не делают подобного? — удивился Чхве Ён.

Инсу пожала плечами:

— Может и делают, только точно не так вкусно, а вообще я уже мало что помню о небесах, — проговорила она и рассмеялась.

Инсу была счастлива, малейший её каприз, малейшее желание, произносилось ли оно вслух или угадывалось немедленно исполнялось, о большем она и мечтать не могла. Одежда и украшения — этот человек не видел смысла в этих вещах — но, если этого хотела она, то смысл был только в её желании. Инсу выбрала два платья — красное и белое из драгоценного шёлка — настоящих драгоценностей, конечно, здесь не было, но к этим платьям они не были нужны, потом они поужинали, и в ожидании праздника просто гуляли по узким улочкам Согёна.

— Вот, вот она — срамница! Вот, вот она — красноволосая кумихо, бей её! — уже знакомая Инсу старушонка в сопровождении толпы детишек мал мала меньше появилась из-за угла и указала карающим перстом в сторону небесного лекаря — камни полетели в неё: Инсу не успела среагировать, а Чхве Ён успел — первые были отбиты, а потом он просто закрыл её собой и медленно повёл в противоположную сторону от беснующейся толпы.

— Придётся уйти, — шептал он, обнимая её, — поверь, мы бы сразу поженились, если бы здесь в окрестностях мог кто-то обвенчать нас: здесь был огромный монастырь, но красные повязки сожгли его — никто не выжил, — его голос был абсолютно спокоен, а тело вздрагивало от ударов, которые Инсу чувствовала не кожей, а сердцем, — она ускорила шаг и перешла на бег, но как бы быстро она не бежала, ей всё равно казалось, что двигается она слишком медленно. Толпа не оставляла их в покое, пока не стемнело.

— Что с тобой? Что с тобой? — Инсу всхлипывала, глотая слёзы, и прижималась к нему, стоя на вершине того самого холма.

— Жаль, что не увидели праздник, — проговорил он, — но я принял решение — мы завтра же уезжаем в Кэгён, мы должны пожениться. Король засвидетельствует наш союз. Я не оставлю здесь Чхунсока, Токмана и Тэмана — в моё отсутствие армией будет руководить Ли Сонге. Он, конечно, слишком молод для такого ответственного поста, я был старше, когда получил должность командира удальчи, но этот малец талантлив, как мне кажется.

— Вернёмся в лагерь, ты можешь идти? — небесный лекарь видела, что генерал ссутулился и тяжело опирается на меч. — Обопрись на меня.

Он обнял её, и они медленно пошли к лагерю, ночь была непроглядной — Инсу видела только контуры его тела — вскоре, они вошли в шатёр, и она зажгла лучину:

— Погоди, только на спину не ложись, — я помогу раздеться, — она осторожно взяла у него из рук меч, вытащила кинжал из-за пояса, и аккуратно разрезала на нём верхнюю одежду:

— Не шевелись, постарайся не двигать плечами — сейчас слишком темно, чтобы я могла осмотреть тебя, — она развязала манжеты и стянула с него одежду через руки. — Обопрись на меня, ну давай же, — он, очевидно стесняясь собственной немочи, не подчинялся приказам, и Инсу пришлось повысить голос. — Обопрись, я сказала! Вот так, осторожней, ложись.

— Не надо, я сам.

— Лежи и не двигайся, обувь я сниму. Хорошо, что по голове не попали, наверное, просто слишком высоко для них.

— Кинжал за голенищем, — проговорил он.

— Поняла, да уж раз столько оружия взял, мог бы и доспех надеть. Постарайся не двигаться, пока не рассветёт, просто лежи и спи, слышишь? — он не ответил, просто взял её за руку, притянул к себе и, кажется, сразу уснул: так и спал, не отпуская её руку.

Инсу проснулась за час до рассвета в холодном поту — ей приснился старый страшный сон, впрочем, был ли это старый сон или новый, она не была уверена. Она видела чёрную улицу и чёрный дом, чёрную комнату и человека в чёрном: этот человек лежал прямо на земляном полу, безвольно разбросав руки, и ей было очень сложно к нему приблизиться; она не могла понять почему, но она с трудом села рядом с ним на землю, приподняла его так, чтобы его голова легла ей на плечо — голова безвольно покачнулась и неестественно запрокинулась. Инсу зашлась криком отчаяния — этот человек не дышал, а его тело было холодным:

— Не умирай, не умирай, умоляю — только не умирай, — она опоздала. Она поцеловала его в лоб, прижалась щекой к его щеке, взяла его руки в свои и разрыдалась.

Инсу открыла глаза и испугалась — явь была продолжением сна: он смотрел на неё стекленеющим взглядом и бился в конвульсиях, лавку слегка потрясывало.

— Что с тобой, что? — закричала Инсу, он закрыл глаза и отпустил её руку. — Что с тобой? — Инсу вскочила с постели, схватила со стола кинжал и разрезала на нём исподнее: его спина была покрыта багровыми кровоподтёками, его состояние говорило об обширном внутреннем кровотечении. — Будет больно — потерпи, потерпи, прошу тебя. Я должна проверить, целы ли кости, — кости были целы, мышечный корсет спас, но этот человек истекал кровью, прикоснувшись к нему, она, по-видимому, задела один из повреждённых сосудов, он зашёлся кашлем, подушка окрасилась алой кровью.

Инсу хлопнула себя по лбу и бросилась к своему рюкзаку. Что она может сейчас без инструментов — ничего, да нет, как же ничего, как же те два года, что она изучала корёскую медицину в монастыре. Инсу достала подаренный ей лекарем Ханом кошелёк с иглами — первым делом снять боль. Вот так. Теперь замедлить сердцебиение. Инсу подняла штанины и закричала от ужаса: «Ноги, его ноги!»

— Чхве Ён-сси, открой глаза, смотри на меня, взгляд не отводи, — он посмотрел на неё. — Вот так, не вздумай умирать. Назови меня по имени.

— Милая, — простонал он.

— Это имя ты мне сам придумал, ну и ладно. Объясни быстро, что за отметины у тебя на щиколотках.

— Цепи, — прошептал генерал и закрыл глаза — он с трудом удерживался на краю сознания.

— Цепи? Что за цепи, ну, что за цепи? Чхве Ён-сси, ты только сознание не теряй!

Он опять зашёлся кашлем, ярко-алая кровь выходила из горла сгустками — лёгочное кровотечение — причиной были те удары по спине.

— Будь проклята эта мерзкая старушонка! — закричала Инсу. — Тэма-ссь, Тэма-сси-к, где ты, Тэма-ссь, быстрее тащи свою зеленуху, ту, которая жжётся, — другую не тащи.

«Хрупкие сосуды и плохая свёртываемость. У кого? У него? Он же воин, он каждый день получает удары и мелкие ранения… Хрупкие сосуды и плохая свёртываемость…»

Инсу не заметила, как Тэман оказался в генеральской палатке:

— Эт, эт, кто его бил-то? Убью, всех убью.

— Крапиву принёс?

— Эту жгучую принёс. Стало быть, она — крапива?

— Давай сюда. Часто с ним такое? — Инсу не собиралась терять время на объяснения.

— Да с пол пинка. Кто бил-то, командир? — Чхве Ён молчал и следил за ней взглядом.

— Его не били, в городе камнями закидали, только не его, — проговорила Инсу, её глаза увлажнились.

— А, ну это понятно, этак наш командир: кого бы не били, ему только бы битому ходить.

— Как же его напоить? Нельзя ему на спину опираться. Давай, помоги ему сесть, Тэма-ссь.

Пока Тэман вливал своему окончательно ослабевшему командиру в рот отвар по капле, Инсу меряла шагами палатку и разговаривала вслух сама с собой:

— Лёгочное кровотечение, лёгочное кровотечение — это очевидно, и сомнений быть не может. Только ли лёгочное, может, повреждены и другие органы, это никак не узнать. Так, причины лёгочного кровотечения: повреждение грудной клетки, но рёбра целы, инфекция, сердечно-сосудистые заболевания, длительный необоснованный приём антикоагулянтов, но это исключено. Чхве Ён-сси, ты меня слышишь, слышишь меня: посмотри на меня, ну, прошу. — Она взяла его руку и приложила к своему лицу. — Мы же должны уехать сегодня, ты не можешь так вот умереть и сделать меня виноватой в своей смерти, слышишь? Прошу тебя, — она поцеловала его ладонь, он явственно застонал, но глаз открыть не смог. — Тэма-ссь, ты говоришь, это не в первый раз, когда был первый?

— Так, говорю же, как из ямы достал, он уже кровью истекал, с тех пор время от времени вот так… — пока Инсу предавалась размышлениям, воспитанник генерала не терял времени даром: Чхве Ён был переодет в свежую рубашку, свёрнутые валиком одеяла положены ему под грудь, он полусидел, опираясь на этот валик из одеял, и недовольно постанывал, когда суетившийся вокруг него приёмыш маячил перед взором.

— Тэма-сси-к расскажи, кто его хоронил.

— Да, почём мне знать? — Тэман сменил окровавленное бельё и теперь, приобняв приёмного отца за плечи, пристроил его голову на своём плече. — Два мужика здоровенных из дворца вынесли связанного да в простыни замотанного — мужиков тех больше нет, а командир мой живой и не помрёт, вот увидите, лекарка.

— Из дворца? — вскричала Инсу от удивления.

— Так откуда ещё, конечно, из дворца. Из дворца или из королевской лечебницы? — задумался Тэман. — Ну, его в королевскую лечебницу от врат-то притащили, ох, и сопротивлялся же он, никак не хотел уходить оттуда. А вынесли, значит, из дворца. Король уж больно серчал на него, говорил вылечить даже против воли, лучшего лекаря на этой земле найти.

— Его величество не мог обмануть моих ожиданий, я всегда верила в него. Тэма-ссь, ему холодно, пот липкий, ещё одеяла тащи, давай, я его подержу, ему ложиться сейчас никак нельзя, ноги ему вниз опусти с кровати, — Инсу, наконец, сменила мальца у постели больного, почувствовав желанную опору под головой, Чхве Ён задышал спокойней. — Нужна коагулограмма, рентген и компьютерная томография, нужны гемостатики. Гемостатики, так Тэман-а, черноплодную рябину, кукурузу, шиповник, калину, что-нибудь из этого знаешь? Спорыш? Сушеница?

— Что? — переспросил малец, запуская руки в волосы.

— Совсем ничего. Так, понятно. За Чхунсоком беги и Токмана заодно приведи, мы с тобой гулять пойдём, зеленуху искать, а они пускай с командиром остаются, лежать ему нельзя и на спину опираться тоже, так что пускай его всё время поддерживают.

Услышав этот план, Чхве Ён недовольно застонал, сразу как-то весь обмяк и навалился на неё, показывая всем своим видом, что никуда от себя не отпустит.

— С вами гулять, ваша милость, не буду — командир убьёт меня, как узнает, а мне помирать совсем неохота, — ответил Тэман твёрдым голосом.

— Тэма-сси-к, некогда препираться, а не то помрёт твой командир, слышишь?

Тэман подпрыгнул на месте от возбуждения.

— Так, слушай меня! — приказала Инсу. — На рынке были орехи, я видела грецкие — в город беги — и зелёный чай.

— Бегу, бегу, — вскричал малец.

— Стой, местность-то здесь гористая, а болота, и болота ведь есть?

— Так, как же им не быть, — последовал ответ.

— Значит, спорыш и сушеница. Давай быстрее, Тэман, — генеральский воспитанник исчез из вида.

Чхве Ён приподнял голову, посмотрел на Инсу и блаженно улыбнулся.

— Тише-тише, командир, — проговорила она и погладила его по голове, — я здесь, я рядом. Как бы тебе не было сейчас больно, станет легче, только бы улучшить свёртываемость, а потом посмотреть, что у тебя внутри. Как бы ты не сопротивлялся, я должна узнать, что было с тобой. Теперь я знаю кое-что, и сердцу моему больно, но это пройдёт так же, как и твои болезни.