Чудовище (джен)

Наверно, все же не стоило идти на поводу нетерпеливости мелкого. Возможно, если бы мы дождались февраля, я бы не валялась сейчас на полу, схваченная за шею и не пыталась бы противостоять сильнейшему легиллименту столетия. А может быть и нет: учитывая особенности физиологии змеемордого, до Имболка мы вообще могли не дотянуть. Дело в том, что новое тело Реддла обладало чудовищной приспособляемостью и адаптивностью, в том числе и к ядам.

Как бы то ни было, когда уже через месяц после визита в Гринготтс я начала вполне уверенно — на уровне года эдак восемьдесят девятого — орудовать палочкой, мы все же решились на тест-драйв. Нет, резать я ничего не собиралась, как бы меня шкет ни уговаривал, а вот посмотреть, так та же ладанка отреагирует на бойловский ритуал, посмотреть стоило. Да и выявить связь Воробушка и Лорда было бы неплохо. Но от моего насмешливого «Мазохист!» все вышеперечисленное Гарри не спасло: само по себе отображение души было для субъекта ритуала весьма болезненными. Чудненько!

Итак, после того, как то ли девятого, то ли десятого октября мы с мелким устроили маленькую магическую дуэль, началась подготовка к ритуалу. Он был назначен на двадцать четвертое число — ближайшее новолуние — и мелкий еще сокрушался: тогда же должно было произойти полное затмение, что делало этот день абсолютно идеальным для сеанса душевной ампутации. Досокрушался: правильно восточные мудрецы говорили об исполнении желаний.

Те две недели подготовки для нас пролетели быстро. Пост, медитация, ритуальные омовения — в ледяной воде, между прочим, редкая мерзость, тем более по осени на Козуэе. Погода, кстати, портилась не по дням, а по часам, и уже невозможно было поверить, что совсем недавно в бухточке царило вполне себе солнечное и ласковое лето. Зато мелкий все же обновил свой гардероб, пусть это и была только магловская одежда. В магической пока смысла не было: в конце сентября его колдографии вновь вернулись на передовицы магических газет. Да и ладанка в сентябре-начале октября дергалась как живая.

Наступление по всем фронтам на Альбуса Дамблдора не закончилось для дедули потерей поста Главы Визенгамота и кресла Председателя МКМ, и, Naomh Pádraig, как же по этому поводу злорадствовали ирландские борзописцы! (п/а: Во имя Патрика!) О, нет, теперь Министерство и некоторые чистокровные замахнулись на святое: должность директора Хогвартса. Поскольку за него Пожиратель Долек держался зубами, в дело пошло все, что было в наличии. Поэтому с первого сентября в школе начала свою работу министерская комиссия, проверявшая качество обучения, а три недели спустя к процессу подключили мисс Скитер. Мерзкое насекомое, судя по всему, еще летом добралось до Литтл-Уингинга и после отмашки заказчиков еженедельно (для поддержания нужного градуса настроений электората) радовала опусами о детстве и отрочестве Мальчика-Который-Выжил. На свет постепенно вытаскивалось все: и диагноз детского психолога, и драки, и отношение к ребенку соседей. Вишенкой на торте стало интервью великолепной Риты с маленьким магленком Раулем. Этот наполовину филиппинец так же, как и некогда мелкий, частенько служил грушей для Дадликовой банды. Так что он прекрасно знал и об «охоте на психа», и о том, как мелкий заслужил репутацию отъявленного хулигана. Более того, кое в чем Поттер был для Рауля образцом для подражания, а его «Он не побоялся выйти один против пятерых и победил!» было вынесено в заголовок. А ведь не только Скитер занималась директором, так что популярность Дамблдора резко пошла на спад. По всему выходило, что в следующем году в Хогвартсе будет другой директор. Rath ar an obair! (п/а: ирл. Бог в помощь!)

А пока господин бывший — как приятно-то звучит — Глава Визенгамота судорожно пытался замедлить свое падение, я из абсолютно диких компонентов делала специальные свечи. И пусть половину всей той дряни я добыла сама, по моргам и клиникам, для оставшейся половины пришлось покрутиться будь-здоров. Кроме того, стоило еще и задуматься об инструментарии, так неосмотрительно — кто ж знал, а? — мною проданном. Понятно, что все мне и не было нужно, а кое-что, опять-таки, можно было сделать своими руками, вроде палочки против прикусывания языка. Но вот от набора ножей, щипцов и прочего из обсидиана общей численностью в сто предметов остался лишь обломок ножа в несколько дюймов. А нужен был хотя бы серп, несколько гвоздей и скоб и пара фиксаторов. Однако я не унывала, считая, что до февраля я необходимый минимум добуду. Как в дальнейшем оказалось, в случае крайней необходимости обломок ножа прекрасно способен заменить весь инструментарий. Не сказать бы, что я была этому случаю рада.

Что интересно, никаких дурных предчувствий по поводу предстоящего ритуала у меня не было. Я даже Добби велела ложиться спать, отказавшись от его помощи: ушастик плохо переваривал темную магию, так чего зря дергать бедолагу? Вечером двадцать третьего я, больше из мелкой мести, чем по необходимости, побрила Воробья налысо, и тот весь ужин радовал нас своим скорбным видом и оттопыренными ушами. Собственной лопоухости подросток еще с сопливого детства стеснялся и считал невообразимым уродством. Помнится, постричь в первый раз я его смогла с большим трудом, и только заверения от меня, парикмахера и продавщицы мороженого в том, что стрижка ребенку к лицу, смогли хоть чуть-чуть вернуть пацаненышу душевное спокойствие. Порция фруктового льда закрепила успех.

В половину пятого утра мы начали. Мелкий окунулся в находившуюся чуть ниже пещеры ритуальную купель, которая наполнялась из близлежащего ручья. Мокрый и дрожащий, он растянулся на темном жертвенном камне, а я, сама несколько часов назад побывавшая в той же прохладной водичке, надежно зафиксировала его руки, ноги и голову. Потом я его напоила зельем, которое должно было погрузить подростка в транс. Чтоб в процессе шкет не прикусил язык, между зубами была вставлена деревяшка. Потом расставила и зажгла свечи. Освещение в пещере было потушено, только около нашего коматозника горел слабый огонек. Я вытащила палочку и, выдохнув, решительно произнесла начальную фразу ритуала. Свечи затрещали, тело мелкого перестало дрожать и вытянулось в струнку, а на стене начала формироваться эдакая темная клякса, должная отображать его душу. Потом зашипел от первых болевых приступов мелкий. К тому времени, как невнятное пятно на стене пещеры стало более-менее похоже на то, что было нарисовано в манускрипте Бойлов, у меня начали подрагивать руки. Ритуал тянул из меня силы как пылесосом. Воробей же бился в фиксаторах как под Круцио.

В принципе, на этом можно было и заканчивать: игра теней от жутко вонючих свечей создала практически трехмерную проекцию, на которой ясно была видна связь между шкетом и Реддлом. Уж не знаю, как ее для себя видел Воробушек, но на стене она отображалась пучком довольно-таки мерзких щупалец. Была бы я менее привычна ко всяким там потрохам, личинкам и заспиртованным младенцам, давно бы сблеванула. Я уже собиралась потушить свечи, как заметался и протестующее замычал мелкий, а сами щупальца черной, как битум, волной пошли от Реддла к Гарри. И когда я проследила взглядом за щупальцами, у меня зашевелились волосы от ужаса: змееобразный гуманоид на кровати шевелил руками и головой, явно пытаясь освободиться.

В панике я замерла на месте на пару секунд, однако темная дрянь, будто пытающаяся влиться в мелкого, заставили отмереть. Пока Воробушек держался и блокировал извивающиеся отростки, но насколько его хватит, я не имела понятия. Надо было срочно что-то делать. И я заметалась по столам. Обломок ножа, которым, возможно, резали меня саму, был найден быстро. А вот чем заменить чашу с жидким копалом, я не представляла. (п/а: Копал — твёрдая, трудноплавкая, имеющая химическую стойкость, похожая на янтарь ископаемая природная смола, одна из лучших натуральных имитаций янтаря) В отчаянии оглядевшись, я наткнулась взглядом на янтарный кулон с клевером, подаренный мне мелким на втором курсе, и наудачу схватила его. Нашарила в одном из ящиков медицинские щипцы и перчатку из драконьей кожи, с помощью которых обдирала ядовитый мох. Положила рядом с жертвенником гоблинский боуи мелкого, лежавший на стопке его одежды. Потом от души помолилась, попросила у кого можно и нельзя удачи и подошла к жертвеннику. По лицу мелкого уже катились крупные капли пота, дыхание было хриплым со всхлипами.

Еще раз оглянувшись на Реддла, я резко выдохнула и занесла нож. Резать предполагалось по телу, глядя на тень. Первый удар я нанесла по самому толстому щупальцу, который рос от места, где располагался знаменитый шрам. Мелкий завыл от боли, когда кончик ножа коснулся воспаленной кожи. Постаравшись не отхватить ничего лишнего, я подцепила ножом щупальце, дернула и подсунула под его изгибающийся кончик янтарную пластинку. Было бы время, я б выругалась, глядя как черная мерзость, вытекавшая из шрама, впитывается в янтарь. Но времени не было, и я принялась на следующий отросток. Всего их было около десятка: лоб, темя, виски, за ушами, на гортани, чуть ниже глаз. Лицо мелкого покрыли обильно кровоточащие порезы, и каким чудом я не задела глаза, я была без понятия. От боли Воробей уже хрипел, на груди в такт сердцу багряным пульсировала ладанка. Щупальца пытались соскользнуть с ножа, а одно даже едва не присосалось к моей левой руке, но я его попросту рубанула, с мимолетным удовольствием услышав тот стон боли, изданный высоким, чистым, вымораживающим внутренности голосом змеемордого.

Наконец, все отростки были собраны в почерневшей янтарной пластине. Мелкий вроде бы потерял сознание: он лежал, не шевелясь, и только еле вздымающаяся грудь говорила, что подросток жив. Я оглянулась: Реддл уже встал с кровати и пытался пройти ограждающий круг. Про себя, но от души пожелав ему провалиться ко всем чертям, я сняла фиксаторы с Воробушка, потом взяла нож шкета и, положив пластинку на пол, от души вонзила его в кусок янтаря. Она треснула, а меня отбросило в сторону. На какой-то миг я потеряла ориентацию в пространстве, а следующим, что я увидела, были алые буркалы Тома Реддла.

Когда Воробей говорил, что Том — сильнейший менталист столетия, я как-то отстранено это восприняла. Зато теперь сполна осознала, что именно это значит: Реддл проламывался в мое сознание с неумолимостью снежной лавины. Я попыталась отвести глаза, надеясь хоть чуть ослабить напор, но где уж там! Зато увидела нож. Палочку у меня уже выбили, а удары руками и ногами не произвели какого-либо эффекта, только ледяные пальцы с острыми когтями еще сильнее впились в горло. И тут краем глаза я заметила шевеление теней. Поняв, что это, я совершила абсолютно безумный поступок.

Резко, из последних сил сначала усилила сопротивление, а потом полностью раскрылась. На пару мгновений это заставило Реддла потерять ориентацию, а я уже забрасывала его воспоминаниями, как можно более подробными: вот я просыпаюсь на ледяных камнях Козуэя, мне холодно-холодно-холодно, так, что даже Том чувствует этот пронизывающий до костей ветер. Вот я убиваю, вот я пытаю, вот я просыпаюсь рядом с Бананом, вся в крови, и Тому нравится то, что он видит. Нравится так, что на еле слышный лязг ножа он реагирует чуть погодя. Опоздав на долю секунды и на целую вечность. Потому что Воробей успел подобраться к нему со спины и вскрыть его горло от уха до уха. Так, как я когда-то его учила. Ха! Go hIfreann leat, a chladhaire! (ирл.: Катись в ад, ублюдок!) Тебя там уже заждались! Fáinne óir ort, Воробушек! (п/а: ирл. Молодец)

Я еле успела подправить движение Реддловой тушки так, чтобы этот выродок не грохнулся на меня, однако это не уберегло мое лицо от хеймы, от которой я с трудом отплевалась. Вытерев лицо рукавом ритуальной мантии, я приподнялась на локте и попыталась отползти от Тома. В паре шагов так же ползком к выходу двинулся шкет. По ходу, ни у кого из нас сил, чтоб подняться на ноги, не было. I gcuntais Dé, что там подняться, сил на разговоры даже не было! (п/а: ирл. Господь свидетель!) Так что я просто мотнула головой к выходу, и мы поползли, инстинктивно желая оказаться от валявшегося в луже собственной крови гуманоида как можно дальше. По пути наткнулись на палочку. Так мы и выбрались на четырех костях на бодрящий ветерок побережья: мелкий в одних трусах и намертво зажатым ножом в руке и я — с палочкой и в заляпанной всякой дрянью мантии.

И тут черт меня дернул оглянуться. То ли Реддл и в самом деле зашевелился, то ли меня приглючило, но это зрелище стало последней каплей для моих истерзанных за это ainnis утро нервов. (п/а: ирл. дерьмовое) Запаниковав, я подняла палочку и захрипела, что было сил:

— Финдфайр! — вкладывая в заклинание всю магию, гнев и страх, что еще оставались.

Яркое пламя осветило пещеру, за какой-то миг охватив все, что там было. Казалось, пылало все, даже то, что гореть не может. Стена пламени почти добралась и до меня, но тут земля затряслась, и вход запечатало камнями. Наверное, это был Добби, которого сумел позвать мелкий. Домовика я так и не увидела: грохот камней был последним, что я услышала прежде, чем тьма окончательно и бесповоротно поглотила меня.