Светотень (гет)

На тупик Прядильщиков спустилась ночь. Эйлин наконец уложила спать маленькую Лоренцию; добрых полтора часа она укачивала её, уже настолько тяжёлую, что расхаживать с ней по комнате взад-вперёд стало несподручно. Так что миссис Принц уселась на край кровати и раскачивалась, снова и снова напевая одну и ту же колыбельную. Несколько раз ей казалось, что девочка уснула, и Эйлин замолкала, но голубые глазки тут же широко открывались, и Лори тихим (пока что тихим) кряхтением требовала ещё. Наконец малышка действительно заснула, причём настолько крепко, что не проснулась, когда её уложили в кроватку.

Полюбовавшись улыбкой спящей дочери, Эйлин разделась и легла; она очень устала, но сон не сразу настиг её. Лёжа в постели, она думала о том, что будет дальше. Её временное проживание у Тобиаса Снейпа должно было закончиться. Оправдание их с Лори пребывания в тупике Прядильщиков — позирование для картины, — теперь потеряло силу. Эйлин усмехнулась: зря она училась на Слизерине, другой хитрец на её месте сделал бы так, что Тобиас писал бы картину вечно. Или... кто-то другой просто приворожил бы бедного маггла.

В самом деле, так странно... неужели всё это происходило с ней, наяву? Она не послушалась отца и сбежала от мужа, и скрывалась у никому неизвестного маггла, с которым большинство её родственников и знакомых даже разговаривать не стали бы — это было ниже их достоинства. Кроме того момента в больнице, когда Тобиас держал её за руку, не произошло ничего такого, чего она, как замужняя женщина, могла бы стыдиться; конечно, это благодаря тому, что Эйлин больше не забывала про отвлекающие чары. Да и что могло привлечь в ней Тобиаса, как и любого другого мужчину? Дерек и тот женился на ней из-за обычая, а отнюдь не по любви.

Любила ли она сама его? Эйлин росла, зная, что у неё уже есть жених; она видела его редко, почти не разговаривала с ним до тех пор, пока о дате свадьбы не было объявлено, но по-своему была привязана к нему. Так сказать, заочно. Она ощущала, что уже не свободна, что принадлежит загадочному и молчаливому Дереку Принцу; при мысли о нём её сердце замирало, и она улыбалась своим тайным мечтам; тот, кто увидел бы её тогда, в те моменты, наверняка счёл бы дурнушку Эйлин весьма хорошенькой. Эти её девичьи чувства, предвестники любви, могли бы развиться в нечто большее, поведи себя Дерек хоть чуточку добрее и человечнее. Но Дерек был самим собой, и едва расцветшие надежды Эйлин превратились в прах и пепел — покорность, обречённость, ненависть, бунт.

Впрочем, было ещё кое-что, то, о чём никто не знал, и что едва ли имело какое-то значение сейчас. Это было на пятом курсе, в один из множества вечеров в слизеринской гостиной; Эйлин зачем-то вышла из своей комнаты и остановилась на пороге, в один миг позабыв обо всём; её взгляд упал на точёный профиль старшекурсника Ричи Мальсибера, чётко вырисовывавшийся на фоне тёмно-зелёной портьеры. Ричи стоял с книгой в руках — это был просто учебник трансфигурации, — и беседовал с одним из своих однокурсников; беседа была весьма оживлённой, глаза Ричи ярко блестели, и весь он был увлечение и порыв. Эйлин, конечно, давным-давно знала Ричи — префект школы, гордость Слизерина, ловец квиддичной команды, старший брат её подруги Марианны, который за внешней сдержанностью скрывал нежную привязанность к сестре. Но в тот миг Эйлин увидела его заново, другими глазами — увидела и поняла, что если бы он только позвал её, она пошла бы за ним на край света, забыв и родителей, и Дерека Принца, и семейную гордость, и всё остальное, что было важно и дорого ей. Между тем Ричи Мальсибер был, как и Эйлин, с младенчества помолвлен; его наречённая, Белинда Нортон, училась на шестом курсе. Ричи и Белинда выросли вместе, но последнее время их дружеская связь стремительно перерастала в романтическую. Ричи ухаживал за своей невестой так, как будто всё не было уже решено и ему ещё предстояло завоевать её расположение, а мисс Нортон принимала знаки его внимания с очаровательной благосклонностью. Он был яркой личностью, она — красивой и обаятельной девушкой, вместе они представляли собой прелестную пару, и ими любовались все, начиная с Дамблдора и заканчивая миссис Норрис, которая даже не шипела на влюблённых.

Эйлин, знавшая всё это, не могла себе объяснить, как она могла внезапно испытать такие чувства Ричи, чужому жениху и возлюбленному. Но факт оставался фактом, и её восхищение юным Мальсибером крепло, по счастью, не замечаемое никем — Эйлин изо всех сил скрывала его, и не только потому, что оно было недозволенным. Ей стало бы ужасно больно, узнай кто-то, как она относится к Ричи — так больно, как если бы с неё живьём содрали кожу. Даже самому Ричи не следовало ничего знать. Это был едва ли не единственный случай в жизни Эйлин, когда её сдержанность и скрытность сослужили ей добрую службу, избавив от жалости и насмешек, которые могли быть очень жестоки у беспечных школьников.

Иногда Эйлин мечтала, как она спасёт Ричи жизнь во время какой-нибудь катастрофы, или протянет руку помощи в нужный момент, когда все отвернутся; но она и сама понимала, насколько ребяческими были такие мечты. Но отказаться от них она не могла, и пила сладкий яд, не в силах остановиться.

Ричи окончил школу, и им с Белиндой осталось ждать только год до свадьбы. Иногда Эйлин видела их в Хогсмиде по субботам; она испытывала острую ревность к Белинде и почти не могла с ней разговаривать, но никто и не ожидал этого — они никогда не были особенно дружны. Но тот год был памятным и тяжёлым для волшебного мира; ряд махинаций с особо ценными волшебными ресурсами, в которых Эйлин мало что смыслила, привёл британский магический мир на край пропасти, на дне которой барахтались чудовища, имена коим были Паника, Разорение и Нищета. Кризис затронул почти всех; рост цен, исчезновение с прилавков многих необходимых вещей, общее смятение и ожидание худшего лишили душевного покоя даже школьников. Семья Принц, и прежде не являвшаяся богатой, осталась почти без средств, как и многие представители старинных волшебных семейств. Теперь семьи, которые прежде могли отнести себя к категории людей среднего достатка, превратились в бедняков, а те, что были богаты, могли похвастаться лишь тем, что завтра им не придётся просить милостыню; и вторые переживали свои потери едва ли не острее, чем первые. Кризис оставил Ричи Мальсибера почти без средств; семья Белинды была в том же положении. Существовали ещё семьи, чьи состояния были настолько велики, что общий финансовый крах на них почти не сказался. И в этот-то трудный момент и Мальсиберы, и Нортоны решили, что помолвка, связывающая их семейства, потеряла своё значение; союз сей следовало разорвать, и перед Ричи уже маячил образ толстой и глупой Присциллы Булстрод, которая была столь же состоятельна, сколь ничтожна. Слух обо всём этом прошёл по школе, но Белинда хранила упорное молчание и не уточняла ничего.

Накануне весенних каникул, в одну из суббот, Эйлин застала Марианну выходящей из «Кабаньей головы», куда она прежде никогда не заглядывала. Всем было известно, что Аберфорт иногда даёт в долг, а иногда и скупает ценные вещи; порой его называли ростовщиком и рассказывали о нём всякие жуткие истории. Тот, кто мог заглянуть в его дела, сказал бы, что старый трактирщик занимается не ростовщичеством, а благотворительностью, но засаленные гроссбухи хранили свои тайны от чужих глаз, так что Эйлин ужаснулась, увидев мисс Мальсибер подле логова Аберфорта. Заметив, что глаза у подруги красные, мисс Принц подошла к ней, всем своим видом выражая тревогу и сочувствие.

— Этот старик… он обидел тебя? — наконец спросила она.

— О нет, Эйлин, он… он на самом деле такой добрый! У него ужасные манеры и голос, но теперь я знаю, что он самый добрый человек на свете!

Эйлин предложила Марианне свои скромные сбережения, раз уж у неё нужда в деньгах. Марианна лишь покачала головой с таинственным видом, но через несколько дней всё стало ясно. В последний день семестра мисс Мальсибер очень много времени провела в комнате Белинды; а потом, когда все садились в поезд, Белинды и её багажа и след простыл. Мисс Нортон, разумеется, начали искать, но Марианна упорно отмалчивалась и говорила, что ничего не знает; когда же они остались наедине с Эйлин, в тишине спальни (обе собирались провести каникулы в Хогвартсе), она не выдержала и рассказала подруге всё. Белинда сбежала с Ричардом, чтобы тайно обвенчаться; он и не думал отказываться от неё. Вопреки воле родителей, он нашёл место в одной фирме за границей, так что мог содержать, пусть и очень скромно, молодую семью. Белинда, счастливая тем, что жених предпочёл её любовь миллионам Присциллы, тоже не собиралась сидеть сложа руки.

— Теперь они уже муж и жена, так что делать родителям нечего, — закончила Марианна, — побушуют, конечно, и согласятся.

— Ты потому домой не поехала?

— И поэтому тоже.

— И свою золотую бабочку ты тоже продала из-за этого?

— Ну да… Ой, не надо жалеть меня! Я хотела сделать Ричи подарок, едва уговорила принять его. Я так рада, что помирилась с братом, это стоит всех побрякушек на свете. Последнее время мы часто ссорились, все эти денежные проблемы совсем свели нас с ума… Эйлин, ведь ты не веришь, что во всём виноваты магглорождённые?

— Я… я не знаю, — у неё не было никакого мнения об этом вопросе, который мнился ей слишком сложным. Да и что толку в формировании этого самого мнения? Их мысли ничего не изменят.

— Я не верю, потому что не вижу, как они могли бы это сделать! — воскликнула Марианна, — Было бы слишком просто, будь во всём виноват кто-то один. Так не бывает. Но Ричи верил, и просто удивительно, куда девался его ум и сообразительность. Он знает куда больше всяких умных слов и теорий, чем я, и с ним трудно спорить… Но я чувствую, что права, и не могу просто так сдаться. Но теперь все разногласия в прошлом. Я горжусь моим Ричи, он поступил, как мужчина, и я люблю их обоих. О, Эйлин, я так счастлива за них!..

Эйлин и сама не знала, что чувствовала в тот момент; но со временем она успокоилась, и разговоры о побеге Белинды стали постепенно утихать. На Рождество Марианна получила странный анонимный подарок — свёрток в простой коричневой бумаге с брошью в виде бабочки, более красивой и дорогой, чем та, которую она продала. Марианна подумала было о Ричи, но он не мог себе такого позволить, с трудом сводя концы с концами на другом конце земного шара; это, несомненно, были братья Дамблдоры, но они не приняли благодарности смущённой девушки, сказав, что ничего о подарке не знают.

Через год мать Белинды тяжело заболела, и за её болезнью последовало прощение непокорной дочери, которая вернулась в Англию, чтобы побыть с матерью в последние дни её земной жизни. Был прощён и Ричи, во многом благодаря помолвке Марианны со старшим братом Присциллы Булстрод; молодые обосновались на родине, где родственники нашли им работу полегче. Девушки окончили школу, и Эйлин, однажды встретив Ричарда Мальсибера в Косом переулке, с трудом узнала его, поняв, что прежнее восхитительное волнение исчезло. Она вышла замуж за Дерека и ещё несколько лет переписывалась с Марианной, пока та не поразила мирок британской волшебной аристократии, разорвав затянувшуюся помолвку с завидным женихом мистером Булстродом и выйдя замуж за магглорождённого итальянца. Эйлин ужасалась её смелости и желала ей счастья, но по требованию отца и мужа вынуждена была прервать переписку с Марианной, совершившей столь предосудительный поступок. Даже Ричард не понял и не простил сестру, которая в своё время была на его стороне — целиком и полностью.

И вот теперь Эйлин сама стала такой же, как Марианна, отверженной. Она лежала в чужой постели, в чужом доме, и не знала, чем это приключение кончится. Сможет ли она вернуться в волшебный мир? Её репутация погублена, она сбежала из дома и нашла прибежище у чужого мужчины, и никто не поверит, что ей не в чем себя упрекнуть. Разумеется, репутация — ещё не всё… Эйлин исподволь начинала воспринимать беспечную философию Тобиаса, который не считался ни с кем и ни чем.

Но что могла Эйлин в этом мире? Она чувствовала себя такой глупой и неумелой. Она неплохо училась в Хогвартсе, её диплом был весьма приличным, но никакой профессии она не имела, а учиться теперь было поздновато — надо было зарабатывать на жизнь и заботиться о Лоренции. До сих пор она жила на деньги Тобиаса, а ему некая круглая сумма досталась в наследство от матери; Эйлин полагала, что отрабатывает своё проживание здесь, готовя, чуточку убираясь и позируя для этой его картины. Но так не могло продолжаться вечно.

Тобиас, видимо, не думал о завтрашнем дне и ничего не говорил о будущем; он не прогонял её и не предлагал остаться. Никогда прежде Эйлин не приходилось видеть человека, который действительно жил одним днём; но Тобиас был как раз из этой породы. В некоторых случаях это было весьма кстати, но иногда — ужасно неудобно...

Ей следовало бы довести дело до конца и развестись с Дереком, но мысль о таком поступке вызывала в ней безотчётный, непонятный ужас. Если бы всё решилось как-нибудь само... если бы ей не пришлось ничего решать!

Иногда наши самые смелые и немыслимые желания исполняются удивительнейшим образом. Но нравится ли нам потом результат — это уже другое дело...

Ничего не придумав, Эйлин уснула в своей постели; через комнату от неё спал, похрапывая, Тобиас, полный надежд на свою картину. Он уснул быстро, но под утро проснулся резко, словно от толчка; едкий запах дыма ударил ему в нос. Он подпрыгнул с постели и стал спешно одеваться, во весь голос призывая Эйлин; торопясь, он сунул обе ноги в одну штанину и рухнул на пол, ругаясь на чём свет стоит и не сомневаясь, что вот-вот сгорит заживо.

Но когда Тобиас вывалился в коридор, дым и гарь уже начали развеиваться; в три прыжка преодолев лестницу, мистер Снейп выскочил в холл и столкнулся с Эйлин… и её вид заставил его решить, что он всё ещё спит и происходящее ему снится.

Эйлин стояла, левой рукой прижимая к себе Лоренцию, с головой завёрнутую в одеяло; в правой руке у неё была зажата… волшебная палочка! Да-да, именно так! Она направляла эту небольшую деревянную указку на дверь кухни и что-то бормотала, кажется, на латыни; и огонь, уже принявшийся за дверной косяк, съёживался и исчезал прямо на глазах, оставляя обгорелые следы. Последний огненный язычок погас с шипением, и Эйлин взмахнула палочкой в очередной раз, очищая воздух. Теперь только чёрные пятна на стенах и полу говорили о вспыхнувшем было пожаре.

Эйлин обернулась и встретилась взглядом с хозяином дома. Онемевший Тобиас удивлённо хлопал глазами.

— Я всё ещё сплю? — спросил он наконец.

— Нет, — покачала головой Эйлин. Она ещё никогда, никому не стирала память. Теоретически она знала, как это делается, и была уверена, что не причинит Тобиасу вреда. Но червь сомнения грыз её… она боялась сделать то, что должна была, по закону, сделать.

— Нет? Нет… — Тобиас ошарашенно оглянулся по сторонам, — Но тогда… тогда это? Это что?..

— Магия, — Эйлин обречённо нарушила Статут секретности, и прежде, чем Тобиас успел спросить ещё что-нибудь и попросить подержать волшебную палочку (а он, несомненно, попросил бы), послышался громкий стук в дверь, и затем молодой, полный энергии голос произнёс:

— Откройте, именем закона! Аврорат!

— Надо открыть, не то будет хуже, — сказала Эйлин и покорно поплелась к двери, чувствуя, как водоворот судьбы затягивает её и тащит в неизвестные глубины.

Аврор оказался симпатичным и приятным на вид человеком; осознавая, что выглядит очень молодо и совсем не угрожающе, он напускал на себя суровый и деловой вид, что было очень забавно. Тобиас это отметил, но у Эйлин не было охоты смеяться.

Она терялась в догадках, как аврор мог оказаться здесь в тот же миг, когда она нарушила закон; в отличие от Тобиаса, который чувствовал, что уже никогда и ничему не станет удивляться, Эйлин знала, что Аврорат не так работает. Строгий Надзор осуществляется лишь за волшебными палочками несовершеннолетних. Взрослые волшебники жили и колдовали в близком соседстве с магглами, а для выявления нарушения надобно было размахивать палочкой посреди людной улицы или зачаровывать принадлежащие магглам предметы так, чтобы это причиняло значительное неудобство и стало заметным.

Впрочем, всё быстро выяснилось. На соседней улице волшебник, находившийся в нетрезвом состоянии, влез в драку с не менее пьяными магглами, применил к ним весьма неприятные заклинания и скрылся. Теперь преступника разыскивали по окрестностям, понимая, что трансгрессировать он не в состоянии; вспышка магии среди ночи в тупике Прядильщиков привлекла внимание одного их авроров, и вот он был здесь. Эйлин предъявила ему сгоревшую кухню и предоставила свою волшебную палочку для осмотра; сотворив странное заклинание, аврор удостоверился, что миссис Принц использовала только бытовые чары и не имела отношения к пьяному хулиганству.

Но присутствовавший при всём этом Тобиас по-прежнему оставался отягчающим обстоятельством.

— Сожалею, но вам придётся предстать перед Визенгамотом, мэм. Нарушение Статута налицо, — казалось, сам аврор пожалел, что сунулся сюда. Но дороги назад не было. Впрочем… было и ещё кое-что.

— Миссис Принц! Эйлин Принц! — воскликнул аврор, словно что-то вспомнив, — Ну конечно! Не вы ли приходитесь супругой мистеру Дереку Принцу?

— Он разыскивает нас? — прошептала Эйлин, под удивлённым взглядом Тобиаса опускаясь прямо на ступеньки лестницы.

— Не совсем, — медленно произнёс аврор, — Дело в том, мэм, что он… он умер.

У Эйлин перехватило дыхание. Она машинально продолжала укачивать Лоренцию, вновь безмятежно заснувшую на её руках.

— Как умер? — спросила наконец Эйлин, глядя не на аврора, а прямо перед собой — в стену.

В общих чертах аврор рассказал ей историю последних дней Дерека Принца; некоторые детали Эйлин узнала позднее. Он разыскивал её — самостоятельно и безуспешно, пока не наткнулся в Косом переулке афишу, приглашавшую всех желающих на выставку живописи супругов Фонтана. Марианна Фонтана, урождённая Мальсибер, и её муж Луиджи бесстрашно привезли в Лондон своё искусство. Увидав их улыбающиеся лица на афише, Дерек рассвирепел и вообразил, что Марианна виновата в побеге Эйлин. Несомненно, это она сманила её! Узнать адрес знаменитостей было нетрудно; заявившись к ним в гостиницу, Дерек потребовал, чтобы они выдали ему жену. Изумление Марианны равнялось лишь её возмущению — тон Дерека был весьма оскорбителен; как назло, из соседней комнаты на шум выскочил шестилетний сын Луиджи и Марианны, и вид здорового и красивого наследника этих нечестивцев окончательно вывел мистера Принца из себя. Разумеется, мать поскорее удалила малыша с поля боя, но Дерек уже закусил удила. Луиджи попытался выпроводить незваного гостя из номера, а тот, в порыве ярости, схватился за волшебную палочку; произошла краткая дуэль — схватка заняла несколько секунд, показавших, что синьор Фонтана умел не только рисовать. Когда прибыла гостиничная охрана, мистер Принц уже лежал на полу и корчился от стыда, накрепко связанный «инкарцеро»; его вывели на улицу, так как супруги Фонтана не стали писать заявление в Аврорат. Дерек был слегка контужен, но всё могло обойтись без последствий, вызови он «Ночного рыцаря», а не пожелай трансгрессировать. Его расщепило, и соседи обнаружили мистера Принца, истекающего кровью на пороге собственного дома, только через несколько часов после несчастного случая. Дерек скончался в Сент-Мунго на следующий день, успев подать на жену и дочь в розыск и оставив у нотариуса заверенное им завещание, заключавшее некую последнюю волю.

Эйлин слушала всё это, подавленная и растерянная, не зная, что сказать. Между тем аврор вытащил из карманов мантии бумагу и Прытко Пишущее Перо, которое быстро застрочило протокол и повестку.

— Вот, явитесь в суд…

Между тем Тобиас, уже уяснивший кое-что насчёт Статута Секретности, задумчиво потирал подбородок. Недаром он был сыном судьи, да и вообще... Богатый опыт взаимодействия с правоохранительными органами подсказывал ему, что в большинстве законов присутствует лазейка, какая-нибудь занятная деталь, уцепившись за которую, можно избежать наказания. Он был обязан Эйлин жизнью, она окружила его заботой, ничего не требуя и совсем ему не мешая. А ещё — она оказалась ведьмой! Самой настоящей волшебницей! Тобиас с жадным любопытством разглядывал палочку, которую сжимала в руке его гостья. Колдовство! Магия! Мистика! Вот оно — вот они, настоящие приключения! Вот когда они начались!

— Эй, послушайте-ка, господин маг, но неужели нельзя принять во внимание, что Эйлин спасла мне жизнь своим… этим… колдовством?

— Безусловно, — откликнулся волшебник, — это чрезвычайное обстоятельство будет учтено Визенгамотом. Но за нарушение Статута секретности наказание следует неминуемо. Это слишком важная сфера. А вас подвергнут заклинанию забвения. Не беспокойтесь, это никак не отразится на вашем здоровье. Вы просто забудете это происшествие.

— Но это несправедливо! — взорвался Тобиас, угрожающе сжимая кулаки — и напрочь забывая, что он хотел вступиться за Эйлин, а не создать ей дополнительные проблемы.

— Тобиас, — она мягко коснулась его локтя свободной рукой, умоляюще заглядывая в глаза, и он, нахмурившись, разжал кулаки и отошёл в сторону, перестав нависать над волшебником.

— Но есть же какая-нибудь… лазейка? — спросил он с безопасного расстояния.

Волшебник внимательно оглядел Тобиаса и Эйлин — с ног до головы, будто что-то взвешивая.

— Лазейка есть, — кивнул он, — члены семей волшебников, даже если они являются магглами, имеют право знать о существовании магии и магического мира… даже посещать его. Но они не могут распространять эту секретную информацию среди других магглов, разумеется.

— То есть… — продолжил Тобиас, — то есть если я…

— Если вы женитесь на миссис Принц и подтвердите, что на момент использования заклинания состояли с ней в незарегистрированном браке, то обвинение с неё будет снято.

— Я согласен! Эйлин, а? — он обернулся к миссис Принц, совершенно растерянной скоростью перемен в своём гражданском состоянии. Она кивнула скорее машинально, чем осознанно, хотя поступок Тобиаса — необдуманный и эмоциональный, как все его поступки, — был для неё спасительным.

Когда за аврором захлопнулась дверь, Тобиас подошёл к Эйлин уселся рядом с ней на ступеньки, пожирая её восхищённым взглядом.

— Ну и ну! Может, я всё ещё сплю, а? — произнёс он шёпотом, памятуя о спящей малышке.

— Нет, — откликнулась Эйлин, — не спишь…

— А наколдуешь чего-нибудь, а?

Практичная Эйлин взмахнула палочкой в сторону обгоревшего косяка, и он тут же принял первозданный вид.

— Кухню — потом. Устала…

— Ага… — кивнул Тобиас, — Наверно, проводка сгорела. Я вспомнил, что меня ещё раньше предупреждали насчёт этого... надо было поменять. А я и забыл.

— Поменять... что?

— Проводку. Ну, провода, по которым электричество идёт. Ой, вот оно что! Ты поэтому иногда такая… такая…

— Странная? — переспросила Эйлин, — Да… Мне было очень сложно в вашем мире, но я начинаю привыкать.

— Значит, у вас… там… всё по-другому?

— Очень, очень… — вздохнула Эйлин, — Совсем иначе…

— И ты расскажешь мне? Раз уж всё равно нарушила тайну? — лукаво улыбнулся Тобиас.

— Расскажу, — со слабой улыбкой ответила Эйлин, — И даже покажу. Если хочешь, мы сходим в Косой переулок. На улицу волшебников, — как ни была она поражена и подавлена, мысль о том, чтобы открыть изумлённому магглу свой магический мир, показалась ей весьма привлекательной. Он смотрел на неё с восхищением и лёгкой опаской, как на необыкновенное существо; такое отношение было для Эйлин внове, и оно понравилось ей.

— Хочу ли я? — ахнул Тобиас, — Хочу ли? Да я что угодно сделаю…

— Ты уже сделал. Приютил нас… спасибо тебе, Тобиас, — и выражение её лица и звук голоса сказали больше, чем короткие слова.

— Да ну… — он только взъерошил себе волосы, — А ты того… сбежала от мужа? Он плохо с тобой обращался, да?..

Эйлин молча кивнула.

— Тогда туда ему и дорога, — махнул рукой Тобиас, — Ты же не переживаешь, нет?

— Нет, — честно ответила Эйлин. Она не горевала о Дереке, хотя его внезапная, нелепая смерть и произвела на неё сильное впечатление. Но следовало подумать и о другом.

— Спасибо… спасибо тебе, Тобиас, — прошептала она, — Спасибо, что помог мне, предложив… ну, брак. Мы… то есть это можно будет…

— Хочешь сказать — фиктивный брак? Ну… — в глазах Тобиаса мелькнул озорной огонёк, — По правде, я не думал об этом. Ты мне нравишься, Эйлин, и ты хорошая. Знаешь, я обещал матери, что женюсь на хорошей девушке…

Сердце Эйлин замерло; она медленно повернулась и взглянула на Тобиаса, внимательно вглядываясь в его лицо.

— То есть... ты хотел бы жениться на мне по-настоящему?

— Конечно, — кивнул Тобиас и, вытянув шею, поцеловал Эйлин — осторожно, чтобы не разбудить Лоренцию, которая до сих пор спала под их прерывистое перешёптывание.

Пусть Тобиас и не вызывал у Эйлин тех странных, волнующих чувств, какие она испытывала к Ричи Мальсиберу, пусть он не был её женихом и ровней, но он являлся первым человеком, который заявил, что хочет жениться на ней по доброй воле. Тобиас, разумеется, тоже не влюблён в неё, но... Браки по любви не всегда удаются, верно?.. Она знала о мистере Снейпе так мало, так ничтожно мало, едва ли больше, чем он — о ней; но чем ей помогло то, что она знала Дерека Принца всю свою жизнь?..

И Эйлин позволила водовороту событий уносить её всё дальше и дальше, смутно надеясь, что вместо тёмных пучин и острых скал её вынесет на тихую и спокойную гладь какого-нибудь синего озера.