An Imago of Rust and Crimson (джен)

Потолочный вентилятор лениво крутился, наполняя загроможденный кабинет тихим гудением. Всякая свободная поверхность была тут завалена папками и неряшливыми стопками бумаг, а старые потрепанные картотечные шкафы были набиты под завязку. Шторы были распахнуты, пропуская тусклый зимний свет в кабинет, расположенный на первом этаже здания. Психиатр вопросительно глядел на меня, его ручка зависла над блокнотом.

— А, это? — поморщилась я. Это движение было болезненным само по себе, надо перестать так делать. Казалось бы, я должна была уже запомнить, что подживающие ранки на лице не любят, когда их двигают, но по-видимому, так и не смогла. — Да просто я задремала на медитации. И… ну, я уже говорила, мне снятся кошмары, так что… — я пожала плечами, стараясь показать, что не слишком беспокоюсь из-за этого. — Да.

Назначенный мне психиатр, табличка на столе которого гласила, что это доктор Ирвин Вандербург, кивнул.

— Что ж, это можно понять, — осторожно произнес он, сделав пометку в блокноте. У него был легкий акцент, который я не смогла распознать. — И, хмм, ты говоришь, что это продолжается меньше двух недель?

— Да, меньше двух. До этого у меня не было кошмаров, потому что из-за болеутоляющих, которые мне назначали, я вообще не видела снов. — Я пожала плечами. — Или не запоминала их, что почти так же хорошо.

— Да, ты уже упоминала об этом, — сказал он. — Хмм. Ну, на данный момент, после первой же встречи, я не готов назначать тебе лекарства. Я стараюсь справляться с проблемами пациентов, не прибегая сразу к ним, — он задумчиво постучал пальцем по губам. — Посмотрим, как твои дела будут завтра, и почувствуешь ли ты себя лучше здесь. Если по-прежнему будешь так сильно нервничать, или тебя снова стошнит, мы можем подумать о назначении короткого курса очень мягкого успокоительного. Просто чтобы помочь тебе на первых порах приспособиться на новом месте и успокоить нервы, — улыбнулся он. — Ведь если ты будешь страдать от тоски по дому, это скверно отразится на твоем самочувствии, не так ли?

— Думаю, так и есть, — сказала я, пытаясь звучать… ну, я точно не знала, какую эмоцию лучше продемонстрировать. Я не хотела, чтобы это звучало воодушевленно, потому что кто вообще будет говорить с воодушевлением в подобном месте, но если бы в моих словах прозвучали раздражение или неохота, он бы подумал, что я с ним не согласна. В результате мой ответ стал просто монотонным. Может быть, не самый лучший вариант, но что сделано, то сделано.

— Я здесь, чтобы помочь тебе, Тейлор, — сказал он. — Я могу понять, если тебе не хочется открыться мне, но нам обоим будет легче, если ты не будешь замыкаться в себе всякий раз, когда я пытаюсь с тобой поладить. Я на твоей стороне, помнишь?

Ну, это была не очень-то завуалированная угроза, подумала я мрачно. Какой смысл говорить такое, если не хочешь намекнуть на то, что может случиться, если ты будешь не на моей стороне?

— В конце концов, — добавил он, — учитывая некоторые поступки, упомянутые в твоем деле… я сейчас говорю об инциденте с медсестрой…

— Вообще-то, — слегка покраснев, возразила я, — это было непреднамеренно. Мне снился кошмар, и когда я проснулась, то подумала, что медсестра — это часть сна. Я просто пыталась… кхм… — я прочистила горло, — не дать ей затащить меня обратно в шкафчик.

— Конечно, Тейлор, — произнес он с почти оскорбительным терпением, — но ты еще и ударила ее головой, бессвязно вопя при этом.

— Я не хотела! — запротестовала я. — И я потом извинилась! — Это было очень несправедливо. Когда просыпаешься от кошмара, ты не должен отвечать за то, что делаешь. Особенно если — как в моем случае — то, что я теперь называю Другим Местом, просачивается в твой мир во сне и наяву.

Конечно, я не могла признать это открыто, поэтому приходилось принимать все шишки за то, в чем я на самом деле не была виновата.

— И пока это не повторится, все будет хорошо. Особенно для всех тех, кого не ударят головой, — сказал он, улыбнувшись последнему замечанию. Он сделал еще одну пометку в блокноте и встал. Когда он протянул мне руку, я пожала ее, не совсем уверенная, зачем это нужно.

— Ну что ж, было очень приятно встретиться и поговорить с тобой, Тейлор, — сказал он. — Надеюсь, мы сможем поладить, и тебе станет комфортнее разговаривать со мной более откровенно в дальнейшем. Я вижу, тебе не хочется задерживаться здесь надолго, и это совершенно понятно. Найдутся места и похуже, но никто в здравом уме не захочет оставаться в психиатрической клинике.

Я не смогла не улыбнуться, и он суховато усмехнулся в ответ:

— Это первая улыбка, которой я добился от тебя за весь сеанс, — заметил он. — У тебя чуточку мрачное чувство юмора, не так ли?

— Думаю, вам больше подходит роль психиатра, чем комика, — ответила я на это.

— Туше́. Ну, в общем… — он повернулся, чтобы взглянуть на календарь. — Я отправлю расписание наших встреч в твою комнату. Извини, сейчас у нас некоторая путаница с расписаниями, но надеюсь, мы сможем встречаться каждый день в одно и то же время. Как ты на это смотришь?

— Думаю, это было бы неплохо, — ответила я, не забыв добавить: — Спасибо.

— Ну вот и хорошо, — заключил он, провожая меня к двери. — Пойдешь на обед?

— Да.

— Везет тебе, — сказал он. — А я должен заполнить бумаги для встречи с другим пациентом сегодня днем, так что придется есть прямо за этим столом. Но как-нибудь в другой раз мы должны пообедать вместе. Может быть, ты сможешь лучше расслабиться в менее формальной обстановке, а?

«Нет», — не ответила я. Когда кто-то пытается быть милым со мной, чтобы заставить меня раскрыться, — это худший из всех возможных способов вызвать у меня доверие. Некоторые девчонки перед зимними каникулами сделались со мной приветливее, что меня немного удивило тогда, потому что кое-кто из них входили в круг подружек Мэдисон. Оглядываясь назад, было понятно, конечно, что они делали это, чтобы усыпить мою бдительность. Возможно, они тоже были вовлечены в план, а может быть, кто-то из троицы просто попросил их об одолжении.

— Было бы неплохо, — сказала я вслух.

Это не имело значения, хотя я бы предпочла, учитывая все обстоятельства, чтобы он не пытался подружиться, и мы оставались бы в чисто профессиональных отношениях.

И поскольку на протяжении всей беседы я была хорошей девочкой и ни разу не заглянула в Другое Место — прежде всего потому, что я опасалась перепугаться и этим вызвать у него какие-нибудь подозрения — я оглянулась. Подобно Орфею, я не смогла удержаться от желания увидеть то, что осталось позади меня. В отличие от Орфея я, конечно, не спасала свою жену, и на самом деле никто не запрещал мне оглядываться, под страхом ужасных последствий. И кроме того, я не была выдающимся музыкантом. Так что, наверное, я была не слишком-то похожа на него.

Независимо от моего сходства с мифологическими персонажами или отличия от них, я все же рискнула взглянуть, как выглядели психиатр и его тесный кабинет в Другом Месте.

Восемь глаз моргнули мне в ответ с неподвижного лица с приклеенной улыбкой, шесть рук доктора опирались о стол. Он был привязан к этому столу бледными шелковыми нитями, и такие же нити свисали с потолка. Я вздрогнула, заметив, как извиваются неясные фигуры, завернутые в коконы. Непонятно было, что они такое, но было такое чувство, что я буквально в шаге от того, чтобы понять это. Так или иначе, но мне очень захотелось уйти отсюда, и, отвернувшись, я поплелась по ржавым коридорам, направляясь в столовую.

Итак, задумалась я, проходя мимо болезненно тучной женщины, чья плоть струилась и пульсировала, а множество крошечных рук и ног выпячивались из нее. Давайте прикинем, что это может значить. Паук? Да, разумеется, он в некотором смысле был пауком, если его внешний вид что-то значил. Хищник? Ленивый, склонный выжидать и ничего не делать? Но каким-то образом он запутался в собственных сетях, решила я. Это казалось достаточно ясным, даже если все остальное не было настолько очевидно.

Я обошла лужу черной, как нефть, жидкости, стекающей со стен и потолка. Она выглядела глубже, чем должна была, на первый взгляд, быть. В Другом Месте в полу здесь была дыра? А что будет, если я наступлю в нее?

Рр-р! Ну почему моя сила не может говорить мне вещи каким-нибудь простым и приятным способом? Почему ей надо непременно обертывать все в метафоры? Могу поспорить, что большинство Умников просто получают знания о том, что их сила хочет сказать, без необходимости складывать это из кусочков, выраженных загадочным символизмом. Надо начать разгадывать кроссворды. Это будет хорошей тренировкой.

Тем не менее, я получила предупреждение. Придется быть начеку рядом с ним — и, желательно, не показывая, что я ему не доверяю. Человек-паук не может быть хорошим знаком. Может быть, стоит попробовать поговорить с Ханной и узнать, есть ли свободные места у кого-то другого? Но что если они окажутся еще хуже?

И почему я так часто использую Другое Место? По правде говоря, сама не знаю. Какая-то часть меня, и немаленькая, на самом деле совсем не желала сталкиваться с кошмарными вещами, которые я видела там. Я не хотела видеть мерзкую грязь в туалетах, странное черно-багровое масло в моей кровати, или как все эти чудовищные отражения нормальных людей ждут лишь, когда я моргну глазами. И еще этот случай на медитации. Мой разум способен порождать чудовищ? Похоже на то. Этого должно быть вполне достаточно, чтобы отпугнуть любого нормального, разумного человека. Но я все равно продолжаю это делать.

Наверное, это потому, что теперь, когда я знаю о Другом Месте, оно всегда будет рядом. В глубине души я знаю, что оно существует, и закрыть на это глаза не получится. За исключением меня и Кирсти — я не была уверена, что с ней такое — казалось, что у каждого внутри было чудовище. Мир всегда был близок к тому, чтобы сделаться кошмарным и мерзким. И конечно, это хорошо подтверждалось тем, что я увидела в школе и… ну, у моего отца действительно был взрывной темперамент. Который, напомнила я себе, он пытается контролировать. Даже если Другое Место обнажало человеческую сущность, люди могли попытаться изменить себя. Они не обязательно должны были вести себя как чудовища, которыми их показывало Другое Место.

Это было хоть каким-то утешением.

Может, стоит пойти и поглазеть на бабочек в столовой? По крайней мере, они были красивыми. И там можно будет перекусить, напомнила я себе под бурчание живота. Я ведь выблевала большую часть завтрака, между прочим.

Макароны с сыром оказались слишком разварены, но они хотя бы были сытными. А ощущение липкой тяжести в животе наверняка быстро пройдет. Никто не сел за мой столик, так что я могла свободно любоваться красивыми бабочками на стене в Другом Месте, не обращая внимания на цветной туман, ржавчину и монстров, в которых превратились окружающие. А макароны в Другом Месте стали просто серыми и пресными, что даже сделало их немного вкуснее. У них определенно не было чрезмерного послевкусия, как у их версии из обычного мира.

Хм-м. Я сделала мысленную заметку об этом. Вкус — еще одно чувство, которое меняется, когда я заглядываю в Другое Место. Кроме того, это нельзя было назвать просто «заглядыванием», верно? Изменения охватывали осязание, слух, зрение, вкус и обоняние. Все органы чувств.

Но все-таки, я собиралась называть это «ви́дением», хотя бы потому, что не было ни одного подходящего слова, чтобы выразить «все мои чувства ощущают это, но физически я не там». Английский язык не был предназначен для таких вещей.

Если подумать, то ни один из языков, наверное, не был.

Пообедав, я вернулась в свою комнату. Мне надо было подумать. И еще мне надо было побыть одной. Не только потому, что лучше думалось без людей вокруг, которые бы отвлекали, но и потому, что я собиралась выяснить, что еще я могу сделать с той странной не-мной, которую я сотворила на сеансе медитации. Кажется, было не самой лучшей мыслью делать это рядом с другими людьми. Я не знала, что оно собиралось сделать с Самантой, и пока не разберусь, что это вообще такое, я бы не хотела это выяснять. Следовало разобраться, что я могу сотворить, и способна ли я буду это контролировать. Если эти причудливые порождения моего разума попытаются убежать, даже не знаю, что с этим делать. Мне тогда просто придется рассказать об этом людям. Поступить иначе было бы неправильно. Но пока я не собиралась проронить об этом ни слова; мой план не-выглядеть-сумасшедшей исключал такие глупые риски.

И вообще, вся эта тема насчет «не впадать в панику у всех на глазах и не позволить им решить, будто я сумасшедшая» оказалась весьма полезной.

Не буду отрицать, что закрыла за собой дверь со вздохом облегчения. Я не могла запереть ее, потому что у дверей тут не было внутренних замков, и даже чем-то подпереть ее было нельзя, потому что она открывалась наружу. Но я и не собиралась этого делать, конечно. Я всего лишь занималась безобидной медитацией. И еще немного скучала по дому. Никаких причин запираться не было. И уж точно, я не экспериментировала с парачеловеческими силами, нет, сэр, только не я.

Поймать правильное настроение было трудно. Я не могла сидеть на кровати, потому что там было возможно-посмертное красновато-черное масло. Но кровать была единственным удобным местом в комнате, где можно было присесть, потому что никаких стульев тут не было вовсе. Я попыталась примоститься на подоконнике, но ничего не вышло. В конце концов я устроилась на полу, усевшись на одной из подушек.

Впрочем, физическое удобство было наименьшей из проблем. Когда я сделала это в первый раз, то была расслабленной, скучающей и слегка любопытствующей. Сейчас же? Я была на грани. Я не хотела видеть эту штуку снова, но пыталась это сделать, постоянно беспокоясь о том, что будет, если у меня получится. Неприятная тяжесть в животе, появившаяся после еды, делала все только хуже.

В итоге я включила радио на телевизоре и переключала каналы, пока не нашла какую-то старомодную станцию, крутившую классическую музыку. Я решила, что это подойдет, чтобы расслабиться.

Оказывается, классическая музыка в Другом Месте звучит очень странно. Или, как минимум, эта композиция. Не считая шипения помех, накатывающих волнами из динамиков, и того, что музыка ускорила темп и сместилась в минорную тональность; какая-то женщина на ее фоне жалобно пела на грани слез.

— Помогите, — умоляла она в промежутках между треками. — Я застряла здесь!

Не мешкая, я переключила канал на какую-то медленную и скучную народную музыку, которая тоже сопровождалась помехами, но там хотя бы не было голосов, умоляющих, чтобы их выпустили.

Сосредоточься, Тейлор, сосредоточься. Держи себя в руках. И да, наверное, я потом пройдусь по всем станциям и проверю, являются ли таинственные голоса, умоляющие о помощи, обычным делом там. Если Другое Место показывает нечто скрытое — ну, это говорило что-то не слишком приятное об этой станции, либо об этой композиции, либо, возможно, о радио вообще. Но это я проверю позже.

Сейчас я просто должна повторить то, что сделала сегодня утром. Просто попробовать изменить Другое Место, сохраняя разум открытым. Вначале я не могла выбирать, видеть ли мне Другое Место, либо нет, но теперь я способна на это. Так что я должна быть способна управлять тем, создавать мне этих существ или нет. Я должна научиться контролю.

— Контроль, — прошептала я про себя, размеренно вдыхая и выдыхая. Ноги затекли в скрещенном положении, но я не позволяла себе думать об этом.

Я выдохнула, и неясная темная фигура вытекла изо рта и носа. Я заморгала, стараясь очистить заслезившиеся глаза, и посмотрела на свежесозданного монстра.

На этот раз существо выглядело иначе. Более человекоподобное, чем в прошлый раз, и больше похожее на меня, но рот его был перекошен в выражении застывшего ужаса. На нем был грязный красный халат, заляпанный бог весть чем. Его бледные израненные руки закрывали глаза — нет, поняла я, его руки сливались с плотью, — и я не могла отделаться от чувства, что оно наблюдает за мной через широко раскрытый в беззвучном вопле рот.

Оно выдохнуло — и его дыхание пахло шкафчиком.

О Боже. О боже, о боже, о боже. Зачем я это сделала? Мое сердце стучало в ушах, как барабан, а на заднем плане играла искаженная и замедленная народная музыка. Я попыталась отскочить и слишком поздно заметила, что мои ноги были скрещены. Мне удалось лишь неловко завалиться назад, опрокинувшись на холодный пол. Все мысли сковало страхом, железной рукой сжимавшим мои внутренности. Бездумно, я отползла назад, загребая руками.

Оно пахло шкафчиком. Оно собиралось пожрать меня живьем, а потом затащить меня туда обратно. А все потому, что я была идиоткой и никому не рассказала, и все это по моей вине, и я сейчас умру здесь, только я не умру, потому что там были вещи и похуже, как в шкафчике, и страх, исходящий от него, был вполне осязаемым, и…

Нет.

— Стой, — прошептала я пересохшими губами. Я пожелала, чтобы оно остановилось. Я представила, что оно сковано цепями и неспособно двинуться, если я не позволю. Если я сделала его, значит, могу повелевать им. Я обязана. Иначе оно заберет меня обратно, а этого нельзя допустить ни за что.

Боль пронзила на мгновение мои пальцы, как будто под каждый ноготь мне загнали по раскаленному гвоздю. Это оказалось не слишком-то иносказательным образом, потому что перед моим затуманенным болью взглядом десять пылающих цепей сорвались с кончиков пальцев. Закусив губу, я изо всех сил старалась не закричать. Зашипев, как свежезакаленная сталь, цепи обвились вокруг безглазой фигуры, связав ее накрепко.

Не обращая внимания на боль в руках, я отползала назад, пока не наткнулась спиной на стену. Я задыхалась. Существо не двигалось. Не могло двинуться, поняла я, присмотревшись внимательнее. Оно было сковано черной сталью, которая пульсировала в такт с моим сердцебиением. Сталью, которая вырвалась из моих рук, осознала я, взглянув на свои пальцы. Они выглядели воспаленными и покрасневшими, но не так, как будто бы они были только что разорваны.

Я поспешно переключилась на нормальное восприятие. Пальцы по-прежнему были перевязаны, и на них не было свежей крови или каких-нибудь других следов того, что через них вырывались раскаленные докрасна цепи. Связанного монстра тоже нигде не было видно, и эта мысль мне не понравилась, поэтому я вернулась в Другое Место.

Задыхаясь, с колотящимся сердцем, я поднялась на ноги. Чудище было пришпилено к месту, сковано живыми цепями — которые, как я начинала догадываться, имели ту же природу, что и сам монстр, — так что я смогла разглядеть его более ясно.

Теперь, когда оно было связано, я почувствовала, что не весь страх, охвативший меня, был моим собственным. А может, и был, но это был тот страх, который я вложила в создание существа. Я была напугана тем, что мои силы были способны создать, боялась того, что может случиться, если я смогу создать это снова — или же если не смогу снова создать это — и поэтому я создала нечто, нагоняющее страх и ужас. Да. Это имело смысл, а в соответствии с символической логикой Другого Места — ну, оно выглядело, как я, только закрывало глаза руками.

В душу закрадывалось подозрение, что монстр возник из моего страха перед собственными силами. А значит, он заставит людей бояться моих способностей. Хм-м. Или они будут бояться своих собственных сил? Мне надо будет…

Нет, я не стану это проверять. Проверять это было бы глупо. Я найду что-нибудь куда менее тревожное и жуткое, чтобы проверять такого рода вещи. Я уже дважды поспешила, и только лишь сейчас разобралась, как можно контролировать это. Может быть, «открытие разума» вообще не способно создавать управляемых существ. И цепи появились из моих пальцев, тех самых пальцев, которые я разодрала, пытаясь извлечь гусениц. Возможно, они были своего рода существом, созданным из того же чувства, «я не прогнусь и не сдамся».

Итак. Это значит, что я — Умник и Властелин. Сенсорное восприятие из Другого Места и способность создавать конструкции-миньонов, которыми я теперь могу управлять. Надеюсь на это. Я постаралась очень усердно думать о том, чтобы оно — Безглазый, я собиралась назвать его Безглазым — пошло к двери. Я даже удивилась, когда оно действительно это сделало — существо, опутанное цепями, заковыляло, куда я хотела.

Окей. Это было круто. Я могла контролировать то, что сотворила, по крайней мере, когда… эм-м, брала их под контроль. Им даже не нужно было отдавать четкие приказы. Мне достаточно было просто подумать, и они это исполнят. На всякий случай, чтобы убедиться в том, что заявление, будто у меня все под контролем не было преждевременным, я заставила его пройтись по комнате, а затем, для полной уверенности, — станцевать для меня.

Безглазый танцевал не очень хорошо. Возможно, тяжелые стальные цепи, сковавшие его, имели к этому какое-то отношение?

Следующий шаг, подумала я про себя, глубоко вздохнув.

— Возвращайся, — прошептала я. Стоп, это была правильный приказ? — Вернись. Впитайся обратно. Прекрати существовать. Вернись в мою голову.

Одна из этих команд сработала — если только дело было не в самом желании, чтобы оно исчезло — и Безглазый распался черным липким туманом, ворвавшимся в легкие, вынудив меня вдохнуть. Как ни странно, у него не было никакого вкуса, но губы и язык на миг онемели. Это было, как будто я положила в рот большой кусок мороженого, только без холода и без мороженого; такое сравнение, с некоторой натяжкой, подходило.

Но это мелкое неудобство померкло на фоне восторга, охватившего меня. Восторга и облегчения. Я не была угрозой для окружающих. Мне не придется жить, вечно опасаясь того, что, потеряв контроль, я создам чудовище, от которого не смогу избавиться. Теперь я могу попробовать выяснить, получится ли сделать какое-нибудь полезное существо, не беспокоясь о том, что я могу выпустить на свободу некий невыразимый ужас.

Я дико огляделась, отстранившись от Другого Места, чтобы упасть на свою кровать, не извалявшись в масле. На заднем плане телевизор играл веселую народную музыку, что почти соответствовало моему настроению. Меня все еще переполнял адреналин от пережитого страха, и в сочетании с ликованием это дарило потрясающие ощущения. Заткнув рот предплечьем, я попыталась заглушить хихиканье.

Выпрямившись и свесив ноги с кровати, я почти машинально заглянула в Другое Место.

Что, если я смогу влиять на вещи в обычном мире? Нужно было нечто, которое могло бы — я осмотрелась — да, нечто, что могло бы взять книгу с подоконника и принести мне. На этот раз я создам существо, которое не понадобится заковывать в цепи, существо, которым я буду управлять изначально. Я закрыла глаза, представляя, какую форму оно примет. Ему понадобятся руки, и оно, наверное, сможет летать, потому что я хочу обойтись без необходимости воображать ему ноги, так что лучше дам ему крылья, и я не видела нужды делать ему настоящее лицо или что-то еще, потому что оно просто должно принести мне книгу. И оно появится уже в цепях, так что будет слушаться меня с самого начала. Я стиснула зубы, сосредоточилась и выдохнула, ощущая, как дым вырывается у меня изо рта и из носа.

Когда я открыла глаза, передо мной в Другом Месте зависла штука, которую я себе представила. Я немного опешила, потому что перед моим внутренним взором оно выглядело немного не так... — я попыталась подобрать слово. Точно, «не так бредово» хорошо подойдет. Оглядываясь назад, я не очень понимала, отчего жуткая, безликая и безногая китайская кукла со ржаво-красными крыльями, как у бабочки, была хорошей идеей. И все же, у нее были руки, и мне не придется представлять, как она ходит, так что это могло сработать.

С практикой у меня начнет получаться лучше. И все равно ведь, другие люди не смогут их увидеть. Принеси, подумала я, мысленно обращаясь к крылатой кукле.

Она взорвалась облаком кровавого тумана, появилась снова уже рядом с книгой и схватила ее обеими руками. Подняв книгу, она мерцнула обратно и положила ее ко мне на колени, прежде чем развеяться.

Что ж. Я думала, что она полетит, возьмет книгу и принесет ее мне по воздуху. Тем не менее, подумала я, глядя на заполненный туманом вид из окна моей Другой комнаты, меня вполне устроит и способность создавать телепортирующихся кукол. Наверное, это должно означать, что раз другие люди не могут увидеть Другое Место, книга просто исчезла и появилась у меня в руках.

Учитывая, что́ на самом деле перенесло книгу, это, вероятно, даже к лучшему.

Но все-таки! У меня была сила, которая не просто показывала ужасные вещи! Она может еще создавать… э-эм, ужасные конструкты! И, широко ухмыльнулась я самой себе, кажется, я могу быть довольно гибкой в том, что именно можно заставить их сделать. Я уже знала, что они могут влиять на эмоции, потому что тот, которого я заковала в цепи, ударил по мне страхом, а также то, что они могут перемещать материальные объекты. Для кого-нибудь, кто не мог видеть моих созданий, эти две силы будут выглядеть совершенно не связанными друг с другом. Что еще я могу делать? Конечно, судя по тому, что я прочла о классификациях, я была Властелином и Умником, но это были весьма обширные категории. И когда у меня появится более четкое понимание о границах того, что я могу делать…

Мои размышления прервал резкий стук в дверь.