Тридцать полных оборотов (джен)

Может, лучше попробуем вернуть Карту назад?

Удивительно, но Джеймс Поттер, раз за разом прокручивая эту фразу в голове, не чувствовал ни азарта, ни злобы — хотя ещё недавно готов был выть из-за того, как бездарно Мародёры упустили своё творение. Сейчас он лежал на смятой кровати, распластавшись звездой, и глядел в пустоту. Тяжёлый, опущенный на ночь полог иногда скользил по голой икре от залетевшего в окно ветра. Главный бузотер Хогвартса чувствовал себя так странно, как никогда раньше. Злость и неприязнь к Томпсону сменилась какой-то детской обидой на Эванс, ради которой он был готов превратить Хогвартс в фигурную зефирину; обида к ночи сменилась апатией и желанием одиночества.

Чувствуя, что не в силах больше находиться в душном коконе спальни, Джеймс тихо выскользнул прочь, не забыв прихватить Мантию. Остальные ребята видели уже десятый сон; Сириус умильно подложил под щёку ладонь и беззастенчиво пускал слюни, лёжа на боку. Ремус чуть подёргивал ногами, видимо, куда-то бежал во сне — так всегда было перед полнолунием. Пит, как и сам Джеймс, этой ночью спал за пологом. Мысли о ребятах подняли внутри тёплую волну. Он улыбнулся и взлохматил волосы — и шагнул на лестницу. В общей гостиной никого не было, хотя неуловимо пахло чьими-то духами. Видимо, кто-то из девушек уходил на свидание.

Хогвартс привычно распахнул свои объятия: коридоры ложились покорными лентами под ноги. Каждый закоулок был знаком и отмечен если не памятным событием, то совершённой шалостью. Проходя мимо гобелена с изображением стелющихся изумрудных стеблей, Джеймс вспомнил день, когда взглянул на Лили не как на самодовольную девочку-зазнайку, такую смешливую и приятную в общении со всеми, кроме него, а как на девушку своей мечты. Возможно, Ремус мог бы перечислить все знаки, которые указывали на симпатию Джеймса к Эванс, но лично для Поттера так внезапно накрывшее с головой чувство было подобно грому среди ясного неба. Её яркие рыжие локоны, нежная — по крайней мере на вид — кожа, колдовские зелёные глаза были в глазах Джеймса ценнейшими сокровищами. А её смех, такой звонкий и задорный!.. И как было обидно, когда он доставался кому угодно — даже этому хмырю Нюниусу! — а не Джеймсу. Чувствуя себя героем слезливой новеллы, которые периодически читала матушка, он ускорил шаг. Он злился сам на себя за такую иррациональную одержимость этой девушкой. На их курсе и курсом младше попадались такие девчонки, что можно было голову потерять: длинноногие, с красивой фигурой, которую они, в отличие от Эванс, не прятали по выходным в прямые джинсы и свободные кофты, готовые подарить ему всё своё внимание… Один раз он даже поддался на эти чары — в конце прошлого курса. Элоиза, его однокурсница, была настойчивой с самого начала шестого года обучения: часто мелькала где-то поблизости, заводила с ним приятную и лёгкую болтовню, иногда делала комплименты или хвалила мародёрские проделки — и Джеймс всё чаще бросал на неё совсем уже не мимолётные взгляды. Девушкой она была что надо: смазливенькая мордашка, короткая распахнутая мантия, демонстрирующая не менее короткую юбку на длинных и стройных ногах… В общем, в один из погожих весенних дней, когда почти все очумевшие от учебного года студенты резвились на берегу озера, они с Элоизой уединились в Выручай-Комнате. Джеймс был настроен на тесные объятия, поцелуи и другие приятные моменты, когда его руки будут скользить за линией юбки или будут покоиться на бюсте девушки. У самой Элоизы планы были несколько… углублённого характера. После череды страстных поцелуев, когда брюки стали для Джеймса слишком тесными, она легко и умело скользнула к ширинке. Ещё пара мгновений, и она уже делала ему минет. Нет, вы не подумайте, Поттер не был против — но после, почистив партнёршу и себя заклинанием, он яснее ясного понимал, что Эванс на секс он точно не променяет. С Элоизой, кстати, Джеймс объяснился тем же вечером. К счастью, девица та была не промах и заявила, что, вообще-то, он — её трофей, и ничего кроме ей так-то и не нужно было. Бродяга потом ещё долго смеялся над его удивлённым лицом.

Выходя к коридору с Варнавой Вздрюченным, Поттер сбавил шаг — ему показалось, что в коридоре кто-то шагает. И, точно, чуть высунувшись из-за угла, он увидел одинокую фигурку с подсвеченной Люмосом палочкой. Приглушённый свет от редких факелов делал рыжие волосы похожими на тяжёлую медную накидку. Лили Эванс была прекрасна и днём, и ночью. Он мог бы тихо уйти или так и стоять под Мантией, глядя на свою любовь издалека, — но это было не по-гриффиндорски. Не по-поттеровски. Поэтому…

— Лили, разве старосты не должны патрулировать коридоры в парах?

Она быстро развернулась на коротких и устойчивых каблуках; испуг в изумрудных глазах сменился удивлением и узнаванием — а они сменились обычным выражением, которое терзало Джеймса не первый месяц. Презрение? Брезгливость? Пренебрежение? Что-то явно более сложное, чем его простая и уязвимая любовь.

— Поттер?! Что ты здесь делаешь?

— Мне не спалось, если честно, — и с небольшой паузой, чуть тише добавил: — И, знаешь, меня зовут Джеймс.

В её глаза снова вернулось удивление. И, кажется, даже смущение. Хотя это запросто могло быть бликом от ближайшего факела.

— Я… Я вообще-то не патрулирую. И я знаю, что тебя зовут Джеймс, — раздражение снова вернулось в свои права в настроении Лили. — Просто, знаешь мы не в тех отношениях, чтобы звать друг друга по имени.

То, как она отзеркалила его слова, было по шкале безнадёжности где-то между удушающими объятиями Дьявольских силков и провальным финтом Вронского. Но иногда хочется не просто прыгнуть в пропасть, а сигануть с разбега, красиво оттолкнуться от края — и даже крутануть сальто в полёте, понимаете?

— Так давай узнаем друг друга получше! Послушай, я могу вообразить, каким я обычно предстаю перед тобой, в смысле, ну, хэй, неужели ты и правда думаешь, что я такой конченый? — и, не дав Лили выплеснуть очередную порцию яда, Джеймс продолжил, подойдя к ней ближе: — Всё, о чём я прошу, это один малюсенький шанс для самой большой задницы Хогвартса — и это я о себе, а не о старике Слиззи.

Эванс улыбнулась. Улыбнулась. Эванс. Только что. От его фразы. Джеймс решил задержать дыхание и максимально впитать в себя весь этот гребаный момент без остатка.

— Джеймс… — О боги, о боги, о боги! — Я думаю, что это дохлый номер, — только что обретённая Джеймсом вера превратилась в валун, который накрутил на себя его кишки. — Ты… Ну, ты мне не очень интересен. Меня не привлекают такие, как ты.

— Но ты же меня не знаешь! Постой, Лили, пожалуйста, послушай! — собравшаяся уйти прочь, Эванс всё же остановилась. — Я ведь именно об этом и говорю, в смысле, чёрт, почему у Кальмара в озере больше шансов, чем у меня? Я… Я вообще-то люблю тебя, — Лили нахмурилась, взглянула на него так, словно бы у него изо рта выпала пара слизней. Она хотела было ответить, но он опередил её. — Перед тем, как ты опять обесценишь все мои попытки, я хочу сказать одно. Я не шучу. Я испытываю к тебе чувства и хочу, чтобы ты хотя бы дала им шанс. Я не псих. И не маньяк. Просто дай мне и моему чёртовому сердцу шанс. Пожалуйста.

Джеймс неотрывно смотрел на Лили — и мысленно поклялся, что никогда не будет высмеивать чужие чувства и невзаимную симпатию, потому что то, что он ощущал в эти минуты, было сродни жидкому Круциатусу, пущенному по венам. Воздуха не хватало, и глаза подозрительно защипало.

— Я… Не хочу ничего обещать. Мне нужно подумать, — Лили взметнула вверх узкую белую ладошку. — Давай закончим этот странный разговор. Извини.

Не дожидаясь реакции, она невербальным погасила палочку — и быстрым шагом направилась прочь. «Видимо, пойдёт к спальням в обход», — подумалось Джемсу. К каким-то более серьёзным мыслям он не был готов.

Она не отказала.

Не согласилась, да, но и не отказала.

Поттер прислонился к стене спиной — и не замечая выступов каменной стены, съехал по ней на пол.

— Мряу.

Миссис Норрис подействовала на его сознание точно удар Режущим. Вскочив на ноги, Джеймс накинул на себя Мантию отработанным движением. Подумав над дальнейшими действиями, он решил затаиться за углом. В его воспалённый мозг начала проникать одна гнусная затея. Если Филч сейчас здесь, то его кладовка пуста. А в его кладовке была Карта…

— Что, моя хорошая, нарушители? Думаешь, староста нас обманула, сказав, что тут пусто? Давай-ка проверим!

Никогда ещё завхозовское полубезумное бормотание не звучало так по-ангельски. «Староста нас обманула». Эванс не выдала его! Губы сами расползлись в улыбке. Его настрой быстро вставал на привычные рельсы. Ну, а ноги уже несли его знакомым маршрутом. Аккуратно прошмыгнуть вдоль стены мимо Филча, пройти пару лестничных пролётов, потом по второму коридору налево — и хорошо бы повстречать старину Пивза!..

Через некоторое время ночной Хогвартс опять услышал знаменитый Толчковый хор имени Пивза: туалеты на втором и третьем этажах заполнились водой и воем полтергейста, которому вторила Миртл. Завхоз был в бешенстве и метался между этажей точно ошпаренный, пока к нему на помощь не прибежала заспанная МакГонагалл, к которой потом присоединилась Стебль.

В это же время, но в другой части замка, студент Поттер увеличивал вероятность быть оштрафованным, наказанным до конца учебного года или вовсе быть исключённым. Он методично и пугающе-умело вскрывал один за другим всевозможные защёлки и замки на двери параноидального сквиба-завхоза. Когда последний замок издал долгожданный громкий «клак!», Джеймс скользнул внутрь. Его трясло, как на самом мощном Энергетическом зелье. Произнеся «Акцио, Карта!», он чуть не кинулся в пляс, когда заклинание не нашло никаких преград — и вложило в руку такой родной пергамент.

Ураганом он нёсся к башне Гриффиндора. Почти добравшись до последнего лестничного пролёта, Джеймс остановился у удобного углубления в стене — главное, было не задеть доспехи, находящиеся там же. Трясущимися руками он развернул Карту, по-хозяйски осматривая окрестности замка…

 — Какой ещё Гарри Поттер?!

* * *

Сириус сидел перед камином в общей гостиной факультета. Оранжевые блики от пламени плясали на пледах в шотландскую клетку, на низких и глубоких креслах, на чьём-то недописанном свитке с домашкой по астрономии. Обычно умиротворяющая обстановка сейчас была раздражающим фантиком. Хотелось выбежать прочь из гриффиндорских покоев, кинуться искать чёртового Оленя по коридорам, а найдя — встряхнуть за плечи и спросить, что с ним, Мордред, не так. Но Сириус продолжал сидеть в кресле, демонстрируя блэковский характер, — только пальцы крепче сжали полированные подлокотники.

Если бы не аристократическое воспитание, которое, несмотря на все проказы и бунтарских дух, давало о себе знать, то он мог бы ходить туда-сюда по комнате, заламывать руки, вопрошать Мерлина о том, почему Джеймс такой… такой Джеймс Поттер до мозга костей. Сириус прекрасно видел, в каком состоянии тот отходил ко сну — и с каким лицом задёргивал полог. Он так надеялся, что его друг проспит до утра и что его можно будет втянуть в какие-нибудь невинные шалости, пролезть в Хогсмид, распить огневиски, в конце концов… Но вместо этого, проснувшись в глубокой ночи, он нашёл лишь пустую кровать. Увиденное подействовало лучше ушата с ледяной водой. Джим никогда до этого не уходил один; он мог ничего не сказать Лунатику, хотя тот обычно сам всё понимал, не обмолвиться и словом с Питером — но Сириусу он всегда и всё говорил сразу, открыто. Значит, дело было серьёзнее, чем просто хандра.

И как же было мерзко на душе у Сириуса от того, что он остался в стороне, даже не знал, чем и как помочь другу. Оставалось только сидеть в кресле и гипнотизировать язычки пламени.

Размышления прервал скрип открывшегося прохода в гостиную. Блэк затаился в кресле: со стороны входа, если не двигаться, его, возможно, не заметят. Судя по тихому цоканью каблуков, с поздней прогулки возвращался кто-то из девушек. Подождав, пока гулёна пройдёт до лестниц в спальни, Сириус показался из-за спинки кресла, чтобы взглянуть на нарушителя со спины. Ужасные скучные туфли-лодочки и насыщенные рыжие волосы — это точно Эванс.

Сегодня не было дежурства — Лунатик пропускал только дни полнолуния; гулять после отбоя было не в характере гриффиндорской заучки. Свидание?.. Или Джим в итоге выманил её? Или он тут вовсе не при чем? Вопросы помогали приглушить внутренний голос ревности — дружеской, как тысячу раз повторял себе Бродяга. Они были неразлучны с одиннадцати лет. Если Лили ответит взаимностью, то Джим наверняка каждую секунду будет посвящать ей — потому что он действительно долго этого ждал. С одной стороны, Бродяга очень хотел, чтобы Джеймс был счастлив. С другой стороны, он ненавидел Эванс за то, что она была такой тупой в вопросах отношений — иногда казалось, что она способна к эмпатии так же, как сломанная швабра. И поэтому Сириус также хотел, чтобы Сохатый переболел эвансизмом и чтобы всё вернулось на круги своя. В этих невесёлых думах, он не заметил, как в гостиную проник ещё один студент. На плечо опустилась знакомая ладонь.

— Извини, что не предупредил, — Джеймс смущенно взлохматил и без того нечесаные вихры. — Я хотел побыть один, ну, знаешь, просто послоняться тут и там в ночи… — он замялся, но карие глаза блестели. Сириус невольно заулыбался.

— Но?..

Вместо ответа чёртов засранец протянул ему Карту.

— Ты бы слышал, что сейчас творится на третьем этаже: Пивз завёл свою любимую Пердёжную арию, а Филч гоняется за ним со шваброй и пытается не слишком уж орать. Так, по крайней мере, было, когда я бежал по соседнему пролёту, — Сохатый усмехнулся и устало прикрыл глаза.

Сириус попеременно смотрел то на пергамент, то на друга.

— Я был уверен, что ты охмуряешь Эванс. Она прошмыгнула не так давно.

— Ну… Можно, конечно, и так сказать о произошедшем. Давай по порядку, и в спальне. Но скажу сразу: у меня появился ещё один вопрос к нашему профессору ЗОТИ.

* * *

Я… Я вообще-то люблю тебя.

Лили умылась холодной водой, быстро переоделась в ночнушку и, сидя на кровати, начала расчесывать волосы перед сном.

Я испытываю к тебе чувства и хочу, чтобы ты хотя бы дала им шанс.

Она закрыла глаза — и видела перед собой осунувшегося, непривычно-серьёзного Поттера. Его губы не были сложены в одну из омерзительных самодовольных усмешек, глаза смотрели прямо и чуть печально. Отложив расчёску, она зло одёрнула полог, закрываясь от внешнего мира. Это был выпускной год! Это был военный год! А Поттер опять решил выпендриться — и видеть ничего, кроме неё, Лили Эванс.

Кокон из одеяла успокаивал — как в детстве, после мелких ссор с Петунией. И, как в детстве, из глаз потекли на подушку слёзы. Она чувствовала себя очень уставшей.

Каждое сообщение в «Пророке» о пропавших без вести или убитых волшебниках заставляло внутренности перекручиваться меж собой. Каждый раз, разворачивая газету, она боялась увидеть родные имена. Многие студенты из семей не-магов стали собираться в группы: садились рядом в Большом зале, делали вместе задания в библиотеке, даже просто ходили по замку — так было… спокойнее. Чувствовалась какая-никакая, но поддержка. Лили знала, что многие из ребят также ходят в Больничное крыло за успокоительными. Она и сама думала о том, чтобы обратиться к мадам Помфри за помощью: страх за родных и увеличенная нагрузка в последний год обучения давали о себе знать. Сейчас Лили понимала, что первое, что она сделает завтра — это пойдёт за зельем в Больничное крыло.

Мысленно досчитав до ста и выровняв дыхание, Лили перевернулась на спину, тыльной стороной ладони вытерла остатки слёз — и решила уснуть. Джеймс — если всё это не было частью какого-то нового безумного розыгрыша — наверняка поймёт, если она не сразу даст ему ответ. Так, по крайней мере, должно быть.

С этими мыслями она провалилась в зыбкий сон, где попеременно из-за угла на неё выскакивал Джеймс, Алиса, Слагхорн и даже МакГонагалл — и каждый из них кричал о смерти родителей и проваленных экзаменах.

* * *

Утро никогда не было для Джеймса хорошей порой. Особенно в понедельник. Особенно после такой странной и насыщенной ночи.

За завтраком о показал сложенную Карту Лунатику. Тот подавился яичницей и поражённо уставился на Сохатого. Питер тоже заметил Карту — и случайно опрокинул розеточку с мармеладом на стол. Сириус, искоса наблюдая за реакцией, остался доволен. Он был очень горд за друга: в одиночку провернуть кражу из запасов Филча — это достойная Мародёра шалость. Джеймс, убирая пергамент в карман, произнёс:

— После Зелий соберёмся в Выручай-Комнате. Карта показывает оч-чень интересные вещи.

— А без драматической паузы никак?

— Лунатик, ты как всегда! Ладно, скажу только одно: Томпсон — это ненастоящая фамилия нашего «любимого» профа.

Римус только скептически покачал головой. Ему нравился профессор: он уверенно владел материалом и очень тактично спорил с материалами учебника — не выставляя авторов министерскими идиотами, но и давая студентам полезную в реальном мире информацию. Поэтому одержимость Джеймса идеями, что профессор что-то скрывает или как-либо относится к Пожирателям, ему не нравилась; а историю, принесённую Питером, можно было трактовать как угодно… Мало ли с кем специалист по ЗОТИ может говорить в ночи по своему камину?

Единственное, что по-настоящему смущало, это запах. Оборотни имеют лучшее обоняние в сравнении с обычными людьми — и могут улавливать тончайшие ароматы. Римус не любил намеренно обращаться к волчьим навыкам, но… Профессор Томпсон имел одинаковые с Джеймсом ноты в своём шлейфе. Обычно это было характерно для кровных родственников, хотя, возможно, это было простым совпадением. Намеренно задумываться над этим фактом он не хотел, да и вряд ли о подобном найдётся книжка в хогвартской библиотеке.

Лунатик глазами поискал за столом Эванс — чтобы предупредить об отсутствии на следующем дежурстве. Но на завтраке Лили так и не появилась. Заметил это и Джим. По пути в кабинет Флитвика он спросил Алису о том, где её подруга. Оказалась, что староста школы весь день проведёт в Больничном крыле с нервным срывом.

— Только, Джеймс, я надеюсь, что это не пойдёт дальше вашей компании. Ты же знаешь, как Лилс не любит лишнего внимания…

Сохатый воспринял известие необычайно тихо: просто кивнул головой и чуть нахмурился — и больше к теме не возвращался. Переглянувшись с Питером, Римус решил, что, видимо, что-то такое Джеймс и предполагал. «Захочет — расскажет всё сам».

Занятия прошли спокойно. Что было удивительным для любых мероприятий, где находились Джеймс и Сириус. Редко, когда Римус напрямую участвовал в их задумках: они сами придумывали каверзы, сами их воплощали в жизнь — сам Лунатик скорее назвал бы себя «сторонним наблюдателем». Сегодняшний день для него был блаженством — ни подрывов магических шутих, ни новых проделок с невербальными. Оставалось только пережить собрание в Выручай-комнате — и можно будет отмечать этот день в календаре, как самый спокойный за все годы обучения…

Выручай-комната привычно впустила в себя группу Мародёров. Четыре удобных кресла, небольшой стеллаж с книгами, в основном — по анимагии, красивое знамя Гриффиндора на стене и целый сонм маленьких жёлтых магических огоньков под потолком.

— Я хочу, — без вступлений начал Джеймс, — чтобы вы все посмотрели на карту и нашли Томпсона.

Римус и Питер склонились над уже проявленной Картой; Сириус смотрел без живого интереса, видимо, Джим уже показывал ему до собрания.

Гарольд Томпсон/Гарри Поттер.

— Что думаете, господа Мародёры?

— Джеймс, ты же понимаешь, какое сейчас время. Он мог перейти дорожку Пожирателям…

— Или он сам — Пожиратель! — неожиданно громко сказал Питер.

Бродяга издал звук, очень близкий к рычанию.

— Джим, извини, но это всё не имеет смысла без фактов. Я согласен, что с ним может быть что-то странное, но…

Судя по выражению лица Джеймса, он ожидал несколько иной реакции. Он поджал губы и с досадой запустил пятерню в волосы.

— Знаете, ладно, я напишу отцу и спрошу у него, не знает ли он такого. Вдруг это и вовсе мой родственник.

Это был отличный момент для Римуса, чтобы поделиться своим наблюдением касательно одинакового запаха, но он решил смолчать. Чем меньше исходных будет у Джеймса, тем раньше он бросит всю эту затею. И вообще…

— Джим, если поторопишься, то успеешь попасть в приёмное время в Больничном крыле.

Получив убийственный взгляд, Лунатик засмеялся. Близилось полнолуние, но сегодняшний день всё же получился неплохим.