Эликсир памяти (гет)

Они вышли в коридор и остановились под веткой омелы. Доспехи у стен чуть слышно распевали рождественские гимны, и весь обычно темный коридор по-праздничному сверкал. Гермиона всё еще отходила от ссоры с Роном, и ей было нужно, чтобы Драко обнял ее снова.

Она ждала, что Драко начнет спрашивать про Рона, про Гарри, почему она ушла с ними, но он молчал.

— Это был твой бывший? — спросил он наконец. — Рон?

Обычно Драко называл Рона Роналдо или Роналдиньо.

— Да, это был он, — ответила она.

— Недоволен, что ты не с ним больше?

Недоволен, что она с Драко Малфоем.

— Ты все еще влюблена в него?

— Нет, давно нет. Я рада за него и Лаванду.

— Ты же рассказывала, что он обманывал тебя с ней и бросил тебя, — сказал Драко мягко, но ей не понравился его тон.

— Я его простила.

— Простила? — в голосе Драко послышался сарказм.

Гермиона посмотрела на него внимательно.

— Да, — ответила она, продолжая задаваться вопросом, почему эта история так задела его, — простила.

— Сказала себе, что ты сама виновата?

— Возможно, в чем-то и винов…

— Брось, Гермиона. Брось оправдывать его, — сказал он со злостью. — Иногда люди делают нам больно не потому, что мы в чем-то виноваты, а потому что они такие сами по себе.

— Он такой сам по себе, поэтому не вижу причины, чтобы вообще думать о нем.

— Во сне ничего не имеет значения, — проговорил Драко, устало откидываясь на стену.

Он думает, что это сон?

Драко снял маску и теперь пронзительно смотрел ей в глаза. Омела медленно кружилась над ними, освещенная прозрачным белым светом.

— Ты знаешь, что если враги встречаются под веткой омелы, они должны перестать сражаться? — выдохнула она, снимая маску.

— Значит, сложим оружие, Гермиона. Разве мы когда-нибудь были врагами?

— Возможно, в прошлой жизни.

— Моей жизнью управляют кошмары из прошлого. Я так больше не могу. Я хочу проснуться. Я хочу снова управлять своей силой. Я не знаю как, но я это сделаю. Даже если мне придется опять забраться на ту башню и встретиться с тем стариком, — он оттолкнулся от стены и выпрямил спину.

— Я отведу тебя туда, — сказала она, понимая, что это его шанс всё вспомнить. — Я отведу тебя на Астрономическую башню.

Гермиона протянула Драко руку, но он покачал головой:

— Я помню, как туда добраться.

Они дошли до лестниц. И когда подъехала нужная, Драко встал на ступеньки, весь бледный. Гермиона подобрала подол платья и двинулась за ним.

Всю дорогу они молчали.

Войдя на башню, Драко осмотрелся. Закутался в плащ.

Здесь было холодно. Холоднее, чем в коридоре. Гермиона наложила на них согревающие чары. Драко вышел на галерею. Оперся руками о перила и смотрел вдаль. За пеленой снега едва-едва видно реку и башни замка.

— Что здесь произошло? — спросил он, обернувшись к ней.

Он не помнит, а значит, для него она не грязнокровка, не волшебница, которая стерла его память, не девушка, с которой он учился шесть лет, и все эти годы он ее ненавидел. На одной чаше весов стояли их нынешние отношения, не омраченные прошлым. А на другой — память ее родителей, его родители и его будущее. Не может же человек всю жизнь быть одиноким, не помнить свое прошлое и близких, не иметь возможности использовать магическую силу, которая ему дана. У Драко были недостатки, но он не был темным волшебником даже во время войны. Иначе она бы не стала пытаться вернуть его в Магический мир. Поэтому Гермиона сказала:

— Здесь погиб директор школы.

— Кто его убил?

— Профессор Северус Снейп.

— Значит, я его не убивал?

— Нет, Драко.

— Значит, этот сон закончится хорошо? — спросил он, подходя к ней.

— Это не сон, Драко, — ответила она. — Драко, послушай, всё, что ты видишь...

— Идем домой, — он дал ей руку.

Гермиона замолчала.

Они спустились в коридор. Из Большого зала доносилась медленная музыка. У выхода из замка Драко остановился под веткой омелы. Из открытых дверей тянуло холодным ветром. Листики омелы трепетали на ветру. Снежинки, которые кружились вокруг, были колючие и ледяные, их надувало с улицы. Согревающие чары уже закончились, и Гермиона озябла в открытом платье.

Драко посмотрел на омелу, на нее, закрыл глаза. Она не знала, о чем он думал и что решал для себя. Она вдруг почувствовала, как устала быть сильной. Ей просто хотелось, чтобы Драко обнял ее.

— Омела опасна, если ее съесть, — сказал он, когда, наконец, посмотрел на нее снова.

Драко снял плащ и накинул ей на плечи. Гермиона почувствовала его дыхание у своего лица, когда он положил руки ей на талию и притянул к себе. Какие-то секунды они стояли так близко, что она купалась в его тепле, в то время как морозный ветер осыпал их снегом. А потом она зарылась руками в его волосы, и Драко ее поцеловал.

Его губы были мягкими и сухими, его вкус был вкусом игристого — легкие пузырьки на ее языке, дурманящие разум и чувства. Их поцелуй был, как глоток праздничного шампанского, желанный, одурманивающий, опьяняющий. И болезненный, когда опьянение пройдет. Ядовитый, как ягоды омелы, когда Драко вспомнит, кем она ему была. Но музыка продолжала играть, снежинки падать на лицо, и Гермиона отвечала на поцелуй. Разве на Рождество не случаются чудеса?

* * *

По телу прокатилась волна мурашек от резкой смены температуры. Сквозняк и мороз из сна сменились жаром декабрьской ночи. Драко сидел на диване в своей квартире. Гермиона рядом. Сон плавно перетекал в реальность. Реальность ее теплой руки в его, ее горячего дыхания близко, ее карих глаз, которые смотрели на него. Он хотел спросить, что с ними было — хотел спросить о своем сне, таком пугающе ярком. Но его пронзило холодное чувство, что сейчас не место. И не время.

Плащ лежал на полу у их ног. Драко провел ладонью по обнаженным плечам Гермионы. Они были холодными. Холодными, как в его сне. Драко провел большим пальцем по ее шее. Вынул палочку из волос. Запутался пальцами в рассыпавшихся кудрях. Он целовал ее во сне под веткой омелы. Страшный сон в этот раз закончился хорошо. Драко опустил большой палец на ее губы и почувствовал, как теплая волна прошлась по коже, когда она выдохнула его имя.

— Драко, — она скользнула по его плечам руками, прижалась к нему щекой, — Драко…

— Здесь жарко, — сказал он.

Они спали в одежде. Скоро утро, значит, они никуда не пошли и проспали всю ночь. Но Драко чувствовал себя так, словно только что проделал длинное путешествие. И его не оставляло ощущение дежавю. Словно то, что он видел во сне, с ним уже было когда-то.

— Я сейчас, — сказал он и ушел в спальню.

Драко оставил пиджак и жилет на кровати. Его начинала охватывать усталость, как будто он всю ночь не спал.

Когда он вернулся, Гермиона ждала его в гостиной. Она казалась такой хрупкой в полутьме.

Она качнулась к нему сама, едва он сел на диван с ней рядом.

— Драко, — прохрипела она, прижимаясь к нему щека к щеке.

Он ждал, что Гермиона скажет ему, но она только вздохнула. А затем поцеловала его. Это не был ласковый поцелуй под омелой во сне, это не был исступленный поцелуй под снегом, когда она была пьяна. В этом поцелуе было что-то глубокое и нежное. Как признание, на которое он ещё не решился.

— Ты самая красивая, — сказал он то, что давно хотел сказать, — самая красивая. Только моя.

Она отодвинулась от него. Некоторое время смотрела на него в упор, словно ее тревожило что-то. А затем положила голову ему на грудь и несколько секунд, которые он отсчитал по собственному участившемуся сердцебиению, слушала стук его сердца.

Ненавидеть проще, чем любить. Сказать «я тебя ненавижу» было легко, сказать «я люблю тебя» — слова застревают в горле. Но любовь созидает, а ненависть разрушает. И ненависть однажды разрушила его жизнь и их отношения. И может, сейчас был именно тот момент, чтобы сказать, что он к ней чувствует. Но когда Драко решился, Гермиона уже спала. Драко поцеловал ее. И она прижалась щекой к его щеке.