Как-то раз из-за Тимьяна (гет)

На следующий день Гермиона лежала на своей огромной кровати с балдахином, пиная ногой в чулке один из столбиков. Мэри, её старшая служанка, сидела сбоку от неё, штопая нижнюю юбку.

— Миледи… — тихо отругала её Мэри, — если ваша матушка увидит вас…

— Вот облом, — сказала Гермиона.

— Что такое «облом», миледи? — Мэри выглядела удивленной. Словарный запас её госпожи за последние две недели стал каким-то странным и чужим. Должно быть, все из-за тех книг, которые лорд Грейнджер позволял читать своей дочери. Всем известно, что леди должны читать только Писание, но лорд Грейнджер был снисходителен и передал своей дочери огромные тома с поэзией, а также по философии и науке.

Гермиона снова пнула кроватный столбик. Она размышляла над вчерашним выговором отца. Лорд Грейнджер сурово отчитал дочь за её постыдный выпад против лорда Кэмвиля…

— Но папа, он же лживый негодяй!

— Возможно, но это не дает тебе права позорить его перед всеми нашими слугами.

— Но отец…

— И когда ты, наконец, усвоишь, что леди не пристало повышать голоса? Это абсолютно неподобающе.

Гермиона надулась.

Её отец вздохнул и провел рукой по седеющим волосам. Это движение так напомнило Гермионе её отца из будущего, что на нее нахлынуло внезапное ощущение дежавю.

— Дочка, я не могу допустить, чтобы ты отбрасывала от себя женихов одного за другим. Ты должна поскорее сделать выбор или же станешь слишком старой для замужества. Род Грейнджеров будет обречен.

— Я скоро выберу, папа, — солгала Гермиона. — Но лорд Кэмвиль был законченным мерзавцем.

— Употребляя такие выражения, ты попадешь в беду. Ты должна знать свое место, — отец заломил руки от отчаяния. — Я поговорю с отцом Лоренцо о том, чтобы ты занялась переписыванием текстов. Для тебя будет полезно поразмышлять над Священным Писанием, по крайней мере, два часа каждый день.

Именно так Гермиона оказалась сегодня утром в компании отца Лоренцо, кропотливо переписывая различные библейские тексты, выбранные для заучивания её отцом. Из всех переписанных ею отрывков один запал ей в память… «Ephesians 5:22-24…mulieres viris suis subditae sint sicut Domino. Quoniam vir caput est mulieris sicut Christus caput est ecclesiae ipse salvator corporis sed ut ecclesia subiecta est Christo ita et mulieres viris suis in omnibus…» (К Ефесянам 5: 22-24 Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела. Но как Церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем»).

Р-р-р! Библию явно написал мужчина!

Она снова пнула кроватный столбик. Ей придется проводить каждое утро следующего месяца, заучивая ещё больше таких отрывков. Отец сказал, что устроит ей проверку, когда они с матерью вернутся в следующем месяце из поездки в Ланкашир.

Гермиона села на кровати, и Мэри удивленно посмотрела на неё поверх шитья.

— Какой сегодня день, Мэри?

— Четверг, миледи.

Четверг! Этим вечером она условилась встретиться с Малфоем в амбаре. Но, конечно, он никуда не сможет ходить какое-то время. Её отец счел необходимым дать ему три дня оплачиваемого отдыха, и, вспоминая о множестве уродливых кровоточащих порезов на спине Малфоя, она сомневалась, что этого будет достаточно. Внезапно она ощутила необъяснимое желание проведать его.

Гермиона надела туфли и расправила платье.

— Куда-то собираетесь, миледи?

— Собираюсь прогуляться в саду.

Мэри отложила свое шитье, но Гермиона остановила её.

— Нет, Мэри, милая. Заканчивай своё шитье, мне бы хотелось немного побыть одной, чтобы подумать о стихе из Писания, который отец дал мне сегодня утром.

Мэри одобрительно кивнула:

— Как пожелаете.

Когда Гермиона вышла из комнаты, служанка снова принялась за шитье.

Гермиона вприпрыжку бежала по коридорам огромного имения, которые становились все более знакомыми. У неё начало появляться чувство, что она прожила здесь всю свою жизнь. Она подпрыгивала и напевала, направляясь во внутренний двор и сады. Ей уже очень давно не удавалось где-либо побегать вприпрыжку. Но сейчас, когда лорда Кэмвиля, наконец, выпроводили, а родители отбыли с визитом в Ланкашир, она чувствовала себя легко и беззаботно.

Сейчас поместьем управляли Одли и Фэнхоуп, но Гермиона совсем не боялась их. Она обнаружила, что ей достаточно лишь мило им улыбнуться, и они будут из кожи вон лезть, чтобы угодить ей. Если бы и в Хогвартсе у девушек получалось столь же легко добиваться своего от парней… Хотя, минутку, — наверное, так оно и было. Она вспомнила, как Гарри сходил с ума по Чжоу Чанг на пятом курсе. А Ханне Эббот стоило только бросить взгляд на Джастина Финч-Флетчли, чтобы заставить его замирать, глядя ей вслед.

Возможно, некоторые вещи не менялись.

Шаг за шагом она оказалась под сияющим послеполуденным майским солнцем. За последнюю неделю погода улучшилась, и в теплом воздухе можно было ощутить скорое наступление лета. Некоторые ранние летние цветы на клумбах уже начали расцветать, и Гермиона с радостью увидела среди них кусты роз — свои любимые цветы.

Она прошла в сторону кухонь, в очередной раз вызвав своим появлением удивление и замешательство среди слуг. Быстро выскользнув через боковую дверь, Гермиона направилась к грядкам с травами. Открывая дверь и вновь оказываясь под солнечными лучами, она готова была увидеть Малфоя, склонившегося над клумбами или подстригающего их края, — именно за этим занятием она застала его на прошлой неделе. Но, конечно же, сегодня здесь не было ничьей склоненной над растениями головы с серебристо-белыми волосами. Вместо этого здесь был лишь один человек с каштановыми волосами, насвистывающий за работой.

— Эй! — крикнула она.

Человек удивленно поднял взгляд и тотчас склонился вновь.

— Миледи.

— Подойди сюда.

Он подошел, почтительно стараясь не встречаться с ней взглядом.

— Ты знаешь, где Малфой? — спросила она, не теряя времени.

Парень почесал голову.

— Он не на работе. Дома, отдыхает.

— Где он живет?

— Я не знаю. Он уходит домой вдоль ручья каждый вечер. Должно быть, он рядом с рощей у ручья живет.

— Далеко эта роща?

— Не слишком, хозяйка. Глазом её не увидишь, но это, наверное, потому, что ручей сворачивает направо, вон там.

— Как тебя зовут?

— Томас.

— Спасибо тебе большое, Томас. Ты очень помог мне.

Томас счастливо улыбнулся:

— Вы такая добрая ко мне.

Гермиона наблюдала за тем, как он вернулся к работе, потом окинула взглядом внешние границы поместья. Что лежит за ними? Она уже отыскала способ покидать само поместье, теперь ей предстояло найти способ выбраться за пределы его территории. На фоне ярко-синего неба она увидела вершину лесистого холма и дым, поднимающийся от труб слева. Справа от неё, вдоль стен усадьбы, бежал маленький ручеек, который она никогда раньше не замечала. Крошечные сверкающие блики танцевали на журчащих потоках воды, пока ручей шумно бежал вперед, говоря ей «Следуй за мной, следуй за мной, следуй за мной…» Ей очень хотелось его увидеть.

* * *

Драко пролежал на животе всю ночь, его сознание то тонуло, то выбиралось из застилавших его волн боли. Он не мог сконцентрироваться ни на одной мысли. Боль от его первой порки мало чем отличалась от тех проклятий, которые Люциус когда-то использовал для его наказания, но те обычно быстро рассеивались, или же их магически залечивала мама. Мучительная боль от порки никуда не исчезала. Он чувствовал себя словно черепаха, которую заставили носить панцирь из пылающих углей.

Но унижение, которое он испытал, лежа в грязи на глазах у всех этих людей, было, пожалуй, гораздо болезненнее физических ран. В первый раз к его словам никто не прислушивался, в первый раз он оказался на милости людей, находящихся выше него по положению. Гнев и стыд, пронзавшие его с каждым ударом плетки, добавились к его мучениям и достигли своей наивысшей точки, когда за него вступилась Грейнджер. Грязнокровка! Спасает его! Упадет ли он ещё ниже? Уж конечно, хуже этого не может быть ничего.

Время от времени он проваливался в неспокойный сон, и когда в очередной раз открыл глаза, было уже утро.

Драко тотчас вновь почувствовал боль в спине, но с облегчением обнаружил, что она значительно ослабла.

К счастью, Малфой не мог видеть, во что превратилась его спина после порки. От этого зрелища его, наверное, стошнило бы. Вздувшиеся, красные порезы рассекали его спину по диагонали от левого плеча до поясницы. Его обнаженная кожа едва начала заживать: отвратительные, мокрые желтые струпья покрывали каждую линию. Нетронутая плоть между порезами вся была в синяках, которые теперь наливались темно-фиолетовым цветом.

Драко неуверенно сел на своей соломенной постели и потянулся. Он чувствовал себя нормально, возможно, его немного лихорадило, но, в целом, он был в порядке. Он подумывал надеть рубашку, но дикая боль в спине вынудила его отказаться от этой идеи.

В кувшине на столе была вода, и он медленно поднялся и двинулся к нему. Кроме того, там лежала довольно большая краюха хлеба и немного сыра, оставленные ему людьми, которые вчера принесли его домой. Драко был так голоден, что съел все это после того, как напился воды.

Каждый шаг причинял боль, но, по крайней мере, он мог ходить. Он вдруг четко осознал, что единственной причиной, почему он еще ходил, было то, что Гермиона Грейнджер, грязнокровка, пошла против своего отца и лорда Кэмвиля. Она сказала, что ей стало жалко его из-за его потрепанного вида. Жалость! Он вызывал у нее жалость?

Драко проклинал лорда Кэмвиля самыми грязными проклятиями, которые только знал. Он смутно вспомнил несколько слов, которые прозвучали над ним, пока он валялся на земле… «Вы называете мою дочь лгуньей?..» «Ты извинишься перед ним, ты, лжец!»… «ДОВОЛЬНО!»

Драко сунул руку в карман, убедившись, что там лежало его кольцо и серебряная монета. Он удивился, что Грейнджер была уверена, что кольцо действительно принадлежит ему, — должно быть, она видела его в Хогвартсе, хотя никогда раньше об этом не упоминала. Он почувствовал слабость и снова сел на кровать.

Лучше не торопиться. Насколько он знал, у него было три выходных. Так ему сказали те люди, которые принесли его сюда. В животе у него заурчало. Три дня… До сих пор Малфой всегда обедал и ужинал в поместье, но три дня дома… Что он будет есть? Лучше бы он не съедал весь кусок хлеба, который ему оставили, а разделил его.

«Не беда, как-нибудь выкручусь», — подумал он. По крайней мере, он все еще был жив и относительно здоров. Он лег на живот и вздрогнул. Следующие несколько часов он провел, плавая между сном и явью.

Драко не знал, сколько времени пролежал так, но когда он в очередной раз проснулся, сквозь окна почти не проникало солнечного света.

Он пошевелился в полудреме, и его истерзанная спина снова отозвалась болью. К счастью, боль была меньше, чем утром, хотя двигаться стало чрезвычайно трудно. Раны покрылись твердыми струпьями, что заставляло его чувствовать себя так, словно он носил на спине что-то вроде жесткой металлической пластины.

Именно тогда он и понял, что разбудило его.

Кто-то стучал в дверь.

Первой мыслью было, что это Томас. Драко только ему говорил, где находится его дом. Может быть, Томас принес еду. В животе снова заурчало.

Если только он сможет добраться до двери.

— Сейчас, — отозвался он.

Человек снаружи позвал его по имени.

— Малфой, это ты?

Драко замер. Он хорошо знал этот голос. Какого черта ей здесь надо? Он быстро осмотрел хижину и ощутил прилив стыда. Пол был грязным — он не беспокоился о том, чтобы содержать его в чистоте, его камин был завален старой золой, и в комнате не было ни одного предмета мебели, который бы не дышал на ладан. Было просто ужасно, когда Грейнджер увидела, что он стал крестьянином, ещё хуже было, когда она спасла его от порки, но если она увидит то, в каких условиях он фактически сейчас живет, это довершит его окончательное унижение.

Гермиона снова постучала.

— Малфой? Это я, Гермиона. Ты в порядке?

Выхода не было, он знал, что она слышала его голос. Нехотя он доплелся до двери и распахнул её.

— Что ты здесь делаешь?

Неосознанно затаившая дыхание Гермиона выдохнула. Малфой был в порядке! Когда он сразу не ответил на её стук, она вообразила себе худшее. Она заметила, что он был без рубашки, и немного смутилась. Она подняла фонарь и осветила его лицо. Оно выражало смесь негодования и раздражения.

— Пришла пожалеть меня?

Это было не то приветствие, которого она ожидала.

— Я… — пробормотала Гермиона, размышляя, как объяснить свое присутствие. Возможно, это была ужасная ошибка! Она была так уверена, что Малфой будет рад видеть её. Разве он не говорил на прошлой неделе, что они друзья? Он попросил её о встрече и просил не опаздывать.

— Я…

— Язык проглотила?

«Да что со мной такое? — подумала Гермиона. — Я никогда раньше не теряла дара речи, особенно с Драко Малфоем». К своему ужасу, она осознала, что слишком взволнована, её сердце бешено стучало, и она чувствовала себя ужасно обиженной. Обиженной! Малфоем! «О, Боже, — она ощутила, как её руки задрожали, а глаза защипало, — я собираюсь заплакать?»

— Я только хотела проведать тебя! Я… так… волновалась… за тебя, — Гермиона ощутила, что голос изменил ей. Огромным усилием она сдержала слезы. «Гермиона Грейнджер, возьми себя в руки. Ты должна сердиться на Малфоя, а не рыдать перед ним!»

Драко был удивлен. Он не мог не заметить, как задрожал голос Гермионы. Она собиралась заплакать? Из-за чего, глупая девчонка? Р-р-р, женщины. И что особенно плохо — ему было от этого не по себе!

— Ну, если ты не можешь разговаривать, возможно, ты в состоянии двигаться. Входи, — произнес он резко, поворачиваясь и тем самым показывая ей свою спину.

Гермиона ахнула.

— Твоя спина! О, Мерлин!

Драко дернулся, чувствуя, как ее полный ужаса взгляд прикован к его спине. Проигнорировав её, он сел на кровать.

— Добро пожаловать в мой дворец, — сухо сказал он, уставившись на нее. Он ожидал, что она начнет смеяться над ним или указывать на то, насколько жалок его дом по сравнению с тем, что имела она. Люциус всегда поощрял такое поведение в нем.

Но Гермиона ничего подобного не сделала. Казалось, она даже не слышала, что он сказал. Она была занята, разбирая корзину, которую принесла с собой, и швыряя что-то на стол.

— Ну, Грейнджер ты что, голос потеряла? Разве ты не собираешься пожалеть меня? Бедненький, избитый, распустивший нюни крестьянин, живущий в свином хлеву…

Взгляд, которым одарила его Гермиона, когда обернулась, заставил его заткнуться. Если он думал, что на пороге она выглядела слабой и готовой расплакаться, то сейчас она была в ярости.

— Как они могли сделать с тобой такое! — воскликнула она.

— Что?

— Это было отвратительно… Они все послушали этого проклятого тупицу Кэмвиля, а он даже не извинился перед тобой! — её глаза гневно сверкнули.

— Грейнджер… — теперь Драко лишился дара речи.

— А твоя спина… О, Мерлин, твоя спина… Я думала, она выглядела плохо вчера, но я даже не представляла… как сильно я неправа. Слава богу, я принесла это, — она повернулась и протянула ему небольшую бутылочку.

— Что это?

— Бальзам. Для твоей спины. Прости, что принесла совсем чуть-чуть… Если бы я знала, на что похожи твои раны, то принесла бы больше.

— Ты принесла мне бальзам?

Гермиона сняла свой плащ, под ним оказалось серое шелковое платье. Драко вспомнил, что видел его раньше, он детально помнил их встречу в амбаре на прошлой неделе. Эти старомодные платья шли Гермионе. Они подчеркивали её женственную фигуру, и в них она не выглядела вульгарной — это была вершина хорошего вкуса, который Пэнси и Миллисенте, казалось, был недоступен.

Она снова стукнула кулаком по столу и повернулась лицом к нему. Её губы были сжаты в тонкую линию, она выглядела очень расстроенной:

— Ублюдки… все они…

Он видел, как она глубоко дышит, и гнев переполняет ее. И снова осознал, что по гроб жизни обязан ей за её вмешательство: её никто не заставлял каким-либо образом помогать ему, но она рисковала своей шеей за него. И, более того, он понял, что ошибался, полагая, что она собирается помыкать им из-за его незнатного положения.

Великолепно.

В ближайшие несколько минут он унизится больше, чем когда-либо себе представлял: Во-первых, ему придется поблагодарить всезнайку Грейнджер за спасение своей задницы. Во-вторых, он извинится перед ней за то, что в дверях вел себя как идиот. Что ж, лучше покончить с этим сейчас же.

— Успокойся, Грейнджер, — произнес он, встречаясь с ней глазами. — Могло быть гораздо хуже. Сейчас я собираюсь сказать тебе кое-что, чего не говорил никогда раньше, и если я не сделаю этого сейчас, то могу передумать. В общем… Спасибозаспасениемоейзадницывчераипростичтоябылтакимничтожествомсейчасвдверях.

Гермиона ухмыльнулась.

— Не мог бы ты повторить это, Малфой? Кажется, я не очень хорошо расслышала часть про «ничтожество».

— Не дави.

— Ну, после такого восхитительного приема… — она отвернулась и вытащила из своей корзины немного хлеба, — как насчет еды?

— Ты принесла еду? — к счастью для него, Гермиона Грейнджер была самой умной волшебницей в Хогвартсе. — Где твои родители? Тебя не поймают?

— Конечно, нет. Лорд и леди Грейнджер в Ланкашире на целых два месяца. И не волнуйся, меня не поймают. Я привыкла к вылазкам с Гарри и Роном. В Хогвартсе мы все время этим занимались.

— Мисс Грейнджер, — произнес Драко. — Эта еда приносит Гриффиндору миллион очков.

Она вручила ему хлеб и смотрела, как он ест.

— Твой отец разозлился на тебя? Я подумал, что он мог бы… Судя по тому, как ты ругала Кэмвиля вчера.

Гермиона отбросила волосы, и Драко снова залюбовался сиянием света лампы на её коже.

— Меня наказали, — мрачно сказала Гермиона. — Каждое утро два часа я должна переписывать и заучивать отрывки из Библии с отцом Лоренцо.

— Ты легко отделалась, — проговорил Драко с набитым ртом. — Тебе лучше не пытаться протолкнуть всю эту чепуху вроде Г.А.В.Н.Э. здесь. Люди подумают, что ты сошла с ума. Оставь нам, низшим классам, причитающиеся нам помойки.

— Да, но это так несправедливо.

— Грейнджер… уж поверь мне. Ты никогда не сможешь что-либо изменить… Я — крестьянин. Ты — госпожа. Для лорда и леди Грейнджер я — хуже волоса на заднице обезьяны.

Гермиона захихикала. Она никогда не думала, что когда-нибудь услышит, как «Я-такой-крутой-и-я-живу-в-особняке» Драко Малфой сравнит себя с волосом на заднице обезьяны.

— Прекрати хихикать. Я имел в виду, в переносном смысле.

Дальше они сидели молча, и было что-то уютное в их молчании. Как странно… Она чувствовала себя так, словно они были друзьями много лет … а не всего лишь несколько дней. Кто бы мог подумать, что в Малфое существует и хорошая сторона — он обладал прекрасными манерами, был умным и выносливым, выносливее, чем она могла ожидать. И вопреки самой себе, она ощущала, что наслаждается его компанией…

Когда их взгляды встретились, она смотрела в его глаза гораздо дольше, чем намеревалась. Он словно мог смотреть прямо сквозь неё. Он поймал её… «Нет, нет, нет, это не может происходить со мной». Гермиона сильно покраснела и поспешно поднялась.

— Уже поздно, — сказала она. «Гермиона, как ты могла позволить этому произойти с тобой! Ты должна уйти и покончить с этим немедленно… Прекратить это сейчас же». Учащенное биение её сердца, пронзивший её жар, электричество, которое пробежало между ней и Малфоем… Её тело перестало подчиняться её разуму. «Прекрати это, прекрати это, Гермиона. Убирайся отсюда, ты прекрасно понимаешь, что с тобой происходит, почему ты жаждешь его общества, приносишь ему бальзам и еду…» — Мне лучше уйти. Господи, где мой плащ… — она наткнулась на стул и одновременно опрокинула кувшин с водой.

Сердце Драко колотилось о ребра. Что-то случилось. Что-то значительное. Он был в полной растерянности. «Давай, Драко, шевелись, скажи что-нибудь…» Он заставлял себя, но от волнения не мог ничего сделать. Все это случилось так быстро, в одно головокружительное мгновение. Для них обоих было очень тяжело справиться с этим, и она тоже знала об этом… Вот почему она собиралась уйти, была испуганной, расстроенной… А он примерз к месту как тупая статуя…

— Ох, а вот и корзина. Я оставлю сыр и яблоки… — Гермиона лихорадочно все выложила и побежала к дверям.

Он наблюдал за тем, как она приостановилась на пороге и обернулась, чтобы посмотреть на него. Солнечный свет тускнел, и он с трудом мог разглядеть её силуэт в дверях. Казалось, она тоже хотела заговорить, но слова ей так и не дались.

Воспользуйся моментом, Драко. Скажи ей, чтобы не пугалась, что ты тоже почувствовал это, и это нормально…

Затем она ушла.

Драко долго просидел в сгущающейся темноте, борясь с внутренними противоречиями. Злясь на самого себя за неспособность произнести хоть слово и в то же время испытывая облегчение от того, что ничего в действительности сказано не было.

Как это возможно? Она была живым оскорблением всех его чистокровных убеждений — недостойная, магглорожденная выскочка. Но как ни странно, те же самые вещи, которые питали его презрение к ней, привели к почти нездоровой одержимости ею. Он наблюдал за ней все чаще и чаще, говоря самому себе, что следит за ней из-за её недостатков и изъянов… но изъянов не находил. Все что он отыскал в прошлом году — это растущее удовольствие от лицезрения её каштановых волос и карих глаз.

Если было сложно отрицать собственные чувства в Хогвартсе, то здесь, когда Грейнджер находилась рядом с ним, рисковала своей шеей из-за него, подвергала себя опасности, чтобы принести ему еду, смотрела на него так, — это становилось почти невозможным… Его прошлые убеждения уже ничего для него не значат? Он собирался, наконец, признаться самому себе в своих истинных чувствах? Неужели это было бы так плохо?

Драко медленно лег на живот с флаконом бальзама в руке. Он понял, что не сможет дотянуться до спины, чтобы должным образом нанести его. Он заснул, представляя, как нежные, прохладные руки втирают бальзам в его раны, успокаивая его горящую кожу, исцеляя…