Легенда о Чхве Ёне (гет)

— Я верхом поеду, — Инсу стояла, подбоченясь, перед выходом из генеральской палатки, а Чхве Ён закрывал ей дорогу.

— Нет, моя милая поедет в повозке.

— Сколько до Кэгёна ехать? — спросила Инсу, смерив генерала недовольным взглядом.

— Три дня без остановок, — последовал ответ.

— Значит, дольше. Командир, ты меня три дня видеть не будешь, выдержишь? — спросила она и приблизилась вплотную.

— У повозки есть окошки, — проговорил он, не пошевелившись.

— Это, если я открою, — она подняла голову выше и посмотрела ему в глаза.

— Откроете, — он ответил на её взгляд и усмехнулся.

— А вот и нет.

— Чаще будем делать остановки, — предположил он.

— А я не выйду.

— Три дня не выйдете? Спать будете? Есть не захотите?

— Три дня потерплю, — Чхве Ён посмотрел на Инсу насмешливым взглядом.

— А я не верю.

— А ты поверь.

— И лечить меня не будете? — спросил он, улыбаясь.

— Идём-ка сюда. — Инсу поманила его пальцем, и генерал склонился к ней так, что его лицо оказалось вплотную к её лицу. — Ты куда вчера ночью с Тэманом шлялся? Опять за Амноккан? Ведь знаю, что арбалеты вы монгольские упёрли. Ведь не в первый раз, недавно на ноги встал, а туда же. А это что? — Инсу изловчилась вцепиться этому человеку в волосы, заставив его склониться ещё ниже так, что его шея оказалась на уровне её глаз.

— Где? — он нервно дёрнулся.

— Ну конечно, ты же не видишь!? — она удержала его.

— Что?

— Да, на шее у тебя, негодник, на шее, на палец левее и кровь было бы не остановить, а так, гляди, ведь затянулось уже. Отвары больше не будешь пить, больше трёх инъекций сушеницы делать нельзя. Сердце даже слушать не буду, всё с тобой ясно. Так я поеду верхом?

— Я сказал — в повозке, — Чхве Ён схватил Инсу в охапку и вытащил из шатра.

Отяжелённый обозами отряд удальчи следовал старой дорогой в Кэгён, и Инсу в этом отряде чувствовала себя одним из трофеев генерала. Последний месяц был для неё адом — больше недели он умирал на её руках, пока не наступило долгожданное улучшение, — и тогда она поняла, что раньше всё было не так плохо. Пока он умирал, она точно знала, где он и что с ним — либо спал под действием анестетиков, которые ей, благодаря урокам лекаря Чана, удалось неплохо сымитировать ещё в том мире, либо удерживал её за запястье, не позволяя отойти от себя ни на шаг, вглядываясь в её лицо и периодически теряя сознание. Стоило ему немного прийти в себя и объявить о планирующемся отъезде, как их шатёр превратился в проходной двор, — особенно раздражал Инсу похожий больше на монгола чем на корёсца мелкий Ли Сонге, который сыпал идеями перед не твёрдо стоящим на ногах генералом. По ночам Инсу шипела этому человеку в ухо пророчества — он сперва посмеивался, а потом стал просто засыпать под её настойчивый шёпот. Она останавливалась на каком-то особо кровавом и несправедливом моменте истории основанной Ли Сонге империи Чосон и наблюдала в неверном свете лучины, как его лицо приобретает блаженно беззаботное выражение. Единственным положительным моментом за этот месяц было ожидание отъезда, а недавний поход генерала за Амноккан окончательно добил нервную систему Инсу: её беспокоили навязчивые сны, перемены настроения, головокружение и обмороки, в довершение ко всему она стала необычайно разборчива в еде, а от рисовых шариков её просто тошнило.

— Чхунсок подойди сюда, поговори со мной — мне скучно, — Инсу открыла окно повозки.

— Слушаю вас, ваша милость.

— Что, этот негодник…

— Вы о генерале? — Чхунсок не смог скрыть улыбку.

— Именно. Когда вы привезли его от врат в королевскую лечебницу, что было с ним?

Тень улыбки растаяла на лице Чхунсока, сменившись гримасой боли:

— Раны, оставшиеся на месте волдырей на спине, кровоточили и болели, его била судорога, он был нем. — Сердце Инсу зашлось болью, а голова закружилась. — Ваша милость, вам не хорошо?

Инсу очнулась от его крика, она не думала, что он способен так кричать:

— Милая, милая моя, очнись! — он убрал волосы с её лица и теперь гладил по голове. Инсу открыла глаза: коляска, в которой она ехала была распахнута настежь, он сидел на краю, а она лежала в его объятиях. — Очнулась! — выдохнул он.

Инсу почувствовала, как её тело подбросило в воздух — он прижал её к себе — Инсу отстранилась, заглянула в его искажённое ужасом лицо, погладила по голове и прикоснулась к сонной артерии, измеряя пульс: «Нет, ну, как же бьётся, даже посчитать боюсь, не сто двадцать, не сто шестьдесят, неужели двести, так и до инфаркта недалеко. Нет, больше никаких гемостатиков, с его физической и эмоциональной нагрузкой кровь должна быть жидкой».

— Ну что ты, любимый, так испугался? Со мной всё хорошо.

— Что творишь, Чхунсок? Запомните все мой приказ: кто подойдёт и скажет ещё что-то про меня — убью, сам убью, язык вырву.

— Любимый?!

Чхве Ён аккуратно внёс Инсу в повозку, уложил на скамью и стал обкладывать подушками.

— Ещё подушки, — проговорил он.

— Больше нет, командир, — последовал ответ.

— Как же нет? Те ткани, что придворным дамам везём.

— Любимый, это всего лишь обморок, — Инсу дотронулась до его лица, пытаясь успокоить.

— Так, хорошо? — повозка, в которой ехала Инсу была завалена подушками и тюками тканей.

— Ну ты и псих! — Инсу спустила ноги с лавки, и ткани с шуршанием стали расползаться по полу. — Ну, как так можно?! Сказала же, всё нормально со мной. Угробишь себя переживаниями и меня заодно. — Она усадила его рядом с собой, освободив место. — Быстро успокоился и на нервы мне не действуй, наручи снимай, манжет развязывай.

— Что? — переспросил он, услышав незнакомое слово.

— Да, ничего. Ладно, ближе садись, пока сердцебиение в норму не придёт, не отпущу тебя. Чхунсок, сюда идём! Так, что ты говоришь было с ним, после того как в лечебницу привезли. Ну, как же бьётся у тебя сердце!

— Ответишь, убью — убью сказал! Чхунсок — в арьергард! Всем — на лошадей, боевой порядок, немедля выезжаем! — Чхве Ён выскочил из повозки, плотно закрыл за собой дверь и вскочил на коня.

Инсу, раскидав подушки, с трудом добралась до окна:

— Токман-а, Токман-а, — позвала она.

— Ответишь — прибью, голову береги, — послышался голос Чхве Ёна снаружи.

— Слушаю, ваша милость. Айшшш… — застонал Токман.

— Сказал же, голову береги. — Чхве Ён пресекал любые попытки нарушения субординации своими подчинёнными в отношении повозки, и Инсу страдала от недостатка общения.

— Мне скучно, — проговорила Инсу и надула губки.

— Откройте дверь, милая, я сяду к вам в повозку. Я послал вперёд солдат, чтобы приготовить вам воды помыться.

— Ну уж нет, как раз тебя, шумный, я видеть не желаю, — Инсу обиженно отвернулась от окна.

— Приехали, ваша милость, отдохнём здесь до рассвета, — донеслось снаружи, Инсу выглянула из повозки, и Чхве Ён, не теряя времени, подхватил её на руки.

Драться с этим человеком в доспехе было бесполезно, но Инсу попыталась:

— Сама пойду, пусти же, ну пусти.

Он поставил её на землю. Она нервно одёрнула одежду и, высоко задрав голову, пошла впереди командира.

— Нагрели воды, моей милой захочется помыться.

— Захочется: сперва помоюсь, потом поем.

— Я так и подумал.

Инсу захотелось сказать ему что-то неприятное, но, как назло, ничего не приходило в голову. Она вошла в двери постоялого двора, хозяин подобострастно поклонился ей и проводил в отведённые для неё покои. Инсу нежилась в горячей воде, пока Чхве Ён, тяжело вздыхая, переминался с ноги на ногу за дверью, — ей стала жалко этого человека: «Ну ладно, давай, спроси, всё ли у меня хорошо, я отвечу, так и быть, отвечу. Ну давай». Он походил под дверью и с тяжёлым вздохом опустился на пол. «Вот же, да скоро я, скоро», — подумала Инсу.

— Заждался серьёзно? Совсем заждался? — Инсу открыла дверь и улыбнулась ему. — Давай вставай и пошли кушать.

Он с тяжёлым вздохом поднялся:

— Накиньте верхнюю одежду, здесь много постояльцев — я не король, чтобы выгонять их на время нашего постоя.

— Ну, чего ты такой встревоженный и напряжённый?! Да оденусь я, оденусь — не волнуйся. Может, мне одно из тех платьев надеть, а? Ну, чего ты право слово? — Инсу обняла генерала за шею и притянула к себе. — Идём ко мне, ну, посмотри на меня: температуры нет — наклонись, шею ещё раз покажи, ай, ну ты чего? — он выполнял все её распоряжения, не меняя выражения лица. — Я тебя таким расстроенным не видела ни разу с тех пор как вернулась. Что тебя гнетёт? Быстро рассказывай, я сказала — рассказывай.

— Накиньте халат, — произнёс Чхве Ён и, не дожидаясь пока его распоряжение будет исполнено, пошёл прочь по коридору — Инсу оделась и последовала за ним.

— Угробишь себя переживаниями, — довольно щебетала онадавай рассказывай, кому говорю! Ты жениться не хочешь? Так не женись.

Чхве Ён остановился, будто натолкнувшись на непреодолимое препятствие, и оглянулся.

— Хочу жениться, ничего так не хочу, как этого.

Инсу усмехнулась, заметив панический ужас в его взгляде, взяла его под руку, прижалась виском к его плечу и повела в прежнем направлении:

— Ну ладно, ладно — верю…

— Когда вернёмся в Кэгён, я буду вынужден вернуться на службу к королю, а значит, буду очень занят, и мы подолгу не будем видеться.

— Ой, что за глупости говоришь, генерал? А, генерал? — Инсу заставила его остановиться и повернула лицом к себе, он посмотрел ей в глаза и осторожно убрал волосы с её лица. — Можно подумать, ты уходил со службы? Вот, что ты за эти четыре года для короля сделал? От нападения красных повязок на Кэгён спас? Спас. А, насколько я помню, он там погибнуть мог, прямая угроза его жизни была. Наместничество Сансон вернул? Вернул. Ну там, конечно, история тёмная с Сансоном: не понятно, кто наместника убил и его старшего сына, — то ли ты, то ли сам Ли Сонге, но это не важно. Северные территории вернул все. Что не все? Все же. Корё теперь в прежних границах, так? Вот так. Ну и что? А охрану границы организовал, армии подготовил: десятитысячная армия на северной границе стоит до зубов вооруженная, палец в рот не клади — до локтя откусят, что не так говорю? Так. Ну, поправь меня, если я не права. Молчишь? Ну и молчи! Это за четыре года — другие такую работу и за сотню, и за тысячу лет сделать не могут, и не только потому, что не живут столько. А то, что вы там поссорились с королём, так это забыть надо. Наградил же тебя он? Наградил как?

— Золотые наручи выковать приказал, — пожаловался Чхве Ён.

— Это он тебя обманул, просто издевался, не было наручей, он же знает, что ты от них, как от цепей, откажешься.

Во взгляде Чхве Ёна печаль сменилась удивлением.

— Откуда вы знаете?

— Я-то, это ты удивляйся, откуда он знает. Ну так, как наградил? — в голосе Инсу слышалось неподдельное любопытство.

— Дом в столице подарил и участок земли в предместьях порта Чансо на побережье, — генерал обречённо вздохнул: эта награда казалась ему не менее обременительной, чем золотые наручи.

— Вот, насколько я помню, после этих всех завоеваний тэогун Чхве Ён стал самым крупным землевладельцем в Корё. А про то, что он тебя в звании повысил, ты забыл? — глаза Инсу лукаво блестели в полутьме коридора.

— Как же забудешь, — простонал Чхве Ён.

— Тэогун Чхве Ён, нет в Корё генерала выше тебя в прямом и переносном смысле, кстати, и не будет. Нет, Ли Сонге, конечно, не промах — спору нет, только ничего не отвоюет, тут не потерять бы за счастье и этого не удастся.

— Милая…

Чхве Ён притянул Инсу к себе и сжал в объятиях.

— Ну что ты, что? Чем ты так расстроен? — она выглядывала из-под его рук, как птенец из гнезда. — Всё стой, стой — вот так стой: посмотри на меня, улыбнись. Улыбнись, сказала! Сейчас же улыбнись, — Инсу топнула ножкой: «Ну улыбнись же, ну, улыбнись, и я разрешу тебе поцеловать меня и даже поиграть моими волосами, ну давай».

— Моя милая плачет ночами — ей что-то плохое снится. — Чхве Ён гладил её по волосам. — Знаю, что снится. Я обещаю, что не будет этого — того, что снится — милая моя мне поверит? Я, воин Корё Чхве Ён, жизнью клянусь, что не сбудется моей милой сон, верит мне моя милая или нет?

Улыбка медленно таяла на лице Инсу, но она быстро совладала с собой.

— Вот же, твои клятвы мне мало нужны…, я и так знаю, что не будет. Ты мне лучше расскажи, что за дом у тебя в столице?

Чхве Ён схватил Инсу за руку и потащил за собой.

— Будем так стоять и болтать — поесть не сумеем.

— Что за дом? Эй! Полезная площадь? Сад, парк, регулярный, пейзажный, в японском стиле, эй, генерал?

— Я не был там ни разу.

— А земля, что за земля? — не унималась Инсу.

— Землёй дарёной монах Синдон распоряжается. Мне она не нужна — ни сеять, ни пахать не умею.

— Кто говоришь, распоряжается, кто? Синдон, говоришь, это совершенно мудрый монах Синдон. Ба… Так значит, я его увижу. Вот, повезло же мне по жизни.

Чхве Ён опять остановился — печаль на его лице сменялась гневом:

— Чем он так хорош, если моя милая так его увидеть хочет?

— Ну знаешь, генерал, совершенно мудрый монах Синдон — это как ты: только ты мечом машешь, а он — кистью. Все реформы Конмина через этого монаха проходили, он королю так полезен был, знаешь, я, когда историю читала, всегда думала, что вы и внешне должны быть похожи, только, как он выглядел, история не сохранила. Так, каков монах из себя?

— Увидите.

— Эй генерал, ну, чего так расстроился? Командир? Ну уморишь себя, Чхве Ён-сси: перестань, улыбнись…

* * *

Инсу проснулась от того, что Чхве Ён играл её волосами. Недомогание, владевшее ей последние дни, окончательно прошло, и она чувствовала себя абсолютно здоровой и полной сил, но открывать глаза не хотелось, пускай он ещё немного поиграет её волосами — не жалко. Сейчас она откроет глаза, увидит его улыбающееся лицо, насмешливый взгляд — и придётся вставать. Инсу открыла глаза — Чхве Ён сосредоточенно печально смотрел на неё и, локон за локоном разбирая её спутавшиеся во сне волосы, раскладывал их по подушке.

— Ты спал? Молчишь? Значит, нет! Чхве Ён-сси? О чём ты думаешь? Что тебя гнетёт?

— Милая моя поверила мне и спала эту ночь спокойно, — последовал ответ. С тяжким стоном генерал поднялся с кровати и стал одеваться.

— Командир, ты в Кэгён возвращаться не хочешь, ведь не хочешь?

— Не хочу, — признался Чхве Ён.

— Но почему?

— Пора ехать, уже рассвело. Если сейчас не встанете, то я сам одену и отнесу вас до повозки на руках, — генерал Корё каменным истуканом с отсутствующим равнодушным выражением на лице застыл перед кроватью.

— Вот псих! — воскликнула Инсу и разрыдалась, Чхве Ён никак не ожидал такой реакции, он испуганно бросился обратно к кровати.

— Что-то случилось? Где-то болит? — в другой ситуации Инсу повеселила бы такая реакция, но только не сейчас — она закрыла лицо руками и продолжала страдать, заливаясь слезами. — Милая, милая моя, что случилось? — он сел рядом и обнял её, она уткнулась носом в его плечо.

— Обращается со мной, как… как… с увечной, будто я тупая, глухая, слепая и умалишённая, и ничего мне не рассказывает — я к нему четыре года шла, ни смерти, ни болезни не боялась, а он… а он… себя не бережёт, будто и не ждал меня совсем…

Чхве Ён отстранил её от себя и заглянул в лицо, стараясь отвести волосы:

— Да, ждал я — ждал: я каждое полнолуние под дубом ждал, — Инсу немного притихла, чтобы не перебить спровоцированные испугом излияния, — а то, что не рассказываю ничего, так зачем милой моей знать, как этот мир жесток, зачем тебе, жившей на небесах, знать об этом…

— Мир жесток, говоришь — мир жесток!? — Инсу взяла лицо этого человека в свои руки и уставилась полным слёз взглядом в его глаза. — Ты думаешь, я на небесах жила эти четыре года?! Я ошиблась дверью или проявила малодушие, и врата забросили меня на сто лет раньше этого момента — я видела столько смертей и несправедливостей, что тебе и в страшном сне не приснилось, я видела, как мёртвые кости покрывали равнины… меня преследовали одновременно твой прадед и монгольский полководец Челодай…

Чхве Ён коротко всхрапнул, приоткрыл рот и тяжело схватил воздух:

— Мой прадед преследовал тебя, мой прадед? — Инсу не узнала его голос. — Он причинил тебе боль, мой прадед? — Инсу поняла, что допустила непростительную ошибку, она забыла о том, что у этого человека слабое сердце и пагубная фамильная привычка обвинять себя во всех смертных грехах, но было поздно. — Ты страдала там, куда забросили тебя врата? — Слёзы на её глазах высохли в мгновение ока.

— Чхве Ён-сси, командир, что с тобой?

— Он причинил милой моей боль, и теперь я никогда не смогу искупить его грех…

«Чтобы этих отсталых с их комплексом вины и обычаями кровной мести», — подумала Инсу.

— Он преследовал меня, но не догнал, слышишь, Чхве Ён-сси, он не причинял мне боль, — теперь они поменялись местами, генерал хрипел и держался за грудь, а Инсу поддерживала его голову и пыталась сосчитать пульс. — Господи охрани, и я больше никогда не буду играть с ним в такие игры: как же бьётся, только инфаркта нам здесь не хватало… Один клин: несвёртываемость — лёгочное кровотечение, свёртываемость — инфаркт… ну, и что мне с тобой делать? Бесполезно, а знаю… Тише… тише: я здесь, я рядом и никуда не уйду… Тише… тише — давай приляг, только глаза не закрывай, а то мне страшно. Нет, право смешно, что ты собираешься ответить за грехи прадеда, но он вообще-то не плохой человек был, так немного с гнильцой. Ну, да сколько можно заниматься самоистязанием, ну ты и псих, ну всё, я обниму тебя сейчас — всё-всё, я сказала. Ну вот так лучше, — он беззвучно открывал рот, отчаянно хватая воздух, смотрел ей в глаза и сжимал её руку, — держи меня за руку, ну и глупый же ты. Глупый, глупый… всё, сердце успокаивается, всё — только лежи.

— Командир, ехать пора, — Чхунсок остановился под дверью.

— Чхунсок, зайди, зайди сюда быстрее, — закричала Инсу. Удальчи попытался открыть двери, но они были заперты. — Ломай Чхунсок, ломай!

Этого гвардейца не нужно было просить дважды — он ударил по дверям и скоба, запиравшая их, вылетела.

— Что с ним? С ним опять что-то не так? — Чхунсок влетел в комнату, на его лице читался неподдельный ужас.

«А я и забыла, что оба вы психи», — подумала Инсу, а вслух произнесла:

— Только не пугайся, Чхунсок. Ему уже лучше, только он меня сейчас не отпустит, поэтому видишь вон там в углу чёрный рюкзак, а в нём кошелёк с иглами… и — а это идея, и как мне раньше в голову не пришло — чистую тряпицу принеси, там есть анестезия… Ай ладно, рюкзак сюда тащи.

Чхунсок не стал переспрашивать значение незнакомых слов, а просто принёс то, о чём его просили, и с беспокойством поглядывал на своего командира.

«Несколько игл для того, чтобы замедлить сердцебиение и сопротивление току крови в артериях… антикоагулянтами тебя, любимый, поить не буду — страшно… Как же посмотреть, что там у тебя внутри, ведь твоё заболевание — моя основная специальность».

— Чхве Ён-сси, смотри на меня и дыши спокойно. Чхунсок, мы здесь задержимся на сутки, не меньше. — Инсу закрыла нижнюю часть лица генерала тряпицей и медленно по капле выливала анестезию, наблюдая, как он подчиняется оковам сна. — Всё, проснётся часов через пять-шесть в моих объятиях, и всё будет хорошо. Принеси мне чего-нибудь поесть. Нет, Чхунсок — стой! — Инсу поцеловала Чхве Ёна в губы. — Сядь Чхунсок, — на этот раз ей было действительно сложно сдержать слёзы. Гвардеец опустился на табурет в головах кровати, — что стало причиной того, что этот человек оказался в таком состоянии? Что могло так подорвать его здоровье?

Чхунсок немного помолчал, прежде чем спросить:

— Он слышит нас?

— Он спит, — ответила Инсу.

— Значит, слышит, — вздохнул гвардеец.

— Это медикаментозный сон, Чхунсок, можно сказать, что он без сознания.

Воин прикоснулся ко лбу своего командира и поправил упавшие на лицо волосы.

— Ваша милость удивляется тому, что командир болен, а я удивляюсь тому, что он жив. Этот человек не просто мёртв, он похоронен. На его могиле красная земля по цвету крови, которую он проливал за эту страну, и огромные поминальные столбы под его рост. Может ли смерть быть причиной болезней генерала?

Эти слова заставили небесного лекаря вздрогнуть:

— Послушай Чхунсок, вы с Тэманом о многих вещах рассказываете по-разному, но в одном все, с кем я говорила, согласны. Тоги срезала прозрачные волдыри, которые покрывали руки, грудь, спину и шею генерала, — все вы говорите о последствиях обморожения, относительно лёгкого обморожения второй степени, площадь поражения огромна, и ему конечно же было очень больно, но… Это обморожение — ну, в худшем случае провалялся бы два-три месяца, и то, если бы вставать не хотелось — от такого не умирают, Чхунсок!

— Я лично вынес генерала из королевского госпиталя и принёс в покои королевы, у него кровь шла горлом, и было понятно, что он умирает, поэтому я безропотно принял его смерть, когда мне сообщили о ней.

Внутренности Инсу подвело:

— Но обморожение не приводит к таким последствиям, командир! — воскликнула она.

«Значит так, обморожение было, и от этого никуда не денешься, дальше начали лечить: лечила Тоги и лечила правильно. Потом Чхунсок выносит из госпиталя уже умирающего, уже лёгочное кровотечение. Любимый, как ты жил без меня, как ты, такой смелый, жил без меня, почему тебе, такому сильному, было так плохо? Потом, что было потом? Не важно, потом Тэман видит, как заживо хоронят, и достаёт из могилы и… лёгочное кровотечение. Что было с ним в королевской лечебнице?»

-Что было с ним в королевской лечебнице, Чхунсок?

— Я не знаю — нас не пускали туда. Хозяйку королевского сада обвинили в том, что она пыталась убить генерала, всех старых травников оттуда выгнали, а удальчи запретили посещать лечебницу.

«Этого не пускали, того не было рядом, а ты, любимый, знаешь, только сказать не можешь».

— Он точно спит? — спросил Чхунсок.

Инсу проверила пульс — в норме, реакцию зрачка:

— Он полностью без сознания, Чхунсок.

Командир удальчи погладил генерала по голове:

— Когда я впервые увидел этого парня, пожалел, что ему приходится всю жизнь видеть насилие и убивать самому, а когда узнал его, понял, что ему суждено умереть страшной смертью. Такие, как он, не могут жить на этой земле.

— О чём ты, Чхунсок? — Инсу не смогла скрыть удивление в голосе.

— Когда я нёс генерала в покои королевы, уже понимал, что несу труп, но была надежда, потом надежда умерла вместе с ним, а тело исчезло, потом надежду похоронили и установили на могиле высокие столбы, будто бы под их тяжестью надежде не суждено возродиться, положили на могилу красную землю, на которой и траве не расти, а потом я увидел его — в монастыре Тхэгу, живого — и понял, что надежде не суждено умереть. Он не мог ходить, его ноги до колен были покрыты синяками, но нам всем — всем удальчи — было всё равно — мы были готовы носить его на руках, если потребуется до конца его дней, и тогда я понял, что надежде суждено возродиться. В тот день в монастыре мне казалось, что небеса на стороне Корё, что с нами никогда не случиться ничего плохого, и никто не умрёт на моих глазах. Месяцы шли, он не сдавался, но и не мог побороть болезнь: он не мог наступать на ноги, его мучила адская боль. Он просыпался — королева разминала ему ноги — начиналась судорога, судорога проходила — мы поднимали его, и он с поддержкой делал несколько шагов — мы видели, как ему больно, и хотелось, чтобы он уже смирился с неподвижностью, судорога повторялась: мы укладывали его в постель, и он засыпал на несколько часов. Не знаю, что он сам думал при этом, но в тот день, я думаю, он захотел умереть, он так хотел умереть, что просто забыл о боли, не думаю, чтобы он не чувствовал её… В тот день красноголовые должны были убить его — он сам выбрал эту смерть: он запер нас в доме, велел пробить стену и спасаться, — мы с Токманом хотели помочь ему, но он не позволил. Когда шум битвы затих, и мы выбрались на улицу, — он лежал навзничь перед дверями, а улица была завалена мёртвыми телами так, что через них было не перебраться… Тогда он умер на моих руках во второй раз…

— Остановись Чхунсок, достаточно, — прошептала Инсу, с трудом переводя дыхание, — просто запри двери снаружи и принеси мне чего-нибудь поесть.

Гвардеец поднялся и вышел.

Инсу приподняла голову Чхве Ёна, он лежал у неё на коленях, и её ноги затекли от долгого пребывания в одной позе, её клонило в сон, но засыпать было нельзя — она должна была стать тем первым, что увидит этот человек, очнувшись. Он очнётся, тогда она обзовёт его как-то пообиднее, обнимет и поцелует, и совсем не важно, что её сердце сейчас обливается кровью, и она не узнала ничего о том, что так важно сейчас, она больше не будет спрашивать его: «Что же случилось с тобой, глупый, ну, что?» Она теперь точно знала, что он отвечает на все её вопросы чётко и честно, правильный ответ на поставленный вопрос был — «Я умер», а он так и сказал. Инсу уложила генерала поудобнее и свернулась рядом калачиком: «Я здесь, я рядом и никуда не уйду. Спи, любимый, просто спи». Инсу нащупала пульс — сердцебиение было ровным и соответствовало состоянию глубокого сна: «Ну вот, видишь, мы с тобой обойдёмся без рубцов на сердце, они нам совсем не нужны».

* * *

— И как мне себя вести? — Инсу сидела на стуле перед медным зеркалом в богато убранных покоях дворца.

— Где? — спросил Чхве Ён растеряно.

— Да здесь, глупый, на свадьбе как мне себя вести, что делать?

— Не знаю, — генерал замотал головой, будто прогоняя назойливую мысль.

— Ну, конечно, не знаешь, собственно, откуда тебе, — согласилась Инсу.

— Волосы надо собрать, я помогу, — сообразил Чхве Ён и приблизился к невесте.

— Хорошо, только меч положи, ты так и будешь опираться на него?

— Чего так долго собираетесь, уже два часа как рассвело, а вы всё ещё не готовы, — генерал взял расческу и волосы Инсу в руки.

— Чего задумался? — спросила она через некоторое время.

— Что? — переспросил Чхве Ён и отпустил волосы возлюбленной, они в беспорядке рассыпались по плечам.

— Да, ты уже полчаса как меня расчесываешь, теперь волосы не соберёшь, торчат в разные стороны — наэлектризовались.

— Что? — повторил генерал.

— Да, я их просто в хвост соберу и плевать, — бросила Инсу раздражённо — день не задался с самого начала, с тех самых пор как он на рассвете в тяжёлом доспехе появился в её покоях, разбудил и стал одевать ещё полусонную.

— Ладно, только быстрее, а то день закончится, а мы так и не поженимся.

— Да ладно тебе, во дворце ещё никто и не поднимался, — Инсу собрала волосы в хвост. — Ну всё, я готова, — проговорила она, поднимаясь.

— Тогда пойдём, — он жадно схватил её за руку и сжал ладонь, — Бочжэ — ближайший храм, я просил короля всё подготовить, должно быть, нас уже ждут.

— Пойдём, — согласилась Инсу, — давай, обнимай меня.

— Её высочество королева почтила покои Небесного лекаря своим присутствием, — протянул евнух снаружи, и Инсу облегчённо вздохнула, Чхве Ён замер, склонив голову: принцесса Юань в сопровождении дамы Чхве вошла в покои.

— Ваша милость, что на вас надето? — проговорила Ногук вместо приветствия, на её лице читался явный испуг.

— Что-то не так? — спросила Инсу, не пытаясь скрыть удивление.

— Есть другое платье? Лучше, если красное, — Инсу кивнула, — сей же час переоденьте.

— Белый — это цвет траура, Небесный лекарь, — объяснила дама Чхве.

— А ты чего молчал?

Инсу обратилась к генералу, тот пожал плечами и ответил:

— Платье как платье — мне всё нравится, ничего не понял.

— Вот негодник! — родная тётка мигом усовестила племянника. — Да разве можно такие дела творить в спешке, — продолжала причитать она, раздевая Инсу, — и с королём у него разговор был коротким — просто сказал ему: «Жениться хочу». Король спросил: «Когда?», а тот и говорит — завтра. Его величество и рад стараться, расческу подай, эй племянник, и всё ведь о чём-то думает… Эй Ён-а, долго ещё здесь стоять будешь? Сам иди переодевайся.

— Я одет, — ответил генерал.

— Это ты сейчас взаправду? Вот негодник, — дама Чхве отвесила племяннику чувствительный подзатыльник, — и вправду так будешь жениться?

Чхве Ён отошёл от тётки и подпёр собой косяк входной двери, но наружу не вышел — королева с интересом наблюдала за ним.

— Вот позорище, даже подлые в этой стране на свадьбу одевают головной убор учёного и мантию с фамильной тамгой, а ты тяжелый доспех надел! Только не говори, что так удобнее. Вот, и с королём у него такой же разговор, тот только от того, что увидел, счастлив без меры, а этот ещё: «Женюсь завтра и всё». — Дама Чхве всхлипнула. — Ну, вот и готово, Небесный лекарь, слушайте внимательно, как в храм идти — легко, там монахи впереди пойдут и будут молитву читать, точно не ошибётесь, руки всё время держите сложенными на уровне груди — вот так, я на них рушник-то и повесила. Как придёте в храм, там будет стол с подношениями: вам надо слева встать, а ему, значит, — справа, смотрите, не перепутайте, а то на него надежды никакой. Как монахи молитву читать перестанут, так надо будет кланяться. Сперва вы. Значит, на колени опуститься вам мои девушки помогут, только спину и голову прямо держите, там подушка будет под колени, и за рушником смотрите, он должен между вами двумя на землю лечь, смотрите, чтобы под колени не попал.

— Тётя… — Чхве Ён подал голос от дверей.

— Отстань. Вот, как, лекарка, опуститесь на колени, спину не сгибая, земные поклоны кладите. А теперь ты, негодник, значит, когда она тебе поклонится, сам на коленки свои падай — смотри, раньше упадёшь, голову откручу — потом коротко поклонись и рушник-то за другой конец бери — остальное монахи сделают, смотри у меня, рушник не удержишь — прибью.

— Тётя… — на этот раз зов генерала прозвучал протяжнее, и придворная дама снизошла до ответа.

— Ну, чего тебе?

— А нельзя как-то без этого всего обойтись?

Инсу хотела спросить о том же и подумала теперь, как хорошо сделала, что не решилась.

— Ах ты, мерзавец! — воскликнула тётка Чхве Ёна в сердцах. — Невеста опозорена, сам похоронен, а спрашивает нельзя ли обойтись без этого!

Чхве Ён обречённо вздохнул. Королева открыла ларец и помогала Инсу закрепить украшения в причёске, пока родственники выясняли отношения.

— Ладно, тогда объясни ещё раз. Про право и лево это я понял, кланяться тоже умею, за рушник подержусь, когда вставать-то надо, или теперь всю жизнь так и простоять на коленях?

— Вот негодник! — Чхве Ён принял очередной удар, не пытаясь увернуться. — Девушки у меня наученные как станут лекарку поднимать — сам вставай только плавно, медленно, рушник не отпускай, потом можешь к ней с этим рушником идти, забирать и делать всё, что в голову твою окаянную взбредёт. Ну всё, идите теперь, — глаза дамы Чхве наполнялись слезами, — и побыстрее вам сыночка, чтобы на отца не был похож, фамильную тамгу носил да свой клан не позорил.

Инсу не имела ничего против такого напутствия, но проведённый подробный инструктаж в отличие от блаженного неведения заставил её больше нервничать, теперь она совсем не чувствовала в своих ногах силы куда-либо идти и тем более класть земные поклоны, не сгибая спины. Неприятности не заставили себя ждать — расписной рушник колебался от ветра и мешал, Инсу казалось, что она вот-вот наступит на него: если бы охранницы не поддерживали её под локти, она бы, без сомнения, это сделала. Этот человек тоже чувствовал себя не в своей тарелке, хотя Инсу и было не до него: то ли охранницы были неприятны ему, как любое чужеродное тело, вторгнувшееся в пространство между ними; то ли мерный перестук колотушек в руках монахов раздражал; то ли привычка ходить в обнимку не позволяла расслабиться, — но он не отпускал меч и поминутно озирался, хотя, если бы он вёл себя иначе, было бы ещё хуже. В те редкие мгновения, когда он просто шёл впереди, Инсу больше всего хотелось прикоснуться к его спине или хотя бы задеть этим несчастным рушником, который становился тяжелее с каждым шагом. Храм и вправду был недалеко, хотя к тому времени, как он показался на горизонте, Инсу была готова проклясть всех и вся — рушник оттягивал руки. С поддержкой Инсу вошла в храм и встала слева от алтаря с приношениями — он уже стоял напротив — монахи как-то особенно немелодично заголосили, застучали своими колотушками и замолчали — этот человек упал на колени как подкошенный. «Голову откручу», — вспомнила Инсу и твёрдо решила, что никому и никогда не позволит прикоснуться к его голове. Кланяться генерал не стал, и она выполнила свою часть ритуала — он резко потянул на себя рушник, и Инсу выпрямилась, их взгляды наконец-то встретились — глаза этого человека смеялись, Инсу стало легче на душе, отчего оставшаяся часть церемонии показалась более приятной: монахи бросали на рушник рис, цветы и какие-то плоды, которых Инсу не могла узнать, потому что смотрела в другую точку — в его глаза. Наконец, монахи отгремели очередную молитву и окончательно замолкли, охранницы медленно подняли Инсу с колен, она обошла алтарь и оказалась в руках этого человека, он привычно обнял её.

— Теперь не убежишь, — прошептал он, забирая и отбрасывая в сторону наполненный подношениями рушник.

— Теперь не отпускай, — проговорила она в ответ, хотела сказать ещё что-то, но он закрыл ей рот поцелуем.

Остаток дня прошёл в приятной атмосфере непринуждённого застолья, Инсу оглядывала знакомые лица и благословляла день, когда впервые вошла в небесные врата. Её муж сидел по правую руку от короля и был невероятно занят государственными делами, так занят, что даже не мог приступить к закускам, — пожалуй, его занятость была единственным обстоятельством, которое слегка тревожило разомлевшую от вкусной еды и напитков Инсу. Эти дела сами нашли генерала, когда маленькая девочка по виду лет трёх, весело смеясь, вбежала в зал приёмов.

— Бора, Бора-я, — закричала королева, — доченька, — и протянула руки к ребёнку, но девочка проигнорировала мать.

— Ваше величество, ваше величество, смилуйтесь, — дама Чхве вбежала в комнату вслед за ребёнком, — я не смогла удержать её высочество в покоях.

— Папа, — заверещала девочка и полезла к отцу на колени, устроившись там вполне для себя удобно и поев со стола, она стала оглядывать окружающих и обратила внимание на столь же внимательно её разглядывающего генерала. — Папа, — вскричал ребёнок и оставил родителя, — папа, — девочка поднялась на ножки и дотронулась ручками до наручей Чхве Ёна, — папа, — принцесса оглянулась, и отец утвердительно ответил на её немой вопрос. Принцесса напомнила Инсу суриката: она стояла на цыпочках, доверчиво опираясь ручками на наручи генерала, и огромными круглыми от восхищения глазёнками смотрела ему в лицо. Чхве Ён, по мнению Инсу, совершил роковую ошибку, ответив на этот взгляд, и девочка, будто получив разрешение, забралась к нему на колени. — Я всё про тебя знаю: всё, всё, — доверительно сообщил ребёнок.

— И что же известно её высочеству?

Девочка обхватила ручонками шею генерала и что-то возбуждённо шептала ему на ухо — Чхве Ён улыбался.

«А мой муженёк наконец-то нашёл себе компанию по возрасту», — подумала Инсу.

Чхве Ён играл с ребёнком, и принцесса, довольно повизгивая, взлетала к потолку — на лице её отца испуг сменялся улыбкой — генерал поднялся из-за стола и посадил дитя себе на плечи. Девочка кричала: «Высоко», — и смеялась на весь зал, у чиновников Совета хватало ума есть и не обращать на это баловство внимание. Место на плечах командира пришлось принцессе по вкусу, она нашла себе занятие, заплетая косички из отросших волос Чхве Ёна и требуя время от времени подать какое-нибудь лакомство со стола. Генералу определённо нравился этот чрезмерно активный и надоедливый, по мнению Инсу, ребёнок. К счастью, пытка обществом юной принцессы продлилась недолго — пресыщенная впечатлениями на сегодня девочка заснула и перекочевала на руки матери. Инсу, наконец-то, могла получить своего мужа обратно, чем не преминула воспользоваться, теперь, когда в зале приёмов воцарилась звенящая тишина, она могла приступить к решению насущных проблем:

— Ваше величество, — проговорила она, обращаясь к королю, — этот негодник мне совсем ничего не рассказывает, — Чхве Ён с испугом посмотрел на жену, его слегка потрясывало, — ведь я ещё даже не знаю, что за дом вы ему подарили. Да, и я, конечно, понимаю, что мой муж достаточно богат, чтобы я могла не работать, но всё-таки я бы хотела вернуться к исполнению обязанностей главного лекаря.

— Этого не будет, — проговорил Чхве Ён, его тело осветилось изнутри, огонь пробежал по тыльной стороне его ладоней, он поправил панцирь.

— Ну, ты чего, зачем так злиться-то?

Генерал тяжело поднялся, взял меч, спустился с помоста и встал по левую руку от короля на привычное для себя место, Инсу удивлённо наблюдала за ним — Чхве Ён был явно не в себе, его покачивало. «Вот любимый, питаться надо регулярно», — подумала Инсу, — «смотри у меня, теперь я тобой займусь».

— Ваше величество, милостью короля глава управления по упорядочению земель и податного люда Синдон смиренно просит позволить ему войти в зал приёмов.

— Королеве и принцессе лучше вернуться в свои покои, — проговорил генерал, и Инсу с трудом узнала голос мужа.

«Нет, тайна на тайне, отчего ему стало плохо, и зачем он вообще поднялся?» — думала Инсу.

— Впустите его, — голос короля звучал выше обычного, королева и спящая на её руках принцесса спешно удалились. Двери открылись, абсолютно лысый тщедушный старик вошёл в зал и семенящей походкой, покорно сгорбившись, последовал к трону — Чхве Ён остановил его, упершись рукой в плечо.

— Ваше величество, милостью короля Синдон, глава управления по упорядочению земель и податного люда…

— Ты принёс отчёт, монах? Передай его Тойче, я, как и прежде, просмотрю его и письменно сообщу тебе о своих распоряжениях.

— Я пришёл поздравить королевскую семью с возвращением отвоевавшего потерянные земли хранителя королевской семьи Корё, личного телохранителя короля Чхве Ёна.

— Я принимаю твои поздравления, монах, можешь идти, — торопливо проговорил Конмин, и Инсу удивилась его неучтивости.

— Я пришёл не с пустыми руками, ваше величество! Битвы наложили неизгладимый след на здоровье генерала Корё, болезни не позволяют ему жить спокойно — я, Синдон монах храма Пута, могу вылечить любую хворь и исцелить генерала, вот лекарство, которое избавит его от всех болезней.

«Синдон монах храма Пута могу вылечить любую хворь?» — Инсу вскочила с места.

— Синдон? Синдон-а, малец? Ты выжил?! Ты вырос?! — небесный лекарь сбежала с помоста и бросилась к старому монаху, но наткнулась на ножны генеральского меча. — Ну пусти, глупый, мы давно знакомы, я его с детства знаю, — проговорила она, обращаясь к мужу, который, сгорбившись, упирался одной рукой в плечо старика, а другой — удерживал меч, не позволяя жене приблизиться к монаху. — Малец, Синдон-а, узнаёшь меня?

— Нет, милая, я тебя не знаю, — последовал ответ.

— Не помнишь? Ну ничего — бывает. Плечо-то как? Не беспокоило? За спину твою я так опасалась тогда, когда Чхве Ый тебя о стену приложил. Синдон-а, — Инсу протянула руки, пытаясь обнять старика, но муж не позволял ей приблизиться к нему. — Чхве Ён-сси? Ты чего? Ну, что с тобой? Говорю, я его с детства знаю. А вот, Синдон-а, тот самый командир, про которого я тебе рассказывала — муж мой. Синдон-а, я так рада, что ты выжил: натерпелся, бедняга, но выжил, — глаза Инсу увлажнились. Чхве Ён покачнулся и опёрся на меч, чтобы устоять на ногах, его жена упала в объятия тщедушного монаха. — Ты изучал травы, Синдон-а, когда я ушла, ты стал изучать травы? И конечно же преуспел — я, маленький, в тебе не сомневалась. Ты лекарем стал и хорошим. Муж мой болен, ты знаешь отчего? Я спасти его должна. Ты мне поможешь? Это у тебя что? Лекарство? По виду на кровь похоже и пахнет дурно, тленом. Что за травы? Ты его испытывал?

Чхве Ён выпрямился и поднял меч: несколько молниеносных движений и старик отлетел от Инсу, а плошка с вязкой тёмно-красной жидкостью выпала из его рук — Чхве Ён ударом меча рассёк сосуд в воздухе; монах распластался на полу — генерал схватил его за шкирку и, приподняв над полом, потащил к выходу. Двери открылись, и Чхве Ён пинком вышиб старика из зала приёмов.

— Милостью короля прошу простить меня, я поспешил и не получил приказа, ваше величество, — генерал опустился на колени перед троном.

— Я прощаю тебя, Чхве Ён генерал Корё, поднимись ко мне, ты ещё совсем ничего не ел.

Чхве Ён остался стоять на коленях и опустил голову:

— Прошу милостью короля, ваше величество, позволить мне удалиться вместе с женой.

— Ступай, генерал Корё, и отдохни.

— Милость ваша безмерна, ваше величество.

Чхве Ён поднялся и посмотрел в глаза жены — Инсу смерила его полным осуждения взглядом — и в глазах воина отразились боль и страх.