Когда б имел златые горы... (гет)

Минула еще не одна неделя, прежде чем забылись переживания о неведомой битве, и все близился момент возвращения домой. Сначала я пыталась себя успокаивать тем, что увидеть мать, отца и Фрит — это то, чего мне хочется больше всего. Нет, конечно, мне хотелось с ними повидаться, подарить Фрит гребень, что я ей купила на впервые заработанные деньги, обнять мать, поймать улыбку отца, но… Обман удавался мне ровно до тех пор, пока до отъезда не осталась неделя.

Теперь я только и думала о том, что больше не увижу Эомера. Моя деревня находилась так далеко от Эдораса, что даже приехать сюда на какой-нибудь праздник для меня было бы маловероятно. А что уж говорить про Альдбург, где отныне должен был жить его правитель? Это были совсем другие земли, а на праздные путешествия у таких, как я, не могло быть ни времени, ни денег.

В назначенный для отъезда день мы с братьями выехали из ворот города раньше всех и теперь ждали, когда в путь на Хорнбург отправятся воины дружины второго Маршала — Теодреда. К стыду своему, я впервые узнала, что принц живет не в столице, а в собственных владениях — равно как и Эомер. Я не рисковала задавать по этому поводу много вопросов, иначе братья решили бы, что я совсем не в себе, а мне не хотелось, чтобы это было последнее, что они запомнят о своей сестре.

Все то недолгое утро, пока мы собирались, я держала слезы и отчаяние при себе, старалась выглядеть бодрой и улыбаться, чтобы не расстраивать братьев и не сорваться самой, но когда я увидела, как из ворот выворачивает конный отряд, знаменующий конец моих «каникул», горе и полное отчаяние навалились на меня стопудовым камнем. Это был отряд Вестфолда, который должен был забрать меня даже прежде, чем я успела бы последний раз увидеть племянника короля, что вот-вот должен был появиться и направиться вместе с братьями в противоположную сторону. Мне почудилось, что сейчас наступит конец моей жизни, и от этого стало совершенно невозможно дышать, а глаза залило слезами.

Годлаф поприветствовал главу отряда, и те замедлились, ожидая, пока мы распрощаемся и Троллейбус займет место в арьергарде.

Я обняла младшего брата, затем старшего, но не смогла сказать им ничего внятного на прощание. Кажется, они оба понимали мое состояние, хоть и вряд ли одобряли такие глупости, и Ратгар просто поцеловал меня в лоб, а Годлаф помог вскарабкаться на Троллейбуса и похлопал коня по серо-чалой шее:

— Береги старика — мы с ним выросли вместе.

Вот и все прощание.

Я толкнула коня пятками, и он размашисто зарысил вслед за удаляющейся на запад группой. Оглянувшись, я увидела уже взлетевших в седла братьев, которые подняли руки в последнем прощальном жесте. «Не реви! — вспоминала я про себя слова отца. — Не реви, взрослая уже».

Я обернулась снова именно в тот момент, когда из ворот города выходил еще один отряд. На таком расстоянии я не смогла бы отличить воина от крестьянина, но я знала, кто ехал первым, и мое сердце будто сжало железной рукой. Получается, мне не хватило всего нескольких минут, чтобы увидеть его в последний раз. С каждым шагом Троллейбуса я ощущала, как ниточками рвется моя душа, и, в конце концов, не выдержав, я послала коня вперед, догоняя своего невольного командира:

— Пожалуйста, передайте это моей семье и скажите, что я уехала с братьями, — я протянула ему свой сверток с подарками и добавила: — И что я счастлива.

Резко развернув коня, я пустила его в галоп, насколько он был на него способен, и мы, отчаянно задыхаясь оба, стали нагонять последних конных отряда Эомера.

— Я тебе что сказал? Беречь коня! — возмутился Годлаф, едва мы с Троллейбусом пронеслись мимо него.

Кажется, он совсем не удивился моему появлению. Я натянула поводья, призывая коня умерить свой престарелый пыл, и увидела, как Ратгар достал монету и с некоторым сожалением отдал ее брату. Вот как, они на меня еще и поспорили! Но не успела я всерьез возмутиться, как впереди мелькнул белесый конский хвост на шлеме — и ради этих сладко-ноющих ощущений я сразу простила братьям любые шутки. Пусть бы смеялись и считали меня глупой влюбленной девчонкой. Главное — я ехала туда, куда тянуло меня сердце.

* * *

Через пару-тройку часов мы остановились на привал, и я радостно стекла со спины Троллейбуса на землю. Тот, кажется, тоже был доволен, что не нужно больше нестись с не подобающей старику скоростью, и, освобожденный от железа, лениво ковырял носом рыхлый снег в поисках жухлой травы.

Отряд пока был невелик — всего двадцать пять человек. Остальных Эомер должен был набрать уже в своих землях в ближайшие дни. Из разговоров воинов во время пути я потихоньку начала разбираться в географии и политике этих мест. Восточные границы здесь никогда не славились спокойствием, хоть и граничил с этой стороны Рохан с другим государством, и с сильным государством, как я поняла. Но, видимо, это была какая-то далекая провинция, на которую они не обращали внимание. Я сразу вспомнила, как у меня дома, смотря телевизор, взрослые часто ругались, что нашу область позабыли чиновники, не выделяют денег и что они вообще считают деревней все, что находится за пределами столицы. Может быть, и в этом Гондоре было так же?

Разговоры об еще одной неведомой стране напоминали мне, как далеко от дома я застряла, и я перестала их слушать, а когда все конные спешились, кто перекусывая, кто просто неторопливо прохаживаясь, потянула Троллейбуса за недоуздок:

— Пойдем, дружище, поищем траву получше.

Мой план был бесхитростным — просто издалека увидеть Эомера еще раз, убедиться, что он здесь и что мое сердце по-прежнему поет от одного только осознания этой близости. И я нашла его даже раньше, чем ожидала.

Раскидывая башмаками снег перед мордой Троллейбуса, я особенно усердно махнула ногой и проехалась по губам другому такому же ищущему подснежное сено и потянувшемуся ко мне коню. Тот отпрянул, всхрапнул, тряхнул золотым оголовьем, и я услышала окрик, от которого у меня вспорхнули и тут же осыпались мертвыми листьями бабочки внутри:

— Эй, полегче, это добрый конь!

Это был провал. В панике я замерла, моментально прикидывая, насколько ужасно мое преступление и чего можно ждать от племянника короля, — выходило что-то не очень радужное. Конечно, я бы тоже не порадовалась, отпинай кто-то Троллейбуса, а короли и королевы со всей их родней, по моим представлениям, не мелочились с наказаниями, веля отрубать руки и головы всем подряд провинившимся. Нет, конечно, таких ужасов я не ожидала, но все же совсем не так мне хотелось бы привлекать внимание…

Я медленно развернулась в сторону голоса и встретилась взглядом с Эомером — он сидел на расстеленном плаще и хмурил брови, глядя прямо мне в глаза.

— Не знал, что взял в отряд девчонку, — он осмотрел меня с ног до головы и перевел взгляд на седой бок Троллейбуса. — Что ты тут делаешь?

— Сестра это наша — тоже переселяется в Альдбург, мы решили, что ей безопаснее будет поехать с нами, — поспешил мне на выручку Ратгар. — Прости, я не успел тебе сообщить.

— Пусть по сторонам лучше смотрит — времена нынче неспокойные, да и жить не в столице будет, — вставая, выговорил Эомер моему брату, хотя я стояла прямо перед ним, не смея поднять глаз от носков его тяжелых сапог, взрыхливших снег.

Я промолчала, понимая, что мое согласие не требуется, зато наказания не будет. С самого начала племянник короля говорил со мной на понятном языке, наверное, сразу определил, что я из простых и не знаю этот их английский. Может, и незнание манер поэтому тоже прощается легче?

— В путь! — скомандовал Эомер, отходя к своему скакуну.

Подоспевший Годлаф подкинул меня в седло Троллейбуса.

— Неловко вышло, — попыталась улыбнуться я ситуации, хотя сердце мое все еще ощущало болезненный спазм от пережитого страха. Но братья не поддержали мою попытку, и старший хлопнул моего старика по крупу:

— Вперед давай, и прав командир — гляди по сторонам.

Замечательный совет человеку, который не видит дальше забора собственного огорода. Но что я могла? Я действительно смотрела во все глаза, но различала не больше обычного: силуэты всадников впереди и темную громадину гор справа.

Мы не проехали бодрой рысью и получаса, когда скакавшие в первых рядах резко ускорились, а Эомер, крикнув что-то остальным, вырвался вперед и понесся, забирая вправо. Воины вокруг меня, обменявшись короткими фразами, тоже повернули в сторону гор. Годлаф, покидая тракт последним, бросил на меня тревожный взгляд, кивнул младшему брату и пришпорил коня. Остались только мы с Ратгаром.

Брат тревожно всматривался туда, где сейчас должна была происходить стремительная битва, приставал на стременах и нервно сжимал рукоять меча. «Да, — подумала я, — оставили нянькой беспомощной девчонке, какая честь для воина…» Мне стало обидно сразу и за себя, и за брата. Зачем я поехала? Прошло всего несколько часов с нашего отъезда из Эдораса, а я уже успела собрать тридцать три несчастья. Ратгар кружил своего коня вокруг меня, не произнеся ни слова, но я знала, что для него неучастие в общей битве — болезненный удар. Но внезапно он натянул поводья, буквально поставив коня в свечку, и почти прошептал, уставившись на что-то за моей спиной:

— Гони.

— Что?

— Гони! Вперед, по тракту, не жалей коня! — уже закричал Ратгар, обнажая меч. Я обернулась и даже своими глазами увидела, как со стороны равнин к нам приближается темное расплывчатое пятно.

Я почувствовала, как позвоночник буквально превращается в ледяную сосульку, от которой по телу расползается противный холод. И пока он не захватил ноги, я со всей силы заколотила Троллейбуса пятками, и бедный старик сорвался в такой неровный и бешеный галоп, какого я у него даже не могла представить. Оглянувшись на секунду, я увидела, как Ратгар, стараясь, чтобы враг не потерял его из виду, отходит в сторону гор, туда, где остальной отряд уже вел первый бой. Оставалось надеяться, что моего бегства никто не заметил.

Конь подо мной начал спотыкаться и сбавлять ход, но я все еще не видела ни города впереди, ни нагоняющего меня отряда позади, сколько ни оглядывалась, всматриваясь в белые равнины до боли в глазах.

— Давай, Троллейбусик, потерпи еще, — умоляла я коня, склонившись к его шее и надеясь, что вот-вот дорога кончится. Еще десять метров, еще тридцать, сотня…

Сзади постепенно нарастало железное бряцанье, и я, оглянувшись, увидела несколько приближающихся точек. Кажется, можно было выдохнуть. Я притормозила коня, похлопав его по взмокшей шее. И тут со стороны скачущих ко мне рыцарей послышался лай. В нашем отряде не было собак, и ледышка в моей спине вновь стала разрастаться. Всмотревшись еще раз, я уже смогла различить, что под приближающимися пятью всадниками вовсе не лошади. Это были волки, огромные настолько, что запросто могли бы сожрать теленка или нести на спине настоящего воина в железном доспехе. Последнее я еще не видела, но уже отчетливо слышала.

К сожалению, свой подвиг в галопе уставший Троллейбус уже повторить не смог, и, сколько я ни била его пятками по вздымающимся бокам, каждый следующий метр давался ему все с большим трудом. Нас быстро догоняли, и я уже почти могла различить уродливые маски всадников и злобные оскалы волков. Тридцать четвертое несчастье обещало стать последним в моей жизни.

Троллейбус сдавал. В последнюю пару минут он замедлился настолько, что я могла бы быстрее двигаться пешком. Наконец, спотыкаясь и тяжело дыша, он сделал последние пару шагов и упал на колени, заставив меня перекувырнуться через его шею и, чудом ничего не сломав, растянуться в метре от оседающего тела. «Прости меня» — должна была подумать я, если бы у меня осталось время на сожаления, но увы, пятеро волчьих всадников уже были рядом, и я просто встала на колени, безвольно опустив руки, и закрыла глаза, зачем-то набрав в грудь побольше воздуха. Лай, визг и ржание смешались с металлическим грохотом и какими-то еще непонятными звуками. Наверное, это волки жрали моего умирающего Троллейбуса, и следующей должна была стать я.

Я не хотела это видеть и зажмурилась еще сильнее, совершенно застыв в каменное изваяние.

Кто-то схватил меня за шиворот куртки и жестко вздернул вверх, разом выбив весь набранный воздух. Я ожидала, что сейчас меня разрежут пополам, снесут голову или хотя бы кинут в пасть волку, но вместо этого я ощутила жесткое седло и крепкую руку, прижимающую меня спиной к железу доспеха. Разлепив глаза, я увидела перед собой светлую гриву и мелькающее в ней золото головных ремней. Я даже не успела сообразить, почему отмерло и вдруг снова так зашлось мое сердце.

Та же самая рука, что стискивала мои ребра, уже через минуту перекинула меня в другое седло, и я попыталась улыбнуться, услышав знакомое «Привет, сестренка!»