Гарри Поттер и Светлый круг, часть первая (гет)

Спальня девочек — «святая святых» и… немалое разочарование! Гарри озирался, пряча усмешку. А что он, собственно, ожидал? Такая же, как у мальчиков, круглая комната, пять кроватей под пологами, высокое стрельчатое окно с видом на озеро. И две большие картины, рядом с каждой — золотая табличка…

Кровати у картин были отгорожены толстыми красно-оранжевыми шнурами на золотых стойках. На одной картине не было никого, только изображение части незнакомой комнаты с большим трельяжем и туалетным столиком. Гарри снова усмехнулся про себя — в этом вся Лаванда! И тут же себя осадил: «Не стоит так — ее нет в живых; какой бы она ни была — она сражалась за Хогвартс…»

Он подошел к Гермионе, застывшей перед своим портретом, взял за окаменевшие в напряжении плечи. Гермиона слегка вздрогнула, тихо вздохнула, переводя дух, и он почувствовал, как ее мышцы расслабляются.

А потом с облегчением вздохнула Гермиона на портрете. И улыбнулась.

— Подойдите, — попросила она. — Пожалуйста…

Они присели на край кровати. Гермиона-на-портрете (фоном была часть гостиной со столом, за которым она любила заниматься) подвинула стул к раме, уселась боком, положив локоть на спинку — и эта поза, такая знакомая, уютная и любимая, делала ненужными любые другие аргументы. Это была Гермиона. И она сказала:

— Я — это ты, Гермиона… Не нужно меня бояться.

— Я не боюсь.

— Ты боялась за меня. Боялась сделать мне больно, — портрет говорил уверенно, как о чем-то точно известном, — но значит, боялась за себя, ведь ты — это я.

— Ты чувствовала то же самое?

— Не совсем. Я ведь в другом окружении. У нас — как у Дамблдоров, они ведь не говорят одно и то же хором, верно? И не думают хором, — она рассмеялась. — И все равно каждый из них — Дамблдор.

— Да, ты права, — согласилась Гермиона. — Знаешь, Гермиона…

И обе расхохотались.

— Наконец-то! — воскликнула она. — Как мечтала в детстве…

— …увидеть себя перед собой… — подхватила ее двойник.

— …и сказать себе…

— «Ты знаешь, Гермиона?!..»

Тут уже рассмеялись все трое. И смеялись долго. А потом Гермиона-на-портрете серьезно сказала:

— Я знаю все то же, что и ты, Гермиона. Все помню. И все чувствую.

— Все-все?

— Гарри очень ласково поглаживает твою спину чуть ниже затылка, — с лукавой улыбкой сообщила она.

— Да… Да! Ты — это я! Вот только…

— В одну сторону, — непонятно пояснила Гермиона-на-портрете. — Не спрашивай — я тоже не знаю, почему. Ты не понял, да? — она заметила, что Гарри хмурится.

— Кажется, понял, — отозвался он. — Ты читаешь ее мысли, а она твои не может…

— Нет, не совсем так… Это не как при легилеменции. Как бы это объяснить, Гермиона?

— Не знаю. Я догадываюсь, о чем ты… погоди! Мои воспоминания, мой опыт…

— Да, сначала смутно, — кивнула Гермиона-на-портрете. — А когда ты вошла, и мы увидели друг друга — все стало ну таким четким! Я потому сначала не могла ничего сказать — я торопилась вспомнить все, что с тобой было… что было со мной! Особенно…

— …особенно про Гарри, правда?

— Да… Я так счастлива, Гермиона! — она прерывисто вздохнула, и Гермиона повторила этот вздох (потому что Гарри, которому становилось все интереснее, провел пальцами вдоль ее позвоночника). — Ох, Гарри, милый, это ужасно отвлекает!

Гермиона мягко, но решительно убрала его руку:

— Правда, потерпи еще немножко… Ну, Гарри!.. — она посмотрела на свой портрет, когда Гарри начал гладить ее бедро, и развела руками. — Ну что мне с ним делать?

— Можно я останусь с вами? — тихо спросила Гермиона-на-портрете. — Пожалуйста… Можете, если хотите, меня занавесить. Или повернуть портрет к стене.

— А тебе не будет… тяжело? — осторожно спросила Гермиона. — Ведь Гарри только здесь.

— Нет. Я чувствую все, что и ты. Он ведь с тобой… значит, он со мной. Гарри…

— Мы не будем тебя занавешивать, — сказал Гарри. — Оставайся с нами, Гермиона.

Он не мог сказать, когда наступил сон. Будто всего лишь минуту назад лежал, закрыв глаза, счастливый и измученный любовью — а сквозь веки уже просачивался дневной свет. Сон таял постепенно, так что, вспоминая вчерашний день, он сначала подумал, что все это — продолжение сна. Окончательно же его разбудил тихий разговор двух совершенно одинаковых голосов.

— С добрым утром, Гермиона. Спасибо вам за эту ночь.

— Бедняжка — тебе приходится спать за столом!

— Да ничего страшного, — негромкий смех. — Я же портрет. У меня не затекают мышцы, не сводит шею… Я никогда не устаю, да и сплю только для удовольствия. Мне не нужно есть и пить, но я могу это делать — тоже ради удовольствия. Не так уж и плохо быть нарисованной.

— А тебе не бывает скучно? Или одиноко?

— Нет. Я почти не ощущаю время. А если здесь надоест, могу сходить в гости к другим портретам, или отправиться в путешествие по магическим картинам — знаешь, сколько их на свете? За сто лет не обойдешь, да и постоянно появляются новые. Целый мир! Даже картины некоторых маглов для нас доступны — я, наверное, первая это открыла. Я бывала в картинах Леонардо. И в совсем невероятных. У Ван-Гога, например…

— Здорово! Только потише — Гарри разбудим.

— Да он не спит! Смотри — у него веки подрагивают. Гарри! Молодость проспишь!

Гарри открыл глаза, приподнялся на локте и картинно вздохнул.

— Рон был прав, — задумчиво сказал он. — Любовь — это тяжкая доля, особенно с такой наблюдательной и проницательной подругой… а теперь уже и в двух экземплярах!

Ему хотелось произнести это, отправив взор куда-то в неведомую даль — но не получилось. Обе Гермионы были обнажены, обе находились в поле зрения, и удержаться от восхищенной улыбки было просто невозможно.

— Короче, — подытожила Гермиона, — вставай!

— Я бы еще полежал, — осторожно возразил он. — С тобой…

Она задумалась, но Гермиона-на-портрете с огорчением возразила:

— Лаванда может вот-вот вернуться.

Гарри вскочил и начал одеваться.

— Жаль… — сказал он. Портрет Гермионы сочувственно кивнул.

— Ничего, — утешающее сказала ей Гермиона, — нам обещали свою комнату, и мы заберем тебя к себе. Хочешь?

— Конечно! Знаете, я тут подумала…

— Что?

Не ответив, она подняла с пола мантию и начала одевать на себя. Гермиона, заправляя рубашку, пристально смотрела на нее.

— Что, Гермиона? — настойчиво спросила она — и осеклась.

— Слишком уж сумасшедшая мысль… — пробормотала та.

— Но ты уверена, да?

— Да, почему-то уверена. Ведь все сходится.

— О чем вы, девочки? — с беспокойством спросил Гарри.

Они глянули на него и опять уставились друг на друга. Потом Гермиона подошла к портрету и коснулась его ладонью. Ее двойник сделал то же самое. Их ладони соприкоснулись, обе ахнули и отдернули руки.

— Что такое? — Гарри шагнул вперед. — Что вы делаете?

— Все в порядке, Гарри, успокойся, — быстро сказала Гермиона. — Мы просто проверили одну мысль.

Она взяла его за плечи и, глядя на него горящими глазами, сказала:

— Я могу войти туда, понимаешь? И я хочу попробовать.

— Нет! — он схватил ее за руки.

Ее лицо вытянулось от огорчения.

— Гарри… — почти умоляюще прошептала она. — Пожалуйста! Никакой опасности нет, поверь!

Он колебался, видя, как в ней борются желание попробовать и нежелание причинять ему боль; и чувствовал, как в нем самом страх снова ее потерять борется с доверием к ее уму и интуиции… В конце концов доверие победило, и он, отпустив ее, молча кивнул. Теперь уже колебалась Гермиона.

— Если ты не веришь…

— Я верю, — перебил он. — Просто мне страшно.

— Я понимаю, Гарри. Подумай — мы же сейчас Круг. Ты в одиночку вытащил меня из Страны Мертвых. Значит, сейчас сможешь вытащить откуда угодно.

— Да, ты права… — он через силу улыбнулся. — Но мне все равно будет страшно, так что… не обращай внимания, и все.

— Какой ты замечательный, Гарри!

Она поцеловала его и шагнула в портрет.

И исчезла. Гарри прошиб холодный пот. На портрете была только одна Гермиона: спиной к нему — но в мантии.

— Получилось! — она повернулась, ее лицо сияло. — Гарри, смотри — получилось!

Она вытянула руку — и рука высунулась из портрета. Гарри схватил ее.

— Здорово! — пробормотал он. — Только… кто ты? Кто из вас обеих?

— Мы обе! Ты не понял? Мы же слились!

— Ты же в мантии.

— Ну и что… А!

Гермиона провела руками по мантии, рассмеялась и задрала ее до подбородка. Под ней были джинсы и рубашка — хотя Гермиона-на-портрете надела ее на голое тело. Гарри с облегчением перевел дух и улыбнулся.

— Замечательно! Ты умница, Гермиона! А когда ты вернешься сюда, ты там останешься?

Она заморгала, пытаясь понять, потом рассмеялась:

— Ох, грамматика получается та еще! Конечно, Гарри. Опять будем я и мой портрет. А вот знания у нас теперь общие. Не представляешь, какой здесь потрясающий мир!

— Замечательно! — повторил он. — Только…

— Что?

— Иди сюда.

Подумав, она кивнула и шагнула в комнату.

На ней снова были джинсы и рубашка, а с портрета весело улыбалась Гермиона в мантии.

— Получилось! — хором воскликнули обе.

— Получилось! — подтвердил Гарри и прижал к себе Гермиону (ту, что в комнате). — Я бы и тебя обнял, — сказал он портрету, — только, понимаешь…

— А ты и меня обнимаешь, Гарри, — весело успокоила его Гермиона-на-портрете. — Я же все чувствую! Вот только ответить на твои объятия, несколько, понимаешь ли…

Гермиона оглянулась через плечо:

— Я это делаю за нас обеих, Гермиона! Все в порядке!

— Ай! — воскликнул Гарри. — Лучше за кого-нибудь одну, а то ребра сломаешь!

— Ох, прости! — она поспешно разжала руки.

Отсмеявшись и успокоившись, они снова присели на кровать, которую Гермиона заправила одним взмахом палочки. Гарри по очереди смотрел на свою подругу и на ее портрет, чувствуя, как веселье сменяется восхищением.

— А ведь ты сделала великое открытие, Гермиона! — сказал он.

Она порозовела:

— Ты и правда так думаешь?

Он серьезно кивнул, пытаясь адресовать кивок обеим. И добавил:

— Расскажем остальным. Это надо осмыслить.

— Пойдем в гостиную, Гарри. Подождем их там.

— Не скучай без нас, — сказал Гарри портрету.

— Я никогда не скучаю, — рассмеялась вторая Гермиона.

— А где Рон? — удивился Гарри, когда они спустились в гостиную.

Вопрос был адресован Луне, как раз входившей через портретный проем. Она держала в обнимку большой бумажный пакет и две-три коробки, перевязанные ленточками. Судя по ярким краскам, все это было из «Сладкого королевства».

— Сейчас будет, — ответила Луна из-за пакета. — Его Мак-Гонагалл к себе позвала.

Она подошла к угловому дивану и сгрузила на него свой багаж.

— Мы заскочили в Хогсмит, — добавила она и плюхнулась на диван, отчего пакет чуть не опрокинулся. Гарри вопросительно посмотрел на пакеты. — Это все мне. Рон считает, что я мало ем.

— Он считает тебя худой? — нахмурилась Гермиона. — У тебя же очень изящная фигурка.

Луна пожала плечами:

— Он еще с прошлого Рождества все время меня кормит. Пускай, раз ему нравится — я люблю сладкое. Хотите?

Они не стали отказываться. Разворачивая шоколадную лягушку, Гарри нашел традиционную открытку с изображением знаменитого волшебника — на этой оказалась Моргана. Некоторое время он ее рассматривал, пытаясь поймать смутную мысль — что-то, о чем читал или слышал. Что-то связанное с Мерлином. Красавица-фея улыбнулась ему, сделала загадочное лицо и, не торопясь, ушла за край фотографии. «Вроде она не то дружила с Мерлином, не то враждовала с ним… — припомнил Гарри и вдруг подумал. — А как это может быть? Получается, что ей полторы тысячи лет?» Полгода назад, на собрании Ордена Феникса, Грюм говорил, что Моргану хотели привлечь как союзника в битве против Волдеморта, но так и не смогли разыскать… Его отвлек голос Гермионы:

— Луна, а как ты вошла? Рон сказал тебе пароль?

— Да, — рассеянно ответила Луна, — но Полная Дама меня и так пустила. Сказала, что нас велено пускать всюду без пароля.

Гермиона собиралась еще что-то сказать, но портрет опять открылся, и в гостиную ворвались Рон, Джинни и Невил. Сразу стало весело и шумно.

— Привет! — воскликнул Рон, устраиваясь рядом с Луной. — Мы сюда еле добрались! Я уже думал, что еще немного — и в гостиную придется пробиваться с боем!

— Это еще почему? — удивился Гарри и положил открытку.

— Мак-Гонагалл встретила нас сразу перед уроком и позвала в кабинет…

— А что она хотела, кстати?

— Выясняла, все ли мы хотим жить парами, — ответила Джинни. — Наверное, прикидывает, сколько комнат надо выделить. Хотя и так ясно, что три.

Они с Невиллом уселись вместе в просторное кресло.

— Может, четыре, — сказал Невилл, — если Чжоу с Седриком тоже сюда переберутся.

— А столько комнат найдется? — забеспокоилась Гермиона.

Рон рассмеялся:

— Чтоб в Хогвартсе да не нашлось? Он же огромен!

— Да и магией создать комнату — раз плюнуть! — поддержал его Невилл. — Мне Симус уже рассказал, как сделали новую спальню для первокурсников. Пришли Флиттвик со Слизнортом, два раза махнули палочками — и все. Целый этаж! А снаружи на башню посмотришь — высота та же.

— Да, здорово… Рон, а почему — пробиваться с боем?

— Потому что народ как раз шел на занятия, ну, нас и заметили! Мы вышли — а там уже целая толпа с младших курсов, и каждый делает вид, что случайно замешкался!

— А когда мы вышли, и вовсе перестали делать вид… — вставил Невилл.

— …и полезли с бумажками и перьями! — закончила Джинни. — Видел бы это Локонс — позеленел бы! Лично мне пришлось раздать полсотни автографов, пока Мак-Гонагалл не вышла на шум и не загнала всех в классы!

— Да, — вздохнул Рон, — это была та еще работа. Луна, кстати, к тебе не приставали?

— Что-то было, — отозвалась девочка, задумчиво роясь в пакете, — но я не очень обратила внимания.

Она достала большой леденец в форме волшебной палочки, сорвала упаковку и взмахнула. На кончике палочки тут же возник большой шар из разноцветной сахарной ваты.

— Ой, это что-то новенькое, я тоже такую хочу! — воскликнула Джинни. — Есть там еще?

— Есть, — Луна достала целый пучок. — Берите все. Ты не сердись, Рон, но столько даже мне не съесть.

— Да пускай, — Рон потянулся за палочкой, — я тебе потом еще куплю!

Они разобрали угощение.

— Ребята, — позвал Гарри, — мы тут хотели вам рассказать…

Он вопросительно посмотрел на Гермиону, та кивнула. И Гарри рассказал о портрете.

Все долго молчали.

— Да, — сказал наконец Рон. — Гермиона, я всегда знал, что ты гений. Но чтоб настолько!

— Ой, Рон, ладно тебе! — она пыталась изобразить скромность, но глаза сияли.

— Вот только вопрос… — продолжил Рон. — На что нам это пригодится?

Луна вдруг встала и пошла к двери.

— Ты куда? — крикнул он вслед.

— Кое-что проверить, — не оборачиваясь, пояснила она, толкнула портрет и вышла.

Рон с некоторым беспокойством проводил ее взглядом, но тут к нему подсела Гермиона и, хмурясь, начала в чем-то убеждать. Рон сначала слушал с удивлением, потом расхохотался.

— Я серьезно! — рассердилась Гермиона. — Так можно только испортить фигуру! И вовсе она не худая!

— Да нет, конечно! Успокойся, Гермиона, все в порядке, — смеясь, объяснял Рон. — У нее замечательная фигура, честно, и мне очень нравится. Это все из-за мамы, понимаешь? Когда я в то Рождество познакомил их, она сразу начала переживать и ну прямо заставила меня следить за ее питанием. Знаешь, — продолжил он, — я сначала тоже беспокоился. А потом оказалось, что она вроде Джинни — сколько ни съест, все равно тоненькой останется. А сладкое она любит, что верно, то верно…

Гермиона рассмеялась и успокоилась, а Рон в недоумении посмотрел на дверь:

— Куда она вообще побежала?

— Я здесь, — раздался в ответ голос Луны.

Все так и подскочили, Джинни и Невилл оторвались друг от друга. Луна, как ни в чем не бывало, спускалась по лестнице, ведущей в спальню девочек.

— Ты… как ты там оказалась? — воскликнул Рон.

— Очень просто, — Луна подошла и спокойно уселась к нему на колени. — Я пошла в нашу спальню в Когтевране — там тоже повесили мой портрет. Живой. Я с ним познакомилась, потом вошла, как Гермиона.

— И… что?

— Прошла в портрет Лаванды, поболтала с ней и с Гермионой, а потом вышла в спальню.

Все только рты пораскрывали.

— Ты же спрашивал, для чего это может пригодиться, — с легким недоумением сказала Луна, — вот я и сообразила.

Гермиона первая нарушила наступившее молчание:

— Ты знаешь, Луна… Если я и гений, то не я одна. Послушайте, пошли к Мак-Гонагалл!

Никто не стал возражать. Рон подхватил пакеты с дивана и со словами: «Идите, я догоню» понес в спальню мальчиков.

Им действительно был выдан пропуск всюду, даже в директорский кабинет — горгулья перед дверью отскочила в сторону, как только увидела их. Но Мак-Гонагалл в кабинете не оказалось.

— Эх, надо было посмотреть расписание! — с досадой воскликнул Рон, догнавший их у самой двери.

— Ничего страшного, — утешающе сказал с портрета Дамблдор. — Если вы хотели рассказать про открытие мисс Грейнджер и мисс Лавгуд, то мы в курсе. Мисс Грейнджер нам уже рассказала.

— Я?! — Гермиона недоуменно заморгала, потом сообразила, что речь идет о портрете. — А, понятно! И что вы думаете об этом, сэр?

— Я потрясен, — просто сказал Дамблдор.

Он сел за свой стол (изображение на картине повторяло директорский кабинет), оперся локтями, сплел пальцы и поглядел на них поверх очков-половинок.

— Минерва права, — сказал он. — Светлый круг сулит большие перемены… Мы стремились к конкретней цели, а получили намного больше.

Он с усмешкой поглядел на пустующий портрет Найджелиуса:

— Вот, даже Финеас ушел, как только увидел вас. Садитесь, друзья. Только стулья наколдуйте себе сами. Моя магия, к сожалению, действует только в мире картин, а призрак сейчас в моей лаборатории… В Выручай-комнате, — пояснил он в ответ на вопросительные взгляды.

— Так это вы устроили лабораторию, сэр? — с любопытством спросил Рон, пока Гермиона с Джинни создавали стулья. — А мы думали, профессор Мак-Гонагалл.

— Она тоже… — сказал Дамблдор, явно размышляя о чем-то другом. — Ей пришлось перестроить ее, чтобы создать устройство для самого рискованного в истории магии эксперимента. Вы, наверное, обратили внимание?

— Там, где телескоп и макет? А что это такое, сэр?

— Узнаете чуть позже… Не нужно смотреть так разочарованно, друзья! — рассмеялся Дамблдор. — Узнаете обязательно. Минерва расскажет об этом лучше, чем я, поскольку именно ей выпала эта нелегкая ноша — провести весь эксперимент в одиночку. Может, пока поговорим о чем-нибудь другом?

Дамблдор обращался ко всем, но смотрел на Гарри.

А Гарри вспоминал страшный день его похорон полтора года назад.

* * *

…Он расстался с ними у входа в замок. Рон с Гермионой хотели побыть наедине. Гарри тоже — или так ему казалось. Хогвартс был пуст, как никогда — эта пустота была материальной, вязкой, и он шел сквозь нее с почти физическим усилием. В коридорах были только портреты, но люди на них не здоровались с ним, не окликали его. Некоторые плакали, другие смотрели пустыми глазами, иные вообще куда-то ушли. «Может, все же… — думал он. — Уйти прямо сейчас? Забрать самое нужное, выйти к воротам и трансгрессировать…» Он не сомневался, что ему удастся, хотя экзамен по трансгрессии еще не был сдан. Если уж удалось трансгрессировать с того ужасного берега, да еще вместе с Дамблдором…

Которого больше нет.

Заплаканная Полная Дама молча впустила его. Гарри поднялся в спальню — там никого не было. Потянул из-под кровати чемодан, стал перебирать вещи — все валилось с рук. Пустота замка проникла и в него, заполнила голову. В конце концов, он захлопнул крышку. Подошел к окну, сел на подоконник и стал смотреть на озеро.

Сколько времени прошло, он не мог сказать. Может, уже все разошлись. Может, все уже сели на «Хогвартс-Экспресс» и уехали… хотя вряд ли. Ему было все равно. Решимость, совсем недавно переполнявшая его, понемногу таяла. Гарри пытался думать о Дамблдоре, но почему-то не мог. Вместо этого перед глазами вставали Невилл и Луна, сидящие рядом и крепко державшиеся за руки. Гермиона, плачущая на плече Рона и украдкой вытирающая слезы об его мантию. И Джинни, смотрящая на Гарри сухими глазами. Гарри глядел на озеро, не видя его, не видя ничего; он так долго не моргал, что в глазах возникла резь и все начало мерцать, а потом мерцание сложилось в яркие, слепящие слова: «Что я натворил? Что я натворил, идиот!»

Сейчас надо было бросить все, за чем он сюда пришел. Надо было бежать, найти Джинни. А Гарри продолжал сидеть, словно парализованный. Что он мог ей сказать? Что для того, чтобы уберечь, он ее бросил в еще большей опасности? Вся школа знала об их отношениях. Значит, Волдеморт уже мог узнать. «Допустим, — думал Гарри, охваченный каким-то совершенно диким отчаянием, — он ее похитит сейчас, когда я ее бросил, когда меня нет рядом… Что я на это отвечу? Что мне нет дела до нее, раз мы уже порвали? И Волдеморт, конечно, тут же ее отпустит, да?» Вспомнились ехидные слова лже-Грюма: «Благородными людьми так легко манипулировать, Поттер!»

И тут на смену отчаянию пришла такая злость, что кровь словно закипела, ударила в голову, и отхлынула. Я тебе покажу, как манипулировать нами, Волдеморт, в бешенстве думал он. Это твои слова, я знаю. Это твои слова повторял Барти Крауч-младший!

А решение есть. И не одно. Надо только выбрать лучшее.

Можно сделать наоборот… если она меня простит. Взять ее с собой, отправиться на поиски вчетвером. Она сильная волшебница. Мы все сильны. Вместе мы защитим друг друга…

А Волдеморт бросит на нас всех Пожирателей, думал Гарри, и в нем снова поднималось безнадежное отчаяние. Джинни, Гермиона и Рон будут меня защищать — меня, Избранного. Будут жертвовать собой, чтобы я мог найти хоркруксы. Будут прикрывать меня своими телами, спасая мою жизнь. И гибнуть у меня на глазах.

«Я не хочу!» — он чуть не закричал вслух.

Гарри попытался взять себя в руки.

Вот из этого и надо исходить, думал он — что я не хочу их гибели. «Я же для этого решил искать эти несчастные хоркруксы, не так ли? Чтобы одолеть Волдеморта. Чтобы, в конце концов, убить его и спасти их!»

А значит — лучше в одиночку. Зря он согласился с их решением. Но все можно исправить!

«Волдеморт не похитит Джинни прямо сейчас — на территории Хогвартса она для него недоступна. И я просто отправлю Рону сову».

Спустившись в гостиную, Гарри подошел к столу, взял перо и кусок пергамента и начал быстро писать:

«Рон, Гермиона, простите меня, но я не хочу, чтобы вы рисковали вместе со мной. Наверное, Джинни вам уже рассказала, о чем мы с ней говорили. И действительно есть вещи, которые я должен сделать в одиночку. Вы сказали, что не можете отступиться, но я не прошу вас отступаться — мне очень нужна ваша помощь. И я вас прошу — останьтесь с Джинни. Защищайте ее. Защищайте друг друга и не беспокойтесь за меня. В одиночку легче спрятаться, легче куда-нибудь проникнуть. Не беспокойтесь за меня — я справлюсь. Гарри».

Он перечитал написанное раз, другой, третий — и с каждым разом становилось легче.

«Все правильно. Это самое лучшее! Сейчас я пойду в совятню и отправлю это Рону… или лучше Гермионе? По дороге решу… Потом потихоньку выберусь с территории Хогвартса и трансгрессирую. Правда, вопрос — куда? В Годрикову впадину? Нет… придется сначала к Дурслям. Закрепить свою защиту, о которой говорил Дамблдор. Тогда до моего семнадцатого дня рождения Волдеморт ничего не сможет мне сделать!»

Он поднял пергамент, собираясь его свернуть — и тут чья-то рука мягко, но решительно схватила листок. Вздрогнув от неожиданности, Гарри поднял голову и встретился глазами с Гермионой

— Я и не заметил, как ты вошла, — растерянно сказал он.

— Что это, Гарри?

— Ну… почитай. Я собирался отправить вам с совой, но раз ты пришла, еще лучше.

Отдав ей листок, Гарри отошел. Он покривил душой, сказав: «…еще лучше». На самом деле ему было очень досадно. Уйдя незаметно, он ставил их перед свершившимся фактом. А сейчас придется спорить, доказывать… Гермиону не переспоришь!

«Как же! — сразу подумал он. — Что она сможет возразить на то, что кто-то должен остаться с Джинни?»

— Все ясно, — тихо сказала Гермиона, — как я и думала…

Ее голос прерывался, и она дышала часто, будто запыхавшись. «Она что, бежала сюда?» И, словно в ответ, Гермиона добавила:

— Ох, хорошо, что я успела! Гарри, пойдем!

— Куда?

— На Астрономическую башню. Мы все там.

— Зачем?! Гермиона, мне не очень туда хочется, ты же должна понимать…

— И я понимаю. Только надо — я должна тебе кое-что показать. Гарри, я тебя очень прошу!

Не оборачиваясь, она пошла к выходу, толкнула портрет и вышла. Гарри в полной растерянности последовал за ней, пролез в дыру — и они чуть не столкнулись, потому что Гермиона неожиданно остановилась.

— Ох, извини! — сказала она, доставая какой-то сверток. — Возьми. Я уже столько времени забываю тебе отдать.

— А что это? — спросил он, забирая сверток, и тут же понял — его мантия-невидимка.

— Я нашла ее на башне, — сказала Гермиона, когда они пошли по коридору. Гарри запихнул сверток в карман. — Сбегала туда сразу после того, как… — она сглотнула. — Как замолк феникс. Хорошо, что успела до министерских.

— А что тебе там понадобилось?

— Я хотела посмотреть на место, где все произошло. Что-то было очень сильно не так, Гарри…

Гермиона замолчала и ускорила шаг. Гарри еле успевал за ней. От ее сердитого лица и поджатых губ становилось не по себе.

— Тебе не нравится то, что я решил, да? Ты можешь предложить лучшее решение? — нервно спросил он.

— Да, могу, — не останавливаясь, она глянула на него, и ее лицо неожиданно смягчилось. — Я не на тебя злюсь, Гарри… Не обращай внимания. Сам все увидишь.

В коридоре перед лестницей уже не было следов битвы — все убрали, восстановили даже обрушившийся потолок. Оглядываясь, Гарри несколько отстал, и Гермиона первой поднялась по лестнице и вышла на площадку. Гарри догнал ее и застыл, а сердце от ужаса куда-то провалилось — напротив, на самом краю стены, между двумя зубцами стояла Джинни. «Она решила броситься со стены?! — леденея от страха, подумал Гарри. Потом, разглядев все, чуть не рассмеялся от нахлынувшего облегчения. — Ох, ну придет же такое в голову!» Джинни была крепко обвязана веревкой, конец которой держал двумя руками Рон. Несколько свесившись вперед, она разглядывала что-то внизу, и ветер трепал ее рыжую гриву.

— Привет, Гарри! — негромко сказал Невилл.

Они с Луной стояли несколько поодаль, наблюдая за действиями Джинни. Услышав его голос, девочка оглянулась, отошла от края и спрыгнула на площадку.

— Хорошо, что ты пришел, Гарри, — сказала она, развязывая веревку. — А то мы боялись, что Гермиона не успеет тебя перехватить.

— Джинни… — он пытался найти хоть какие-то слова.

Бросив веревку, она подбежала и быстро поцеловала его:

— Все в порядке, Гарри…

— Я…

Джинни пальцами прикрыла его губы:

— Все в порядке. И все будет в порядке. А теперь скажи — где именно стоял Снейп, когда метнул заклинание?

— Снейп? — растерянно переспросил Гарри и оглянулся. Потом сделал шаг в сторону и еще один вперед. — Ну… вот здесь. Где я стою.

Гермиона мягко отстранила его, встала на это место и пригнулась, опершись руками об колени и сощуренными глазами глядя на Рона.

— А Дамблдор стоял здесь? — спросил Рон.

Гарри присмотрелся, припоминая.

— Да… или чуть левее.

— Неважно! — Гермиона выпрямилась.

— А, по-моему, важно! — крикнул Рон, лицо у него тоже пылало. — Смотри!

Широко расставив ноги, он качнулся влево-вправо.

— Ну конечно! — закричала Гермиона, схватила Гарри за руку и потащила за собой. — И обет не нарушен! Снейп был уверен, что убил его!

— Но он действительно убил его! — воскликнул Гарри. — Вы что… вы пытаетесь себя убедить, что Дамблдор жив?

Остановившись у стены, Гермиона молча ткнула пальцем. В камне зияла порядочная выбоина, хорошо различимая из-за более светлого цвета. Рон, встав по другую сторону, показал на несколько темных пятнышек:

— Кровь, я думаю. Его должно было ранить осколками камня.

— Взрывной эффект? Хорошо, допустим, Снейп промазал или Дамблдор сумел увернуться! Но его же швырнуло через стену, я это видел своими глазами! Какая разница — «Авада Кедавра» или падение со ста пятидесяти футов?! И… Джинни, мы же видели его внизу!

— Еще неизвестно, что мы видели, Гарри! — хмуро возразила Джинни. — И что мы хоронили…

От этих слов Гарри потерял дар речи. А Джинни, помолчав, с усилием продолжила:

— Я… я рассмотрела все внизу. Потом отсюда. Я очень точно определила место, где он лежал. Он не мог… Гарри, он не мог туда упасть!!! Для этого он должен был стоять между теми зубцами, — она ткнула пальцем, — но не здесь, никак не здесь!.. Если бы заклинание ударило в него, его бы отбросило вон к тем кустам. Если рядом — ближе к стене, но… все равно по прямой, Гарри… не в сторону… никак не в сторону!

Из глаз хлынули слезы; сотрясаясь рыданиями, Джинни бросилась ему на шею.

Все сгрудились вокруг нее — молча, без слов утешения. И стало тепло. Даже ветерок, зябкий и пронизывающий на такой высоте, словно стих. Охваченный острой жалостью, Гарри гладил волосы Джинни, целовал ее, пытаясь успокоить, хотя его самого трясло. Ее рыдания понемногу стихли.

* * *

Гарри замолчал.

— Скажите, мисс Уизли… — медленно проговорил портрет.

— Джинни, сэр.

— Да? Хорошо, Джинни. Скажите, когда вы сделали это открытие… вы сильно меня ненавидели?

Джинни смешалась.

— Нет, — сказала она наконец. — Все-таки нет… Но была очень зла на вас.

— За ту боль, которую я причинил вам… вам всем? Так?

— За ту боль, которую вы причинили Гарри, сэр.

— Мы все были злы, — тихо добавила Гермиона. — Хотя догадывались… во всяком случае, я догадывалась, зачем все это было нужно.

— И, наверное, у нас у всех начиналась истерика, — снова заговорил Гарри, — просто Джинни первая не выдержала… Мы столпились вокруг нее, начали успокаивать, и как-то получилось, что все обнялись. И стало тепло. Мы разом забыли про злость. Мы… вы уж извините… забыли даже про вас. Знаете, наверное… мы в первый раз почувствовали Круг!

— Это замечательно, Гарри! — улыбнулся Дамблдор.

Гарри поглядел на него довольно хмуро — и тут же отвел взгляд. Он заметил слезинку, блеснувшую в углу глаза…

* * *

— Что это? — ошеломленно спросил Рон.

Никто ему не ответил. Словно боялись, что произнесешь еще хоть слово — и это невероятное ощущение близости и покоя рассыплется, как угасающий фейерверк. А оно не рассыпалось. Оно не исчезло даже тогда, когда они после нескольких бесконечно долгих минут все-таки решились немного ослабить объятия и чуточку отступить, чтобы посмотреть друг на друга. Потом молчание нарушила Луна:

— Это мы, — и ее лицо озарилось такой же счастливой улыбкой, как в тот день, когда Гарри пригласил ее на вечеринку.

Это был ответ, который в тот момент никто не понял. Гарри тоже. Была только уверенность, что придет время — и они поймут.

А потом Луна без всяких переходов спросила:

— А что ты сейчас собираешься делать, Гарри? — и этот вопрос отрезвил всех.

Вздохнув, Гермиона достала листок и протянула Рону. Он начал читать, потом жестом позвал сестру. Гарри ждал.

— Понятно… — пробурчал Рон. — Ты верно догадалась, Гермиона! И хорошо, что вовремя!

— Я еле успела, — печально отозвалась Гермиона. — Он уже собирался…

— Главное, что успела.

Все смотрели на него — молча и с ожиданием. Гарри пытался решить, что же им, в конце концов, стоит сказать. Волнение, вызванное неожиданным ощущением близости, угасло, но сама эта новая близость осталась — и навсегда. И это нисколько ему не помогало.

— Я все написал, — сказал он наконец. — Кто-то должен остаться с Джинни.

Джинни улыбнулась:

— Конечно.

Невилл и Луна подошли и встали по обе ее стороны.

— Мы ее очень хорошо защитим, Гарри, — сказал Невилл. — Можешь не волноваться.

— А мы пойдем с тобой, — добавил Рон, и они с Гермионой встали по обе стороны от него.

— Вы же погибнете… — обессилено прошептал Гарри и присел на край стены, рядом с той самой выбоиной.

— Вот что, Гарри, — Гермиона присела рядом. — Если ты сейчас скажешь, что все равно хочешь пойти в одиночку, мы от тебя отстанем.

Она жестом остановила Рона, когда тот подался вперед и открыл рот.

— Решай, — сказала она.

— Я не хочу… Так нечестно, Гермиона! Неважно, что я хочу и что нет! Вам нельзя со мной идти! Если вас убьют… Как же я без вас буду! — он почти кричал. — Хватит с меня Сириуса, Дамблдора! Моих родителей… Я не хочу больше ничьих смертей, не хочу больше никого терять, пойми!

— А мы не хотим потерять тебя, — мягко возразила Гермиона. — Поэтому нас будет трое. Ведь три — магическое число, ты разве забыл?

— Арифмантика… — усмехнулся он.

— Она самая. Семь хоркруксов Волдеморта — это тоже арифмантика. Как и все магические числа.

Ему казалось, что Гермиона его несколько морочит, но как он мог быть уверен? А тут еще вмешалась Луна:

— Она права, Гарри. Я тоже знаю арифмантику.

— И, кстати, на «превосходно», — подтвердила Гермиона.

Гарри не сказал ничего. Он капитулировал. Только попросил:

— Обещайте, что не будете лезть на рожон. И не будете жертвовать собой!

— Если и ты обещаешь то же самое.

— Хорошо!

— Значит, договорились.

Он только кивнул. Потом спросил:

— А насчет Дамблдора… Вы и правда думаете, что он жив?

Лицо Гермионы потемнело:

— Как мы можем быть уверены? Но очень, очень может быть…

* * *

— Ты и правда хочешь знать это, Гарри? — спросил Дамблдор.

— Вы хотели, чтобы я вас простил, сэр.

— Да, Гарри. Мне очень хотелось бы.

— Тогда мне нужно знать, что именно я должен вам простить.

— Ты совершенно прав, Гарри. Давайте тогда все же закончим с тем, о чем вы догадались сами. Мисс Уизли… Джинни! — с улыбкой поправил себя Дамблдор. — Скажите, вы первая догадались, что что-то не так?

— Нет! — тут же ответила Джинни. — Первой была Гермиона… Или Рон? Не знаю, кто был первым, сэр. Наверное, каждый догадался о каком-нибудь кусочке. А когда Гарри рассказал нам о том, что произошло на башне, их уже можно было начать складывать. Ему было слишком плохо, и мы не хотели втягивать его в свои гадания…

Гарри резко поднял голову:

— Зря, Джинни!

— Да, наверное, зря… Но, Гарри!.. Ты просто не знаешь, как ты выглядел. Нам было страшно за тебя!

К горлу подкатил комок.

— Спасибо…

Джинни улыбнулась ему. Все посмотрели на него и улыбнулись. Рон, правда, шутливо изогнул бровь, но это не было обидно. Было тепло — и теперь-то Гарри знал, что это за тепло такое. Горло отпустило, и он успокоился. А Гермиона пояснила:

— Да и не особенно мы гадали. Что-то замечали, что-то откладывалось в голове. Только когда Гарри после похорон направился в замок… мне было очень плохо, но я все же это заметила и несколько удивилась. Оглянулась — Джинни сидела какая-то вся оцепеневшая… Мы с Роном подошли, растормошили ее — она словно очнулась.

— Я хотела броситься вслед за тобой, Гарри… Сказать, что да, ты прав, я согласна, но хочу еще немного побыть с тобой… и не могла двинуться с места. Казалось, что если я это сделаю, с тобой произойдет что-то ужасное.

— Неужели я настолько плохо выглядел?!

Джинни кивнула, сочувственно глядя на него, а Невилл добавил:

— Вы все так выглядели, Джинни. Мы как раз шли мимо…

— А я удивилась — откуда же вы появились!

— Мы испугались. Бросились к вам. Ты как раз рассказывала о вашем разговоре с Гарри, — Невилл повернулся к портрету. — И Гермиона нам сказала: «Ох, хорошо! Побудьте с Джинни, пожалуйста! И вообще — идите на Астрономическую башню, ждите нас там! Я хочу вам кое-что показать». Они с Роном побежали за Гарри. Луне как-то удалось привести Джинни в чувство…

Гермиона твердо глянула на Дамблдора:

— Эти похороны чуть не свели нас с ума, сэр. Они выглядели… такими настоящими!

Ответ Дамблдора ошеломил всех.

— А они и были настоящими, Гермиона, — спокойно сказал он. — Это ничего, что я называю вас по имени?

— Ничего… — выдавила она, глядя на него совершенно круглыми глазами. — Значит, мы все же ошибались?

— Нет, — возразил Дамблдор.

Он встал из-за стола, обошел его и вернулся на свое обычное место в середине нарисованного кабинета.

— Ошибочным было только предположение, что я еще жив. Но то, что Снейп не убил меня — это правда, — он с улыбкой посмотрел на Джинни. — Да, с местом, где лежало тело, я действительно промазал. Слишком темно было. Надо было действовать быстро…

— Но раз похороны были настоящими, значит, вы…

— Я умер через сутки. На Гримо, 12. Тихо и спокойно, в окружении ближайших друзей и соратников. Эти сутки были мне очень, очень нужны…