Перекрестки миров и тридцать три тысячи жизней (гет)

автор — ols

Сентябрьская ночь спустилась на Хогвартс. Пугающе тихая и непроглядно темная, она несла с собою благодатную прохладу, такую желанную и долгожданную после летних месяцев, выдавшихся здесь непривычно сухими и жаркими.

Оглушающая тишина давила, обступала со всех сторон, не давая вздохнуть. Казалось, жизнь тут замерла, а время остановило свой бег, и лишь чуткое пламя настенных факелов с живостью откликалось на редкое дуновение едва заметного ветерка, изредка заглядывающего в кабинет директора Хогвартса через открытое настежь окно, отчего по стенам начинали плясать тусклые блики рыжеватого света.

Северус Снейп, единственный, за исключением портретов, обитатель этого места, стоял недвижно, как изваяние, завороженно всматриваясь в ночную даль. Он никогда не стремился занять эту должность. И вот теперь, в эти темные, как сама ночь за окном, времена, он, в прошлом нескладный мрачный мальчишка, переступивший порог этой самой школы много лет назад, по горькой иронии судьбы возглавляет ее. Так сложились обстоятельства.

«Обстоятельства... Что может быть хуже постоянно и не к месту вмешивающихся обстоятельств? Они путают все карты, срывают планы, цепляются друг за друга, руша жизнь, как цепочку из костяшек домино», — медленно сменяя одна другую, мысли плавным потоком текли в голове Северуса.

Он сделал последний глоток обжигающего горло огневиски и разочарованно посмотрел на дно опустевшего бокала. Лениво покрутив в руке, он отставил его на подоконник, и в этот самый миг услышал за спиной знакомый хрипловатый не похожий ни на какой другой голос:

— Может быть, тебе стоит поделиться тем, что так мучает тебя, — последовала короткая пауза. — И, конечно, я всего лишь Шляпа, но на моем веку сменились десятки директоров. Многие прислушивались к моим советам, когда им нужна была помощь...

Северус резко обернулся и смерил ее обжигающим взглядом своих чёрных глаз. Прошла уже четверть века, а он до сих пор отчетливо помнил свой первый день в Хогвартсе.

Вот он, одиннадцатилетний мальчишка? стоит среди таких же первогодок перед освещёнными множеством свечей длинными столами факультетов и сидящими за ними студентами. Заглушая шепотки и неразборчивый шум, раздается голос Минервы МакГонагалл:

— Эванс, Лили!

Он, затаив дыхание, неотрывно следит за тем, как рыжеволосая девочка выходит вперёд и садится на видавший виды табурет. МакГонагалл надевает ей на голову Распределяющую Шляпу. Он видит, как волнуется Лили. Она слегка поджимает губы и забавно приподнимает брови. Ее пальчики то и дело теребят подол школьной юбки, едва прикрывающей ее колени. Северус чувствует разливающееся где-то внутри щемящее тепло и сильное желание подойти к ней сейчас и просто в знак поддержки ободряюще сжать ее маленькую руку. Признаться, и он сам сейчас переживает не меньше.

— Гриффиндор!

Северус издает непроизвольный сдавленный стон досады. Он уже знает, он чувствует. Сердце болезненно сжимается. Лили проходит мимо, с грустной улыбкой оборачиваясь в его сторону.

Дальше все происходит как в тумане. Он провожает ее взглядом до гриффиндорского стола, не обращая внимания на то, что распределение идет своим чередом. Наконец, будто сквозь толщу воды, он слышит свою фамилию.

— Слизерин! — объявляет Шляпа.

Решение звучит как приговор. Словно механическая кукла, он медленно поднимается с табурета и отправляется на другую сторону Большого зала, к слизеринцам, прочь от Лили...

Внезапная волна гнева накатила на Северуса. Если бы Шляпа не распределила их на разные, да еще на непримиримые и вечно конфликтующие факультеты, не разделила бы их судьбы, не развела бы их пути еще тогда, много лет назад, то возможно... Возможно, сейчас с ним рядом была бы Лили, а его, Северуса, жизнь сложилась бы совсем по-другому.Вот она — отправная точка, с которой все пошло не так! Эти мысли приходили ему в голову и раньше, но именно сейчас боль и обида, копившаяся в нем и разъедавшая его душу годами, терзавшая и никак не желавшая отпускать, в одночасье определила виновного в его жизненных неурядицах. Если люди зачастую все списывают на злой рок, то здесь он имел вполне конкретное материальное воплощение.

И будь Северус трезв, скорее всего, он бы понял, что не прав, но чувство обиды, подогретое алкоголем, встрепенулось в нем с новой силой, побуждая терять контроль над собой. Повинуясь ему, он вскинул руку, направляя свою палочку на Шляпу.

«Инсендио! Инсендио! Инсендио! — набатом стучало в его голове. — Сжечь, наказать, отомстить, уничтожить...»

— Помощь, — перекатывая по слогам низким голосом, повторил он за ней. — Ты уже оказала мне неоценимую помощь однажды. Предрешив мою судьбу. С такими помощниками и враги не нужны, — едко выплюнул он.

Напряжение, что повисло в воздухе, казалось, стало осязаемым. Шляпа молчала. Она лишь сильнее нахмурилась, отчего на ней появились новые глубокие складки. О чем она думала, Северусу было не важно. Перед глазами полетели картинки прошлого, память услужливо подбрасывала их одну за другой, и они всплывали бесконечной и безрадостной чередой, как кадры черно-белого маггловского фильма...

— Северус, — нарушая тишину, раздался мягкий старческий голос Дамблдора, и это послужило для Снейпа своеобразным толчком, он будто очнулся, пробудился. Он рассеянно посмотрел на свою руку, вытянутую вперед, будто она чужая, и уже через секунду, опустив палочку, повернулся к портрету,висевшему прямо за директорским креслом. — Прошу тебя, не ищи виноватых. Прошлого не воротишь. Живи настоящим.

Снейп зло сузил глаза иуже набрал воздуха в легкие, чтобы ответить, как вдруг резкая боль пронзила его руку. Метка. Он невольно дернулся и крепко сжал ее правой рукой.

— Мое настоящее очень кстати напомнило о себе, Альбус, — саркастично прохрипел он, обращаясь к портрету.

— Мне очень жаль, мой мальчик, — сочувствующе покачал головой тот в ответ.

Снейп промолчал. Он устало опустился в кресло и прикрыл глаза.Рука нещадно ныла, и эта боль возвращала его в реальность. Мысли прояснялись, и все становилось на свои места, потревоженные чувства снова прятались в глубины души... Северус постепенно брал себя в руки, его дыхание становилось ровнее.

Наконец он резко поднялся на ноги и рванулся к открытому окну, взвевая ураган взметнувшейся полой мантии, и исчез в густом мраке ночи, так напоминавшем ему свою собственную жизнь. Ведь единственным светлым лучом в ней была Лили. Всегда.

На полу у окна сиротливо остались лежать осколки задетого им бокала. Янтарные капли на разбитом стекле слились в причудливые разводы. Их высушит ночной ветер. Не высушит он слезы, какими плачет одинокое израненное сердце...