Убийство на сельском празднике (джен)

— Все, что нам сейчас нужно — это шикарное, сочное убийство!

Можно было ожидать, что подобное заявление будет воспринято с тревогой и опаской. Ну или хотя бы тень удивления пробежит по лицам гостей, услышавших от хозяйки вместо объявления о десерте столь кровожадное волеизъявление.

Ничуть не бывало: все сидящие за столом демонстрировали нетерпеливое ожидание и даже воодушевление.

Джойс Ламприер (ныне — Джойс Уэст) обвела собравшихся проницательным взглядом художника.

— Итак, начнем! Объявляю очередное заседание «Вечернего клуба «Вторник» открытым и посему приказываю, требую и прошу, чтобы кто-нибудь из членов клуба преподнес нам новую загадку.

— Подозреваю, дорогая, что в вашем приглашении на ужин имелся некий скрытый мотив, помимо простого желания насладиться нашей компанией, — сказал сэр Генри Клиттеринг.

— Именно! Полностью согласен! — произнес доктор Пендер.

— Я тоже, — поддакнул мистер Петерик.

— А как считает мисс Марпл? — повернулся сэр Генри к единственной гостье, которая еще не высказывалась. — Наша хозяйка без всякой задней мысли наслаждается обществом старых развалин вроде нас (разумеется, это ни в коей мере не относится к вам, моя дорогая леди!) или же она собрала нас здесь, чтобы мы, так сказать, отработали свое угощение?

Мисс Марпл, строгая незамужняя дама, обманчиво хрупкая, подняла на него взгляд, лучащийся мягкой улыбкой:

— Ох и шуточки у вас, джентльмены! Я уверена, что Джойс, в отсутствие нашего дорогого Реймонда, испытывает вполне искреннее удовольствие от общения с нами, невзирая на то, что мы, возможно, отчасти закоснели в своих привычках… — она перевела свой лучистый взгляд на Джойс. — Однако вам, дорогая, стоило бы несколько мягче задавать тон беседе.

— Извините, тетя Джейн! Я вас всех и правда очень люблю! Но Реймонд вернется из Штатов не раньше чем через пару недель. Его агент настоял, чтобы он лично повидался со своими американскими издателями — это, мол, благотворно скажется на его переговорах насчет контракта. А затем Реймонд решил, что раз уж он прибыл в Штаты, то неплохо было бы совместить эту поездку с некоторыми исследованиями, и задержался там. Было весело вновь почувствовать себя незамужней, — говорила Джойс, — я вдоволь походила по городским магазинам, а затем съездила на недельку в Озерный край с моей подругой Пенелопой Уиттакер, чтобы подпитаться вдохновением на природе. Художников губят оседлость и одомашненность — фигурально выражаясь, нам необходимо периодически расправлять крылья, — с этими словами Джойс выразительно взмахнула рукой.

— И вы решили, что следующей ступенью вашего активного отдыха должно стать небольшое «диванное» расследование? — спросил мистер Петерик.

— Mens sana in corpore sano⁽¹⁾, — с серьезностью изрек доктор Пендер. Священник протер свое пенсне, а затем, тщательно оглядев его, вернул на привычный насест на своей физиономии. — Боюсь, однако, что в данный момент не смогу предложить вам ни одной подходящей истории. Хотя движения души человеческой и остаются извечной загадкой, однако убийства на земле, хвала небесам, все же происходят относительно редко.

— Тогда, может быть, у вас, сэр Генри, найдется что-нибудь этакое? Скажем, роскошное отравление, или загадка запертой комнаты, или последние слова умирающего в тот миг, когда он упал замертво?

Тут раздался сухой кашель, сразу переключивший внимание всех присутствующих с бывшего комиссара Скотланд-Ярда на мистера Петерика.

— А знаете, ваши слова привели мне на память одну историю, свидетелем которой я стал в прошлом году. Сразу предупреждаю, что там не фигурирует никаких загадочных слов, однако умирающий действительно рухнул наземь.

— Звучит многообещающе, — сказала Джойс. — Продолжайте же!

— Это было в начале июня прошлого года, — стал вспоминать адвокат. — Я гостил у своего старого школьного друга в Селскомбе, что в Девоншире, в нескольких милях от Торки. Другу пришлось отлучиться в Лондон по делам, а я, не имея охоты сопровождать его в поездке, решил развлечься прогулкой по сельской местности — благо, там как раз проходил грандиозный праздник в честь очередной годовщины основания этого населенного пункта. Темой празднества была «Британия сквозь века».

Некоторые участники, вместо того чтобы сшить себе специальные костюмы к празднику, явно сэкономили на подготовительных хлопотах за счет набегов на чердаки, где хранилась куча нарядов, оставшихся в наследство от предыдущих поколений. Во всяком случае, крепкий селянин, зазывающий парней посостязаться в сшибании кокосов, или столь же дебелая матрона, хозяйствующая в чайной палатке, вполне уместно смотрелись бы в подобной одежде в то безмятежное время, когда Эдуард дал старт новому правлению — и новому веку⁽²⁾.

На зеленом лугу разыгрывали множество живых картин — от Боудикки⁽³⁾, бросающей с колесницы вызов римским легионам, и жены свинопаса, награждающей подзатыльниками короля Альфреда за сгоревшие овсяные лепешки⁽⁴⁾, до Дрейка, направляющего свои паруса в Испанские моря, и лорда Нельсона, умоляющего Харди позаботиться о леди Гамильтон⁽⁵⁾.

Особым вниманием пользовалась живая картина, изображающая поездку леди Годивы по улицам Ковентри⁽⁶⁾. Обогнув толпу, не то восхищенно, не то возмущенно гомонящую, я направился в чайную палатку, где всем заправляла дама в монументальной шляпе, усыпанной шелковыми майскими розами⁽⁷⁾. Она распоряжалась чаем с топлеными сливками, лепешками и вареньем, словно заботливая мамочка.

Я встал в очередь. Прямо передо мной там оказались двое мужчин, которых я поначалу принял за отца с сыном, настолько они были похожи друг на друга. Довольно скоро, благодаря их чрезмерно громкой дискуссии, я узнал, что они и вправду родственники — дядя и племянник.

— Я тебе совершенно серьезно заявляю, Мэтью: ты не получишь от меня ни гроша, если не прекратишь отношения с этой девицей! Я не позволю тебе ронять доброе имя нашей семьи. Только погляди — она же разгуливает практически голышом! Впрочем, что взять с продавщицы — ни имени, ни воспитания, ни понятий о благопристойности…

— Вы ведь ее совсем не знаете, дядя Ральф! Марджори — очень приличная девушка. Ее родители умерли, когда она была совсем юной, и ей пришлось самой зарабатывать себе на жизнь. Что плохого в честном заработке? Откуда вы вообще нахватались этих нелепых понятий о семейной чести? Выражаетесь точь-в-точь как дедушка!

— Не смей говорить со мной в подобном тоне, Мэтью! Твой дед ни минуты не потерпел бы подобного. Когда мой брат Генри опозорил семью, спутавшись с компаньонкой твоей матери, его отправили в армию, а ту женщину немедленно уволили. Ваше поколение — избалованное и слабое. Война научит вас и дисциплине, и долгу, и чувству чести. Но тебе придется познавать все это самостоятельно, ибо я не стану поддерживать тебя до тех пор, пока ты будешь цепляться за эту связь. И даже после моей смерти ты в этом случае ничего не получишь.

Тут как раз подошла их очередь, и они прекратили выяснять отношения. Чайная матрона подала дяде Ральфу чашку чая с молоком и при этом так резко опустила голову, что необъятные поля ее шляпы всколыхнулись, словно в приветственном кивке. Затем, все так же не поднимая глаз от чашки, которую наполняла, она осведомилась у Мэтью о его предпочтениях.

— С молоком, два кусочка сахара, — отозвался он.

Дядя с племянником двинулись дальше — к подносам с лепешками, вареньем и топлеными сливками. Я ненадолго отвлекся, отвечая на тихий вопрос матроны:

— Один кусочек, пожалуйста.

Взяв себе лепешку, я разместился за столиком как раз позади тех двоих. Мэтью всё твердил свое:

— Вы в любом случае не сможете лишить меня материнского наследства! Я получу его, когда мне исполнится двадцать пять!

— Четыре года могут показаться очень долгими, мой мальчик… Поглядим, насколько ты будешь интересен своей продавщице, когда все, что у тебя останется — это жалкие гроши и большие надежды, — дядя Ральф с шумом отхлебнул чаю и разломил лепешку.

Мэтью встал, резко отодвинув стул:

— Не рассчитывайте, дядя, что ваши угрозы заставят меня изменить решение. Я люблю Марджори и собираюсь на ней жениться.

— В среду я отправляюсь в Лондон, на встречу с моим адвокатом. Я изменю свое завещание — именно так, как и сказал. Давай уже покончим с глупыми препирательствами, чтобы больше не возвращаться к этому вздору, — Ральф взмахнул ножом, разбрызгивая клубничное варенье по белой скатерти, словно пятна краски.

Мэтью хотел было что-то ответить, но оборвал себя на полуслове и гордо выпрямился.

— Ты не оставляешь мне выбора. Надеюсь, что ты не доживешь до того, чтобы пожалеть об этом, — с этими словами он вышел из палатки.

Никто из присутствующих не обратил особого внимания на этот инцидент, из чего я сделал вывод, что для местных жителей перебранки между этими двумя не являются чем-то из ряда вон выходящим. Я еще немного посидел, лениво наблюдая, как чайная матрона и ее помощницы суетятся, убирая со столиков и наполняя чашки для новых посетителей. А затем отправился дальше, окунулся в круговерть праздника — и позабыл обо всем этом. Я послушал, как мальчики-школьники декламируют речь ко дню святого Криспина и «Атаку легкой бригады»⁽⁸⁾, полюбовался прелестной стайкой тюдоровских служанок, танцующих вокруг майского шеста, и посетил столько благотворительных киосков, что их хватило бы для того, чтобы обустроить не менее полудюжины детских приютов.

Спустя некоторое время, когда я наслаждался великолепным сидром, сваренным местным фермером, до моего слуха донесся уже знакомый голос — снова, как и в прошлый раз, звучащий очень гневно. Дядя Ральф величественно воздвигся перед леди Годивой, которая только что спешилась. Когда ее коня увели, я смог рассмотреть облачка тюля и цветочные гирлянды, которые, вкупе с неестественно длинными и золотистыми локонами, прикрывали все стратегически важные места, охраняя стыдливость девушки. Впрочем, эта иллюзия действовала лишь на расстоянии — вблизи было отчетливо видно, что одежды там не наберется даже на купальный костюм.

Вспомнив, как Ральф возмущался по поводу наготы, я подумал, что это, должно быть, и есть та самая Марджори, которую он столь категорично не одобрял. И это действительно оказалась она. Подойдя поближе, я услышал, как Ральф заявляет ей:

— Я уже сказал это Мэтью, но хочу и вам разъяснить: знайте, ему ничего от меня не достанется. Все ваши корыстные расчеты насмарку! А если вы немедленно не прекратите все это, то будьте уверены: я могу сделать — и сделаю! — так, что вас уволят без рекомендаций.

Марджори вскинула голову. Губы ее были плотно сжаты. Это была красивая девушка с огромными карими глазами, горевшими вызовом. С трудом переведя дыхание, она вымолвила:

— Мне не о чем с вами говорить, сэр.

Она хотела уйти, но Ральф попытался схватить ее за руку. Вырвав руку, она так толкнула его в грудь, что он отступил в изумлении. А Марджори стремительно прошла мимо него и скрылась между киосками.

Ральф весь как-то сжался, съежился и, окинув взглядом толпу зевак, направился прочь. Признаюсь, я встретил его уход с облегчением. Тот, первый эпизод с его участием, свидетелем которого мне пришлось стать, выглядел не более чем одним из театральных номеров на этом сельском празднике — этакой маленькой драмой, «где много и шума, и страстей, но смысла нет»⁽⁹⁾. Но вот эта, вторая стычка — она была слишком настоящей. Ральф вполне мог расправиться с юной Марджори. По роду своей деятельности мне столь часто доводилось сталкиваться с последствиями неукротимого людского нрава, что я не мог не опасаться за этих молодых влюбленных, хотя и был бессилен им помочь.

Впрочем, мои опасения оказались излишними. Не прошло и часу, как Ральфа настигла насильственная смерть.

Эти слова взбудоражили всех, кто слушал рассказ мистера Петерика.

— Что? — взволнованно подалась вперед Джойс. — Не хотите ли вы сказать… не означает ли это, что дядя Ральф был убит?

— Хм, а это могло бы решить все проблемы наших юных влюбленных, не так ли? — задумчиво произнес сэр Генри. — Ну же, Петерик! Ближе к делу, то есть к убийству.

Мистер Петерик с легкой усмешкой продолжил свой рассказ:

— Собираясь уже покинуть празднество, я вновь проходил мимо чайной палатки и заметил там Ральфа. Он сидел за столиком в полном одиночестве, ссутулившись и глядя куда-то вдаль остановившимся взглядом. На груди у него красовалось пятнышко клубничного варенья.

В этот момент одна из молоденьких подавальщиц, торопясь привести в порядок соседний столик, нечаянно толкнула его, когда проходила мимо.

— Прошу прощения, сэр, — сказала она.

Ральф ничего ей не ответил. Вместо этого он стал крениться вбок, пока не рухнул вместе со стулом, да так и остался лежать неподвижно. А девушка зашлась в крике:

— Да он же умер! Боже, совсем мертвехонек!

Я протиснулся через мгновенно возникшую толпу любопытствующих. Сцена была впечатляющая. Возле столика, на котором стояла нетронутая чашка с чаем и лежала лепешка, распростерся на земле Ральф. Рядом валялся стул, который он опрокинул при падении. Да, Ральф действительно был мертв. А то, что я принял за пятнышко от варенья, оказалось пятнышком крови, расположенным аккурат напротив его сердца.

Послали за доктором, и вскоре он прибыл, а с ним — констебль. Пока врач осматривал тело, констебль допрашивал присутствующих. В ходе этих бесед я узнал, что Ральф происходил из Динсморов — это один из стариннейших родов в Селскомбе. О его ссоре с племянником, Мэтью Эймсвортом, было хорошо известно всей деревне.

Разыскали и привели Эймсворта и его невесту, Марджори Рандл. Это произошло как раз в тот момент, когда доктор озвучил свой вердикт. По его словам, Динсмор был заколот менее получаса назад длинным тонким лезвием — возможно, шилом для колки льда.

Марджори Рандл ахнула, услышав это, и констебль вцепился в нее, как клещ. Но его внимание отвлек на себя Мэтью Эймсворт, который начал нехотя рассказывать о том, что он делал после того, как они с дядей сегодня расстались. Оказалось, он провел весь день в палатке, где торговали лимонным сквошем — колол там лед, помогая дамам, так как мальчишка, который должен был этим заниматься, улизнул играть с приятелями. Но Эймсворт уверял, что не покидал прилавка до тех пор, пока ему не сообщили о смерти дяди.

Констебль, которого не так-то легко было сбить с толку, снова взялся за мисс Рандл. Не я один был свидетелем ее стычки с Динсмором — очень многие видели это и не преминули сообщить о том констеблю. Но и Марджори отрицала, что убила Динсмора.

На этом месте рассказа мистер Петерик откинулся на спинку стула.

— Ну а теперь самое время выслушать ваши версии и ответить на любые ваши вопросы.

— Я считаю, что это все же дело рук Марджори, — сказала Джойс. — Она заколола его в тот самый момент, когда толкнула в грудь. Говорят, что если лезвие достаточно острое, человек может даже сразу и не понять, что его пырнули. Наверное, Ральф лишь через некоторое время почувствовал себя плохо. Он опустился на первый попавшийся стул — и умер.

— Заколоть человека на глазах у кучи народу — затея весьма рискованная, — задумчиво протянул сэр Генри. — Не то что бы молодые женщины никогда не совершали неординарных преступлений, однако в целом, считаю, это все же прерогатива мужчин.

Доктор Пендер был с ним полностью согласен:

— Молодой человек чувствует, что у него нет иного выхода — лишь одно-единственное препятствие отделяет его от счастья в любви… Глянув на шило для колки льда, которое держит в руке, он внезапно осознаёт: вот оно, средство для достижения желанной цели! Ему некогда остановиться, чтобы подумать. Он выскальзывает из палатки, где торгуют лимонным сквошем, и спешит к дяде. А дядя уверен, что племянник пришел сообщить ему, что смирился с его волей. Не тут-то было. Вместо этого он наносит удар!

Мистер Петерик ответил сначала Джойс:

— Видите ли, в чем дело… По словам доктора, смерть наступила мгновенно. То есть, если бы удар Динсмору нанесла мисс Рандл, он бы упал замертво там же, на месте.

— Не надо забывать и о том, моя дорогая, — добавила мисс Марпл, — что она изображала леди Годиву. В костюме, состоящем по большей части из тюля, наверняка трудно спрятать оружие, тем более острое. А если вспомнить, что ей к тому же полагалось ехать верхом, у всех на виду, то такая идея выглядит совсем уж рискованной.

— Что же касается Эймсворта, — продолжал адвокат, — то дамы из палатки, торгующей лимонным сквошем, полностью подтвердили его показания. Их напиток пользовался огромным спросом, так что они загрузили парня работой под завязку. Поэтому в промежутке между встречей Динсмора с Марджори Рандл и моментом его смерти Эймсворт просто-напросто не успел бы сбегать в чайную палатку, заколоть там своего дядю и вернуться обратно.

Более того, посетители чайной палатки уверяли, что к Динсмору вообще никто не подходил. Многие видели, как он вошел туда, как пил чай, а после сидел за столиком в полном одиночестве до тех пор, пока не рухнул на землю — заколотый, получается, незримым клинком, которым орудовал убийца-невидимка.

— И все же кое-кто должен был подойти к нему. Причем свидетели должны были это видеть, — при этих словах все присутствующие разом обернулись к мисс Марпл — точь-в-точь студенты, ожидающие услышать авторитетное мнение своего преподавателя. — Свидетели утверждали, что Ральф Динсмор пил чай. Однако вы заметили на столике нетронутую чашку чая. Значит, кто-то принес ему новую, полную.

— Подавальщица? Но зачем ей было убивать его? — спросил доктор Пендер.

— И почему именно шилом для колки льда? — изумилась Джойс.

— О нет, не подавальщица, — уточнила мисс Марпл. — Я говорю о женщине, которая заведовала чайной палаткой. У Мэтью Эймсворта и мистера Петерика она справилась об их предпочтениях, тогда как Ральфу Динсмору подала чай с молоком, не задав ни единого вопроса. Стало быть, прекрасно знала его вкусы. Когда он, сидя за столом в одиночестве, допил чай, она принесла ему новую чашку. И наклонившись, чтобы поставить ее на стол, нанесла ему удар. Но этого никто не заметил, потому что никто не обращает внимания на обслуживающий персонал.

— А как же шило для колки льда? — вскричала Джойс.

— Если помните, мистер Петерик сказал, что женщина в чайной палатке была одета по моде времен предыдущего монарха. Вы, моя дорогая, слишком молоды и не застали подобные вещи. После войны⁽¹⁰⁾ они начисто вышли из обихода — их сменили «бобы», «шинглы»⁽¹¹⁾ и удобные крохотные шляпки золотой молодежи… Что же касается джентльменов, то им во все времена не очень-то свойственно замечать те маленькие хитрости, к которым прибегают дамы, чтобы следовать моде, — мисс Марпл ловила обращенные на нее недоумевающие взгляды, и в ее глазах вспыхивали лукавые искорки. — Широкополые шляпы той эпохи, обычно вычурно украшенные чем-нибудь, вроде тех же майских роз, закреплялись на голове прочной шляпной булавкой, а то и не одной⁽¹²⁾. Такой булавкой, длинной и острой, вполне можно заколоть человека. Полагаю, это была компаньонка сестры Ральфа Динсмора, уволенная за связь с их братом?

— Браво, мисс Марпл! — с уважением склонил голову мистер Петерик. — Когда над головами Эймсворта и мисс Рандл, несмотря на отсутствие официальных обвинений, уже начали сгущаться тучи, вперед выступила та женщина из чайной палатки. Она действительно оказалась бывшей компаньонкой матери Эймсворта, сестры Ральфа Динсмора. Когда-то у нее был роман с их братом Генри, однако их отец, прознав об этой связи, уволил компаньонку, а Генри отправил в армию. Тот погиб на Сомме⁽¹³⁾.

Позднее, многое претерпев в жизни и виня во всех своих бедах семью Динсморов, эта женщина в безвестности поселилась близ Селскомба. Узнав о юных Мэтью и Марджори, она не могла не усмотреть в их истории параллели с собственным трагическим прошлым, но была не в состоянии им помочь. Однако ультиматум Ральфа Динсмора, который тот выдвинул своему племяннику, взволновал ее до глубины души, и она решила, что сделает все, чтобы ее история не повторилась.

— Бедняжка! — печально произнес доктор Пендер. — Видимо, все эти годы она жила только прошлым и его горестями.

— Несомненно, — кивнула мисс Марпл. — Кстати, шило для льда и шляпная булавка действительно очень похожи — разница только в форме навершия. Неудивительно, что при помощи шляпных булавок молодые леди в случае необходимости ставили на место тех кавалеров, кто позволял себе лишнее в ухаживаниях. Но до убийств дело не доходило, разумеется, иначе гораздо большее число джентльменов сочли бы за благо обходить юных модниц стороной — от греха подальше.

1) «В здоровом теле — здоровый дух» (лат.)

Вернуться к тексту

2) Король Великобритании Эдуард VII правил в 1901-1910 гг, однако под эдвардианской эпохой понимают не только первое десятилетие века, но и последующие несколько лет, вплоть до Первой мировой войны.

Вернуться к тексту

3) Боудикка (Боадицея) — жена вождя бриттского племени иценов, возглавившая антиримское восстание 61 г.

Вернуться к тексту

4) Альфред Великий — король Уэссекса в 879-899/901 гг. По легенде, находясь в изгнании, он инкогнито попросил убежища в хижине свинопаса. Однажды хозяйка поручила ему присмотреть за выпечкой, но король отвлекся на чистку оружия и тяжкие думы об утерянном троне, так что хлеб сгорел. Жена свинопаса отругала и даже поколотила его, но король счел это наказанием свыше за свою былую заносчивость. Он безропотно снес гнев хозяйки и не открыл ей своего инкогнито.

Вернуться к тексту

5) Умирая от ран во время Трафальгарской битвы, адмирал Нельсон умолял командира флагманского корабля Томаса Харди «позаботиться о бедной леди Гамильтон».

Вернуться к тексту

6) Леди Годива — англосаксонская графиня X-XI вв, которая согласилась проехать верхом в обнаженном виде по улицам Ковентри ради того, чтобы граф, ее муж, снизил налоги для своих подданных.

Вернуться к тексту

7) Майская роза — сорт роз сentifolia, отличающийся пышным многолепестковым соцветием. Другие названия — столепестковая, грасская, прованская и даже капустная роза.

Вернуться к тексту

8) Стихотворение Альфреда Теннисона.

Вернуться к тексту

9) В.Шекспир. «Макбет», акт V, сцена 5 (пер. М.Лозинского).

Вернуться к тексту

10) Имеется в виду Первая мировая война.

Вернуться к тексту

11) «Боб» — короткая женская стрижка «под мальчика», «шингл» — сверхкороткая женская стрижка, открывающая шею сзади. Обе вошли в моду после Первой мировой войны.

Вернуться к тексту

12) Огромные шляпы с пышной отделкой были характерной чертой женской моды эдвардианских времен.

Вернуться к тексту

13) Битва на Сомме — одно из крупнейших сражений в ходе Первой мировой войны.

Вернуться к тексту