Нечаянное добро и его ожидаемые последствия (джен)

Французский двор лихорадило от вражды между клиентелой герцога Анжуйского и свитой короля Генриха III Валуа. Не проходило и дня без столкновений, в которых с энтузиазмом участвовали дворяне, их пажи, оруженосцы, лакеи, конюхи и даже кухарки. Граф де Бюсси один из самых влиятельных людей в свите герцога Анжуйского уже имел несчастье подвергнуться нападению королевских миньонов. Впрочем, благоприятное стечение обстоятельств позволило Бюсси с честью выдержать это испытание и сохранить свою жизнь.

Ситуация вынуждала с особой тщательностью подходить к выбору не только наступательного, но и оборонительного вооружения. Поэтому граф был занят тщательным инспектированием своего личного арсенала. Орвиль и прочие пажи охотно помогали ему в этом важном деле. На столе были разложены две кольчуги, пластинчатый доспех, две кирасы: одна облегченная и вторая усиленная, боевое седло и множество других, необходимых военному вещей. Каждый предмет придирчиво осматривался на наличие мелких повреждений: не перетерлись и не растянулись ли ремешки, все ли заклепки на месте, ладно ли сидит доспех. Нужно было определить все ли в порядке и нужен ли ремонт. Проверять снаряжение, конечно, лучше всего было при ярком дневном свете. Однако днем граф был занят долгожданной встречей с прелестной Дианой, перед ее отъездом в Меридор. Поэтому приходилось довольствоваться скудным вечерним светом.

— Ну, Орвиль, все вроде в исправности? — спросил граф де Бюсси.

— Да, господин, — с уверенностью ответил паж. — Нам убрать амуницию сейчас?

— Нет, оставьте. Уберёте утром. А сейчас можете идти, — ответил Бюсси.

Пажи поклонились и оставили графа один на один с воспоминаниями о возлюбленной. Стоило только закрыть глаза, как образ Дианы всплывал перед внутренним взором. Казалось от него идет сияние, такое печальное и такое чистое, что у Бюсси щемило в груди. Графу не удалось выхлопотать для Дианы развод, более того его любимая женщина была представлена ко двору как графиня де Монсоро, законная супруга главного ловчего. Это означало, что Бюсси придется оставить надежду на обладание этим ангелом во плоти. Она совсем не из тех женщин, которые с легкостью могут изменять мужу. «Да, она решительно мне откажет, — думал Бюсси. — Она слишком чиста для этого». Красавица в лапах чудовища, милый цветок под занесенным над ним сапогом. Сами собой в уставшем уме рождались незатейливые строки, Бюсси взялся за перо и принялся записывать:

Могу ли я ответного ждать чувства?

Могу ли жить разлуке вопреки?

И пусть в огне сгорают мотыльки,

Подобно им к тебе душой стремлюсь я.

Меня охотница в свои поймала сети,

Я был беспечен и не знал тревог.

И вот повержен, у твоих я ног

Молю тебя любви моей ответить.

Я от нее не жажду исцелиться,

В плену любви мне сладко находиться.

Она мне путеводная звезда.

Она мне жизнь надеждой озаряет,

Своим манящим светом согревает,

И с ней я не расстанусь никогда.

Бюсси перечитал результат своего творчества, и он ему показался слишком бледным. Он в раздражении смял и выбросил стихотворение. Беспокойные размышления графа прервало появление Орвиля.

— Ваше сиятельство, вам послание. Вот, возьмите, только что доставили.

Оруженосец передал аккуратно сложенную записку. Развернув надушенную бумагу, Бюсси увидел знакомый аккуратный подчерк. Без сомнения, записка была от Габриэли де Ториньи.

Достопочтенный граф!

В настоящее время располагаю ценными сведеньями от Вашего друга, сейчас находящегося в весьма затруднительном положении. Дело безотлагательное и исключительной важности. Большего, увы, написать не могу. Прошу Вас поспешить ко мне и получить все необходимые инструкции, желательно так скоро, насколько это возможно.

Преданная Вам всем сердцем, Габриэль.

П.С. Прошу Вас соблюдать осторожность. Если Вы отправитесь ко мне с группой сопровождающих, оставьте их на расстоянии не менее квартала от моего дома.

Нехорошее предчувствие закралось в душу графа. Ему уже довелось попасть в засаду неподалеку от жилья Габриэли. Может ли статься, что это западня, а может и в самом деле случилось нечто ужасное. Кто же этот друг, попавший в беду, Маргарита Наваррская или ее брат герцог Анжуйский? Узнать это можно было только отправившись на встречу.

— Орвиль, вели готовить лошадей, — приказал граф. — Как будут осёдланы, мы выдвигаемся.

— Слушаюсь, господин граф.

Сборы не заняли слишком много времени. Надев кирасу, хорошо защищающую как от холодного оружия, так и от пистолетной пули, Бюсси отправился в сопровождении нескольких надежных людей по улицам вечернего Парижа. Следуя предписанию Габриэли, граф оставил своих спутников за квартал от цели своей поездки и продолжил путь.

Рядом с домом Габриэли прохожих было совсем немного, Бюсси поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Не успел он дождаться, когда дверь отворится, как что-то тяжелое ударило графа по голове. Удар был настолько сильным, что Бюсси упал и лишился чувств.

После утренней мессы и составления нескольких важных депеш король отправился на прогулку в Булонский лес в сопровождении придворных. Из ближайшего окружения ему составили компанию граф де Келюс и герцог д'Эпернон, а вдобавок шут Шико. Почему же к ним не присоединились королевские любимцы Шомберг и Можирон? Причиной тому явилось чрезвычайно важное дело, заключающееся в охране мятежного наследника короны герцога Анжуйского. Принц находился под домашним арестом. Под неусыпным вниманием стражи в Лувре вместе со своим господином пребывал также лютнист Орильи.

Келюс ехал рядом с королем, они оживленно о чем-то болтали. Шико и д'Эпернон следовали за ними на некотором удалении и не могли разобрать смысла беседы, хотя обоих мучило любопытство.

По возвращению в Лувр король с Келюсом направились прямиком в покои герцога Анжуйского. Пробыв там в течение получаса, они пошли в королевский кабинет. По пути граф шепнул д'Эпернону:

— Ногаре, его величество пришел в восторг от утренней прогулки, и, знаешь, мы решили повторить ее поздним вечером. Как ты находишь нашу затею?

— Увы, друг мой, после поездки у меня разболелась рука, недавно раненная этим мерзавцем Бюсси. Боюсь, я не смогу составить вам компанию, — осторожно ответил д'Эпернон, которого не прельщала опасность подвергнуться нападению разбойников в лесной чаще.

Шико и вовсе ничего не было сказано. К королю периодически подходил кто-нибудь из миньонов, они обменивались заговорщическими взглядами и о чем-то с увлечением шушукались. Шут при этом старался изобразить равнодушие к этой суете и лишь изредка бросал не относящиеся к происходящему замечания. Стараясь отвлечь Генриха от назойливых фаворитов, Шико спросил:

— Сын мой, что ты планируешь сделать со своим неугомонным братцем? Он не покладая рук трудится, чтобы тебе не пришлось заскучать: то с Наваррским свяжется, то с Гизами.

— Он мой наследник. С ним мало что можно сделать, — вздохнул король. — У матушки есть некоторые соображения на этот счет. Например, сосватать его за английскую королеву, раз уж польскую корону не удалось ему передать. А может поддержать, чему я не особо рад, авантюрные планы Анжуйского во Фландрии. Она считает, что лучше отправить моего неуемного братца с его амбициями куда-нибудь подальше и извлечь при этом пользу для страны.

— А ты что обо всем этом думаешь? — не отставал Шико.

— Я пока думаю о другом. У меня есть занятия намного интереснее и приятнее, чем размышлять о пакостном Франсуа. Не докучай мне расспросами.

* * *

С наступлением вечера Шико был несколько удивлен сборами короля на прогулку.

— Сын мой, — сокрушался шут. — Скоро стемнеет, стоит ли слоняться по ночам в столь неспокойное время. Послушай старину Шико и оставайся дома.

— Не стоит переживать. Я отправлюсь не один. Со мной будут Можирон, Келюс и Шомберг, а также несколько слуг, — снисходительно ответил король.

— А как насчет храбреца Ногаре? — поинтересовался шут.

— Его беспокоит раненная рука, да и вдобавок мутит, так он мне сказал. Пусть остается в Лувре, заодно будет проверять, надежно ли стерегут герцога Анжуйского.

— Понятно, значит бедняга еще и животом мается. Гляди, как бы хвори не загрызли твоего любимца, — разглагольствовал шут. — Генрих нужно быть внимательнее к своему другу. Почему бы тебе немного не похандрить вместе с ним. В конце концов, у этого хитреца живот начинает внезапно болеть лишь по особым случаям.

— Вот ты и останешься утешать страждущего Ногаре и помогать ему присматривать за моим бессовестным братом, — предложил король.

— А может я тоже поеду с вами? Мне совершенно не нравится твоя идея таскаться по злачным местам в позднее время.

— Успокойся, старый ворчун, я надеюсь весело провести время, и твое морализаторское брюзжание испортит мне отдых, — настаивал на своем Генрих.

Вскоре королю доложили, что его друзья уже собрались, лошади оседланы и они могут отбыть немедленно. Он поспешил присоединиться к миньонам, оставив Шико одного в растерянности и недоумении.

Какое-то время шут пытался скоротать время за книгой, но смысл прочитанного плохо до него доходил. Сомнения и дурные предчувствия не оставляли его. Дурацкая затея короля бродить ночами по Парижу тревожила шута, он отбросил чтение и поспешил к д'Эпернону, ведь последний наверняка знает на много больше.

Шут постучал в комнату миньонов, ему никто не ответил. Он поинтересовался у слуги, не у Анжуйского ли сейчас находится д'Эпернон. Лакей неуверенно предположил, что скорее всего он должен быть у себя. «Что же тогда он не открыл? Спит, наверное, прохвост», — предположил Шико и решил прибегнуть к хитрости.

Постучав в дверь еще раз и не дождавшись ответа, он прогнусавил на манер Генриха:

— Сын мой, ты в порядке? Слуга, утверждает, что ты здесь. Почему тогда ты не открываешь?

В комнате послышалась какая-то возня, она продолжалась подозрительно долго. Шико постучал еще громче и настойчивее. Наконец, раздался растерянный голос д'Эпернона:

— Государь, вы уже так быстро вернулись? Что произошло?

— Сын мой, я так о тебе беспокоился. Не смог удержаться и вернулся, чтобы справиться о твоем самочувствии, — продолжал прикидываться королем Шико.

— Со мной все хорошо, ваше величество. Можете возвращаться к своим делам.

— Мне нужно увидеть тебя и убедиться, что все в порядке. Ну же, открывай дверь.

Опять непонятная возня. «Сейчас, сейчас», — заверил д'Эпернон и наконец отворил дверь. Увидев не того, кого он рассчитывал обнаружить, герцог застыл в изумлении. Шико, воспользовавшись его удивлением ловко юркнул в комнату. Но герцог кинулся за наглым гостем и попытался оттеснить его к выходу.

— Что такое, Ногаре, ты не рад меня видеть? — насмешливо спросил шут. Окинув комнату беглым взглядом, он нашел ее в некотором беспорядке. Плотные занавески на окнах были задернуты. Герцог стоял у шута на пути, и поправлял свою одежду. — Я вижу тебе стало значительно лучше: не мутит, живот не болит. Только зря ты начал есть и пить в два горла, болезнь может вернуться.

Шико указал миньону на небольшой столик, на котором стояло два недопитых бокала вина и две тарелки с остатками ужина.

— Вообще-то я не один здесь живу, оставил кто-нибудь из моих товарищей, — нашелся, что ответить герцог.

— Похоже, что этими тарелками пользовались совсем недавно, — пробормотал шут. Он незаметно вынул монетку из кошелька и бросил ее в направлении кроватей. Монета со звоном преодолела комнату и где-то затерялась. — Ой, как я неловок. Кошелек, наверное, прохудился и мое единственное экю решило ускользнуть от меня.

Шут сделал решительный шаг к кроватям. Но д'Эпернон не думал уступать дорогу и возмутился:

— Шико, почему ты врываешься ко мне и суешь свой нос, куда тебя не просят?

— Ногаре, пропусти меня, я поищу свою драгоценную монетку, — дурашливо упрашивал шут. — Может я помешал тебе? Ты кого-то прячешь под кроватью? Кто эта загадочная особа? — не унимался Шико. — По твоему выражению лица я вижу, что кого-то прячешь.

— Убирайся, а я сам отыщу это проклятое экю и отдам тебе его утром, — д'Эпернон попробовал вытолкать непрошенного гостя. Но Шико не сдавался:

— Ты хочешь меня совсем без денег оставить? Вдруг я ночью захочу поиграть в кости с пажами и лакеями.

д'Эпернона от злости немного потряхивало, он бросил взгляд на канделябр. Если удастся опрокинуть свечи и отшвырнуть наглеца в сторону, а еще лучше сбить его с ног, то таинственная особа сможет покинуть комнату, воспользовавшись темнотой и сутолокой. Шико угадал намерение герцога и схватил его за руку.

— Ногаре, не дури, — наставительно сказал шут. — У меня к тебе есть деловое предложение, и как человек практичный ты не сможешь мне отказать. Я не стану допытываться до личности той темной лошадки, чье инкогнито ты так отчаянно защищаешь. Хотя, ты знаешь, я страшно любопытен. Но тебе повезло, и у меня есть сейчас то, что интересует меня значительно больше. Ты пообещаешь оказать мне деятельное содействие в одном предприятии в обмен на неприкосновенность твоей тайны.

— Хорошо… Что это за дело? — высокомерно спросил герцог.

— Мне нужно знать куда поехал король и по возможности последовать за ним в твоем сопровождении.

— На ночь глядя тащится куда-то, да еще за охраной Анжуйского некому будет следить, — возмутился д'Эпернон.

— Я вижу, как бдительно ты занят охраной его высочества.

— Ладно идем, я захвачу все необходимое, — герцог достал из сундука кольчугу и самый неказистый дублет. Быстро переодевшись и прихватив с собой шляпу, плащ, оружие и бархатную полумаску, герцог поспешил оставить помещение и поскорее выпроводить шута.

— Куда отправилась наша очаровательная банда? — полюбопытствовал Шико.

— В Булонский лес…

— Я слышал краем уха, что в город.

— Сначала в город, потом в лес. Нет гарантии, что мы сможем там найти именно их, а не наткнуться на шайку грабителей, — ворчал д'Эпернон.

— Все воры и убийцы бросятся в рассыпную, увидев таких удальцов как мы, — возразил Шико.

— Сначала проверим, что делает Анжуйский, пока нам готовят лошадей, — спохватился герцог.

Анжуйский сидел в своей комнате. Охрана была на месте.

— Что-то я не заметил твоего учителя музыки Орильи, — сказал шепотом Шико, когда они уже выходили из покоев принца.

— Он дрыхнет на скамье в приемной.

— Неужели…

— Иди проверь, можешь там и остаться. И вообще, ты короля собираешься отыскать или Орильи? — с раздражением спросил д'Эпернон.

— Короля, — ответил шут.

— Тогда поспешим.

По пути к Булонскому лесу д'Эпернон сокрушался, что пришлось нарушить приказ короля, что они тащатся в позднее время без сопровождения, дабы не предавать огласке свое дезертирство. Шико тоже не остался в долгу, и д'Эпернону пришлось выслушивать скабрезные намеки по поводу его неосторожности и неудачного свидания. При этом недобрым словом поминался вероломный Сен-Люк, а также не менее вероломный Бюсси. При имени последнего д'Эпернон перекрестился и попросил не говорить о чертях в преддверии темного времени суток.

— Надо же, выжил после такого хорошего удара, как будто бес его хранит… Кстати, если Анжуйский сбежит этой ночью нам несдобровать. Как мы объясним, причину своего отъезда. Тем, что успели соскучится? — вопрошал д'Эпернон.

— Ногаре, не думаю, что король считает тебя несокрушимым цербером, я имею в виду твое слабое здоровье. И ведь тебя изначально приглашали поехать вместе с остальными, а ты под благовидным предлогом отказался, — спокойно рассуждал Шико. — А то, что поехали догонять, объясним следующим образом. Тебе так поплохело, что ты побоялся не дожить до утра, не увидев своего дорогого повелителя. Презрев опасность и физическую немощь…

— Типун тебе на язык! — воскликнул раздосадованный герцог.

Оставшуюся часть путешествия спутники преодолели молча. Стремительно темнело, благо взошедшая луна освещала дорогу через лес. Ее ровный свет серебрил молодые листья, и казалось, что они были сделаны из тонкого стекла. Антрацитовые стволы походили на колонны, монументальные и торжественные. Великолепного Булонского замка, возведенного по приказу Франциска I, еще не было видно. До загородной резиденции короля оставалось примерно четверть часа пути. Всадники сбавили темп, чувствуя себя практически в безопасности рядом с замком. Внезапно на одной из полян их взору открылось устрашающее зрелище. Они тут же поспешили спрятаться в лесной чаще. На поляне возле оврага находились какие-то люди, перед ними на коленях стоял связанный человек, луна высвечивала его обнаженную спину и плечи. Остальные что-то говорили ему, били и толкали. Шико предложил привязать лошадей, чтобы животные храпом и ржанием не обнаружили себя. Лошадям эта идея пришлась по вкусу, и они сразу принялись щипать молодые побеги. д'Эпернону же предложение шута наоборот абсолютно не понравилось:

— Ты сошел с ума! Вместо того чтобы объехать это опасное место, тебе захотелось погеройствовать. Нас двое, а их как минимум четверо, давай поспешим в замок за подмогой.

— Когда мы вернемся, может быть уже слишком поздно, — возразил шут.

— Но у нас нет численного превосходства…

— Они нас не ждут, а это уже неплохое преимущество.

Осторожно пробираясь сквозь заросли, незадачливые искатели приключений подкрались поближе. Двое из грабителей отошли немного в сторону, оставшиеся продолжали глумится над пленником. Они охаживали его спину ивовыми прутьями и злорадствовали, кивая в сторону оврага.

— Ногаре, ты умеешь выть волком, ну или тявкать по-лисьи на худой конец? — спросил шут.

— Очередная глупость, ты хочешь, чтоб нас обнаружили? — в ужасе шептал д'Эпернон.

Шут подобрал с земли небольшую валежину и, отойдя от герцога на расстояние десяти шагов, издал заунывный вой. Выдумка шута произвела должный эффект на грабителей, они в ужасе стали озираться. Шико требовательно кивнул герцогу, и тот тоже попытался изобразить волка, пусть не столько выразительно, сколько жалобно и обреченно. Двое из нападавших пустились наутек, а двое оставшихся попытались схватить пленника. Однако под весом трех взрослых мужчин край оврага начал сползать. Разбойники успели отскочить, а измученная жертва свалилась вниз. Потревоженный склон продолжал обрушаться, погребая под собой несчастного. Оставшиеся наверху переглянулись и начали о чем-то спорить. Шико не теряя драгоценного времени, взвыл еще раз и бросил трухлявую палку в ближайший куст. Грабители в ужасе покинули место своего преступления.

— Поторопись, Ногаре, они могут вернуться, — сказал шут и поспешил продолжить спасательную операцию.

Вдвоем они достаточно быстро откопали страдальца, и Шико попросил герцога привести лошадей. К тому времени, когда д'Эпернон вернулся, пленник уже был практически очищен от земли и освобожден от веревок. Он хрипел и откашливался, выплевывал грязь и при этом благодарил шута за свое спасение. Большой неожиданностью, причем весьма неприятной, стала для герцога личность человека, в спасении которого он только что поучаствовал. Это был несокрушимый и хранимый самим проведеньем Бюсси. д'Эпернон отпрянул, делая шуту отчаянные жесты, чтобы тот не вздумал к нему обращаться по имени или еще как-нибудь выдать. «Хорошо, что маску догадался надеть, может не узнает», — надеялся герцог.

— Господин де Бюсси, нам необходимо срочно уходить, негодяи могут в любую минуту вернуться, — настаивал шут. — До Булонского замка рукой подать, почему вы отказываетесь поехать вместе с нами.

— Ни в коем случае, господин Шико, если вы действительно не понимаете, почему я отказываюсь… Умоляю, не настаивайте больше. Одолжите мне, пожалуйста одну из лошадей, и я сам доберусь до города, — взволнованно твердил Бюсси. Его била мелкая дрожь, глаза лихорадочно сверкали на запачканном грязью лице. Волосы слиплись, ссадины и кровоподтеки добавляли свои штрихи к потрепанному образу графа.

— Я не понимаю, почему вы отказываетесь. Но вы ослаблены и до пояса раздеты, а на улице совсем не жарко. Как вы в таком виде собираетесь ехать? А вдруг негодяи на вас снова нападут, — рассудительно заметил шут. — Прошу, хотя бы позвольте проводить вас.

— Эти трусливые шакалы не вернутся, я уверен. Если же вы и ваш спутник окажете еще одну услугу и сопроводите меня до города, то узнаете, что благодарность Бюсси не знает границ, — уверил своих спасителей граф.

Заботливый шут накинул на графа свой плащ. Так как Бюсси все равно продолжало трясти, Шико жестом попросил плащ у д'Эпернона. Тот подошел и шепнул шуту на ухо: «Нужно торопиться, скоро закроют городские ворота, и нам придётся спать на постоялом дворе». Укутанный в два плаща Бюсси сел на лошадь Шико, позади ее хозяина. Герцог вскочил на своего коня, и все трое поторопились убраться из негостеприимного леса.

Всю дорогу Бюсси боролся со слабостью, от плаща спутника королевского шута исходил навязчивый запах духов, но выбирать компанию и одежду в данных обстоятельствах графу не приходилось.

д'Эпернон не даром переживал, городские ворота уже данным давно были закрыты.

— Друг мой, я потерял свое последнее экю в твоей комнате, тебе придется заплатить за постой, — с наигранным сожалением сказал Шико.

Делать нечего, герцогу пришлось раскошеливаться и оплатить ночлег для всей компании, а также немного пищи и вина, чтоб помочь графу согреться.

Рано утром д'Эпернон со всех ног бросился в Лувр, дабы изобразить из себя бдительного охранника. К его несказанному счастью Анжуйский никуда не делся.

Погода портилась, ветер сильными порывами расчесывал траву на лугах, гнул молодые деревья и кусты. По дороге из Парижа двигалась группа всадников. С ними было также два навьюченных мула. Вещей было совсем немного, поскольку граф де Бюсси в спешке покидал столицу. Последовав совету Шико и доводам рассудка, он решил в сложившейся ситуации отступить и поднакопить силы для безжалостной мести своим врагам. Очевидно, что ему нелегко далось это решение, особенно если принять во внимание жгучее желание растерзать своих обидчиков. На этот раз они зашли слишком далеко и заслуживают самой жестокой кары.

Только образ любимой помогал хоть как-то отвлечься от душевных и телесных страданий. Красота Дианы, ее нежный взгляд и тихая улыбка были для Бюсси той желанной гаванью, тем исцеляющим приютом, которого так хотело обрести его сердце. Ничего не жалко, чтобы добиться этой удивительной женщины, она станет его вдохновеньем, его путеводной звездой. Она будет светить ему в сгущающемся мраке и наполнит жизнь смыслом.

Конь под графом споткнулся, и ушибленные голова и спина снова напомнили о себе резкой болью. Совершенно против воли в памяти начинали всплывать воспоминания о прошедшей ночи. В этих воспоминаниях он снова стоял на крыльце дома мадмуазель де Ториньи, и снова предательский удар опускался на его голову.

Нам необходимо вместе с господином де Бюсси попробовать восстановить события прошлой ночи, чтобы лучше понять весь масштаб бедственного положения графа.

Очнулся Бюсси уже связанным в лесу, под насмешки и ругательства королевских миньонов.

— Посмотрите, друзья, наш грозный лев начал приходить в себя, — сказал зубоскалящий Шомберг. — Как вам мой удар дубиной, господин заговорщик? Голова не болит? Скажите, легкая у меня рука или тяжелая?

— Иди к дьяволу, — прохрипел Бюсси.

— Шомберг, ты очень хорошо приложил господина графа, мог и мозги ему вышибить ненароком. Мы уже устали ждать, когда он очнется, — заметил Келюс.

— Господин Бюсси не учится на своих ошибках. Ходит одними и теми же дорогами. Надев кирасу, совершенно забывает защитить голову каской, — добавил своих острот Можирон. — Слухи о выдающихся умственных способностях графа слишком преувеличены.

— Господа, не горячитесь. Дайте господину де Бюсси немного прийти в себя, — снисходительным тоном сказал король. — Я хочу побеседовать с этим мятежником.

— Государь, что происходит? В чем меня обвиняют? Не вы ли, сир, убеждали в своем благоволении? Не вы ли, господин де Келюс, уверяли в примирении? — с негодованием вопрошал Бюсси.

— Он еще и спрашивает. Вот наглец! Нет, граф, я не забыл ваш иудин поцелуй, — криво усмехнулся Келюс.

— Вы изменник и нахальный фигляр, господин де Бюсси, — с серьезным видом отчитывал король растерянного графа. — Вы отвернулись от своего короля и под личиной благородного рыцаря принялись помогать моему злокозненному братцу и не менее каверзной сестрице плести против меня заговоры.

— О чем вы, государь? Я ничего не понимаю?

— Я предложил вам дружбу, а вы отвергли ее ради презренного занятия сотрясать французский престол. Вы хотите видеть своим королем герцога Анжуйского, этого труса, обманщика и подлеца! Мой брат арестован, его держат в Лувре. Он покусился на мою корону, и вы, его правая рука, пытаетесь нас убедить, что ничего о его кознях не знаете.

— Клянусь, ваше величество, я только сейчас узнал об этом. Но так ли виновен мой господин? — воскликнул Бюсси, и поглядев на миньонов, добавил. — Уверен, его оболгали недоброжелатели.

— Нет, господин граф, мои уши еще слышат, а глаза еще не закрылись. Хотя многие этого с нетерпением дожидаются. Я сам видел и слышал, как мой брат вступил в преступный союз с герцогом де Гизом, чтобы свергнуть меня.

— Но, государь, я ничего об этом не знаю! Отпустите меня, ибо, видит бог, я невиновен, — взмолился Бюсси, он действительно ничего не знал о происках Анжуйского.

Миньоны нехорошо зашептались, предвкушая продолжение этой драматичной сцены.

— Вы не лишены достоинств, господин граф, и могли бы принести немало пользы вашему королю. Откажитесь от пути изменника и смутьяна, раскайтесь и переходите под мое покровительство, — предложил Генрих.

Миньоны умолкли и с недовольством переглянулись.

— Я следую заповедям господа нашего Иисуса Христа, и готов простить мятежников. В том случае, если они искренне, подчёркиваю искренне и от всего сердца, раскаиваются в содеянном. Покайтесь, сын мой, в своих прегрешеньях, и я готов буду вам вновь протянуть руку дружбы, — величественно произнес король.

— Государь, клянусь вам своей жизнью и всем святым, что есть на свете, я не злоумышлял против вас, — запальчиво выкрикнул Бюсси. — Я готов поклясться на своей шпаге, на святом писании, что не участвовал в заговоре.

— Не лгите, я прекрасно знаю, что мой трусливый брат, ни за что не стал бы участвовать в подобных мероприятиях без поддержки своего ближайшего соратника. Или вы уже не служите моему брату? Кому вы тогда служите? Гизу, испанскому королю или английской королеве?

— Справедливости, государь! Если вы меня подозреваете, пусть будет непредвзятое расследование и справедливый суд. Я дворянин и ваш поданный, я прошу соблюдать закон.

— Вы упорствуете в своей лжи? — Генрих в раздражении отстранился и кивнул Келюсу. Тот ударил пленника по лицу.

— А, господин Келюс, теперь у вас появилась прекрасная возможность завершить, то что вы начали со своими друзьями на улице Сент-Антуан. Я вижу, вы тоже верны себе и предпочитаете нападать сворой из-за угла, — презрительно сказал Бюсси.

Келюс ударил еще раз, так сильно, что ушиб об допрашиваемого руку.

— Как же вам идут эти лохмотья, господа. В них вы точь-в-точь шайка разбойников! — огрызнулся пленник.

Можирон срезал неподалеку два ивовых прута и вместе с Шомбергом начал стегать ими несчастного.

— Как вам постель из крапивы, господин де Бюсси? — кивнул в сторону оврага Можирон.

— А одеялко из сырой землицы? — продолжил издевательства Шомберг. — Пусть не королевское ложе и даже не герцогское, зато никто вас отсюда не прогонит!

— Государь, велите вашим людям прекратить. Вы не хотите дать мне справедливого суда, которого удостаиваются даже самые закоренелые преступники! Так вы еще и не даете мне права приготовиться к смерти, как это полагается любому христианину. Неужели я в ваших глазах подобен турку или алжирскому пирату? — с негодованием обратился Бюсси к королю голосом, срывающимся на крик.

Неожиданно для всех раздался волчий вой, все участники драмы замолчали и насторожились, испуганно озираясь.

— Что за диво? В это время года волки не собираются в стаи, — изумился Келюс.

— В последнее время эти твари так обнаглели. В прошлом месяце их видели совсем рядом с жильем в Сен-Клу. Еще в Пуасси, а это совсем рядом, — сказал Можирон.

— Может это бешенный волк, а может оборотень, — предположил Шомберг.

Король перекрестился. Вскоре раздалось завывание еще одного волка, тоже совсем не далеко. Келюс поспешил увести короля. Шомберг и Можирон попытались поднять Бюсси и увести с собой, но земля под их ногами задрожала и обрушилась вместе с пленником в овраг. Едва успев отскочить на безопасное расстояние и затем увидев Бюсси погребенным заживо, миньоны пришли в смятение. Они поняли, что проявленная ими инициатива зашла слишком далеко.

— Я не полезу туда, — заявил Можирон.

— Надо убираться от сюда, пока волки нас не сожрали. Может у них тут логово, и они будут защищать своих волчат, — закричал Шомберг.

Наконец, матерый волк снова взвыл и побежал через кусты прямо на миньонов.

— Будем считать, что свершился суд божий, — заключил Можирон, спасаясь стремительным бегством.

Нам конечно же известно, кем были эти волки и что было дальше.

Ну а господин де Бюсси, продолжая свое незапланированное путешествие по провинции, не знал, почему королевский шут спас его, с какой целью он бродил рядом, и кем был его таинственный спутник.

Шико попросил не упоминать об участии его и товарища в спасении Бюсси. А это было понятно графу, ведь шут нарушил замысел своего короля. Бюсси и сам хотел сохранить в тайне все то, что ему пришлось пережить в Булонском лесу.

В небольшом доме мадмуазель де Ториньи было уютно и светло. Изящная обстановка, певчие птички в клетках, лютня и сборник незатейливых новомодных мелодий на столе. Все говорило о разносторонних увлечениях и куртуазности молодой женщины. На роскошно убранной кровати возлежал молодой мужчина с взъерошенными волосами и с хитрым взглядом насмешливых глаз. Это был прибывший в столицу инкогнито король Наварры. Он не без удовольствия наблюдал за мадмуазель де Ториньи. Грациозная шатенка с прекрасными серыми глазами. В ее плавных движениях присутствовала гибкость и какая-то непостижимая внутренняя сила. Эта женщина была очень хороша собой, она отлично это знала и умело использовала в своих целях. Габриэль только что вернулась из Лувра и начала делится своими впечатлениями.

— Мой дорогой, что-то пошло не так. Это предательство. Я вчера весь вечер прождала Бюсси, и в мою дверь действительно постучали. Но когда служанка открыла, на улице уже никого не было. Неужели он попал в засаду рядом с моим домом. Я выглядывала в окно и там было несколько ремесленников, но я не предала этому значения. Ах, как напрасно!

— Габриэль ангел мой, постарайтесь успокоится, — пытался подбодрить женщину Генрих Наваррский.

— Но, Анри, как я могу быть спокойна. Король вчера делал вид, что ареста герцога Анжуйского не произошло, и он даже отобедал с братом. Однако уже поползли слухи, и некоторые начинают подозревать, что герцога содержат под стражей. Прошла ночь, но ни Бюсси, ни прочие анжуйцы не сделали ничего, чтобы освободить его, — продолжала делится своими опасениями Габриэль. — Я очень боюсь, что мой дом под наблюдением, что вас обнаружат здесь и схватят. Не нужно так рисковать, мой король. Вдруг Бюсси в лапах у ваших врагов, вдруг он уже выдал меня.

— Бюсси знает вас как доверенное лицо Анжуйского и моей жены, но не как моего агента, — беспечно заметил Наваррский. — Ведь я прав?

— Ну конечно правы, любовь моя. Я безмерно счастлива вас видеть, но все же настаиваю, вам лучше уехать из Парижа! Никогда не думала, что скажу это. Но оставаться слишком опасно.

— Габриэль я скоро покину Париж, но перед этим кое-что сделаю для моего дорогого шурина.

— О, не рискуйте так, прошу вас, — молитвенно сложив руки, прошептала Габриэль.

— Душа моя, не волнуйтесь. Но обстоятельства складываются таким образом, что я бы рекомендовал вам тоже покинуть столицу, — твердо сказал Наваррский.

— Конечно. Вы правы, но пообещайте, что не будете подвергать себя напрасному риску, — попросила красавица.

Генрих Наваррский кивнул в ответ и поинтересовался:

— А где те инструкции, что Орильи передал вам вчера для Бюсси? Что в них?

— Я ничего не поняла, какая-то чепуха. Может это шифровка, и я просто не знаю ключа. Но вчера, осторожно вскрыв послание и увидев эту бессмыслицу, я предположила худшее. Орильи нас предал, он стал пешкой в этом гнусном фарсе.

— Дайте мне инструкции, — попросил Наваррский. Он прочел их и задумчиво сказал. — Да, похоже, моя дорогая Габриэль, вы оказались правы в своих подозрениях. Орильи заставили написать этот отрывок из Рабле, встретиться с вами и заманить с вашей помощью Бюсси в ловушку.

Мадмуазель де Ториньи закрыла лицо руками, грудь взволнованно трепетала под жестким корсажем. Наваррский привлек к себе красавицу и успокоительно прошептал:

— Душа моя, все будет хорошо. Если бы Бюсси наговорил лишнего, если бы королевские прихвостни были в самом деле заинтересованы в том, чтобы вас задержать… Они бы уже давно это сделали. Зачем тратить силы на мелкую рыбешку, если крупная уже в сетях. Если вы никому не говорили, что связаны со мной, то нам нечего опасаться.

Наваррский начал покрывать поцелуями нежные пальцы Габриэль. Объятья становились все более жаркими, а поцелуи все более настойчивыми.

— Ах, как вы безрассудны, мой король, — с нежностью прошептала прекрасная мадмуазель де Ториньи.

Миньоны продолжали нести вахту в покоях герцога Анжуйского. Друзья короля были в приподнятом настроении и решили отужинать с размахом. Стол в приемной герцога был почти полностью заставлен, всего было вдоволь: и закуски, и вина.

— Какой замечательный день, господа, — воодушевленно взял слово Келюс. — Сегодня у нас два повода, нет даже три, чтобы хорошо провести время. Во-первых, наш король объявил себя главой лиги! Ура!

Миньоны дружно подхватили этот возглас. Выступающий продолжил:

— Во-вторых, у нас есть прекрасная возможность служить и оказывать почтенье нашему дорогому принцу именно так, как он этого больше всего заслуживает.

Реплика Келюса была встречена хохотом и бурными овациями.

— Ну и наконец, в третьих, случилось событие, которое вызывает у меня смешанные чувства. Радость от того, что оно все же случилось, и огорчение, поскольку все произошло несколько нелепо, — сказал с ложным смирением Келюс. — Наконец-то мы избавились от этого негодяя, от этой бешенной собаки, господина де Бюсси.

— Божьей волей, он почивает теперь в сыром овраге Булонского леса на постели из крапивы, накрывшись с головой земляным одеялом, — добавил Можирон.

— Да, и волки отпевают, его грешную душу, — захохотал Шомберг. — Зря ты не поехал Ногаре, было очень весело. Хотя нет не зря, твой слабый живот испортил бы тебе все веселье. Пришлось бы брать запасные штаны. Что уж там, даже я немало струхнул, услышав волчий вой.

Миньоны продолжили обсуждать ночное приключение в Булонском лесу. Они бахвалились своей доблестью и умалчивали о своем спешном отступлении. В общем стремились представить событие в более выгодном для себя свете. д'Эпернон не пытался вывести друзей на чистую воду, он с охотой поддакивал, а в душе трепетал от того, что поминки по Бюсси были преждевременными. В еще большем ужасе пребывал Орильи, он старался сидеть тихо в своем углу и не привлекать к себе внимания. Лютнист с осуждением и тревогой взирал на вакханалию своих надзирателей. С особой обидой он поглядывал на д'Эпернона, когда их взгляды встречались, герцог спешил отвести глаза.

— Господа, по-моему, нам не хватает музыки, — спохватился Келюс. — Где же наш герой Орильи?

— Вон сидит в своем углу, но почему-то не разделяет нашей радости, — заметил Можирон.

— Этот герой вчера выдал все пароли и явки, стоило его лишь слегка припугнуть колесованием и потрясти за грудки, — насмехался над несчастным лютнистом Шомберг.

— Да, господин музыкант оказал нам неоценимую услугу. Вы прекрасно сыграли свою роль, Орильи, все прошло как по нотам. Не угодно ли вам рассказать принцу те радостные известия, которые вы сейчас только что от нас узнали? — при этих словах Келюса лицо у Орильи стало землисто серым.

— А может пригласить Анжуйского сюда, и они споют для нас дуэтом? — предложил Можирон.

— Полагаю дуэт выйдет прескверный. Лучше запереть их вместе, вдруг герцог мерзнет и не может уснуть в своей постели, — разразился гомерическим хохотом Шомберг.

— Господа, это не безопасно. Вместе они могут придумать какой-нибудь пакостный план, — наставительно заметил д'Эпернон.

— Ты прав, Ногаре, лучше этих ползучих гадов держать порознь, — согласился Келюс и тут же распорядился. — Отведи Орильи в кабинет герцога. Надоело смотреть на его гнусную рожу.

д'Эпернон с радостью поспешил выполнить приказание товарища. Он счел излишним запирать за Орильи дверь, поскольку тот сразу, как попал в кабинет, задвинул засов изнутри. Через некоторое время Келюс с Можироном отправились в опочивальню герцога Анжуйского. Принц сидел в кресле и старался игнорировать наглецов, которые дурачились и рассыпались в двусмысленных любезностях.

— Ваше высочество, примите наши глубочайшие и искренние соболезнования. Такая потеря! Злой рок, не иначе, — ерничал Келюс. — За дурные вести раньше гонцу могли отрубить голову. Посему мы удостоили чести быть глашатаем дурных вестей вашего лютниста Орильи. Однако негодяй заперся в вашем кабинете и не хочет оттуда выходить...

— Он, конечно, одумается и сообщит вам новости завтра, поэтому мы ничего кроме слов соболезнований и поддержки вам не скажем, — подыграл своему товарищу Можирон и поклонился принцу.

— Мужайтесь, монсеньор, мужайтесь. Уверяю, мы скорбим вместе с вами, такую потерю не восполнить ничем... и никем, — сокрушался Келюс.

Затем шуточки миньонов приняли и вовсе крайне неприличный оттенок. За свою жизнь Франсуа Анжуйскому пришлось испытать немало насмешек и откровенного пренебрежения со стороны своих братьев и матери. Но с такими оскорблениями, коими его потчевали миньоны, Анжуйскому еще не приходилось сталкиваться. Он чувствовал, как темные чувства переполняют его: неукротимая злоба и чувство стыда, причем больше за своих тюремщиков, чем за себя. Принц сжимал кулаки, скрежетал зубами и давал себе клятвы, что отомстит наглым друзьям своего брата. Благо вертопрахам быстро надоело их недостойное занятие, и они вернулись в приемную продолжить праздник, оставив принца одного терзаться страхами в полном неведении.

— Господа, мне даже жаль Бюсси, — вспомнил главную тему банкета Келюс. — Я предпочел бы сойтись с ним в честном поединке, тогда я обрел бы славу, а господин граф заслуженную, но все же не позорную, смерть на ристалище. А так он подобно бродячему псу нашел свою погибель в грязной канаве.

— Ладно, ладно, — утешал друга Шомберг. — Не огорчайся, ведь случился, как говорит Можирон, божий суд. Мерзавец просил справедливого суда — он его получил…

В то время как миньоны пьянствовали и болтали, герцог Анжуйский воспользовался помощью своего зятя короля Наваррского и покинул опочивальню через окно. Обычно осторожный принц не побоялся воспользоваться веревочной лестницей, уж очень ему не терпелось вырваться на свободу.

Когда пропажа Анжуйского была обнаружена, поднялся страшный переполох: забегала стража, явился взбешенный король, вместе с ним пришел Шико. Миньоны, немного успокоившись после истерики, кинулись в кабинет Анжуйского, но Орильи уже и след простыл. После непродолжительного совещания, они пришли к выводу, что скорее всего Габриэль, не дождавшись вчера Бюсси, обратилась за помощью к кому-нибудь из анжуйцев. Они сокрушались, что не арестовали эту интриганку. Но получив в свои руки Бюсси, о ней как-то сразу все забыли.

Стремясь исправить свою оплошность, миньоны носились по улицам и будоражили ночной Париж криками: «Смерть анжуйцам!», а король отправился за советом к матери.

Бюсси проводил время в постоянных перемещениях между Анжером и Меридорским замком. Погода радовала теплом, казалось, что она никогда не испортится. Граф был удивлен и бесконечно обрадован расположением к нему Дианы. Эта робкая на первый взгляд женщина оказалась очень нежной, трепетной и заботливой возлюбленной. Ни с кем до этого Бюсси не был так счастлив. Он чувствовал себя заново рожденным, практически исцеленным от всех ран, и благодарил судьбу за то, что она послала ему это утешение. Возможно, он не был бы так настойчив и нетерпелив с Дианой в других обстоятельствах. Но после дерзких нападений миньонов, он понял, что жизнь в любой момент может оборваться. Надо жить здесь и сейчас, и брать от Фортуны все щедроты, которые она готова дать. Чета Сен-Люков, гостившая в это время в замке, всячески содействовала влюблённым. Бюсси проникся еще большей симпатией к господину де Сен-Люку, ведь молодой человек сделал верное решение и покинул ближайшее окружение короля. Дружба между анжуйцем и бывшим миньоном крепла день ото дня.

К сожалению, в Анжере вскоре появился герцог Анжуйский, а через еще некоторое время граф де Монсоро. Кого был рад видеть Бюсси, так это своих друзей анжуйцев. Им удалось улизнуть от королевских миньонов, о чем они подробно рассказали товарищу. Про свое чудесной спасение и бегство Бюсси, естественно, умолчал. В любом случае, свидания с возлюбленной теперь не были уже столь беззаботны, как прежде.

Как-то прогуливаясь по саду Диана спросила:

— Луи, тебя все время что-то печалит. Скажи мне, о чем твои беспокойства.

— Счастье мое, разве я могу унывать рядом с тобой? Это просто невозможно, — уверил любимую Бюсси.

— Все же я заметила, что иногда, будто темное облачко набегает на твое лицо, — настаивала на своем Диана.

Бюсси немного подумал и сказал:

— В последние время так много всего произошло. Герцог Анжуйский затевает военную кампанию против тирании короля, при этом продолжает преследовать тебя. Граф де Монсоро, твой подлый недомуж, тоже сильно мешает нам.

— Луи, я заметила твою печаль еще раньше, до того, как приехали принц и граф де Монсоро.

— Дорогая, мои тревоги связаны только с теми причинами, которые я только что назвал, и не с какими более, — твердо сказал Бюсси. — Прошу, не будем больше сейчас об этом говорить.

Слова Дианы пробудили в сердце графа спящую ненависть. Никогда в жизни он не терпел таких унижений, как от миньонов. Мысли о мести угнетали, но граф не мог и не хотел от них отказываться. Подлецов надо было покарать во что бы то ни стало.

Вернувшись из Меридора в Анжер он нашел герцога в плохом настроении. Анжуйский кусал от злости губы и говорил с нескрываемым раздражением:

— Мой брат — жалкий трус. Он послал к нам мать, старуха приедет добиваться мира. Как же я их всех ненавижу. Братья всегда издевались надо мной, и это было невыносимо. Но я терпел издевки, стиснув зубы. Мерзавец Генрих и мать не дали мне французской короны, хотя у брата уже была на тот момент польская. Я не сказал им ни слова в упрек. Но король со своими отвратительными любимцами перешел все границы.

Бюсси с пониманием кивнул, герцог начал ходить по комнате. Со стороны это напоминало степенные перемещения зверя, давно привыкшего к жизни в клетке. Но стоило только дать ему возможность выйти на волю, как грозный хищник, разорвал бы любого на своем пути.

— Мой ненормальный брат обвинил меня в несуществующем заговоре, оскорбил и посадил под арест. Но хуже всего было поведение этих размалеванных обезьян! Бюсси, они все должны сдохнуть! И чем мучительнее будет их смерть, тем лучше… Ты понимаешь меня?

— Очень хорошо понимаю, монсеньор, и полностью поддерживаю, — ответил граф.

Миньонам уже давно было известно про чудесное спасение графа де Бюсси. Когда король, переживая один из периодов мрачного настроения, почувствовал угрызения совести, он приказал раскопать овраг в Булонском лесу. Бренные останки анжуйца при этом не были найдены. Также не обнаружилось ни одного волчьего следа поблизости. Зато на рыхлой земле были отчетливо видны отпечатки сапог и лошадиных копыт.

Позже придворные стали говорить об участии графа де Бюсси в военной авантюре Анжуйского. Миньоны встретили эти сообщения с неподдельными изумлением и негодованием.

— Попадись мне эти негодяи, спасшие Бюсси, я бы их прихлопнул как навозных мух! — ревел Шомберг.

— Что же это за бесовщина?! Мерзавец все никак не может подохнуть и все время воскресает, — вторил товарищу Можирон.

— Надо было забить осиновый кол в сердце этому упырю, — не унимался Шомберг.

— Господа, а я даже немного рад, что господин де Бюсси жив, — сказал Келюс. Миньоны с удивлением посмотрели на друга, и он пояснил. — Я собираюсь встретиться с графом лицом к лицу. Пусть он заберёт назад свои гнусные обвинения, я запихаю его клевету ему же в глотку.

— Возможно, бог отвернулся от нас из-за того, что мы действовали не совсем честно, — предположил Можирон.

Перепуганный бурной реакцией своих друзей д'Эпернон при этих словах товарища ошалело вытаращил глаза и подумал: «Неужели религиозный кретинизм короля столь заразен. Как можно победить в честном поединке того, кого они не смогли одолеть вчетвером?».

— Можирон, мы обошлись с графом так, как этого заслуживает мятежник. Хотя доля истины есть в твоих словах, дружище, все-таки он дворянин… — неожиданно поддержал бредовую мысль Келюс. — Полагаю, нам скоро удастся исправить это на поле брани.

Войны не случилось, поэтому миньонам не выпала возможность доказать свою отвагу в бою. Выторговав у матери чрезвычайно выгодные для себя условия, Анжуйский отправил в Париж графа де Бюсси с посольской миссией. Граф был рад выпавшей возможности последовать за Дианой, которую увозил подальше от герцога ревнивый муж. Графу де Монсоро же в свою очередь повезло выжить после стычки с Сен-Люком волей провиденья и с помощью Реми. Бюсси не стал ругать доброго лекаря, утешившего его во многих несчастьях. Возможно судьба таким образом взяла свою плату. За свое спасение королевским шутом с ней пришлось рассчитаться чудесным исцелением соперника стараниями Реми.

С не меньшей охотой Бюсси ожидал встречи с миньонами, ему хотелось их разозлить и спровоцировать. Перспектива мести обнадеживала оскорбленного графа. Пока он не особо опасался вредительства короля. Мир монсеньора достался слишком большой ценой и убийство Бюсси могло бы разрушить все усилия королевы-матери.

Тем не менее граф был принят королем и его свитой неприветливо. Будучи окруженным миньонами Бюсси ощутил в удушливом облаке их духов знакомые нотки, но не предал этому значения. Эти расфуфыренные дворянчики позволили себе наглые выходки и открыто потешались над послом принца. Результат не заставил себя ждать, все четверо получили вызов на дуэль.

* * *

Шико был в ужасе от глупых проделок миньонов. Однажды он обратился к д'Эпернону в момент, когда их никто не видел:

— Я всегда считал тебя намного умнее, зачем ты ввязался в эту историю?

— А что мне было делать? Я случайно наступил ему на ногу. Неужели я должен был пасть ниц и умолять Бюсси о прощении? — сказал д'Эпернон и добавил по поводу предстоящей дуэли — Все к этому шло. Не трави мне душу.

— Хочешь, я скажу Бюсси, что ты спас его той ночью? — спросил Шико.

— Ни в коем случае! Его спас ты, а я этого совсем не хотел, — с раздражением ответил герцог. — Оставь себе лавры благодетеля графа де Бюсси. Мне они не нужны.

— Кошмар, ты не хочешь выделятся из стаи своих дружков. Ты как Понтий Пилат идешь на поводу у воинственных фарисеев.

— Неудачное сравнение. Христос не оскорблял Понтий Пилата, не провоцировал на драку, не колол шпагой… И может моим соперником будет не Бюсси, а кто-нибудь другой из анжуйцев, — вздохнул д'Эпернон. — Шико прибереги свою заботу для короля, а со своими проблемами я разберусь как-нибудь сам.

И если д'Эпернон надеялся на свою удачу в жеребьевке, Бюсси же напротив был раздосадован тем, что миньоны потребовали участия в дуэли других анжуйцев. Он хотел сам разобраться с нахальной троицей и собственными силами изрубить их в фарш. Участие д'Эпернона он считал нелепой случайностью, но так как относился к нему с неприязнью, также готов был прикончить, как и его друзей.

Распределение дуэлянтов на пары жеребьевкой вызвало у Бюсси и Келюса разочарование, а у д'Эпернона панику. Бюсси с отвращением смотрел на своего жалкого соперника. Единственным выходом было убить его на дуэли как можно раньше и помочь друзьям разделаться с остальными миньонами. Тогда эта затея имела для него хоть какой-то смысл. В добавок этот отвратительный трус попросил отложить поединок до Дня святых даров. Бюсси с трудом сдерживал себя и думал: «Зачем этот глупый франт вообще полез в заваруху?».

Отправляясь на совместную пирушку анжуйцев с миньонами, он невольно ощутил знакомый запах духов. Они не могли принадлежать его друзьям, да и троице его заклятых врагов. «Неужели? — подумал Бюсси, — и тут же одернул себя. — Нет, этого не может быть. Это просто совпадение». Он силился вспомнить спутника господина Шико той ночью, но у него плохо получалось. Сложением он напоминал д'Эпернона, но на его лице была маска, он все время молчал и старался изъясняться знаками. Нет, этот трус никогда бы не решился пойти против воли короля, и выделиться таким сомнительным способом. Этого не может быть. Бюсси постарался прогнать докучливые мысли, сочтя их слишком фантастическими.

* * *

Для д'Эпернона каждый следующий день был наполнен мукой. Все надежды на то, что король найдет способ помешать дуэли своих любимцев, рухнули. Вместо этого Генрих пытался обучить его каким-то особым финтам, но у герцога не хватало мастерства и времени, чтобы их освоить. Оба понимали тщетность своих усилий. Но все же король продолжал тренировки, за что д'Эпернон был искренне ему благодарен.

Герцог судорожно пытался отыскать иной выход из сложившейся ситуации, и не нашел ничего лучше, чем обратится к своему приятелю и учителю музыки Орильи. В результате родился замысел подлого убийства.

Дни перед поединком для Бюсси напротив пролетали приятно и быстро, поскольку Диана скрашивала их своей любовью. Он упивался этим чувством и казалось не мог налюбоваться на свою богиню. В этом сладком безумии они потеряли бдительность и сами не поняли, как угодили в смертельную западню.

Герцог Анжуйский разочаровался в Бюсси. Он считал его своим надежным соратником, тем, кто его понимал и поддерживал. Теперь же выяснилось, что Бюсси все это время был любовником Дианы, вдобавок он отказался последовать за герцогом в ответственный момент. Близкий человек предал интересы Анжуйского, и это стало сильным ударом для озлобленного и мстительного принца. Роковой жребий был брошен, главный ловчий со своей сворой пушен по следу Бюсси, страшная трагедия свершилась…

* * *

Обессилев от ран и потери крови, Бюсси смутно ощутил какое-то движение. В комнату вошли люди, может это надежда на спасение, и они помогут ему. Граф пытался пошевелится, но это не удавалось сделать, жизнь покидала его. Сквозь пелену агонии он увидел перед собой таинственного человека из Булонского леса в той же одежде и полумаске, с тем же навязчивым запахом духов. «Я понял, — догадался граф. — Это слуга смерти. В Булонском лесу он отступил, а сегодня явился, чтобы собрать свою страшную жатву. Ну что ж, спасибо тебе за отсрочку».