Of Azkaban (джен)

История жизни.

* * *

Ты просыпаешься.

— Здравствуйте, мистер Сэм. Вы помните Герти?

Ты спрашиваешь, где ты.

— Мистер Сэм в лазарете. Произошел инцидент.

Ты ничего не помнишь.

— Герти хотеть мистер Сэм остаться здесь на несколько дней для обследования. Провести некоторые тесты.

* * *

Это все совершенно нормально.

* * *

Твоя комната — это пространство позади кухни, отапливаемое чуть-чуть больше, чем остальная часть комплекса, потому что труба дымохода проходит прямо через стену, разделяющую две комнаты. В ней сыро — как и везде здесь, — и хоть ты и пытаешься как-то ее высушить, влага продолжает впитываться буквально во все, а огонь это всего лишь временное решение.

Магия в Азкабане работает неправильно.

Заклинания тебе не помогут.

* * *

Ты помнишь, как готовился к поездке сюда — подписание всех документов и организацию транспорта, — но вот как добирался — не помнишь. Не помнишь лодки или как плыл на ней.

Ты видел это однажды в своих воспоминаниях до того, как попал сюда, но там не было лодки, причалившей к берегу. Она остается где-то там, на материке, и только гребец знает, где именно. Гребец такой же человек, как и ты, только другой. Он приходит и уходит с заключенными.

Ты знаешь, что могут пройти годы, прежде чем волны вновь разобьются веслом. То существование, на которое ты себя продал, — это одиночество.

Тут есть Герти.

Тут есть заключенные.

И ты.

* * *

Застрявшие в безысходности.

Преследуемые дементорами.

* * *

Здесь очень просто потеряться.

В самом начале это происходит потому, что ты бежишь от своих кошмаров, а коридоры тебе неизвестны. Ты делаешь поворот, а затем еще один, и каким-то образом ты все равно оказываешься там, откуда начал, даже если здесь никак не может быть круга, по которому можно идти.

Ты уже привык к этому: и к острову, и к страхам. В каком-то смысле это похоже на Хогвартс. Что-то под твоими ногами меняется, и ты попадаешь туда, куда собирался, уклоняясь от кошек, призраков и маленьких грязных полукровок. Только вот Азкабан не верит в уловки, в отклонение от намеченного пути. Азкабан верит в традиции.

Ты перестаешь бежать.

И теряешься где-то еще.

* * *

Ты целуешь фотографию над кроватью каждое утро, когда просыпаешься, и каждую ночь, когда ложишься спать, считая дни, дни и дни. И ты все ниже, ниже и ниже.

* * *

К счастью, это не кроличья нора. Ты просто пытаешься вспомнить.

* * *

Три года.

Всего лишь три года.

* * *

Хлеб и вода.

— Доброе утро, заключенный номер тридцать семь. Как мы сегодня?

Каша.

— Добрый день, заключенный номер десять. Я вижу, вы изменили место со вчерашнего дня? Рад за вас!

Суп.

— Добрый вечер, заключенный номер двадцать три. Сначала ужин, потом спать, ага?

* * *

Это жизнь.

* * *

Заключенный номер семь тот, кто говорит больше всех. Он один из новеньких — он был здесь всего год или около того, прибыл прямо перед тобой. Как правило, им не требуется много времени, чтобы успокоиться. Ты помнишь, что слышал о подобном, но точно не знаешь. Но заключенный номер семь, вероятно, никогда этого не слышал. Раз в несколько дней он будет говорить «пожалуйста», а раз в месяц или чуть реже он будет ругаться с тобой. Такие дни довольно неплохи, потому что кроме сломленных заключенных здесь только ты и Герти. В этом месте ужасно скучно и тихо.

Какой-нибудь звук пойдет на пользу.

* * *

Вряд ли это может как-то ухудшить ситуацию.

* * *

Ты надеешься.

* * *

Если получается, ты стараешься не выходить наружу.

Не то чтобы внутри было лучше. Но там за стенами холодный и влажный воздух, за ними бушует буря. И всегда, когда тебе приходится выходить на улицу, ты сомневаешься, что когда-нибудь снова будет тепло даже со всеми одеялами, в которые Герти тебя укутывает.

* * *

Ты выходишь наружу, чтобы копать могилы и хоронить мертвых.

Никто никогда не освободится из Азкабана.

Даже если кто-то и сможет, он останется с ним внутри навечно.

* * *

Азкабан никогда не был просто местом. Это состояние души.

Когда-то он был всего лишь островом. Каменистый, бесплодный кусок бесполезной земли, который никому не был интересен, кроме подземных ужасов. Когда Господин решил, что должен построить здесь свой дом, так он и сделал. Форт, поднимающийся из земли, никогда от нее не отделимый, построенный из камня, что его держит.

Стоило бы использовать другой камень. А еще лучше — найти другой остров. Стоило быть умнее и увидеть подсказки, которые цеплялись за острые берега и оглушительные волны.

Но Господин не увидел. Редко кто из них видит.

Ты думаешь, что он до сих пор живет где-то здесь, в стенах. Часть его. И не просто воспоминание о том времени, когда еще никто не знал, что это всегда была тюрьма, предназначенная для тех, кто живет намного хуже, чем должен жить любой приличный человек.

* * *

Ты думаешь, что тебя, наверно, тоже затянуло, хоть ты и пришел сюда весь такой хороший и возвышенный.

* * *

Иногда ты кричишь.

Просто кричишь, пока твое горло не становится настолько сухим, насколько ты сам никогда не станешь.

* * *

Ты веришь, что это все того стоит. Должно стоить, без вариантов.

Три года — не вечность, даже если так кажется. И когда ты выйдешь, тебе не нужно будет целовать фотографию, и все будет так, как раньше. До того, как были приняты решения и призваны долги. До того, как ты продал себя.

В конце концов, для всего того, что ты сделал, должны быть причины — ты ведь разумное создание, — но ты, кажется, не можешь их вспомнить. Они парят прямо за пределами твоей досягаемости. Ты жаждешь найти место в своей памяти, чтобы сохранить воспоминания, прежде чем потеряешь то, что оставил в тумане, который держится за тебя, словно любовница. Мурлычет песни и обхаживает тебя, превращает тебя в то, что ты не хочешь знать.

* * *

Из Азкабана не видно звезд.

* * *

Ты красишь свою одежду с помощью специальных штук, которые нашел за раковиной. Они были спрятаны за старыми тряпками для уборки — здесь везде грязь. Там же была и щетка. Щетины на ней меньше половины.

Желтые и оранжевые, розовые, зеленые и голубые, как небо, которое ты помнишь — наверно, — ничего темного, бледного или мертвого.

Нехочешьнехочешьнехочешь.

* * *

Но в Азкабане есть только смерть.

Здесь все так или иначе мертвы.

Даже ты.

* * *

Особенно ты.

**

Остался год. Всего лишь один год. Ты справишься.

* * *

Ты должен.

* * *

— Мистер Сэм чувствовать себя хорошо?

Да, Герти, конечно. Просто немного холодно, ерунда. Скоро пройдет.

* * *

Ты чувствуешь покалывание в ногах. Оно сводит стопы, поднимается по лодыжкам, сдавливает колени. Твое сердце бьется... бьется, руки чуть-чуть дрожат, а вода расплескивается на бетон-не-бетон, впитываясь в него темными пятнами.

Из Азкабана не сбежать.

И совсем не важно, что думает по этому поводу твое тело.

* * *

— Мистер Сэм хотеть еще суп? Мистер Сэм должен есть больше.

Неа. Что-то подташнивает немного. Чем-нибудь позже перекушу, Герти. Но спасибо, что предложил.

* * *

Ты себя чувствуешь неважно.

— Может, мистер Сэм лучше ляжет?

Да, неплохая идея, наверно. Отлично придумано, Герти.

* * *

Ты ложишься на камень. Холод вгрызается в твою кожу, но ты ощущаешь его будто откуда-то издалека. Ты так чертовски устал. Было бы неплохо отдохнуть и позволить Герти сделать всю дневную работу. Завтра тебе будет лучше.

* * *

— Герти желать сейчас спокойной ночи, мистер Сэм. Были приятно иметь с вами дело. Сладких снов.

* * *

Огонь приходит и уходит мгновенно.

* * *

История жизни.

* * *

Ты просыпаешься.

— Здравствуйте, мистер Сэм. Вы помните Герти?

Ты спрашиваешь, где ты.

— Мистер Сэм в лазарете. Произошел инцидент.

Ты не помнишь.

— Герти хотеть мистер Сэм остаться здесь на несколько дней для обследования. Провести некоторые тесты.

* * *

Это все совершенно нормально.

* * *

Смыть.

* * *

Повторить.

* * *

Никто никогда не покидает Азкабан.

Особенно ты.