Твое истинное Я (джен)

— Как ты выглядишь на самом деле?

Тонкс всегда ненавидела этот вопрос.

“Важно не то, что снаружи, а то, что внутри”.

Это было первое, что узнавал любой метаморф. Нет, ерунда. Это было второе, что узнавал любой метаморф.

— Так какая форма у тебя настоящая?

Они не понимали. Это и была она настоящая. Всегда.

За прожитые годы Тонкс разделила людей на три основные категории. Те, кто просил показать ее “настоящую форму”, чтобы выразить, как они ценят ее саму, а не ее способности. И только потом, продемонстрировав, какие они “заботливые” и “внимательные”, просили превратиться в их собственный вариант Елены Троянской. Были те, кто спрашивал, чтобы доказать, будто они выше таких мелочей, словно этот вопрос сам по себе делал их умнее и проницательнее. И, наконец, те, кто был настолько захвачен новизной ее способностей, что даже не догадывался спросить. Последняя категория, как выяснила Тонкс, была самой обширной.

— Наверняка ты на Анди похожа, — вдруг сказал Сириус после одного из собраний Ордена.

— Что?

— На маму твою. Ну, знаешь, когда не метаморфишься. В смысле, когда ты настоящая.

У нее за спиной кто-то насмешливо фыркнул. Тонкс обернулась и увидела Снейпа — усмехаясь, тот шел к выходу из комнаты.

— Чего тебе, Нюниус? — резко сказал Сириус.

— Это и есть ее настоящая форма, тупая ты шавка.

Последовавшая ссора была вполне предсказуема. Но впервые Тонкс оказалась не на стороне двоюродного брата. Впервые кто-то понял.

Когда Тонкс хотелось розовые волосы, она становилась дружелюбной и энергичной. Когда ей хотелось зеленые глаза, она начинала завидовать. Когда хотелось морщин, она чувствовала усталость. И как бы она ни выглядела, она всегда такой и становилась — в тот же самый момент.

Разумеется, она всегда была собой. Но никто не остается неизменным. “А тогда, — думала она, — чем же это отличается от обычных ведьм и волшебников? Если они уложат волосы гладкоблеском, или наденут оранжевую мантию вместо мрачной черной, или подкрасят губы и глаза. Разве они перестают быть собой?”

Любой метаморф это понимал. Обычный человек не бывает более или менее настоящим.

И так же с метаморфами. Мир всегда видит метаморфа таким, каков он есть прямо сейчас, в этот самый миг. Просить метаморфа показать, какой он на самом деле, — это все равно что просить обычного человека раздеться догола. Спросить метаморфа, какой он на самом деле, — все равно что сказать, что он не настоящий человек.

* * *

— Кому ты действительно верен?

Они постоянно у него это спрашивали.

— Ты правда на нашей стороне, Снейп? Или все еще Пожиратель смерти?

Снейп был мастером окклюменции. Приходилось, чтобы дурачить Сами-знаете-кого. Или, если верить Грозному Глазу, чтобы дурачить Дамблдора. Одного из них он точно дурачил. Возможно, обоих.

— Почему бы тебе не сказать, на чьей ты стороне на самом деле?

Есть три вида окклюментов. Первые, самый простые, создают щит, отражающий вторжение. Недостаток изящества они компенсируют грубой силой. Бывают такие, кто прячется за масками, которые можно то надевать, то снимать, создавая нужное впечатление у обычного легилимента. И, наконец, есть истинные мастера: они не прячутся за щитами и масками, но меняют самих себя вместо поверхности сознания. Метаморфы разума.

— Пожиратель смерти или член Ордена?

— Да, — ответила Тонкс, — он такой и есть.