Утренний выпускающий (джен)

Я сажусь на своё место и нажимаю кнопку приёма.

Исх.: Доброе утро всем, я на ленте.

Моя смена начинается в девять утра и заканчивается в полдень. Всего три часа — и свободна на весь день. Должность моя так и называется — утренний выпускающий.

Друзья иногда завидуют и не верят: «Что, правда? Всего полдня — и за такую зарплату?»

Я объясняю, конечно, что работа сложная, на выпуске нужно быть внимательным, и загрузка порой бывает ещё какая.

Но, если честно, и сама понимаю: три часа в день — это несерьёзно. Женька, принимающий у меня смену в полдень, пашет до шести вечера, а иногда дольше. Когда-то мог и полный день с девяти до восемнадцати, но здоровье уже не то. Правда, он его себе сам нехило сажает: я ведь знаю, что иной раз он даже к полудню проснуться и выйти на линию вовремя не успевает, потому что накануне снова перебрал.

Собственно, потому меня и взяли на утро. Чтобы снизить нагрузку на основного выпускающего. И чтобы с утра не скапливалась очередь на ленте.

Н.Н.: Привет, Машуль.

Машуля — это я, ага. А здоровается первой всегда Наталья Николаевна. Она и выходит раньше, на то и начальник. Если что-то пойдёт не так и я не успею на ленту вовремя, она подхватит. Или если Женька долго будет волынить и опаздывать, она у меня ленту заберёт и отпустит. А ему влетит потом. Только она его никогда не уволит. Потому что, если честно, Женька выпускающий от Бога. Я так не умею.

Но за год и я вроде неплохо наловчилась.

Тамара: Привет!))

Лиля: Приветики, Маш!

Это девчонки — полевые. Я обычно не интересуюсь, кто где сегодня: они нагрузку распределяют сами, мне главное вовремя принимать и выпускать.

Ладно, погнали.

Первый сигнал приходит от Лили. Я внимательно смотрю на ленту, поднимающуюся к распределительному коридору. Говорят, раньше это была лестница в миллион ступеней, но потом её всё-таки заменили эскалатором. Слегка экономит время.

— Принято, — говорю я, нажимая на кнопку открытия входной двери.

Он немного нерешительно делает шаг с последней ступеньки. Ну, привет.

— Здравствуйте, — говорю я. — Ожидайте, пожалуйста.

Он стоит и смотрит — а что ему ещё делать? Для ожидающих здесь нет удобных кресел. Кресло одно, оно моё, а перед ним стол с несколькими кнопками — вот и вся мебель в коридоре.

Так что он стоит. А я читаю.

Родился в 1957 году, Саранск, детсад, школа, институт в Москве, поступил без блата, отслужил, работа, работа, трижды бросал курить, женитьба, развод, работа, поездка на чемпионат мира по футболу 1998 года, он всю жизнь мечтал, вторая жена, двое детей, ДТП, ампутация левой ступни, ничего, переживём, мы же вместе, и дети хорошие, и пережили, свой бизнес наладили, внучка, потом ещё одна, парни, чего одних девчонок, кто фамилию дальше нести будет, ну наконец-то, назовём Витей в честь деда моего, Наташка, ты смотри, второй золотой медалист в семье, ну это точно в тебя, сам-то я балбес, надо завтра съездить, поздравить, ой, да не пугайся, так, слегка прихватило, подумаешь, да не надо врача, ну вот заполошная, позвонила, теперь ведь в больницу увезут...

Он словно виновато улыбается. А я нажимаю кнопку и киваю ему на первую дверь.

— Вам туда. Удачи.

— Спасибо, девушка, — вздыхает он.

Хорошая примета, если первый за смену выпущенный поблагодарит. Ну, я так считаю. Приметы, в конце концов, мы сами себе выдумываем, потому что нам от них легче.

А мне, сами понимаете, не помешает, чтоб полегче.

Второй — тоже мужчина, почти того же возраста. Но вычитывать пришлось долго, больно уж биография богатая: и из дома убегал, и две судимости, и три подобранные с улицы собаки, и вытащенный из огня старик, и скандалы с женой. Кому перескажи — услышишь в ответ, что таких даже в кино не придумывают.

Только мы ведь не в кино.

Он тоже уходит в первую дверь. И, кстати, тоже благодарит.

Вообще-то у меня, конечно, есть точные приборы для распределения. Но по инструкции их следует использовать только в случаях, когда выпускающий затрудняется определить направление выпуска на основе собственных моральных убеждений. Серьёзно, так и прописано. Я как-то спросила Наталью Николаевну, кто и как проверяет моральные убеждения выпускающих.

А она мне сказала: Маш, ну раз ты два месяца уже работаешь и ещё тут, значит, с тобой мы угадали.

Следующие три тоже уходят в первую, ещё два во вторую, с ними всё довольно просто. А потом попадается молодая женщина, с которой приходится повозиться изрядно. Вроде двадцать девять всего, ну что тут вычитывать, но на истории про махинацию с квартирой престарелого деда, который в итоге оказался на улице, я даже побледнела. Ну и концовка, конечно, эффектная — вон у неё до сих пор шрам после ножевого от любовника не сошёл, а на что ты надеялась, когда сама человека на иглу сажала?

Я открываю третью дверь. По лицу видно, она догадывается, что её ждёт. Но со мной не спорят.

Тамара: Машка, прими флэш.

Флэш, или молния — это значок для специальных случаев. Их надо обрабатывать в обход основной очереди, срочняком. Сейчас, впрочем, и очереди ещё нет.

Каждый раз, когда присылают флэш, я мысленно успеваю попросить: пожалуйста, только не ребёнок.

Потому что срочняком обычно идут или дети, или те, для кого возможен второй круг. И вроде с детьми и возни-то мало, они всегда сразу идут на второй круг или по желанию в первую дверь, но вот не могу я с ними, и всё тут.

К счастью, дети в мою смену попадаются редко, да и участок у нас такой, что они скорее исключение. Девчонки дежурят по двум взрослым больницам, в метро, на нескольких улицах в центре города, так что иногда месяц-два могут пройти без единого ребёнка.

На этот раз тоже взрослый, потенциальный второкружник. Настолько очевидный, что мне и делать ничего не надо, но я всё-таки внимательно вычитываю всё до конца. Студент-медик, находился в скорой, в которую со всей дури влетела «Мазда» с пьяным водителем. Водитель-то к нам не попал, ему что, он в больнице с одним сотрясением. А парень вот. Ну, тут всё очевидно, с таким нереализованным даром к лечению людей — точно на второй круг.

Выпускать туда я люблю. Хоть и боязно всякий раз: это очень серьёзный выпуск, с ним нельзя ошибиться, потом прилетит не только мне, но и Наталье Николаевне, например.

Но я ни разу ещё не ошиблась. Тем более что все второкружники у меня были по флэшам от девчонок, а они опытные, не то что я.

Дальше лента стала наполняться сплошняком, как оно обычно бывает на второй час моей смены. Оглянуться не успеешь — а уже за одиннадцать перевалило.

— Здравствуйте. Ожидайте, пожалуйста.

Девятнадцать лет, читать почти нечего: школа, первая любовь, универ, она уехала, поругались, помирились, поругались, идиотская истерика, пьяный дурак режет вены, скорая не успевает.

Вторую дверь, надо сказать, я всегда открываю с очень строгим лицом. Чтоб не думали, будто им повезло.

Впрочем, этот и не думает. Вон какой растерянный, даже губы дрожат. Столько поднимался, дурачок, а всё не успокоился — оно и ясно.

Он идёт ко второй и вдруг замирает напротив третьей.

— А что это за дверь?

У меня горят две уведомлялки от девчонок, мне надо гнать ленту дальше. И в инструкции не написано, что я обязана давать пояснения. Но я, конечно, всё равно даю.

— Скажем так, по прежней классификации ей соответствовал ад.

— А мне разве не туда? — оглядывается он на меня.

— Вам во вторую.

— Но я думал... Если я сам — это же... Туда, нет?

Я позволяю себе тихо вздохнуть и посмотреть ему в глаза.

— Вторая дверь предполагает, что выпускаемый сможет периодически видеть оставленных на земле и последствия своих действий. И поверьте, это не награда. Вам туда.

Два участника одной и той же поножовщины (и это с утра-то!), потом очень старая бабушка, которая чуть не заставила меня нарушить инструкцию: так уж радовалась, что встретится наконец с сестрой, которую не видела с девяносто восьмого года. А мне по инструкции не положено плакать. Так и написано: запрещено. Улыбаться не запрещено, но и не обязательно, это на усмотрение выпускающего.

Женька говорит, что улыбался всего два раза за восемь лет.

Насчёт слёз я не спрашивала.

Вообще-то они меня берегут, наверное. Кого-то из детей отправляют по другим каналам, подсказывают что-то незаметно. Ясное дело, боятся, что сольюсь, а нового человека им искать очень трудно. Это же только кажется, что три часа — маленькая смена.

Я уже через месяц стала очень хорошо понимать Женьку, честно говоря. Но мне пить нельзя, у меня желудок. Не хочется мне самой на нашу ленту раньше срока.

Он появляется за пять минут до конца моей смены, и за ним в очереди ещё двое.

Но я знаю, что ближе к полудню внимание у меня ослабевает, и заставляю себя сосредоточиться и не думать о скорости.

Двадцать шесть, школа, биофак по стопам отца и деда, академ на третьем курсе, скандал в семье, помирились только через год, автостопом до Владивостока, ещё две попытки получить высшее в двух разных городах, работа на стройке, волонтёрство, гитара, внезапный лейкоз, сгорел за два месяца.

Я почти нажимаю кнопку первой двери, но какое-то смутное ощущение заставляет меня перечитать последние три месяца.

Мурашки по рукам.

Я знаю, что в очереди два человека, и что у меня нет опыта проверять такие вещи, и вообще там, за первой дверью, может, сами разберутся.

Но я открываю линию вероятности. И вижу эти книги.

Две полки ненаписанных томов. Он только-только начал задумывать идею, а я вижу их — написанные, изданные в семи странах, прочитанные тысячами подростков по тысяче раз.

Я вижу глаза, которые отрываются от страниц и с восторгом смотрят вокруг, потому что мир вдруг оказывается не таким сумрачным, как казалось до этой книжки с неброской обложкой.

Я вижу два фильма по этим книгам, которые станут лучшими работами режиссера, он будет гордиться ими всю жизнь и знать, что смог сделать что-то важное.

На секунду я зажмуриваюсь и смотрю на разноцветные вспышки под веками. Потом открываю глаза и нажимаю зеленую кнопку.

Исх: Запрашиваю второй круг.

Н.Н.: Маш, ты чего? Там не было пометки.

Исх.: Есть основания.

Тамара, отправлявшая его сюда, посылает в рабочий чат задумчивый смайлик.

Наталья Николаевна молчит довольно долго, потом отвечает:

Н.Н.: Если ты уверена.

Исх.: Уверена.

А я ни разу ни в чём не уверена, но честно, если меня уволят из-за него — значит, судьба. Но он уйдёт туда. Пока моя смена, пока я на выпуске — я могу.

И я выпускаю его на второй круг.

Женька появляется ровно в полдень.

Женя: Давай я заберу оставшихся, отдыхай уже.

Исх.: Да я бы доделала.

Не люблю я хвосты оставлять за собой, передавая смену.

Женя: Давай-давай, топай.

Я покидаю коридор через портал, выхожу из программы и иду на кухню — заваривать себе чай. Рядом трётся кошка.

Удобно же — работа из дома, смена три часа в день, а потом делай что хочешь.

Когда друзья спрашивают, я так и говорю.

Не вдаваясь в детали.