Чумной год (джен)

— Госпожа Херра, бледные приехали. Вы велели доложить, — докладывает запыхавшийся дозорный, прижимая к груди арбалет. — И штандарт у них тоже белый.

— Знаю. Каким ему ещё быть?

— Без вышивки.

Бледный Король Вирм спрыгивает с закрытой повозки: почти упруго, без тяжести, для вида опершись на локоть одного из телохранителей, — и кланяется Херре, пусть и сухо, не улыбаясь.

— Как добрались, Ваше величество?

— Дурной в Гнезде нынче тракт, по осени-то. Грязекопов изрядно развелось.

Херра Зверь, по случаю визита нарядившаяся в лазурь с выцветшим пурпуром и волчью шкуру, греет пальцы в многослойных рукавах и щурится; Вирм совсем не изменился после последней встречи — всё те же спокойные глаза в морщинках, почти что бело-прозрачные, и острый нос, а пряжки на походном плаще, расшитом в паутину, — из серебра, только в этот раз Вирм выглядит угрюмее, а рядом с ним сжимает резную рукоять меча долговязый — на голову выше — юноша-рыцарь, скорее оруженосец даже: оглядывается, вертит седой головой, прикладывает палец к щеке.

«Не вертись», — читает Херра по губам Вирма, и юноша послушно опускает ничего не выражающие глаза.

Похож немножко, но точно никакой не сын. У Вирма нет наследников, — только десяток неродившихся, ибо королева не рожает ему детей. Видимо, приёмыш или ублюдок какого-нибудь богатого сановника, взятый в услужение. Большая у Бледного Короля свита, верная.

— Как зовут парня-то?

— Вессель. Поклонись королеве Херре, Вессель, не будь букой, — легонько подталкивает Вирм оруженосца в плечо, и тот, вздрогнув, расправляет сутулую осанку и кланяется легко, с выправкой воина и изяществом барышни, — мы на этот раз с миром пришли.

— Ах, так мы с ним уже виделись?

— У Вас хорошая память, королева Херра.

Да, верно. Когда долину Гнезда на границе с Грибными пустошами три дня заливала кровь, брызгала на лица и одежды, то в самой-самой гуще подле Бледного Короля всегда сражался молодой рыцарь, и рогатый шлем с него однажды сбили; такой же бледный и злой, жилистый, — весь словно без кровинки, и бил — наотмашь, во всю силу длинной руки, крушил рёбра, пока его вороной конь ржал, исходя пеной и слюной.

А сейчас Херра видит: Вессель — мальчишка, совсем молодой, и меч у него тяжелее, чем положено. Дитя.

— Ну, так что? Раз я получил ответ с посыльным на рогаче — значит, уговору и союзу быть?

— Быть, — поджимает губы Херра, вздёрнув подбородок. — Так уж и быть, коли речь о целом королевстве. Не больно-то я хочу, чтобы и в мой дом пришла чума.

— И что, не будет никаких просьб?

— Ах, нет. Будет одна. Сделай-ка мне одолжение, бледный черв, сделавший меня королевой-вдовой, — улыбается Херра, оскалив зубы. — Я хочу ребёнка.

Вирм впервые за вечер вскидывает бровь, а Вессель — вздрагивает во второй раз.

— Моего?

— И-мен-но. Твоё дитя в обмен на мою помощь и моё молчание. По-моему, это справедливый обмен.

— Оруженосец мне не дитя, королева Херра.

— Не его. Твоего, — с нажимом добавляет Херра, скрестив руки на груди. — И он будет только моим, и ничьим больше. А бледного рыцаря оставь себе.

Вирм щёлкает языком, смотрит в глаза и оценивающе трёт подбородок, словно взвешивает встречные камни — от самого малого до самого большого. Херре становится почти жутко, — но к ней с угрюмой надеждой жмутся ткачи, сановники и слуги, а ткачи — её народ и ничей больше, её дети и братья, и поэтому Херра, и без того сильная и рослая, чувствует себя в пять раз крепче и в два раза больше.

— Твой паучий народ, Херра Зверь. Он примет зачатого мной ребёнка? Ты сможешь его выносить?

— Если он родится здесь, в самом большом доме Гнезда, то будет здешним. Тебе ли не знать, что у нас родня — не по отцу, а по деревне?

— Выходит, с визитом мы немного задержимся.

— Голодны? Вы, поди, устали с дороги.

— Не откажемся.

— Эй, — громко окрикает Херра, шлёпнув кулаком по ладони, — свежего дикого мяса и пива! И мальчишке — тоже!

— Вессель не пьёт, — почти мягко поправляет Вирм, идя под руку с Херрой в обеденный зал.

— Значит, воды. Шевелитесь, мёртвые!

Херра Зверь терпеть не может бледного змея и всё его племя, подмявшее под себя земли от края до пустошей, — но Херра Зверь всегда выполняет свои обещания, даже если хочется зарычать и вцепиться в бескровное, ещё совсем недавно ненавистное лицо.

Бледный Король едва достаёт Херре до середины плеча, но пальцы и взгляд у него — жёсткие, холодные, будто закалённая сталь.