Секунды (джен)

Прошло много лет. Наверное. Даже не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как все это случилось. Время идет своим чередом, но для меня каждый день — шестое декабря тысяча девятьсот семьдесят третьего. Возможно, прошло всего несколько дней. Возможно, недели. Месяцы. Может, даже годы. Однако, несмотря ни на что, я отчетливо помню этот ставший для меня роковым день.

Я все еще выгляжу как четырнадцатилетняя девочка. Такая же, какой была. Светлые волосы. Голубые глаза. И я время от времени навещаю Землю, родной город, дом. Знаю, я не должна. Нужно забыть. Мне не следует думать о них.

Но я ничего не могу с собой поделать. Я смотрю, как живет мама. Как пытается жить отец. И сестра, и братик. Я смотрю на тех, кого люблю больше всего на свете. И не могу оторваться.

Я знаю, что они меня тоже любят. Просто знаю. Они всегда думают обо мне. Моя сестра, когда смотрит на свою дочь. Брат, что не в силах изгнать эти мысли из своего сознания.

В то время я причинила своему отцу невыносимые страдания, и теперь мечтаю встретиться с ним снова. Посмотреть ему в глаза и сказать, что он не покидал меня. Никогда. Я бы не смогла без него. Без моего отца.

Теперь я стою рядом с деревом. Оно кажется старым, но на самом деле еще полно сил. Его листья зеленые, и трава вокруг него тоже растет. И день такой солнечный.

Делаю глубокий вдох, и на моем лице появляется улыбка. Я наконец-то увижу его. Того, который любил меня слишком сильно. Настолько, что это вызвало множество проблем в моей семье. Но он не жалел об этом, и я бы никогда не подозревала, что смогу сказать такое, но я тоже. Ведь это было проявление любви между отцом и дочерью. То, что могли делать мы оба. То, что чувствуют многие семьи, но не осознают до конца.

Я слегка улыбаюсь, не в силах сдержаться. Замечаю, что Холли смотрит на меня с понимающей улыбкой. Как бы вам ни показалось странным, небеса могут научить вас многому. Внешне я все еще подросток, но мой разум давно уже не тот, каким был при жизни. Казалось бы, ничего не поменялось, но я чувствую себя более зрелой. Я уже знаю, что жизнь в крайней степени несправедлива. Хотя порой все-таки кажется, что это не так, но кто знает. Или что возмездие наступило слишком поздно. Но оно все же восторжествовало.

Мистер Харви не попал в рай. Насчет этого у меня не было никаких сомнений. Хотя постепенно я стала даже его больше жалеть, чем ненавидеть. Когда он умер, никто не заявил о его пропаже. Никто по нему не скучал. Никто. Наверное, поэтому во мне проснулась жалость к нему. Потому, что его никто не любил. Так, как любила меня моя семья. Несмотря на время. Несмотря на боль. Любовь все еще связывает нас. Живая. Вечная. Совсем не эфемерная.

Смотрю вверх, чувствую, как зарождается свет, где-то там, в вышине. И я его вижу. Как и в последний раз, когда я его видела. Дома. Когда свет покинул меня по пути в школу. Я помню, как однажды, при разговоре с моей бабушкой, она сказала мне, что в определенном возрасте свет позволяет вам выбрать один из способов представить себя на небесах или один из самых ярких моментов в жизни. Я помню, как спросила ее, почему она тогда все еще старая. Она просто ответила, что это один из самых счастливых периодов ее жизни и что она ни о чем не жалеет.

Иногда мы сожалеем о том, что сделали. Возможно, это потому, что мы осознаем ущерб от совершенного нами или понимаем, что совершили ошибку. Мне никогда не приходилось сожалеть о подобном. Впрочем, мне было дано не так много времени. У меня лишь осталось ощущение, что если я и должна сожалеть о чем-то, так это о моем поведении. На самом деле, мое поведение было нормальным для моего возраста, но я этим не горжусь. Любой, кто знает мою историю, поймет, о чем я говорю. Если не знаете, рекомендую полистать старые подшивки газет. Я одна из первых девочек, которых стали искать с помощью фотографии на пакете молока. Это звучит жалко? Не думаю.

Отец останавливается напротив меня. Я впервые слегка озадачена. Но не так сильно, как вы бы могли предположить. Его глаза ищут мои. Он словно чувствует меня, но не видит. Но хочет увидеть.

— Столько лет прошло, — внезапно вздыхает он.

Неожиданно. Дело не в том, что я никогда не задумывалась об этом. Но я удивлена, что отец сказал это именно мне. О том, что прошло уже много времени. Да, это так. Но я не чувствую груза минувшего, да и никогда не пройдет достаточно времени, чтобы стрелки часов изменили мое сердце... Мои чувства. И его. Того, кого я считала семьей.

— Знаю, — все-таки соглашаюсь я. Отец вздрагивает, когда понимает, что слышит меня. Улыбаюсь ему.

Все-таки это странно. Обычно принято, что отец помогает дочери. А не наоборот: дочь наставляет отца на правильный путь. Тяжело сглатываю. Больно. Немного. Сердце колотится так, будто сейчас вырвется из груди.

Я так люблю его.

— Что мы здесь делаем? — я пожимаю плечами — у меня нет ответа.

— Это?.. — он не решается закончить вопрос.

— Нет, — отвечаю я, закатывая глаза. — Это не рай.

— Так что это? — он выглядит испуганным.

— Это не рай. И не ад...

— Промежуточная зона? — отец перебивает меня. Я киваю. — И что теперь? Сюзи?

— Тебе не нужно бояться, — отвечаю я. — Ты не попадешь на небеса, пока не оставишь все позади.

— Все?

— Да. Оставь воспоминания на Земле. Возьми только самое необходимое. Забудь о мирском. Оставь все позади, папа.

Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз говорила это слово. "Папа". Как хорошо это звучало... Нежно и мягко. С самого того дня, когда я умерла, я не произносила его, не могла произнести. До настоящего времени. До того момента, когда взгляды встретились. Я готова расплакаться, так мне тяжело. Но я всегда восхищалась моим отцом. Его честностью. Его образом жизни. Он любил меня так сильно, как только мог. И я отвечала ему тем же.

— И мне теперь выбирать? Сейчас?

— Мы можем подождать... Сколько захочешь, — я улыбаюсь.

— Сколько хочу? — киваю. — И ты будешь со мной, Сюзи?

— Всегда, папа... Всегда... Я была рядом с того дня... — отец вздрагивает.

— Почему? — спрашивает он с такой болью, что она убивает меня.

— Я не знаю.

— Ты оставишь меня одного? И уйдешь?

— Ты никогда не был один, — произношу я, — я всегда была с тобой. И я буду, — я протянула руку. — Я люблю тебя, папа.

Он улыбается.

— Я тоже люблю тебя, дорогая.

А потом... Он берет меня за руку. Всего на секунду. Секундочку. Но я могу почувствовать его кожу. Еще секунда. Его руки уже обнимают. Еще секунда. Он прижимает меня к себе. Еще секунда. Чтобы вдохнуть его запах. Еще. Чтобы почувствовать его тепло.

Я так давно его не обнимала. Так давно. И когда я наконец могу обнять его, я плачу. Потому, что это так несправедливо — то, что случилось...

Моя фамилия — Сэлмон, есть такая рыба. Мое имя — Сюзи. Мне было четырнадцать, когда меня убили шестого декабря тысяча девятьсот семьдесят третьего года.

Его фамилия — Сэлмон, есть такая рыба. Его имя — Джек. Он умер всего несколько минут назад на больничной койке после второго сердечного приступа.

Случилось так, что благодаря многим обстоятельствам, мы вновь встретились. Прошло много времени. И, несмотря ни на что, мы снова вместе. Любите и помните. Так поступают отец и дочь Сэлмоны. Любят друг друга.

Секунды. Миллионы секунд.