Металлическая шкура (джен)

Сергей пришел в себя рывком; только что его разум плавал в холодной пустоте, а в следующее мгновение невидимая рука повернула рубильник, и он очнулся. Пробуждение сопровождалось каким-то скрипом и лязгом металла, Ржавин еще не успел полностью себя осознать, когда в голову ворвалась боль; руки и ноги тоже чертовски болели.

«Я что, свалился с кресла и переломал себе все конечности? Хрен с ним, пусть так, где тогда медперсонал? Больно-то как!»

Перед глазами появилась мигающая зеленая точка, сменившаяся бегущими столбцами цифр. Сергей потряс головой, пытаясь избавиться от наваждения — проклятые цифры заслоняли обзор, раздражая и нервируя воспаленное сознание. За бегущими символами проглядывалась комната с металлическими стенами, заполненная оборудованием: тут наличествовало несколько кранов, множество роботизированных манипуляторов с разнообразными инструментами; из стены выходило окончание поточной линии вроде той что используются на заводе для массовой штамповки; в углу располагался компьютерный стол со множеством мониторов, развернутых экранами от Сергея. Обстановка совсем не напоминала пластиковое убранство Рассвета, все было какое-то грубое и монструозное, нарочито небрежно сделанное. У механизмов вся начинка наружу, отовсюду торчали провода, кабели, где ни попадя висели мигающие датчики, зато металлические детали были сделаны с запасом прочности, вместо тонких сплавов — толстенные металлические шпалы, даже на малые краны, способные только ящики ворочать, было потрачено столько материалов, что хватило бы на танк.

Ржавин попытался сдвинуться с места, ему становилось все хуже, руки и ноги болели нестерпимо, хотелось уже вырубиться, чтобы не чувствовать эту всепоглощающую боль. Что-то звякнуло справа, он не мог пошевелиться, но по углу зрения выходило, что Сергей висит почти под потолком в середине комнаты.

«Что, мать вашу, тут происходит, помогите уже кто-нибудь!»

Язык во рту отказывался ворочаться, вместо слов получалось невнятное хрипение.

Из-за компьютера выглянул низенький человек, его лицо было не разобрать за проклятущими цифрами, но Ржавин был рад любому живому существу.

— Нет, нет, нет, рано, рано, рано, — неизвестный спрыгнул со своего места, прополз под многочисленными проводами и суетливо забегал вокруг Ржавина.

«Позови врача, идиот!»

— Высший будет ругать, будет ругать, ругать ничтожного Пасквара, но мы ничего, ничего, ничегошеньки не сделали. Все правильно, все по правилам, мы сделали как положено. Почему он очнулся, почему, почему? Нам не везет, будет больно, нам будет больно, больно, больно.

Паникующий коротышка со скрипом вытащил на середину комнаты закрытый ящик и забрался на него, потом, осознав, что все равно не дотягивается, подтащил еще один, побольше. Соорудив пирамиду, он приблизился к лицу Ржавина.

— Скажи, скажи, что ты работаешь, пусть установка пройдет нормально, нормально, без проблем, совсем без проблем, как по маслу, теплому, хорошему маслу, как положено. Пусть будет так, пожалуйста, пожалуйста, я не хочу на стол, не хочу, не хочу. Смотри, смотри, у меня совсем немного своего осталось, пожалуйста, заработай как положено.

Сергей с ужасом рассматривал спятившего коротышку — назвать его человеком можно было только с большой натяжкой. Лысая голова Пасквара наполовину была прикрыта металлическими пластинами, из-под которых тянулись провода, уходящие под воспаленную, сморщенную кожу. Бледные глаза не находились в глазницах, как положено, а торчали выдвинутыми вперед на цельной трубке, от которой расходились пульсирующие связки сосудов. Обе руки существа заменяли протезы с десятком подвижных пальцев на каждом, из груди торчал непонятный прибор, мерно гудящий в такт сиплому дыханию. Ржавин поблагодарил Вселенную за то, что его собеседник был одет в сероватую робу и ему не пришлось лицезреть остальное изувеченное тело, большего кошмара его голова не выдержала бы.

— Как, ну как, как все прошло? Установилась, да, да, ну же, ну. А точно, точно, забыл, — Коротышка спрыгнул с ящиков и метнулся обратно к компам, нажав там пару клавиш. — Говори, пробуй, говори.

— Что проискх-хо-одит? — Ржавин с трудом вытолкнул из себя пару слов.

— Все хорошо, хорошо, ты работаешь, работаешь.

— Руки бол-л... болят, ноги...

— Как болят, ничего не болят, как так, как так, вот же они, вот, смотри, как может болеть то, чего нет, еще не подсоединил, не прикрепил.

Ржавин посмотрел в сторону, куда указывал коротышка: там среди манипуляторов лежала какая-то машинерия.

— Что со м... мн... ой, больно.

Проклятая боль в конечностях превысила все возможные пределы, и Ржавин закричал.

— Нет, нет, нет, так быть не должно, не должно, я соберу, смотри, соберу и будут руки, будут ноги, пожалуйста, не кричи, не надо, не надо. Пасквару будет больно, очень больно.

Коротышка застучал клавишами, потом перебежал к дальнему пульту и заработал рычагами. Повинуясь его командам, сборочная система манипуляторов заработала, механические руки подхватили детали и начали прилаживать их к подвешенному Сергею. Заработали электрические отвертки, зашипели сварочные аппараты, вокруг все загремело и задвигалось. В воздух поднялись пластины корпуса, манипуляторы монтировали внутреннюю начинку, прокладывали кабели, паяли и свинчивали. Ржавин мычал и шипел, находясь на грани сумасшествия; он видел, как в него втыкают кабели, присоединяют всякое железо; тело коротило в конвульсиях, голова раскалывалась от мириад сообщений, врывающихся прямо в мозг.

Под него подкатилась платформа с металлическими членистыми ногами, тело плавно опустилось вниз, заработала сварка; перед глазами мигнула последняя иконка, и роботизированные руки отпустили Сергея.

Не в себе от ужаса, ничего не понимающему и не соображающему Ржавину хотелось просто убежать из этого кошмара, и тело выполнило приказ. Металлическая туша ринулась вперед, снося и ломая все на своем пути, с разгону вписавшись в стену и оставив на ней глубокую вмятину. В начищенной до зеркального блеска пластине стены отражался огромный металлический силуэт, в центре которого находился обрубок человеческого тела; от живого существа Ржавину осталась только часть торса выше живота и голова, треть которой занимало хаотичное нагромождение кабелей и датчиков, а вместо левого глаза зловеще светилась красная линза камеры.

— Ч... что это? — два механических манипулятора, заменявшие руки, вцепились в стену, оставляя на ней глубокие борозды. — Что со мной?

— Хорошо, все хорошо, отлично, отлично, главное, работает, работает же? А это я починю, починю, как новенькое будет, как новенькое, — коротышка присел и, всхлипывая, начал поднимать с земли разломанные части крана. — Я же не виноват, я не виноват.

— Пасквар, как ты смел, бесполезный выродок, запустить его без моего приказа?

— Не виноват, не виноват, не хотел, не хотел, он сам, я как приказали, как величайший приказал, загружал систему, память, память, архивы, а он сам, сам.

Коротышка рухнул на четвереньки и задом отполз к стенке, постоянно причитая и хныкая.

— Заткнись, не раздражай меня.

В комнату вошел высокий человек в серой мантии, под которой просматривался костюм такого же цвета: длинный пиджак, доходящий до самых колен, с магнитными защелками вместо пуговиц и торчащими из всех карманов непонятными устройствами; ниже виднелись брюки в тон, обшитые тонкими полосами блестящих металлических пластин. В отличие от Пасквара, он имел вполне человеческое лицо, только кожа была не цельная, а сшитая бесцветными нитями из множества разноразмерных лоскутов. Лицо, полностью лишенное мимики, выглядело пугающе и чуждо, как разговаривающая кукла, просвечивающая холодным взглядом мутно-серых глаз.

Следом, согнувшись, чтобы пролезть в дверь, вошло огромное, закованное в металл существо. Четыре механические руки уперлись в пол, здоровяк неспешно осмотрелся и застыл на месте. За стеклом похожей на сферический шлем глубоководного аквалангиста брони не было лица, только зеленоватая трепещущая дымка.

— Кто вы такие? Где я? — Ржавин с трудом заставил непослушное тело развернуться к вошедшим.

— Что?! Что ты сказал?!

— Где...

— Кто тебе разрешал говорить?! Кто разрешал задавать вопросы?! Ты понимаешь, безмозглая железяка, кто перед тобой стоит?!

Сергей опешил от крика незнакомца и замолк, не зная, как подступиться с вопросами к сумасшедшему психу.

— Ты, выродок, — серый тип подошел к скорчившемуся на полу Пасквару и со всей силы пнул его ногой, отчего хилое тельце коротышки отскочило, ударившись в стену. — Ты смеешь утверждать, что произвел сборку и загрузку данных верно? Так какого оно говорит со мной?! Безмозглый задает мне вопросы, очень неудачная шутка, мразь! — пнув несчастного еще раз, он развернулся к здоровяку. — Взять этого.

Повинуясь приказу, махина задвигалась, протянув одну из рук к Пасквару.

— Нет, нет, я ничего, ничего не сделал, я не виноват, не виноват!

Металлическая клешня сомкнулась обхватив коротышку, отчего тот заверещал в два раза громче.

— Закройся, иначе следующим на очереди будет твой язык, будешь общаться текстовыми сообщениями, — Пиджак развернулся на каблуках, — теперь ты, дефектное недоразумение. Назови имя.

— Серге...

— Нет! У тебя нет имени! Ты должен подчиняться! Молчать и подчиняться! Ни о чем не думая, ни о чем не рассуждая! Безрукий выродок, все испортил.

Человек подошел к компьютеру, разбросав по дороге мешающее оборудование, опустив руки на клавиатуру, он быстро защелкал клавишами.

— Так, установка прошла, система встала нормально, работает и это тоже, нет ошибок в сборке, нет ошибок. Что за хренотень, — он поднял оценивающий взгляд на Ржавина, — в чем проблема? Значит, биологическая основа подвела, опять подсунули биомусор. Так, Пасквар, после наказания вернешься и разберешь это недоразумение, биооснову в сжигатель, криоцему мне, и не дай бог хоть поцарапаешь ее, когда будешь извлекать, отправишься следом за этим мусором.

— Высший, пожалуйста, пощадите, я же не ошибся, не ошибся, все установилось, все как надо, как надо.

— Ты слишком туп, чтобы понять очевидное, Пасквар: ты не просто ошибся, ты совершил фатальную ошибку, и только относительная полезность спасает тебя от утилизации. Сборка совершена, а значит, запись об этом осталась в системе, что, по-твоему, случится, если ее обнаружат? Что я отвечу другим, если меня спросят? Сборка есть, а предъявить нечего. Я, по-твоему, сделал бракованного, я ошибся?! Отвечай! Я ошибся?!

— Нет, нет, высший не может ошибиться, высший не может! — Пасквар задергался в захвате четырехрукого, хныча и извиняясь за свои слова.

— Верно, Пасквар, я не могу ошибиться. Тащи его на мой стол.

Безмолвный гигант встал и, согнувшись, вышел в коридор, печатая шаг металлическими ногами.

Ржавин толком ничего не понял из происходящего, кроме того, что его собираются разобрать на части; невыносимая боль забивала все мысли, соображать было невероятно тяжело.

— Эй ты!

— Заткнись, дефектный, жди здесь.

— Гнида!

Ржавину этот серый хлыщ уже был поперек горла, беседовать с такой скотиной не было резона, следовало просто найти кого-то поадекватней.

— Куда это ты направился?

Сергей, не обращая внимание на Пиджака, двигался к двери.

— Стоять!

Паукообразная платформа сама собой отрубилась, и он с лязгом опустился на землю.

— Невероятно, это не ошибка, это саботаж — подсунуть мне настоящие биоотбросы. Встань туда!

Тело Ржавина задвигалось без его воли и встало под краном.

— Что ты...

— Молчать, запрещаю тебе говорить!

Перед глазами промелькнула зеленая строка, дублирующая слова Пиджака, сообщение свернулось в точку, а потом появилось сбоку в виде обязательной директивы.

Перещелкнув несколько рычагов, Пиджак запустил рабочие манипуляторы, которые споро отделили торс Ржавина от платформы. Зажужжал кран, и он оказался в том же положении, что и изначально.

— Запрещаю двигаться! — зеленая строка добавила еще один приказ в список. — Только время потратил.

Смахнув с плеча невидимую пылинку, тип вышел, оставив Ржавина одного.

В голове Сергея творился настоящий ад, несуществующие руки и ноги болели все сильнее, поверх этого накладывался страх за свою жизнь, вынужденная беспомощность и сотни отчаянных вопросов: за что и почему с ним это происходит. Механические руки остались при нем, но чертов приказ блокировал любые попытки сдвинуться; сознание уже не выдерживало нескончаемой агонии и в один момент просто отключилось, погрузив Ржавина в благословенную тьму.

Очнулся Сергей от тихого хныканья; все тело жутко болело, но обморок все же немного помог, боль, по крайней мере, стала терпимой. Разлепив глаза, он осмотрелся: в комнате их снова было только двое. Причитающий Пасквар возился с внутренностями одного из кранов:

— Готово, готово, я все сделал, все, все, все делаю как положено, почему... — всхлипнув, он захлопнул крышку и вышел из-за перекрывающего обзор оборудования, хотя сейчас правильнее было сказать — выехал, вместо ног у коротышки теперь располагалась небольшая платформа на колесах. — Больно, больно, за что, почему, почему?

Коротышка поклацал переключателем и, когда послышался звук работающего мотора, нажал несколько кнопок. Задвигались механические манипуляторы, и к Ржавину пододвинулись три снабженные скальпелями и пилами руки.

— Очнулся, зря очнулся, зря, лучше быть не в себе, я знаю, лучше, намного лучше, — коротышка медленно подъехал к висящему Сергею и неуклюже сел, облокотившись на поточную линию. — Пришло время умирать, может, к лучшему оно, к лучшему, тут нечего делать, — он поднял вверх изувеченное лицо; видно было, что Пасквар пытался заплакать, но его полумеханические глаза не были на это способны. — Я чистым, был чистым, в настариуме сказали — умный, настар похвалил меня, сказал, Пасквар умный, он не будет работать на заводе, он достигнет большего, я достигну большего. Остался чистым, я ждал, надеялся, пришел он, пришел великий и взял к себе, тоже сказал — умный, умный и способный. Я знал, знал ведь, точно знал, чтобы служить великим, требуются жертвы, человек не может, не может, недостаточно сил. Был рад, был очень рад, от человека к машине, от машины к высшим, таков путь, так говорят, все говорят, мне так говорили. Рука, — он поднял вверх свой протез, — другая, сердце, глаза, импланты в мозг, все умнее и умнее, лучше и лучше. Понимаешь меня, ты ведь понимаешь? Не знаешь, но способен понять.

Коротышка перещелкнул рубильник, пилы на манипуляторах заработали.

— Знаешь, нет, не знаешь, я просто скажу, скажу как было. Там была девушка, не умная, просто хорошая, славная, да, славная. Пасквар думал, потерпит, перетерпит, станет высшим и заберет ее, она не будет рабочим, заберу, заберу оттуда, надо потерпеть, надо стараться, стараться. Она сейчас испугается меня, жуткий, я жуткий, как безмозглый, совсем как они.

Сидящий перед ним несчастный киборг опустил голову и захныкал, похрипывая писклявым голоском:

— Надеялся, надеялся, но все впустую, я не стану, совсем не стану, никогда не стану великим, потому что ему не это нужно. Ему нужен Пасквар, чтобы провернуть дельце, втихую, тихо, незаметно, создать безмозглого, особого, другого. А потом настанем моя очередь, да моя, я тоже стану маленьким, уродливым безмозглым. Я исчезну на столе, на том кровавом столе, буду лежать, лежать, и будет больно, очень больно, а потом пустота, и еще одна машинка катается по куполу, еще одна, одна из сотен, одна из тысяч, одна из миллионов. Я не хочу так, — Коротышка вновь посмотрел на безмолвного Ржавина, а потом на вращающиеся пилы. — Зачем эта криоцема, что делает, что делает, не знаю, никто не знает, он знает, хочет безмозглого с ней. Хотел тебя, но другой, ты другой, нельзя думать, нельзя говорить, безмозглый должен подчиняться.

Коротышка встал и подошел к консоли, его рука замерла над клавиатурой:

— Хочешь жить? Хочешь? Или нет? Хочешь?

Ржавин, несмотря на боль, сейчас хотел жить как никогда; застывшие перед ним вращающиеся пилы, призванные разделать его тело, заживо вселяли любовь к жизни надежней некуда, но ответить не мог, чертов приказ все еще действовал.

— Да, нет, да, нет. Просто, просто ответь.

Сергей изо всех сил пытался хоть замычать, но все было без толку.

— Почему, почему молчишь? — Коротышка подошел к компьютеру и заглянул в монитор. — А, дело, вот в чем дело, понятно, понятно, — он слабо ухмыльнулся, — великий, тоже мне, кто такой, кто такой, неподтвержденный приказ, неподтвержденная директива, есть приказ — нету приказа.

Сергея будто прорвало, плотина рухнула, и он засипел:

— Да, хочу!

Ничего не говоря, коротышка отключил директиву, запрещающую двигаться; металлическое тело Ржавина плавно опустилось, заработали механические руки, приваривая пауконогую платформу на место.

— Вот и все, все, все. Смотри сюда, сюда, — перед глазами всплыла карта с отмеченным маршрутом, — путь наружу, сам нашел, просто забавлялся, просто игрался и нашел, такой, как ты, пройдет, другой нет, другой совсем нет. Не оставайся, тут найдут, обязательно найдут, иди, иди куда хочешь, может, повезет, может быть, — коротышка покопался в одном из ящиков и кинул Ржавину коричневый балахон, — как у всех, такой как у всех, не заметят, просто безмозглый, обычный безмозглый, говори как машина, только как машина и никто не поймет, никто, совсем никто.

Сергей натянул коричневую тряпку на верхнюю часть торса; к балахону прилагался глубокий капюшон под которым удачно скрывалось его лицо, вряд ли тут его кто-нибудь узнает, но не видеть свою полумеханическую харю в отражениях — тоже благо. Сделав несколько шагов на выход, он обернулся:

— Пойдем со мной.

Ему по-человечески было жалко изуродованного киборга, да что говорить, он и сам теперь был такой же, родственные души. Не хотелось оставаться в этом аду совсем одному и не хотелось осознавать что этого коротышку через некоторое время за его побег препарируют по живому.

— Нет, нет, я не сбегу, совсем не сбегу, он позаботился, предусмотрел. В тебе нет этого, маячка, маячка, ты секрет, а я нет, во мне есть, — он посмотрел на Сергея, в глазах Пасквара светилась решительность. — Я не останусь, пусть он провалится, в бездну, бездну, к ржавым богам, к ржавым. Я тоже уйду, уйду единственным способом, уйду, и ты иди, иди, есть полчаса, только полчаса, спеши.

Ржавин пожал плечами, видно, у коротышки все же был какой-то план, размышлять об этом было невыносимо, проклятая боль в руках и ногах становилась сильнее с каждой минутой.

Вырулив в коридор, Сергей направился вдоль зеленой полоски, рисуемой перед глазами системой, все шесть рук-манипуляторов его не слушались, но платформа работала исправно

«Этого достаточно, чтобы уйти в безопасное место, об остальном побеспокоимся позже».

Он пробирался сквозь хаотичное нагромождение коридоров, проходов, залов, комнат, заводов, повсюду работали сотни непонятных механизмов, тянулись километры труб и проводки, скрипели поточные линии, гудели монструозные генераторы и перемигивались лампочками щитки. По пути встречались обычные люди в грязно-серой спецовке, занимающиеся всем — от уборки до мелкого ремонта, иногда попадались монструозные механические полупауки, такие же, как он. Эти киборги занимались исключительно сложными механизмами, что-то устанавливая, ремонтируя и проверяя. И последние, схожие с Паскваром, протезированные люди неспешно расхаживали с портативными компьютерами, руководя и координируя работу. Подобных Серому пиджаку не было, и этому факту можно было только порадоваться, Ржавин чувствовал, что из всех населяющих этот металлический вертеп существ только у подобных Пиджаков могли возникнуть к нему вопросы.

Проскочив несколько заводов и сборочных цехов, передвигаясь по подвесным мостикам, Ржавин спустился на несколько уровней вниз, где по карте начиналась сеть канализации, и замер напротив устойчивой к воздействию агрессивных химикатов створке, именно так система определяла огромную металлическую дверь.

Проход перегородил один из паукообразных киборгов, ворочавший своей клешней толстенный стержень, на котором держался магнитный засов. Обойти железяку — не вариант, альтернативные спуски вниз располагались очень далеко, за установленные коротышкой полчаса туда не добраться.

— Требуется доступ к магистальному трубопроводу, — попробовал изобразить из себя машину Ржавин.

Киборг приостановил свою работу и развернулся к источнику голоса, три светящиеся точки из-под капюшона уставились на Сергея:

— Производятся ремонтные работы, доступ временно заблокирован, ожидайте.

— Обнаружена разгерметизация в системе, время реагирования ограничено, запрашиваю доступ к магистральному трубопроводу.

Киборг ненадолго задумался:

— Время выполнения ремонтных работ пятнадцать минут, ожидайте.

— Ответ отрицательный, разгерметизация трубопровода со временем увеличивает сопутствующий ущерб системе, требуется экстренный ремонт.

— Принято.

Ржавину показалось, что киборг вздохнул, но, скорее всего, это был выверт воображения. Он развернулся к створке и, трансформировав одну из конечностей в сварочный аппарат, срезал только что установленные крепления, вырвал короб магнита, порвав все провода. На пол опустились блок замка и запор; потянувшись всеми шестью конечностями, киборг со скрипом отодвинул створку, пропуская своего спешащего коллегу внутрь.

— Премного благодарен, — протараторил Сергей, протискиваясь внутрь.

Киборг озадаченно почесал металлический затылок, смотря вслед незарегистрированному в базе юниту, привычка скрести голову, задумавшись, у него существовала всегда, со дня активации. Обслуживающий персонал часто ругался, заменяя расцарапанную пластину, но избавиться от этой особенности никак не выходило. Выбросив из памяти несущественную информацию, он налег на створку, закрывая проход, теперь придется начинать установку замка с нуля; отослав соответствующий отчет в систему, киборг вернулся к своему заданию.

После металлической двери заводские пейзажи сменились сплошным нагромождением труб, нескончаемые коридоры тянулись во все стороны, предоставляя грузному телу Ржавина минимум места и скудное освещение. Спускаясь и поднимаясь по лестницам, он стремился к отмеченной на объемной карте точке, поворот, еще один, и еще, цель маршрута достигнута. Сергей оказался над гигантской трубой, ведущей наружу, у его ног расположился вентиль, открывающий доступ внутрь. Круглая крышка шлюза плотно прилегала к трубе, на глаз весила эта «калиточка» не меньше полутора тонн. Если под словами «там пройдешь только ты» коротышка подразумевал эту крышечку, то он был абсолютно прав, человеку эту махину даже не сдвинуть.

«Так соберись, тряпка, соберись, будет немного больно».

Боль в конечностях немного притихла, пока голова была занята побегом, но попытка использовать бессильно повисшие манипуляторы вернет все вспять.

— Ну сука, давай! Вперед!

Два манипулятора схватились за вентиль и со скрипом начали его проворачивать, в голову ударила резкая боль, несуществующие руки будто опустили в кипяток. Хотелось кричать, но Ржавин только хрипел. Отвинтив запор, он взялся за крышку, толстенная плита медленно сошла со своего места и начала подниматься. Тяжести не ощущалось совсем, с другой стороны, изувеченные руки вместо кипятка очутились в расплавленном железе, выносить это было уже выше человеческих сил, но Сергей отчетливо понимал — если он не сделает этого сейчас, второй попытки не будет. Заставить себя пройти через этот ад дважды он не сможет. На последнем усилии люк поддался, и Ржавина тут же отрубило на несколько минут, сознание просто отключилось, спасая себя от грядущего истязания.

Придя в себя, он с большим трудом поднялся на ноги, хорошо, что падать тут толком было некуда, в зазоры между трубами его туша не пролезет при всем желании. Из раскрытого люка в потолок била струя желто-зеленого пара.

— Неизвестный газ, произвожу анализ, — проплыла строчка перед глазами, — анализ завершен, отходы от обработки гисперита, внимание, газ токсичен для живых существ, обладающих биологической легочной системой. Газ отрицательно влияет на структурную целостность некоторых сплавов, список прилагается, газ при длительном воздействии окисляет определенные металлы, список прилагается.

— Хватит, хватит, просто скажи: я могу пройти по этой трубе или нет?

Зеленая строчка, перечисляющая все материалы, на которые мусорный газ влиял негативно, остановилась и исчезла. Вместо нее появилась короткая надпись: «Нахождение в данной среде не несет опасности повреждений в течение полутора часов».

— Зашибись, — не теряя больше времени, Ржавин скаканул вниз, приземлившись на все шесть ног, труба лязгнула, по ней пронесся громкий гул, а спустя секунду еще один, в три раза сильнее, крышка от вибрации захлопнулась, громыхнув всеми полутора тоннами веса по трубе. На минуту Сергей почувствовал себя внутри церковного колокола — голова ходила ходуном, а в ушах стоял непрекращающийся звон. Задевая повисшими руками стенки, он двинулся сквозь свистящий газ, по плану труба вела прямехонько за пределы города, на пути не стояло ни единого заслона, значит, о природе местные не особо беспокоились, иначе снабдили бы систему хоть каким-то очистителем.

По таймеру канализационная прогулка заняла сорок восемь минут; протаранив хлипенькую решетку на выходе, Ржавин съехал вниз по мусорной куче и остановился. Настолько унылого зрелища он не ожидал, даже насмотревшись на удушающие, скованные металлом переходы внутри. До горизонта, куда доставал взгляд, лежали кучи ржавого мусора. Бесконечные тонны металлов, от мелких деталей до огромных каркасов непонятно чего. Ржавые остовы техники, зданий и даже чего-то напоминающего космический корабль; все это беспорядочной массой валялось на земле, полностью закрывая ее под металлическим ковром отходов. Затянутое серыми облаками небо только добавляло безысходности в пейзаж уничтоженной планеты. В голове промелькнула мысль что не везде так, может, только эта зона была отдана на поругание заводам, а где-то вдалеке существуют обычные города, живут люди в окружении растительности, не задумываясь об этом ужасе.

«Может и так, только с трудом верится».

Ржавин отошел от трубы на пару сотен метров; место, откуда он выбрался, представляло из себя невероятный по размерам металлический купол, под таким поместится целый город. Наверняка так оно и есть, город под крышкой.

Снаружи стоял лютый мороз, чувствительность роботизированного тела к температуре была невысокой, холод едва ощущался только живой частью, но системные сообщения предупреждали о возможном переохлаждении организма, вплоть до смертельного исхода через три с половиной часа. Решение нашлось только одно: от купола расходились несколько тепломагистралей — если двигаться вдоль труб, то смерть от обморожения ему не грозит, с другой стороны, подземные туннели вели неизвестно куда, загруженная коротышкой карта ограничивалась металлическим городом.

«Путь в пустоту», — Ржавин, задумавшись, обозревал округу с горы металлолома.

— Назад пути нет, впереди ржавая пустошь, ну и попал же я, — вздохнув, он спустился вниз и направился к ближайшей теплотрассе. Была мысль выбрать путь считалочкой, с другой стороны, почему бы просто не воспользоваться ближайшим, тут либо повезет, либо нет.

* * *

«Серега, и куда тебя занесло черт подери?» — он приложился к теплой трубе и попытался отдышаться, фантомные боли в отсутствующих конечностях изматывали разум, их можно было терпеть час, два, три, но рано или поздно наступал момент, когда силы воли уже не хватало. Ржавин от бессилия бросался на стены, оставляя глубокие борозды вокруг множеством манипуляторов, иногда доходило до того, что на грани потери разума он бился головой о стальные конструкции. Голова оставалась единственной частью тела, которая за прикрытием металла еще что-то ощущала, и в первую очередь она ощущала боль, но другую: синяки, ушибы, порезы, все это немного отвлекало от постоянно терзающей агонии, хоть на десяток минут отсутствующие руки и ноги не доводили Сергея до безумия, а потом все возвращалось на круги своя. Выхода не было, он ревел от ярости, свернувшись калачиком, бессвязно шипел, раскачиваясь в темном углу, или, когда цепкие когти безумия подбирались совсем близко, из единственного оставшегося человеческого глаза лились редкие слезы, а модулятор голоса жалобно скрипел, не в силах изобразить нужный звук мучающегося на грани человека.

В редкие моменты, когда боль отступала, Ржавин бессмысленно брел вдоль тепломагистрали. Технические туннели, в которых проходили трубы, были захламлены разным металлическим мусором, обсыпавшимися кусками стен и потолков. Встречалась торчащая из разломов арматура, проржавевшие запчасти каких-то механизмов и обломанные куски труб. Половина этого мусора попадала сюда сверху. Большая часть канализационных крышек отсутствовали на своих местах, открывая обзор на затянутое желтовато-серыми тучами небо. Горы хлама с поверхности заваливали технические отверстия канализации, проникая вниз. Другим фактором захламления являлось возможное существование таких же, как он, бродяг, разносивших мусор по всей протяженности тепломагистрали. Передвигаться по поверхности было нереально из-за лютого мороза, даже он, будучи на восемьдесят процентов железякой, выдерживал этот холод не более пары часов, устраивать эксперименты на себе и пытаться дотянуть до расчетной трешки Ржавин не стал пытаться. Тепло труб кое-как спасало от смерти в виде куска металла с промороженным ошметком мяса внутри.

Ржавин разгреб очередной завал, разогнув хлипенькую решетку, ржавые прутья легко ломались под напором манипуляторов. Еще пара минут, и препятствие окончательно сдалось: болты, удерживающие решетку, просто вылетели вместе с бетоном, и вся конструкция рухнула на Сергея, он едва успел отскочить. По факту вся его получасовая возня с прутьями теперь стала бессмысленной, но задумываться о таких мелочах просто не было сил, достаточно того, что можно было идти дальше.

Управление механическими руками приравнивалось к медленной пытке, осознанно получалось задействовать только два манипулятора, и ощущения при этом были, как будто работаешь руками, в которые через каждые пять сантиметров вбили металлические клинья, на которые подали слабый ток. После любой мелкой операции ноющая боль становилась просто невыносимой. Сергей уже боялся пошевелить руками хоть на миллиметр, но рано или поздно приходилось выбирать: либо лечь на месте и сдохнуть, либо обречь себя на новую пытку, разгребая завал. Пока что удавалось преодолеть свой страх, но тут «пока» было ключевым словом.

Передвижение, слава богу, не требовало таких жертв. Топорно и неуклюже его металлическая туша тащилась куда надо без особых усилий. Платформа исправно перебирала механическими паучьими лапками, цепляясь за все, что встречалось на дороге.

Проползя метров сорок, Сергей остановился, прислонившись головой к холодной поверхности какого-то распределительного узла, скоро будет приступ, он снова сорвется, не в силах выносить усилившуюся боль, в этот момент лучше находиться в месте, где поменьше всякого торчащего острого хлама. До желания самоубиться он еще не дошел, так что имело смысл побеспокоиться о собственной сохранности. Металл, к которому он приложился, был ледяным, однако Ржавин почувствовал лишь слабый холодок. Изо всех сил сдерживая готовый вырваться крик боли, он метался взглядом по темному туннелю.

«Боже, помоги мне пережить этот ужас, пожалуйста, я ведь ничего такого не совершил, пусть это закончится».

Сергей был убежденным атеистом, но изматывающая пытка довела его до крайности, когда человек готов вопрошать хоть к религии, хоть к космической суперразумной утке. Безвыходная ситуация испытывала его на прочность, и Сергей уже был счастлив сломаться, лишь бы все прекратилось, но увы, эта пытка не имела конца, никто не желал от терзаемого никаких секретов, никому не нужна была его готовность покаяться во всех грехах, Ржавин должен и будет страдать совершенно бессмысленно.

На глаза попалась выделяющаяся из обычной кучи мусора железка, устройство казалось Сергею знакомым, хотя это было и не так. Местные проржавевшие технологии никак не сходились с виденными на Земле, и все же чувство узнавания не уходило.

Газовый аккумуляторный блок малого воздухоочистителя. Голову прострелил приятный импульс, и в мозг потекли строчки информации, дублирующиеся ровными колонками спецификаций перед глазами. Аккумулятор для полевых воздухоочистителей ядовитых сред, подходит к моделям линейки Перестома, от АВА-5500 до АВА-7000. В блоке, кроме самого аккумулятора, имеется газовый генератор. Сергей ведомый любопытством начал копаться в своих вшитых познаниях, конструкция аккумулятора показалась ему весьма интересной. Помимо неизвестных ему ранее сплавов, использующихся для пластин, тот самый газовый генератор подключался к внутренностям воздухоочистителя и создавал электричество из химических реакций очисти воздуха, заряжая аккумулятор вместо генератора переменного тока.

Схема блока высветилась прямо перед ним и наложилась на валяющуюся на земле железку. Забыв о последствиях, Ржавин потянулся манипуляторами к захватившему его внимание устройству.

«Корпус целый, газовый блок слегка потрескавшийся, но это легко отремонтировать, — он перевернул коробку и заглянул вниз: — Разъемы крепления в грязи, один оторван — пустяки, судя по маркировке, превышен срок эксплуатации, вероятно, раствор электролита частично потерял свои свойства, но он все равно рабочий. Кто в здравом уме выбрасывает рабочее устройство, когда тут половина механизмов — проржавевшее старье?»

Не выдержав, Сергей аккуратно разместил аккумулятор на своей платформе, в одном из ящичков, прикрепленных у основания его торса. Оставить рабочее оборудование валяться и гнить ему не позволил внутренний протест подсознания, как будто любая железка являлась для Ржавина гербом, флагом и гимном его личного государства, и ее потеря — ничто иное, как немыслимое предательство.

Пройдя пару сотен метров, размышляя о том, как провернуть простенький ремонт аккумулятора с наименьшими затратами времени и материалов, Сергей застыл на месте, пара механических ног замерла в воздухе.

«Боль отступила, не исчезла — ничего подобного, но отступила. Приступа не случилось, не пришлось проламывать головой стены, никаких криков, никаких истерик».

Очумев от произошедшего, Сергей, наплевав на боль, заметался по туннелю, подхватывая одну железку за другой, большинство из попавшего в манипуляторы являлось откровенным хламом, однако попадалось и кое-что ценное, с найденным аккумулятором не сравнимо, и все же! Разные устройства разбирались на месте, рабочие узлы, детали, корпуса собирались в ящичках: все, что может быть использовано, все, что возможно починить. Перед глазами мелькали схемы и списки устройств, как одержимый Ржавин искал в хламе запчасти, чтобы собрать хоть парочку рабочих механизмов.

В туннелях было мало мусора, и он стал делать часовые рейды на поверхность, гора металлолома в небольшой распределительной каморке все увеличивалась, а он плакал от радости при виде ржавых болванок. Металлические руки нежно и аккуратно вытягивали редкие сокровища из гор мертвого металла, и как заговоренные раскладывали находки ровными рядами под землей. Что-то можно было исправить, что-то достаточно было перебрать и почистить, из десятка разбитых насосов собрать один рабочий. Сергей радовался как ребенок, работая как одержимый, вечная боль отошла на задний план не способная соревноваться с помешательством несчастного киборга.

Очнулся Ржавин через три дня, в процесс собирание хлама вмешался обыкновенный голод, до этого Сергей и не подозревал, что все еще нуждается в пище и оставался бы в неведении и дальше, если бы конструкторы его тела не позаботились о соответствующем предупреждении: «Питательная смесь для органической составляющей организма на исходе, требуется восполнение запасов», — гласило всплывшее сообщение. Проанализировав самого себя, как он делал это с деталями, Ржавин узнал, где находится контейнер для питательной смеси и как это работает. В пищу его тушке подходил практически любой биологический материал, растертый до состояния кашицы. Сам по себе первоисточник не имел значения, хоть траву жуй, хоть мясо, важно только содержание витаминов и необходимых белков. Где только в этом царстве металлолома найти хоть что-то съедобное?

Поразмышляв над своим положением, Сергей пришел к выводу, что единственный его шанс заключается в нахождении аборигенов, какого-нибудь поселения, может, существуют жилые купола подобные тому, из которого он сбежал, не настроенные разобрать незнакомца на запчасти при первой встрече? Один черт, вариантов действия у него всего два: идти по тепломагистрали вперед или идти назад. В обратном направлении его расчленят и выбросят на помойку, впереди — полнейшая неизвестность.

— Ну что, Серый, понадеемся на удачу? — От звуков собственного хрипяще-лязгающего голоса на него навалились печаль и апатия, но Ржавин преодолел моментную слабость, схватив ближайшую батарею и приложившись к ней щекой. Сразу полегчало, железки действовали на организм как доза успокоительного, и пусть это было ненормально, ради ослабления боли он готов был жрать любую наркоту, не то что тискать металлолом.

Чуть не рыдая, Сергей распихал не поместившиеся в коробах детали по тайникам и отправился в путь, С собой он взял только то, что смог довести до рабочего состояния, в большей степени не потому, что предполагал, будто это богатство может понадобиться, а из-за психологической невозможности заставить себя его бросить. Второй причиной таскать это добро была необходимость прибегать к железотерапии, когда начинало припекать и боль преодолевала определенные границы, за которыми терпеть становилось невыносимо.

Попутно осматривая валяющиеся на земле предметы в надежде найти сокровище типа того аккумулятора, Ржавин преодолевал километр за километром, заодно осваиваясь с манипуляторами. В бессознательном состоянии корпения над механизмами он частенько использовал больше двух манипуляторов, и вообще можно было избежать болезненной процедуры использования фантомных рук, если достаточно четко представлять себе движение роботизированных конечностей. Они отзывчиво выполняли все, что от них требовалось, проблема была не в системе, а в неспособности человеческого сознания мысленно программировать их работу. Действуя инстинктивно, Сергей отдавал каждому манипулятору до сотни команд в секунду, осознанно же получалось не более пяти разрозненных приказов, не удивительно, что программа игнорировала подобные жалкие потуги. Требовалось осознать и принять, что кроме своей головы у него теперь имеется мощный компьютерный кластер, вживленный прямо в мозг.

Процесс управления напоминал медитацию, приходилось осознанно притуплять свои мысли, чтобы почувствовать канал связи с машиной. Медитировать получалось с переменным успехом, но прогресс однозначно проглядывался. При полной концентрации более или менее удавалось подчинить одну руку, в ремонтном экстазе срабатывало до четырех из шести, огромный крановый манипулятор за спиной пока оставался глух к любым приказам.

На второй день пути однообразный туннель начал уступать лабиринту развязок, энергоузлов и заблокированных подстанций перед массивными, намертво заблокированными люками; на тех висели полустертые таблички с обозначением порядковых номеров, все из которых находились в памяти Сергея. Смена экспозиции могла быть хорошим знаком, Ржавин приближался к источнику всех коммуникаций, оставалось молиться, чтобы это была не очередная автоматическая станция без единого живого существа внутри.

Пищевая смесь закончилась сутки назад, и тело начало сбоить. Мозг, не получая необходимого питания, нещадно стопорило, иногда Сергей при выполнении простейших задач зависал на несколько минут, не понимая, где он находится и что делает, в довесок усилилась боль, и железотерапия уже не помогала так хорошо, как прежде.

Завернув за угол, Сергей оказался по колено в горячей воде, огромная водопроводная труба, подвешенная под потолком, прохудилась в месте крепления, и парящие ручейки грязной жидкости сбегали по стенам вниз. Наверняка где-то под водой имелась сетка канализации, по которой все это куда-то девалось, иначе затопление не ограничивалось бы лужицей по колено. Ржавин попятился назад, пусть его железное тело не реагировало на кипяток, но бродить по полузатопленным туннелям не хотелось, да и альтернативных путей завались. Неожиданно стены мелко затряслись, с потолка посыпались остатки штукатурки, глухой гул, переходящий в дробный стук, раздался над головой. Приглушенный звон и свист прошелся по туннелям, постепенно смещаясь на север.

Ржавин поспешно вернулся на несколько поворотов назад, где видел подъем наверх. Слава богу, спуски в туннели тут сделали слоновьи, Сергей мог без труда протиснуть в них свое железное тело, упираясь паучьими ногами в толстые металлические скобы, вделанные в стены шахт. Откинув остатки люка, он выглянул наружу и успел заметить быстро удаляющийся состав. Местные поезда ходили по одной рельсе, поднятой над землей, она держалась на монументальных опорах на высоте пятиэтажного здания. Он уже видел эти рельсы раньше, но проход поезда поймал впервые. Подходить к путям близко было категорически противопоказано, похоже, тут считалось нормальным не заземлять конструкции под напряжением, и монорельс щедро бил током во все стороны, особенно это было хорошо видно в момент прохождения состава: электрическая дуга неслась вслед за ним, весело потрескивая в горах мусора. Пытаться привлечь внимание машиниста не стоило даже пробовать, поезда полностью автоматизированы, и в их программах нет ничего об встреченных на пути следования живых организмах, они даже не сообщают о таких пустяках в центр управления. Намного интереснее была станция, откуда он шел. Если подумать, постройка, достойная целой железнодорожной нитки, тут одна, к ней ведут все коммуникации в округе, и если Ржавин немного заблудился в переплетениях туннелей внизу, возможно, стоит воспользоваться другим ориентиром. Да, придется идти по поверхности, что рискованно, но дальше тянуть еще рискованней, с каждым часом ему становилось все хуже и хуже, компьютерная часть все дольше отвечала на его запросы и постепенно как бы отключалась от органической составляющей организма.

Приняв решение, Сергей вытащил свою паукообразную платформу наверх и припустил вдоль железки, удерживая безопасное расстояние от искрящихся путей.

* * *

Ржавин стоял перед гигантской рукотворной воронкой, кратер радиусом не меньше сотни километров простирался под ногами. Его стены были выложены ровными рядами многотонных плит, а в полускрытом желтоватым туманом центре располагался поблескивающий купол. Именно к этой громадине Сергея вывел монорельс, идти пришлось примерно полдня, и большая удача, что тут спусков в канализацию оказалось в разы, больше иначе смерть от холода бестолковому бродяге была бы обеспечена. В конце железка плавно ныряла под землю, проходя подогнанные под размер поезда ворота. Пытаться протиснуться следом — чистое самоубийство, створки как открывались, так и закрывались очень резко, оставляя максимум секундный зазор, да и бушующее электричество никуда не подевалось. Оставалось только искать проход в туннелях, чем он и занимался последнее время, шатаясь по лабиринту темных проходов. Ржавин вылезал то там, то тут, натыкался на глухие стены и завалы, последний люк вывел его к самому кратеру. Зрелище бесспорно потрясающее и одновременно удручающее, неизвестно, какой была планета изначально до того, как сюда ступила нога «человека», но та полусвалка-полузавод, которой она стала, не соответствовала понятиям Сергея о нормальной жизни. Он устало подогнул механические ноги под себя и опустился, этот движение было чисто машинальным, его железная часть ничуть не устала, и ей тем более не надо было сидеть. Устал он сам, устал бороться, было больно, холодно и тоскливо, стоило ли существование в виде банки с мозгами внутри железной скорлупы таких мучений? Этот вопрос посещал Ржавина все чаще.

— Это просто электростанция, — Сергей сказал это вслух лишь потому, что хотел услышать хоть что-то помимо завывания ветра. Увидев постройку своими глазами, он без труда отыскал ее спецификацию и назначение в памяти: автоматическая электростанция, работающая на радиоактивном материале, не имеет обслуги, только приходящих ремонтников. Ради экономии стройматериалов плохо экранирована и на десяток километров фонит радиацией. После выработки ресурса ее даже не всегда останавливали, в переплетениях систем этот объект имел низкий приоритет отслеживания и частенько заканчивал свой пятидесятилетний цикл существования взрывом. Местных это не особо беспокоило, купола надежно защищали от любых видов вредного излучения, а продления срока службы реакторов выходило по трудозатратам и стоимости не меньше, чем постройка нового, которые заводы пекли как горячие пирожки. Вот такая вот схема: с одной стороны, сверхнадежная, оттарабанивающая свой срок почти без поломок станция, зато чертовски малоремонтопригодная, если это касалось непосредственно реактора, который покоился в герметичной сфере, имеющей единственный шлюз для ввода и вывода топлива. По инструкции отработанные реакторы полагалось гасить в космосе, но, как видно из статистики, ни одной подобной операции не проводилось уже несколько сотен лет, по какой причине, не упоминалось.

Сзади лязгнуло железо, металлический мусор покатился со склона.

— Черт, Быч, неуклюжий тугородок.

— Не реви, смотри, эта хрень без оружия.

Ржавин сначала не поверил своим ушам, списав человеческую речь на слуховые галлюцинации, но, повернувшись на звук, он обнаружил вполне реальную парочку людей.

— Что это такое?

— Может, безмозглый.

— Их не выкидывают в рабочем состоянии, да и на вид больно целый.

— Приветствую вас! Я уж думал, что никого не встречу! — Сергей от радости чуть не заорал.

— Стой на месте, железяка!

Один из парочки вскинул что-то напоминающее оружие, по крайней мере, у этой штуки был ствол.

— Без проблем. Я безоружен и не собираюсь ни с кем драться, — Ржавин поднял вверх единственный подвластный ему манипулятор и сделал шаг назад, чтобы не раздражать своих потенциальных спасителей. Парочка выглядела непритязательна, оба одеты в жуткую смесь поношенных комбинезонов с вкраплением ржавых металлических частей, лица закрыты масками с респираторами. Левый таскал за спиной рюкзак, в несколько слоев замотанный в какой то полиэтилен, правый держал наготове трубу с прикрепленным к ней шлангом, уходящим за спину — явно не огнестрельное оружие, скорее, подобие огнемета.

— Что ты за хрень?

— Я просто потерялся, вроде жил под куполом, а потом раз — и очнулся снаружи неизвестно где, — Сергей попытался родить что-то правдоподобное и неопределенное одновременно, — можете мне помочь, я не ел несколько дней.

— Бом, разве безмозглые нуждаются в пище?

— Я тебе уже сказал, тугородок, не безмозглый это, что-то другое.

— Доходяга за него...

— Закрой пасть, — левый закашлялся, видно, говорить сквозь респиратор было не так просто. — Слышь, железка, а что у тебя есть. Чем заплатишь?

— У меня... у меня... — делиться работоспособными вещами жуть как не хотелось, но какой у него еще был выбор?

Ржавин полез в контейнер и, покопавшись, выудил неплохой фонарь, прочный, с несколькими режимами свечения плюс встроенным сканером металлов.

— Вот есть рабочий фонарь, если не нравится, могу предложить что-нибудь другое.

— Вываливай все что есть, мы с Бычом поглядим, приценимся.

Мысленно переломав себя через колено, Сергей аккуратно извлек отремонтированное оборудование и разложил его на куске металлической обшивки.

— Встань туда, да, вон к той торчащей железке.

Дождавшись, когда Ржавин отойдет на безопасное расстояние, парочка осмотрела оставленные вещи.

— Что за хлам, Бом, ни оружия, ни энергоячеек, сплошной мусор.

— Да погоди ты, — второй опустил оружие и внимательно взялся осматривать фонарь, не обращая внимание на слова напарника.

— Чего годить-то, чего? Барахло ненужное, сдадим железку Доходяге и все, а этот груз нахер.

Он небрежно бросил под ноги непонятное для него устройство и придавил его сверху железным сапогом.

Ржавин с ужасом смотрел, как с таким трудом собранный компрессор превращается в хлам, он жалобно звякнул, совсем как живой, тонкий баллон прогнулся и лопнул.

— Ты что сделал? — Сергей переводил взгляд с испорченной вещи на вандала и обратно.

— Отправил мусор в мусорку. Щас мы тебя...

— Ты что натворил, сука! — Вне себя от ярости, Ржавин ринулся вперед с неожиданной даже для себя самого прытью. Не успевший поднять ствол Бом отлетел от удара манипулятором как мячик, покатившись с горы хлама. Второй не успел даже удивиться, когда два механических щупальца перехватили его за ноги и вздернули вверх. — Мразь, теперь ты сдохнешь!

Где-то внутри его тела загудели сервоприводы, ослепленный яростью Сергей потянул манипуляторы в разные стороны. Жертва истошно заверещала и задергалась.

— Быч, помоги!!!

Хрустнули кости, во все стороны брызнула кровь, тело человека переломило как куклу, что-то противно чавкнуло, и в механических руках Ржавина остались висеть две половинки того, что недавно было живым существом. Воздух со свистом покидал получеловеческое горло, он еще не осознавал в полной мере, что сейчас сделал, кровавая пелена заливала глаза. Отбросив останки, Сергей потянулся к своему лицу, было плохо видно, что-то красное закрывало обзор, красное на лице, красное на руках, что за гадость такая.

— Сдохни, тварь!

За время расправы над напарником Быч успел очухаться; прогремел выстрел, и голова второго незнакомца лопнула как тыква. Тело, постояв еще мгновение, рухнуло в грязь.

С соседней горы мусора как ни в чем не бывало спустился закованный в проржавевшую броню толстяк с винтовкой наперевес. Спокойно добравшись до покойника, он тесаком отрубил тому голову и закинул ее в мешок.

— Ну что, железный, потолкуем?

— Ты кто?

— Меня зовут Диагорай, для краткости Дигги. Подрабатываю, отправляя всяких беспокойных личностей во тьму к проржавевшим богам, — толстяк присел на диск огромного колеса. — Ты, я смотрю, не местный, откуда пришел?

— Оттуда, — Ржавин махнул в сторону купола, все еще пытаясь справиться с непонятной дрожью. Расчленение живого человека не отозвалось в нем ни каплей сожаления, более того, уверенность, что этот варвар должен был сдохнуть, росла с каждой секундой, он пытался убедить себя, что совершил что-то ужасное, однако сознание полностью отвергало подобную нелепицу.

— Невероятно, что кого-то из твоей братии выкинули на улицу.

— А кто я?

— Хех, понятно, что дефектный, но все же, — толстяк поскреб себя по маске, — недосуг мне тут с тобой балакать. Хочешь, в город проведу, а заплатишь тем фонариком, вещь вроде дельная?

— Мне нужно поесть, иначе никуда не дойду.

— Дай глянуть инструмент, — Дигги ткнул пальцем в фонарь.

— Погоди!

Опасаясь повторения истории, Ржавин распихал все свое добро по ящикам, оставив только фонарик.

Толстяк внимательно изучил фонарь, пощелкал разные режимы, посветил сканером на ближайшую кучу хлама:

— Как заряжается?

— От любого генератора с нужным разъемом, шнур в ручке. Есть солнечная батарейка там же, и на крайняк от тепла можно, только долго.

— Дельная вещица, ладно, держи, он бросил Сергею пару пакетов с сероватыми брикетами. — Спрессованная муть, на вкус дерьмо, но тебе их, похоже, не жевать.

Проверять слова едва знакомого охотника за головами было некогда, на расправу с тем ублюдком ушли последние силы, он буквально чувствовал, как умирает органическая часть тела, и ежели его решились отравить, то разницы никакой, что так сдохнет, что по другому. Не глядя закинув брикеты в приемник, Ржавин уставился на индикатор состояния. Пустая полоска моргнула и заполнилась на треть: «Произвожу анализ... качество питательного вещества удовлетворительное, содержание полезных компонентов низкое, составлен отчет системы, составлен список недостающих полезных компонентов».

— Ну что, жить будешь?

— Похоже на то. Фонарь твой.

— Вот и сговорились, потопали в город. Что-то мне подсказывает, ты будешь для нас ценным приобретением. Как звать-то?

— Зови как хочешь, мне все равно, — махнул манипулятором Ржавин, собирая раздавленный компрессор, пришло время железотерапии, боль становилась нестерпимой. Разборка компрессора вполне подойдет, несмотря на повреждение, в нем осталось много целых частей.

Перед уходом Дигги отхватил голову второму трупу, забрал оружие и пищевые брикеты из рюкзака.

— Насколько я понимаю, тебе заплатят за их головы?

— Именно.

— Тогда я могу требовать свою долю, этот распотрошенный на моем счету.

Ржавин пытался не смотреть в сторону останков, пусть его организм никак не реагировал на кучу окровавленных потрохов, осознание, что он убил человека, заставляло чувствовать небольшой дискомфорт, что в миллион раз слабее реакции, которой он от себя ожидал.

— Обойдешься, не в том ты положении, Железяка.

— Все же мои требования вполне справедливы, но я не прошу часть вашей оплаты.

— Надо же, еще жратвы? — засунув руку в сумку, Дигги перебросил Сергею три пищевых брикета из запасов убитых. — Доволен?

— Почти, — на самом деле Ржавин не рассчитывал получить еще что-то материальное, но раз уж его новый знакомый расщедрился, отказываться было глупо. — Я надеялся обзавестись кое-какой информацией, сами понимаете, я вообще не в курсе происходящего.

— Ладно, в городе погутарим, в цикле особо не поболтаешь. — он ткнул пальцем в свой шлем-противогаз. Закинув сумку на плечо, Дигги уверенно затопал в сторону ближайшего люка. Они довольно долго находились на поверхности, и начинало подмораживать, к тому же вечером температура падала до неприличных минусовых значений.

Путь до города занял два часа сорок шесть минут, о чем услужливо сообщил внутренний секундомер, программа без участия Ржавина рисовала маршрут, отмечая все остановки и временные промежутки в пути, если понадобится, он сможет без проблем проделать обратный путь без проводника. Само поселение на гордое звание города не тянуло даже с натягом, скорее, то, что увидел Сергей, можно было назвать кустарным убежищем собранным из мусора и лома. Расположились жители мусорных пустошей в нерабочем колодце, только в данном случае колодец — это вам не дырка в земле с ведром на веревочке. Местные все строили с размахом и с таким же размахом добывали воду. Десятиэтажный подземный комплекс скважин и насосов, плюс гидромагистральный хаб, распределительная и очистная система, жилой модуль. В лучшие годы штат работников доходил до полутора тысяч разумных. Ныне от былого величия остались только проржавевшие стены и навечно застывшие металлические гиганты турбин, шлюзов и другого оборудования. После исчерпания грунтовых вод объект был заброшен, но, на удачу беженцев, часть старых систем использовалась для охлаждения реактора и по трубам прогонялась отработанная горячая вода, дающая достаточно тепла, чтобы в колодце могла существовать жизнь.

Обустроились люди не в жилом секторе, как можно было ожидать, а на одной из насосных станций. Комплекс строился вместе с реактором и некоторое время снабжал стройку водой; после закрытия радиационные экраны вывезли и в предназначенных для жизни комнатах жутко фонило, потому было решено использовать помещение, расположенное поглубже. Из осколков выброшенных экранов люди соорудили хлипенькую защиту и доживали свой век под землей.

Все это поведал Сергею Дигги после того, как они миновали жиденькую охрану врат, местные секьюрити, не особо проверяя, кто к ним пожаловал, без вопросов пропустили странную парочку. Мотив такого пофигизма пояснил его спутник:

— Нечего тут бояться, на нас всем насрать, если стоит кого опасаться, так это тутошних идиотов, а не пришлых бедолаг. Одно из немногих наших преимуществ — те, кто живут под куполом, нами не интересуются.

Дигги снял шлем, его морщинистое лицо было покрыто ожогами и какой-то серой коркой на полщеки, правый глаз закрыт и подтекал желтоватой слизью. Жидкая бородка слегка прикрывала изрезанный подбородок и покрытые волдырями губы.

— Опять отвалилась, — зашипев, Дигги достал сложенную вчетверо тряпочку и, вытерев под глазом, приклеил к нему скотчем грязный тампон. — Что, каков красавец? Ты, небось, под капюшоном не намного привлекательней, — он хрипло засмеялся, — привыкай, тут все такие: облучение, химожоги, жратва со всякой дрянью, здоровый человек тут за один год становится уродливой развалиной. Так и тянем лямку, пока не превратимся в прогнивший кусок мяса, кому-то везет сдохнуть раньше, быть долгожителем тут не модно. Без адаптивной железы вообще каюк, чистые в наших краях больше трех месяцев не протянут.

Ржавин полез в свои архивы и тут же узнал, что для большей производительности рабочим вживляют дополнительный орган, позволяющий некоторое время функционировать в экстремальных условиях и выводящий из организма всякую дрянь. За счет него они и могли существовать в двух километрах от реактора, хотя и недолго, примерно десяток лет — это потолок возможностей. Более подробная информация отсутствовала, железа была продуктом отдела биоконструирования, и ему по должности не полагалась знать, как она выращивается и вживляется.

— Потопали, хватит пялиться, — Дигги защелкнул на воротнике респиратор вместо шлема и махнул рукой в сторону ближайшего коридора.

На пути им встречались другие жители Колодца, делившиеся на две категории: люди в броне и противогазах и кашляющие оборванцы, забившиеся по углам. Люди пытались изобразить нормальную жизнь как могли, многочисленные перегородки делили свободные комнаты на узкие пеналы-квартирки, то тут, то там встречались магазинчики, торгующие едой и просроченными припасами, на перекрестках располагались импровизированные бары с собранными из мусора стульями и столами. Повсюду слышались разговоры, иногда раздавался кашляющий смех, народ спешил по своим делам, перетаскивая разнообразные ящики, катал поскрипывающие тележки, но, несмотря на все старания, дух обреченности витал в воздухе. Тут не жили, тут ждали своей смерти те, кому не хватало духу покончить с мучениями, или те, кто был слишком упрям, чтобы просто сдаться. Никакой перспективы, никакой надежды, нет шанса на хороший конец, некуда стремиться, некуда бежать, вся планета — одна большая радиоактивная мусорка, они все обречены просуществовать остаток своих дней, медленно сгнивая и разлагаясь, и теперь Ржавин был один из них, такой же обреченный.

Дигги остановился.

— Я тебя дотащил до нашего ржавого царства, мой контракт выполнен. Теперь есть два варианта: первый — катись на все четыре стороны и делай что хочешь; второй — я тебя отведу к Воротиле, с которым сам работаю, он тут за главного, по крайней мере, держит большую часть Колодца. Он тебя приютит, с тебя ремонт хлама, с него защита и прокорм, думаю, честная сделка, намного лучше того, на что могут рассчитывать пришлые.

— Погоди, я хотел спросить...

— Сговоришься с Воротилой, он ответит на все дурацкие вопросы, чесать языком ему привычно. Откажешься, я отвечу на три твоих вопроса, как обещал, и пока-пока. Ну?

Размышлял Ржавин недолго: остаться одиночкой в полной неизвестности или поступить на службу к местному авторитету? Выбор очевиден, да и чего бояться — максимум разберут на запчасти, тоже мне потеря. Пережив многочасовую пытку, под давлением маячившей на периферии сознания боли Сергей уже не так категорично относился к вопросу собственного выживания. Мысли о том, чтобы разом прекратить этот кошмар, не раз посещали его голову.

— Давай второй вариант.

— Верный выбор, давай за мной.

* * *

Город под куполом

— Мразь, выродок, бесполезный мусор, ублюдок, — безвольное тело отлетело в сторону, оставляя за собой кровавую дорожку, — как ты посмел! Как! Ты! Посмел! Ничтожество!

Удары ногами сотрясали мертвого коротышку, но ему уже было все равно, захлебываясь от ненависти, Серый Пиджак вымещал на мертвом слуге свою ярость, его чистенький костюм теперь был весь в багровых разводах и точках. Изрыгая проклятия и ругательства, он превращал труп в отбивную минут десять, пока разум не осознал бессмысленность происходящего.

Когда Пиджак зашел в мастерскую, мертвый Пасквар висел на окровавленных манипуляторах, мерзкий коротышка все сделал наверняка. Один хирургически точный удар скальпеля моментально убил и биологическую, и механическую часть тела. Разбитый реактор и пробитое сердце, никаких шансов на оживление, однако и этого ему показалось мало, ведь мозг после смерти тела еще жил некоторое время, мастера кибернетики способны были заставить работать даже сильно деградировавшие мозговые ткани, но разрубленный на десяток частей орган уже никуда не годился. Пасквар запрограммировал пилы, чтобы они буквально раскрошили его череп на мелкие кусочки, без шансов, из этого месива нельзя было вытащить ни бита полезной информации.

— Где криоцема, выродок?! Куда ты ее дел?! — Пиджак подавил новую вспышку гнева, за всю жизнь это был самый серьезный провал, конструктор Саварес никогда так не ошибался, никогда не подходил так близко к пропасти. Стоило кому-то наверху прознать о криоцеме, и его существование не будет стоить и дешевой батареи, они выпотрошат его как биомусор с нижних этажей, заставят страдать, заставят пожалеть о том, что разумный по имени Саварес вообще существовал в этом мире.

Он попытался успокоиться, сейчас как никогда требовался чистый разум. Дефектный пропал, Пасквар собрал его снова, собрал и отменил приказ Савареса не двигаться, но он еще здесь, никто не спешит его арестовывать, никто не тащит на допрос. Значит, дефектный покинул купол; полчаса, ровно столько система реагирует на незарегистрированный юнит, потом бродячего киборга должны схватить, плюс-минус минут пять минут система сопоставляет записи, и у безопасников возникает множество вопросов к одному конструктору. Раз ничего из этого не произошло, значит, безмозглый сбежал. С одной стороны, это для Савареса спасение, с другой — найти беглеца не представлялось возможным, его уровень никак не позволял незаметно отправить кого-то за пределы купола.

«Требуется все тщательно обдумать, все предусмотреть и взвесить, а пока... — Саварес осмотрелся. Придется самому подчистить концы, убрать все следы его деятельности и тихо вернуть мастерскую в систему. Никто ни о чем не догадается, датчики постоянно сбоят, и такие малоприоритетные помещения иногда выпадают из системы на годы. Труп в сжигатель, стереть все накопители и обнулить систему компьютеров».

Немного успокоившись Саварес принялся за работу; его план не провалился, просто отодвинулся на неопределенный срок, он всегда умел ждать и терпеть, новая возможность обязательно подвернется, надо только держать глаза открытыми.

«Жди меня, дефектный ублюдок, я до тебя доберусь и вырежу криоцему своими руками, хватит с меня ненадежных помощников».

В лучшем случае безмозглый загнулся в десятке километров от купола или добрался до помойных жителей, оба варианта приемлемы.