Полюби меня, если сможешь (гет)

— Включаю инфракрасное сканирование…

— Внимание всем постам…

— Высокая облачность, картинки со спутника нет…

В гулкой тишине зала слышались только отрывистые реплики офицеров дежурной смены, голос координатора и быстрый стук клавиш. Мура следила за маячками на экране, отдавала указания, что-то говорила ребятам — и все это время неотступно, даже не оборачиваясь, чувствовала за спиной присутствие Бати. И когда контр-адмирал, что-то спросив у Петрова, вполголоса выругался, а потом как обычно бесшумно направился из ИВЦ, почувствовала тоже.

Бросила взгляд на часы, отметила движение зеленых точек в указанном направлении, связалась с Бизоном — и, не в силах больше оставаться в душном ярко освещенном зале, выбежала из-за стола, на ходу попросив докладывать о малейшем изменении обстановки.

Новая роль оказалась непривычной и неуютной — все время казалось, что заняла чужое место, которое ей не принадлежит. Место Багиры. Да к тому же ребятам теперь было туго — пока она торчала перед мониторами, тем приходилось справляться при помощи смежников: Ума еще не оправилась от ранения, Кот на следующее утро после той злополучной операции был отправлен в командировку, а Батю Пригов, несмотря на все возмущения командира, «в поля» не отпускал, и за это Женя была начальнику благодарна — ей даже думать не хотелось о том, как Булатов, не пробывший в госпитале ни дня, снова помчится на передовую.

Батя сидел в комнате отдыха, откинувшись на спинку дивана и прикрыв глаза. Китель был расстегнут, узел галстука ослаблен, пара пуговиц вытянуты из петель. Под глазами пролегли синие тени, на щеках наметилась щетина, а морщины обозначились особенно четко, делая контр-адмирала еще старше — и Мура, застыв у двери, ощутила в сердце нестерпимо-острый укол болезненной нежности к этому очень усталому и такому далекому мужчине. С каждым днем все сильнее казалось: та ночь ей просто приснилась, на самом деле ничего не было. Булатов оставался сдержанно-невозмутим и сосредоточен на деле — на приказах, новых заданиях, новых операциях, а у нее никак не хватало решимости напомнить о случившемся и наконец-то все прояснить. И в самом деле — как влюбленная школьница…

— Ну что ты там мнешься, присядь уже, — не открывая глаз, произнес контр-адмирал с быстрой снисходительной усмешкой. Женя тихо, стараясь не цокать каблуками, прошла внутрь, опустилась рядом, желая и одновременно боясь взглянуть ему в лицо. Захотелось взять за руку, коснуться плеча или провести по щеке ладонью — но даже от одной мысли вдруг стало страшно. Счастливая… Какая Багира все-таки счастливая — и даже сама не подозревает об этом. Это она может, не боясь молчаливого неодобрения и косых взглядов, обнять его крепко-крепко у всех на виду, это она может, успокаивая, погладить по плечу, это она может беззлобно ругаться, отправляя его к врачу или требуя, чтобы отдохнул… Ей, Жене, это все недоступно. Батя в лучшем случае отмахнется, в худшем — ясно и жестко поставит на место… Снова вспомнила ту резкую отповедь, когда командир устроил разбор полетов — в своей сдержанно-холодной манере Батя высказал ей все, что думает о произошедшем — и это ранило куда сильнее, чем отчужденно-ледяной взгляд и слова Кота там, у «Скорой»… Пропасть между ними стала еще больше, чем когда-либо раньше — но теперь это было больнее в разы, потому что она теперь знала: ненадолго и не всерьез, но могло бы быть по-другому. Не всерьез… Для него — да. Но не для нее. Впервые в жизни…

— Что там у ребят?

— Через полчаса будут в контрольной точке.

— Хорошо, — по-прежнему не глядя на нее, рассеянно отозвался Батя. Нужно было подняться и уйти — но у нее не было сил. Разом накатила усталость двух бессонных ночей, сутки за мониторами, тревога за ребят, недовольство Пригова, который не упускал случая упомянуть, что Багира всегда действовала гораздо оперативнее… Она устала, она банально невыносимо устала психологически — но даже не помыслила бы сейчас ждать какой-либо поддержки от Бати. Ему и самому в последнее время приходилось нелегко — сначала едва не сорванная операция, ранение Умы, а потом и Багиры, навсегда испорченные отношения с Котом, трения с Приговым, трудности в группе, лишившейся на неопределенное время почти всех бойцов…

— Бать, тебе бы поспать, двое суток на ногах, — сказала тихо, легко коснувшись кончиками пальцев щеки, все-таки осмелившись на эту непозволительную нежность. Он не отодвинулся и не осадил — и от этого захлестнуло таким сумасшедшим счастьем, что самой стало не по себе.

— Да какой тут сон, сама видишь, что творится, — проворчал Булатов, глубоко вздохнув, и добавил неожиданно мягко: — Ты иди, Жень, я еще немного посижу и приду. А ты узнай, что там у ребят.

Женя с неохотой отстранилась, поднялась, разгладила пальцами юбку. Вдруг подумала, что под огнем ей сейчас было бы легче. Не так невыносимо.

Узнав однажды самое искреннее, невыносимо понимать, что больше такого не повторится.

* * *

Несмотря на несколько бессонных ночей, спать Коту не хотелось совсем. День выдался весьма насыщенным: вместе с ребятами из Южного КТЦ брали банду террористов, которые на поверку оказались вовсе не террористами, а самыми обычными наркокурьерами. В итоге они помогли выполнить месячный план отделу по борьбе с наркотиками, а вот свое задание Кот так и не выполнил, и теперь пришлось задержаться.

Лежа без сна на узкой койке дешевого отеля, Ионов снова и снова думал о Муре, Бате, Багире. Реальность превзошла все его страхи и подозрения — случилось то, о чем он никогда бы и не подумал. Батя… Батя его предал. Зная об их отношениях с Мурой, зная, что истина все равно выйдет наружу — предал. Не устоял. Хотя Мурашова всегда умела морочить мужикам головы, этого у нее не отнять… Но факт оставался фактом: вернуться как ни в чем ни бывало и сделать вид, что ничего не произошло, он не сможет. Произошло. Его любимая девушка изменила ему с человеком, которому он верил и которого бесконечно уважал. Придется уходить. Как бы ни было тяжело прощаться с ребятами, рушить наработанное годами взаимопонимание — и дружеское, и профессиональное, — уйти все равно придется. Не так уж важно куда — главное, как можно дальше. Больше никогда не видеть Мурашову, больше не работать под началом Булатова… Сбежать, зализать раны вдали от дома — и, может быть, когда-нибудь станет немного легче.

Дом… Это получилось почти неосознанно — назвать домом не собственную квартиру, а то место, куда возвращался с выматывающих операций, после отпуска или лечения в госпитале. Там он проводил время с друзьями, там он флиртовал с Мурой, там отдыхал в редкие передышки между заданиями, там… Там и был его дом. Именно так говорила Багира каждый раз, услышав о завершении очередной операции:

— Возвращайтесь домой, мы вас ждем.

Багира… Вот с ней, пожалуй, расставаться будет тяжелее всего. Багира, Рита, их ангел-хранитель… Он давно уже перестал искать определения особым взаимоотношениям между ними — он просто знал, что рядом с ней ему спокойно и светло как никогда. Место рядом с ней всегда было той тихой гаванью, где можно укрыться от любых житейских бурь и невзгод — и у Багиры непременно находилось для каждого нужное слово, теплая улыбка, мягкий взгляд. Он никогда еще не встречал женщины, в которой было бы столько света — и это было тем удивительнее с ее профессией, ее выдержкой, стойкостью, смелостью. И Кот вдруг усмехнулся от неожиданной мысли: если когда-нибудь он сможет переболеть тем, что случилось, то в другой раз выберет девушку, похожую на нее. Хотя таких, наверное, больше и не бывает…