Реставратор. Миссия: убить Меропу Гонт (гет)

Год 1925, август.

Кисловатый дух только что сваренной похлебки мешается с привычным запахом плесени и слегка щекочет ноздри. Пока никто не видит, Меропа, используя фартук вместо прихватки, руками снимает котелок с огня. Да, как обычная маггла, но так она его, по крайней мере, не перевернет. Поставив готовый обед на стол, она облегченно вздыхает, вытирает руки и оглядывается. В доме всегда темно и сыро, оттого все стены покрыты черным налетом, а в углах иногда даже вырастают настоящие поганки. Меропа их собирает и сушит в надежде, что когда-нибудь она попробует варить зелья по маминой книге. Поганки упоминаются в некоторых рецептах.

Тяжелый затхлый воздух вдруг содрогается от раскатистого храпа. Первоначальный испуг быстро отступает, уступая место робкой радости. Отец спит. На цыпочках подобравшись к окну, Меропа видит брата, который играет на крыльце с очередной жертвой. Змейку очень жаль, но Меропа ничем не сможет ей помочь, поэтому лучше не смотреть и не думать о ее участи, а выскользнуть через черный ход в сад.

Сад заброшен и давно одичал, но на яблоньках по-прежнему бывают плоды. Они еще мелкие и кислые, но Меропе нравятся. Наслаждаясь свежим вкусом и теплым солнышком, слепящим сквозь сетку живых и засохших веток, она бредет к окраине фамильной усадьбы, чтобы посмотреть на дорогу. Двумя желто-коричневыми лентами на фоне зелени лугов та убегает вдаль, маня и пугая. Что там, в большом мире? Отец говорит, ничего хорошего. Брат с ним полностью согласен. Хотя откуда Морфину знать, когда он, как и Меропа, нигде не был? Правда, ему, по крайней мере, можно гулять по городу, а не только раз в месяц сходить за продуктами на ближайший рынок под следящими чарами. Но он предпочитает сидеть дома и мучить змей. Или Меропу…

А ей бы хотелось пойти на прогулку, как другие люди, которые иногда проходят или проезжают мимо, веселые, нарядно одетые. Это магглы, и отец называет их грязными свиньями, но Меропе так вовсе не кажется. Среди них встречаются злые, особенно некоторые мальчишки, которые без всякой причины говорят гадости и швыряют камнями. От таких лучше просто уйти. Встречаются и добрые, которые иногда пытаются дать ей хлеба или немного картошки, или лука. Но Меропа никогда не берет, боится отца и, тихо пробормотав слова благодарности, тоже предпочитает поскорее убежать. А есть… Том.

Прежде, до маггловской войны, — это слово часто звучало из уст прохожих, — Меропа не сильно обращала на соседского сына внимание. Он казался совсем взрослым, а ей больше хотелось к детям, своим ровесникам, шумно играющим на большой поляне, разделяющей поместья Гонтов и Риддлов. Потом он просто исчез. Меропа догадывалась, что это как-то связано с войной, а подробностями не интересовалась. Но недавно Том вернулся. Меропа взглянула на него и чуть не ослепла от восторга, такой он был красивый. Один раз она его видела в необычной одежде, белоснежной с золотыми пуговицами и такой же бляшкой на странной, сплюснутой, как тарелка, шапочке. Позже Том снова стал одеваться как все. Но в любой одежде он был самым лучшим.

Лелея облик Тома в памяти, Меропа чуть не упустила возможность полюбоваться им вживую. Хорошо, что лошадиное ржание заставило ее вынырнуть из грез и посмотреть туда, откуда неспешно приближались два всадника. Точнее, всадник и нарядная всадница. В груди всколыхнулись и забились два, казалось бы, несовместимых чувства: грусти и радости. Меропе было все равно, как такое возможно. Она смотрела, как он оживленно, иногда жестикулируя одной рукой, рассказывает что-то своей спутнице, и понимала, что никогда ей не оказаться вот так рядом с ним, не слушать обращенные к ней речи и не смеяться так мелодично, немного запрокидывая голову. И дело не только в том, что у нее нет такого платья и она не умеет ездить верхом. Меропа знала, что некрасива и косоглаза. И вообще, она волшебница и ей нельзя приближаться к магглу. Но вот здесь и сейчас она может видеть его прекрасные темные глаза, его будто бы светящуюся улыбку, слышать его бархатный голос. И от одного этого ей хорошо. Настолько хорошо, что она даже не сразу понимает, что звонкий девичий голос говорит о ней:

— Ой, Том, смотри! Здесь местная замарашка! — девушка искристо хихикает. — Она так на тебя уставилась!

Взгляд Тома обращается к Меропе, и она едва не теряет сознание от нахлынувшего восхищения, но его лицо отчего-то становится озадаченным, потом он прыскает сквозь плотно сомкнутые губы и наконец тоже смеется. Над ней.

Меропе хочется сжаться, спрятаться, провалиться сквозь землю, но она может только, подхватив обтрепанный подол, бежать, подгоняемая звенящим вдогонку смехом:

— Мне кажется она в тебя влюбилась! Ха-ха-ха! Влюбилась!

Меропа обнимает самое старое в саду дерево, садится на землю рядом с трухлявыми остатками их с мамой когда-то любимой скамейки и сотрясается в беззвучных рыданиях: «Влюбилась!.. Даже если и так, что тебе с того плохого? За что ты так со мной, Том?»

Год 2025, ноябрь.

Сегодня очень важный день. Тяжелый, ответственный, судьбоносный. Пока Джеймс, Ал и Хью проводят последние, предстартовые проверки, я отхожу к окну. Наши с мамой рунические формулы я перепроверила уже раз двести, а сейчас хочу хотя бы немного отвлечься и успокоиться.

За окном лаборатории ярко светит солнце, пестрят цветущей зеленью холмы, а в чистом небе резвятся птицы. Ласточки, кажется… Неважно. Все равно это всего лишь наколдованное окно.

На самом деле лаборатория находится глубоко под землей, как и весь город, приютивший остатки населения магической Британии. На поверхности же только чахлая растительность, насекомые и пауки. Сложно представить, что еще сравнительно недавно планета была совсем другой. А еще сложнее принять тот факт, что весь этот медленно разворачивающийся кошмар начался с победы. Победы дяди Гарри над Волдемортом.

Мама — моя сильная мама — всегда говорила о том дне со слезами на глазах. И плакала она отнюдь не от радости. Когда съехавший с катушек некромант был окончательно повержен, все люди праздновали начало новой счастливой жизни. Никто и помыслить не мог, что это было начало конца. Проклятый ублюдок сумел отомстить, дотянулся своей «рукой возмездия» даже из преисподней. «Рука возмездия» — так называлось открытое письмо Темного лорда, опубликованное несколькими низкопробными газетенками магической Европы и Америки на следующий день после решающей битвы, в котором он обещал миру суровую и неотвратимую кару за собственную смерть. Позже выяснилось, что такие письма пришли практически во все издательства, но серьезные конторы их не стали публиковать, приняв за фейк. Оказалось — зря.

Началось все с того, что вскоре после выхода газет в разных точках Земли в небо взвились гигантские Черные метки. Египет, Мексика, Китай. Еще две над Атлантическим океаном. Независимые друг от друга экспертные группы магглов и волшебников, незамедлительно прибывшие в места происшествий, обнаружили разрушенные пирамиды, но ни активных темных проклятий, ни признаков химического или радиоактивного заражения. У магглов, правда, сбоила их электронная аппаратура, но там и прежде такие явления были в порядке вещей. Объявив на всякий случай те районы опасными зонами и закрыв их для посетителей, власти волшебного мира сошлись во мнении, что стали свидетелями банального, по сути, хоть и впечатляющего размахом, акта вандализма. Эдакий прощальный хлопок дверью, заключавшийся в уничтожении памятников древности, значимых как для магглов, так и для магов. Такие выводы и доводились до волшебного населения мира. Магглы, ясное дело, свалили вину на собственных террористов.

Все опасались новых ударов. Предпринимались серьезные меры по защите стратегически важных объектов и мест скопления народа. И никто тогда не понял, что месть Темного лорда уже свершилась. Просто ее первые результаты проявились лишь месяц спустя — слабые, не поддающиеся идентификации аномалии магии, наиболее заметные на руинах пирамид. Некоторые волшебники, близкие к миру магглов, заговорили о смещении магической оси, об искажении магического поля планеты. Другие — не то о разрыве связей с Космосом, не то об исчезновении магической сферы, от галактических силовых потоков ограждавшей и державшейся на пирамидах. Третьи, ссылаясь на расшифровки старинных рукописей, вещали о проклятии неких могущественных доисторических чародеев, которое было заперто с помощью пирамид другими великими древними, а теперь вырвалось на свободу. К общему мнению так и не пришли.

Но люди верили, что колебания магии и странности погоды либо сами собой прекратятся, либо найдется способ вернуть все к норме. И несмотря на то, что ситуация только ухудшалась, а все попытки исправить положение завершались ничем, продолжали с оптимизмом смотреть в будущее, строить планы, рожать детей. Только через десять лет стало ясно, что проклятый безумец Волдеморт не зря столько странствовал по миру в поисках уникальных знаний, и что правы те, кто с первых дней бил тревогу и предвещал большие беды. Искажения магического фона каким-то образом привели к сдвигу магнитных полюсов. По земному шару прокатились волны разрушительных землетрясений, цунами и извержений вулканов. А хуже всего то, что следствием небывалой сейсмической активности стали аварии на маггловских предприятиях, нефтехимических и военнопромышленных комплексах и АЭС.

Хью был совсем маленьким, а я до сих пор помню выражение немого ужаса на лицах обычно жизнерадостных взрослых. И даже воздух, казалось, был тяжелым от пропитавшего его отчаяния.

Радиация не щадит ни магглов, ни магов. Но волшебники смогли быстро создать укрытия, поэтому пострадали меньше. Маггловское же население планеты за год сократилось с шести миллиардов до двух. Статута секретности официально никто не отменял, но многие маги добровольно помогали бороться с последствиями аварий. Папа, все его братья, дядя Гарри участвовали в тушении пожаров и возведении саркофагов. И один за другим умерли в течение следующих семи лет. Мама просто поднималась на поверхность, к входным дверям Мунго, чтобы встречать доставляемых порталами раненых, оказывать им первую медицинскую помощь и дальше уже распределять по подземным госпиталям. Она мучилась дольше.

Я прижимаюсь виском к холодному оконному откосу и вытираю невольные слезы. Это странно, но никто уже не помнит, кому пришла в голову идея исправить настоящее, отправившись в прошлое, чтобы помешать Волдеморту сделать то, что он сделал. Все знали, что менять прошлое опасно, но и терять было особо нечего. Идею поддержало даже правительство, тогда возглавляемое Кингсли Шеклболтом. Дело стало за созданием сверхмощного транстемпорального портала. В проект под кодовым названием "Реставратор" включились лучшие умы магической Британии, включая маму. Ей доверили разрабатывать формулы, от которых зависела точность попадания в географические и временные координаты. Она, даже когда ей уже перестали помогать обезболивающие, литрами пила кроветворное и энергетики, продлевая агонию, чтобы только не подвести. До завершения работ все равно не дотянула, но и не подвела. Успела мне передать все, что знала сама. Последние корректировки я вносила уже самостоятельно. Но я все сделала правильно, мама. Я просто не могла допустить ошибку, не имела права.

В висках появляется тупая, долбящая боль. Я все-таки себя накрутила.

— Рози? — легкое прикосновение к руке заставляет меня вздрогнуть и как будто очнуться. — Все в порядке?

— Да, Лили, — через силу улыбаюсь я худенькой и всегда печальной кузине. Тетя Джиневра, высохшая и выцветшая от бесконечных потерь, почти все время проводит с потерявшей рассудок бабушкой, и ее дочь все равно что круглая сирота, как и мы с Хьюго. — Все нормально. — Ничего, если все получится, Лили-Луна и не вспомнит весь этот ужас. Помнить будем только я, Тэд и Джеймс. Так зачарован хроноворот.

— Волнуешься?

Вздыхаю:

— Не без того.

Взгляд натыкается на Тэда. Он подпирает противоположную стену и смотрит перед собой, но кажется, что на самом деле вглубь себя. Метаморф, анимаг с примесью крови оборотня. Тэд не зависит от фаз Луны, легко перекидывается в огромного волка по собственному желанию и способен регенерировать после ранений подобно настоящим оборотням, без всяких кровоостанавливающих и костероста. Кроме того, у него, действующего аврора, имеется опыт применения боевых заклятий, в том числе летальных. Он самый старший и опытный, самый выносливый и живучий из всех посвященных в тайну проекта, оставшихся в живых. И он сам вызвался, рискуя жизнью, отправиться в далекое прошлое с неиспытанным хроноворотом (успешные пробные прыжки на час-два назад служат не слишком надежной гарантией для перемещения на сотню лет). И там ему предстоит выполнить миссию — убить Меропу Гонт.

Поскольку так и не удалось выяснить, когда и как Волдеморт создал свое оружие возмездия, а уверенности в том, что хроноворот осилит более одного длинного перемещения, не имелось никакой, то единственным надежным способом остановить монстра было признано его физическое уничтожение до вхождения в силу. Понимая, насколько опасно недооценить противника, мы решили исходить из того, что, даже будучи подростком, Том Риддл способен оказать серьезное сопротивление. А реставратор будет только один. Двоих портал не потянет. Идею ликвидировать Риддла в детском возрасте отвергли практически сразу. Слишком велик риск, что у исполнителя в решающий момент рука не поднимется на ребенка.

Другое дело взрослая некрасивая девушка, которой в жизни суждено родить монстра, так и не познав ни минуты настоящего счастья. С ней должно быть попроще... Мерлин, как же это жутко и цинично звучит. Но если, принеся в жертву одну несчастную жизнь, удастся спасти миллиарды, то оно того стоит. Я в который раз пытаюсь представить себя на ее месте и снова делаю вывод, что отнеслась бы с пониманием. И даже сама согласилась бы пожертвовать собой ради спасения человечества. Это честно. Но, правда, с учетом обстоятельств моей жизни. Что я бы чувствовала, прожив ее жизнь?.. Понятия не имею. Да и не важно.

— Тэд, — Джеймс выразительно смотрит на избранного. Тот выходит в центр комнаты, и начинается обратный отсчет.

На руку Тэда надевают хроноворот. Он выглядит как массивный металлический браслет, инкрустированный минералами. В специальные пазы Ал вставляет тонкие пластины из глины безвременья, а Джеймс активирует их заклинаниями.

Теперь моя очередь:

— Какой задаем срок пребывания?

— Максимальный.

— Уверен? Это же год, может быть — полтора. Как ты столько продержишься?

— Справлюсь как-нибудь, — невесело усмехается Тэд, и, глядя на его бледные сжатые губы, я не могу не сказать:

— Ты уверен, что не хочешь отказаться? Мы ведь можем вообще все отменить…

Это так. Серьезных катаклизмов на Земле не было уже три года, магический фон успокоился и магнитное поле постепенно стабилизируется. Биосфера, по осторожным прогнозам ученых, тоже должна восстановиться. И человечество, в принципе, устояло. Численность выживших — в пределах трехсот-пятисот тысяч, согласно приблизительным подсчетам. Поэтому мы действительно можем оставить все как есть. Поэтому на исчезающе короткий миг меня охватывает страх, что Тэд поменяет свое решение. Но нет. Он не отступится. Никто из нас не отступится. Мы хотим отреставрировать историю и вернуть нашим близким цинично отнятые жизни. Мы имеем на это право.

Год 1925, ноябрь.

Прежняя светлая радость больше не посещает Меропу при виде Тома Риддла, только давящая тоска, от которой на глаза наворачиваются слезы. Но она все равно часто ходит в сад и поглядывает на дорогу, прячась за густыми колючими зарослями ракитника. И если выпадает удача застать момент, когда он проезжает мимо, то она с жадной, болезненной нежностью старается запомнить каждую его черточку, каждую деталь в одежде. А ночью, когда отец и брат крепко засыпают, забирается на пыльный чердак, достает из небольшого тайника листы пергамента, кусочек угля и пытается рисовать. Она надеется, что однажды рисунок получится достаточно хорошим, чтобы потом смотреть на него и любоваться Томом без страха быть осмеянной. Но пока изображение далеко от идеала, и Меропа снова с замиранием сердца ждет его появления на дороге.

Дует холодный ноярьский ветер. У Меропы уже все тело покрылось мурашками и закоченели пальцы на ногах, но она не торопится уходить, поскольку знает, что Том часто проходит мимо примерно в такое время — перед началом сумерек. Она пытается согреться, притопывая на месте и дыша на озябшие ладони, и не замечает, когда рядом с ней появляется незнакомец.

— Меропа Гонт?

Она чуть не подпрыгивает от неожиданности и оборачивается. Очень высокий. Тоже по-своему красивый. С необычными янтарными глазами, но смотреть в них почему-то очень страшно.

— Да, — тоненько выдавливает она и с тревожной надеждой добавляет: — Позвать отца?

— Нет. Мне нужны вы, — от суровости, которой пропитаны звуки его голоса, хочется расплакаться. — Вы приговариваетесь к смерти.

Это совершенная нелепость, но на шутку нисколько не похоже.

— За что? — глядя на появившуюся в его руке палочку, Меропа втягивает голову в плечи и пятится.

На мгновение ей кажется, нет, мерещится тень сомнения на точеном, строгом лице, но незнакомец неумолимо идет за ней.

— За то, что вы околдовали маггла и родили сына, который вырос настоящим чудовищем и погубил огромное количество ни в чем неповинных людей.

— Но я ничего такого не делала, — сипло шепчет она, продираясь сквозь заросли и не замечая, как колючки ракитника через платье в кровь царапают спину. — У меня нет сына. Мне самой всего восемнадцать, сэр.

— Неважно. Пока не сделали. Но сделаете в будущем.

«Он сумасшедший», — догадывается Меропа, но от того ничуть не легче. И как бы ни бывало порой грустно, ей совсем не хочется умирать.

— Нет, я не буду! Пожалуйста, не надо. Я не…

Одним неуловимым броском незнакомец настигает и хватает за руку. Она чувствует сжавшие запястье жесткие, будто железные пальцы. Он тянет ее обратно в кусты.

«Не хочет, чтобы кто-нибудь увидел!» — осеняет Меропу, и она визжит так громко, как только может, пока слетевшее с чужой палочки заклинание не лишает ее голоса. Он сильный. Наверное, даже сильнее Морфина, поэтому шансов вырваться никаких. Но, прекрасно понимая бесполезность борьбы, Меропа не хочет и не может поверить, что умрет прямо сейчас, внезапно и неотвратимо.

— Эй! А-ну отпусти ее! — из-за спины Меропы протягивается чья-то рука и хватает маньяка за локоть. — По-моему, девушка не хочет с тобой идти. Отойди от нее, — добавляет нечаянный спаситель, и она узнает этот голос: «Том!»

— Том Риддл, — кивает собственным мыслям безумец. — Это тебе следовало бы держаться подальше, — рычит он сквозь зубы и замахивается рукой, держащей палочку.

Одно мгновение Меропе кажется, что ее рука вот-вот хрустнет, как сухая ветка. Том вклинивается между ней и несостоявшимся убийцей, потом следует непонятный, крученый рывок, и уже она, свободная от захвата, стоит за его спиной, а обидчик оказывается отброшен на пару шагов назад, на колючки ракитника.

— Будет еще неизвестно кто мне указывать, — удовлетворенно хмыкает Том. — Еще деревяшкой в глаз целит. Больной, что ли?

— Ты сам не понимаешь, куда лезешь! — в злобе незнакомец оскаливается, обнажая слишком большие для человека клыки. — Но объяснять долго, так что… не обижайся.

Предчувствие катастрофы накатывает раньше, чем Меропа успевает увидеть занесенную для проклятия палочку.

— Нет, нет! Пригнись, Том! — надрывая связки, кричит она, но получается только надсадный хрип, зато невесть откуда взявшейся силы хватает, чтобы, дернув любимого за рукав, заставить его присесть. Как раз вовремя, чтобы извилистая красная молния прошла в дюйме над его головой и вонзилась в дерево на другой стороне дороги.

— Блядь! — выдыхает Том, когда в его округлившихся глазах отражается пострадавший клен с наполовину снесенной кроной. — Это что за хрень? — Он выглядит крайне ошарашенным, однако, к невыразимой радости оцепеневшей Меропы, уворачивается и от следующего заклинания, после чего совсем уж невероятным образом стремительно перекатывается по траве, одновременно поднимаясь на ноги. Выбитая из руки убийцы палочка улетает в кусты, но всего мгновением позже Том оказывается прижат к земле огромным волком.

Еще немного, и клыкастые челюсти, расправившись с заслоном рук, доберутся до горла. Меропа почти не понимает, что делает. Но дрожащие пальцы сжимают палочку, чаще всего бесполезным грузом лежавшую в кармане. И с нее почти самовольно срывается Редукто, жуткое заклинание, поневоле подсмотренное у Морфина. Когда-то оно на ее глазах разорвало на куски надоевшую брату измученную гадюку, но от монстра лишь отлетает клок кожи с шерстью. Впрочем, по-видимому, рана болезненна, потому что волк дергается, а Том получает секундную передышку, которой достаточно, чтобы ударить зверя в лохматый буровато-серый бок.

Сложно поверить, но от этого волк издает короткий надсадный вой, отскакивает в сторону и, сверкнув на прощанье жуткими желтыми глазами, с резким хлопком исчезает.

Сидя на жухлой траве, Том тяжело дышит и тупо пялится туда, где только что стоял монстр.

— Черт, что это было? Мне это снится? Или глюки? — Его руки и лицо в крови. Как и длинный обоюдоострый нож, который Меропа сначала не заметила. — Блядь, я ж еще даже не пил, — Том обескураженно трясет всклоченной головой.

— Это не от пьянства, Том, а на самом деле, — Меропа опускается рядом с ним на корточки и боязливо касается его руки повыше локтя. Ее голос и пальцы сильно дрожат. — Это… это оборотень, — добавляет она полушепотом, снова покрываясь мурашками страха.

— Оборотень? — его брови приподнимаются иронично-скорбным домиком. — Я, наверное, что-то не то скурил, — доверительно сообщает он Меропе, вероятно принимая ее за часть бредового видения.

Она пару секунд нервно кусает губы:

— Это магия, — тихо говорит она. — Вам, магглам, про нее знать нельзя, но… Если тебе не сотрут память, то я потом расскажу. Если интересно…

— Конечно, интересно, — он произносит это так, что Меропа улавливает в словах какой-то подвох, но не может сходу понять какой. А Том тем временем начинает, кряхтя, вставать. Хмыкает: — Почему б не послушать, — он распрямляется, морщится, разминая спину, — про магию… А ты храбрая пигалица. В самый ответственный момент не сплоховала — молодец! Спасибо за помощь.

— Это тебе спасибо, Том! — выдыхает, Меропа. — Ты меня…

— А ну, отошел от моей сестры, грязный маггл!

Морфин медлить не привык, и его проклятие летит в Тома одновременно с оскорблениями. Слава Слизерину, это не Авада. От удара Тома отбрасывает в калиновый куст, но, судя по ругательствам и звукам возни, вскоре донесшимся оттуда, с ним все в относительном порядке. Значит, главное — увести Морфина.

— Нет, пожалуйста, не трогай его. Он ничего не сделал! Ни в чем не виноват!

— А я и не собираюсь обвинять в чем-то это животное! — Морфин брызжет слюной в лицо сестры. — Я бы их просто уничтожал, будь моя воля. А вот ты виновата! — он хватает ее за волосы и толкает к тропинке, ведущей к дому. — И с тобой мы с отцом сейчас разберемся.

Да, с ней пусть разбираются. Только пусть оставит в покое Тома. Меропе за себя даже не страшно. Наверное, впервые в жизни она не боится гнева отца. Она с готовностью бежит домой, оглядываясь только для того, чтобы убедиться, что Морфин идет следом. Тот явно расценивает ее поведение иначе и потому каждый раз зловеще ухмыляется, взглядом обещая жестокую расправу.

Расправа, точнее решение, отца действительно ввергает в настоящий ужас. Он с каменным лицом выслушал сбивчиво-злорадное донесение сына о том, что его сестра замечена в объятиях вонючего маггла (Ах, если бы это было правдой!), поиграл желваками на щеках, хрустнул кулаками и изрек:

— Понятно. Что ж, чего-то подобного от такой дуры следовало ожидать. И чтобы не случилось еще большего позора, слушайте мою волю. Ты Морфин — тоже. Вы поженитесь и станете жить как муж и жена. Я сам проведу брачный ритуал.

Смотря на похабно ухмыляющегося Морфина, Меропа хочет возразить, убедить отца не заставлять ее выходить за брата, но не может подобрать слов и вообще будто немеет.

— Хм, а я не против, — раскорячившись в продавленном кресле, заявляет новоявленный жених. — Она, конечно, уродина, но, по крайней мере, кровь чистая.

От улыбки Морфина, растянувшей только что облизанные, слюнявые губы и выставившей напоказ крупные желтые зубы, на Меропу накатывает приступ тошноты и отчаяния.

— Сегодня неудачный день для зачатия. Ритуал проведем через три дня, — тем временем добавляет мрачно Марволо, огорчая сына и даря дочери надежду, что за то время могут случиться какие-нибудь перемены, но сразу же ее и отнимает: — До тех пор из дома не выйдешь.

Меропу наконец прорывает. Она решается пасть к ногам главы семьи и хватает его за руки. Говорит, что ничего не было у нее с магглом и никогда не будет, что на него напал оборотень, а она просто помогла. Оборачивается на закатившегося дурным хохотом брата и кидается умолять с еще большей силой. Она не хочет замуж. Тем более за Морфина... Отец недолго слушает ее вопли, потом брезгливо отталкивает ногой и уходит в свою спальню. А на окнах и дверях уже чуть заметно мерцают запирающие чары. Меропа даже не заметила, когда он их наложил. Ловушка захлопнулась.

Год 1925, ноябрь.

Всю ночь она не может уснуть, давясь слезами безысходности. Но утром приходит спасение, откуда не ждали.

— Боб Огден, — зажимая разбитый Морфином нос, представляется низенький плотный мужчина с неправдоподобно крохотными глазками за мутноватыми стеклами массивных очков. — Группа обеспечения магического правопорядка.

Марволо позволяет ему войти в дом, но с порога начинает извергать непрекращающийся поток ругательств. Когда же Огден пытается вручить Морфину вызов в Министерство магии по причине нападения на маггла и причинения вреда, дело доходит до драки. Чиновник сбегает, чтобы спустя четверть часа возвратиться с группой боевых магов в красных плащах. После непродолжительной стычки отца и сына скручивают и забирают в Министерство.

Меропа остается дома одна. Запирающие чары Марволо постепенно слабеют, но тем не менее она не может выйти сразу. Между тем, ее сильно волнует состояние Тома. В пылу перепалки с Огденом Морфин бросал ей полное желчи:

— Не такой-то он был красавчик, как покрылся сыпью с ног до головы, а, Меропа?

А у нее в тот момент не было времени разглядывать пытавшегося выпутаться из куста Тома. Зато подсказка насчет сыпи помогла определить заклинание, насланное братом. И хоть Марволо, недоумевая по поводу излишней суеты вокруг «этого маггла», высказывал уверенность, что «морду-то ему» министерские «почистили», она решает на всякий случай сварить лечебное зелье. Попробовать сварить.

Но для начала стоит потренироваться на ранозаживляющем, которое она сразу же опробует на собственной ободранной ракитником спине. К ее великому изумлению и радости, эффект именно тот, который предполагался. Выходит, она может стать неплохим зельеваром. Воодушевленная первым успехом, Меропа занимается зельем для любимого. А когда сутки спустя заканчивает, то обнаруживает, что чар на дверях дома уже нет.

Оставшиеся полдня Меропа с баночкой свежесваренного мазеобразного зелья без толку дежурит в саду. Она не обращает внимания на замерзшие руки и ноги и до рези в глазах высматривает прохожих и всадников. Том среди них так и не появляется. Только к ночи ее осеняет, что если проклятие Морфина не снято, то Том с покрытым прыщами лицом еще долго не выйдет из дома. И радуясь догадке, и ругая себя за тугоумие, она приходит к выводу, что стоит набраться храбрости и сходить к Риддлам. Может быть, не прогонят… Но благоразумие берет верх. Меропа откладывает поход к соседям на утро и кое-как высиживает до рассвета.

С первыми лучами позднего осеннего солнца она, кутаясь в дырявую шаль, на подкашивающихся от волнения ногах входит в чужие владения. Ей боязно, что работники Риддлов заметят ее посреди их поля и прогонят, не дав даже приблизиться к дому. Или на пороге ее встретит сердитый мистер Риддл, про которого говорят, мол, не любит бедных людей, и спустит с лестницы. Страшно. Но, едва добежав до красивого ухоженного соседского сада, Меропа понимает, что удача на ее стороне. У одного из деревьев она замечает Тома. Он стоит к ней спиной, а над его плечом тянется струйка белесого дыма.

— Том! — остановившись у живой изгороди, негромко окликает она. Он оборачивается и глядит исподлобья, низко опустив лицо. Но даже так видно превратившую его в уродливую маску крупную сыпь. Ею изуродованы даже пальцы, сжимающие тонкую палочку, которая и испускает тот горьковато-сладкий дымок.

— А, пигалица. Что-то хотела?

— Да, я… В общем, эта сыпь у тебя из-за, — она воровато оглядывается и продолжает громким шепотом, — того проклятия, которым в тебя швырнул Морфин. Помнишь? Я сварила зелье. Оно должно помочь. Вот, — она протягивает над аккуратно подстриженными вечнозелеными кустиками свою красную от холода руку с заветной баночкой. От волнения и надежды рука заметно подрагивает. Только бы не прогнал.

— Хм… Выходит, это все-таки был не бред. — Он неспешно подходит ближе. Вертит в руках баночку. — А я уже думал, заразу какую-то подхватил. Сыпь, лихорадка, галлюцинации. Но… проклятья, зелья, оборотни — что это, если не бред? — он вскидывает брови. Его брови и глаза такие же, как и прежде. Им проклятие не навредило. — Может быть, ты и сейчас мне снишься, м-м? — невесело усмехается Том.

Она не сразу находится с ответом, но потом появляется идея:

— А ты попробуй зелье прямо сейчас. Так и проверишь, по-настоящему все или нет.

Сунув дымящую палочку себе в рот, он медленно откупоривает крышку, берет на палец немного зелья и размазывает по тыльной стороне кисти. Некоторое время ничего не происходит, они вдвоем просто стоят и глазеют на его руку. Но вскоре сыпь становится будто бы чуть светлее, затем она уже заметно редеет, бледнеет и наконец полностью исчезает. От радости Меропа едва переводит дыхание. А Том вытягивает перед собой обе руки и пристально их разглядывает. Одна здоровая и белая, другая воспаленная, красная, покрытая уродливой сыпью. Но вскоре, благодаря снадобью, нормальный вид возвращается и второй руке, и лицу.

— Хм… Надо же. А то, что лекарь назначил, не помогало, — он переводит на Меропу взгляд и вдруг прыскает со смеху, совсем как тогда у дороги.

— Да что ты опять на меня так смотришь? — весело интересуется он.

— Как? — она глядит из-за завесы упавших на лицо волос.

— Да даже не знаю, как описать. Вот так, — и на мгновение он замирает с приоткрытым ртом и воздетыми к небу, вытаращенными глазами. В этот момент он невероятно милый, но вместе с тем в самом деле смешной.

Неожиданно для самой себя Меропа тоже хохочет. Сначала стесненно и боязливо, но потом уже вместе с Томом, легко и беззаботно. Как никогда в жизни.

— Вот видишь, тебе самой смешно, — отмечает он. — Кстати, тебе идет улыбка. И спасибо за зелье. Пойду домой дальше лечиться.

— Не за что, — прячет смущенный взгляд Меропа. — Ты же первый за меня заступился. Если б не ты, оборотень бы меня убил.

— Н-да. Оборотень… Ну, а дома у тебя все в порядке? Брат твой, извини, просто придурок. И что это за слово он несколько раз повторил? На «мэ» какое-то?

— Маггл, — наморщив от неловкости лоб, отвечает Меропа. — Это значит неволшебник. Морфин и отец считают, что… мы не должны с такими общаться. Поэтому им не понравилось, что я с тобой разговаривала. Но их арестовали, — с неожиданно нахлынувшей радостью сообщает она. — Пришли люди из министерства и арестовали: Морфина за то, что с тобой сделал, а отца — за попытку им помешать. Так что…

— Из какого министерства пришли? — Том заинтересованно хмурится и склоняет голову набок.

— Из Министерства Магии, конечно.

Он нервно смеется:

— Даже если я еще не сошел с ума, то все равно скоро рехнусь. Ну ладно! Ты этим своим, из министерства, про оборотня-то сказала?

Счастливая улыбка сползает с лица Меропы:

— Нет. Ты думаешь, он может вернуться?

— Да черт его знает. Почему он вообще на тебя напал?

Меропа сбивчиво пересказывает Тому слова незнакомца и вдруг сама понимает:

— Ой, он же точно вернется! — закрывая рот холодной ладонью, в страхе шепчет она.

— Да, слышал я о таких психопатах. Они обычно упертые. Тебе нужно срочно обратиться к… вашим властям. В полицию там или что у вас есть для соблюдения порядка.

— Аврорат.

— Аврорат? Хах. И-и-и... где он находится?

— В Лондоне, — упавшим голосом отвечает Меропа.

— Только в Лондоне?! Охренеть. Знаешь, как туда добраться? Ладно, пигалица, не грусти. Если это все не бред моего воспаленного мозга, то знай: моряк ребенка в беде не бросит. Я провожу тебя в соседний город и посажу на поезд в Лондон. Там, думаю, ты это свое министерство отыщешь, так?

Меропа вообще-то понятия не имеет, как станет искать Министерство Магии в Лондоне, но от того, что у нее появилась возможность поехать куда-то с объектом пленительных грез, забывает обо всем на свете и согласно кивает.

— Том, с кем это бы разговариваешь? — озадаченный женский голос, донесшийся со стороны тисовой аллеи, заставляет Меропу вздрогнуть.

— Это соседка, мама, мисс Гонт. Она, оказывается, разбирается в травах и сварила для меня просто чудодейственную мазь. Посмотри, — показывает он матери здоровую руку.

— И откуда же мисс Гонт поняла, что тебе нужна помощь? — кажется, что миссис Риддл подозревает Меропу в чем-то нехорошем. От обиды начинает щипать в носу.

— Так она видела меня, когда я возвращался из паба, уже весь такой неотразимый, и правильно распознала хворь.

— Никогда бы не подумала, что у мисс Гонт есть талант к целительству. И что же она хочет за свои услуги?

Меропа быстро-быстро качает головой:

— Ничего, — лепечет она, — ничего не нужно. Я просто хотела помочь.

— Она ничего не просит. Но ей срочно нужно в Лондон, а она не знает дороги. Я провожу ее до Гринтауна.

— Понятно. Но зачем тебе ехать? Пусть Фрэнк проводит.

Однако Том уже принял решение. Миссис Риддл недоуменно пожимает плечами и удаляется.

— Значит так, я сейчас иду лечиться. И ты иди домой, собирайся. Поезд отходит в шесть, поэтому я заеду за тобой в три. — В этот момент из-за деревьев доносится неприятно знакомый голос, и Том обрывает речь на полуслове. — Сесилия? — одними губами проговаривает он и, бросив Меропе: — В общем, мы с тобой договорились — в три, — спешит к подруге.

Задерживаться в поместье Риддлов Меропе больше не зачем, но она бредет вдоль живой изгороди и пытается высмотреть Тома и его девушку между деревьев. И, конечно, видит и тонконогого оседланного коня, и его хозяйку рядом с молодым сквайром. Том держит Сесилию за руки, а та, игриво улыбаясь, что-то ему говорит. Он качает головой. Девушка перестает улыбаться, хмурится и недовольно, что-то высказывает Тому. Его лица Меропа не видит, но поза кажется напряженной. В конце концов Сесилия выдергивает свои руки. До ушей Меропы ветер доносит обрывочное:

— Оставайся!.. — рассерженная наездница вскакивает в седло, и конь срывается с места.

— Что случилось? — выйдя на крыльцо, беспокоится миссис Риддл. Она ближе к Меропе, и потому ее слова долетают отчетливо. — Ты поссорился с Сесилией?

Размашистыми шагами Том достигает крыльца и, перемахивая через две ступени разом, поднимается к матери.

— А нечего мной манипулировать! — гаркает он. — Не останешься — пойду гулять с Ником! Да хоть с чертом лысым пускай идет, раз так. Я ей не марионетка!

Миссис Риддл возражает что-то совсем тихо.

— Нет, мама, это означает неуважение! Не считаться с моим решением и пытаться заставить делать, что ей нужно, любой ценой — это неуважение. И мириться я с этим не намерен! — отвечает он резко и, хлопнув дверью, скрывается из виду.

В глубокой задумчивости Меропа бредет домой. Смысл слов Тома доходит подобно озарению. Он прав. Заставлять человека делать что-то против воли — это неуважение. Именно так с ней самой поступали отец и брат. Она, возможно, лучшего и не заслуживала, ничего толком не умела, никогда не могла за себя постоять. Но Том…

Дома Меропа достает с полки мамин справочник зелий и садится возле закопченного очага. На заложенной листом мандрагоры странице рецепт амортенции. Вчера она, предаваясь запретным грезам, несколько раз перечитывала его перед сном, обдумывая, где можно раздобыть все необходимые ингредиенты. Но теперь… Набрав в грудь воздуха, пока не передумала, она выдергивает из книги заветный лист и швыряет в огонь. Пламя жадно охватывает пергамент, который постепенно сморщивается и темнеет. Вцепившись в книгу, как в якорь, Меропа сквозь слезы смотрит на огонь, пожирающий ее надежду. Без любовного зелья Том, конечно, никогда ее не выберет, но он не должен быть ничьей марионеткой.

Год 2025, сентябрь.

Я просыпаюсь, как от толчка. Поднимаю голову от подушки и боюсь поверить своим глазам: наволочка белоснежная, новая, в пятнах живого солнечного света. Настоящего? Да, форточка приоткрыта, из нее тянет прохладной свежестью. С наколдованным окном такое просто невозможно.

«Получилось?!»

Я вскакиваю и прямо в пижаме выбегаю из комнаты. Коридор, лестница кажутся смутно знакомыми, будто я видела их давным-давно, а потом... недавно, но забыла. Чушь какая…

Из дверей, расположенных на первом этаже недалеко от лестницы, выходит женщина в строгом деловом костюме, который выгодно подчеркивает ее стройность. Она с чем-то возится на запястье. Мое сердце делает сальто и ухает вниз, я устремляюсь следом через две ступеньки, наплевав на риск переломать ноги.

— Мама! — осипшим голосом зову я и, успев прежде, чем радужная пелена полностью закрыла ее лицо, разглядеть только встревоженные карие глаза, сжимаю ее в объятиях. — Мамочка!

— Рози, — она ласково гладит меня по спине, и это ее, ее руки! — Доченька, что случилось?!

— Ты жива, — размазывая по лицу слезы и, кажется, сопли, по-глупому отвечаю я и только потом понимаю, что для нее это звучит странно. Какая же она красивая, когда здоровая.

— Конечно же, я жива. Что с тобой, солнышко? Ты не заболела?

— Нет-нет! Я просто… Мне приснился очень страшный сон, в котором… — я снова не могу сдержать рыданий.

— Но, маленькая моя, сон — это только сон, — уже спокойнее говорит мама, и я тоже начинаю успокаиваться, но тут в холле появляется папа. Я не видела его тысячу лет, но он жив. И даже волосы не седые, а ярко-рыжие, как на старых колдографиях.

— Что тут за всемирный потоп? — жизнерадостно интересуется папа и помогает все еще обнимающей меня маме застегнуть браслет маленьких золотых часиков. — Оу! С чего этот приступ дочерней любви? — удивляется он, когда я повисаю на его шее.

— Ей приснилось, что с нами случилось что-то плохое, — с ласковым снисхождением в голосе отвечает за меня мама.

— Это значит, долго жить будем, — со знанием дела заключает папа.

Я смеюсь и киваю. Потом всхлипываю и совершаю очередную глупость:

— А где Хьюго?

Мамино лицо снова озабоченно вытягивается.

— Он же в Хогвартсе, Рози. Ты точно не заболела? — На лоб ложится ее мягкая, прохладная ладонь.

— А, да… Нет. Я просто из-за этого сна сама не своя, мам. Но я сейчас успокоюсь, и все будет хорошо. Не волнуйся. Нет-нет, не надо доктора. Правда.

— Ладно, — мои заверения ее явно не особо убедили. — Но все-таки побудь сегодня дома, хорошо? Не ходи в академию.

«В академию?»

— Конечно. Хорошо, мам. А… — я в последний момент прикусываю себе язык и не задаю вопрос о Тэдди, — ты во сколько сегодня вернешься?

Когда за родителями закрывается дверь, я во всех смыслах облегченно вздыхаю и сажусь на пол прямо посреди холла. У нас получилось! Мы отреставрировали историю! Но как же мне теперь прояснить обстановку и не загреметь в отделение душевных болезней Мунго? Память услужливо выталкивает в сознание картинку: необычный прибор, похожий на очень узкий чемодан, но с экраном внутри. Поразительно, я точно такого никогда не видела, но знаю, что он называется «ноутбук». Не понимание дальнейших действий, а какие-то рефлексы влекут меня обратно в комнату. Ага, теперь я замечаю здесь письменный стол, и на нем тот самый чемоданчик, который ноутбук. И, кажется, мои руки знают, что с ним делать. Я открываю крышку-монитор, нажимаю клавишу запуска на клавиатуре. На голубом экране мелькает какой-то логотип, но его быстро сменяет фотография, где я с друзьями, а еще много разных значков. У меня разбегаются глаза. Куда смотреть — на значки или на счастливые, беспечные улыбки? В висках давит. Внизу вроде бы хлопает входная дверь. Нет, точно. Я слышу шаги и опасливое:

— Рози?

«Тэд?»

— Тэдди-и!!! — меня выносит в коридор, и дальше я совершенно безумным, радостным мячиком скачу к нему навстречу.

— У нас получилось! — кричим мы одновременно.

— Там столько народу! — задыхаясь, сообщает Тэд и смеется: — Я за всю прошлую жизнь столько не встречал.

— А я тут пытаюсь разобраться в новой жизни. — Не глядя под ноги и потому спотыкаясь и хихикая, мы уже вместе поднимаемся по лестнице.

— А я, представляешь, проснулся в общаге! Рядом какие-то ребята, они меня знают, а я их нет. Надо срочно к своим, думаю, а куда идти? Где мой дом, не знаю. Решил идти как в лабораторию и нашел ваш дом.

— Конечно, лабораторию же родители под домом делали… Тэ-эд, — обнимаю его, прежде чем сесть за ноут, — ты такой молодец! Ты справился! — и пьянею от запаха прелой листвы и дождя с улицы.

— Ну, как сказать… вообще-то, нет, — Тэд отворачивается в поисках второго стула, трансфигурирует в него пуфик и усаживается рядом со мной. — Меропа осталась жива.

Я, естественно, хочу знать подробности, и Тэд рассказывает:

— Понимаешь, с ней рядом все время был этот Риддл-старший. А он, видно, спецназовец какой-то, не иначе. Всегда действовал очень профессионально. Первый раз ранил меня в бок ножом, повредил селезенку. Ты знаешь, мне, чтобы после такого оклематься, нужно суток двое. Отлежался я в лесочке неподалеку и снова к Гонтам. А там уже никого, но след свежий. Я — в анимаформу, под дезиллюминационку и в погоню. Догнал их на железнодорожном вокзале, но, Мордред дери, этот Риддл умудрился меня заметить раньше, чем я его. Девчонку в охапку и в толпу. Я их на том чертовом вокзале раз десять, наверное, находил и терял. А в довершение моего фиаско они выбежали на перрон и запрыгнули в отходящий поезд. Понимаешь, в уже идущий, мать его, поезд! Даже не знаю, чего в моем отношении к этому парню было больше: раздражения — ведь сам рвется утонуть в трясине — или восхищения, потому что реально профи.

— Так он же, наверное, под амортенцией был. Вот и упорствовал.

— Под амортенцией и с такой соображалкой? Ну, не знаю. Я думал, под амортенцией примерно как под Империо будет — тупо на амбразуру. Но вот совсем не похоже было.

Я пожимаю плечами:

— Ладно, а дальше?

— Выяснил я, что за поезд. До Лондона. Нагнать пешком даже в анимаформе нереально. Остается только аппарировать по воспоминаниям о знакомых местах на маршруте. Кстати, по ходу и выяснил, что для пространственной телепортации, из какого времени воспоминание, неважно, — Тэд показывает мне большой палец и продолжает: — В общем, помнил я Лондонский вокзал, но как представил его — для моей миссии хуже места не придумаешь. Выбрал Ковентри, бывал там один раз на задании. Вроде бы помнил. Аппарировал. Поезд, само собой, опередил.

На тот раз решил действовать с максимальной осторожностью. Заблаговременно укрылся дезиллюминационными, шел вдоль поезда, в окна заглядывал, нашел их. Все, думаю, теперь точно не упущу. Забрался в вагон, дождался ночи. Вычислил их купе, наложил звукоизоляцию, чтоб никого не разбудить. Застиг врасплох, что называется. И что ты думаешь? Наш спецназовец в меня две пули засадил. Угу, с пистолета. Одну в плечо, вторую в колено — это я еще уворачивался и выбил-таки у него оружие. Они из купе — я за ними. Трансформировался. В таком бешенстве тогда был, что и с пулями бы их порвал. Если б догнал. А они до конца поезда добежали и через заднюю дверь выпрыгнули. На полном ходу, да.

А документы, деньги — все в купе осталось. Что ж, думаю, без этого добра они далеко не уйдут, значит, будут пытаться их вернуть. Соответственно, я пока полежу на верхней полочке, подожду, когда либо сами явятся, либо вагоновожатая обнаружит пропажу. Заодно восстановлюсь, а дальше куда документы, туда и я. Так и встретимся. Но нет.

Напрасно я ждал возле лондонского отделения полиции, куда передали вещи пропавших пассажиров, целых две недели. Никто туда не пришел. То ли не додумались, как забытое в поезде возвращать, то ли, наоборот, просчитали все наперед, и мою хитрость тоже. Пришлось поиски с нуля начинать. И нашел только в следующем сентябре. Подготовился ко всем возможным сюрпризам. Закрылся бронечарами и тотальным Протего, зашел в квартиру, — Тэдди мрачнеет. — Его я Ступефаем приложил, но упал он неудачно, головой на тумбу. Не знаю, остался в живых или нет. А Меропа выбежала с палочкой… и животом. Я ее обезоружил быстро. Но потом… Знаешь, мне и так все время приходилось твердить себе, для чего я за ними охочусь, почему так надо. Всех наших погибших и умерших вспоминать. А тут… Короче, пока я убеждал себя в том, что у нее там не ребенок, а исчадие ада, пока настраивался — несильно долго, но… Я уже начал колдовать Аваду, когда сработал временной портал. Я не успел.

— Но мир все-таки изменился, — озвучиваю я свои мысли, — а давай посмотрим в Магнете... Понятия не имею, что только что сказала.

Щелкаю длинной кнопкой, экран оживает. Так, в углу два значка: синенький с буквой «Е» и красно-оранжевый с «М». Нам нужен второй. Пальцы ненадолго зависают над клавиатурой, а потом, как будто для меня это в порядке вещей, выстукивают имя Волдеморта «Том Марволо Риддл». Одновременно память обстреливает мозг калейдоскопом бессвязных картинок. Начинается приступ мигрени, но я стараюсь не обращать на боль внимания.

Открывается страничка Магипедии. Так, «выдающийся маг, ученый и политический деятель… Сын Меропы Гонт и Томаса Риддла-старшего», — бормочу я и машинально щелкаю выделенное синим имя.

«Маггл, вице-адмирал ВМФ Великобритании, герой Второй Мировой войны…»

— Выжил, — выдыхает над ухом Тэд, а я читаю дальше: «…отец Тома и… Лисандры? Риддл-Розье». Так, ладно, возвращаюсь на предыдущую страницу. Пропускаю биографию.

«Активный пропагандист синтеза науки и магии».

«Автор квантовой теории магии».

«Первооткрыватель магона…» Выделено синим, надо потом пройти…

«Идейный вдохновитель и главный разработчик проекта транспланетарной аппарации «ТелеМун»… Первые успешные испытания прошли в две тысячи двадцать втором... Ведется активная работа над проектом «ТелеМарс»…»

Охренеть. Мигрень набирает обороты. Но что в политике?

«Лидер партии «Открытое общество»».

«Действующий член Визенгамота».

Голова уже просто раскалывается под натиском всплывающих воспоминаний.

«Последовательно продвигает идеи отмены Статута секретности. Добился упразднения ограничений на применение безопасной магии и запрета на стирание памяти магглам, ставшим случайными свидетелями колдовства, без их согласия».

«Добился реформы образования при поддержке действующего министра Магии Гермионы Грейнджер-Уизли…»

Голова в огне. Я больше не вижу монитор. Перед глазами мелькают кадры новой жизни.

Маггловская школа. Тема — таланты и способности. Учительница рассуждает о паранормальности…

В окна дома ярко светит солнце. Папа заносит коробку с новеньким колдовизором. Теперь можно смотреть мультики, как у бабушки с дедушкой по телевизору. Только наш не взорвется из-за волшебства...

Мама выступает в Большом Конференц-зале министерства. Ей аплодируют.

Я тяну руку на уроке физики в Хогвартсе… Я читала, я знаю, что такое магон!

Мы всей семьей смотрим выступление Великого магистра магии, члена Королевской академии наук Тома Риддла на международном симпозиуме. Я надеюсь, что смогу поступить к нему в аспирантуру, когда закончу обучение в Академии магии и технологий.

Мгновение темноты, а потом я открываю глаза. Моя голова лежит на коленях у Тэдди. Он прижимает к своему носу окровавленный платочек, видит, что я смотрю на него:

— Ты как?

Прислушиваюсь к блаженной легкости в голове. Сажусь.

— Кажется, в порядке. А ты?

— Я тоже, — он убирает платочек, осторожно шмыгает. — Вроде бы остановилось. Ты тоже все вспомнила? — Я киваю. — С ума сойти, да? — он криво усмехается. — Кто бы мог подумать, что иногда лучшее выполнение миссии — это ее провал.

Год 2028.

В доме Меропы пахнет ванильной сдобой и слегка — целебными зельями. Всегда тепло, светло и уютно. Как же иначе? Ведь у нее часто бывают внуки. Трое дочкиных, уже совсем взрослых. И один еще маленький, долгожданный и уже не чаянный сынок Тома. Все ему некогда, все в делах. Но, слава Салазару, все-таки женился.

Вот бы Том-папа обрадовался. Меропа тяжело вздыхает. Один оказался у ее мужа-маггла серьезный недостаток: прожил он намного меньше нее. Уже почти полвека нет его рядом. Но с ней память о нем, и все их прожитые вместе годы будто бы были вчера.

«А ты храбрая пигалица», — сказал он в день судьбоносной встречи с оборотнем (на самом деле, истинным ликаном⁽¹⁾, конечно, но с этим она позже разобралась). Так всю жизнь ее и прозвал. А она и не обижалась. «Пигалица» — это же не «замарашка» и не «замухрышка». Это такая маленькая, верткая птичка. Том показывал ее Меропе. Так неприметная, а приглядишься — даже миленькая. Точно, как он ей когда-то ответил.

— Как так могло случиться, что я тебе понравилась? Я ведь такая некрасивая, — в очередной раз критически глядя в зеркало, она наконец рискнула задать этот вопрос. У них тогда уже были и Том, и Лиса.

Он подошел и обнял сзади.

— Во-первых, ты красивая, но чтобы тебя увидеть, нужно сначала прозреть. — Она почувствовала поцелуй в макушку и невольно улыбнулась. Женщина в зеркале вдруг стала свежее и симпатичнее. — А во-вторых, главное не внешность, а какой ты человек.

— И что во мне такого особенного? Ну, кроме магии…

— Магия ни при чем. Так, приятный бонус. А ты такая вроде бы маленькая, робкая, тебя хочется защищать. Но когда надо, ты настоящая боевая подруга. Надежная. Ты не предашь, не отвернешься, не обманешь. Мне очень повезло…

«А уж как мне повезло, Том. Ведь, если бы не тот сумасшедший ликан, ты бы на меня и не посмотрел. И не было бы у нас того года скитаний, полного тревог и неземного счастья. Я ведь все помню, храню в памяти, и как ты первый раз сказал, что мне идет улыбка, и как невзначай заметил: «А фигурка у тебя ничего». Как впервые обнял. Поцеловал.

А еще я вполне могла совершить ужасную глупость и подлость — напоить тебя амортенцией. А ты никогда такого бы не простил…

Но сложилось все так, как и мечтать не могла».

Растроганная воспоминаниями, с печальной улыбкой Меропа медленно опускается в любимое кресло мужа и призывает с полочки его фото. Гладит старыми, узловатыми пальцами родное, молодое лицо.

А магия его все же интересовала. Он как-то признался, что поехал ее провожать не только из благодарности. Хотел разобраться "со всей чертовщиной", что вокруг нее творилась. Душу заполняет светлая грусть. Да, он такой — честный и смелый. "Моряк ребенка в беде не бросит". Женщину-то он в ней позже разглядел. Никогда не боялся неизвестного и опасного. А бесчестности и подлости не выносил. Рассказывал, что хотел остаться во флоте после первой войны, да не срослось у него со службой. "Когда война — одно дело, но охранять колонии от местного населения — увольте. Я лучше своим поместьем займусь".

А потом была вторая война. Уж сколько Меропа чар в его одежду вплетала, провожая. Как над медальоном ворожила — всю себя выкладывала. Вернулся. Но вот от старости не спасла.

Меропа вытирает растекающиеся по глубоким морщинам слезы. Ничего. В последнее время она часто чувствует небывалую усталость. И постоянно клонит в сон. А значит, маяться в разлуке остается уже недолго.

1) Хэдканон: ликаны — естественным образом рожденные дети оборотней. Обладают силой и регенерацией оборотня, но полностью контролируют своего волка и не зависят от фаз Луны.

Вернуться к тексту