Дневник Неточки (гет)

Пишу трясущейся рукой о событии, которое сегодня приятно потрясло мою душу: моя милая Катя приехала! К тому же, по ее словам, она приехала ради меня. Я будто бы в детство вернулась, когда вновь, спустя столько лет, увидела ее. Этот день хоть был не без неприятностей и странностей, но все-таки я хочу запомнить его на всю жизнь. Обо всем главном по порядку.

В это воскресное утро мы с Петром Александровичем пили чай, сидя на диване в его кабинете. Увлеченные разговорами, мы не придали значения загремевшему во дворе экипажу (мало ли кто мог проезжать мимо). Сначала мы горячо обсуждали прочитанную нами намедни книгу, а потом стали рассуждать о том, что скажет общество на наш брак, и отшучивались от самых серьезных последствий. Я видела, что Петра Александровича эта тема не страшит, и оттого внутри у меня было приятное чувство гордости за своего жениха.

— Уедем в Америку, заляжем на дно, — с усмешкой говорил Петр Александрович.

— И сменим имена, — добавила я, рассмеявшись сиплым голосом (мое горло еще не восстановилось от сильной простуды).

Петр Александрович с нежностью посмотрел на меня и взял мою руку. В этот момент дверь кабинета вдруг раскрылась, и вошел Федот, оповестив нас о гостях. За его спиной послышались тихие шаги женский ног; вошла она. За ней и князь Х. с княгиней.

В первое мгновение я замерла от изумления (Петр Александрович встал, отпустив мою руку), но потом, не в силах преодолеть себя, тут же бросилась к Кате, обхватив ее шею руками. Слезы радости брызнули из глаз моих, я была готова прыгать от счастья и целовать ее. Однако она не ответила на мои объятья, поэтому во второй раз я уже сумела преодолеть себя и даже не поцеловала ее, а просто отстранилась и восхищенно смотрела в ее красивые большие глаза. Она тихо снисходительно улыбнулась мне и легко поклонилась в знак приветствия.

Много чего я говорила ей сегодня, а она слушала, но чаще вполсилы. Отвечала мне очень сухо и однозначно. Ее равнодушие томило и огорчало мое сердце, но я утешала себя мыслью, что Катя повзрослела за эти годы, оттого и стала застенчивая…

За обедом я не спускала с нее восторженных глаз. Как она выросла, как изменилась! Румяные щеки, здоровый матовый цвет лица, длинные темные волосы, которые были уложены почти так же, как их любила укладывать Александра Михайловна. Катя в этом возрасте особенно похожа на свою сестру. Я не упустила возможности сказать ей об этом, но, к моему удивлению, комплимент был воспринят с укором, что я просто забыла, как выглядела Александра Михайловна…

Добрый князь любовался нами и нашим, хоть по большей части и односторонним общением, иногда гладил меня по голове и хвалил, обращаясь к Кате. Та кивала ему и улыбалась, как мне казалось, чтобы удовлетворить отца, который этого от нее и ждал. Упомянул он также, что Петр Александрович совсем не ошибся, сказав ему, что я выросла совершенной красавицей.

— Как когда? — удивился князь на мой вопрос. — Осенью того года, вот когда приезжал, письма же еще привез. Припоминаешь теперь?

Я почувствовала Катино письмо на своей груди и смутилась тому, что совсем забыла, как оно попало мне в руки.

— К нам заехал, — продолжал старый князь, — на расспросы о внуке нашем отвечал. Говорил также, что Неточка выросла совершенной красавицей, что хозяйственная, хорошо Мишеньку нашего воспитывает, ухаживает за ним как мать. Так старается, говорил, что нянечка порой без дела сидит. Одним словом: хвалил так, что я ненароком подумать успел: жениться, что ли, надумал? — он простодушно улыбнулся своей безобидной шутке.

Петр Александрович смущенно и мрачно потупил взгляд.

Князь в своей привычной манере в основном молчал, но этот внезапный порыв его вызвал негодование со стороны княгини. Она неодобрительно и строго покачала головой и перевела разговор на другую тему. Особенно ей не понравилась реакция Петра Александровича на эти слова ее мужа. Мне показалось, что она после этого чаще приглядывалась к Петру Александровичу за обеденным столом, поэтому я старалась не смотреть в его сторону, чтобы окончательно не смутить его, и все мое внимание ушло Кате.

После обеда князь Х. предложил нам с Катей погулять во дворе и без лишних глаз поговорить обо всем. Во время нашей прогулки я хотела взять Катину руку, но она спрятала ее за спиной, сделав вид, что не заметила моего жеста. На мои расспросы о ее жизни она опять-таки отвечала однозначно.

— Выучилась игре на фортепиано и пению, — отвечала она спокойно и размеренно.

Я оживленно, несмотря на мой осипший слабый голос и смущение, стала рассказывать ей о своих успехах в пении, о том, как забросила занятия после смерти Александры Михайловны, но недавно возобновила.

— Как бы я хотела спеть с тобой, Катенька! — шептала я.

— Мы у вас на неделю. Вылечить горло успеешь, — отвечала она так равнодушно, что мне защемило сердце. — К тому же, я попросила родителей взять меня с собой, чтобы наконец увидеть тебя. Будет обидно, если не споем.

— Отчего же ты раньше не приезжала? На похороны сестры и племянницы?

В ответ на это Катя в своей привычной манере, которую я часто вспоминала, украдкой пожала плечами.

Разговор наш получился обрывистым и неловким. Катя редко смотрела на меня… Впрочем, у нас еще будет время расслабиться в присутствии друг друга и поговорить как раньше.

Также меня мучает наша с Петром Александровичем скрытность. Я не имела возможности сегодня поговорить с ним наедине, чтобы узнать, как мы будем объявлять всем о нашем решении…