Генезис (джен)

Гарри практически никогда не бывал среди учеников других факультетов, поэтому он уже начинал отчаиваться и полагал, что не выполнит условие Паркинсон. Та ходила с таким видом, будто у них и не было никакого разговора. Наверное, это и не имело значения, Паркинсон или ее семья и так отдадут эти записи Риддлу, но было что-то неправильное в том, чтобы даже не попытаться выполнить такое пустяковое условие. Справиться самому, получить записи в свои руки, а не сводить Паркинсон с Риддлом. Гарри полагал, что просто подойти к толпе хаффлпаффовцев, с которыми он никогда не общался, и назвать какого-нибудь Финч-Флетчли грязнокровкой, после чего развернуться и уйти, будет выглядеть максимально глупо и отчаянно с его стороны. Но удобный случай все не представлялся до конца ноября.

Тогда по никому не известной причине их занятие защиты от темных искусств совместили с гриффиндорцами, у которых оно должно было состояться только через два дня. До этого они делили лишь класс зелий, защита же была реже, и, по-видимому считалась опаснее, из-за чего преподаватель должен был внимательнее следить за швыряющимися заклинаниями студентами, поэтому она всегда проходила у каждого факультета отдельно. Это был первый случай за все время, который объяснили тем, что профессору срочно понадобилось присутствие вне школы, из-за чего урок у Гриффиндора мог бы пропасть. Гарри не любил совместные занятия с Гриффиндором — это всегда грозило перейти в какой-то балаган.

— Зачем нам вообще понадобилось учить каппу, ведь они обитают только в Японии! — шепотом возмутился Уизли лишней нагрузке, разговаривая с Финниганом.

— Ты можешь вообще ничего не учить, так и закончив свою жизнь никчемным магом, как все в твоей семье, — тут же отреагировал Малфой.

— Заткнись, Малфой!

— Итак, кто скажет мне, как можно противостоять каппе? — спросил профессор Люпин, Грейнджер подняла руку и сразу начала отвечать, как только Люпин посмотрел в ее сторону, не дожидаясь разрешения говорить.

— Каппе можно противостоять двумя способами, профессор. Можно вежливо ей поклониться, и тогда она может поклониться в ответ, а если это не сработало и каппа агрессивна, можно наколдовать огурец, на котором вырезано ваше имя.

Гарри не смог сдержать смех. Это было настолько нелепо, что казалось совсем несерьезным. Гарри видел, что Тео тоже прыснул в кулак, а Миллисент едва сдерживает улыбку, считая неподобающим смеяться на уроке.

— Мистер Поттер, — обратился к нему Люпин. — Что же вас так развеселило в ответе мисс Грейнджер. Кстати, абсолютно правильном ответе, пять баллов Гриффиндору.

Только Люпин мог дать баллы за ответ, сказанный без разрешения. Снейп за такое баллы обычно снимал, а другие учителя делали замечания.

— Это нелепо, — выразил он свое мнение, сквозь проступающие от смеха слезы.

— Что именно, по-вашему, нелепо?

— Огурец с моим именем? Серьезно? Мы сейчас в самом деле будем проходить некое заклинание вызова огурца с гравировкой?

— Это используют, только если каппа агрессивна! — ощетинилась Грейнджер. — Способ был испробован самим Ньютом Скамандером, а до него его признали эффективным в Японии, где каппы могут представлять опасность.

— А что, на каппу перестали действовать какие-то более универсальные чары? Редукто там, я не знаю… — лениво заметил Гарри, невольно подражая манере Малфоя растягивать слова. — Иногда мне кажется, что этот предмет похож на какой-то цирк, в самом деле. Заклинание с огурцом могло бы быть актуально для ухода за магическими существами, если капп где-то разводят и они не представляют опасности как таковой, и это не защита от них, а усмирение. Если же, встретив какое-либо существо, нужно каждый раз вспоминать, кто это и какой огурец для него вызвать, то каппа скорее успеет сожрать волшебника, чем он сопоставит в голове, что это именно каппа, и вспомнит, как на третьем курсе школы его учили призывать именные огурцы. Защита должна быть более… многофункциональной.

— Это заклинание придумали специально, чтобы не навредить каппе! — настаивала на своем Грейнджер. — Зачем тебе убивать животное, которое агрессивно лишь из-за своих инстинктов?

— Ой, заткнись… грязнокровка! — выпалил Гарри, стараясь сделать свой ненастоящий порыв более искренним, хотя он был до жути неуместным. — Если бы даже твои тупые магглы видели, какой настоящей магии ты здесь учишься, вызывая огурцы, они бы лопнули от смеха. Великая волшебница Грейнджер, повелительница огурцов! Вспомни сама, что ты могла представить о магии, когда не знала о ней, и…

— Достаточно, Поттер! — резко прервал его Люпин. — Минус десять баллов со Слизерина за оскорбление однокурсницы. И я требую, чтобы вы взяли свои грубые слова обратно и извинились.

— Не стану, — сказал Гарри, скрестив руки на груди. — Я сказал именно то, что думаю обо всем этом… и ваших огурцах.

— Еще минус десять баллов со Слизерина, Поттер, — Люпин, казалось, был в бешенстве, потому что произнес это сквозь зубы. — И я требую, чтобы вы остались после урока.

Гарри пожал плечами, откинулся на спинку стула, довольный собой, и мельком взглянул на ухмыляющуюся Паркинсон, которая сидела с Малфоем. Выражение лица Малфоя, пожалуй, помимо получения записей о василисках, действительно стоило этой всей идиотской затеи. Его вид был настолько офигевшим, что казалось, не хватало только открытого рта для полноты картины.

До конца урока Поттер так и не приступил к выполнению задания по касту именных огурцов. Он не думал, что вообще имеет возможность встретить каппу в своей жизни и, не считая оскорбления Грейнджер, сказал именно то, что думал об этом уроке. В его понимании, защита должны была быть в самом деле чем-то другим. Универсальным и скоростным, как взрывные заклинания, одно из которых он и привел в пример. И не будет иметь значения, каппа перед тобой, красный колпак или человек с палочкой в руках. Нужно обучаться скорости и наиболее правильному вызову именно универсальных проклятий или щитов, которые действительно могут спасти жизнь.

После урока Гарри сложил все свои вещи в сумку, но остался. Он видел, как все его однокурсники покидают класс, оглядываясь на него, и это показалось забавным. Скажи что-то подобное Малфой, всем было бы плевать, в прошлом году он уже обзывал Грейнджер грязнокровкой, и не единожды. Почему-то одно и то же поведение воспринималось окружающими по-разному, словно общество наложило свои представления о должном поведении на него и Малфоя, и они существенно различались. Прямо как было у Дурслей в отношении него и Дадли. Только почему всегда именно к Гарри предъявляют какие-то высокие требования? Он не стал подходить к профессору и остался стоять у своего стола, потому что не любил находиться близко к малознакомым людям.

— Вы знаете, кем была ваша мать, мистер Поттер, — Люпин не спрашивал, он утверждал.

— Разумеется знаю, — Гарри хотел ответить, что да, она была грязнокровкой, просто чтобы разозлить Люпина, но решил, что он выполнил свою часть уговора с Паркинсон, и больше в этом нет смысла.

— Тогда почему же вы позволяете себе оскорблять вашу однокурсницу таким словом?

— А почему бы мне не позволять себе этого? Моя родословная не накладывает на меня никаких ограничений на этот счет, более того, я полагаю, даже магглорожденный вполне имеет возможность назвать кого-то грязнокровкой, если ему так этого хочется.

— Но это было бы глупо, — как-то растерянно произнес Люпин, не оценив логику Гарри по достоинству.

— Я же говорю про возможность, а не про рациональность, профессор, — снисходительно пояснил Гарри.

— Но это оскорбление может относиться и к вашей матери, мистер Поттер. Разве вас это не задевает?

— Наверное, оно задело бы мою мать, но ей, полагаю, уже безразлично, — Гарри улыбнулся, прежде чем вставить шпильку. — Возможно, если бы она не изучала дурацкие заклинания именных огурцов в школе, а лучше подготовилась ко встрече с реальной опасностью, у нее было бы больше шансов выжить и высказать свое мнение на этот счет.

— И что же, по-вашему, дало бы ей больше шансов выжить?

— Хм. Недоверие к окружающим? Вы же знаете, что Сириус Блэк был хранителем Фиделиуса, профессор? Почему не она сама? Почему не мой отец? Может быть, даже с их гриффиндорской верой в друзей, когда на кону стоит не только их жизнь, они могли бы спастись, но в самом деле потратили годы жизни на идиотские заклинания, вместо практики чего-то действительно стоящего. Я не знаю, могу лишь догадываться.

— Заклинание Фиделиус — это светлая магия, которая работает на доверии, — Люпин внезапно снова вошел в роль профессора, объясняющего ученику суть интересующей его магии. — Фиделиус также рассчитан на положительные эмоции доверия к человеку, как темная магия опирается на отрицательные эмоции. Он не сработает, если человек сам попытается стать хранителем тайны, потому что себе доверяют, по крайней мере, почти все и всегда. И так как это частично ритуал, для его замыкания обязателен тот, кому ты доверяешь свой дом и свою жизнь. И что же, по-вашему, является действительно стоящим изучения в этом классе? Помимо Редукто, которое вы назвали.

— О, полагаю, есть множество заклинаний, которые будут полезны. Предмет называется защита от темных искусств, а не от темных тварей, встретить которые вы имеете шанс один к десяти тысячам. К искусствам так же относятся и ритуалы, раз уж вы упомянули об этом, большинство из них, кстати, темные, если мне не изменяет память. И все они замкнуты, но я узнавал, их размыкание проходят лишь на седьмом курсе, и то мельком. Вот это, на мой взгляд, было бы защитой от темных искусств, профессор. В каппе же есть только темное и, по легендам, демоническое происхождение, искусства в этом, увы, нет.

— Попасть в замкнутый ритуал не так просто, — заметил Люпин.

— Не сложнее, чем встретить каппу в Британии, — парировал Гарри.

— И все же я хотел, чтобы вы подумали о своих словах, представили, что сказала бы ваша мать, узнай она, каким именно словом вы оскорбили свою однокурсницу.

— Профессор, обычно все, что я делаю, имеет какой-то смысл. Мои извинения перед Грейнджер его иметь не будут в любом случае.

— То есть вы хотите сказать, что ваше оскорбление имело смысл? — удивился Люпин.

— Конечно, — просто согласился Гарри. — Вам следовало смотреть в сторону Малфоя, его рожа в этот момент уже стоила этого.

— То есть это было попыткой поднять свой авторитет среди однокурсников?

— Нет, профессор, выходит, это имело несколько больше смыслов, чем один. Рожа Малфоя — приятный бонус.

Гарри посчитал, что разговор можно считать оконченным, поэтому уже собирался уйти, как вдруг вспомнил слова Забини, сказанные в начале года.

— Вы учились на одном курсе с моим отцом и Сириусом Блэком, — Гарри не спрашивал, а утверждал. Хоть и не был уверен, что Забини мог это знать наверняка.

— Да, мы дружили, — ответил Люпин, и его осунувшееся лицо стало совсем тусклым.

— Скажите, почему Блэк мог предать отца?

— Я… Я не знаю, Гарри, — Люпин впервые назвал его по имени.

— То есть они не ссорились, это не было местью, ревностью или чем-то таким?

— Мы не много общались в последний год, поэтому я могу не знать того, что между ними произошло в это время.

— А почему вы плохо общались в последний год?

Люпин не спешил отвечать. Он оценивающе посмотрел, и в этом взгляде, как показалось, промелькнуло разочарование. Гарри горько усмехнулся. Презрение, разочарование, что еще к нему могут испытывать окружающие за то, что он не оправдал их ожиданий, которые даже никогда не были озвучены?

— Признаю, это не мое дело, — сказал Гарри, подняв руки, прежде чем развернуться и уйти.

Он был уже не в том беззащитном возрасте, чтобы бессознательно пытаться оправдать ожидания всех окружающих взрослых в надежде на принятие и одобрение. Тем более, сколько бы он ни пытался сделать это в детстве, ни одна попытка не была успешной. Теперь ему, напротив, хотелось сразу же сделать все назло, чтобы разочаровать человека еще больше.

* * *

Гарри почувствовал какую-то странную причастность к происходящему, впервые не записав свое имя в список остающихся на каникулы. Конечно, все ехали домой, они там увидят своих родных и обменяются с ними подарками, будут наслаждаться временем, проведенным вдали от школьных уроков в приятной компании. Вероятно, ничего из этого не ждало Гарри, но он мог сделать вид, что он такой же, как и другие, и тоже собирается куда-то, где отметит Рождество. Как будто можно было сделать вид, что у него есть семья и друзья, выдумать свою жизнь.

Почти это объяснение он дал Дамблдору, которого встретил в коридоре второго этажа, когда направлялся с Миллисент в библиотеку, чтобы заранее написать домашнюю работу и не везти с собой все учебники. Миллисент, извинившись, поспешила уйти, а Гарри подошел к окну, за которым виднелось поле для квиддича, где сейчас шла тренировка команды Равенкло. Гарри очень любил летать. Понравилось бы ему играть в квиддич? Он не представлял, как мог бы работать в команде с такими людьми, как Малфой и Блэтчли.

Директор сообщил, что из-за ситуации с Блэком его так же будут сопровождать авроры. Это выглядело такой бессмысленной глупостью, с учетом того, что ему снова никто не запрещал покидать дом Друслей, что в душе у Гарри продолжало гореть то самое чувство маленького бунта.

— Ты всегда оставался в замке на рождественские каникулы раньше, — заметил Дамблдор как бы невзначай.

— Да. В этот раз я не хочу этого делать, — ответил Гарри, не вдаваясь в подробности.

— Тогда могу я поинтересоваться, почему ранее ты предпочитал проводить Рождество в Хогвартсе, а теперь передумал?

— О, если вы желаете, — Гарри улыбнулся, не глядя на директора. Он предпочел продолжить наблюдение за тренировкой. — Как и для многих магглорожденных Хогвартс мог стать для меня домом, но, увы, я не могу о нем этого сказать. Оставаясь тут, я чувствовал еще большую отчужденность от окружающих меня людей.

— Почему ты чувствовал отчужденность?

— Наверное, потому, что я всегда понимал: все уехали к своим родным и близким, а я остался не из-за любви к магии или замку. Просто Дурсли явно не будут мне рады, как и я им. Знаете, директор, довольно сложно быть чужим как в маггловском, так и в магическом мире, — осторожно сказал Гарри то, что казалось ему правдой. Незачем придумывать неактуальную ложь, чтобы потом самому в ней запутаться.

— Мне жаль, что ты чувствуешь себя чужим и не смог найти в Хогвартсе близких людей. И так же жаль, что твои родственники не смогли заменить тебе родителей.

— Директор, вы уже говорили ранее, что вам жаль, когда речь шла о посещении Хогсмида. Я не нуждаюсь в вашей жалости. — резче, чем планировал, ответил Гарри, после чего добавил уже тихо, вспомнив слова Паркинсон: — Пожалуй, она даже хуже, чем презрение.

— Я отдал тебя Дурслям, и, какими бы ни были плохими твои родственники, это сохранило тебе жизнь. Буду честен перед тобой, Фрэнк и Алиса Лонгботтом уговаривали меня отдать тебя им после ареста Сириуса Блэка, но это был слишком очевидный вариант, и в итоге на них совершили нападение. Боюсь, если бы ты был там, то не пережил бы встречу с Пожирателями. На доме твоих родственников действует кровная защита твоей матери, и люди, желающие тебе смерти, не смогут ни проникнуть в дом, ни даже близко подойти к нему.

— Кровная защита? Насколько я знаю, вся магия, связанная с кровью, относится к темной.

Гарри поборол в себе желание оглянуться и посмотреть на выражение лица директора в этот момент, хотя ему очень хотелось. Он помнил предупреждение Риддла о легилименции, которую мог применять директор. Поэтому он продолжал смотреть в окно, любуясь заснеженным школьным двором и наблюдая за фигурой Чо Чанг, ловца команды Равенкло, которая, казалось, заметила снитч.

— Технически, как и любая магия, где есть жертва, даже если жертва добровольная. Но именно благодаря жертве Лили ты выжил.

— Да, он хотел пощадить ее, я помню. Он сказал ей отойти, но она не послушала его. Странно, что жертва сработала. Почему ритуал замкнулся?

— Ты читал о ритуалах? — Гарри казалось, что это было произнесено с улыбкой, но он так же продолжал смотреть в окно и не мог сказать наверняка о выражении лица Дамблдора.

— Я вообще много читаю, директор. Знание о мире может заменить многое недостающее в самом мире.

Мимо них прошли девочки с младших курсов, замолчавшие при виде директора и вежливо поздоровавшиеся с ним. Они тут же продолжили хихикать, отойдя буквально на несколько шагов. Гарри попытался вспомнить, когда он испытывал удовольствие от чего-то, чтобы вот так беззаботно хихикать, разделяя радость с друзьями. Кажется, такого опыта еще не было в его жизни.

— Что, по-твоему, могло завершить ритуал?

Гарри задумался. Родители нередко погибали за своих детей, мужья за жен, многие люди хотели бы стать добровольной жертвой в технически, как заметил Дамблдор, темном ритуале такого рода ради спасения близких. Но это бы не сработало, и до сих пор он был единственным за всю историю человеком, пережившим смертельное проклятие. Должно было быть что-то, ставшее условием замыкания ритуала.

— Это будет безумное предположение, но мог ли… Волдеморт пообещать не убивать мою мать и не выполнить это условие?

— Полагаю, он так и сделал. Ты очень умный молодой человек, Гарри, и мне в самом деле странно видеть, что ты был распределен не в Равенкло. Лили говорила, что Шляпа предлагала ей выбрать между Равенкло и Гриффиндором.

— Мне тоже странно это видеть, директор, — Гарри все же обернулся и посмотрел куда-то на переносицу Дамблдора, вежливо улыбаясь.

Ему казалось, что теперь он знал, почему его распределили не в Равенкло. Вороны хотят знаний, для них знания — это цель, истинный смысл их существования, желание прикоснуться к тайне и понять, как работает этот мир. Гарри тоже бы хотел понять, но у него не было глобальной возможности это сделать. Он не был тем, кто интересовался природой и происхождением вербальных форм заклинаний, их созданием, причинно-следственными связями, кроющимися между произнесением определенных слов и эффектом, который они давали. Он бы хотел понять мир на более глубоком, глобальном уровне. Что есть душа? Что ждет человека после смерти? Как и зачем был создан этот мир? Понять, чтобы использовать эти знания. Ни одна книга не могла дать ответ на эти вопросы, и он это знал с самого начала, всегда знал, вернее, чувствовал, потому что незнание фундаментальных ответов, казалось, было основой самого существования мира. А потому его поверхностное получение знаний было лишь способом побега от реальности, которая чаще всего его не удовлетворяла.

Разговор с директором был странным, как и сам директор. Его не любили почти все слизеринцы, потому что он возглавлял сопротивление Темному Лорду, его обожали все гриффиндорцы — по той же самой причине. Но за что на самом деле он боролся?

* * *

— Что, Поттер, наконец-то твои родственники согласились терпеть тебя в рождественские каникулы? — спросил ухмыляющийся Уизли.

Было странно видеть, что рыжий олух как-то особенно взъелся на Гарри после инцидента на уроке защиты. Обычно Уизли всегда игнорировал его, как и большинство студентов, но теперь Гарри, видимо, попал в тот же мысленный список людей, где до этого уже был Малфой, называющих кого-либо грязнокровками. Было занятно наблюдать, что Уизли как будто даже стал лучше относиться к Грейнджер из-за этого, хотя заучку обычно не любили все, вне зависимости от факультета. Ну что ж, если он поспособствовал зарождению чьей-то дружбы — это было даже мило.

— Напомни-ка, Уизли, не ты ли два года подряд оставался на Рождество в школе? — спросил Гарри, который точно знал, что в прошлом году сидел за одним столом с этим рыжим идиотом, когда Дамблдор решил, что их осталось слишком мало, чтобы накрывать пять столов.

— Думаю, они наконец-то смогли накопить достаточно денег на праздничный ужин, — внезапно вступилась за него Паркинсон, которая шла с Малфоем к выходу.

— Полагаю, да. Теперь, когда у них стало одним ртом меньше, — Гарри сказал это прежде, чем понял, что так, в основном, не шутили даже слизеринцы.

— Как ты смеешь такое говорить? — тут же влезла в разговор Грейнджер. — У тебя самого погибли родители!

— И что?

Гарри уже не знал, как ему воспринимать своих родителей, это не было для него болезненной темой. Он не помнил ни мать, ни отца. В детстве ему говорили, что они были алкоголиками и никчемными людьми, и их вечно приводили в сравнение. В Хогвартсе они были героями, и их тоже приводили в сравнение. Как будто он должен исполнить перед ними некий вселенский долг — стать таким, чтобы они им гордились. Некая рациональная и жестокая часть в Гарри, которой он порой стыдился, и вовсе обвиняла их в этом его прискорбном положении. Они могли бы сделать больше, чтобы выжить. Не доверять непонятно кому быть Хранителем Фиделиуса, не ввязываться в эту клятую войну с маленьким ребенком на руках, да хоть бы вообще не планировать семью и детей в такое сложное время!

— Я убью тебя! — закричал Уизли, когда отошел от шока. Кажется, ему впервые напомнили о смерти сестры в таком ключе. Паркинсон говорила об этом лишь в стенах гостиной Слизерина. — Это из-за вашего клятого Наследника она умерла!

— И что? — снова повторил Гарри.

Он посмотрел в глаза разъяренному Уизли, который держал палочку, и ему вдруг стало безразлично происходящее. Гарри захотел, чтобы этот рыжий придурок использовал сейчас на нем самые сильные чары, какие он знал, чтобы он мог ответить тем же, вытереть его раскрасневшимся от злобы лицом грязный пол, сломать ему кости и закричать для него и всех сразу, что ему плевать. Плевать на родителей, на Хогвартс, на директора, на Блэка, на Люпина, этого идиотского друга родителей, который тоже в нем разочарован, в то время как самому Гарри будто даже не дали право разочароваться в окружающих.

— Ешь слизней! — выкрикнул Уизли вместо самых сильных чар.

— Протего! — тут же отреагировал Гарри.

Заклинание Уизли было отброшено щитом и вернулось его создателю. Зрелище было не самое приятное, рыжий сразу же скривил рожу, а через несколько секунд изрыгнул огромного скользкого слизня, который шумно шлепнулся на пол. Грейнджер и Финниган уже бросились успокаивать своего одноклассника. Парксинсон состроила брезгливую гримасу, Малфой рассмеялся, Миллисент с Тео переглянулись.

— Что здесь происходит? — спросил Снейп.

— Профессор, Рону плохо, помогите! — закричала обеспокоенная Грейнджер. — Поттер оскорбил его семью и… сестру.

— Сразу после того, как Уизли сказал что-то о моих мертвых родителях, разумеется, — тут же ответил Гарри.

Это было неправдой, но кому какое дело, какой именно была последовательность. Про его родителей что-то говорилось, и этого было достаточно. Спокойное безразличие к происходящему как будто даже грело душу, успокаивало. Он вообще впервые в жизни участвовал в конфликте, не убегая и не боясь последствий. Его никто не запрет в чулан, он не проведет сутки в темноте, где не будет ни часов, ни игрушек, ничего, что помогло бы ему скрасить это одинокое и унылое время, когда останется только спать и мечтать, просыпаясь все в той же темноте и оторванности от реальности.

— Поттер, кажется, вы должны знать, что использование магии запрещено в коридорах школы, — сквозь зубы процедил Снейп.

Только в ситуации с Гарри тот мог не встать на сторону слизеринца. Неправильный герой, неправильный сын своих родителей, неправильный слизеринец для главы факультета.

— Приори Инкантатем, — сказал Гарри спокойно, чтобы продемонстрировать последнее заклинание, произнесенное с помощью его волшебной палочки. — Вы предлагали мне смириться с неизбежностью изрыгать слизней по дороге в Лондон, но ни в коем случае не использовать магию в коридоре в ответ на использование магии другим студентом?

Снейп поджал губы. Гарри чувствовал, как он ненавидит его. Он также презирал Уизли. Казалось, ситуация для него была противоречивой: Снейп бы с радостью снял баллы с них обоих. Но на все происходящее смотрели Миллисент, Тео, Малфой и Паркинсон, также в коридоре появились другие студенты, спешащие к каретам, а потому уже сам Снейп был в ловушке собственного отношения к факультету и собственного же имиджа.

Он невербальным заклинанием наколдовал металлический таз и вручил его Уизли, сказав, что нечего засорять слизнями окружающую территорию, приказал всем разойтись по каретам, иначе они опоздают на поезд, и ушел, оставив все как есть, не снимая баллы даже с Гриффиндора. Гарри задумался, действовала ли в данном случае Финита либо другое заклинание отмены, или Снейп хотел, чтобы Уизли страдал от своей глупости? И насколько он жалел, что Гарри знает Протего?

Когда он прошел к каретам с Миллисент и Тео, к ним присоединились Паркинсон с Малфоем.

— Жалкое зрелище, — сказала Паркинсон, оглядываясь на красного Уизли, несущего таз, и брезгливо скривила носик.

Прим. автора: Я не считаю, что Гарри Поттер в итоге должен выйти неким последователем Риддла, поддерживающим чистоту крови. Так что прошу не относиться к написанному здесь критично, герою 13 лет, он учится отстаивать что-то свое и право это свое вообще иметь. Если вспомните, канонный 13-летний Поттер собирался вообще убить Сириуса Блэка.

Так же хочу напомнить, что это фанфик со сменным ПОВом, поэтому, например, мнение Гарри о Люпине, когда он подумал, что тот в нем разочарован, скорее всего не имеет отношения к реальности, и Люпин, скорее всего, скривил рожу не от разочарования в сыне своих умерших друзей, а от воспоминаний о том времени, когда его подозревали в шпионаже. Но Гарри это знать неоткуда, а вот разочарование в нем всех окружающих кажется ему самым логичным и естественным.