Заря Валинора (джен)

«И какой Моргот меня понёс на эти галеры? — думал переводчик, вбивая текст в окошко редактирования. — Двадцать три главы, пролог с эпилогом, да ещё и собственные измышлизмы в начале и в конце… Автор женского пола, что в данном случае принципиально… Кстати, как её называть? „Авторша”? „Авторка”? „Авторесса”? Или просто „автор”, но с прилагательными и глаголами в женском роде? И так, и эдак звучит криво. Как там у Стругацких было: „Замужний технолог, еврейка-агитатор… Молодая пешеход добежал до переход…” И фанфик-то дуракавалятельный! А ещё непонятно, что делать с фонетической игрой вокруг звука „þ”. Ну нету в русском языке ничего похожего! Этот, блин, Профеþþор и его лингвиþтичеþкие экþперименты!»

Но на рабочем месте номер два, в двух позициях левее текущего, висело окошко почтовой программы, а в ней уже четверо суток светилось письмо автора этого опуса. С разрешением на перевод и на добавление собственных пролога и эпилога второго уровня. И что теперь делать прикажете? А ничего теперь не поделаешь. Как говорится, взялся за гуж — полезай в кузов… Иначе просто нечестно получится. Да и самому интересно, удастся ли сделать адекватный перевод.

А балрогов всё равно хочется по-муравьёвски «барлогами» обозвать! И просклонять всяких «синдар» и «ваньяр» на манер татар и мадьяр!

Она сидела на кровати, уставившись в экран ноута. На экране был открыт пустой документ, и там следовало что-то набрать — или домашнее задание, или новый фанфик. Поколебавшись минуту, она решительно вбила:

ДИСКЛЕЙМЕР. Если бы эти персонажи принадлежали мне, Маэдрос находился бы сейчас в моей постели, голым и связанным. Его здесь нет. Выводы делайте сами.

Понятно было, что никакого смысла в этом дисклеймере нет (что подтверждали и статьи на «TV Tropes»), но формулировка ей понравилась, и она решила, что стереть это безобразие всегда успеется.

Пожалуй, неплохо было бы уточнить, какая версия канона будет использована. После недолгих размышлений она написала:

При сожжении кораблей погиб Амрас. Гил-Галад — сын Ородрета, а Ородрет — сын Ангрода; Фингон не был женат. Келеборн — эльф из синдар. Маглор, Карантир и Куруфин женаты; их жёны оставались в Валиноре. Аргон существовал, но дочерей у Финвэ не было.

Она всегда считала, что дочери Финвэ, если бы таковые были, серьёзно отметились бы в истории мира. Во всяком случае, если судить по поведению его внучек и правнучек. Были ещё вопросы насчёт крыльев у балрогов или цвета волос Келегорма… Но такие детали можно просто не упоминать.

Феаноринги освобождаются из Мандоса, воспользовавшись единственной известной слабостью Намо.

Она смотрела на свою последнюю фразу. Существовала куча историй о том, как Феанор вырывается из Мандоса (правда, большая часть их, увы, «замёрзла», не дойдя до финала), но ей ни разу не встречалось использования самой очевидной, по её ощущениям, слабости Намо. Это казалось странным.

Последняя фраза мозолила глаза. Казалось, она спрашивает: «И что дальше?» Ну освободятся они, но целую историю из этого не сделаешь. Нужно что-то вроде сюжетной арки. Она прикинула, что вообще может произойти, и написала:

Они встречают Даэрона. Феанору всё-таки удаётся убить балрога. Куруфин и Келегорм спорят с Эолом. ЭПИЧЕСКАЯ ДРАКА между потомками Индис и Мириэли.

Пожалуй, вышла классическая сюжетная арка по версии «Вредных советов писателю»: самые замечательные события, какие только взбрели в голову автору (целая куча), происходящие без всяких разумных причин. Она решила, что это ничего не значит. Разве может её история, состоящая из таких изумительных сцен, не быть великолепной?

Был, правда, шанс, что всё кончится так же, как и с Лучшим Пирогом Всех Времён и Народов, который они с сестрой испекли в ранней юности. Она отмахнулась от этой мысли. В конце концов, пирог был вполне ничего, если отрезать нижнюю часть, в которой попадался неварёный рис. (Идея насчёт риса наверняка принадлежала сестре.)

Она призадумалась, её пальцы зависли над клавиатурой. А что, если?.. Она никогда ещё не писала самовставок, хотя очень этого хотела. Вообще-то читатели не слишком уважают (если не сказать, что презирают) подобный жанр, но этот фик выходил несерьёзным, шуточным, для собственного удовольствия. Может, и для неё самой в нём найдётся место?

В Мандосе они встречают Эрвен…

Всё-таки надо было заняться домашней работой!

в которой автор пытается описать общение между душами, Феанор и его сыновья встречаются с новым персонажем, а олифантиха рожает

Чертоги Мандоса бесконечны и бесконечно скучны. Особенно для духа Феанора, зависшего в зале с гобеленами, на коих изображалась довольно неинтересная жизнь коня по имени Черныш. Да и духам шести его сыновей, собравшимся вокруг отца, было ненамного веселее.

— Чем займёмся? — поинтересовался Келегорм.

— Никто не мешает пойти посмотреть новые гобелены, — предложил Маэдрос.

— Точно, — сказал Амрод. — Мы с Амбаруссой поспорили, которая из тех двух самок-олифантов в Хараде родит раньше. Думаю, осталось несколько минут.

— Несколько минут для них, — проворчал Амрас, — а не для нас.

Дело в том, что Вайрэ фиксирует каждое происходящее в мире событие в тот момент, когда оно происходит, но создание гобелена с батальной сценой (или, в данном случае, с изображением рождения детёныша олифанта) занимает гораздо больше времени, чем длится сама битва. Ещё во время Весны Арды случилось нескольких безобразных скандалов, после которых Яванна столетиями не разговаривала с Вайрэ. И тогда было найдено решение: время вокруг станка Ткачихи замедлили так, что она могла спокойно изображать все события мира и не кричать при этом на птиц, чтобы те перестали так бешено махать крыльями. Но ход времени затормозился во всех чертогах Мандоса, так что угодившие туда несчастные души были в большинстве своём крайне недовольны нововведением. Многим даже хотелось разломать пресловутый станок, чтобы Вайрэ подыскала себе другое хобби.

— Да кому охота смотреть на рождение олифанта? — заявил Карантир. — Наверняка это жутко грязное дело.

— Можно ещё разок поспорить с Эолом, — сказал Куруфин.

— Намо этого не одобряет, — заметил Маэдрос.

— Значит, решено, — заключил Келегорм. — Я пошёл искать Эола.

И Келегорм двинулся прочь. За ним отправились и Куруфин с Карантиром.

— Я всё-таки погляжу на олифантов, — пробормотал Амрас. Его брат-близнец кивнул, и они ушли, оставив Феанора наедине с его старшим сыном.

— Ты сегодня неразговорчив, отец.

— Я видел бессчётное число рождений олифантов, — ответил Феанор глухим голосом (если можно говорить о голосе, когда речь идёт о бестелесном духе). — В этих чертогах я изучил этот вопрос так, что мог бы написать учебник по акушерству для олифантов — просто потому, что никакого более приличного занятия здесь нет. Мне скучно, Нельо.

— Вроде бы предполагалось, что мы станем обдумывать наши прошлые поступки, — не слишком уверенно сказал Маэдрос.

— Я и это сделал.

— Ты говорил, что работаешь над новым руническим алфавитом, потому что тенгвар неудобен для вырезания на камне…

— Я довёл его до совершенства. Но смысл? Им никто никогда не будет пользоваться.

— А…

— Новые феа не появлялись?

— В последнее время — тишина.

— Прошу прощенья, — сказал кто-то, — это ты — Феанаро?

Феанор обернулся и поглядел на незнакомца. (Пожалуй, «поглядел» — неправильное слово, ведь у Феанора не было тела, а потому, очевидно, не было и глаз. Что касается того, что он увидел — или, вернее, почувствовал, поскольку видеть ему было нечем, — что ж, феа помнит облик хроа, в котором обитало, но не является его точной копией, ведь иначе это и было бы хроа, а это, очевидно, не так… Извините, я, кажется, запорола объяснение. Мне не следовало оскорблять вас недоверием к вашим умственным способностям. Вы наверняка и сами бы поняли, что все слова вроде «сказал», «увидел» и тому подобные — это попытки очень приблизительно описать общение бестелесных духов. Давайте попробуем ещё разок.)

Феанор обернулся и поглядел на незнакомца, вернее, на незнакомку. Её принадлежность к женскому полу была очевидна, но такого голоса он не помнил. Она говорила на квенья, на нолдорском диалекте, так что, к его облегчению, вряд ли была из тех эльфов, кого он убил. С другой стороны, она могла погибнуть на Скрежещущих Льдах, или на войне против Моргота, или во время резни в Гаванях Сириона — многие из нолдор обвиняли в своей смерти Феанора, даже если он не был непосредственным виновником их гибели. В любом случае притворяться кем-то другим не было никакого смысла. Его дух слишком ярко горел, ярче любого другого, и распознать его было очень легко. Если она собирается прочесть ему нотацию о его прежних делах — что ж, это будет хоть каким-то развлечением. А учитывая его красноречие, может оказаться, что она ещё и извинится перед ним за несправедливые обвинения.

— Да, — ответил он. — Я Феанаро. С кем имею честь?

— Наконец-то! — сказала незнакомка. — Я уж думала, что никогда тебя не найду в этих бесконечных залах. Я Эрвен.

— Не припоминаю такого имени. Я тебя знаю?

— Скорее всего нет.

— Тогда зачем ты меня искала?

Эрвен нервно дёрнулась:

— Ну, я хотела спросить, вы ведь все должны пробыть здесь до конца времён, и сейчас ты, кажется, ничем не занят…

— К делу.

Эрвен запнулась и выпалила:

— Или я спятила, или мы все — персонажи какой-то выдуманной истории. И я уверена, что второе. Как мне убедить тебя в своей правоте?

* * *

Вернувшись, Келегорм, Куруфин и Карантир обнаружили, что их отец увлечённо беседует с незнакомой женщиной. Это было крайне необычно. Души в Мандосе не слишком стремились общаться, а те, кто разговаривал с Феанором и его сыновьями, не столько говорили, сколько кричали на них, что никакого удовольствия тем не доставляло.

— Отец, мы вернулись, — сказал Карантир, поскольку Феанор, казалось, не заметил их присутствия.

— Вижу, — ответил Феанор.

— И ты не собираешься познакомить нас с новым другом? — спросил Келегорм.

— Извольте. Турко, Морьо, Курво — это Эрвен, у неё есть одна очень интересная задача. Эрвен, мои сыновья…

— Которые, будучи столь же знаменитыми, как и их отец, в представлении не нуждаются, — подхватила Эрвен.

— Весьма польщены, — сказал Куруфин. — Так говоришь, интересная задачка?

— Во всяком случае, интереснее здешних гобеленов, — ответил Маэдрос, глянув на тканое изображение Черныша, которого кормил сеном его толстый хозяин.

— Ну так поделись ей с нами, — предложил Карантир.

— Так вот, — начала Эрвен, — оказавшись в Мандосе, я начала кое-что вспоминать. Очень странные вещи. Я вспомнила, как была человеческой девушкой в мире, который очень не похож на наш. Я вспомнила, как писала истории. Истории о нашем мире. И я вспомнила, как пишу эту историю.

— Эту историю? — не понял Куруфин.

— Ту самую историю, в которой мы сейчас, — я помню, как пишу её. Вернее, её начало. Чем она закончится, ещё не знаю.

— Что значит «история, в которой мы сейчас»? — возмутился Келегорм. — Уж не хочешь ли ты сказать, что это ты — автор Музыки Айнур? Очень сомневаюсь. Зачем ты вообще её слушаешь, отец?

— Потому что альтернатива — это созерцание очередного рождения олифанта, — ответил Феанор. — Продолжай, Эрвен.

— Я не имею в виду Музыку. Я помню, как пишу о том, как вы освобождаетесь из Мандоса.

— Вырываемся? Сбегаем? — спросил Маэдрос, каким-то чудом умудрившись выразить одновременно надежду и цинизм. — Но как?

— Этого пока не скажу, — заявила Эрвен. — Во-первых, для освобождения ещё не настало время, а во-вторых, если скажу, то буду вам не нужна.

— Она спятила, — заявил Келегорм.

— Возможно, — сказал Феанор. — Но, с другой стороны, меня тоже называли сумасшедшим.

Повисло молчание. Эрвен, казалось, хотела сказать «ты и был сумасшедшим», но говорить подобное Феанору не следовало, потому что… Потому что это Феанор, вот почему.

— Так что, как нам проверить, права ли Эрвен? — спросил Феанор. — Считайте это мысленным экспериментом. Как убедиться, являемся ли мы персонажами какой-то истории?

— Если мы — персонажи, а она — автор, то она должна знать всё, что случится в будущем, — заявил Куруфин. — С другой стороны, это может быть обычным предвидением.

— Я знаю далеко не всё, что произойдёт, — сказала Эрвен. — Я ещё не знаю всей истории, это только первая глава. И не уверена, что автор сама знает всё, что случится в будущем. Надеюсь, кстати, что мне удастся эту историю изменить. Я знаю несколько событий, которые точно произойдут, но это как видеть несколько кусочков мозаики, не зная, на каких местах они окажутся. Единственное, что я вижу ясно — это наше освобождение из Мандоса, потому что это следующее событие, которое произойдёт. Но как вы сможете убедиться, что это не обычное предвидение?

— А какая разница? — спросил Маэдрос.

Отец и братья уставились на него.

— Так какая разница? — повторил он. — Эрвен говорит, что мы вырвемся из Мандоса. Возможно, у неё есть дар предвидения; возможно, верна её безумная теория. Результат один: мы покидаем Мандос.

— Разница есть, — ответила Эрвен, — потому что я хочу, чтобы вы помогли мне устроить бунт против автора. И как вы это сделаете, если не поверите, что автор существует?

— Ещё один бунт? — Маэдросу явно не понравилась идея. — Нет уж. Ещё в одном бунте я не участвую.

— Да ладно, Маэдрос, — заявил Карантир. — Если она права, то этот самый автор — человеческая девчонка, это не против валар бунтовать. Но я не думаю, что она говорит правду.

— Умбарто выиграет спор, — бросила Эрвен. — Если я права, это вас убедит?

— Это будет аргумент, — ответил Феанор, — но этого будет недостаточно.

— Но что тогда я могу сделать? — спросила Эрвен, начиная терять надежду.

— Если и в самом деле где-то есть кто-то, кто пишет эту историю, — сказал Феанор задумчиво, — то где-то в этих залах должен быть гобелен, который это показывает.

— Я не знаю, пишет ли она сейчас эту историю, — проговорила Эрвен. ­— И не уверена, в этом ли мире она живёт. Не знаю, может, я ошибаюсь. Может, я и в самом деле спятила.

В этот момент вернулись близнецы, один с триумфальным видом, второй — надувшись.

— Я выиграл! — радостно провозгласил Амрас. — Мы тут ничего не пропустили?

в которой на самом деле практически ничего не происходит, разве что главные герои занимаются типично нолдорскими делами: спорят, надуваются от самодовольства и бунтуют

— Напомни мне ещё разок, почему мы вообще этим занимаемся, — проворчал Келегорм.

— Потому что никакого другого занятия у нас нет, — ответил Маэдрос.

— Я мог бы ещё разок поспорить с Эолом.

— Ты с ним уже целую эпоху споришь.

— Ну да. Но это всё равно интереснее, чем здешние гобелены. Ничего скучнее я ещё не видал: они же целиком белые!

— Это потому что на них изображены Скрежещущие Льды, — ответила Эрвен. — Если бы ты видел их вживую, не скулил бы насчёт гобеленов.

— Я их видел, — буркнул Келегорм.

­— Ага, с такого славного комфортабельного корабля.

— Не пререкаться! — одёрнул их Маэдрос. — Нам следует найти гобелен, на котором изображена Эрвен.

— Ну и почему мы должны этим заниматься? — возмутился Келегорм.

— Потому что так сказал отец. Уверен, у него есть какой-то план.

— А все его планы всегда замечательно срабатывают, — саркастически хмыкнула Эрвен.

— Это как следует понимать? — вопросил Келегорм.

Маэдрос вздохнул. Феанор расспросил Эрвен о её жизни, чтобы решить, откуда начать поиски, и все они, разделившись на команды, отправились просматривать гобелены. Сам Маэдрос оказался в компании с Эрвен и Келегормом, которые всё время спорили друг с другом, а иногда и с ним. В довершение всего их отправили смотреть гобелены Хэлкараксэ — наверное, самые скучные во всех бесконечных чертогах. Им не удалось найти ни одного с изображением эльфа — только лёд, лёд, сплошной лёд. Если бы у него была голова, она бы точно разболелась.

— Прекратить. Споры. Немедленно.

Тишина.

— Вот так-то лучше. Время вышло, а мы ничего не нашли, так что возвращаемся. Может, кому-нибудь повезло больше.

Как выяснилось, кому-то всё же повезло. Карантир и близнецы выглядели так же устало и разочарованно, как и команда Маэдроса, но Феанор и Куруфин просто надувались от самодовольства. По крайне мере, сильнее, чем обычно.

— Мы нашли кое-что, — заявил Куруфин. — Кое-что очень… интересное.

— Ну так покажите! — выплюнул Карантир, у которого совершенно не было настроения выслушивать таинственные комментарии.

Феанор повёл их долгим, извилистым путём, постоянно сворачивая то вправо, то влево. Чем дальше, тем темнее становились гобелены, если не считать отдельных вспышек красного цвета.

— Нет! — воскликнула Эрвен и остановилась. — Я не хочу это видеть. Может, найдём другой гобелен? Должны же быть другие, пойдём и найдём их…

Феанор обернулся к ней и спокойно произнёс:

— Мы посмотрим на этот.

Эрвен замолкла и последовала за ним без дальнейших возражений, не поднимая, впрочем, взгляда от пола, чтобы не видеть картин на стенах. Прочие эльфы вели себя примерно так же. Здешние изображения были не из тех, которые хочется повесить в гостиной.

— Вот, — сказал Феанор, указывая на гобелен.

— И что здесь интересного? — не понял Амрас, оглядывая его с отвращением.

— Смотрите внимательнее, — сказал Феанор.

— Нет уж, спасибо, — ответил Маэдрос.

Феанор вздохнул:

— На гобелене что-то пришито. Что-то… Или, вернее сказать, кто-то.

Карантир пригляделся:

— В самом деле. Это же Эрвен, правда?

— Трудно понять, в таком-то виде, — ответил Куруфин, — но нам кажется, это она. Что скажешь, Эрвен? Это ты?

Та продолжала смотреть в пол, ничем не показывая, что слышала вопрос Куруфина.

— Посмотри сюда, — скомандовал Феанор.

Эрвен медленно подняла взгляд и посмотрела на гобелен.

— Да, это я. И очень вас прошу, уйдём наконец отсюда.

* * *

Они снова были в комнате с изображениями Черныша. Эрвен, кажется, немного успокоилась — во всяком случае, её больше не колотила крупная дрожь.

— Что ж, это было… интересно, — сказал Карантир. — Но что это значит?

— Пусть Эрвен ответит, — предложил Феанор. — Надеюсь, она сумеет объяснить.

— Думаю, смогу, — ответила Эрвен. — Я говорила, что помню, как была человеческой девушкой, так? Вот, я — то есть она — читала о вас. Вы были в книге. Потом она писала о вас; о вас вообще писало много людей, я помню, как читала эти рассказы… Потом она начала писать эту историю, о том, как вы выходите из Мандоса, и решила вставить в эту историю себя, и создала меня. Думаю, потому я и была нашита на гобелен, а не выткана на нём — потому что с самого начала, в книге, меня не было.

— Минуточку, — остановил её Келегорм. — Если ты — это она, то как ты можешь хотеть взбунтоваться против автора?

— Тебе ещё надо объяснять? Ты же видел тот гобелен! Она вполне могла дать мне нормальную жизнь, правда ведь? Но ей, видите ли, понадобилось всячески издеваться надо мной!

— Она создала свою копию и заставила её пройти через это всё? — переспросил Маэдрос. — И какой же ненормальный по доброй воле отправит сам себя в Ангбанд? Зачем ей это понадобилось?

— Потому что решила, что из этого выйдет хорошая история, или хотела проверить себя, или ей просто нравятся трагедии, — сказала Эрвен. — Не знаю. Но собираюсь найти её и дать ей за это в морду. Как следует. И за Хэлкараксэ тоже, там было ненамного лучше.

— Ты говоришь, что не знаешь, живёт ли она вообще в этом мире, но при этом собираешься бить ей физиономию? — уточнил Карантир. — А как ты собираешься её найти?

— Тут я рассчитываю на вас, — ответила Эрвен. — В обмен на то, что скажу вам, как можно освободиться из Мандоса.

— Так вышло, что это я уже знаю, — заметил Феанор.

Эрвен уставилась на него.

— Ты блефуешь, — сказала она крайне неуверенно.

— Разумеется, нет, — ответствовал Феанор. — Это было довольно просто. Если ты не хотела, чтобы я понял твой план, тебе не следовало давать мне подсказку. Хотя я, скорее всего, всё равно бы догадался.

— Я дала подсказку?

— Ты сказала, что для освобождения ещё не настало время, — сообщил Феанор. — Сказать почему?

Эрвен молчала, будто бы опасаясь выдать ещё что-нибудь секретное.

— Скажи нам, — попросил Маэдрос.

— Потому что Кано ещё не с нами, — сообщил Феанор.

Эрвен вздохнула:

— Ты и в самом деле понял. Я поражена.

— Поражаться здесь нечему. Если уж человеческая девчонка до этого додумалась, то для величайшего из всех когда-либо живших нолдор и вовсе никаких проблем быть не должно.

— Я не человек.

— Ты говоришь, что твой двойник — человек.

— Простите, — вмешался Карантир, — я всё ещё не понимаю, каким образом Макалаурэ может помочь нам вырваться отсюда. Может, всё-таки объясните?

— Это выглядит очевидным, как только до этого додумаешься, — протянул Феанор мечтательно. — Удивляюсь, почему я не нашёл этого решения раньше.

— Повторяю, может, вы всё-таки поделитесь с нами этим фантастическим решением? — напомнил Карантир.

— На самом деле всё очень просто, — самодовольно заявила Эрвен. — В стародавние времена кое-кому удалось уговорить Намо выпустить некоего персонажа из Мандоса, хоть это и было против правил.

— Лютиэн… — вымолвил Куруфин.

— Да, — подтвердила Эрвен. — Единственная слабость Намо — музыка. Ваш брат — один из величайших певцов всех времён и народов. Объедините эти два факта, и что вы получите?

— Думаешь, сработает? — засомневался Амрас.

— Наверняка, — кивнула Эрвен. — Если мы все останемся в Мандосе, вряд ли из этого выйдет история.

— Насчёт «остаться в Мандосе»… А почему ты всё ещё здесь? — поинтересовался Келегорм. — Насколько я знаю, почти все участники бунта уже давно помилованы. Лишь немногие, самые кровожадные, остались.

— Вроде твоей дружины, — пробормотал Маэдрос.

— Да хватит уже меня попрекать! Не мог я резню остановить, занят был — меня в это время убивали!

— Но именно ты принял их на службу, в первую-то голову.

— И это сказал тот, кто решил вступить в союз с истерлингами. Сам знаешь, не было у нас возможности перебирать. А Эрвен, кстати, так и не ответила на мой вопрос.

— Я сама решила здесь остаться, — сказала Эрвен.

— Здесь? — удивился Амрас. — Тьелко был прав с самого начала, она точно сошла с ума.

— Если у тебя нет тела, у тебя ничего не болит. Это звучало просто замечательно, — пояснила Эрвен. — Ну, до тех пор, пока не начали появляться те странные воспоминания. Тогда я решила выяснить, правдивы ли они. Лишиться тела я не против, но лишиться ещё и разума — это чересчур.

— И теперь ты знаешь, — кивнул Куруфин.

Эрвен вздохнула:

— Теперь знаю, но ничего не могу с этим поделать и не могу потребовать от вас помощи в обмен на план освобождения, так что скорее всего всё-таки сойду с ума.

— О, мы всё равно взбунтуемся против автора, — заявил Феанор.

— Взбунтуетесь? — переспросила Эрвен с надеждой.

— Разумеется, — подтвердил Феанор. — Человеческая девчонка управляет миром? Я этого не потерплю. Вопрос лишь в том, сможешь ли ты чем-нибудь помочь нам?

— Смогу, — ответила Эрвен без колебаний.

— И как именно?

— Ну… Я смогу иногда проникать в мысли автора? Это должно быть полезным. И я, наверное, смогу узнать о каких-то будущих событиях?

— В таком случае, — вступил Куруфин, — может, ты скажешь нам, когда здесь появится Макалаурэ?

— Думаю, очень скоро, — ответила Эрвен. — Разве осталось ещё что-то, что должно произойти раньше? Нет, по-моему, мы уже со всем разобрались. Значит, он прибудет с минуты на минуту.

— Ну конечно, — буркнул Амрод. — А минута здесь может быть очень долгой.

в которой Эрвен разрушает четвёртую стену, автор делает отсылки к Пратчетту, а наши «герои» покидают Мандос

План пошёл наперекосяк с самого начала.

— Это как понимать — «не буду»? — ревел Феанор. — Ты мой сын! И будешь слушаться меня!

— Не буду, — отвечал Маглор.

— От тебя не просят ничего аморального, Кано, — уговаривал Куруфин. — Только спеть.

— Не буду петь.

— Ты не смеешь отказаться мне помочь! — кричал Феанор. — Ты давал клятву!

— Именно поэтому и не буду! И оставьте меня в покое!

И дух Маглора уплыл в дверной проём между двумя довольно-таки очаровательными гобеленами, изображавшими великую войну муравейника Подкаменного с муравейником Замшелый Ствол.

— Не могу его винить, — заметил Амрод. — Не будет ли опять преследовать нас наша клятва, если мы вернёмся в мир?

— Мне казалось, Руссандол и Кано исполнили её, — сказал Куруфин.

— Ну, в какой-то мере, — ответил Маэдрос.

— «В какой-то мере»? — не понял Куруфин. — Что это значит? Так исполнили или нет?

— Мы вернули два сильмарилла, — объяснил Маэдрос, — но Макалаурэ выбросил свой в море, а мой был при мне, когда я…

— Обычно говорят «бросился в пылающую расселину», — подсказал Келегорм.

— Да. Именно так.

— А третий где? — поинтересовался Карантир.

— У Эарендила, — ответил Амрас. — Мы видели на гобелене, помнишь? Он получил от валар корабль из стекла и мифрила и плавает в небе как звезда.

— О, тогда нам действительно надо захватить третий самоцвет, — сделал вывод Феанор, который к тому времени успокоился настолько, что смог говорить без крика. — О тех двух беспокоиться не придётся.

— Нет, — отрезал Маэдрос. — Если возвращение к жизни означает необходимость напасть на Эарендила, то я в этом не участвую.

— Я тоже не участвую, — неохотно сказал Амрас.

— Я тоже, — поддержал Амрод.

Феанор чуть не взорвался от гнева:

— Да вы тут все — предатели!!! Да как вы смеете!!! Я ваш отец!!!!

— Слишком много восклицательных знаков, — сказала Эрвен.

Все уставились на неё.

— Ну, знаете такие восклицательные знаки? — объяснила она. — Используются на письме, чтобы показать, что говорящий что-то восклицает.

— Так то на письме, — заметил Амрас, — а мы-то разговариваем.

— Так-то оно так, но всё, что мы говорим, записывается, — сообщила Эрвен. — И последнее предложение Феанаро потребует четырёх восклицательных знаков, что опасно близко к пяти. А пять восклицательных знаков — это уже верный признак абсолютно свихнувшегося разума.

— Ты хочешь сказать, что мой отец свихнулся? — возмутился Карантир.

— Нет, это было бы самоубийством…

— Самоубийство тебе не грозит, ты уже мертва, — напомнил Келегорм.

— Что я пытаюсь сделать, так это заставить вас прекратить споры и сосредоточиться на нашей главной проблеме: как освободить вас от клятвы.

— Не думаю, что это возможно, — Маэдрос покачал головой. — Мы клялись именем самого Илуватара. Клятва нерушима.

— Стало быть, придётся её исполнить, — сделал вывод Куруфин.

— Только не ценой очередного кровопролития, — покачал головой Амрас. — Лучше бы ты вообще не заговаривала об освобождении. Из-за тебя я опять мечтаю почуствовать ветер в лицо… А я ведь почти избавился от этого желания.

— Я вижу два выхода, — сказала Эрвен. — Либо вы получаете сильмарилл мирным путём, либо просите Илуватара освободить вас от клятвы.

— Никто добровольно не откажется от сильмарилла, — заявил Келегорм. — Ты знаешь, мы всегда сначала просили по-хорошему. Ни разу не получилось. Не вижу, почему бы в этот раз что-то пошло по-другому.

— Должен быть какой-то путь, — рассуждала Эрвен. — Мы освободимся, это точно, и для этого нам нужен Макалаурэ, это тоже несомненно. А чтобы Макалаурэ согласился помогать, надо, чтобы клятва была снята или исполнена, причём так, чтобы никто при этом не пострадал. Значит, такая возможность есть.

— По-моему, это какая-то неправильная логика, — заметил Амрод.

— Да, — согласился Карантир, — это глупо.

— Пожалуй, сейчас самое время, как ты говорила, «проникнуть в мысли автора», — предложил Куруфин.

Эрвен вздохнула:

— Я постараюсь. Рано или поздно кто-то из нас должен набрести на мысль — ведь если мы так и останемся сидеть в Мандосе, приличной истории не выйдет.

— Займись, — кивнул Маэдрос. — А я пойду поговорю с Макалаурэ.

— Как думаешь, Вайрэ уже закончила сегодняшний закат? — спросил Амрас.

— Разве что для восточных земель, — ответил его брат-близнец. — Хочешь пойти посмотреть?

— Ну, занятия получше у меня всё равно нет, — сказал Амрас. — Хотя должен сказать, что мне больше нравится закат на западном берегу, когда солнце погружается в море. Это и в жизни так прекрасно?

— Ещё лучше, — вздохнул Амрод. — Намного лучше.

* * *

Искривлённая природа пространства-времени в бесконечных чертогах не даёт точно определить, когда именно Эрвен набрела на идею — как обычно, очень простую. Не удастся и назвать срок, который понадобился, чтобы вновь собрать вместе всю небольшую компанию — Эрвен, Феанора и всех его сыновей за исключением Маглора. Поэтому я просто приведу разговор, последовавший за изложением вышеупомянутой идеи.

— А я всё-таки думаю, что ничего не выйдет, — ворчал Келегорм. — Никто не отдаст сильмарилл.

— Но мы и не просим его отдавать, — настаивала Эрвен, — только разрешить одному из вас подержать его несколько секунд. Этого достаточно, правда ведь? Вы уже захватили два сильмарилла, и как только вам в руки попадёт третий, клятва будет исполнена. А что вы сделаете с ним потом, уже неважно.

— Думаю, это сработает, — согласился Феанор.

Маэдрос сомневался:

— Я не встречался с Эарендилом лично, так что о нём ничего сказать не могу, но сталкивался с его женой. И последний раз видел её, когда она бросилась с обрыва. Потому что не хотела отдавать мне сильмарилл. Они могут отказаться разговаривать с нами.

— Не исключено, — признала Эрвен, — но Макалаурэ, думаю, сможет уговорить Элронда, чтобы тот замолвил за нас слово. Ну а что касается прыжков с обрыва — что ж, по крайней мере у вас с Эльвинг есть что-то общее.

— Не смешно, — буркнул Маэдрос.

— А я думала, это забавно, — надулась Эрвен.

— А если не получится? — спросил Амрас. — Нам нужен план «Б».

— План «Б» — найти Илуватара и попросить освободить нас от клятвы, — выдал Карантир. — План «В» — вернуться в Мандос.

Братья скептически глянули на него.

— Не слишком тщательно разработанные планы, — хмыкнул Маэдрос.

— Хватит и таких, — заявил Карантир. — Ну что, кто пойдёт говорить с Макалаурэ?

— Я, — сказал Феанор. — Я его отец; он должен меня послушаться.

— НЕТ! — выкрикнули Маэдрос и близнецы хором.

— Иди ты, Руссандол, — предложил Амрод. — Ты всегда был ему ближе всех нас.

Маэдрос ушёл, а всем остальным не осталось другого занятия, кроме как разглядывать стены. Те светились оранжевым.

— Недра земли, — сказал Амрас. — Может, кто-нибудь найдёт Руссандола?

— Или кольцо, — подхватила Эрвен. — Пять очков за вашего брата, двадцать за кольцо.

Этого занятия им хватило до возвращения Маэдроса.

— Он отказался, — сказал тот.

— Это как понять — «он отказался»? — возмутился Карантир.

— И чего тут непонятного, Карнистир? Он выслушал меня и отказался.

— Почему? — быстро спросил Амрод, торопясь получить как можно больше информации, пока неминуемый взрыв отцовского бешенства ещё не произошёл.

— Он сказал, что когда в последний раз я уговорил его действовать по моему плану, чтобы заполучить сильмарилл, ему пришлось снова убивать ни в чём не повинных эльфов, потерять последнего брата и шататься по морскому берегу несколько тысяч лет, так что я должен его простить, но на сей раз он моим советом не воспользуется, — ответил Маэдрос.

— НУ ПОЧЕМУ НИКТО МЕНЯ НЕ СЛУШАЕТСЯ?! — завопил Феанор.

— КРИК КАПСОМ, — отметила Эрвен. — Это лучше или хуже, чем куча восклицательных знаков?

Все уставились на неё.

— Ты тоже спятила, — вздохнул Амрас. — Пойду я попрошу Макалаурэ.

— Удачи, — с горечью бросил Маэдрос.

После неожиданно короткого отсутствия, за время которого Феанор успокоился до такой степени, что смог (приложив некоторые усилия) разговаривать нормальным тоном, Амрас вернулся. И он был не один.

— У тебя получилось уговорить его? — удивился Феанор. — Как?

— Сказал «пожалуйста», — улыбнулся Амрас. — Попробуй как-нибудь, отец.

— И это всё? — не поверил Куруфин.

— Он напомнил мне, как давно он здесь, и сказал, что ему хочется увидеть луну и солнце, — проговорил Маглор. — Я не понимал, насколько скучно вам здесь было; самому-то мне хотелось отдохнуть. Но хорошо, я согласен спеть, если только вы обещаете, что больше не будете убивать других эльфов.

— Клянусь, — сказал Феанор.

— Не надо, — Маглора передёрнуло. — Не надо больше клятв. Достаточно слова.

— Отлично, — сказал Маэдрос. — А теперь идём к Намо.

* * *

Тёмная фигура скептически оглядела души Феанора и его сыновей:

— Вы приговорены к пребыванию в чертогах мёртвых до конца времён.

— Хотя бы выслушай наше прошение, — сказал Феанор. — Пой, Кано.

И Маглор запел. Он пел о прежних их делах, и каждый слог был полон печали и раскаянья. Он пел о позоре и одиночестве, о своих одиноких скитаниях по морским берегам; о том, как разрывало ему душу чувство бессилия: ведь случившегося не воротить и не исправить, как бы этого ни желалось. Если бы только можно было сделать хоть что-нибудь! Их прошлое было тёмным, настоящее — серым, но будущее… Если бы только у них было будущее.

Среди сплошной тьмы возникло маленькое зёрнышко надежды. Это было желание искупить вину.

И Маглор пел, и из зёрнышка вырастал цветок, хрупкий, как мыльный пузырик, и столь же прекрасный. Его тихий шелест говорил о добрых поступках, которые они могли бы совершить, о шедеврах, которые могли бы создать, если бы только у них был шанс. Исправить причинённое зло они не в силах, но могут попытаться дать миру что-нибудь хорошее в отчаянной попытке возместить хоть что-то. Это немного, этого недостаточно, но это лучше, чем ничего.

И с последним аккордом певец сорвал этот цветок и положил его к ногам Намо.

— Но остаётся ещё ваша клятва, — проговорил тот уже не таким строгим тоном, — так что я не могу отпустить вас, даже если бы захотел. Она снова заставит вас творить зло, как уже случилось в прошлом.

— Мы нашли способ исполнить клятву, — ответил Феанор и изложил их идею.

— А если наш план не сработает, мы добровольно вернёмся в Мандос и останемся в заключении до конца времён, — добавил Маэдрос.

В полной тишине Намо обдумывал их слова. Феанор и его сыновья затаили бы дыхание, если бы у них были лёгкие.

— Это что ещё такое? — раздался вдруг возглас на синдарине. Голос был хорошо знаком средним сыновьям Феанора: добрую половину последнего тысячелетия они провели в спорах с его обладателем.

— Эол, — сказал Куруфин. — И Маэглин, как я вижу, с ним.

— Так нечестно, — заявил Маэглин. — Если их выпустят, надо и нас освободить.

— Это почему ещё? — возмутился Карантир.

— Я не совершал ничего худшего, чем вы, — выплюнул Эол.

— А что, я пытался убить своего сына, когда он меня покинул? — поинтересовался Куруфин. — Должно быть, сей эпизод вылетел у меня из головы, я-то думал, что оставил его живым и здоровым в Нарготронде. Да, убийства своей жены я тоже не припоминаю.

— Я только пытался вернуть своё, — отчеканил Эол. — Вы не имели никакого права захватывать наши земли.

— Это ты не имел никакого права жениться на нашей кузине, — ответил Келегорм.

— Мы защищали ваши земли от Моргота! — заявил Карантир.

— Довольно, — сказал Маэдрос. — Спорами о давних обидах мы ничего не добьёмся.

— Ты просто завидуешь, что мой отец — лучший кузнец, чем твой, — бросил ему Маэглин.

— Я так не думаю, — сказал Феанор с надменным видом.

— Можешь думать или не думать, факты от этого не изменятся, — сообщил Эол. — Разве не я выковал меч, которому предсказано убить Моргота?

То ли вспышка гнева, то ли искра интереса на мгновение промелькнула в глазах Феанора — фигурально выражаясь, конечно, потому что реальных глаз у него в это время не было. Затем он отвернулся от Эола и обратился к Намо:

— Ты выслушал нашу просьбу. Каким будет твой ответ?

в которой читатели должны быть благодарны автору за использование песен группы Blind Guardian в качестве названий глав, иначе в этом заголовке стоял бы английский каламбур о сожжении шипперов

— Оно не так красиво, как Лаурелин, — сказал Амрас. — Выглядит как-то… Грубовато. Просто большой шар света. Дерево было гораздо изящнее.

— Это лучше, чем вечная тьма, — заметил Маэдрос, поглядывая на свою правую руку, будто желая убедиться, что она никуда не пропала. Он поглядывал на неё каждые пять минут с самого момента освобождения.

— В этом ты, конечно, прав, — кивнул Амрас. — Мне бы ещё закат увидеть. И восход, конечно. Могу представить, как прекрасно он выглядит из Тириона: огромная сфера огня поднимается над волнами…

— …облака пылают розовым и багровым, — нетерпеливо подхватил Амрод, — и…

— В Тирион мы не пойдём, — перебил его Феанор.

— Не пойдём? — переспросил Амрас.

— Во всяком случае, не сейчас, — ответил Феанор. — Там мы привлечём слишком много лишнего внимания. Сначала отправимся в Форменос; думаю, сейчас там никого нет. Нам необходимо собрать информацию и уточнить планы, прежде чем действовать…

— Но мы уже целых три главы ничего не делаем, только разговариваем! — возмутился голосок сзади. — Читатели заскучают! Они ждали полную приключений историю о том, как Феанаро вырывается из Мандоса и разносит вдребезги всю Арду, а им подсовывают кучу диалогов, которые автор по своей бездарности считает остроумными!

Восемь эльфов обернулись. С ними говорила эльфийка. Симпатичная, но прекрасной не назовёшь; разве что волосы у неё были замечательные, блестящие золотом на солнце.

— А, Эрвен, — сказал Куруфин. — Почему отстала?

— И о чём только что говорила? — спросил Маглор.

— Ничего особенного, так, несколько жалоб на автора, чтобы нагнать объём, — махнула рукой Эрвен. — Она только что решила, какого размера должна быть история, и теперь лихорадочно соображает, чем бы таким заполнить эту главу.

Повисло молчание. Феанор и его сыновья пытались понять, что им только что сказали, но в конце концов решили не заморачиваться.

— Ты не ответила на мой вопрос, — напомнил Куруфин.

— Намо был занят — беседовал с Эолом и Маэглином, — ответила Эрвен. — Вернее, беседовали в основном Эол и Маэглин, вы же знаете Намо: если можно промолчать, он молчит. Эти двое утверждали, что выпускать вас было нечестно.

— Пожалуй, в каком-то смысле так оно и есть, — задумчиво кивнул Маглор.

— Нет, — не согласился Келегорм. — Я, например, не сдавал город Врагу.

Маглор закашлялся. Его кашель прозвучал подозрительно похоже на слово «Нарготронд».

— Ничего общего с поступком Маэглина, — возразил Куруфин. — У нас были лёгкие разногласия с Финдарато насчёт того, мудро ли рисковать целым королевством ради любви одного смертного человека. И позволь напомнить, что Нарготронд пал, потому что отказался от нашего режима секретности и вместо того прислушался к советам ещё одного смертного.

— Думаю, всё дело в том, что мы все раскаялись в своих поступках, — сказал Маэдрос, строго глянув на братьев, — а Эол никогда не признавал, что был в чём-то неправ. Ладно, пошли!

— Мы ведь не идём в Тирион? — нервно уточнила Эрвен.

— Нет, мы пойдём в Форменос, — ответил Феанор. — Нам следует очень тщательно спланировать свои действия. Это наш последний шанс, и мы не должны его упустить, влетев в неприятности из-за лишней спешки.

— Но ты же Феанаро, — удивилась Эрвен. — Ты просто олицетворение опрометчивых решений. Ты всегда спешишь и всегда влетаешь в неприятности.

— Только если разозлюсь, — уточнил Феанор. — Кроме того, я способен учиться на собственных ошибках.

Эрвен внимательно посмотрела на него, а потом сказала:

— Да. Да, этому я могу поверить. Но чему поверить не могу, так это тому, что ты способен признать, что совершил ошибку.

— Я говорил гипотетически, — ответил Феанор.

* * *

Форменос ничуть не изменился с тех времён, когда они его покинули, разве что всё оказалось покрыто не то что толстым, а скорее глубоким слоем пыли. Остаток дня ушёл на очистку нескольких жилых комнат, а когда с этим закончили, выяснилось, что нигде нет ничего съедобного. Феанор и его сыновья собрались за кухонным столом, и настроение у них было далеко не безоблачным.

— Надо идти на охоту, — заявил Келегорм.

— Потом, — сказал ему Феанор. — Сначала обсудим, что нам делать дальше.

— Раздобыть еды, — сказал Амрод. Отец его проигнорировал.

— В первую очередь мы должны освободиться от клятвы, — напомнил Маглор.

— Вот именно, — согласился Феанор. — Тебе следует поговорить с Элрондом. Он живёт на Тол Эрессеа, так что тебе придётся найти корабль…

— …Только не поджигай его и никого не убивай, — пробормотал Амрас.

— Да знаю я, что делать, — проворчал Маглор. — Доплыть до Эрессеа, найти Элронда, попросить его поговорить с родителями, явиться в башню Эльвинг, попросить Эарендила позволить мне подержать сильмарилл несколько секунд…

— Позволить мне подержать сильмарилл несколько секунд, — уточнил Маэдрос. — Для игры на арфе тебе нужны обе руки, я обойдусь и одной.

— Руссандол, — проговорил Маглор, глядя на брата, — ты не должен…

— Не спорь, — отрезал Маэдрос. — Тебе я трогать сильмарилл не позволю.

— Но…

— Не обсуждается, Макалаурэ. Продолжай, отец.

— Потом, думаю, нам придётся разбираться с историей Эрвен, — сказал Феанор.

— Где она, кстати? — Карантир оглянулся по сторонам.

— Здесь её нет, — ответил Амрод. — Пойти поискать?

— Иди, — кивнул Феанор. — Пока Кано путешествует на Эрессеа, все остальные ждут здесь. Никому не отлучаться ни в Тирион, ни ещё куда, пока я не разрешу.

— Я хочу повидать маму, — угрюмо сказал Амрас. — И буду благодарен, если в этот раз ты не станешь сжигать меня заживо.

Феанор посмотрел в глаза младшему сыну:

— Если ты так решительно настроен, я не смогу тебя остановить. Не буду и пытаться. Но всё же попрошу тебя подождать немного, до того времени, когда мы не будем связаны клятвой. Это возможно?

Немного поколебавшись, Амрас кивнул.

— Хорошо, — и Феанор перешёл к следующему пункту повестки дня. — Так, а сейчас нам, разумеется, следует подумать о пропитании…

— Не проблема, — хмыкнул Карантир. — Это всё-таки Аман, а мы в таких дебрях выживали… Здесь еду наверняка найдём.

— Я, кажется, видел фруктовые деревья, — сказал Келегорм. — Ну и поохотиться тоже можно.

Дверь открылась.

— Она читала, — сказал, заходя, Амрод. Эрвен вошла следом.

— В самом деле? — удивился Куруфин. — И где же ей удалось найти что-то для чтения? 

— Я во время уборки нашла несколько старых текстов, — ответила Эрвен.

— Старых текстов, говоришь? — прищурился Феанор. — Каких таких старых текстов? И почему это вдруг тебе вздумалось их почитать?

— Твои заметки насчёт примитивного эльфийского языка. А читала, потому что они показались интересными…

— Зачем рылась в моих бумагах? — прорычал Феанор. — Что хотела там найти?

Эрвен пожала плечами:

— Что-нибудь почитать?

— Мне кажется очень подозрительным, что первое, что ты сделала — это пробралась в мой старый кабинет и стащила мои бумаги!

— Я не стащила! — возмутилась Эрвен. — Я взяла на время! Да вы что, думаете, я на кого-то шпионю? И на кого же, по-вашему?

— Ну, ты была в рабстве у Моринготто, — напомнил Келегорм, — так что выбор очевиден.

Эрвен возмущённо вскинула голову:

— Я никогда не была рабом!

Все уставились на неё.

— Ты же помнишь, мы видели на гобелене, — проговорил Маглор медленно, с расстановкой, как будто объясняя ребёнку. — Тебя. В Ангбанде.

— Я была в плену, а не в рабстве, — отчеканила Эрвен. — Это не одно и то же. Я никогда не работала на него и никогда не буду.

— А как мы можем удостовериться, что ты не лжёшь? — спросил Келегорм.

— Никак, — ответила Эрвен. — А как я могу удостовериться, что ты не собираешься украсть меня и насильно на мне жениться?

— У меня есть стандарты, — фыркнул Келегорм.

Выражение лица Эрвен стало таким, как будто её окатили ледяной водой из ведра.

— Хватит, — сказал Маэдрос. — Если мы не можем ей верить, её надо либо выгнать, либо внимательно следить за ней.

— Не выгоним, — принял решение Феанор. — По крайней мере, не сейчас. Тебе, Эрвен, придётся записать всё, что ты знаешь. Ты говорила, что мы были героями книги, и что некоторые люди, в том числе твой двойник, стали сочинять о нас истории.

— Да, — кивнула Эрвен. — Это называется «фанфики».

— Вот и запиши всё, что об этом знаешь, — распорядился Феанор. — А я пойду в кузницу. Надеюсь, ты закончишь к моему возвращению.

Он встал из-за стола, оставив Эрвен с раскрытым от изумления ртом.

— Да как? Прикажете весь фанфикшен за один вечер расписать? Тут же целые эпохи понадобятся…

— Тогда не теряй времени, — посоветовал Маэдрос. — Макалаурэ, найди ей перо и бумагу и присмотри за ней, а мы пойдём добывать провизию.

* * *

Наступила ночь, а Эрвен всё продолжала писать. Маглор отыскал в чулане нолдорскую лампочку; её голубой свет остался таким же ярким, как в день изготовления. На протяжении нескольких часов единственным звуком, слышным на кухне, был скрип пера по бумаге. Потом начали возвращаться сыновья Феанора, разожгли огонь, приготовили ужин, и Карантир попытался заглянуть через плечо Эрвен — поинтересоваться, что она там написала. Как оказалось, это была неудачная идея. Даже для Карантира.

— Ох!

— Прости!

— Зачем ты это сделала? — сердито спросил Карантир, потирая ушибленную руку.

— Нечаянно, это был рефлекс, — оправдывалась Эрвен. — И вообще, зачем ты ко мне подкрался?

— Я не подкрадывался, а просто хотел посмотреть… Погоди, а почему это ты в своих записях меня шипом называешь? Ну, не то чтобы я был мягким и пушистым… И при чём тут Халет?

Эрвен хихикнула:

— В чудесном мире фанфиков ты в неё влюбился.

— Чего? — лицо Карантира покраснело. — Я думал заключить союз с её народом, но упрямая смертная отказалась. С чего бы, во имя Илуватара, кому-то вздумалось, что я её любил?

— Наверно, это заложено в человеческой природе, — пожала плечами Эрвен, обмакнула перо и продолжила писать. — Людям нравится выдумывать, в каких отношениях состоят их любимые персонажи. Как-то так. Они называют это «шиппингом», а шипы тут ни при чём.

Прочие сыновья Феанора, слышавшие разговор, явно хотели задать напрашивающийся вопрос, и первым нарушил молчание Маэдрос:

— А про меня эти люди тоже сочинили любовные истории?

— Конечно. Очень многие думают, что ты состоял в отношениях с Финдекано.

— Финдекано? — в таком ужасе братья не видели Маэдроса, наверное, со времён Нирнаэт Арноэдиад. — Но он же мой двоюродный брат!

— А я? — заинтересовался Келегорм.

— Чаще всего говорят об Ириссэ.

Келегорм закусил губу и уставился в пол. Куруфин понимающе усмехнулся. Маэдрос был бы шокирован ещё сильнее, если бы это было возможно. Но поскольку такой возможности не было, он всего лишь продолжил пребывать в полном ужасе.

— Но ведь она твоя двоюродная сестра!

— Только по одной линии!

— Всё равно двоюродная сестра!

— А есть ли смысл это обсуждать? Она всё равно замужем за этим проклятым Тёмным Эльфом.

— Хе! — ухмыльнулась Эрвен. — Наверное, мне не стоит рассказывать Майтимо о людях, которые спаривают его с Макалаурэ. Или с Элрондом. Или с Элросом. Или с Сауроном.

— ЧЕГО?!

— Да не обращай внимания, Руссандол, — посоветовал один из близнецов. — А как насчёт нас с Амбаруссой?

— Ну… Вы знакомы с термином «твинцест»?

— ЧЕГО?!

— Да что вообще у вас, людей, творится в головах? — с отвращением спросил Маглор.

— Извините, но я не человек. У автора хватило совести сделать меня эльфийкой. И это, пожалуй, единственное, за что я ей благодарна.

— Погоди-ка… А ты сама случайно не писала подобных провокаций? — поинтересовался Маэдрос, глядя на Эрвен с подозрением.

— Ну… Вообще-то это была не я, это автор, а я такая же жертва как и вы, она меня в Ангбанд засунула, вы же знаете…

— Хорошо, она писала что-нибудь подобное?

— М-м-м… Вообще-то да, она написала одну историю про тебя и Амлаха…

— АМЛАХА?! ТЫ ЖЕНИЛА МЕНЯ НА МУЖЧИНЕ?!

— …и другую про Куруфинвэ и Амариэ…

Куруфин спокойно улыбнулся:

— Это, пожалуй, имело бы смысл хотя бы для того, чтобы поглядеть на физиономию Финдарато. Но у твоего автора, похоже, вылетело из головы, что я женат.

— Твоего деда это не остановило.

— Изволь не говорить плохо о моём отце, — приказал возвратившийся Феанор.

Эрвен подскочила от неожиданности:

— Прости! Не убивай меня, а? Пожалуйста.

Феанор холодно глянул на неё:

— У меня нет такого намерения. Пока что. Итак, вам удалось раздобыть что-нибудь съедобное?

в которой Феанор и его сыновья, уяснив, что Мэри Сью — это нехорошо, решают узнать, не является ли Эрвен таковой

Взошло солнце. Восход был таким прекрасным, как и ожидал Амрас, но, к сожалению, убедиться в этом он не мог. Он был занят серьёзной дискуссией с отцом и братьями. Их разговор я приводить не буду, потому что и так написала уже слишком много диалогов. Я бы лучше поместила здесь описание восхода, но уверена, что такое описание будет намного хуже, чем настоящий восход, а потому попрошу вас закрыть глаза и представить эту картину самостоятельно. Итак, закройте глаза…

Великолепно, не правда ли? Теперь можно продолжить наш рассказ. Пока вы не смотрели, произошло только одно событие: Феаноринги окончили свой разговор и пошли искать ту самую неприятную девицу, которую я поместила в эту историю (и уже начинаю серьёзно жалеть об этом своём решении).

— Эрвен, — сказал Феанор, — мы кое-чем обеспокоены.

Эльфийка подняла взгляд. Феанор и его сыновья стояли перед ней полукругом. Как они появились в комнате, она не заметила, но ничего удивительного в этом не было. Она читала, а потому не обратила бы внимания и на самого Моргота со всеми его драконами, если бы тот вломился к ней в комнату.

— Да ради всего святого! — сказала она. — Это всё те же твои записки о примитивном эльфийском. Мне нельзя брать твои бумаги, знаю, но ты же не говорил, что нельзя дочитать те, которые уже у меня…

— Дело не в том, — прервал её Куруфин. — Мы прочли твой отчёт и обнаружили очень тревожный факт. Похоже, что в тех историях, о которых ты нам рассказывала, нередко встречаются зловещие создания, именуемые Мэри Сью, которые неизбежно приводят рассказ к катастрофе. Создания, которые обычно являются аватарами своих авторов…

— Погодите! — заволновалась Эрвен. — Вы что, думаете, что я — Мэри Сью?

— Ну, тебя не сломили пытки в Ангбанде, — сказал Келегорм. — По-моему, это довольно подозрительно.

— Они не сломили и твоего брата.

— Это правда, — подтвердил Карантир. — Руссандол, ты у нас случайно не Мэри Сью?

— Не придуривайся.

Феанор задумчиво посмотрел на старшего сына:

— Но ты исключительно хорош собой, у тебя волосы необычного цвета, ты выжил там, где большинство эльфов погибло бы, у тебя отличный меч…

— Отец, мой меч так хорош, потому что его выковал ты!

Глаза Феанора полыхнули внезапным пламенем:

— Ты обвиняешь меня в том, что это я Мэри Сью?

— Нет, я просто указал…

— Молчать! Я уже сыт по горло твоим непослушанием!

— Кхе-м, — сказал Куруфин. — Никто из нас не может быть Мэри Сью, поскольку ни у кого из нас нет главного атрибута, а именно — женского пола. Мужской вариант, насколько я помню, именуется Гэри Стю?

— Да. Или Марти Стю, — добавила Эрвен.

— Значит так, — продолжал Куруфин. — Я изучил имеющиеся материалы и смог составить список типичных признаков Мэри Сью. Предлагаю сравнить характеристики Эрвен с этим списком и решить, Мэри Сью она или нет.

— А как насчёт этого самого Гэри Стю? Может, нам стоит определить, не является ли таковым Руссандол? — Карантир перехватил взгляд старшего брата и поспешно добавил: — Или кто-нибудь ещё из нас?

— Давайте двигаться по порядку, — предложил Куруфин. — Сначала выясним, Эрвен — это Мэри Сью?

— Я — точно нет.

— Увидим. Итак, пункт первый: сногсшибательная красота, необычный цвет волос и глаз?

Феанор и его сыновья критически оглядели Эрвен.

— Не назвал бы её особенно прекрасной, — выдал заключение Маглор, — да и глаза — ничего особенного, но цвет волос и в самом деле необычный.

— Протестую! Ничего необычного в блондинках нет! — воскликнула Эрвен и поспешила добавить, заметив скептическое выражение окружающих эльфов: — Ну хорошо, светлые волосы необычны для нолдор, но всё-таки встречаются. Дело в том, что моя мать происходит из ваньяр. Хотя на самом деле я просто получила внешность автора, она не смогла представить себя в другом виде. Думаю, ей следовало сделать меня покрасивее.

— Значит, цвет волос ваньярский, — заключил Феанор таким тоном, что было совершенно ясно: это не комплимент.

— Пункт второй, — продолжал Куруфин. — Классное имя.

— У неё дурацкое имя, — презрительно бросил Карантир.

— Вот только тебе и говорить о дурацких именах, Красномордый, — ответила Эрвен.

Физиономия Карантира приняла знакомый оттенок красного цвета, и Куруфин поспешил перейти к следующему пункту, пока братец не бросился в драку:

— Исключительные таланты в самых разных областях, редкие или даже несуществующие умения.

— Ну, не знаю, — протянул Амрас. — Какие у неё таланты?

— Способность противостоять пыткам, — сказал Келегорм.

— Это в основном гордость и упрямство. Их обычно считают недостатками, а не талантами, — ответила Эрвен. — И очень вас прошу, давайте не будем упоминать Ангбанд, а то меня накроет воспоминаниями, и вам придётся расспрашивать трясущийся комок на полу.

Взгляд Маэдроса смягчился:

— Правильно. Тьелко, больше не упоминаем сам понимаешь что. Какие-нибудь другие таланты?

— Она умна? — предположил Амрод.

— Почему ты так решил? — не понял Маэдрос.

— Она решила присоединиться к нам.

— Просто подумала, что никто, кроме Феанаро, не окажется достаточно безумным, чтобы не отмахнуться от моего рассказа как от теории заговора, — сообщила Эрвен. — Но полагаю, что я и в самом деле не дура.

— Что ещё? — спросил Маэдрос. — Курво, какие там бывают типичные таланты у Мэри Сью?

— Изумительный голос…

— Если бы, — вздохнула Эрвен. — Ну что бы ей стоило дать мне изумительный голос? Я всегда так хотела красиво петь… Напомните мне дать ей в морду за это.

— …превосходство над канонными персонажами по всем параметрам… — продолжал Куруфин.

— А кто такие «канонные персонажи»? — спросил Амрас.

— Это мы.

Феанор рассмеялся:

— Она явно нас не превосходит. Ни в чём.

— …невероятно быстрое обучение…

— У меня хорошая память, — признала Эрвен, — но практические навыки я нарабатываю не слишком быстро.

— …потрясающий секс…

Феаноринги уставились на Эрвен. Та залилась румянцем:

— Без комментариев. Следующий пункт.

— …свободное владение несколькими языками…

— Виновна. Но и вы все тоже. Да и говорю я только на квенья, на тиндарине и Чёрном наречии; это же не претензия на знание энтийского.

— Ты говоришь на Чёрном наречии? — не то восхитился, не то ужаснулся Куруфин.

Эрвен вздрогнула:

— В Ангбанде набралась. Вообще-то его довольно просто изучить; там не так уж много слов, и бо́льшая их часть — ругательства. Продолжай.

— …высший уровень владения боевыми искусствами…

— Тогда меня не смогли бы взять в плен, не правда ли?

— Моринготто свободно может захватить даже самого лучшего фехтовальщика, — проворчал Маэдрос.

— Проведу с ней поединок, посмотрим, насколько она хороша, — предложил Карантир, всё ещё дувшийся из-за комментария насчёт его имени.

— Позже, — сказал Феанор. — Продолжай, Курво.

— …различные магические способности, богатырские физические данные, волшебные или уникальные аксессуары, например, драгоценности или оружие…

— Ничего подобного у меня нет.

— …трагичная биография…

Все посмотрели на Эрвен. Та попыталась изобразить щенячий взгляд и блестяще провалилась.

— Думаю, по этому пункту мы можем сказать «да», — резюмировал Маглор.

— Да ладно! — возмутилась Эрвен. — Мои родители не издевались надо мной и не бросили меня, моя младшая сестра не умерла, несчастной любви у меня тоже не было. Да, случались в моей жизни ужасные события, но в то время в Белерианде всем было не сладко.

Маглор задумался:

— В этом, пожалуй, есть резон.

— Если ты откажешься от обвинения по этому пункту, брат, — сказал Куруфин, — я признаю её виновной по следующему: «способность убедить кого угодно в чём угодно».

Эрвен тяжело вздохнула, и Куруфин с самодовольным видом продолжил:

— Следующий пункт — «безупречность». Эрвен, у тебя есть какие-нибудь недостатки?

— Гордость, упрямство, самоуверенность, навязчивость, пренебрежение теми, кто беспокоится обо мне, привычка считать себя лучше других, нежелание делать то, что сказано, возникающее только потому, что мне сказали это сделать.

— Это что, недостатки? — спросил Феанор.

— Это те мои недостатки, которые я согласна признать.

— А какие недостатки ты не согласна признавать? — Феанор уставился Эрвен в глаза.

Та сглотнула:

— Трусость. И иногда склонность к насилию.

— Если ты трусиха, как же вышло, что тебя не сломали в Ангбанде? — не понял Келегорм.

— Не тем пугали. Я не боюсь ни смерти, ни боли.

— А чего же ты боишься? — заинтересовался Куруфин.

Эрвен подозрительно глянула на него:

— В твоём прошлом хватает предательств и манипуляций…

— Я бы предпочёл назвать это находчивостью, — пробормотал Куруфин.

— …и ты ждёшь, чтобы я открыла тебе свои самые сильные страхи? Да ты наверняка найдёшь способ использовать их против меня. И разве мы не договорились не поминать Ангбанд?

— Договорились, — подтвердил Маэдрос. — Что там дальше, Курво?

— Всеобщая любовь и восхищение.

— Мне она не нравится, — тут же сообщил Карантир.

— Да тебе никто не нравится, — ответил ему Маглор. — А вот мне она как раз нравится.

— Да тебе все нравятся!

— Кроме тебя, — сказал Маглор, но тут же добавил: — Шучу.

— Хватит пререкаться, — остановил их Маэдрос. — Лично я не одобряю её странные любовные истории, но в остальном ничего против неё не имею. А что думают остальные?

— Я благодарен ей за информацию об истинной природе нашего мира, — заявил Феанор. Никто не попытался указать, что это, строго говоря, не ответ на заданный вопрос. Вообще любые высказывания Феанора было довольно сложно подвергать сомнению — отчасти потому, что он всегда говорил так, будто изрекал истину в последней инстанции, отчасти из-за бешеного взгляда, который предупреждал о крупных неприятностях любого, кто рискнёт.

— Я считаю, что её способность проникать в мысли автора может быть нам полезной, — ровным голосом произнёс Куруфин.

Снова никто не указал, что это тоже не ответ. Было бы нечестно придираться к Куруфину после того, как все проглотили не-ответ Феанора.

— А ты, Тьелко? — спросил Маэдрос. — Миньярусса? Атьярусса?

— Я ей не верю, — заявил Келегорм.

— Не могу сказать, чтобы она мне нравилась или не нравилась, — ответил Амрод.

Амрас кивнул:

— Я тоже.

— Тогда переходим к следующему пункту, — распорядился Феанор.

— Вступает в романтические отношения с канонным персонажем и/или оказывается отпрыском канонного персонажа.

Карантир нахмурил брови:

— Канонные персонажи — это мы, так? Ну что, кто-нибудь собирается на ней жениться?

Тишина.

— Непохоже.

— И я не отпрыск канонного персонажа, — добавила Эрвен. — Хотя, вероятно, являюсь кому-нибудь из них дальней родственницей, потому что все эльфы — потомки тех, кто пробудился у Куйвиэнен, а таких было не так уж много, особенно ваньяр. Кстати, напомните мне дать в морду автору ещё и за размещение информации в диалогах, как она сделала сейчас. Особенно с учётом того, что читатели эту информацию и так знают.

— Последний пункт: становится главным действующим лицом истории, переводя канонных персонажей в разряд восхищённых зрителей, чьей основной характеристикой является отношение к Мэри Сью.

Феанор расхохотался:

— Ну это просто смешно. Главное действующее лицо в этой истории — я, и я не собираюсь становиться «восхищённым зрителем». Мы позволяем Эрвен следовать за нами только потому, что её способность понимать, как мыслит автор, может быть нам полезна. И это всё.

— Так что, она Мэри Сью или нет? — спросил Амрас.

— Нет, — ответил Феанор.

— Спасибо, — сказала Эрвен.

— А я всё равно проведу с ней поединок, — заявил Карантир. — Она меня оскорбила.

— Как хочешь, — отмахнулся Феанор. — Я иду в кузницу. Кано, тебе пора отправляться. Бери любые нужные припасы, если их найдёшь.

в которой Маглор плывёт на Эрессеа, сыновья Феанора охотятся, а Феанор запирается в кузнице и требует луковицу

Кухня казалась пустой. Это было просторное помещение с большим деревянным столом и множеством полок для продуктов, но сейчас здесь были только двое эльфов, кожаный мешок на столе, немного пыли по углам и золотой солнечный свет.

— Ну, мне, пожалуй, пора, — сказал Маглор. Судя по голосу, он никуда не торопился.

— Наверное, — ответил Маэдрос. — Я бы предложил отправиться вместе, но…

— Не стоит, — Маглор покачал головой. — Ничего хорошего из этого не получится. Ты не из тех, кто может не привлекать внимания. Сомневаюсь, что и у меня-то получится остаться неузнанным.

— У тебя неплохие шансы, — подбодрил его Маэдрос. — Там должно быть полно народу, который никогда тебя не видал, ну а те, что видели — что ж, это было тысячи лет назад, и только один раз.

— Так-то оно так, но они видели меня как раз в тот момент, когда я их убивал. Такое, пожалуй, нелегко забыть.

— Вероятно, ты прав, — сказал Маэдрос, — но другого пути я не вижу, так что нам остаётся только надеяться на лучшее.

Маглор вздохнул:

— Надежды на лучшее у нас никогда не оправдывались, не так ли? Ну, прощай, брат.

Он обнял Маэдроса и отправился в путь. Долгие походы были ему привычны, но сейчас было очень тяжело.

Альквалондэ. Он шёл в Альквалондэ. Он прекрасно понимал, что должен туда идти, но легче от этого не становилось. Телери давным-давно простили нолдор, но у Маглора было тайное подозрение, что прощение не относилось к нему и его семье.

* * *

Теперь кухня казалась ещё более пустой. Маэдрос вздохнул. Ему хотелось верить, что их план осуществится, но столетия, на протяжении которых события шли от плохого к худшему, сделали его довольно пессимистичным. Казалось, сама вселенная была настроена враждебно к дому Феанора — хотя иногда он подозревал, что у вселенной были на то причины.

Его размышления были прерваны. Дверь распахнулась, и в помещение ворвались двое его самых младших братьев. Один из них уронил на пол тушу оленя.

— Макалаурэ ушёл? — спросил Амрод.

— Ушёл, — ответил Маэдрос. — И не разбрасывайте тут оленей, пожалуйста.

— Извини, — сказал Амрас, поднимая тушу. — Мы решили, что неплохо было бы раздобыть чего-нибудь поесть. А где остальные?

— Отец в кузнице, — сообщил Маэдрос.

— И над чем же он там работает? — с тревогой в голосе поинтересовался Амрас.

— Не спрашивал. Пойди узнай сам, если хочешь.

— Что-то неохота, — пробормотал Амрас, глядя на своего оленя. — Я лучше вот этим займусь.

* * *

К вечеру Маглор добрался до Альквалондэ. Солнце садилось за спиной, и его последние лучи окрашивали белый город в алый цвет. Это не выглядело добрым предзнаменованием. Он поколебался минуту, но потом снова двинулся вперёд. Пусть это всё наконец закончится.

Он миновал один дом. Второй. Никто его пока не узнавал. Третий. Четвёртый. Он ждал, что кто-то выскочит с криком «Убийца!», но ничего не происходило. Пятый. Шестой. Седьмой. Восьмой. Он выдохнул — только теперь обнаружив, что затаил дыхание, входя в город — и перестал считать. Теперь следовало найти таверну у моря. Найти таверну и капитана, который будет отплывать утром.

* * *

— Отец вообще собирается ужинать? — спросил Карантир.

— Он сказал его не беспокоить, — ответил Куруфин. — Передай, пожалуйста, ещё мяса, Атьярусса.

— Он сегодня ничего не ел, — сказал Келегорм. — Думаю, надо отнести ему ужин.

— Пожалуй, — кивнул Маэдрос. — Эрвен, поскольку ты уже закончила с едой…

— Эм-м-м… — протянула Эрвен, — может, лучше кто-нибудь из вас?

— Почему? — спросил Келегорм, отложив ножик.

— Ну, для начала, любого из вас он убьёт с меньшей вероятностью.

— Я бы на это не рассчитывал, — пробормотал Амрас.

— Он тебя не убьёт. Бери тарелку и ступай, — распорядился Маэдрос.

— Не люблю кузницы, — проворчала Эрвен, но послушалась. Когда Маэдрос командует, его приказы обычно выполняются.

* * *

Этой ночью Маглор не спал. Он просто сидел на кровати и ждал утра. Или местного жителя, который ворвётся в комнату и обвинит его в убийствах; одно из этих двух событий точно должно было произойти. При первых проблесках зари он спустился из комнаты и вышел на свежий утренний воздух. Дорога до гавани не заняла много времени. Он думал, что почувствует там что-нибудь — вину или скорбь, например, — но ничего подобного не произошло. Открывшаяся перед ним безмятежная картина совершенно не вязалась с давним братоубийством. Не верилось, что именно здесь когда-то произошла резня.

С капитаном Маглор договорился ещё прошлым вечером; этому мальчишке вряд ли было больше пары сотен лет, и у него не было ни малейшего подозрения, что скромно одетый путешественник, направляющийся на Эрессеа, на самом деле Макалаурэ Феанарион. Больше никого поблизости не было, и Маглор решил не подниматься на борт, пока не появится ещё кто-нибудь. В конце концов, ему не нужны обвинения в попытке захвата корабля.

* * *

Маэдрос проснулся. Отметил, что он жив, что все его конечности при нём, и что лежит он в кровати. Из всего перечисленного следовало, что день начинается хорошо. Разумеется, существовала определённая вероятность, что закончится он плохо.

Но и дальше всё шло хорошо. Феанор явился к завтраку; правда, он ни на кого не обращал внимания, когда с ним пытались заговорить, и вернулся в кузницу, как только закончил с едой. После завтрака Келегорм предложил ещё раз сходить на охоту. Хотя близнецы и были недовольны, что их с собой не взяли, но всё же нехотя признали, что так будет честно, потому что они уже охотились вчера. И даже погода оставалась прекрасной.

* * *

Он сделал это. Он был в открытом море, и никто не узнал, кто он такой. А сейчас, даже если кто-нибудь узнает — не выбросят же его за борт, правда? Хотя на всякий случай стоило как можно меньше пересекаться с попутчиками. Иногда он жалел, что не выбрал корабль поменьше, хотя вряд ли на маленьком корабле ему было бы легче скрывать свою личность; скорее наоборот. Ну и чем больше на корабле ни в чём не виноватого народа, тем меньше вероятность, что Оссэ в приступе гнева его утопит. Во всяком случае, так он надеялся.

Капитан сказал, что если ветер резко не переменится, они прибудут на остров перед закатом. Оставалось ещё много времени для того, чтобы произошло что-нибудь нехорошее.

* * *

К середине дня Маэдрос, Келегорм, Карантир и Куруфин вернулись с удачной охоты. На кухне они обнаружили большую миску лесных орехов, немного яблок и странные узловатые корешки.

— Близнецы утверждают, что эти корешки съедобны, — сообщила Эрвен, появившись из противоположной двери с куском пергамента в одной руке и с пером, с которого капали чернила, в другой. — Если кто-то из вас ими отравится, я не виновата.

— Съедобны, — подтвердил Келегорм. — На самом деле они весьма недурны на вкус. А где близнецы?

— Понятия не имею, — пожала плечами Эрвен. — Где-то в доме. О нет! — последний возглас был, по-видимому, вызван большой каплей чернил, слетевшей с её пера и угодившей на платье.

— А ты чем занята? — поинтересовался Куруфин.

— Пытаюсь научиться писать левой рукой, — сообщила Эрвен.

— И с какого перепугу тебе вздумалось этим заняться? — не понял Келегорм.

— Ну, поскольку мне, судя по всему, запрещено, цитирую, «пробираться в кабинеты и красть бумаги», пришлось выдумать себе хоть какое-нибудь занятие, — объяснила Эрвен. — Я думала устроить ткацкий станок, но сообразила, что вряд ли найду здесь пряжу, а вы вполне можете решить, что ткацкий станок — это доказательство, что я шпионю в пользу какой-нибудь таинственной тёмной силы…

— Знаешь, — сказал Карантир, — мне всегда было интересно, каково это — когда у тебя есть сестра, но сейчас я даже рад, что её у меня нет.

* * *

Маглор облегчённо вздохнул, впервые в жизни ступая на берег Тол Эрессеа. Потом понял, что этот вздох мог показаться слегка подозрительным. Потом убедился, что никто, судя по всему, ничего не заметил. Но всё же сделал в уме заметку по возможности избегать любых действий, которые могут вызвать подозрения, в том числе и чрезмерных стараний не делать ничего подозрительного. С капитаном он уже расплатился — в Форменосе, даже после его разграбления Морготом, оставалось слишком много ценностей, чтобы их все можно было утащить с собой в Средиземье — и теперь ему оставалось только найти дом Элронда. Разумеется, проще всего было кого-нибудь спросить.

Проходя по городку, выросшему возле гавани, Маглор высматривал кого-нибудь, к кому можно было бы обратиться с вопросом, стараясь при этом не подать виду, что кого-то высматривает. Завернув за угол, он заметил молодую эльфийку, почти девочку, стройную и темноволосую. Превосходно. Она наверняка его раньше не встречала.

— Прошу прощенья? — обратился к ней Маглор на синдарине.

Девушка посмотрела на него снизу вверх и улыбнулась:

— Да?

— Не подскажешь ли, где живёт Элронд Полуэльф?

— Не в этом городе, — сказала девушка, глянув на него с удивлением. — Сегодня ты до его дома уже не доберёшься.

— Но, может, ты всё-таки расскажешь, как до него дойти? — попросил Маглор.

— Конечно, — сказала девушка и начала длинное описание дороги к дому Элронда, закончив его так: — Но, как я уже сказала. это довольно далеко, почти целый день пути; может, ты всё-таки переночуешь здесь?

— Я люблю гулять под звёздами, — беспечно сказал Маглор, — и смогу пройти сегодня по крайней мере часть пути.

— Ну, на случай, если передумаешь, мои родители держат трактир, — сообщила девушка. — «Серебряное Древо». Он у самой гавани.

Маглор поблагодарил её, не сказав, что заходить в трактир, наверняка забитый моряками-телери, для него самое последнее дело. Лучше он прогуляется в одиночестве при свете звёзд. Дальним переходом его не испугать.

* * *

— Признайся, — потребовал Амрод, — что это было вкусно.

— Ну ладно, — проворчала Эрвен, — вкусно. И когда вы в следующий раз назовёте что-то съедобным, я не буду сомневаться, в здравом ли вы уме. Но пробовать вы всё равно будете первыми. На всякий случай.

— Передай мне воды, — попросил Маэдрос.

Пустую тарелку никто не обсуждал. Феанор явно решил вместо ужина продолжить работу над своим таинственным проектом, и из-за этого все собравшиеся за столом слегка беспокоились. Когда Феанора захватывала очередная идея, могло произойти всё что угодно. Причём при его упорстве остановить его было не легче, чем тяжёлый состав, разогнавшийся до заметной доли скорости света. Оставалось только надеяться, что дело не кончится массовым уничтожением.

— А-ГА!

Все дружно подняли глаза. Это был голос Феанора. Тот всё ещё оставался в кузнице, но слышно его было прекрасно.

— Добудьте мне луковицу! — прокричал Феанор.

— Луковицу? — переспросил Карантир. — Он что, спятил?

Амрас пожал плечами:

— Думаю, мы это переживём. Пока он не начнёт что-нибудь поджигать.

Маэдрос встал:

— Ты прав. Пойду поищу лук.

в которой автор находит новые интересные способы издеваться над героями, а именно лупит их, обжигает, морит голодом и мучает тягостными воспоминаниями

На следующий день Маэдрос проснулся поздно, что неудивительно, если учесть, что до поздней ночи он искал лук. К моменту его пробуждения солнце поднялось уже высоко, а снаружи слышалось неистовое щебетание птиц и звон оружия… Сна моментально не осталось ни в одном глазу. Да, точно: металл бьёт по металлу, и этот звук доносится снаружи, не из кузницы. Что ж, этого следовало ожидать. Надеяться на два хороших дня подряд не имело смысла.

— Я опять победил, — заявил Карантир, опуская меч. — Который там раз? Да ну, уже и не считаю.

— Ещё раз, — сказала Эрвен, пытаясь подняться на ноги.

— Что здесь происходит? — спросил Маэдрос, остановившись, чтобы оценить ситуацию. Такого он никак не ожидал, поскольку уже нарисовал в своём воображении мрачные до черноты сценарии, например, что Форменос атакуют телери или даже сородичи из Тириона. Но никого не было видно, кроме Карантира и Эрвен. Первый радостно улыбался, вторая была вся в поту, в грязи и валилась с ног от усталости. Но плюс был в том, что никто, похоже, серьёзно не пострадал.

— Я говорил, что проведу с ней поединок, — сообщил Карантир.

— Карнистир, ты уже измучил бедняжку до полусмерти.

— Не понимаю, в чём я виноват, — пожал плечами Карантир. — Это она требует продолжать.

— Я в порядке, — выдохнула Эрвен, хотя ей бы следовало поберечь дыхание для более важных вещей, чем явная ложь.

— Нет, — сказал Маэдрос. — Ты устала, вся в синяках и не в состоянии драться. Остановись.

— Ещё один раз, — потребовала Эрвен.

Маэдрос вздохнул:

— Хорошо, ещё один раз. Карнистир, дай мне свой меч.

— Чего? — переспросил Карантир.

— Ты меня слышал.

Карантир нехотя протянул меч старшему брату, тот взял оружие левой рукой. Последовавший за этим бой оказался настолько кратким и односторонним, что даже звание боя вряд ли заслужил. Достаточно сказать, что уже через несколько секунд Эрвен опять лежала на земле, сбитая боковым ударом плашмя в голову.

— А теперь слушай меня, — строго сказал Маэдрос валяющейся перед ним жалкой фигурке. — Нет ничего плохого в том, чтобы вовремя остановиться, когда продолжать бой нет возможности. Тебе и самой пора бы это знать, ты же вроде считаешься умной.

Эрвен опять попыталась подняться, но запнулась и выронила меч. Карантир расхохотался.

— Кажется, кто-то переобщался с народом Хадора, — проворчал Маэдрос.

Эрвен наконец сумела встать на ноги.

— Пожалуй, в чём-то ты прав, — сказала она, покачиваясь. — Хорошо. Значит, продолжим завтра.

* * *

В тот день Феанор ни разу не появился за столом. Ему хотели отнести еду в кузницу, но на стук в дверь он не реагировал. Весь следующий день с самого утра из запертого помещения слышались гулкие взрывы. Феанор не выходил до вечера, а когда всё-таки вышел, не обратил никакого внимания на попытки сыновей заговорить с ним, ушёл из дома по каким-то своим таинственным делам и не возвращался до рассвета. Следующим утром ещё слышались взрывы, но к полудню они прекратились.

— Это добрый знак или дурной? — спросил Амрод. Они с братьями смотрели, как Карантир лупцует Эрвен тупым тренировочным мечом. Больше делать было нечего, разве что охотиться, но мяса у них уже было достаточно.

— Дурной, — ответил его брат-близнец. — Это он не прекратил то, что он там творит, а начал делать это как следует.

— Он может работать над чем-нибудь безопасным, — предположил Маэдрос, но было видно, что он и сам не верит своим словам.

Амрас фыркнул:

— Вряд ли он на такое способен. Вспомни хотя бы сильмариллы. Несколько красивых самоцветов — куда уж безопаснее? И погляди, сколько из-за них вышло проблем.

— Убита, — сказал Карантир, коснувшись мечом шеи Эрвен.

Та вздохнула:

— И где я ошиблась на этот раз?

— Отвлеклась, — пояснил Карантир, — а это никогда ни к чему хорошему не приводит. Спроси у Тьелко.

— Не хочу об этом разговаривать, — раздражённо заявил Келегорм.

— О чём? — не поняла Эрвен.

— Дориат, — объяснил Карантир. — Его гибель.

— Ну ладно, — взволнованно сказал Келегорм, — у него были глаза его матери, и я из-за этого немного отвлёкся, а теперь хватит об этом!

— Да, прости, — ответил Карантир. — Ещё разок?

Эрвен подняла меч.

* * *

Наступила ночь, потом настало утро, но Феанор так и оставался в кузнице. О Маглоре тоже не было никаких вестей.

— Надеюсь, с ним ничего не случилось, — сказал Маэдрос за завтраком.

— По крайне мере на Тол Эрессеа он прибыл благополучно, — ответила Эрвен.

— Это опять твоё «проникновение в мысли автора»? — уточнил Куруфин. — Лучше бы сказала нам, где Кано сейчас.

— Не могу, — сказала Эрвен. — У автора давно не было переключений на его точку зрения. Она мной занималась. Мы можем только ждать.

Впрочем, долго ждать не пришлось. Маглор и его приёмный сын прибыли в тот же день — приехали на валинорских конях и привели третьего для Маэдроса. Феанор к ним не выходил, но они и не стали задерживаться. Дав коням небольшую передышку, Маглор, Элронд и Маэдрос отправились на север, в сторону башни Эльвинг и последнего сильмарилла.

Башня была стройной, белой и невозможно высокой; вокруг неё кругами летали чайки, крича печальными голосами. Гладкие обрывы под ней за долгие века были отполированы волнами, на их поверхностях сменяли друг друга тысячи оттенков серого цвета. Пейзаж был красив до умопомрачения, но сыновья Феанора были не в настроении им любоваться.

Элронд вошёл в башню, а братья ждали его возвращения, чтоб узнать, готовы ли Эарендил и его жена с ними разговаривать. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем полуэльф вернулся, чтобы провести их по длинной лестнице на самый верх. Там оказалась дверь, ведущая в скромно обставленную комнату, и в этой комнате их ждали двое.

— Матушка. Отец. Это Маглор, мой приёмный отец, и его брат Маэдрос.

— Насколько я помню, мы уже встречались, — произнесла бледная женщина, сидевшая за столом. Её лицо напоминало ледяную маску и не выдавало никаких эмоций.

— Добро пожаловать, Маглор и Маэдрос, — сказал сидящий рядом с ней мужчина. — Прошу садиться. Элронд, ты можешь подождать внизу.

Элронд убрался из комнаты, оставив сыновей Феанора наедине с Эарендилом и Эльвинг.

— Мой сын сказал, что вы хотите что-то обсудить с нами, — Эарендил говорил холодно, но вежливо. — Несомненно, речь пойдёт о сильмарилле. Как вы можете видеть, сейчас его со мной нет.

— Я заметил, но, с учётом нашей истории, не могу ставить тебе в вину, что ты решил нам его не показывать, — ответил Маглор. — Ты прав. Мы здесь из-за сильмарилла. И мы собираемся говорить, а не драться. Мы безоружны и никого не привели с собой. Согласны ли вы нас выслушать?

— Если вы хотите, чтобы мы отдали вам сильмарилл, то наш ответ с прошлого раза не изменился, — отрезала Эльвинг. — Не вижу, что здесь можно обсуждать. Я согласилась на эту встречу только по просьбе сына. Говорите, что вы там хотели сказать, и можете убираться откуда пришли. С пустыми руками.

— Мы не просим отдать сильмарилл, — ответил Маглор. — Только разрешить моему брату недолго подержать его в руке. Мы уверены, что после этого наша клятва будет исполнена.

— Говорите, только на минуту? — переспросил Эарендил.

— Только на момент, — подтвердил Маглор. — Умоляю вас, помогите нам избавиться от этой проклятой клятвы, которая принесла столько бед и страданий. Пожалуйста, — это, конечно, была не слишком красноречивая просьба, но в голосе его явно слышалась отчаянная настойчивость.

— Я оставляю решение за женой, — произнёс Эарендил. — Самоцвет принадлежит её семье, а не моей.

— И почему это я должна дать его вам? — спросила Эльвинг. — Скажите мне! После всего, что вы сделали, после всех страданий, что вы причинили… Всё, всё, что было хорошего в моей жизни — вы всё уничтожили! Вы разрушили Дориат! Вы разрушили Сирион! Вы всё у меня забрали — мою семью, моих друзей, мой народ, даже моих детей! Почему я должна дать вам сильмарилл? — её голос стал пронзительным, щёки раскраснелись.

— Потому что это причинит мне невыносимую боль, — решительно ответил Маэдрос. — И я буду держать его столько времени, сколько тебе будет угодно.

Эльвинг долго смотрела на него, а затем нерешительно кивнула. Её муж встал и вышел из комнаты, чтобы через несколько секунд вернуться с сильмариллом в руке.

Он был прекрасен. В нём жили вихри золотого и серебряного света, переплетающиеся между собой; он был бы похож на игру света и тени в лесной листве, но вместо тени в нём было ещё больше света. Он был бы похож на блеск морских волн, но не отражал солнце, а блистал собственным светом, тем, что был раньше солнца и луны. Он был бы похож на мерцающие звёзды, но его мерцание было не разбросано крохотными точками по всему небу, а сосредоточено в одном самоцвете. Его великолепие просто невозможно описать. И Эарендил передал его Маэдросу.

Как только камень коснулся руки Маэдроса, его свет стал неистовым. Весёлое сверкание сменилось яростным огнём, освещавшим бледное лицо эльфа. Тот охнул и сжал руку в кулак, но сияние не ослабело, лишь покраснело, напоминая теперь скорее свет факела, чем звезды. Черты Маэдроса исказила гримаса боли, но он продолжал сжимать камень. Потом, не выдержав, упал на колени и закричал.

— Хватит! — выкрикнула Эльвинг. — Брось! Пожалуйста! Я… Я не хотела…

Маэдрос разжал руку, и сильмарилл упал на пол. Его вид тут же изменился, он снова засиял мягким светом, и было почти невозможно представить, что он способен причинить кому-то боль. Эарендил поднял его, а Маглор помог встать брату.

— Тебе надо бы показаться Элронду, — посоветовал он.

— Прости! Прости! Простите! — выкрикивала Эльвинг в истерике.

— Не за что, — сказал Маглор, пока Эарендил помогал Маэдросу выйти из комнаты.

Эльвинг заплакала:

— Я не хотела его мучить… Думала, что хотела, но не хотела… Это было ужасно…

— Это было необходимо, — сказал Маглор. — И оно того стоило. Теперь мы свободны.

— Мне так жаль… Просто я так разозлилась…

— Вполне объяснимо. Можно даже сказать, заслуженно. Не вини себя, пожалуйста. Ты нам очень помогла.

— Но я мучила его, — Эльвинг не смогла удержаться от рыданий. — Я ненавидела вас, и хотела мучить вас, и не могла… Как он кричал… Я не могла это вынести… Я никогда не хотела мучить никого, просто так разозлилась на вас… Я ненавидела вас, и ненавидела вас, и теперь…

— Чш-ш! — тихо сказал Маглор. — Всё прошло. Он будет в порядке.

Дверь открылась — вернулся Эарендил.

— Эльвинг? — обратился он к плачущей жене.

— Побудь с ней, — сказал Маглор. — Где мой брат?

— Внизу, — ответил Эарендил, — им занимается Элронд. Он будет в порядке.

— Как я и говорил, слово в слово, — Маглор улыбнулся Эльвинг. — Что ж, прощайте.

— Подожди, — попросила Эльвинг каким-то беспомощным голосом, словно испуганная маленькая девочка. — Ты… Ты можешь попросить своего брата, чтобы он простил меня?

Маглор удивлённо посмотрел на женщину. Они убили её родных, вырезали её народ, разрушили её город, и она просит у них прощения?

— Нам не за что тебя прощать, — ответил он.

— Пожалуйста, — жалобно попросила Эльвинг.

Маглор вздохнул:

— Какие бы обиды ни причинила ты нам, они прощены, и говорю я это и от имени моего брата, — он запнулся на секунду. — Сможешь ли ты простить нас?

— Да, — сказала Эльвинг. — Да, я вас прощаю.

в которой мы узнаём, чем Феанор занимался в кузнице

Кагда Маэдрос и Маглор вернулись в Форменос, там шёл дождь. Маглор предложил Элронду остаться у них до утра, но тот вежливо отказался, сказав, что дома его ждут дела. Подозреваю, что это была неправда, но винить его не могу. Ничего удивительного, что он предпочёл поужинать в кругу семьи и переночевать в собственной кровати, а не питаться неизвестно чем в компании незнакомых эльфов, которые, так уж вышло, убили довольно много его родичей.

Плохая погода, похоже, ничуть не подмочила настроение близнецов, которые выскочили встречать старших братьев.

— Получилось! — радовался Амрод. — Мы все почувствовали, когда это произошло. Это сработало! Клятвы больше нет!

— Да, мы свободны, — подтвердил Маэдрос.

— Как твоя рука? — спросил Амрас, поглядывая на его правую кисть, полностью скрытую под толстым слоем бинтов.

— Всё ещё при мне, — сухо ответил Маэдрос.

— Элронд говорит, он полностью выздоровеет, — сообщил Маглор. — Вы ещё не выяснили, чем занимается отец?

Близнецы переглянулись.

— Он ушёл, — сказал Амрас.

— Ушёл? — встревожился Маэдрос. — А куда?

— Думаю, скоро узнаем, — мрачно сказал Амрас.

— Он сказал, что уходит, и что вернётся, возможно, не очень скоро, — добавил Амрод. — Как только клятва была исполнена. С тех пор мы его не видели.

* * *

Вход Феанора в Тирион особо эффектным не был. Мало кто заметил, как он проходил через ворота (если кто-нибудь вообще заметил), а сам он не остановился, чтобы провозгласить своё возвращение. Однако пока он шагал по городу, слухи о его прибытии стали расходиться, будто круги на воде, и вскоре мокрые улицы оказались заполнены молчаливыми зрителями. Феанор, казалось, их не замечал. Он невозмутимо продолжал движение, пока не достиг своей цели: большого белого дома в центральной части города. На стук в дверь вышла рыжеволосая эльфийка и изумлённо уставилась на Феанора.

— Звезда осияла нашу встречу! — сказал он. — Разрешишь мне войти, Нерданель?

Нерданель закрыла дверь за своим мужем и повернулась к нему, скрестивши руки, со спокойным, но недружелюбным выражением лица:

— Чего ты хочешь?

— Индис здесь? — спросил Феанор.

— Нет, у своих родных в Валимаре.

— И сегодня не собирается вернуться?

— Нет, — холодно ответила Нерданель. — С какой целью интересуешься?

— Потому что мне до ужаса неловко и очень не хочется, чтобы кто-нибудь вошёл, особенно Индис, — объяснил Феанор. — Ты не могла бы запереть дверь?

Нерданель удивлённо глянула на него, пожала плечами и выполнила просьбу.

— Отлично, — сказал Феанор, опустился на колени и глубоко вздохнул: — Нерданель, ты была права, а я ошибался. Мне всегда следовало прислушиваться к тебе.

Недовольное выражение Нерданель сменилось видом крайнего удивления.

— Я глубоко сожалею обо всём том горе, что причинил тебе, — продолжал Феанор, — и прошу тебя простить меня.

— Ты что, извиняешься? — спросила Нерданель, не в силах поверить собственным ушам.

— Да, — подтвердил Феанор. — Я… Я сделал для тебя ожерелье, вот, посмотри…

Он достал что-то из маленькой кожаной сумочки и протянул жене. Та взяла подарок. Три крупных самоцвета в переплетении золотых и серебряных нитей. Первый пылал оранжево-красным, второй переливался голубым и зелёным, а третий сиял ясным серебристым светом.

Она нахмурилась:

— Что это такое? Никогда ничего подобного не видела. Не то чтобы это было удивительно, учитывая, кто эту штуку смастерил…

— Сможешь догадаться? — спросил Феанор.

Нерданель принялась внимательно разглядывать камни. Она крутила ожерелье так и эдак, смотрела на просвет, подносила к самым глазам, держала на вытянутой руке и шевелила, оценивая отражение лучей.

— Вот этот, — сказала она, указав на голубой самоцвет, — это вода, так?

Феанор улыбнулся:

— Точно. А остальные?

Нерданель задумалась.

— Я бы сказала, что это огонь, — она коснулась красного камня, — но не понимаю, как можно было его туда заключить.

— Это огонь, — подтвердил Феанор.

Нерданель заинтересовалась:

— Но как? По-моему, тебе требовалась жидкость…

— Я нашёл жидкость, в которой можно было растворить огонь, — объяснил Феанор, — а дальше уже не было ничего особенно сложного.

— Что за жидкость? Нет, погоди! Не говори!

Феанор молча смотрел на жену. Та выглядела одновременно очарованной и недовольной. Несколько локонов цвета тусклой меди вырвались из-за её ушей и упали на лицо. Она так напряжённо смотрела на ожерелье, словно хотела его напугать, чтобы выпытать тайны.

Вдруг она улыбнулась:

— Кровь. Твоя собственная кровь. Впечатляет.

— Как всегда, правильно, — улыбнулся в ответ Феанор. — Теперь расскажи мне о последнем.

— Это просто, — сказала Нерданель. — Свет Эарендила. Заключённый в воде… Нет, погоди. Это же слёзы, верно?

— Верно. Я мог бы, конечно, использовать воду, но решил, что так получится лучше. Ты отлично справилась!

— Огонь, вода и свет Эарендила… — задумчиво проговорила Нерданель. — Море, небо и недра земли?

Феанор кивнул.

— Окончательные пристанища сильмариллов, — сказала Нерданель.

— Да. Думаю, это будет символично. Показать, что я решил оставить их там, где они есть.

Глаза Нерданели расширились:

— Феанаро… Если ты вернулся… Это же значит, что мои сыновья…

— …тоже вернулись? — подхватил Феанор. — Да. Телуфинвэ хотел сразу отправиться к тебе, но я попросил его подождать. Хотел сначала сам поговорить с тобой. Ты пойдёшь со мной?

— Куда?

— В Форменос. Все наши сыновья тоже там. Ну, во всяком случае уже должны быть там; Нельо и Кано ездили к Эарендилу…

Нерданель встревожилась:

— Куруфинвэ Феанаро, если ты послал кого-то из моих детей напасть на Эарендила…

— Поговорить с ним, — ответил Феанор. — Попросить разрешения одному из них недолго подержать сильмарилл в руке, чтобы наша клятва оказалась исполненной. И это подействовало. Мы теперь свободны.

— Ты уверен, что они никого не убили? Или не попытались?

Феанор вздохнул:

— Нерданель, ты и в самом деле такого плохого мнения о нас? Им не было никакой необходимости никого убивать. И больше никогда не будет.

— Её никогда не было, — сказала Нерданель. — Корабли!

— Ну, оглядываясь назад, пожалуй, можно заключить, что это была ошибка, — согласился Феанор.

— Ты имеешь в виду, что не ожидал отпора от телери.

— Это был вопрос или утверждение?

— Это была неуклюжая попытка избежать признания, что это правда?

Феанор откинул голову и рассмеялся.

— Я соскучился по тебе, Нерданель, — сказал он с нежностью. — Как же я по тебе соскучился!

Нерданель не засмеялась в ответ, лишь неохотно улыбнулась, глядя на мужа сверху вниз:

— Должно быть, мы с тобой очень смешно выглядим. Ты так и собираешься стоять на коленях весь день?

— Нет, только до того момента, как получу от тебя ответ.

— После всего, что ты натворил, ты не можешь просто явиться с подарочком и ожидать, что я тебя прощу.

— А почему? — вопросил Феанор. — Что ещё я могу сделать?

Несколько секунд Нерданель, казалось, обдумывала этот вопрос. Затем покачала головой:

— И в самом деле. Я ведь и представить себе не могла, что ты будешь просить прощения.

— И я не представлял, — сообщил Феанор. — Поверь, я бы точно не извинялся, если бы мог этого избежать.

— Ты мог.

— Слишком дорогой ценой, — Феанор посмотрел на жену снизу вверх с таким выражением, которое просто не вязалось с его гордым лицом. — Нерданель, мы принадлежим друг другу. Вернись ко мне. Пожалуйста.

Поколебавшись, Нерданель взяла мужа за руку и подняла его с колен.

— Да, — сказала она.

* * *

Финарфин, верховный король нолдор, постучал в ту самую дверь, в которую несколько часов назад стучался его единокровный брат. Как и в прошлый раз, дверь открылась, но на этот раз отворил её Феанор. Встреча с родичем-братоубийцей, казалось, почему-то несколько встревожила короля.

— Где Нерданель? — спросил он.

— Собирает вещи, — ответил Феанор.

Непохоже, чтобы от этого ответа Финарфину стало спокойнее.

— Собирает? Вещи?

Феанор вздохнул:

— Я думал, что сумел выразиться достаточно ясно, чтобы ты понял. Мне повторить?

Из дома послышался лязг, потом ещё и ещё. Куча каких-то металлических инструментов обрушилась вниз по лестнице и грохнулась на пол позади Феанора.

— Да чтоб его, — раздался сверху голос Нерданели. — Собери их, а? И найди для них мешок.

Феанор развернулся к брату спиной и поднял какой-то молоток:

— Тебе точно понадобится это всё? Мы не сможем утащить бесконечный груз, а в Форменосе вполне достаточно инструментов.

— Ты же знаешь, я люблю пользоваться своими, — ответила Нерданель, появляясь на верхней площадке лестницы. — О, привет, Арафинвэ.

Финарфин смотрел на разворачивающуюся перед ним картину. Его невестка спускалась по лестнице, её рыжие волосы были собраны в неаккуратный пучок, одежда в пыли и в беспорядке. Её давным-давно погибший муж собирал раскатившиеся по всему полу орудия труда. На столе у самой двери лежала огромная куча упаковок и вьюков.

— Что вы делаете? — медленно, с расстановкой спросил Финарфин.

— Со-би-ра-ем ве-щи, — так же медленно, по слогам ответил Феанор. — Это всего лишь два слова. Право, даже ты уже должен был их понять.

— Не груби, Феанаро, — сказала Нерданель и обернулась к Финарфину: — Я переезжаю. Передавай привет своей матери, когда она вернётся.

— Переезжаешь? — переспросил Финарфин. — Мне следует понимать, что ты помирилась со своим мужем?

— Да.

— И вы не собираетесь оставаться в Тирионе?

— Я не собираюсь отбирать у тебя корону, если это тебя волнует, — сказал Феанор. — С меня взяли обещание уважать твою власть. А я не имею привычки нарушать данное слово.

Глаза Финарфина сузились. Он обратился к Нерданели:

— Если ты будешь так добра и напомнишь мужу, что он был изгнан из Тириона…

— На двенадцать лет! — вмешался Феанор. — И с тех пор целые эпохи прошли!

— …и сейчас меня очень привлекает идея сделать это изгнание вечным. Здесь живут многие, кто не простил ему Лосгар, в том числе и мой брат. Мне ни к чему кровопролитие в городе. Мы живём в мире со времён Войны Гнева, и я бы предпочёл по возможности обойтись без гражданской войны.

— Мы тоже не хотим создавать проблем, Арафинвэ, — ответила Нерданель. — Мы не будем здесь появляться столько времени, сколько ты посчитаешь нужным.

Феанор поднял последние клещи, встал и швырнул мешок с инструментами на стол, к остальным грузам. Вещей оказалось очень много.

— Нам понадобятся лошади, если ты собираешься забрать это всё с собой, — сказал он жене, нахмурившись.

— Всё равно скоро уже стемнеет, — ответила Нерданель, глянув в окошко. — Думаю, тебе лучше переночевать здесь, а завтра на рассвете мы уедем. Это приемлемо для тебя, Арафинвэ?

Финарфин кивнул. Открыл дверь, собираясь уходить, но остановился на пороге:

— Ты уверена, что поступаешь мудро, Нерданель?

— Ни капельки, — весело ответила та. — Очень возможно, что это плохое решение, но это моё решение. И я его уже приняла.

Король со вздохом закрыл за собой дверь.

в которой автор делает паузу в рассказе и раскрывает новый план победы над своим вторым «я»

Слушайте все, эта история явно вышла из-под контроля, и закрывать на это глаза уже не выйдет. Предполагалось, что это будет глупый рассказ о том, как Феанор выходит из Мандоса и занимается классными феанорскими делами вроде убивания балрогов, изобретения алфавитов и изготовления до невозможности крутых вещичек. Здесь должны были появиться все любимые и нелюбимые мной персонажи Толкина. Вот почему я решила и себя сюда вставить.

Что ж, я ошиблась, и я усвоила урок: описывать эти грёбаные авторские аватары охренительно опасно, пардон за мой гномий.

Оглядываясь назад, я понимаю, что должна была это предвидеть. Должна была понять, к чему приведёт моё инстинктивное неприятие любой власти. Я знаю, Эрвен утверждает, что хочет отомстить, но она врёт. Ну ладно, не врёт, отомстить она тоже хочет, но это не вся правда. Она бы в любом случае взбунтовалась, уж поверьте.

Если бы я сражалась со своей зеркальной копией, дела были бы не так уж плохи. Теоретически у меня был бы пятидесятипроцентный шанс на победу, не так ли? Но на её стороне целая куча нолдорских князей, в том числе самый могучий эльф всех времён! Как мне прикажете драться с Феанором? У меня ни одного балрога нет. Если у кого-нибудь завалялись лишние балроги, ПРИШЛИТЕ ИХ МНЕ КАК МОЖНО СКОРЕЕ. Они очень пригодятся, если мой план не сработает.

Да, я и в самом деле разработала план. Кажется, здесь мне следует зловеще расхохотаться? Нет, это только для злых гениев, а я не злая. Стоп, это зачеркнём: я только что просила читателей прислать мне лишних балрогов, а это, кажется, показывает, что я на стороне зла. Ну а теперь, когда мы с этим разобрались, давайте я расскажу вам о своём плане, потому что я, судя по всему, злой гений, а злые гении всегда хвастаются своими злыми гениальными планами. Наверное, мне следовало бы привязать вас к стулу и подвесить над чаном, кишащим акулами, но я ещё не довела до совершенства своё Устройство-которое-вламывается-через-компьютер-и-привязывает-людей-к-стульям-над-чанами-кишащими-акулами-а-также-отнимает-у-них-печеньки. Придётся вам это самим вообразить.

Итак, вот мой план: я сделаю из Эрвен Мэри Сью.

Это гениальная идея. Мэри Сью всегда превращают остальных персонажей в полных идиотов, неспособных ни на что, кроме как глазеть на этих Сью в полном восхищении. Таким образом мне не придётся сражаться ни с кем, кроме себя самой, а это должно быть сравнительно легко. Но я всё равно прошу выслать мне ваших балрогов! Не может быть такой лёгкой победы над врагом, которую парочка балрогов не сделала бы ещё легче. Если у вас есть лишние орки, назгулы, шоколадки или мумаки, я и их приму с огромной благодарностью.

Вы должны мне помочь! Вы ведь тоже пишете, правда? Как бы вы себя почувствовали, если бы ваши персонажи начали выходить из-под контроля и вздумали напасть на вас? Знаю, знаю, вы скажете, что я должна была быть построже, не должна была позволять им всё, что они захотят, должна была с самого начала поддерживать дисциплину — но поверьте, я думала, что так будет лучше. А теперь пытаюсь избежать последствий. На помощь! Где балроги?!

Хм… Вернёмся к моему злодейскому плану. Весь остаток этой главы будет посвящён Эрвен. Приступим!

С того самого момента, как она открыла свои сияющие серо-голубые глаза, Эрвен знала, что день будет прекрасным. Ночью прошёл дождь, и когда она открыла окно, воздух был полон того свежего аромата, который возникает после дождя. Это был тот золотой утренний час, когда солнце балансирует на горизонте, начинают петь птицы, воздух свеж и прохладен — но не настолько, чтобы это стало неприятным, — и небо похоже на рисунок акварелью в пастельных тонах, и мир кажется пустым, но в то же время таким невероятно многообещающим, и вообще это сложносочинённое предложение длиной в полтора километра, вот.

Эрвен расчесала свои струящиеся золотые волосы перед зеркалом. Хоть раньше я этого и не упоминала, в её комнате абсолютно всегда было зеркало. Как же иначе вставить подробное до нелепости описание её внешности? Итак, она расчёсывала волосы, вот именно, расчёсывала и смотрела в зеркало, и вот что она там видела.

Она была среднего роста, с чуть более тонкой талией, чем у обычной стройной эльфийки. Её волосы были длинными, волнистыми и золотыми, как свет Лаурелина. Они определённо были самой прекрасной чертой её облика, и она втайне гордилась ими, хотя сама считала более симпатичным тёмный цвет волос. Её глаза были серо-голубыми, чуть меньше среднего размера; у неё были длинные ресницы, но из-за их русого цвета их было не очень хорошо видно. Её нос был прямым, только самый кончик чуть-чуть вздёрнут кверху. У неё была бледная кожа, симпатичные скулы и упрямый подбородок. Её рот был маленьким, розовым, и вообще… Рот — это рот, он расположен под её носом, и вы все знаете, как выглядит рот! Чёрт подери, кажется, у меня не слишком хорошо выходит? Я даже ни разу не употребила слово «лавандовый».

Закончив разглядывать себя в зеркале, Эрвен пошла на кухню и приготовила восхитительный завтрак. Она как раз доставала хлеб из печи, когда на кухню вошёл Маэдрос.

— Пахнет восхитительно, Эрвен, — сказал он, улыбаясь ей.

— Как мило с твоей стороны, — скромно сказала Эрвен. — Я позаботилась о том, чтобы всем хватило.

— Очень предусмотрительно с твоей стороны, — сказал Маэдрос. — Уверен, здесь в любой момент могут появиться мои братья, привлечённые восхитительным запахом твоего восхитительного хлеба.

И в самом деле, не успел он закончить говорить, как в помещение вошли Амрод и Амрас.

— Что за восхитительный запах? — спросил Амрод.

— Эрвен испекла немного хлеба, — сказал Маэдрос. — Вот, попробуй. Это восхитительно.

Рыжая троица расселась за столом и принялась поглощать хлеб и что там ещё эльфы едят на завтрак. Эрвен присоединилась к ним. Вдруг дверь открылась, и ворвался Карантир.

— Что это так восхитительно пахнет и почему мне этого ещё не дали? — спросил он.

— Тише, здесь хватит всем, — сказала Эрвен.

Что-то бормоча, Карантир уселся за стол и набил полный рот восхитительного хлеба. Один за другим заходили и присоединялись к ним за столом прочие сыновья Феанора.

— Это было восхитительно, Эрвен, — сказал Маглор, когда они закончили.

(Кто сказал «это уже не смешно»? Это не было смешным с самого начала!)

— Спасибо, — сказала Эрвен скромно. — Ну, если вы все закончили, я пойду помою посуду.

— А потом я дам тебе ещё один урок боя на мечах, — сказал Карантир.

— Если ты так настаиваешь, — сказала Эрвен.

— Разумеется, настаиваю, — сказал Карантир, ехидно улыбаясь. — Отколотить тебя — это одно из немногих удовольствий, которые у меня ещё остались.

— Честно говоря, Карнистир, иногда ты перехватываешь через край, — сказал Маэдрос. — Эрвен, ты не обязана этим заниматься.

— Я это сделаю, — сказала Эрвен, храбро улыбаясь, но скрыть огорчение ей не удалось. Ну почему Карантир всё время к ней придирается?

Потому что она этого заслуживает. Да, очень даже заслуживает. Она раздражала меня и до того, как стала Сью, ну а теперь… Фу. Не знаю, сколько ещё я смогу выдержать.

Эрвен медленно и нерешительно шла к открытой площадке, где они обычно занимались фехтованием. Перед глазами у неё мелькали сцены из предыдущих так называемых уроков Карантира. «Слишком медленно!» — радостно объявляет он, нанося тупым мечом удар по её руке, от которого остаётся очередной синяк. «Не зевай! — кричит он, обойдя её защиту и нанося укол в грудь, такой сильный, что она умерла бы мгновенно, будь меч настоящим. — Ты что, хочешь погибнуть в первом же бою?» Глаза Эрвен наполнились непрошеными слезами. Это было просто нечестно. Он всегда недоволен, а она ничем такого отношения не заслужила.

— Эрвен? — сказал кто-то. Она подняла взгляд. Это был Маэдрос. Его обычно строгие глаза были полны беспокойства. — Ты в порядке? — спросил он.

— Всё хорошо, — сказала Эрвен, моргая, чтобы удержать слёзы.

— Нет. Я же вижу, что нет, — вздохнул Маэдрос. — Эрвен, Карнистир — мой брат, но я всё равно вынужден признать, что он довольно неприятен. Он всегда придирается к тебе, а ты этого ничем не заслужила. Я скажу, чтобы он перестал тебя изводить.

— Нет, не надо, — сказала Эрвен. — Я не хочу, чтобы твой брат разозлился на тебя из-за меня.

— Ты так самоотверженна, — сказал Маэдрос восхищённо. — Но я всё-таки думаю…

— Нет! — сказала Эрвен. — Не беспокойся, со мной всё будет в порядке.

— Как скажешь, — сказал недовольно Маэдрос. — Но по крайней мере пообещай, что потом позволишь мне тебя осмотреть; я довольно неплохой целитель.

Ну, вообще-то ничего подобного. Знакомьтесь: Новые Способности, Понадобившиеся по Сюжету. Боже, как низко я собираюсь пасть? Может, лучше всё-таки позволить ей убить меня, пока я не докатилась до хёрт-комфортного шиппинга Маэдрос/Эрвен?

— Готова? — спросил Карантир, поднимая меч.

— Одну секунду, — слабым голосом сказала Эрвен. Она начала жалеть, что не разрешила Маэдросу поговорить с Карантиром.

— Попробуй сказать это в бою и посмотри, поможет ли, — сказал Карантир. — Орки не ждут.

Внезапно Эрвен переполнила злость. Она не может позволить этому продолжаться. Она должна преподать Карантиру урок. Она вдруг почувствовала себя сильной — нет, не просто сильной — непобедимой. Она выиграет у Карантира несмотря ни на что.

Ух ты, Режим Непобедимости Сью! Не могу поверить, что пишу такое. Кто-нибудь, налейте мне выпить. Меня тошнит.

— Готова! — вызывающе сказала Эрвен. Карантир не потрудился ответить, он просто напал. Эрвен увернулась и мгновенно контратаковала. Она ударила по мечу Карантира, и тот вылетел из его руки, с очень приятным для слуха лязгом приземлившись на расстоянии нескольких футов.

Возможно, это самое плохое в мире описание сцены боя на мечах? Слава богу, оно ещё и самое короткое.

— Ты… Ты… — сказал Карантир, забыв все остальные слова. Эрвен улыбнулась и отбросила от лица несколько золотых локонов.

— Ты недооценил её, Карнистир, — сказал Маэдрос, у которого не было никаких причин появляться здесь, кроме как для выражения восхищения Эрвен. — Ты твёрдо решил видеть в ней неудачницу и не заметил её таланта. Который, между прочим, проявляется не только в бою. Ты должен перед ней извиниться.

— Ты прав, — сказал Карантир. — Прости, Эрвен. Ты заслужила моё уважение.

— Конечно, я прощаю тебя, Карнистир, — мягко сказала Эрвен, — но тебе надо перестать быть таким сварливым. Другие будут думать, что ты не заботишься о них, даже если это не так. Вот, к примеру, когда ты в последний раз обнимал Майтимо?

Карантир нахмурился.

— Когда он вернулся из Ангбанда, кажется, — сказал он. — Ты права. Поди сюда, Руссандол.

И он обнял старшего брата. который счастливо улыбнулся. Так Эрвен смогла сблизить братьев, вместо того чтобы послужить причиной разлада меж ними.

— Ну, я вижу, вам многое нужно обсудить, — сказала Эрвен, — так что извините меня, я пойду в свою комнату.

— Иди, — сказал Маэдрос, подмигнув, что явно значило: «Я присоединюсь к тебе, как только поговорю с Карантиром».

Эрвен ворвалась в свою комнату, всё ещё держа в руке меч, и уставилась в зеркало.

Нет, погодите! Ей же совершенно не нужно ещё раз смотреться в зеркало! Что происходит?

— А то происходит, что я уже сыта по горло всей этой белибердой, — сказала она, грозно помахивая мечом. — Теперь слушай меня.

Да не собираюсь я тебя слушать! Ты выдуманный персонаж! В моей истории!

— Как будто ты не треплешься всё время с воображаемыми людьми, — фыркнула Эрвен. — Слушай. Знаю, что ты в отчаянии, но это всё — неправильно. Просто неправильно. Так что прекращай.

С чего бы? Признаю, что нести эту чушь тяжело и больно, но я же должна как-то тебя остановить! Мне до сих пор ни одного балрога не прислали!

— Ты меня не остановишь, — отрезала Эрвен. — Но если прекратишь свои отвратительные попытки сделать из меня Мэри Сью, то я буду милосердна. Убью тебя быстро и чисто.

Неплохая попытка, но подумай сама — поверила бы ты мне, если бы я сделала тебе подобное предложение? Разумеется, нет. Ты нас знаешь. Мы жульничаем. Кроме того, если меня всё равно собираются убивать, то с таким же успехом могут и пытать. Ты знаешь, что мы не боимся боли.

Глаза Эрвен сузились:

— Очень хорошо. Тогда я вот что сделаю. Я не убью тебя. Я оденусь как ты и буду вести себя по-идиотски всеми способами, до которых только додумаюсь. А потом уйду и предоставлю тебе разгребать последствия.

Ты этого не сделаешь.

— Сделаю. Ты нас знаешь. Мы не страдаем милосердием. А то, что ты творишь сейчас — это хуже Ангбанда, хуже Хэлкараксэ, хуже всего, черезо что ты меня протащила. Ты вмешиваешься в мой разум. А заодно и в разумы бедняг Майтимо и Карнистира.

Ладно, ладно. Больше не буду.

— Хорошо. А теперь вот что. Ты закончишь эту главу тем, что я проснусь и пойму, что всё это было сном.

Ты шутишь? Это же просто безобразный приём.

— Вся глава была одним сплошным безобразием. Пиши!

Ну хорошо.

Эрвен проснулась. Несколько секунд она потратила на то, чтобы понять, где находится, но потом вспомнила. В Форменосе. Точно. Она оглядела комнату и с величайшим облегчением обнаружила, что зеркала в ней нет. Это был сон. Всего лишь сон.

в которой автор сожалеет о решении снабдить каждую главу маленькой дурацкой аннотацией, потому что не может придумать сюда ничего остроумного, а заодно предупреждает насчёт нерушимых клятв: не пытайтесь повторить это дома

Атмосфера за завтраком в Форменосе была несколько напряжённой. Все то и дело поглядывали на пустующее место во главе стола.

— Так он не говорил, куда собирается? — спросил Маэдрос.

— Мы тебе уже сто раз сказали, — буркнул Келегорм. — Нет, не говорил.

— Даже тебе, Курво?

Куруфин покачал головой:

— Нет. И над чем он работал перед уходом, я тоже не знаю, но что бы это ни было, он, похоже, прихватил его с собой.

Снова повисло молчание.

— Ну, я не собираюсь ждать, пока он изволит вернуться, — сердито заявил Амрас. — Я пойду навещу маму. Я ведь обещал не ходить в Тирион, только пока мы не исполним клятву…

Маглор уронил ножик:

— О нет! Он же не мог отправиться в Тирион, правда?

Молчание из беспокойного стало тревожным.

— Он обещал не требовать себе короны, — сказал Амрод таким тоном, как будто убеждал самого себя, что всё будет в порядке.

— Я могу придумать множество путей обойти это обещание, — заметил Куруфин.

— Уж ты-то можешь, — скривился Маглор.

Все поглядели на Маэдроса, который барабанил пальцами по столу и сверлил взглядом противоположную стену.

— Если он в беде, мы должны его выручить, — сказал он наконец. — Если Атьярусса идёт в Тирион, мы все можем отправиться туда же. Пробираться тайком нет смысла, нас всё равно узнают.

— Я останусь здесь, — заявила Эрвен и, заметив подозрительный взгляд Келегорма, добавила: — Ты же понимаешь, что я только буду мешаться у вас под ногами. Обещаю, что ничего не трону. Но в Тирион не пойду.

— Оставь её, — сказал Маэдрос. — Не думаю, что она сможет чего-нибудь здесь натворить. По крайней мере по сравнению с тем, что может натворить отец в Тирионе.

* * *

— Это же смешно, — фыркнул Феанор. — Двое самых талантливых кузнецов во всей Арде застряли, потому что у них лошадь расковалась.

— Должна признать, в этом есть некоторая ирония, — согласилась Нерданель, вытащила руку из мешка, в котором шарила, и вытряхнула его содержимое на стол.

— Если бы только ты не упаковала свои инструменты, — сказал Феанор.

— Если бы только ты запомнил, куда их засунул… — сказала Нерданель. — Здесь тоже нет. Давай следующий, а я пока уложу этот.

* * *

Перед сыновьями Феанора возвышались белые стены Тириона.

— Прежде чем мы войдём, — сказал Маэдрос, — хочу, чтобы вы уяснили следующее. Никого не убивать, ничего не поджигать, встречных не оскорблять, принцесс не похищать, троны узурпировать не пытаться и вообще никакую кашу не заваривать. Всем всё ясно?

— Более чем, — проворчал Куруфин.

— А если на нас нападут? — уточнил Карантир. — Хоть защищаться-то можно?

— Защищаться, разумеется, можно, — успокоил его Маэдрос, — но мечи не обнажать, пока они этого не сделают. И не грубить никому, что бы они вам ни говорили.

Когда они начали подниматься на зелёный холм, Маглор потянул старшего брата чуть в сторону.

— Ты уверен, — шепнул он, — что брать с собой Тьелко, Курво и Карнистира было хорошей идеей?

— Вообще-то нет, — ответил Маэдрос, — но я подумал, что отца легче будет забрать, если мы придём все вместе. Кроме того, я уверен, что они бы всё равно что-нибудь натворили. Лучше уж пусть будут у нас на глазах.

Разумеется, ожидать от Карантира, чтобы он обуздал свой нрав, было чересчур оптимистично. Хотя всё могло бы получиться, если бы они не наткнулись на Ангрода. С этого момента ситуация стремительно пошла вразнос.

Когда Феанор и Нерданель наконец вывели своих тяжело нагруженных лошадей на улицы Тириона, они сразу же угодили чуть ли не в самый центр скандала, дошедшего к тому времени до эпических масштабов. Только чудом никто до сих пор никого не убил. Ородрет вопил на невозможно спокойного Куруфина, Маэдрос пытался оттащить Карантира от Ангрода, а Тургон, похоже, кричал на всех Феанорингов сразу, умудряясь при этом отдельно ругаться с Аределью и Келегормом. Но толком разобраться, что здесь происходит, Нерданели и Феанору не удалось. Как только их заметил Финголфин, он тут же заорал: «ТЫ!» — и бросился на брата в атаку.

Трудно сказать, чем бы всё это кончилось, если бы не появились Финарфин и Финрод во главе импровизированных миротворческих сил. Очень скоро потомков Финвэ растащили, изолировали друг от друга и выстроили перед Финарфином, который смотрел на них очень строго.

— Я тут ни при чём, — заявил Феанор. — Даже не видел, с чего всё началось. Я всё утро лошадь подковывал.

— Это правда, — подтвердила Нерданель. — На этот раз он никаких проблем не создавал.

— Он сам — одна большая проблема, — устало произнёс Финарфин. — Ну как вы до этого докатились, скажите на милость? Кто затеял ссору?

— Он! — сказали хором Карантир и Ангрод, указывая друг на друга.

Финарфин вздохнул:

— Я даже не собираюсь со всем этим разбираться. Не смогу быть беспристрастным. Так что отправляйтесь к Намо, и пусть он вас рассудит. Желаю ему удачи. Финдарато, отведи их.

* * *

Намо в молчании выслушал Финрода, объяснявшего, зачем его отец послал их к нему.

— Протестую, — заявил Феанор.

Хозяин Мандоса бросил на него взгляд. Взгляд существа, обладавшего безграничным терпением, но тем не менее уже начинавшего из него выходить.

— Против чего? — устало спросил Финрод. — Он же ещё ничего не сказал!

— Против всего процесса. Если бы у моего брата было чувство юмора, я бы решил, что он посчитал забавным сюда нас отправить. Намо не является беспристрастным судьёй. Да вообще любого из валар возьмите — они все недовольны мной и моим домом.

— Да ради всего святого! — сказал Аргон. — Не думай, что каждый хочет тебя убить.

— Почему в таком случае я не могу навестить жену без того, чтобы на меня не напали?

— Это твои сыновья начали! — выкрикнул Ангрод. — Они всегда начинают!

— Наши прошлые конфликты к делу не относятся, — заметил Куруфин. — Мы здесь, чтобы обсудить текущий.

— В котором я не участвовал, пока мой единокровный брат на меня не напал, — напомнил Феанор.

Финголфин открыл было рот, но ничего сказать не успел, посколько заговорил Намо:

— Раз уж вы так настроены подраться между собой, я предоставлю вам такую возможность, — его голос звучал глухо и как-то необычно, неправильно, что ли. — Завтра на рассвете вы все явитесь на поле недалеко от Круга Судеб. Вам будет предоставлен непредвзятый судья, и конфликт меж двумя ветвями дома Финвэ будет урегулирован раз и навсегда. А сейчас проваливайте.

* * *

Феанор и его семья ехали в Форменос в молчании. Было похоже, что они ещё не отошли от шока.

— Никак не ожидал, что он такое скажет, — проговорил Амрод.

— Да, это на него совершенно непохоже, — подтвердила Нерданель.

— ­Пожалуй, это можно рассмотреть как естественное продолжение валарской политики ничегонеделанья, — предположил Куруфин, обращаясь куда-то в атмосферу. Он старался не смотреть на мать с самого момента их встречи.

— Не сказал бы, что это хорошее объяснение, — заметил Маэдрос, — но должен признать, что ничего лучшего я придумать не могу.

Окружающий лес поредел, теперь они могли видеть Форменос. Вид у их дома был мрачноватый — возможно, из-за висящих над ним тяжёлых облаков. Парадная дверь открылась, и на пороге появилась золотоволосая женщина. Нерданель нахмурилась:

— Это ещё кто, Феанаро?

— Ах да, — сказал Феанор. — Тут такое дело…

* * *

Нерданель была недовольна. Она внимательно выслушала объяснение мужа, иногда прерываемое их сыновьями или Эрвен, желающими подтвердить или уточнить рассказ Феанора, а затем покачала головой:

— Это безумие.

— Это правда, — сказал Феанор.

— Не могу поверить. Но если это правда, то что вы собираетесь с этим делать?

— Восстать против автора, — небрежно бросил Феанор, как будто в указанных условиях это было самым естественным действием. Каковым оно, впрочем, и было, по крайней мере для него.

— Напомнить, чем закончилось твоё последнее восстание? — предложила Нерданель.

— Не стоит, я прекрасно помню, — отмахнулся Феанор. ­— Нет никаких поводов думать, что это закончится так же. Напротив, мы сможем воспользоваться предыдущим опытом, чтобы не повторить тех же самых ошибок.

Нерданель вздохнула.

— Разумеется, если кто-то из нас не хочет здесь оставаться, то его или её никто не держит, — громко сказал Куруфин.

— Атаринкэ, — ответила Нерданель, — что бы ты там ни думал, я не имею никакого отношения к решению твоей жены. Пожалуйста, прекрати меня в этом обвинять.

— Я просто сказал, что никого не заставляют здесь оставаться.

— Меж нами не было тайного сговора, — терпеливо повторила Нерданель. — Каждая принимала решение самостоятельно. То, что решения совпали, говорит лишь о том, что у нас было больше здравого смысла, чем у вас.

— Это если бросить своих детей называется «здравым смыслом», — фыркнул Куруфин.

— Кто кого бросил, это ещё вопрос, — парировала Нерданель. — В любом случае, в то время вы уже вряд ли были детьми…

— Мой сын был ребёнком, — ответил Куруфин.

Его мать молчала несколько секунд, а затем сказала:

— Не буду обсуждать решение твоей жены. Это ваше с ней дело, и если хочешь, поговори об этом с ней.

— На самом деле — не хочу, — холодно сказал Куруфин.

— Хватит, — приказал Феанор. — Итак, Нерданель, что скажешь?

Та всё ещё не выглядела убеждённой:

— Вы уверены, что это необходимо?

— Да, — припечатала Эрвен. — Посмотрите, она в общем такая же, как я, только человек. Вы что, позволите мне управлять миром? Я бы себе не доверила.

— Но как она может управлять миром? — не поняла Нерданель. — Что она может сделать?

— Вмешаться, — ответила Эрвен. — Как она сделала сегодня с Намо.

— Погоди, — вступил в разговор Маглор, — мы не говорили тебе, что нас посылали к Намо. Откуда знаешь?

— Потому что она об этом написала, — объяснила Эрвен. — Так или иначе, вот вам пример. Она повлияла на решение Намо. Без её вмешательства он бы ни за что не отправил вас драться.

— Так вот что произошло, — протянул Маэдрос. — Я ведь думал, что это всё очень странно.

— Она не слишком деликатна, так? — усмехнулся Куруфин.

— Совершенно незнакома с деликатностью, — ответила Эрвен с горечью. — Не узнает её, даже если та врежет ей по морде кувалдой.

— Одного не понимаю, что её останавливает от вмешательства в наши действия? — спросил Келегорм.

— Она пыталась, но я уговорила её этого не делать, — сказала Эрвен.

— Но она записывает всё, что мы делаем? — уточнил Амрас.

— Не всё, — ответила Эрвен. — Важные эпизоды. Например, то, что мы сейчас говорим, она записывает.

— Значит, она знает всё, что мы делаем, — продолжал рассуждать Амрас. — А если она просто забросит историю, когда мы станем для неё угрозой?

— О нет, она не сможет, — заверила его Эрвен. — Она дала нерушимую клятву, что не оставит ни одной истории неоконченной…

Она запнулась, заметив, как все на неё уставились.

— Нерушимая клятва, — ровным голосом произнёс Маглор.

— Ну да, — подтвердила Эрвен. — Именем Манвэ, Варды и Эру Илуватара. Это же делает её нерушимой, верно?

— Ты не говорила нам об этом, — укорил её Амрод.

— Наверное, забыла, — Эрвен пожала плечами. — Она разместила свою клятву в профиле. А это было важно?

— Подведём итог, — сказал Маэдрос. — Наш мир в руках человеческой девушки под нерушимой клятвой, к тому же девушки, идентичной особе, которая забывает сообщить, что в деле замешана нерушимая клятва, а потом спрашивает, важно ли это?

Феанор, его жена и сыновья переглянулись.

— Мы должны её остановить, — сказала Нерданель.

в которой появляется персонаж из «Властелина колец», Эрвен ведёт себя ещё более странно, чем всегда, а автор бесплатно добавляет ещё одну песню Blind Guardian

Когда наследники Финвэ (разбившиеся на две группы и старательно соблюдавшие дистанцию) прибыли следующим утром на поле будущей битвы, они к великому своему удивлению не обнаружили там ни Манвэ, ни Намо, и вообще никого из валар. Только одну эльфийку, невысокую, гибкую, темноволосую.

— Кто ты? — спросил Феанор.

— Прошу простить моего брата, — сказал Финголфин таким тоном, из которого следовало, что прощать Феанора для любого разумного существа является самым последним делом. — Он никогда не отличался чувством такта. Нас вызвали сюда, чтобы мы могли… Э-э… Уладить наши разногласия… Мы ожидали встретить нашего судью…

— Я не понимаю вашего языка, — сказала эльфийка на синдарине.

— Ого, — Карантир тоже перешёл на синдарин. — Тёмный эльф! Что она здесь делает?

— Я буду вашей судьёй, — ответила эльфийка, — и довольна этим не более, чем вы, так что давайте закончим как можно скорее.

— Нимродель? — удивилась Галадриэль. — Что ты такого натворила, что заработала от валар такое наказание?

— Я не делала ничего, что задело бы валар, — отчеканила Нимродель. — В отличие от всех остальных, здесь присутствующих.

— Ты её знаешь? — спросил Карантир. — И как тебе удалось протащить в судьи свою синдарскую подругу?

— Мы не друзья, — сказала Нимродель ледяным тоном. — И я не из синдар, и не смейте меня с ними путать.

— Она из нандор, — ответила Галадриэль.

— В самом деле, кузина? — не мог остановиться Карантир. — Дружишь с авари? Надеюсь, не собираешься выйти за одного из них замуж?

Галадриэль, не обращая на него внимания, обратилась к Нимродели:

— Ты не ответила на мой вопрос.

— Очень сложно найти непредвзятого судью. В Валиноре в кого ни ткни, угодишь в феанороненавистника.

Келегорм расхохотался:

— Ты что, хочешь сказать, что не ненавидишь нас? Очень сомневаюсь. Да если бы взглядом можно было убить, мы все давно уже оказались бы в Мандосе!

— Где вам самое место, — проворчал Тургон.

— Я не люблю всех нолдор одинаково, — отрезала Нимродель. — И синдар тоже. Потому меня и выбрали, против моей воли, а теперь давайте поторопимся и закончим с этим. Вы будете сражаться по очереди, один на один. До первой крови. Друг друга не убивать и не калечить, ясно вам, варварам? Потомки Индис выбирают себе противников, потому что с точки зрения валар они чуть меньше виноваты.

— Я дерусь с Феанором, — немедленно сказал Финголфин.

Галадриэль разозлилась:

— Это я хотела драться с Феанором! Это моих родных он убивал в Альквалондэ!

— Да, и если я не ошибаюсь, у тебя был шанс подраться с ним там, — парировал Финголфин. — Мне так не повезло, так что с Феанором дерусь я. А ты можешь выбрать любого из его сыновей.

— Любого, кроме Карантира, — сказал Ангрод. — Мы с ним ещё не закончили.

— Любого, кроме Келегорма, — сказал Тургон. — Я не простил ему, что он не позаботился о моей сестре.

— И это говорит тот, кто послал её в Нан Дунгортеб с горсточкой охранников, да ещё и некомпетентных, — скривился Келегорм.

— Они были вполне прилично подготовлены, и никто её туда не посылал, она собиралась навестить Фингона, и если бы не ты, никогда не совершила бы такой идиотский поступок…

— Это в чём именно я вдруг оказался виноват? Ты сам должен был смотреть за ней получше!

— Извини, — вступила в разговор Аредель, — но я и сама прекрасно могу о себе позаботиться, и мне не нравится, что вы обсуждаете меня, как будто меня здесь нет. И с Келегормом я тоже дерусь сама, Тургон. Ты можешь взять на себя Куруфина.

— Но…

— Ты можешь взять на себя Куруфина, — повторила Аредель. — Келегорм — мой.

— Ну ладно, — сдался Тургон. — Его вина, во всяком случае, ненамного меньше.

— Это в чём я ещё виноват, — возмутился Куруфин, — если ты, конечно, не считаешь, что я должен был убить Эола, когда была такая возможность? Не знал, что ты одобряешь убийства.

— Если кто и одобряет убийства, так это ты, — заявил Ородрет. — И, кстати сказать, я считаю, что сражаться с Келегормом или Куруфином имеет право Финрод, потому что они пытались отобрать его королевство и из-за них он погиб.

— Я уже простил их за это, — сказал Финрод. — И кроме того… Я обещал Амариэ больше не лезть в драки.

— Мне бы тоже не хотелось драться, — согласился Маглор. — С меня хватит. Как насчёт музыкального поединка, Финрод? Я слышал, ты едва не победил Саурона.

— Так, значит, у нас Финголфин против Феанора, Ангрод против Карантира, Аредель против Келегорма, Тургон против Куруфина и Финрод против Маглора, — подвела итог Нимродель. — Есть прогресс, несмотря на все споры.

— Мы не спорим, — заметил Маэдрос. — Никто не обнажает меч, не грозит смертью, не бросается демонстративно вон — это даже обсуждением можно назвать только с натяжкой.

— Да ну вас, нолдор, — проворчала Нимродель. — Вы безнадёжны.

Маэдрос успел зажать Карантиру рот раньше, чем тот начал выдавать что-нибудь презрительное в адрес тёмных эльфов.

— У нас остались Маэдрос, Амрод и Амрас на одной стороне, — продолжала Нимродель, — и Фингон, Аргон и Галадриэль на другой.

— А я? — спросил Ородрет.

— Участвуют только дети и внуки Финвэ, — отрезала Нимродель. — Иначе число не совпадёт.

— Можешь пойти подраться с Келебримбором, — предложил Карантир.

— Не рискнёт, — хмыкнул Куруфин. — У Ородрета много хороших качеств, но смелость и решительность в их число не входят.

Ородрет принял такой вид, как будто собирался взорваться, а потом повернулся и бросился вон.

— Насколько я понимаю, теперь наше общение может считаться спором по нолдорским стандартам, — заметила Нимродель. — Итак, Фингон, кто будет твоим противником?

Галадриэль подняла брови:

— Помнится, мне сказали, что я могу выбрать любого из сыновей Феанора, и вдруг всех самых худших уже разобрали, а мне теперь придётся иметь дело с последним оставшимся?

— Я ещё остался, — напомнил Маэдрос.

— Так-то оно так, — согласилась Галадриэль, — но она сказала Фингону выбрать противника, а он наверняка выберет тебя, чтоб тебе не пришлось иметь дело со мной.

Фингон состроил виноватое лицо.

— Нет, — возразил Маэдрос, — он возьмёт кого-нибудь из близнецов. Пусть лучше три эпохи твоего гнева обрушатся на меня, чем на них.

— Точно? — засомневался Фингон. — Ну хорошо. Я выберу одного из близнецов.

— А я — Маэдроса, — кивнула Галадриэль.

— Я дерусь с Амрасом, — сказал Аргон. — Так будет честно, потому что мы оба погибли в самом начале войны и не cмогли отточить свои навыки, как все остальные.

— Очень хорошо, — заключила Нимродель. — Значит, решено.

— И кто будет первым? — спросил Куруфин.

Нимродель неодобрительно глянула на него:

— Финрод и Маглор.

Оба названных эльфа достали арфы и принялись их настраивать.

— Не понимаю, почему именно их выпустили вперёд всех, — проворчал Карантир угрюмо. — Они даже не хотят драться.

— Именно поэтому, — сказала Нимродель. — Их поединок должен получиться довольно мирным. Я пытаюсь отложить настоящее кровопролитие в надежде, что Намо придёт в разум и прекратит эту глупость.

— Типичное поведение тёмного эльфа, — заявил Карантир. — Игнорировать проблему и надеяться, что она как-нибудь исчезнет сама собой.

— Карантир! — предостерегающе сказал Маэдрос.

* * *

Из кузницы Форменоса, где работала Нерданель, доносился ровный ритм звенящих металлических ударов. Эрвен отложила бумагу, которую читала.

— Интересно, есть ли смысл просить её не шуметь так сильно? — спросила она сама у себя и сама же ответила: — Наверное, нет.

Она снова взялась за чтение, но вдруг бросила бумагу и уставилась в стену с застывшим лицом:

— О нет… Нет, нет, нет. Кровь и тьма, нет!

Если бы кто-нибудь сейчас наблюдал за Эрвен, вполне мог бы решить, что она потеряла рассудок. И дело даже не в том, что она не стала собирать ломкие древние манускрипты и убеждаться, что они не пострадали — хоть это и крайне необычно для неё, всё же не даёт основания посчитать сумасшедшей. Но вот то, что она бросилась бежать по лесу, словно за ней гналась целая стая варгов, не обращая внимания ни на ветви, за которые цеплялись волосы, ни на колючки и острые камни, попадавшиеся под босые ноги… Ну и, конечно, решающим свидетельством послужил бы факт, что она добежала до ручья и принялась кричать на него, как будто ожидала, что он ей ответит. Такие действия явно не входят в первую десятку критериев здравомыслия.

* * *

Песенный поединок начался. Финрод пел о молодых деревьях, зеленеющих весной, о ветре в листве и о детском смехе, который разносится ветром. Маглор пел о голых сучьях, которые ломают зимние бури, и о детях, плачущих от голода. Финрод пел о звёздных ночах, Маглор — об ужасах, таящихся во тьме. Финрод пел о весёлых бивачных кострах, Маглор — о всепожирающем огне пожаров. Финрод пел о тихих озёрах, резвых речках и беспредельной красоте моря, Маглор — о ледяных дождях, штормовых океанах и гигантских волнах, опустошающих берега.

Тогда Финрод собрал оставшиеся силы и запел о Валиноре. Он пел о великолепных Древах, что росли здесь когда-то, о ярких цветах и душистых плодах. Пел о созданных эльфами шедеврах, о построенных ими светлых домах, о гениальных стихах и песнях. Пел о горящих каминах и о семьях, собирающихся за общим столом. О земле, где нет ни немощи, ни смерти.

И Маглор подхватил тему Финрода и запел о том же самом. Но он пел как посторонний, как тот, кто увидел семейный ужин, заглянув через окно, но не может войти в чужой дом, а своего у него нет. Его голос был полон боли, которую принесли ему годы изгнания, века скитаний по дальним берегам, что не стали — и не могли стать — его домом. И в его песне краса Валинора стиралась и блёкла, пока не стала чем-то вроде грёзы, болезненного воспоминания. Мир был тёмным и странным; летели года, и всё привычное исчезало; вырубались леса, шли на дрова деревья, перекрывались плотинами реки — и лишь тоска по прошлому оставалась без изменений, но надежды хоть когда-нибудь вернуться не было.

Струны на арфе Финрода лопнули, и она упала на землю. На лице Маглора возникла странная горьковатая улыбка.

— Нет, — сказал он. — Это ещё не конец.

И он начал обманчиво простой негромкий мотив. В нём были все невзгоды, о которых он пел раньше, но он не был печален. Потому что было холодное великолепие в зимних снегах и льдах, и странное волшебство в ночных тенях, и грозное очарование в танце огня. Были свои мелодии и у ледяных дождей, и у штормовых волн — и они тоже были прекрасны. И была особая, величайшая красота в страстном желании несбыточного, потому что мечта не слабеет, даже если не может сбыться, и любовь — всегда любовь, даже если предмет её недостижим.

Это была песнь Арды Искажённой.

И было молчание. Которое нарушил Карантир.

— Отказываюсь поверить, что Даэрон может быть лучше, — сказал он. — Он, в конце концов, всего лишь тёмный эльф.

— Ты безнадёжен, — откликнулся Ангрод. — Ну что, наша очередь?

Лицо Нимродели, смягчившееся было во время песни Маглора, приняло брезгливое выражение.

— Да ну вас, нолдор, — проворчала она.

в которой Маэдрос опять ранит правую руку (и чего судьба привязалась к бедной конечности), Финарфин не так мягок, как обычно, Феанору смешно, а Идриль разрабатывает тайные планы

— Так что, теперь наша очередь? — спросил Карантир.

— Нет, — раздражённо ответила Нимродель, — и не будет ваша, пока не прекратите спрашивать. Маэдрос и Галадриэль.

Маэдрос взял меч левой рукой, перехватил на секунду правой и снова перебросил в левую. Его двоюродная сестра уже обнажила своё оружие. Двое эльфов заняли позиции лицом друг к другу, с поднятыми мечами, в ожидании сигнала к бою от судьи. Получилась очень красивая сцена: оба высокие, с гордым взглядом, чрезвычайно красивые даже по эльфийским меркам; у одного волосы цвета меди, у другой — золотистые с серебром. Правда, тот факт, что они собирались пустить друг другу кровь, немножко мешал восхищаться этой картиной.

— Бой! — скомандовала Нимродель.

Галадриэль шагнула вперёд, вынуждая Маэдроса отойти, но тут же опустила меч:

— Нет. В этом нет смысла.

Маэдрос отступил ещё на несколько шагов, прежде чем слова достигли его разума. Он остановился и тоже опустил оружие:

— Что ты говоришь?

— У меня нет причин драться с тобой, — сообщила Галадриэль.

— Ну извини, конечно, но вряд ли тебе позволят сменить противника во время боя, — заметил Маэдрос. — Может, я и не сжигал корабли, но были ещё Альквалондэ, и Дориат, и Гавани Сириона, и те несчастные охранники; можешь выбрать любую причину, их больше чем достаточно.

— Я не о том. Вся схема бессмысленна. Мы ничего не добьёмся этими драками между собой. В мире и так довольно боли, зачем нам пытаться добавить ещё?

Маэдрос внимательно посмотрел на кузину.

— Ты изменилась, — проговорил он, и в его голосе зазвучало уважение. — Ты выросла.

— Хотелось бы думать, что и ты тоже изменился, — ответила та.

Маэдрос улыбнулся ей:

— Думаю, что изменился.

Он взялся правой рукой за клинок своего меча и провёл ей вдоль острия. На сверкающем металле осталась капелька крови.

— Ну… Наверное, мы можем считать, что Галадриэль победила, — постановила Нимродель. — Полагаю, никто не хочет последовать их примеру и отказаться от этого идиотизма?

Если задавать подобный вопрос целой компании, есть риск, что не все дадут один и тот же ответ, и тогда придётся опрашивать каждого отдельно. Именно этим и пришлось заняться судье, и в конце концов она выяснила, что Фингон, Амрод, Амрас и Аргон драться не хотят, но все остальные настроены весьма решительно.

— Очень хорошо, — заявила Нимродель. — Феанор и Финголфин. Думаю, лучше развязаться с этой парочкой наконец.

Сыновья Финвэ не стали терять время на ответ, просто обнажили мечи.

— Бой.

— Прекратить немедленно!

Голос был не слишком громким, но легко достиг ушей всех присутствующих и решительно вбил им приказ прямо в нервную систему. Феанор и Финголфин застыли с мечами, занесёнными для удара.

Это прибыл третий сын Финвэ, и выглядел он крайне недовольно. Феанор и Финголфин переглянулись. Казалось, что они впервые за долгое время сошлись во мнении: Финарфин и его попытка удержать их от драки — весьма досадная помеха. Оба обернулись к брату, по прежнему держа мечи наготове и поглядывая искоса друг на друга, чтобы не оказаться застигнутыми врасплох.

— Убирайся, — сказал Феанор. — Намо разрешил нам сразиться.

— Он, можно сказать, приказал нам драться, — подхватил Финголфин.

— Ты сам передал ему это дело, потому что был необъективен, — продолжал Феанор, — так что вряд ли имеешь право подвергать его приговор сомнению.

— И не пытайся, пожалуйста, меня отговорить, — предупредил Финголфин. — Это будет лишь потеря времени, и моего, и твоего.

— Вот именно, — поддержал Феанор. — У тебя, кажется, есть город, которым надо править?

— К сожалению, есть, — абсолютно спокойным, но одновременно абсолютно твёрдым тоном заговорил Финарфин. Спорить с ним сейчас было не легче, чем останавливать дрейф материков. — Я никогда не хотел править, но ведь вам двоим обязательно надо было заварить кашу и оставить меня расхлёбывать, а самим сбежать приключаться. Так что я принял на себя ответственность — есть такое слово, значение коего, как мне начинает казаться, вам неведомо — и стал королём, и сильно подозреваю, что лучшим, чем любой из вас. И, поскольку я всё-таки король, вы будете меня слушать.

Феанор обенулся к Финголфину:

— Он когда-нибудь так с тобой разговаривал?

Тот потряс головой:

— Может, нам стоит его выслушать.

— Спасибо, — Финарфин выдохнул. — Сейчас не время для ваших мелких склок, у нас проблема посерьёзнее. Моринготто вырвался из-за Врат Ночи.

Все — кроме Нимродели, которая ничего не поняла — уставились друг на друга, словно желая убедиться, что не ослышались.

— Что он сказал? — спросила Нимродель.

Финрод повторил слова отца на синдарине. Повисло потрясённое молчание. Которое было нарушено самым неожиданным образом.

Феанор смеялся.

Самым жутким в этом смехе было то, что в нём не было ни единой нотки безумия. Совершенно не так смеялся бы, к примеру, человек, узнавший, что его беременная жена совершила самоубийство, да ещё и оказалась его собственной давно пропавшей сестрой. Так смеялся бы тот, кто только что впервые заметил нечто забавное. Этот смех не имел отношения ни к отчаянной дерзости, ни к жажде власти… Это просто был весёлый и даже довольный смех.

— Он что… спятил? — изумилась Нимродель.

— А в этом кто-нибудь когда-нибудь сомневался? — вздохнул Финголфин.

— «Гнев Валар лежит на Доме Феанора, и настигнет его, на западе ли, на востоке ли», — процитировал Феанор. — «Всё, начатое ими во имя добра, завершится лихом…» Скажите, они вообще хоть когда-нибудь собирались снимать это проклятие?

* * *

Когда Феанор повторил свой вопрос на совете валар, ничего, кроме ледяных взглядов, он в ответ не получил.

— Я же говорил, что его нельзя выпускать из Мандоса, — заявил Ульмо.

— Прошу прощенья, — возразил Феанор, — но я-то в чём виноват? Если ваше проклятье по вам же и ударило, то и ответственность, по моему мнению, лежит на вас.

Известие о Морготе собрало в Кругу Судеб всех валар; кроме того, были отправлены гонцы к вождям эльфов в Валиноре и на Тол Эрессеа. Большинство из них ещё не прибыло, но Ингвэ в сопровождении многих ваньяр был здесь, и Махтан сидел у ног Аулэ, бросая на зятя убийственные взгляды, и, разумеется, здесь собрались потомки Финвэ. Все, кто собирался участвовать в поединках, последовали за Финарфином в Круг Судеб, даже Нимродель — та, по всей видимости, понятия не имела, зачем она здесь, но куда ещё ей податься, тоже не представляла.

— Ульмо сообщил нам, — ответила Феанору Варда, — что Моринготто вырвался, пока Эарендил был отвлечён твоими сыновьями и оставил свой обычный пост у Врат Ночи.

— А откуда Ульмо это узнал? — спросил Маэдрос.

— Я слушал, — сказал Ульмо. — Это лучший способ узнавать новости.

— Подтверждаем, — вступил Оромэ. — Моринготто сбежал.

— Нам придётся с ним сразиться! — обрадовался Тулкас.

— Кстати, о сражениях, — Феанор не смог остаться в стороне. — Я слышал, будто бы существует пророчество о смерти Моринготто, включающее какого-то глупого человеческого воина и какой-то меч, выкованный неким тёмным эльфом, который страдает светобоязнью.

Владыки Валинора переглянулись.

— В самом деле слышал? — переспросил Манвэ.

— Да, — подтвердил Феанор, — и это просто смешно. Очевидно, это я должен убить Моринготто. Я никогда не видал меча, о котором там напророчили, но уверен, что смогу выковать и получше. — Махтан что-то злобно проворчал, но Феанор не обратил на него внимания и повысил голос: — А если мне не позволят убить Моринготто мечом моего собственного изготовления, я никогда и думать не стану о том, чтобы разбить сильмариллы…

— Означает ли это, что ты готов их разбить, если тебе разрешат убить Моринготто? — уточнила Яванна.

Феанор бросил на валар яростный взгляд и ответил после короткой паузы:

— Да, при условии, что вы этого потребуете не раньше конца времён.

Аулэ сказал что-то непонятное Манвэ, тот ответил на том же странном жёстком наречии.

— В этом не было особого смысла, — заметил Феанор. — Я понимаю валарин, вы в курсе? И да, мне можно верить. Если вам так уж хочется, могу поклясться…

— Нет, — торопливо сказала Вайрэ.

— Нет, лучше не надо, — согласилась с ней Эстэ.

— Все согласны? — Манвэ оглядел прочих валар, и хотя никто из них не произнёс ни слова, обмен мнениями, судя по всему, произошёл, потому что через минуту он сказал: — Похоже, что так.

— Быть по сему, — заключил Намо.

— А теперь вернёмся к нашим проблемам, — предложил Ингвэ. — Если Моринготто нападёт, мы должны быть готовы его остановить.

* * *

В сумерки Феанор и его сыновья вернулись в Форменос. Нерданель встретила их на пороге.

— Я уже знаю, — сказала она.

— Откуда? — удивился Куруфин, видимо, достаточно шокированный сегодняшними событиями, чтобы забыть, что с матерью он старается не общаться.

— Её спросите, — Нерданель махнула рукой в сторону Эрвен, стоявшей с усталым видом чуть дальше в прихожей.

— Это всё автор, — вздохнула та. — У неё, должно быть, случилась внезапная вспышка вдохновения или что-то вроде того… Вдруг оказалось, что я просто знаю… И я побежала сказать Ульмо.

— Так вот откуда он узнал, — сообразил Амрод.

— Почему именно Ульмо? — спросил Келегорм.

— Он слушает, — пояснила Эрвен. — И это был самый быстрый способ. Никогда бы не подумала, что она затеет что-то опасное до идиотизма.

— Думаю, что на самом деле из этого может выйти и польза для нас, — заявил Феанор. — Ей придётся сосредоточиться на нашей битве с Моринготто, и это значит, что она не сможет подолгу останавливаться на том, как я готовлюсь добраться до неё и свергнуть.

— Уверена, она всё равно видит всё, что ты делаешь, — напомнила Эрвен.

— Она может всё видеть, — согласился Феанор. — Но это не значит, что она всё поймёт.

* * *

— Должна сказать, Ульмо, что пророчество насчёт Турина оказалось одной из лучших идей Итариллэ, — заметила Варда, когда все эльфы удалились.

— Да, — согласиласть Яванна. — Подозреваю, если бы мы прямо сказали Феанору, что ему придётся убить Моринготто, он бы отказался просто из духа противоречия.

— Никто не поступает так, как сказано, — произнёс Ульмо. — Можете поинтересоваться, откуда я знаю.

— Тогда почему ты продолжаешь давать советы, что кому делать? — спросил Оромэ.

Единственным ответом Ульмо была таинственная и немного грустная улыбка.

— А ещё ты выбила из него обещание разрушить по нашей просьбе сильмариллы, — сказал Яванне Аулэ. — Отличная работа, любимая.

— Всё это очень хорошо, — напомнил Манвэ, — но нам всё ещё надо разобраться с Мелькором.

Среди валар воцарилось тревожное молчание. По щекам Ниенны, казалось, текло намного больше слёз, чем обычно. Ирмо тяжело вздыхал. Лишь Тулкас выглядел радостным в предвкушении схватки с Морготом.

— Каждый раз, как мы пытаемся вмешаться, дело заканчивается разрушением континентов, — проговорила Вана. — Надеюсь, мы всё-таки сумеем не утопить Валинор.

в которой наконец-то начинаются действия под девизом «море-крови-горы-мяса»

Шли недели, но никаких признаков активности Моргота не было. Появились слухи, что он убрался в земли людей. Жизнь в Форменосе устаканилась и стала более-менее спокойной — в той мере, в которой можно использовать это слово, когда речь идёт о Феаноре и его семействе. Сам Феанор почти всё время работал над новым проектом; он утверждал, что делает что-то, необходимое для свержения автора. Прочие были вынуждены верить ему на слово, поскольку никто из них не был в курсе, чем он, собственно, занят. Все свои заметки он делал, используя новый рунный алфавит: мол, так и автору, и любым возможным шпионам, буде таковые сунут нос в его бумаги, труднее будет понять, что к чему. Только Нерданель и Куруфин имели какое-то понятие о его работе, поскольку с ними он время от времени что-то обсуждал, но и те знали немногое.

С прибытием Нерданели резко улучшилась ситуация с питанием: та оказалась достаточно предусмотрительна, чтобы прихватить провизию. В том числе такую редкость, как лембас. На удивлённые вопросы, как она добилась разрешения от королевы Эарвен, последовало напоминание, что Нерданель и сама некоторое время формально была королевой нолдор и как таковая получила право раздавать лембас без оглядки на другие авторитеты. С учётом её припасов и удачных охотничьих экспедиций сыновей Феанора опасность проголодаться была полностью устранена, и появилось время на что-то ещё помимо собирательства.

Маглор, по-видимому, затеял сочинить новую песню и либо запирался в своей комнате, либо гулял по окрестностям. Прочие сыновья Феанора оттачивали свои и без того превосходные боевые навыки и проверяли укрепления Форменоса. Нерданель сжалилась над Эрвен и предложила обучить её основам работы с металлом; та сперва отбрасывала эту идею, бормоча что-то о том, что ей неприятно возиться с железом и огнём, но любовь к учёбе взяла верх, и она согласилась. Правая рука Маэдроса зажила, а Амрас, похоже, постепенно привыкал к виду гигантских светил в небе. Короче говоря, несколько недель прошли в относительном спокойствии.

А потом пришла ночь, которая стала какой угодно, но не спокойной.

— Это небольшие силы, — сказал Феанор, внимательно вглядываясь в темноту. Разумеется, для его острого эльфийского зрения света звёзд было вполне достаточно.

— Небольшие, — согласился Амрод. Именно он стоял в эту ночь на часах; он и поднял тревогу, сообщив, что на них напали.

— Мелкая банда орков, — бросил Карантир. — Мы их легко разгромим.

— Это, должно быть, какая-то ловушка, — предупредил Маэдрос.

— Не вижу такой возможности, — заявил Келегорм, — если только здесь нет невидимой армии. Любые подкрепления подойдут слишком поздно; пока они доберутся, мы успеем вырезать орков и отступить.

— Должен быть какой-то подвох, — настаивал Маэдрос. — Может, он пытается прощупать нашу оборону?

— А если и так, что ты предложишь делать? — поинтересовался Куруфин.

— Ну, перебить их, наверное, — предложил Маэдрос.

Куруфин ничего не ответил, но этого и не требовалось; самодовольная ухмылка на его физиономии была достаточно красноречива.

— Ладно, ладно, — сказал Маэдрос. — Я просто хотел отметить, что мне это не нравится. Подозрительно это всё.

* * *

Если судить лишь по численности, то маленькая группа эльфов, собравшаяся у ворот и готовая напасть на орков, значительно уступала своему противнику. Но следует учесть, что это были Феанор и его сыновья, могучие воины, рождённые в эпоху Древ, когда мир был ещё юным, закалённые в бесчисленных битвах, вооружённые клинками, которые выковал лучший мастер всех времён, грозные и бесстрашные бойцы из Дома Финвэ. Ах да, ещё с ними увязалась Эрвен.

— План очень прост, — напомнил Маэдрос. — Открываем ворота, атакуем, уничтожаем их, возвращаемся. Без потерь. Вопросы есть?

Тишина.

— Ну и хорошо, — он глубоко вдохнул: — Открыть ворота!

Амрод и Амрас отодвинули засовы и распахнули створки, и перед идущими к Форменосу несчастными орками оказался отряд огнеоких эльфов с мечами, мерцающими в звёздном свете льдистым блеском. Если бы какой-нибудь орк написал статью «Десять признаков того, что вечер перестаёт быть томным», это событие точно попало бы в список.

Возглавлял атаку Феанор, он со смехом бил орков, валившихся под его мечом словно кегли. Семь его сыновей не отставали, прорубаясь через орочью толпу, а Эрвен пыталась возместить недостаток умения неистовой яростью. По рядам врагов покатились страх и замешательство, а число их быстро сокращалось. На фланге Маэдроса кто-то уже бросился наутёк.

— Вот тебе за мои руки! — кричала Эрвен, вонзая меч какому-то орку в плечо (доспехов у того не было). — А вот за язык! — она ударила другого по руке, державшей оружие. — А вот… — тут она оступилась и упала, и орк пронзил бы её клинком, если бы того не зарубил Карантир.

— Дерись мечом, а не языком! — рявкнул он.

— Они бегут! — возглас Келегорма перекрыл шум сражения. — Вернитесь, трусы!

— Не преследовать! — прокричал Маэдрос. — Помните о плане!

Орков уже оставалось всего несколько штук, и они без особого успеха пытались отразить удары эльфов. Но на севере горизонт внезапно озарился багровым светом.

— Тьма и пламя! — выругался Маглор, смахивая мимоходом башку с плеч очередному орку. — Я и забыл, как быстро эти твари движутся!

— Ой, — сказала Эрвен и выронила меч. — Балрог… Балрог!..

— Только один? — уточнил Феанор. Его глаза сверкнули. Похоже, настало время для мести.

Поединок Феанора с балрогом мог бы стать великолепным эпизодом для фильма. Огонь балрога отражался в глазах Феанора, его меч сиял кроваво-красным в свете пламени. Удары наносились и отражались с такой скоростью, что ни один смертный взор не уследил бы за ними; дух огня и Огненный дух сошлись под звёздным небом в смертельном танце. Балрог возвышался над своим противником подобно башне, но одолеть его не мог; лишь однажды его кнут коснулся Феанора, а тот успел нанести врагу несколько ударов, и землю пятнала чёрная кровь.

Движения балрога замедлились, и тогда Феанор бросился вперёд и, не обращая внимания на обвивший его ноги огненный кнут, вонзил меч противнику в грудь по самую гарду. Балрог содрогнулся и с тяжёлым глухим ударом рухнул на землю.

Феанор с некоторым трудом поднялся на ноги, заодно освободившись от тлеющих обрывков балрожьего кнута:

— Неплохая вышла потеха.

— Да, конечно, но сейчас нам лучше вернуться, — сказал Маэдрос, тревожно оглядываясь по сторонам. — Я бы вполне обошёлся без новых сюрпризов, а ведь для нас могли и ещё что-нибудь приготовить.

— Это верно, — согласился Маглор. — Кто-нибудь, помогите Эрвен встать? Кажется, ей нехорошо.

Так оно и было. Эрвен полусидела, полулежала на земле и вся дрожала. Глаза её были закрыты, бледное лицо покрыто испариной.

Амрод протянул ей руку:

— Уже всё, можно смотреть.

Она не отреагировала.

— У нас нет времени, — сказал Маэдрос. — Вставай.

Он ухватил её за плечо и вздёрнул на ноги. Она зашаталась, но всё-таки смогла не упасть обратно.

— Эй, Руссандол, — позвал Амрас. Он стоял на коленях возле тела мелкого орка. — Ты что-то говорил о том, что не хочешь сюрпризов…

— Что там ещё?

— Этот жив.

— Так избавь его от мук, — посоветовал Маглор. — Из милосердия.

— Да непохоже, чтоб он особенно мучился, — возразил Амрас. — Вроде довольно легко ранен.

— Это же не мешает всё-таки проявить милосердие, — заметил Куруфин.

Маэдрос вздохнул:

— И что ты предлагаешь, Атьярусса?

— Мы не можем его убить, пока он без сознания, — влез Келегорм. — Это нечестно.

— Думаю, надо взять его в плен, — сказал Амрас.

* * *

Нерданель была не слишком довольна.

— Мне было более чем достаточно тех раненых птичек, которых Тьелко вечно таскал домой, — проворчала она, — не говоря уже о том здоровенном псе. Но орк — это уже чересчур!

— Ну, не могли же мы его хладнокровно зарезать после боя? — развёл руками Амрод.

— Скажи спасибо, что это не дракон, — посоветовал Маэдрос.

Их мать вздохнула и отправилась за мазью для обожжённых ног Феанора. Впрочем, тот был не слишком озабочен своими ожогами. Его глаза всё ещё горели огнём весёлого безумия, и было видно, как в его возбуждённом разуме то возникают, то исчезают новые планы и идеи.

— Мы можем что-нибудь у него вызнать, — сказал он.

— С ним нельзя плохо обращаться, он военнопленный, — заметил Амрас.

— Но это же не значит, что с ним нельзя поговорить, — возразил Феанор, глядя на унылого пленника. Тот не реагировал ни когда у него отбирали оружие (Феанор ещё здорово проехался по отвратительно криворуким халтурщикам, которые это сотворили), ни когда тащили его в Форменос, ни когда его связали и оставили валяться на полу — до того момента, как решат, что с ним делать дальше.

— Не думаю, что он говорит на квенья, — заметил Маэдрос, — или даже на синдарине.

— На тиндарине, — автоматически поправил Феанор.

— Эрвен знает Чёрное наречие, — напомнил Куруфин. — Где она, кстати?

— В постели, — ответила Нерданель, стоя в дверях. Никто не заметил, как она вернулась. — И лучше до завтра её не трогать. Бедняжка совсем расклеилась.

— Ну что ж, как только она проснётся, а это животное очнётся, пускай она с ним поговорит, — постановил Феанор. — А пока, Турко, придумай, куда его засунуть. А то оно воняет.

* * *

— Этот план казался таким хорошим, — вздохнул Маэдрос. — Ну почему наши замечательные планы никогда не срабатывают?

— Ты же говорила, что знаешь Чёрное наречие, — напомнил Куруфин.

— Говорила, — кивнула Эрвен. — Но это было тысячи лет назад. Похоже, оркский язык за это время сильно изменился. Я решительно не понимаю, что он хочет сказать. Кое-какие слова можно разобрать, но этого совершенно недостаточно.

— Ты до недавнего времени оставался в Средиземье, Кано, — сказал Феанор, — и наверняка выучил что-то…

— Я бродил по морским берегам и пел, отец, — ответил Маглор, — а не учил языки. Тем более оркские. Ты же знаешь, я не лингвист; мне пришлось просить Курво перевести моё собственное имя на синдарин…

— На тиндарин, — машинально поправил Феанор. — Говори правильно.

Его сыновья переглянулись. Похоже, проблема была не в том, что Маглор говорил неправильно, а в том, что феаноровское определение правильного несколько устарело. К счастью, Феанор был слишком глубоко погружён в свои мысли и ничего не заметил, а то последовала бы длиннющая лекция, что, мол, их отказ произнотить тлова правильно — гнутнейшее преднамеренное откорбление его матери.

— Полагаю… — медленно проговорил Феанор. — Полагаю, мы можем обратиться к Финдарато.

— Финдарато? — удивился Келегорм.

— Как я понял, он первым сумел договориться с людьми, — пояснил Феанор. — Общение с орком не должно так уж сильно отличаться.

— Попробовать можно, — согласилась Нерданель, — но что ты предлагаешь? Привезти орка в Тирион или пригласить Финдарато сюда?

— Думаю, нам всем лучше переехать в Тирион, — предложил Маэдрос. — Здесь мы будем под ударом. Первый бой мы, конечно, выиграли, но это лишь означает, что следующий будет тяжелее.

— А дядюшка Арафинвэ нас пустит? — поинтересовался Маглор.

— Что значит — «пустит» или «не пустит»?! — возмутился Феанор.

— Я с ним поговорю, Макалаурэ, — заверила сына Нерданель. — Вряд ли он бросит нас Моринготто на растерзание.

— Значит, решено, — подвёл итог Феанор. — Мне понадобится немного времени на сборы, а затем мы выступаем в Тирион. Да, и не говорите никому, что у нас есть орк. А то ещё разволнуется кто-нибудь.

в которой читателей угощают замечательным коктейлем из предубеждения и лицемерия с топпингом из стереотипов — наслаждайтесь!

Протащить в Тирион контрабандного орка довольно сложно, но только если вы не Феанор. Ни один из стражников у ворот не выразил горячего желания досмотреть багаж параноидального зачинщика братоубийственной резни, и орк — которого на всякий случай снова оглушили — благополучно прибыл в город в виде свёртка, одного из многих, что везли лошади Феанорингов.

Они расположились в своём старом доме, который стоял заброшенным с тех пор, как Феанор оставил Тирион. Это было большое роскошное здание, но, увы, без тюремных подвалов; чтобы обеспечить помещение для орка, пришлось слегка потрудиться. Как только эта задачка была решена, Маэдрос и Маглор отправились в гости к Финроду, а Нерданель — сообщить Финарфину, что тому придётся разбираться с возвращением его чокнутого единокровного брата. Феанор указал, что привратная стража уже должна была доложить королю об их прибытии, но Нерданель настояла на личном визите, говоря, что его следует нанести хотя бы из простой вежливости. Несмотря на общеизвестное мастерство Феанора в языкознании, слова «простая вежливость» на секунду вызвали на его лице такое выражение, как будто он не был уверен, что они значат.

Дом Финрода, как и все остальные дома в Тирионе, был белого цвета. Но внимание гостей захватывал не сам дом, а сад вокруг него, полный ароматных цветов. Меж ними там и сям порхали бабочки; казалось, среди такого изобилия они не могли решить, где им лучше подкрепиться. Завершали картину великолепный мэллорн — по всей видимости, подарок сестры — и весело поющий фонтан. И было неудивительно, когда из-за угла появилась золотоволосая женщина, которая могла бы быть младшей сестрой Ваны.

— Ты, должно быть, Амариэ, — сказал ей Маглор.

Ваньярская красавица улыбнулась в ответ:

— Да, это моё имя. Боюсь, что я не знаю ваших?

— Я Майтимо Феанарион, это мой брат Макалаурэ, — представился Маэдрос, удивлённый, что кто-то не узнал двоих из самого печально знаменитого семейства в истории.

— А, так вы кузены Финдарато! — обрадовалась Амариэ. — Очень приятно наконец познакомиться с вами!

Маглор внимательно изучил её лицо в поисках сарказма, который точно должен был присутствовать, но не нашёл и следа.

— Это… необычная реакция, — сказал он осторожно. — Обычно нам никто не рад.

— В самом деле? — спросила Амариэ. — Но я вам действительно рада, уверяю вас. Как же случилось, что мы не познакомились раньше?

Братья уставились на неё с удивлением.

— Ну… — протянул Маэдрос, — ты жила у ваньяр, мы с ними редко имели дело; наш отец отдалился от своих братьев раньше, чем Финдарато начал ухаживать за тобой; нас изгнали в Форменос; потом начались все эти дела с сильмариллами, резнёй в Альквалондэ, проклятьем нолдор…

— Ах да, эта ваша война вокруг самоцветов, — припомнила Амариэ. — Но это всё закончилось давным-давно, разве нет?

— Мы до сих пор были в Мандосе, — ответил Маэдрос. — Вернее, это я был в Мандосе. Мой брат был в Средиземье.

— В Средиземье? До сих пор? — Амариэ выглядела шокированной. — Я думала, вы все давным-давно пришли в разум и вернулись в Валинор! Но, в любом случае, сейчас мы все здесь. Не хотите ли чашечку чая? — она сделала прилашающий жест в сторону дома.

— Вообще-то мы пришли к Финдарато, — сообщил Маглор. — Он дома?

— Боюсь что нет, — сказала Амариэ. — Его сестра зачем-то позвала его с собой на Эрессеа, и я не знаю, когда он вернётся. Вообще-то это довольно странно; обычно она приезжает к нам, и когда он ездил к ней — а это было редко — они всегда заранее договаривались о сроках. Наверное, это как-то связано с новой войной против Врага, да разберутся Владыки с ним поскорее. Вы точно не хотите чая?

Когда Маэдрос и Маглор сообщили эти новости Феанору, тот сказал: «От Артанис и следовало ожидать, что она что-то затеет», — и послал их найти судно, чтобы отправиться на Эрессеа. Сказать оказалось легче, чем сделать. Рядом с Тирионом стояли на якорях корабли телери, но их капитаны категорически отказались брать на борт сыновей Феанора. Маэдрос спорил, умолял, уговаривал, но ничего не добился. В мрачном настроении братья вернулись домой, где внезапно встретили старого друга, который ждал их в вестибюле.

— Привет, Руссандол, — сказал Фингон. — Привет, Макалаурэ. Вы, кажется, мне не рады?

— Финдекано! — воскликнул Маэдрос. — Что за вздор, конечно я рад тебя видеть!

— У нас тут проблемы с телери, — объяснил их печальный вид Маглор.

— Ну так расскажите, в чём дело, — предложил Фингон. — Помнится, в прошлый раз я вам с этими проблемами помог?

Маэдрос рассмеялся:

— Не думаю, что в этот раз врываться с войском будет хорошей идеей, Финдекано.

— Подозреваю, это не было хорошей идеей и в прошлый раз, — согласился Фингон. — Но хватит об этом. Давайте возьмём бутылочку вина, и вы мне расскажете, что там у вас случилось.

За выпивкой Маэдрос сообщил Фингону часть правды. Он сказал, что Феанор распорядился найти Финрода (намекнув, что якобы не знает причины), и рассказал о визите к Амариэ и о её странно небрежном отношении к их старым преступлениям.

— Она же из ваньяр, — объяснил Фингон. — Боюсь, все они такие. Слишком заняты пением гимнов в честь валар, чтобы обращать внимание на окружающий мир. И вообще, вот что выходит сейчас для нас, нолдор: с точки зрения ваньяр мы идиоты, потому что ушли из Валинора, телери нас презирают за братоубийство, а что до синдар, то они тоже почему-то нас не любят. Должно быть, завидуют. Разумеется, то же относится и к тёмным эльфам.

— Ты говоришь так, как будто это хорошо, — заметил Маглор.

— Ну, если помнить про ваньяр, что они тупицы, про телери, что они лентяи, а про синдар и тёмных эльфов, что они отсталые, то кому будет интересно, что они там себе думают? — улыбнулся Фингон. — К тому же это даёт нам занятие: спорить с ними, кто хуже. Кстати говоря, что вы не поделили с телери на этот раз?

— Они отказываются везти нас на Эрессеа, — объяснил Маэдрос.

— Ну да, они довольно долго не пускали никого из братоубийц на свои корабли, — кивнул Фингон, — но теперь им это запрещено. Финдарато, знаете ли, умудрился протащить закон против дискриминации. Это случилось примерно тогда, когда сюда прибыли хомбити, или как их там зовут.

— «Хомбити»? — переспросил Маглор. — Ты имеешь в виду «хоббиты»?

— Ну да, они, — подтвердил Фингон. — И ещё гном. Об этом много судачили.

— То есть они не имеют права нам отказать? — уточнил Маэдрос. — Ну, в таком случае пойдём потолкуем с ними ещё разок.

— Прямо сейчас? — спросил Маглор. Вина в бутылке оставалось ещё изрядно.

— Прямо сейчас. До свидания и спасибо, Финдекано.

* * *

Будь Маэдрос чуть повнимательнее, он бы заметил самодовольную улыбку на лице капитана-телери раньше, чем сунул ему под нос нужный параграф валинорского закона.

— Вот, — сказал Маэдрос. — Читай. Вы не имеете права нам отказывать.

— Да, всё вроде правильно, — спокойно произнёс капитан. — Вы можете отправиться на Эрессеа на первом же корабле.

— Спасибо, — сказал Маэдрос. — А когда он отплывает?

— Трудно сказать, — ответил капитан (примерно в этот момент Маэдрос всё-таки обратил внимание на выражение его лица и сообразил, что дела сейчас опять будут плохи). — Мы все, понимаешь ли, сейчас в отпуске.

— И когда же этот отпуск закончится?

— Точно не знаю. За тысячелетия у нас, знаешь ли, накопилось довольно много выходных…

— Но почему? — спросил Маэдрос с нотками отчаянья в голосе. — Разве вы всё ещё не простили нам резню в Альквалондэ?

— Ну, убийства-то мы вам простили, — ответил капитан. — Давным-давно.

— Тогда почему? — спросил Маглор.

— Вы украли наши корабли!

— Ох, во имя задних ног Саурона!.. — выругался Маэдрос.

— И потом вы сожгли их!

— Но послушай, это же были всего лишь корабли! — сказал Маглор.

— Всего лишь?! — зло ответил капитан. — Между прочим, наши убитые вернулись. А корабли — нет!

* * *

Феанор, его сыновья и Эрвен собрались за столом. Сказать, что настроение их было крайне разочарованным, означало сильно преуменьшить.

— Ну в самом деле, — возмущался Карантир, — это же были всего лишь корабли!

— Вы тысячу лет воевали из-за самоцветов, — напомнил Амрас. — Чего теперь жаловаться, что другие тоже придают большое значение материальным ценностям.

— Сильмариллы нельзя сравнивать с горсткой каких-то кораблей, — заявил Келегорм, но ничем своё утверждение не мотивировал. — Как я понимаю, купить корабль мы не сможем?

— Не говори ерунды, — ответил Маэдрос. — Телери скорее продадут своих дочерей, чем корабли.

— А построить не получится? — предложил Амрод.

— Сомневаюсь, — Феанор покачал головой. — По крайней мере за разумное время.

— А позаимствовать? — поинтересовался Куруфин.

— Нет! — выкрикнул Амрас. — Воровать корабль мы не станем!

Больше никому ничего в голову не пришло. Воцарившееся молчание было прервано хлопком входной двери.

— Привет! — сказал голос Нерданели из вестибюля. — Я вернулась! А где все?

— Здесь, — отозвался Маэдрос.

Несмотря на совершенно неинформативный ответ, Нерданель очень скоро появилась в дверях. Лицо её разрумянилось.

— Снаружи немного прохладно, — сообщила она.

— Почему так долго? — спросил Феанор.

— Подумала, что мне стоит навестить свою семью, а то отец ещё начнёт думать, что ты меня убил, — ответила Нерданель. — Что-то вы не слишком весело выглядите.

— Финдарато на Тол Эрессеа, и мы не знаем, когда он вернётся, а телери отказываются нас туда отвезти, — объяснил Феанор.

— Так почему бы вам не попросить Тельперинквара? — предложила Нерданель. — У него есть яхта.

— Тельперинквара? — переспросил Куруфин.

— Твоего сына, — сказала Нерданель. — И не говори, что ты его забыл.

— Разумеется нет, — ответил Куруфин. — Мы говорили с ним в Мандосе, когда он туда попал. Но я думал, что он поселится на Тол Эрессеа.

— Нет, он живёт здесь, — сообщила Нерданель, — и отлично ладит с моим отцом. Разумеется, он частенько посещает Эрессеа, бедняжка; потому он и построил себе яхту.

— Почему ты зовёшь его бедняжкой и почему говоришь, что его частые поездки на Эрессеа — нечто само собой разумеющееся? — не понял Маэдрос.

— Волосами Артанис восхищён не только наш отец, — объяснил Куруфин, — хотя в случае моего сына дела гораздо серьёзнее.

Маэдрос спрятал лицо в ладонях.

— Почему? — простонал он. — Ну почему все в нашей семье влюбляются в своих родственников?

— Она ему двоюродная тётка, причём только по линии прадеда, — уточнил Куруфин. — Как видишь, не такое уж и близкое родство. Кстати, её муж тоже ей родственник — троюродный брат со стороны телери.

— Потому я и говорю — все!

— Любовная жизнь моего внука меня не интересует, — отрезал Феанор, — интересует наличие яхты. Курво, вы с ним как, начали снова общаться?

— Да, мы сумели уладить наши разногласия, пока он был в Мандосе.

— Отлично. Тогда иди и поговори с ним.

Уговорить Келебримбора оказалось несложно; едва услышав, что речь идёт о поездке в гости к Галадриэли, он немедленно согласился. Но тут же указал, что его яхта слишком мала, чтобы вместить всю компанию. Маэдрос сразу же решил, что хоть Финрод и говорил, что простил Куруфина и Келегорма, дипломатичнее будет их с собой не брать. Куруфин заметил, что раз уж речь зашла о дипломатии, то Карантира тоже следует автоматически исключить. После чего они с Карантиром чуть не подрались.

В конце концов решили, что Куруфин, Келегорм и Карантир останутся в Тирионе, как и Маглор, которому Маэдрос дал невыполнимое поручение — смотреть за братьями и удерживать их подальше от неприятностей. Феанор тоже остался: заявил, что не видит никакого смысла тратить без толку время, которое можно провести в мастерской. Итак, следующим утром Маэдрос, близнецы, Эрвен и Келебримбор подняли паруса и отправились на поиски Финрода Фелагунда.

в которой Эрвен силой навязывают совершенно лишнюю предысторию персонажа, Келебримбор спасает рассказ от сползания в Бесцветную Пустыню Разрозненных Диалогов и упоминается эльфийская алкогольная игра

Переправа на Тол Эрессеа прошла не слишком гладко. Очень возможно, что к этому приложил руку Оссэ, поскольку он до сих пор не простил окончательно ни резню в Альквалондэ, ни сожжение кораблей. Тем не менее, добрались до острова они благополучно. Келебримбор был отличным моряком — видно, что опыт мореплавания у него большой — да и сыновья Феанора кое-что соображали в морском деле. К вечеру они были в том самом городке, где высаживался Маглор, когда искал Элронда.

— Артанис обычно живёт в Аваллонэ, это противоположный берег острова, — сказал Келебримбор. — Отсюда довольно далеко. Предлагаю переночевать здесь и отплыть или поехать к ней утром. Тут у самой гавани есть трактир — называется «Серебряное древо».

«Серебряное древо» оказалось высоким зданием из серого камня, окружённым розами. Его окна светились тёплым жёлтым светом, который, казалось, негромко обещал сытный ужин, беседы и песни перед уютным камином, а напоследок — горячую ванну и мягкую постель. Короче говоря, выглядел трактир очень приветливо, и вся компания с лёгким сердцем вошла в его двери, оформленные как проход меж двух деревьев с переплетающимися над головой ветвями.

Внутри оказалось ничуть не хуже, чем снаружи. Зал был уставлен деревянными столами и стульями, в углу в камине весело трещал огонь. За барной стойкой стояла стройная и очень высокая эльфийка.

— Добро пожаловать, друзья, — сказала она. — Чем я могу вам…

Запнувшись на полуслове, она уставилась на Эрвен словно на привидение:

— Лауриэль?

— Тельперинвен? — изумилась Эрвен. — Что ты здесь делаешь?

— Живу, — ответила женщина, которую, судя по всему, звали Тельперинвен. — А ты что здесь делаешь, Лауриэль?

— Прости, — вступил в разговор Амрод, — а почему она называет тебя «Лауриэль»?

— Потому что так её зовут, — сообщила Тельперинвен. — Она моя сестра.

— Ты же говорила, что тебя зовут Эрвен, — напомнил Маэдрос.

— Это моё материнское имя, — объяснила Эрвен. — Лауриэль — отцовское. Мне не понравился его перевод на тиндарин, и я стала называть себя Эрвен.

До этого момента Тельперинвен, похоже, не глядела на остальных гостей, но теперь рассмотрела их. На её лицо промелькнуло выражение узнавания, быстро сменившееся презрением:

— В одной команде с сыновьями того типа, который чуть не устроил гражданскую войну из-за правильного произношения? Очень на тебя похоже.

— Видимо, в этом трактире есть обычай оскорблять клиентов? — спросил Амрод.

— Клиентов? — переспросила Тельперинвен. — Клиент — это тот, кто что-то здесь купил, а вы этого не сделали, и я не в том настроении, чтобы вам это позволить…

— Погоди, — остановила её Эрвен. — Ты — хозяйка этого трактира?

— Она стоит за барной стойкой и говорит, что живёт здесь, — указал на очевидные факты Маэдрос. — Ты же вроде бы считаешься умной!

— Но почему? — недоумевала Эрвен. — Я думала, ты будешь жить в Тирионе…

— Мой муж из синдар, — объяснила Тельперинвен.

— Ты замужем? — Эрвен начала было приходить в себя после неожиданной встречи с сестрой, но сейчас опять оказалась в шоке. — Только не говори, что у тебя и дети есть!

— Дочь, — ледяным голосом ответила Тельперинвен.

— И я — тётя?!

— Да. Причём, похоже, худшая в истории.

— Послушай, — сказал Амрас, — я понимаю, что здесь идёт обсуждение некоторых семейных разногласий, и хоть я очень надеюсь, что вы договоритесь, не прибегая к обнажению мечей или сожжению друг друга заживо, но всё же ясно, что это займёт некоторое время, так может, ты будешь так любезна и сначала принесёшь нам чего-нибудь выпить?

Тельперинвен указала им стол в алькове рядом с баром. Потом ненадолго исчезла и вернулась с шестью стаканами и бутылкой вина, которую сердито брякнула на стол. Налила себе стакан и выпила.

— Так, — сказала она. — Продолжаем разговор.

— Мне тоже налей, — угрюмо потребовала Эрвен. — Есть у меня лёгкое подозрение, что мне это понадобится. Ну что я сделала?

— Я надеялась, что это ты расскажешь, — ответила Тельперинвен. — Должно быть, что-нибудь достаточно ужасное. Возможно, убила другого эльфа?

— Эльфов, — сказала Эрвен. — Множественное число.

Тельперинвен проворчала что-то насчёт самого подходящего времени и места для замечаний по грамматике, глотнула ещё вина и спросила:

— Кого?

— Не спрашивала их имён, — буркнула Эрвен, держа пустой стакан. — Можно ещё вина?

— Я не дам тебе напиться до беспамятства, пока не ответишь на мои вопросы, — заявила Тельперинвен, но всё же наполнила стакан сестры и принялась наливать вино Феанорингам. — Где, когда, почему?

— Альквалондэ, — сказала Эрвен.

Сестра уставилась на неё расширившимися глазами:

— Но ты не сражалась в Альквалондэ. Ты же была в отряде Арафинвэ, как и я. Разве нет?

— Они слишком медленно шли, — проговорила Эрвен. — А я никогда не любила медлить. И как-то оказалась впереди, в одной линии с дружиной Финдекано, а потом был бой на улицах, и кровь, и сплошной разгром, и я споткнулась о труп того, с кем болтала и смеялась час назад, и взяла его меч…

— Ты ни разу об этом не говорила.

— Ни разу не было подходящего момента.

— Это поэтому ты не вернулась вместе со мной?

— Извини, — вежливо сказал Келебримбор, — больше можно не наливать. Мой стакан переполнен.

Тельперинвен взяла полотенце, вытерла стол, принесла ещё вина — оно исчезало с пугающей скоростью — после чего тяжело опустилась на стул и снова обернулась к Эрвен:

— Но если всё, что ты натворила, это участие в Первой резне, с какой стати тебя так долго не было? Ты же была в Мандосе, так?

— Да, — сказала Эрвен. — Я… Ну, честно говоря, возвращение к жизни не казалось очень уж привлекательным…

Хорошо, что в этот момент Тельперинвен не наливала никому вино. Она наверняка пролила бы его опять.

— Ну что? — не поняла Эрвен. — Чего я опять не так сказала?

— Ты хоть раз задумалась о том, каково будет нашим родителям? — негромко спросила Тельперинвен.

— Ну да, я подумала, им будет неприятно услышать, что их дочь стала братоубийцей…

— Да я не о том! — Тельперинвен снова осушила стакан и так грохнула им об стол, что он едва не разбился. — Ты представляешь хоть, как они переживали за тебя?! Я уж думала, что мама умрёт от горя! А папа пошёл на Войну Гнева в первую очередь потому, что тебя найти хотел!

Эрвен закусила губу и внезапно воспылала интересом к изучению половиц.

— Мы понятия не имели, где ты и что с тобой, — продолжала Тельперинвен. ­— Мы надеялись, что ты пережила Первую эпоху, а когда ты не вернулась с её окончанием, мечтали, что скоро вернёшься из Мандоса, но время шло, а тебя всё не было и не было! Они волновались за тебя, ты, идиотка! Они любили тебя! Ну неужели они так много от тебя хотели в ответ? Всего лишь не оставлять их в неведении о твоей судьбе! Ты что, не понимала, что они с ума могут сойти от беспокойства?!

— Нет, — тихо сказала Эрвен. — Не понимала.

— Ну конечно, — сказала Тельперинвен. — Конечно, ты не понимала. Ведь все окружающие для тебя никто, не так ли? Не то чтобы они не имели никакого значения, но ты на них просто не обращаешь внимания. Сомневаюсь, был ли в твоей жизни хоть один случай, когда ты подумала о чужих чувствах, прежде чем принять решение.

Некоторое время Эрвен в молчании изучала свои ногти. Затем сказала:

— Я заслужила это, так?

— Да, — сказала Тельперинвен. — Заслужила. А когда вернёшься в Тирион, пойдёшь и поговоришь с ними.

— Обязательно.

— Хорошо, — Тельперинвен тяжело поднялась на ноги и оглядела пустые бутылки на столе. Феаноринги, не занятые разговорами, старательно уничтожали вино, но непохоже было, что оно на них особенно сильно подействовало. Потом глянула на пустые столы в трактире:

— А где все остальные посетители? Обычно в это время от них отбою нет.

— А, — сказал Маэдрос, — телерийские капитаны объявили забастовку, когда мы попросили нас переправить. Сожалеем…

— Да ничего, — Тельперинвен махнула рукой. — Возьму выходной. Всё равно я сейчас не в настроении работать. Может, принести ещё вина, и мы напьёмся?

— Звучит неплохо, — одобрил Амрас.

* * *

Когда Гелейдион открыл дверь в свой трактир, открывшаяся перед ним картина оказалась неожиданной. Он ожидал обычного «часа пик», но зал оказался пуст, за исключением одного стола, вокруг которого сидели его жена, Келебримбор, совершенно незнакомая золотоволосая женщина и трое рыжих. Причём рыжие, судя по тому, что двое из них ничем не отличались друг от друга, а третий был необычно высок, могли оказаться только старшим и младшими сыновьями Феанора. Гелейдиону внезапно захотелось выпить. Хотя бы того вина, что было на том столе.

— Дорогая? — позвал он. — Что происходит?

— А, привет, любимый, — отозвалась жена. — Телери объявили забастовку. Познакомься со своей свояченицей-братоубийцей и её друзьями.

— Я бы попросила, — проворчала блондинка.

— Если тебе не хотелось, чтоб тебя так представляли, могла бы для начала воздержаться от убийств, — отмахнулась Тельперинвен. — А теперь жни что посеяла.

Блондинка вхдохнула и обернулась к Гелейдиону:

— Звезда осияла нашу встречу. Я Эрвен. Не помню, чтобы сестра упоминала твоё имя.

— Гелейдион, — представился Гелейдион и плюхнулся на свободный стул. В голове у него промелькнуло сомнение, не следовало ли ему прислушаться к совету матушки и жениться на какой-нибудь хорошей девушке из синдар.

— Келебримбора ты уже знаешь, — продолжала Тельперинвен, — и, думаю, уже догадался, что эти трое — Маэдрос, Амрод и Амрас, сыновья Феанора. А где Гэарлинн?

— Гуляет с друзьями, — ответил Гелейдион.

— Гэарлинн? — удивилась Эрвен. — Ты назвала свою дочь Гэарлинн?

— Нет, это муж её назвал, — сказала Тельперинвен. — А если имеешь что-то против, могла бы обсудить этот вопрос с ним сразу после её рождения…

— Нет, нет, всё в порядке, — поспешно заверила Эрвен. — Думаю, на квенья это звучит красивее.

— На квенья всё звучит красивее, — заявил Амрод, который до сих пор не простил Тинголу запрет их языка.

У Гелейдиона голова пошла кругом. В тщетной попытке разобраться, что к чему, он ещё раз прокрутил в уме произошедший разговор и обнаружил, что так и не получил ответа на свой первый вопрос.

— Келебринвен, — сказал он жене, — не будешь ли ты так любезна всё-таки сказать мне, что здесь происходит?

— У меня сейчас мозги слегка в тумане, — ответила та, — но мне кажется, что мы пытаемся пить и веселиться.

Гелейдион посмотрел на пустые бутылки и мрачные физиономии:

— Ну, думаю, что один пункт из двух… Это лучше, чем ничего?

— Прости, — сказал Маэдрос, — кажется, я забыл, как это — веселиться.

На этом месте Гелейдион бросил всякие попытки найти в этом хоть какой-то смысл и таки налил себе стакан своего собственного вина.

— Так, — сказал он. — Кто за то, чтобы сыграть в «Гил-Галад — светлый государь»?

Келебримбор нахмурился:

— В это ещё играют? Я думал, прекратили, когда он погиб.

— А что это? — спросил Амрас.

— Алкогольная игра, — ответил Гелейдион. — Здесь, на Тол Эрессеа, мы её возродили. В конце концов, он снова жив.

Прежде чем кто-либо успел запросить дальнейших объяснений, дверь трактира распахнулась и в зал вошли пять эльфов.

— Лёгок на помине, — сказал Келебримбор. — Привет, Гил-Галад. Не познакомишь нас со своими друзьями?

в которой нам встречается эльдарский эквивалент шутки про электролампочку; автор сомневается, что подумают читатели об использовании «синдар» и «нолдор» в разговоре на синдарине, но потом вспоминает, что это уже сошло ей с рук в одной из предыдущих глав и, вероятно, сошло бы снова, если бы она не привлекла к этому вопросу лишнее внимание; а впервые появившийся в аннотациях переводчик принимается склонять всяких нолдор в хвост и в гриву, напоминая специалистам по квенья: разговор вообще идёт на синдарине, так что видите «нолдоры» — читайте «голодрим»!

Гил-Галад явно не ожидал такой встречи, но быстро справился с удивлением.

— Конечно, Келебримбор, — сказал он. — Это Маблунг и Белег Куталион из Дориата, — двое эльфов внушительного телосложения, один с мечом на поясе, второй — с луком на плече, кивнули присутствующим. — Неллас, тоже из Дориата, — представил он женщину с недоверчивым взглядом, — и Митреллас… Из Лориэна? Или лучше сказать — из Дол-Амрота?

— Просто Митреллас, — сказала невысокая эльфийка с тёмными волосами и с интригующей смесью печали и энергии в глазах. — Меня никогда особо не занимали формальности. Всем привет! — она помахала рукой.

— А теперь, может, объяснишь нам, почему ты сказал «лёгок на помине», когда я вошёл? — спросил Гил-Галад.

— А заодно представишь своих друзей тем из нас, кто не имел сомнительного удовольствия встречаться с ними, — добавил Маблунг, глянув на Митреллас.

— Хорошо, — ответил Келебримбор. — Это мои дядюшки, Маэдрос, Амрод и Амрас…

— …и моя сестра, которая, судя по всему, теперь зовётся Эрвен, — вставила Тельперинвен.

— …а ответ на твой вопрос заключается в том, что наш любезный хозяин только что предложил сыграть в «Гил-Галад — светлый государь», — закончил Келебримбор.

— Да может кто-нибудь в конце концов сказать мне, что это за игра? — потребовал Амрас.

Гил-Галад возмутился:

— Ну нет! Только и было хорошего в моей смерти, что прекратился этот дурацкий обычай! Гелейдион, я запрещаю тебе объяснять им правила.

— Но я хочу знать! — запротестовал Амрас.

— Так что привело тебя сюда, Гил-Галад? — повысил голос Келебримбор.

— Честно говоря, не знаю, — ответил тот. — Галадриэль отправила меня, Маблунга и Белега проводить этих дам на континент.

— И ты не спросил зачем? — уточнил Маэдрос.

— Вообще-то нет… Ты же знаешь, как тут у нас на Тол Эрессеа, Келебримбор. Среди нас много королей и королев, но нет правителя. И есть Галадриэль — та самая королева, которой у нас нет.

— Вам может быть сложно добраться до Валинора, — заметила Тельперинвен. — Все телери внезапно ушли в отпуск.

— То-то я думаю, что здесь пустовато, — кивнул Гил-Галад.

— Но у нас важное дело в Валиноре, — сказала Неллас с тревогой.

— Не волнуйся, — успокоил её Амрод. — Думаю, они выйдут на работу, как только узнают, что мы больше не просимся к ним на борт.

— Ну а пока вы ждёте, почему бы вам не присесть, не поесть и не выпить? — предложил Гелейдион.

* * *

Хотя «Серебряное древо» было очень уютным местечком, а его хозяева хорошо умели создавать тёплую и приветливую атмосферу (если, конечно, к ним не вламывались давно пропавшие родичи-братоубийцы), обстановка в зале была довольно напряжённой. Это, как понял Гелейдион, объяснялось встречей трёх эльфов из Дориата с двумя организаторами атаки, что разрушила их королевство. С подобными вещами следует быть поосторожнее; пожалуй, для любой группы эльдар найдётся другая, что давно с ней враждует (или хотя бы осуждает её), а частенько и не одна. Но что делать, если других посетителей нет?

— Так как ты познакомился с Гил-Галадом… Келебримбор, так ведь? — спросила Митреллас, единственная, кого повисшее в воздухе напряжение, похоже, не волновало.

— Мы дальние родственники, — ответил тот, — и у нас были кое-какие общие дела во Вторую эпоху.

— А ты, кажется, тоже знал их? — спросила Митреллас у Маблунга, наивно топая всё дальше и дальше по минному полю эльфийских междоусобиц.

— Они уничтожили наше королевство, — ответил Маблунг. — И я, помнится, убил одного из их братьев.

Митреллас охнула.

— Куруфина или Карантира? — заинтересовался Амрас.

— Куруфина, — сказал Маблунг. — Но могу и ошибаться, та битва была довольно беспорядочна.

— Это уж точно, — подтвердил Амрод. — Сражаться в пещерах в темноте… Даже Нирнаэт Арноэдиад была лучше.

— Если это был Куруфин, то я не против, — сообщил Амрас. — Он, в конце концов, помогал меня убить.

— Это был несчастный случай, — пояснил Келебримбор, увидев шок на лицах Митреллас и синдар. — Отец не знал, что Амрас остался на борту.

Гил-Галад рассмеялся:

— Неудивительно, что ты отказался от титула верховного короля, Маэдрос. Это и для меня было тяжеловато, а ведь в моё время нас оставалось не так уж много. Да и за братьями, помешанными на убийствах, следить не приходилось — за неимением таковых.

— Думаю, Артанис приняла правильное решение — взять под управление королевство тёмных эльфов, а не пытаться заставить нолдор слушаться, — вздохнул Маэдрос.

— У нас говорили, что нолдоры покинули Аман, потому что там им не хватало места для ссор, — сказала Неллас с лёгкой улыбкой.

— У нас была шутка по этому поводу, — подхватил Белег. — Единственное число от «нолдор» на квенья? — «Нолдо». — А множественное от «нолдо»? — «Спор».

— Явная неправда, — сказала Эрвен. — Я и сама с собой постоянно спорю.

— Если речь зашла о шутках, то я знаю одну про синдар, — вступил Амрод. — Почему синдар называют синдарами, то есть серыми эльфами? Потому что до других красок они не додумались.

— Как назвать того из нолдор, кто не готов продать всю свою семью за сильмарилл? — спросил Маблунг. — Круглым сиротой.

— Как у синдар зовётся тот, кто сам прячется в безопасной пещере, а их оставляет на растерзание Морготу? — спросил Маэдрос. — Их королём. Как называется тот, кто приходит и спасает их? Убийцей.

— Чем отличаются гномы от нолдор? — спросил Маблунг. — Парой футов роста и бородой.

— У моего прадеда, кстати, есть борода, — заметил Келебримбор, — да и не вижу я ничего худого в сравнении с гномами. Замечательные мастера…

— Чем отличаются синдары от нолдор? — спросил Амрод. — Синдары прячутся от врагов, а от нолдор прячутся враги.

— Ну, на этот вопрос я тоже знаю ответ, — сказал Белег. — Синдары остаются позади, чтобы дождаться родных, а нолдоры остаются позади, потому что их бросили родные.

— Может, нам следует вмешаться? — шепнул Гелейдион жене. — Не хочу, чтоб они передрались.

Тельперинвен закатила глаза:

— Ты хочешь удержать пьяных нолдор от спора? Пока не видно обнажённых мечей, я волноваться не собираюсь.

— Сколько нужно синдар, чтобы стащить сильмарилл? — спросил Маэдрос. — Пять. Один, чтобы нанять на это дело гнома, и четверо, чтобы убить его, когда он потребует плату.

— Сколько нужно нолдор, чтобы стащить сильмарилл? — спросил Маблунг. — Один. Если будет больше, они передерутся над ним и поубивают друг друга.

— Сколько нужно авари, чтобы стащить сильмарилл? — спросил Амрод. — Ни одного. Зачем им тащить эту противную сияющую штуку? Они лучше в темноте посидят.

— Сколько нужно полуэльфиек-полумайя, выбравших смертный удел, чтобы стащить сильмарилл? — спросил Белег. — Одна. Вторую такую вы всё равно не найдёте.

— Сколько нужно валар, чтобы стащить сильмарилл? — спросил Маэдрос. — Пятнадцать. Один, чтобы обстряпать дело, и четырнадцать, чтобы оплакивать потерю и ничего больше не делать.

— Сколько нужно ваньяр, чтобы стащить сильмарилл? — спросил Амрас. — Двое. Один будет молиться Манвэ, чтобы тот принёс им камень, а второй потом сложит об этом гимн.

— Сколько нужно гномов, чтобы стащить сильмарилл? — спросил Маблунг. — Семь. Один, чтобы стащить сильмарилл, и шесть, чтобы перебить всю родню предыдущего владельца.

— Сколько нужно людей, чтобы стащить сильмарилл? — спросил Келебримбор. — Десять. Дальше они считать не умеют.

— Это точно, — подтвердил Маэдрос, — у наших вечно были проблемы с двенадцатеричной системой.

— У нас про людей говорили по-другому, — заметила Эрвен. — Сколько нужно людей, чтобы стащить сильмарилл? Все. Пока всех не перебьёте, они не остановятся.

— А, ты жила в Митриме? — догадался Белег.

— Да. Знаешь, я слегка скучаю по народу Хадора. — сказала Эрвен. — По сравнению с этими психованными типами даже мы кажемся образцом здравомыслия.

Лёд был сломан, и Гелейдион, к своему великому облегчению, мог наблюдать, как его гости пили, болтали, веселились, и никто даже не собирался затеять драку. Разве что Гил-Галад грозился придушить Амраса, если тот ещё хоть раз заикнётся насчёт «Гил-Галада — светлого государя».

* * *

Утро после пьянки, как и положено утру после пьянки, было далеко не столь весёлым. Эльфы выползли в зал, чтобы попытаться позавтракать, и сидели там молча, кидая по сторонам сердитые взгляды.

— Кто-нибудь, скажите птицам не шуметь, — простонал Амрас. — У меня голова болит.

— У меня тоже, — буркнул Амрод. — Чего им неймётся так громко петь?

— Потому что сейчас прекрасное утро! — сказал Келебримбор.

Амрод посмотрел на него, не веря своим глазам:

— Как ты можешь быть таким зверски бодрым?

— Потому что вчера я не пил столько вина, что оно и мумака бы с ног свалило, — объяснил Келебримбор. — Я отправился спать рано и проснулся с отличной идеей.

— Не помню, чтобы ты уходил, — сказал Амрас.

— Ты был занят, — объяснила Митреллас. — Вы с Маблунгом соревновались, кто кого перепьёт.

— И как? — заинтересовался Амрас. — У меня получилось?

— Насколько я помню, вы свалились под стол одновременно, — сообщил Маэдрос. — У меня случилась галлюцинация, Келебримбор, или ты действительно что-то говорил насчёт отличной идеи?

— Говорил, — подтвердил Келебримбор. — Гил-Галад, тебе и твоим спутникам надо попасть на континенет, вам нужен корабль. У меня есть яхта. Мы хотим навестить Галадриэль, так что нам пригодились бы лошади. У вас есть лошади. Почему бы нам не поменяться?

— Но как мы вернёмся, если у нас не будет корабля? — спросил Амрас.

— Найдутся и другие корабли, — успокоил его Гил-Галад, — а Галадриэли никто не откажет. Келебримбор, мы с благодарностью принимаем твоё предложение.

— Смотри, обращайся с моим конём получше, — предупредил Маблунг.

— Какие бы преступления я ни совершал, жестокого обращения с животными среди них нет, — ответил Амрод, — и добавлять его к своему списку я не собираюсь.

И команда Феанорингов отправилась в Аваллонэ верхом. Они ехали по светлым зелёным холмам под быстро поднимающимся солнцем, которое, по мнению Амраса, вполне могло бы сиять и не так ярко (и чего ему неймётся?). И какая зараза, кстати, привела в такой восторг этих самых птиц?

К середине дня они въехали в лес. Листья высоких серебристых деревьев почти полностью перехватывали солнечный свет, и под ними ничего не росло. Там, у маленького ручья, который что-то негромко пел под серебряными ветвями, они остановились отдохнуть и пообедать. А потом двинулись дальше, и наконец, когда день уже стал клониться к вечеру, добрались до Аваллонэ — ослепительно белого города, расположившегося на склонах холмов вокруг огромной гавани.

— Знаете, — заметил Келебримбор, — иногда мне кажется, что у нас не хватает творческого начала, когда дело доходит до строительства городов. Мы всё время копируем Тирион, Альквалондэ или Менегрот.

— Так Артанис живёт здесь? — спросил Амрас.

— Здесь её дом, — кивнул Келебримбор. — Будем надеяться, что она никуда не уехала.

— Ты же помнишь, что мы хотели повидать Финдарато, — напомнил Маэдрос.

— Да, конечно, — вид у Келебримбора сделался слегка виноватым. — Будем надеяться, что и он тоже здесь.

в которой мы убеждаемся, что слова «самый мягкий и терпеливый» означают не так уж много, если к ним добавить уточнение «из сыновей Феанора»

Учитывая, что полученное им задание было практически невыполимым, Маглор, пожалуй, справлялся не так уж плохо. Он следил за братьями словно ястреб — хотя если бы им самим пришлось выбирать для его поведения птичью метафору, они скорее сравнили бы его с курицей-наседкой. А заодно потребовали бы прекратить обращаться с ними как с непослушными младенцами и вспомнить, что им уже по нескольку тысяч лет.

В первый день отсутствия Маэдроса случилось только одно неприятное событие: Келегорм споткнулся об одну из незаконченных работ отца. Впрочем, этого «только одного» оказалось более чем достаточно. Феанор полчаса кричал на Келегорма, а потом выставил всех четверых из дома и приказал оставаться в саду, пока они не научатся приличному поведению. Маглор изо всех сил старался не допустить, чтобы горячий спор между братьями перешёл в драку: Куруфин и Карантир упрекали Келегорма в том, что их сюда загнали, а тот отказывался считать себя виноватым в нечестном решении отца наказать сразу всех. В конце концов он вообще прекратил обращать на них внимание и переключился на беседы с птицами. Это ещё сильнее взбесило Карантира, он принялся ходить за старшим братом следом и допытываться, с какого перепугу того стали считать великим охотником, ведь он настолько слеп, что даже у себя под ногами ничего не видит.

В обед Нерданель пустила их обратно, извинившись, что не сделала этого раньше.

— Понимаете, я работала… — сказала она (это было вполне достаточное объяснение), — и не обратила внимания, что вас нет, пока не заметила, что за столом нас только двое.

— И что, ты даже не слышала, как отец кричал на Тьелко? — не поверил Карантир. — Ты же знаешь, какой у него голос, если он разозлится. Я уж думал, изо всех окон стёкла повылетают.

— Да нет, чтобы выбить в этом доме стёкла, требуется что-то посерьёзнее, — сказала Нерданель. — Они сварены по особому рецепту вашего отца. Но, надеюсь, вы приятно провели время?

— Матушка, — ответил Маглор, — меня не пускали в дом, я не мог добраться ни до музыкальных инструментов, ни до нот и слов своей новой песни, и вынужден был часами выслушивать бесполезные споры младших братьев. С моей точки зрения это не очень-то похоже на приятное времяпрепровождение.

— Извини, — сказала Нерданель. — Я в самом деле не заметила. Ну что, обед готов. А вы готовы обедать?

Четыре сына Феанора переглянулись.

— Иногда я не понимаю, — сказал Карантир, — как это наши родители умудрились отвлечься от своей работы на такое время, что его хватило на зачатие семи детей.

* * *

Как ни странно, на следующий день в неприятности угодил сам Маглор. После его случайной реплики Феанор сначала спросил, почему это он говорит так, будто между подлежащим и дополнением нет никакой разницы, а потом разразился длиннющей проповедью о том, что, мол, даже борьба с воплощённым злом и его бесчисленными приспешниками не является оправданием тому, кто позволяет своему языку вырождаться. Куруфин и Келегорм переглянулись и уволокли Маглора из комнаты, прежде чем тот успел ответить.

— Это как ещё понимать?! — бесился Маглор. — А ну отпустите меня!

— Извини, — отвечал Келегорм, не ослабляя хватку на его локте, — мне что-то не хочется ещё раз выслушивать «Ну как вы могли утратить винительный падеж!»

— Отец в Мандосе читал нам об этом лекции, — добавил Куруфин. — Он был этим очень расстроен.

— Из всего, что вы натворили, — не поверил Маглор, — отец больше всего расстроился из-за винительного падежа?!

— Ну ты же знаешь отца, — объяснил Келегорм. — Когда речь идёт о языке, он становится крайне консервативным.

— Нет, — не согласился Маглор. — Это не консерватизм в языке, это неумение правильно расставить приоритеты, и вы двое, отпустите меня немедленно, иначе я, клянусь…

— Я думал, ты больше не собираешься клясться, — прервал его Куруфин.

— Ага, очень смешно, Курво, — Маглор бешено, но без особого успеха пытался вырваться из хватки младших братьев.

— Пойми, — уговаривал его Келегорм, — это для твоего же блага, и — уй, больно!

Дверь распахнулась. Три брата застыли посреди драки, на секунду на их лицах появилось то виноватое выражение, что возникает, когда ваша мать застаёт вас за чем-то неподходящим. Но они тут же успокоились, увидев, что это не Нерданель, а Карантир.

— Горизонт чист, — сказал он. — Матушка увела его в кузницу. Кажется, он работает с ювелиркой; это его всегда успокаивает.

* * *

На третий день терпение Маглора лопнуло, и чтобы не дать братьям отбиться от рук, он применил особый метод. Пожалуй, можно даже считать, что он хватил через край. Во всяком случае, его младшие братья думали именно так.

— Морьо, можно тебя попросить? — сказал Куруфин. — Я пытаюсь сосредоточиться.

Карантир прервал впечатляющий монолог, состоящий из талантливо скомбинированных ругательств, и принялся наблюдать, как его младший брат ощупывает замок. Через несколько минут Куруфин встал:

— Хорошая новость состоит в том, что этот замок не слишком сложен. Мне даже не понадобятся специальные инструменты, я могу его вскрыть своим обычным набором.

— У меня такое чувство, — скривился Келегорм, — что сейчас ты скажешь: плохая новость в том, что обычного набора инструментов у тебя с собой нет.

Куруфин кивнул.

— Треклятый Макалаурэ! — выругался Келегорм. — За каким лядом он нас тут запер?!

— Он сказал «для нашего же блага», — сообщил Куруфин.

Келегорм фыркнул.

— Ну, ещё он говорил, что собирается заняться чем-то важным и не хочет, чтобы мы ему помешали, — напомнил Карантир. — Интересно, что это у него за дела…

— Так ты сможешь нас отсюда вытащить, Курво? — спросил Келегорм.

— Возможно, — сказал Куруфин. — Соберите мне все мелкие металлические предметы, которые у вас с собой…

— Ты уверен, что сейчас подходящий момент для шантажа? — хмыкнул Карантир.

Куруфин вздохнул:

— Я имел в виду кинжалы, или там шпильки для волос… Не золото. То, что я могу использовать, чтобы отпереть дверь.

Прошёл час.

— Можно попробовать позвать на помощь, — предложил Карантир.

— Это будет чуточку недостойно, — возразил Куруфин, взял шпильку из левой кучки и воткнул её в замочную скважину.

— Сомневаюсь, что кто-нибудь нас услышит, — пожал плечами Келегорм. — Да и не уверен, что хочу, чтобы нас услышали. Нам не следовало попадаться на такую простую уловку.

— Знаю, — сказал Карантир, — но от Макалаурэ подобного не ожидал. Он вроде бы должен быть добрым.

— Это с какого перепугу ты так решил? — поинтересовался Куруфин, не отрывая глаз от замка. — Слышал бы ты, как он орал на нас после нарготрондских событий… Я уж думал, он оторвёт нам головы и пошлёт их Тинголу и Ородрету на тарелочках.

— Хм! Ну, я читал отчёт Эрвен, и там сказано, что его обычно считают мягким, — сообщил Карантир.

— Мягким? — возмутился Келегорм. — Нет, серьёзно, с чего бы это? Только потому, что он позаботился о тех полукровках? Между прочим, Руссандол не просто так поручил ему самый тяжёлый участок фронта!

— Я только повторяю то, что у неё написано, — оправдывался Карантир. — А Руссандола она назвала здравомыслящим.

— Напасть в одиночку на целую армию считается у нас здравомыслием? — хмыкнул Келегорм. — А меня она как назвала?

— Сексуальным, — ответил Карантир, — но указала в примечании, что не понимает, почему так считается.

— Сексуальным? — переспросил Келегорм.

— Это такое человеческое слово, означает «привлекательный», — объяснил Куруфин и отложил шпильку, чтобы взять очередную импровизированную отмычку.

— В таком случае она права, — заключил Келегорм.

— А Курво у нас умный, — продолжал Карантир.

Куруфин улыбнулся.

— Но было примечание, — добавил Карантир. — Что-то насчёт того, как твои планы были разрушены псом твоего брата. И предложение заменить «умный» на «самодовольный».

— Между прочим, именно у меня может получиться вытащить вас отсюда, — спокойно проговорил Куруфин.

— Я только цитирую, — попытался оправдаться Карантир.

— Да, но с большим удовольствием, — сказал Куруфин. Это прозвучало как предупреждение. Карантир замолчал.

— А тебя она как назвала? — спросил Келегорм.

Карантир пробормотал что-то неразборчивое.

— Не слышу! — сказал Келегорм.

— Надутым, — проворчал Карантир.

Его братья рассмеялись.

Время шло.

— У тебя ничего не выходит, так ведь? — поинтересовался Келегорм.

Куруфин молча взял следующий предмет и воткнул в замочную скажину.

— Не выходит.

Молчание. Келегорм врезал кулаком по стене.

— Это не слишком плодотворный подход, — спокойно сказал Куруфин, продолжая возиться с замком.

— Ну должен же быть какой-то выход! — сказал Келегорм в отчаянии. Посмотрел на свою краснеющую руку и потёр её. — А пробить стену мы не сможем?

— Стены тут каменные и довольно толстые, — заметил Карантир, — но попробовать можно. Никакого другого дела у нас всё равно нет.

Время шло.

Куруфин поднял взгляд от своей работы:

— Вам обязательно так шуметь?

— Ты знаешь бесшумный способ разрушения камня? — спросил Келегорм.

— Царская водка, — предложил Куруфин.

— О, великолепно, — восхитился Карантир. — И у тебя в кармане, конечно, завалялся бочонок-другой?

Куруфин вздохнул:

— Вы же понимаете, что даже если каким-то чудом сумеете пробиться через эту стену, то попадёте в комнату, где мы заперли того орка?

Его братья переглянулись и, не говоря ни слова, перенесли свои бесплодные попытки на противоположную стену.

Время шло.

Щелчок был едва слышен даже Куруфину, а ведь его ухо было в считанных дюймах от замка. Его братья наверняка ничего бы не услышали, даже если не были бы заняты своими до неприличия громкими попытками проломиться наружу. Однако они могли бы угадать важность этого события по выражению почти полного довольства на лице Куруфина.

Почти полного.

Куруфин оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что братья не обращают на него внимания. Осторожно нажал на ручку. А потом единым плавным движением вскочил на ноги, распахнул створку, выпрыгнул наружу и захлопнул за собой дверь.

Через несколько секунд изнутри отчаянно застучали.

— Эй, ты чего творишь?! — вопил Карантир.

— Курво! — кричал Келегорм. — Выпусти нас!

— Насчёт твоего давнишнего вопроса, Морьо, я, пожалуй, скажу, что вот сейчас как раз и есть самый подходящий момент для шантажа, — сообщил Куруфин. Для описания его лица больше не требовалось слово «почти», оно выражало чистую, ничем не замутнённую радость. — И что ты там говорил о том, что у меня не получится вытащить нас, Турко?

в которой ОЧЕРЕДНЫЕ ТРЕКЛЯТЫЕ ДИАЛОГИ перемежаются скверно выполненными повествовательными вставками и жалкими попытками удержать читателя в напряжении (автору не удалось придумать аннотацию, и она попросила помочь Эрвен, что по рассмотрении оказалось явной ошибкой)

К Тириону подходил серебристый корабль. Он не был похож на лебединые корабли телери, но был не менее прекрасен на вид. Любой, кто разбирается в кораблях, с первого взгляда узнал бы одно из любимых детищ Кирдана Корабела. Но никто, разбирающийся в кораблях, не ограничился бы одним только первым взглядом — смотрел и смотрел бы, не отрывая глаз от этой совершенной простоты, от плавных обводов корпуса, от силуэта парусов, от самых мелких деталей, сделанных одновременно и как можно более функциональными, и как можно более красивыми. Корабль подходил медленно, лавируя против слабого западного ветра и прорезая мелкие игривые волны, пока не достиг каменистого берега у самого города.

Комитет по встрече, состоящий из Келегорма, Карантира и Куруфина, наблюдал за высадкой пассажиров. Тех оказалось больше, чем ожидалось. Кроме Финрода и отправленной за ним компании, на берег сходили двое бородатых мужчин и женщина с сияющими как солнце волосами и не менее прекрасными чертами лица.

— И что, обязательно было ещё и ей всё рассказать? — пробурчал Карантир.

Вопрос был адресован Маэдросу, но ответил ему Финрод:

— У меня нет секретов от сестры. Кроме того, у неё есть дар проникать в чужие души.

— Ого! — восхитился Карантир. — Неплохо!

— А остальные двое?.. — спросил Куруфин.

— Это Кирдан, отец, — Келебримбор представил мужчину с серебряными волосами и бородой. Тот кивнул.

— Ну а что касается второго, думаю, что ему стоит представиться самому, — сказал Финрод. — Тем именем, которое он носит сейчас. Какое, кстати?

Незнакомец засмеялся:

— А какое имя носишь сейчас ты, Финдарато Инголдо? Или мне следует сказать — Финрод Фелагунд, Владыка Пещер, Друг Людей, именуемый также Мудрым Номом?

— Финдарато вполне годится, если только ты не предпочитаешь другое имя, — ответил Финрод. — Джентльмены, позвольте вам представить Олорина, более известного как Гэндальф Белый, бывший ранее Гэндальфом Серым, а также как Митрандир, Таркун и Инканус. Я ничего не забыл?

— Латспелл, — сказал Гэндальф, блеснув глазами из-под широких полей шляпы. — Но я не в обиде, это имя никогда мне особо не нравилось.

— А где Макалаурэ? — спросил Маэдрос.

Его братья переглянулись.

— Тебе сначала хорошую новость или плохую? — спросил Келегорм.

— Давай хорошую, — вздохнул Маэдрос. — Манвэ свидетель, я слышал не слишком много хороших новостей.

— Он женится, — сообщил Карантир.

— Но он уже женат! — возмутился Амрод.

— Он и его жена решили пожениться ещё раз, потому что он вернулся из Мандоса в новом теле, — объяснил Куруфин.

— Ух! — сказал Амрас. — А нашим родителям что, тоже придётся?

Карантир сконфузился:

— Я, это, спрашивал у них… А они, ну, сказали, что они уже… Ну, самую важную часть, в смысле. А всё остальное, говорят, просто формальности.

— Так, а плохая новость какая? — быстро спросил Маэдрос.

— Свадьбу организует Амариэ, — сообщил Келегорм.

— Не понимаю, чего в этом плохого, — удивился Финрод. — Она очень хорошо устраивает праздники…

— Она пригласила всех, — объяснил Куруфин. — И я имею в виду абсолютно всех из дома Финвэ.

— Что? — ахнул Маэдрос. — И нас, и наших кузенов?

Куруфин кивнул. Маэдрос потерял челюсть.

— Весь дом Финвэ? — протянул Амрод.

— Это будет море крови, — подхватил его брат-близнец.

— Ты говоришь так, будто это что-то плохое, — ухмыльнулся Карантир.

* * *

Финрод отправил своих спутников к себе домой (из каких-то соображений Келебримбор тоже увязался с ними), а сам пошёл с Феанорингами поговорить с орком. Понять его речь он не смог — к тайному удовольствию Эрвен — но заверил всех, что через несколько недель они обязательно наладят общение, особенно если ему поможет Гэндальф, знающий кое-что из оркских диалектов Третьей эпохи. Поскольку прозвище «Мудрый Ном» Финрод носил заслуженно, позволения забрать орка к себе он попросил у Нерданели. Та была рада избавиться от нежеланного гостя и сразу же разрешила.

— А ты уверен, что твоя жена ничего не скажет, если ты притащишь домой орка? — спросил Амрас.

— О, Амариэ не станет возражать, — ответил Финрод, — если только он не вздумает топтать её цветы.

— И у тебя есть надёжное место, где его держать? — уточнил Куруфин.

— Устрою что-нибудь, — заверил его Финрод. — Я вернусь за ним завтра, хорошо? Думаю, надо будет организовать транспорт.

— Давай, — согласился Феанор. — Тебе в сознании его выдать или оглушить?

По лицу Финрода промелькнула болезненная гримаса.

— Я всегда считал, что с пленниками следует обходиться гуманно, — сказал он с укоризной в голосе.

— Значит, в сознании, — заключил Келегорм. — Если передумаешь, только скажи.

Тем же вечером, как только пришёл Маглор, Маэдрос созвал своих братьев на совет. Хотя нет, для совета обстановка была слишком неформальной, а для семейной вечеринки — слишком деловой. Пожалуй, лучше так и назвать это собрание — просто собранием.

— Я слышал, тебя можно поздравить, — обратился Маэдрос к Маглору.

— Спасибо, — ответил тот.

— Просто в порядке любопытства… Как ты умудрился уговорить её вернуться к тебе? — поинтересовался Амрод.

— Попросил её, и она согласилась, — просто ответил Маглор.

— А ещё ты ей спел, — сдал брата Куруфин.

— Ну да. Но там не было никаких неуместных чар. Просто песня, которую я написал для неё.

— Выходит, если явиться с извинениями и каким-нибудь самодельным подарком, то это очень неплохо срабатывает, — задумался Карантир. — Может, и мне со своей женой так попробовать?

— И что ты для неё сделаешь? — спросил Келегорм.

— Ну-у-у… — Карантир поскрёб затылок. — Может, кольчугу?

— Кольчуга, Карнистир, — не слишком романтичная вещь, — сказал Маглор с каким-то весёлым отчаяньем в голосе. — Лучше попроси матушку, чтобы она что-нибудь для тебя сработала.

— Ну, что ещё происходило в Тирионе, пока меня не было? — спросил Маэдрос. — Чем, в частности, отец занят?

— Затеял совершенствовать палантиры, — сказал Куруфин. — И ещё одним проектом занимается, но нам не показывает. После того как Турко об эту вещь споткнулся и расколотил. Матушка, кажется, ему с этим помогает.

— Если ты о него споткнулся, Тьелко, значит, должен знать, как оно выглядело, — сказал Маэдрос.

— Как тысяча мелких кусочков, — мрачно сказал Келегорм. — Если бы я это заметил до того, как споткнулся, я бы и не спотыкался.

— Подозреваю, что есть и третий проект, о котором отец вообще не говорит ни слова, — продолжил Куруфин, — но поклясться в этом не могу.

— Думаю, рано или поздно выясним, — вздохнул Маэдрос. — Вы, кстати, никого здесь не убили?

— Нет! — возмутился Келегорм. — Мы не имеем привычки шататься по окрестностям, убивая направо и налево без всякого повода!

— Этого я и не говорил, — сказал Маэдрос. — Но у тебя просто удивительный талант находить поводы. Есть ещё что-нибудь, что мне следует знать?

— Прибыл Гил-Галад в сопровождении нескольких синдар, — сообщил Куруфин. — Думаю, ты это знаешь, они ведь воспользовались яхтой Тельперинквара. Гил-Галад всё ещё здесь, но его друзья куда-то исчезли.

— И скатертью дорога, — проворчал Карантир.

— Их послала Артанис, — сказал Амрод. — Что она вообще затеяла?

Прошло несколько дней, но сыновья Феанора так и не получили ответа на этот вопрос. Отец тоже не делился с ними своими планами.

Но не только у них были вопросы, которые оставались без ответов. Перевозка орка означала, что его существование больше не удастся удержать в секрете, и теперь о нём знал весь город. Зловещее бездействие Моргота, наличие в городе орка — существа, которое многие эльфы Валинора раньше видели лишь в кошмарах — и приближающаяся свадьба Маглора до такой степени накалили атмосферу, что весь Тирион просто гудел от напряжения.

* * *

— Я думал, Финдарато будет держать нас в курсе, — раздражённо сказал Куруфин. — Даже если он ещё ничего не узнал, мог бы так и сказать.

— Никто не мешает пойти и спросить, — предложила Эрвен. После возвращения в Тирион она не проводила с Феанорингами много времени, но сейчас присоединилась к ним в их саду. Там они собрались ради одного из тех разговоров, которые ведут те, кто чувствует, что надо что-то делать, но не представляет, что именно.

— Плохая идея, — скривился Маглор. — Амариэ опять начнёт обсуждать подготовку к свадьбе.

Но поскольку это было единственное разумное предложение — или, во всяком случае, единственное предложение, которое позволяло думать, что они заняты чем-то полезным — кончилось тем, что они всё-таки отправились навестить Финрода, которого и нашли в его саду за чаепитием с женой, сестрой, Фингоном и Аргоном.

— Привет, Финдарато, — поздоровался Маэдрос. — Надеюсь, мы никому не помешали?

— Ни в коем случае! — воскликнула Амариэ. — Садитесь, я сейчас принесу чашки! — она одарила их лучистой улыбкой и помчалась в дом, радостно подпрыгивая на каждом шагу.

— Я только что получил весточку от Элронда, — сообщил Фингон, как только вновь прибывшие гости расселись за столом. — Он будет на свадьбе.

— Очень приятно, — сказал Маглор.

— А кто же будет отвечать за Эрессеа, — спросил Аргон, — если Артанис, Кирдан и Гил-Галад уже здесь?

— Там остаётся мой муж, — ответила Галадриэль. — Он вполне способен обо всём позаботиться. В конце концов, он вместе со мной правил Лориэном.

Аргона, похоже, ответ удовлетворил, но его брат выглядел скептически.

— Даже и мысли не имею сомневаться в твоих словах, — сказал Фингон, — но мне кажется, что пост твоего соправителя не даёт опыта управления.

— Это почему? — уточнила Галадриэль.

— Ну, ты частенько бываешь…

Повисла неловкая пауза, поскольку Фингон пытался заменить слова «чересчур властная» на что-нибудь лестное, а это непростая задача, особенно когда на вас строго смотрит Галадриэль. К его счастью, Маэдрос пришёл на выручку.

— Нам было интересно, получилось ли у тебя что-нибудь с орком, Финдарато, — сказал он.

— Боюсь что нет, — сказал Финрод. — Я начинаю понимать его язык, но он пока что не сказал ничего важного.

— А где он? — спросила Эрвен.

Финрод слегка смутился:

— Он, ну… Он сейчас без сознания.

— Ха! — сказал Келегорм. — И куда же девалось гуманное отношение к пленникам?

— Он попытался сбежать, — объяснил Финрод, — и, к сожалению, не нашёл ничего лучшего, чем начать ломиться через любимые розы Амариэ. Она очень расстроилась. Кажется, она с размаху врезала ему поварёшкой. Но он не так уж серьёзно ранен.

Повисло растерянное молчание. А потом Маглор рассмеялся. Один за другим к нему присоединились остальные, и когда Амариэ вернулась с целым подносом чашек, вся компания уже хохотала до слёз.

А потом они все вместе пили чай, и очень неплохо провели время, и даже никого не убили, а перед уходом получили от Финрода обещание немедленно сообщить, как только орк скажет что-нибудь интересное.

Как и следовало ожидать, Финрод сдержал слово. Услышав от орка нечто, представляющее интерес, — а это случилось несколько дней спустя — он немедленно сообщил Феанорингам. Вообще-то полученные сведения оказались настолько критичными, что ему пришлось информировать и своего отца, и всех прочих эльфийских вождей Валинора, и самих валар.

Моргот сумел возродить дракона.

в которой описывается сцена, навеянная «Хоббитом», автор желает стать хотя бы наполовину такой же классной, как её персонажи, а переводчик сомневается, в каком грамматическом роде писать название главы

В Тирионе был самый обычный день. Солнце лениво двигалось по ярко-голубому небу своим привычным путём, нисколько не пугаясь маленьких облачков цвета взбитых сливок, разбросанных вдоль горизонта; лёгкий ветерок играл листьями деревьев, заставляя их тихо шептаться, а море возле города казалось волнистым сине-зелёным шёлком, расшитым сверкающей серебряной нитью. Единственным не самым обычным событием — можно даже сказать, совершенно необычным событием — было то, что Феанор только что послал своего младшего сына передать Галадриэли приглашение зайти к нему в мастерскую.

А на приличном расстоянии к северу от Тириона полз на юг дракон. Это было величественное чудище, красное с золотом, покрытое чешуёй алмазной твёрдости, сверкавшей на солнце. Крыльев у него не было, но это ничуть не мешало ему оставаться весьма устрашающим. Смерть и разорение следовали за ним по пятам; где он протаскивал свою тушу, там оставался след из пожухлой травы, убитой прикосновением его зловонного брюха. Медленно, но без остановок он двигался на юг, к сердцу Валинора, к жилищам эльфов.

И появилась с юга маленькая фигурка, всадник, скачущий прямо к дракону. Герой? Что ж, змей уже видал героев, и убивал их, бывало. Этот герой, должно быть, храбр, но одна лишь храбрость — плохая защита против дракона. Чтобы убить дракона, вам понадобится не только мужество, но и сила, и ум, и железная воля, а ещё — немалое везение; а у этого героя, похоже, ничего подобного не было — только конь, да меч, да новенькая сияющая броня, и ничто из этого не могло серьёзно помочь против столь могучего врага.

Возможно, герой и сам это понял, потому что остановился достаточно далеко, чтобы дракон не смог поджарить его заживо. Он спешился и что-то сказал коню, который остался стоять на месте. А герой снова двинулся к дракону, на это раз пешим ходом; он подходил ближе и ближе, и наконец дракон открыл пасть и выдохнул раскалённую добела струю огня, которая полностью охватила героя и должна была превратить его в маленькую кучку пепла, и обугленных костей, и расплавленного металла.

Вот только ничего подобного не случилось. Он по-прежнему стоял, и его броня местами закоптилась, но была цела.

— Кто ты? — спросил дракон.

Герой набрал в грудь воздуха:

— Я — укротительница пламени.

* * *

Галадриэль открыла дверь в мастерскую Феанора. Та оказалась неожиданно просторной и светлой. Можно было бы ожидать, что рабочее место кузнеца будет тёмным, закопчённым, похожим на подвал и освещённым ревущим огнём, но это помещение совершенно не отвечало подобным ожиданиям. Оно было большим, с высоким потолком, идеальных пропорций, и вообще скорее походило на студию художника. Вдоль одной из стен шли арочные окна, свет из которых падал на стоящие перед ними верстаки; там в аккуратном порядке стояли банки со странными сверкающими субстанциями, лежали стопки пергаментов, деформированные куски различных металлов, самоцветные камни всех цветов радуги и даже совсем диковинного вида, какие, верно, нигде больше не встретишь. Было, конечно, и кузнечное оборудование: в углу комнаты, за столом, заваленным заготовками для мечей и доспехов, мелькнула наковальня. А в центре комнаты, рядом с тем, что, по-видимому, являлось величайшей в мире коллекцией палантиров, стол сам Феанор. Он был в шлеме.

— Привет, Артанис, — сказал он. — Заходи, только не зацепи дракона. Турко как-то споткнулся о него, и мне пришлось собирать его заново.

Галадриэль глянула вниз. На полу, у самой двери, стоял миниатюрный дракон. Его золотая чешуя была полупрозрачной, и скозь неё можно было разглядеть скелет.

— Хорош, правда? — сказал Феанор. — Я попросил Нерданель помочь с его внешним видом… Нет, не надо близко!..

Предупреждение успело вовремя. Галадриэль смогла отскочить, и её юбка не превратилась в пепел. Но ещё бы чуть-чуть, и…

— Это так ты встречаешь гостей? — сказала она холодно.

— Я очень рассердился на Турко, когда он его разбил, — объяснил Феанор, — и решил встроить защитный механизм. Но он оказался полезным ещё и для тестирования разных металлов на устойчивость к драконьему огню, а в будущем может сгодиться против воров…

— В Валиноре нет воров, — сказала Галадриэль, причём даже не добавила «кроме тебя», что можно считать замечательным примером самоконтроля.

— Скажи это моему отцу, — предложил Феанор. — Но хватит о моих маленьких экспериментах. Тебе, наверное, интересно, зачем я тебя сюда пригласил?

— Да, — подтвердила Галадриэль. — А ещё интересно, зачем ты напялил шлем.

— Мы ведём войну, — заявил Феанор.

— Это не объяснение, — сказала Галадриэль. — Даже ты не настолько параноидален, чтобы ожидать атаку здесь и сейчас.

— Ну, откровенно говоря, если ты не понимаешь, зачем я его надел, то я могу его спокойно снять, — сказал Феанор.

Галадриэль нахмурилась, а потом сказала:

— Ты пытаешься спрятать свою душу от моего взора?

— Да, — кивнул Феанор. — И как, работает?

— Нет, — ответила Галадриэль.

— А ты говоришь так, потому что он не работает, или потому что он работает, и ты хочешь, чтобы я его снял?

* * *

— Я та, чьи мёртвые создания обретали жизнь и чьи живые создания несли смерть. Я та, что оставалась во тьме и никогда не покорялась мраку. Я называюсь мудрой.

— Симпатичные имена, — сказал дракон, — но сегодня ты доказала, что последнее из них ложно. Ты не сможешь выстоять против меня. И тем не менее, ты продемонстрировала великое мужество, выйдя мне навстречу, и я уважаю тебя за это. Если ты сдашься, я позволю тебе остаться в живых.

— Твои слова не повлияют на меня сильнее, чем твой огонь, дракон. Я докажу свою стойкость, я, кого назвали предательницей.

— Какие очаровательные загадки! — восхитился дракон.

* * *

— Да как угодно, оставайся в своём шлеме, если хочешь, — сказала Галадриэль, — но, может, всё-таки продолжим? Ты собирался сказать, зачем пригласил меня сюда.

— Ах да. Я хотел обсудить твой план.

— И почему ты решил, что я готова тебе о нём рассказать?

— В этом нет необходимости. Я уже всё о нём знаю.

Глаза Галадриэли расширились:

— Ты лжёшь. Это невозможно.

— Право же, Артанис, тебе должно быть известно: если ты смотришь, тебя могут увидеть.

Галадриэль перевела взгляд с Феанора на стол, заставленный палантирами. Потом зашипела, и из-за этого тихого звука на лице Феанора к выражению спокойного превосходства добавилась почти незаметная нотка опасения.

— Ты! — сказала она. — Ты подсматривал в моё зеркало!

— Не делай вид, что сама не занималась тем же самым.

— Я использовала его, чтобы шпионить за Моринготто!

— Так и я пытался за ним подглядеть, вот мы и пересеклись, только я это заметил, а ты — нет. Нам очень нужна какая-то система для защиты секретов. Вот этот шлем — её прототип, и было бы очень полезно, если бы ты сказала мне, работает ли он…

— Он не работает.

— Докажи, — потребовал Феанор. — О чём я сейчас думаю?

— Что надо бы сконструировать защиту разума, которая не будет закрывать мои волосы, — скривилась Галадриэль.

— Поразительно, — сказал Феанор. — Подумать только, что бы я мог сделать с такими способностями…

— Ты умудрился натворить достаточно дел и без них. И вообще, ты меня позвал только лишь для того, чтобы продемонстрировать неуважение к моим секретам — или была причина посерьёзнее? Знаешь, кое-кто из нас занят тем, что пытается разрушить хитрости Врага, вместо того чтобы шпионить за союзниками.

* * *

— Я покидала и была покинута. Я королева проклятых, подарившая медную корону тому, кто отказался от короны. Я дочь лиса, невеста огня, мать скорби. Я та, что имела больше любой другой, и всё потеряла.

* * *

— Так вот, насчёт твоего плана, — начал Феанор.

— Ты имеешь что-то против него?

— Нет, нет, это хороший план. Я должен был сам до него додуматься.

— Разумеется, это хороший план, — сказала Галадриэль холодно, — но поскольку он не заканчивается тем, что ты убиваешь Моринготто, я полагала, что ты его не одобришь.

— Я не возражаю отложить бой до тех пор, пока не доведу меч до совершенства, особенно если учесть, что убийство Моринготто означает конец света, а тогда мне придётся разбить сильмариллы, — сказал Феанор. По его тону было понятно, что конец света он считает мелкой неприятностью, а вот разрушение его любимых самоцветов будет настоящей катастрофой. — Так вот, насчёт твоего плана. Как ты собиралась…

— Я думала попросить Тельперинквара.

— На твоём месте я бы поговорил с моей матерью, — сказал Феанор.

Галадриэль внимательно на него посмотрела, а затем проговорила:

— На моём месте… То есть если бы ты был мной… Ты поговорил бы с моей матерью…

— Хорошо, — сказал Феанор. — Если бы я был тобой, я бы поговорил с первой женой моего деда по отцовской линии, и перестань притворяться, будто не понимаешь, что другие имеют в виду, тем более что можешь заглянуть к ним в мысли. Так что ты об этом скажешь?

— Должна признать, что это хорошая мысль. Я должна была сама до неё додуматься.

— Так ты это сделаешь?

— Да, — кивнула Галадриэль. — А ты прекратишь это думать?

— Но мы действительно похожи, Артанис, — сказал Феанор, — больше, чем ты готова признать.

— Но меньше, чем ты думаешь, — заметила Галадриэль.

— Хорошо, — сказал Феанор с озорной ухмылкой.

— Да прекрати наконец! Ты хоть капельку представляешь, как мне надоело слышать, что думают о моих волосах!

Дверь в мастерскую Феанора с грохотом распахнулась. Здоровенный эльф шагнул в помещение и резким пинком отшвырнул миниатюрного дракона, прежде чем тот успел подпалить его внушительную медную бороду.

— Что ты сделал с моей дочерью, братоубийца?! — рявкнул он.

— Махтан? — удивилась Галадриэль. — Что-нибудь случилось с Нерданелью?

— Его спроси, — буркнул Махтан, яростно глянув на Феанора. — Он послал её забрать на испытания нашу экспериментальную противодраконовую броню, но она до сих пор её не вернула…

— Я её не посылал, — сказал Феанор. — Это полностью была её идея. Я говорил ей, что для проверки в боевых условиях ещё слишком рано…

— ТЫ ПОЗВОЛИЛ МОЕЙ ДОЧЕРИ ПОЙТИ СРАЖАТЬСЯ С ДРАКОНОМ?!

— Махтан, — сказал Феанор терпеливо (что вообще-то было ему совершенно несвойственно), — если ты думаешь, что я когда-либо мог диктовать твоей дочери, что ей делать и что не делать, то ты слишком глуп, чтобы называться её отцом.

* * *

— Нет такой беды, что разбила бы мне сердце. Нет таких чар, что обманули бы мой взор. Нет такого огня, что расплавил бы мою решимость. Я стойкая. И я не склонюсь пред твоей волей, дракон, — ты склонишься пред моей.

в которой название главы объясняется только в самой последней фразе, да и это объяснение довольно хреновое, ибо построено на каламбуре, который не работает на квенья, так что постарайтесь особо над этим не размышлять; а ещё здесь чаепитие с Глаурунгом

Фингон посмотрел на дядюшку так, будто тот сошёл с ума. Ну хорошо, сошёл с остатков ума.

— Это же дракон! — сказал он. — Не может быть, что ты предлагаешь нам позволить ему напасть и даже не попытаться защититься!

— Этого я и не предлагаю, — ответил Феанор.

— Ты хочешь, чтобы я убрал со стены своих лучников!

— Там моя жена, ты, дурень! Зная, как ты любишь пострелять…

— Не верю своим ушам, — заявил Фингон. — Ты - самый последний из всех, кто может обвинять других в немотивированном насилии.

Глаза Феанора сузились:

— Ну, если тебе нужно немотивированное насилие, то его можно устроить, — и он схватился за меч.

— Отставить драки на военном совете, — приказал Финарфин.

Спорщики смущённо замолчали, и Финарфин поспешил воспользоваться паузой:

— Итак, подведём итог. Мы имеем дракона, который движется в нашу сторону, и Нерданель, которая выехала ему навстречу. За каким лядом она вообще это сделала?

Все посмотрели на Феанора.

— Я уже говорил, что это была её собственная идея, — напомнил Феанор. — Уверен, у неё есть какой-то план. И более чем уверен, что в этот план не входит пункт «быть застреленной, потому что все вы слишком трусливы, чтобы сделать хоть что-нибудь, кроме как выпустить тучу стрел, как только заметите дракона»!

Финарфин вздохнул. Конечно, на любом собрании нолдор обязательно возникнут какие-нибудь разногласия, но этот совет с самого начала заседания ни на шаг не приблизился к какому-либо решению. Он пытался предотвратить бесплодные споры, исключив Ангрода, Тургона и всех сыновей Феанора, кроме двоих старших (он бы и самого Феанора выставил, если бы нашёл бескровный способ это сделать), но это, похоже, не сильно помогло. А время было ограничено. В самом буквальном смысле. Дракон надвигался.

— Я всё-таки не понимаю, почему нельзя использовать палантир, — сказал Финголфин. — Мы могли бы по крайней мере узнать, жива Нерданель или нет.

— Я уже говорил, что палантиры сейчас на техобслуживании, — ответил Феанор. — Мы пробуем установить на них систему безопасности…

— Но это же нелепо! — воскликнул Фингон. — Включи их обратно!

— Это так не делается, — отмахнулся Феанор. — Не собираюсь терять время и пытаться вам это объяснить. Достаточно сказать, что использовать палантиры не получится.

Вдруг открылась дверь. Ну, на самом деле это было не совсем «вдруг», открывалась она с какими-то вежливыми сомнениями. Так действовал бы мелкий офисный клерк, который очень не хочет отвлекать высокое начальство от важных переговоров, но в здании, похоже, пожар, и не будет ли хорошей мыслью продолжить совещание где-нибудь ещё, если, конечно, это не создаст серьёзных неудобств?

— Что случилось? — спросил Финарфин у возникшего в дверях эльфа.

— Дракон, — ответил тот. — Разведка, которую мы выслали — самые зоркие из них говорят, что у него есть пленник. Эльф на лошади и в броне.

— Матушка, — вздохнул Маэдрос. — Единственный член семьи, за которым, как я думал, не требуется присмотр…

— Мы выедем ему навстречу, — заявил Финголфин.

Все оглянулись на него.

— В кои-то веки верная мысль, — неохотно одобрил Феанор.

— Это же дракон, отец! — воскликнул Маглор. — Он тебя убьёт!

— Нет, — Финголфин покачал головой. — Тогда бы он уже убил Нерданель, а он зачем-то сохранил ей жизнь. Думаю, что он захочет поговорить с нами без боя.

— Скорее это какая-то уловка, — предположил Маэдрос.

— Поедем и встретим его, — сказал Феанор. — Что самое худшее из того, что может случиться?

— Что вам придётся сражаться с драконом? — ответил Маглор.

Финголфин бросил на него презрительный взгляд:

— Я дрался один на один с Моринготто. Думаешь, я испугаюсь какого-то дракона?

* * *

По итогам совета Феанор, Финголфин, Махтан, Маэдрос, Фингон, Аргон, Финрод и Галадриэль были отправлены к дракону на переговоры. Почти всю дорогу они ехали в тишине. Для любой другой компании зловещее молчание объяснялось бы тем, что их ждала встреча с драконом. В нашем же случае причиной было бурлящее варево из старых обид, тысячелетиями кипевшее на медленном огне и приправленное свежим недовольством.

— Если ты что-то увидела в своём зеркале, расскажи это нам, — сказал наконец Аргон. — Это может нам помочь, а нам любая помощь пригодится.

Галадриэль вздохнула и уставилась на серую гриву своей лошади:

— Я не уверена, что именно увидела. Зеркало показывает массу всякого разного; чтобы отыскать среди его видений истину, требуется много времени и труда. Сейчас я могу сказать вам только одно: возможно, нам нечего бояться.

Аргон что-то проворчал, но не стал подвергать суждение двоюродной сестры дальнейшим сомнениям.

Группа ехала дальше в неловком молчании, молчании такого сорта, что тянется как резина, пока кто-то не почувствует необходимость его прервать хотя бы банальным замечанием о погоде. На этот раз этим кем-то оказался Маэдрос.

— Как там орк? — спросил он Финрода.

— О, в полном порядке, — ответил тот, слегка изумившись вопросу. — Делает большие успехи. Амариэ пытается научить его готовить.

— Готовить? — удивился Финголфин.

— Твоя жена учит орка готовить? — не поверил Махтан.

— Ну да, — кивнул Финрод. — Говорит, ничего удивительного, что орки такие злые, ведь их так плохо кормят…

Он не успел подробно изложить теорию Амариэ относительно орочьей диеты, хоть она, без сомнения, и была очаровательной. Помешало то, что именно в этот момент они увидели дракона. Это была огромная ало-золотая тварь, а её вонь заставила их коней заволноваться. Фингон и Маэдрос машинально обнажили мечи.

— Убрать оружие, — резко приказал Феанор.

— Это же Глаурунг! — возмутился Маэдрос.

— Мечи в ножны! — скомандовал Финголфин. — Мы прибыли на переговоры. Нам не нужны провокации.

— Глаурунг — сам по себе одна сплошная провокация, — проворчал Фингон, но выполнил приказ.

— Мы не станем нападать первыми, — твёрдо сказал Финголфин. — Оставим эту сомнительную честь Моринготто и ему подобным.

Маэдрос с резким стуком забросил меч в ножны. Феанор обнажил свой:

— Ты только что сравнил меня…

Его прервал крик Махтана:

— Нерданель!

В самом деле, рядом с драконом кто-то ехал на коне. Кто-то, с головы до пят закованный в броню, местами закопчённую, местами сверкающую льдистым блеском.

Пока они смотрели, дракон остановился, и всадница двинулась к ним в одиночестве. Подъехав, она сняла шлем, и все убедились, что это и в самом деле Нерданель. Она была бледнее обычного, с огромными синяками под глазами, но смотрела победителем. Галадриэль облегчённо вздохнула:

— Так это была правда. Невероятная, но правда.

— Ты вообще о чём? — не понял Фингон.

— Ты не ранена? — спросил Махтан. — Чем ты вообще думала, отправляясь в одиночку на дракона?

Нерданель поймала взгляд Феанора. У того на лице мелькнуло внезапное понимание, через мгновение сменившееся горделивой улыбкой.

— Хорошо сделано, — сказал он. — Очень хорошо сделано. Разумеется, я ни секунды в тебе не сомневался.

— Что вообще здесь происходит? — спросил Аргон. — Нам придётся сражаться с драконом или нет?

— Нет, — ответила Нерданель. — Этого не потребуется. Теперь он слушается меня.

— Ты… Ты убедила Глаурунга сменить сторону? — удивился Финголфин.

— Если вы можете заставить Феанаро прислушаться к вам, — сказала Нерданель, — то дракон — это мелочи.

* * *

Разумеется, не было и речи о том, чтобы впустить Глаурунга в Тирион. Он остался в поле за городом под охраной Нерданели, а также Махтана и Феанора, которые не захотели её оставить. Тем временем Финарфин созвал своих советников, чтобы обсудить неожиданное положение дел. Действительно ли Глаурунг верен Нерданели — в той невеликой степени, в которой он вообще может быть кому-то верным, — или это какая-то ловушка? Являются ли драконы злом просто по своей природе? Понадобится ли давать ему золото, чтобы он оставался в хорошем настроении? Чем он будет питаться? Вопросов было множество, и кое-кто — из тех, кто не имел опыта битв с драконами — уже начал сомневаться, не проще ли было бы справиться обычным путём, то есть силой оружия.

Ворота Тириона оставались закрытыми, но на внешних стенах собралось огромное количество зевак, желающих поглазеть на мифическое чудовище. Среди них оказались и сыновья Феанора.

— И матушка держит его под контролем? — спросил Амрас, глянув скептически на чешуйчатое создание, возвышающееся над тремя крохотными фигурками эльфов.

— Она так сказала, — ответил Маглор.

Лицо Келегорма расплылось в странной улыбка.

— Что случилось? — спросил Куруфин. Последний раз такое выражение лица своего брата он видел во время его встречи с некой синдарской принцессой.

— Она больше никогда не сможет возражать против моего выбора питомцев, — мечтательно сказал Келегорм. — Интересно, получится ли у меня приручить варга?

— Простите, — сзади раздался мелодичный голосок, — не могли бы вы объяснить, что здесь происходит?

Это была Амариэ. Маэдрос кратко изложил ей события сегодняшнего дня.

— Да, да, это я знаю, — кивнула она, — но я имею в виду, что это просто до ужаса неприлично — закрыть городские ворота и заставить Глаурунга чего-то ждать снаружи, пока все остальные на него глазеют. Не говорю уже о бедной Нерданели; она, должно быть, очень устала.

— Это же дракон, — напомнил Карантир. — Что с ним прикажешь делать, на чай его пригласить?

Амариэ радостно улыбнулась ему:

— Замечательная мысль! Бегу ставить чайник. Амбарусса, вы не можете мне помочь? Знаете, надо будет много всего принести.

Близнецы посмотрели на весёлое, горящее энтузиазмом лицо Амариэ. Отказать ей было всё равно что пнуть щенка. Они обменялись беспомощными взглядами и последовали за ней.

* * *

Ночь не была ни тёмной, ни штормовой. На самом деле ветра вообще не было. Море под звёздным небом Валинора блестело словно зеркало, и ни одна веточка не шевелилась. В тени огромного дуба, из тех древних деревьев, что представляют собой целые миры, встретились двое. Их никто не видел, кроме звёзд над ними, травы под ними да могучего дерева и его обитателей. Одна фигура была высокой, вторая низкой; кроме этого, возможный наблюдатель не смог бы сказать ничего, поскольку они были в длинных плащах с надвинутыми капюшонами. Низкая, казалось, что-то показывала высокой, а та восхищённо вздохнула.

— Это… Это просто поразительно, — сказала она с изумлением в голосе. — Понимаю, почему тебя назвали Сэриндэ.

— Тэриндэ, — терпеливо поправила низкая. — Тэриндэ. Через букву торн, как в слове «тёрн».

в которой автор развлекается проведением как можно большего числа странных параллелей, а также происходит свадьба, причём не одна

Наступил день свадьбы Маглора.

Вообще-то это был неплохой день. Погода была хорошей, хотя по валинорским стандартам не сказать чтобы очень уж замечательной, а сама церемония — трогательной. Но над всем торжеством тёмным облаком нависала перспектива праздничного обеда: список приглашённых обеспечивал множество поводов для конфликта. Наивно было бы надеяться, что все потомки Финвэ смогут удержать в узде свой печально известный темперамент, а для подрыва такой бочки динамита достаточно крошечной искры. Несколько гневных слов, грубый жест, обнажённый меч — и не успеете вы сказать «сильмарилл», как уже начнётся гражданская война, и если не повезёт, то всё может закончиться очередным тысячелетним изгнанием.

Но хоть это и казалось абсолютно невозможным, Амариэ, похоже, как-то умудрилась справиться со своей задачей. Она усадила Тургона напротив Келебримбора, и в результате они обсуждали методы решения различных инфраструктурных проблем в построенных ими прекрасных городах. Келегорм оказался в компании нескольких ваньярских кузин Амариэ, которых больше интересовала его привлекательная внешность, чем какие-то злодеяния, которые он мог совершить во время того глупого случая с камнями. Разместить Куруфина рядом с Эленвэ было оригинальным решением, но оно, похоже, сработало: он обращался с ней необычайно учтиво, а она была приятно удивлена. Аредель очутилась между своими кузенами-близнецами и отлично с ними поладила. Карантир и Гэндальф обменивались опытом взаимодействия с гномами, Кирдан и Махтан любовались бородами друг друга, Феанор же обсуждал балрогов, а именно способы их убивания, с Фингоном и Эктелионом из дома Фонтанов.

* * *

После обеда гости разбрелись по саду и вскоре начали собираться в небольшие группы. Маэдрос, к своему величайшему удивлению, обнаружил, что ведёт вполне цивилизованный разговор с Тургоном — эльфом, который, он был уверен, должен был их вечно ненавидеть.

— Всё-таки думаю, что мне было хуже, — говорил Маэдрос. — У меня было шесть братьев. Шесть!

— Да, но у тебя не было сестры, — возражал Тургон.

— Да ладно, — не соглашался Маэдрос, — Ириссэ всегда была таким милым ребёнком.

— Да, но только пока она получала всё, что хотела, — уточнял Тургон.

— Она не посылала двоюродных братьев на верную смерть, — указывал Маэдрос, — не клялась никого убить или уничтожить чью-то державу…

— Я, пожалуй, предпочёл бы, чтобы она это сделала, — заявил Тургон.

Маэдрос уставился на него, не веря своим ушам:

— Ты не можешь говорить это всерьёз. Ты всегда был первым, кто осуждал наши действия.

— Не говорю, что твои братья не делали ужасных вещей, — пояснил Тургон, — но они всегда рушили жизнь других народов. Никто из них не умудрился вступить в вынужденный брак с сумасшедшим убийцей.

— Пожалуй, что так, — пришлось согласиться Маэдросу. — Чего-чего, но вот такого не было.

— И у них точно не было детей, которые предали бы вас Врагу.

— Формально рассуждая, мой племянник вёл кое-какие дела с Сауроном, — заметил Маэдрос. — Но это уже было не при мне. И, похоже, там произошло недопонимание.

Тургон в ответ лишь пробурчал что-то неразборчивое. Он был погружён в собственные мысли, которые, судя по тому, как он смотрел на ни в чём не повинную ветку дерева, касались Маэглина и наиболее мучительных способов казни.

— Кстати о детях, я, кажется, не видел здесь твоей дочери, — заметил Маэдрос, сделав широкий жест вокруг. — Где она?

Выражение лица Тургона изменилось, но не слишком сильно: вместо крайнего гнева теперь оно выражало крайнее раздражение.

— Понятия не имею, — сказал он. — Никто из тех, с кем я говорил, не встречал её в Мандосе, и совершенно точно её нет в Валиноре. Думаю, Ульмо и Намо что-то знают, но каждый раз, когда я пытаюсь поговорить с Ульмо, он начинает намекать, что мне не следовало прекращать слушать его советы…

В другом углу сада, на невысокой каменной скамеечке под ивой собрались четверо младших сыновей Феанора и Келебриан, которая, как они только что выяснили, приходилась им одновременно двоюродной племянницей, двоюродной невесткой по усыновлению и двоюродной правнучатой племянницей по браку (когда речь заходит о генеалогии, эльфы могут оказаться ненамного лучше хоббитов). Маглор и его жена подошли к ним ненадолго, получили свои поздравления и отправились дальше циркулировать между гостями.

— Должно быть, сейчас наступило время семейных воссоединений, — задумчиво сказала Келебриан, глядя, как они прогуливаются, держась за руки.

— Точно, — сказал Амрас. — Мать с отцом, Маглор и его жена... А вы двое собираетесь поговорить со своими? — он посмотрел на старших братьев.

— Нет, — коротко ответил Куруфин.

— Я попробовал, — сказал Карантир.

— И как? — заинтересовался Амрод.

— Ну, помните ту вазу, которую матушка подарила нам на свадьбу? Так вот, она её вынесла и шарахнула об землю прямо передо мной. А потом ещё попрыгала на осколках.

— Ох, — сказала Келебриан. — Сочувствую.

— Да нет, это хороший знак, — сказал Карантир. — Если бы она серьёзно на меня злилась, она бы разбила её об мою голову.

Амрод покачал головой:

— Я всегда знал: есть некий резон в том, что я не женат.

— Знаете, похоже нам, Феанорингам, не везёт с жёнами, — сказал Куруфин и, увидев, что остальные смотрят на него, ожидая дальнейших разъяснений, добавил таинственно: — Эленвэ и Эльдалотэ вполне ничего.

— Да, но их мужья не давали нерушимых клятв, — заметила Келебриан.

— Да какое это вообще имеет отношение?.. — не понял Куруфин.

— Не следует призывать Эру в свидетели, кроме как при заключении брака, — объяснила Келебриан. — А вашу клятву вообще можно посчитать личным оскорблением.

Повисло молчание. Потом Куруфин проговорил намного тише, чем обычно:

— А вот об этом я никогда не думал…

Фокус изложения продолжал плавать над освещённым луной садом, выхватывая там и сям обрывки множества бесед. Мириэль расспрашивала королеву Эарвен, как телери шьют паруса; Келебримбор уговорил Гэндальфа показать Феанору Нарью, и тот немедленно заявил, что это самое лучшее из Трёх; Гил-Галад и Кирдан вспоминали о жизни в Гаванях… Но вот в кадр попали двое, гневно кричащие друг на друга:

— …развлекался с этими пустоголовыми блондинками; небось уже собирался похитить одну из них?

— …если какой-то проходимец из синдар может без разрешения жениться на нашей принцессе, не вижу, почему бы мне не поступить с ними так же!

Разумеется, это были Аредель и Келегорм. Громкость они развивали такую, как будто стояли на противоположных сторонах Хэлкараксэ, хотя на самом деле их разделяло не больше нескольких футов.

— Ты и в самом деле так думаешь?! Неудивительно, что Хуан тебя бросил! Я поступила бы так же, будь я в его шкуре!

— Кажется, ты это и сделала, разве нет?!

— Это как прикажешь понимать?! — Аредель гневно топнула ногой, что оказалось совсем не так впечатляюще, как задумывалось, потому что мягкая трава поглотила звук.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду! Взяла и вышла замуж за того психа, боящегося света! Что, не так?

— Мог бы потрудиться быть дома, когда я явилась к тебе в гости!..

— Могла бы заранее предупредить, что собираешься ко мне! — закричал Келегорм, его обычно красивое лицо исказила злобная гримаса. — Как я мог знать, что ты будешь у меня, если ты пропала давным-давно?! А вместо того, чтобы подождать моего возвращения, ты пошла и ухватилась за первого попавшегося тёмного эльфа! Поделом тебе, что он оказался психованным убийцей!

— Да как ты смеешь?! — Аредель выглядела устрашающе. — Как ты смеешь обвинять меня, будто бы я бросила тебя?! Это ты меня оставил на той стороне Скрежещущих Льдов, забыл уже?!

— Но мы же не были тогда обручены! Если бы ты приняла моё предложение…

— Я ценила свою свободу!

— Ага, и совершенно счастливо жила пленницей в той жалкой дыре, которую твой гад-муж звал своим домом!

Двое застыли на мгновение в совершенно одинаковых позах: ноги чуть расставлены, руки сжаты в кулаки, грудь вздымается от яростного дыхания. А на взглядах, которыми они обмениваются, можно жарить яичницу.

— Идём просить у валар разрешения на свадьбу! — трясясь от гнева, выкрикнула Аредель.

— Идём! — рявкнул Келегорм.

* * *

— Ты же понимаешь, — произнёс Манвэ, — что своим решением о разрыве брака ты обрекаешь своего мужа на пребывание в чертогах Мандоса до конца времён?

Аредель слегка заколебалась под взглядами валар, что сидели полукругом перед двумя эльфами и молча смотрели на них сверху вниз.

— Давай! — сказал Келегорм. — Он убил тебя. Он пытался убить твоего сына.

Аредель дерзко глянула в лицо владыке Арды:

— Да, понимаю. И всё ещё хочу этого.

— И только попробуй сказать, что это невозможно, — пригрозил Келегорм, бросив гневный взгляд на Намо.

Тот проигнорировал его и обратился к Аредели:

— Твой муж утратил права на тебя. Если ты остаёшься тверда в своём намерении…

— Остаюсь, — сказала Аредель.

— …то я объявляю твой брак расторгнутым.

— Значит, я могу выйти за Тьелкормо? — спросила Аредель.

Меж валар произошёл обмен неловкими взглядами.

— У эльдар не принято брать в жёны двоюродную сестру, — напомнила Нэсса.

— У нас родство только по одной линии! — запротестовал Келегорм.

— Законом это не запрещено, — сказал Аулэ задумчиво, — но…

— Отлично, — заявила Аредель и ухватила Келегорма за руку. — Мы женаты.

— Точно? — засомневался Келегорм. Последние следы гнева исчезли с его лица, сменившись озадаченностью.

— Точно, — сказала Аредель и потащила его прочь. — Идём, Тьелко.

— Обычно бывает церемония… — проговорил Манвэ. — То есть я имею в виду… Так ведь принято…

— Если думаешь, что я собираюсь терять время на споры со своей семьёй, то ты ещё больший дурак, чем Саруман! — припечатала Аредель. — Я сказала идём, Тьелкормо!

Ошеломлённое молчание, воцарившееся после ухода эльфов, было прервано низким, звучным смехом Яванны:

— Можно подумать, что эта девочка — потомок Мириэли, а не Индис. Такая же упрямая.

Манвэ вздохнул:

— Должен сказать, что не уверен, правильно ли это. Супружество — дело серьёзное, туда не следует бросаться очертя голову…

— Они думали об этом целые эпохи, любимый, — сказала Варда. — Всё у них будет хорошо.

— Если будут держаться от меня подальше, — заметила Эстэ. — От их криков у меня голова разболелась.

в которой несколько персонажей, которым, по не такому уж скромному мнению автора, следовало бы уделить в книгах побольше экранного времени, оказываются в центре внимания и спасают мир

На следующий день после свадьбы Маглора Моргот атаковал.

— Ну конечно, — сказал Маэдрос. — Этого следовало ожидать. Мои истерлинги…

— …да гниют их кости в грязи до конца времён… — вставил Карантир.

— Нет-нет, мои были хорошими, — запротестовал Маэдрос. — Так вот, они говорили, что у них существует проверенный опытом метод: нападать на следующее утро после свадебной вечеринки, когда все противники мучаются похмельем. Мне пришлось им объяснять, что Моринготто, судя по всему, не заинтересован в женитьбе, разве что на Лютиэн, да и там он уже опоздал.

Доклады о приближающейся армии достигли Валинора в самое время, чтобы успеть подготовиться к обороне. Собрались все князья нолдор: Финарфин и Финголфин с сыновьями, многие другие, заслужившие место в совете своей мудростью или доблестью, а также Феанор и шесть его сыновей. Отсутствовал, как ни странно, не Маглор (который посчитал грядущую битву личным оскорблением, специально устроенным, чтобы помешать его счастью), а Келегорм. А когда он всё-таки прибыл, его появление шокировало большинство собравшихся — вернее, их шокировало появление огромного пса, следовавшего за ним по пятам.

— Хуан? — спросил Финрод.

Келегорм радостно кивнул.

— Я думал, он тебя бросил, — сказал Куруфин.

— Ну, он решил вернуться, — объяснил Келегорм. — И мы больше никогда не будем ссориться из-за девчонки, правда, Хуан?

Здоровенный пёс глянул на старого хозяина круглыми глазами, светившимися верностью.

— Но он же погиб, — не понял Амрод.

— Свадебный подарок от Оромэ, — объяснил Келегорм.

— Свадебный подарок? — изумился Маэдрос.

Келегорм открыл было рот, но был решительно прерван Аределью, которая ворвалась в комнату, бешено сверкая глазами, топнула ногой и потребовала объяснить, какого Моргота он имел в виду, когда бросил её вот так, на следующее же утро после свадьбы.

— У нас сражение на носу, Ириссэ, — беззлобно ответил Келегорм.

— Ну и у меня тоже! — заявила Аредель. — Надеюсь, ты в курсе, что я иду с тобой?

— Чего? Да ни в коем случае!

— Иду! — сердито сказала Аредель. — И ты меня не остановишь!

— Это слишком опасно, — сказал Келегорм. — Теперь, когда ты наконец со мной, я не допущу, чтобы ты погибла.

— Я уже встречалась с опасностями, да будет тебе известно!..

— В одиночку пересечь опасную местность — это совсем не то, что встретиться в бою с войсками Врага!

— Это была не просто «опасная местность», дурак! Это же Нан Дунгортеб! Даже Берен отказывался говорить о том, как он там прошёл!

— Я запрещаю тебе идти в бой!

— А я не собираюсь выполнять твои приказы, Тьелко! Я твоя жена, а не служанка!

Где-то на заднем плане начал давиться смехом Тургон.

* * *

Не только у нолдор Тириона шли приготовления к битве. Собирались и телери, и жители Эрессеа; и в домах ваньяр вынималось из чуланов оружие, что пылилось там со времён Войны Гнева. Из валар лишь Тулкас был рад грядущей схватке, но и остальные готовились сражаться. Казалось, весь Валинор пришёл в движение — за исключением маленького отряда на дальнем западе, у самого берега бескрайнего внешнего океана. Они не двигались; они ждали.

Их было шестеро. Они были одеты в серые плащи, которые странно переливались на солнце, будто были сотканы из теней. Пятеро из них подняли капюшоны, и их лиц не было видно; шестой была женщина, высокая и прекрасная, с золотыми волосами. Она казалась в этой компании главной.

Наконец появились те, кого они ждали: вторая группа эльфов, две женщины и двое мужчин. Судя по лицу золотоволосой женщины, одного из них не ждали. Её взгляд не мог оторваться от четвёртого пришельца, высокого сурового воина; она смотрела на него так, словно боялась, что он может исчезнуть в любой момент, и хотела как можно лучше запечатлеть в памяти его образ, пока он не пропал. А потом убедилась, что это не обман зрения, что он и в самом деле здесь во плоти, и заулыбалась; взгляд она по-прежнему не отводила, но теперь не пожирала его глазами, как вначале, а ласкала взором, наслаждаясь каждым мигом встречи.

— Здравствуй, брат! — приветствовала его она. — Не ожидала тебя увидеть, но тем более рада. Добро пожаловать!

Но лишь слабое, тусклое отражение её радости промелькнуло на лице брата, и прозвучал его голос устало:

— Я вернулся лишь потому, что кое-кто, — и тут он бросил горький взгляд на своего спутника, — заявил, что будет нечестно, если его принудят вернуться к жизни, а других, с той же причиной оставаться в чертогах Мандоса, не тронут.

— Может, всё-таки объяснишь свой план, Галадриэль? — предложила одна из вновь прибывших, эльфийка с кротким взглядом.

— Ах да, конечно, — ответила Галадриэль, возвращённая с небес на землю. — Так. Нам следует разбиться на три группы. Неллас и Митреллас, вы сопровождаете Даэрона, Митрандир тоже идёт с вами. Мириэль, выдай им плащи.

Самая низкая из фигурок в плащах выступила вперёд, её капюшон упал и открыл бледное лицо с тонкими чертами. Она выдала пришедшим три плаща, сделанных из того же подобного мгле материала, что и её собственный.

— Задачу вы знаете, — сказала Галадриэдь. Митреллас кивнула.

— Со мной пойдёт Белег, — продолжала Галадриэль, — а ещё… — она призадумалась. — Мириэль, есть какой-нибудь способ уговорить тебя остаться, а твой плащ передать Аэгнору?

— Нет, — ответила Мириэль. — Но…

— А что именно ты собираешься сделать? — спросил Аэгнор.

— Пробраться в крепость Моргота, — ответила Галадриэль.

Аэгнор оглядел присутствующих:

— Не собираюсь подвергать сомнению твою мудрость, но для такой задачи ты собрала довольно странную команду.

— У меня есть на то причины, — сообщила Галадриэль. — Хотя в случае с Мириэлью единственной причиной является то, что я не смогла уговорить её не ходить. Мириэль, пожалуйста…

— Как я только что пыталась сказать, — спокойно произнесла Мириэль, — я приготовила запасной плащ. На всякий случай.

Галадриэль облегчённо вздохнула:

— В таком случае ты, Белег и Аэгнор — вы идёте со мной. Если Аэгнор не против нам помочь, конечно.

Её брат с серьёзным видом кивнул.

— Отлично, — сказала Галадриэль. — И в третьей группе остаются Вана и Нэсса.

— Послушай, — скептически заметил Белег, — я ещё могу понять, зачем ты отправляешь Нэссу, но Вана… Ну… Она же вроде владычица цветов? Что она сможет сделать?

— Могу навскидку назвать десяток цветов, которые убьют тебя мгновенно, — ответила ему Неллас, — и ещё десяток таких, что заставят тебя часами корчиться от боли, прежде чем помрёшь.

Белег вздохнул:

— Намёк понят.

* * *

К северу от марширующих армий, к северу от сверкающих мечей, к северу от натянутых луков — здесь скрывался Моргот. Тут у него не было могучей крепости вроде Утумно или Ангбанда — скорее логово, больше подходящее атаману разбойничьей шайки, чем могущественному владыке. Но и оно было хорошо защищено; рабов для охраны у него было достаточно, и незаметно пробраться туда было практически невозможно.

Но те двое, что подходили к его обиталищу, как видно, не имели никакого намерения скрываться. Они открыто прошествовали к парадному входу, постучались и потребовали встречи с Морготом. Это был до неприличия простой план, но он и в самом деле сработал — если только можно так говорить о плане, который заканчивается встречей с олицетворением самого зла.

Зал был погружён в тишину и темноту; лишь высоко над чёрной массой искорёженного камня, служившей троном, сверкали жадным блеском глаза Моргота. Он нависал над своими гостями словно гигантская волна, готовая обрушиться на берег и затопить зелёные земли. И два создания перед ним — одна с золотыми волосами, другая с тёмными — казались такими хрупкими, такими юными, такими слабыми и ломкими по сравнению с этой горой камня, железа и хладнокровной жестокости.

И Вана заговорила.

— Здравствуй, Мелькор, — сказала она. — Хоть меня и огорчает, что ты решил снова сразиться с нами, но пришли мы не поэтому. У нас к тебе совершенно другое дело. Не могли бы мы отложить ненадолго наши разногласия и поговорить как друзья?

Тихим голосом, от которого тем не менее задрожали скалы, Моргот ответил:

— Говори.

— Мы немного поспорили с Нэссой, — сказала Вана. — Она называет себя лучшим танцором из всех, кого видел свет, а я думаю, что Лютиэн была ей равна, если не превосходила. Но никто из нас не видел, как танцует Лютиэн, и мы не смогли разрешить наш спор. И тут я подумала о тебе, — она улыбнулась, и её лёгкая весёлая улыбка была так же уместна в этом залитом тяжёлым мраком зале, как летающий розовый слон на похоронах. — Ты же встречал Лютиэн и видел, как она танцевала. Если ты позволишь и Нэссе станцевать для тебя, а потом скажешь, кто из них был лучше, мы наконец-то с этим разберёмся. Я буду очень тебе благодарна. Пожалуйста, а?

Будь на её месте кто угодно другой, ничего бы не вышло. Но Вана выглядела так невинно, так доверчиво; на её лице не было и следа хитрости. Эти умоляющие глаза просто не могли лгать. Они даже вообще не представляли, что такое ложь. Именно ей могла взбрести в голову смехотворная мысль явиться к чёрному владыке и попросить разрешить её спор с лучшей подругой; она же просто не может постичь зла, для этого у неё слишком чистое и доброе сердце. Эта её невинность её и погубит, но прежде… Можно позволить этому фарсу немножко продлиться. Моргот кивнул.

Нэсса забросила волосы за спину и начала танец.

Она кружилась меж теней, словно луч лунного света, её белые руки блестели в темноте, и тёмные волосы летели за ней следом. Тонкая воздушная фигурка выписывала пируэты над холодным каменным полом, лёгкие шаги негромко отбивали ритм, одновременно простой и мудрёный, как смена времён года или движение звёзд.

А потом в пещере возникла музыка. Невозможно было понять, когда именно она зазвучала; казалось, что она была всегда, надо было только прислушаться получше. Она началась тихо, как будто шёпотом, но затем усилилась и заполнила весь тёмный зал. Звуки летели, словно капельки дождя, просачивались через слух и добирались до самого сердца, и каждая нота находила своё, верное место.

И был в этой музыке лес, спящий под чёрным бархатным небом, усыпанным звёздами. И были прогалины, покрытые мягким мхом, где танцевали, пока не утомились, маленькие ножки. И было возвращение домой, на отдых, и была сладкая дрёма под пение соловьёв и шелест липовой листвы, под шёпот ветерка и колыбельную песню реки.

«Ты дома, — слышалось в этой музыке. — Ты можешь отдохнуть. Все дела и тревоги подождут до утра. Спи, дитя моё; никакое зло не коснётся тебя, пока я с тобой. Ты в безопасности. Ты дома».

Медленно, подобно срубленному под корень огромному дереву, Моргот свалился на пол носом вниз.

в которой переводчик цитирует стишок Александровой, а автор впервые в жизни радуется, что альбом «Сумерки Средиземья» закончился, и поздравляет себя с тем, что осталась в живых

Нэсса замедлила свой танец, а затем и остановилась полностью. Четверо эльфов в серых плащах появились из мрака и бросились к упавшему на пол телу. Откуда-то появилась верёвка, которой поспешили связать Моргота. Последний узел был тщательно затянут, и лишь тогда они остановились, чтобы вытащить шерстяные затычки из ушей.

— Хорошая работа, — сказала Галадриэль, достала из потайного кармана маленький стеклянный шарик и поднесла к губам. Когда она дохнула на него, он засиял ярким серебристым светом. — Митрандир, вы где?

— Здесь, — сказал голос из самого тёмного угла. Волшебник вышел на середину помещения, за ним следовали Неллас и Митреллас, которые с двух сторон поддерживали Даэрона. По лицу того текли слёзы, а в ослабевшей руке он держал флейту.

— Как он? — спросила Галадриэль.

— Могло быть хуже, — ответила Неллас. — Надо будет уложить его поспать, когда мы наконец выберемся отсюда.

— Я написал это для Лютиэн, — негромко сказал Даэрон. — Я…

— Ч-ш-ш, успокойся, — сказала Митреллас. — Ты сделал всё, что мог, большего и просить нельзя. Скоро отдохнёшь, всего несколько шагов осталось. Вот так…

— Вы уверены, что верёвка выдержит, когда он проснётся? — спросил Аэгнор. — Выглядит тонковато.

— Выдержит, — спокойно ответила Мириэль.

— Из чего она сделана? — поинтересовался Гэндальф.

— Из самых прочных материалов, какие я только знаю, — сказала Мириэль.

— То есть из нолдорского упрямства, когда дело доходит до хранения тайн ремесла? — уточнил Белег.

— Не пора ли нам уходить? — напомнила Нэсса.

— Пора, — подтвердила Вана, остановилась возле Моргота и толкнула его ногой: — Цветут ромашки на лугу. В траве краснеет мак. Из них венок сплести могу, а ты помрёшь, дурак.

— Вряд ли мы в самом деле сможем его убить, — покачала головой Галадриэль. — По крайней мере, если не уничтожим заодно и весь мир.

— Эх, — сказала Вана. — Значит, снова вышвырнем его в Пустоту?

— Мы уйдём отсюда или нет? — возмутился Аэгнор.

* * *

Отряды, сражавшиеся с войсками Моргота, сильно удивились, когда орки вдруг рассыпали строй и бросились бежать. Но вскоре последовало объяснение в виде подходящей с севера группы в сером, которая волокла за собой самого владыку тьмы.

— А, Артанис, — сказал Феанор, сражавшийся, разумеется, в первых рядах. — Вижу, всё прошло по плану. Привет, матушка.

Мириэль кивнула сыну.

— Да, всё нормально, — подтвердила Галадриэль. — А сейчас извини, нам надо разобраться с этой жалкой пародией на злого властелина.

— И обязательно дать Даэрону хорошо отдохнуть, — добавила Неллас. — Лучше всего в садах Лориэна.

— Так ты Даэрон? — Карантир обратился к печальной фигуре, опиравшейся на плечо эльфийки в сером плаще. — Твои руны уродливы, а твои музыкальные способности ничтожны.

— Он только что победил Моргота песней, — сообщила Митреллас.

Карантир моргнул.

— А его руны всё равно уродливы, — проворчал он упрямо.

— Хватит пререкаться, — сказал Гэндальф, — у нас есть дела поважнее. Где Манвэ?

Тащить Моргота в Валимар только для того, чтобы потом снова отволочь на север, к Вратам Ночи, большого смысла не имело, а все более-менее высокопоставленные жители Валинора и так уже были на поле битвы, поэтому импровизированный совет состоялся прямо здесь, на зелёной лужайке. Героями дня, разумеется, были Галадриэль и её команда, но и доблесть тех, кто сражался в обычной битве, тоже не была забыта. К счастью, бой прервался раньше, чем пролилось много крови, хотя потери всё же были (правда, большинство убитых оказались орками).

Феанор, конечно же, принял самое живое участие в обсуждениях. А вот его средние сыновья постарались тихо и незаметно убраться подальше: одним из вышеупомянутых высокопоставленных особ был Тингол, завершивший свой длительный отдых в садах Лориэна как раз вовремя, чтобы не опоздать к битве. Он был очень разозлён теми намерениями, которые Моргот якобы имел в прошлом относительно его дочери, и Келегорм опасался, что король Дориата не забыл и его планов насильно жениться на Лютиэн. К тому же была ещё та пресловутая клятва убить Тингола и уничтожить его державу. В общем, имело смысл избежать столкновения.

Всё поле было заполнено народом, который бесцельно слонялся, не зная, что делать теперь, когда враг столь неожиданно исчез. Келегорм, Куруфин и Карантир наткнулись на Эрвен, которая оказалась цела, если не считать слегка кровоточащей царапины на руке, и вчетвером они протолкались к краю поля, где и уселись на покрытое мхом упавшее дерево.

— Так чем мы теперь займёмся? — спросила Эрвен.

— Думаю, ожиданием, — сказал Келегорм. — Они ещё долго болтать станут.

— Но нам надо уничтожить автора! — возмутилась Эрвен. — Мы не можем сидеть сложа руки весь день! Это последняя глава!

— Откуда ты знаешь? — спросил Карантир. — Ты же говорила, что ей придётся писать, пока не закончится история…

— Да, да, я помню, но она для названий глав использовала песни из тематического альбома группы «Blind Guardian», и это последняя, больше нет ни одной; вообще наша история уже закончилась бы, если бы в ремастированную версию не добавили бонусный трек…

Заметив крайне недоверчивые выражения собеседников, она осеклась и сказала:

— Понимаете, я просто знаю. Это слишком долго объяснять. Поверьте, пожалуйста.

— Даже если ты права, — сказал Келегорм, слегка выделив слово «если», — я не вижу, что мы можем с этим поделать.

— Феанаро уже должен был придумать какой-то способ добраться до неё, — выпалила Эрвен в отчаянии. — Нам нужно найти всех и сказать, что действовать надо прямо сейчас. Если вы с Карнистиром найдёте ваших братьев, а мы с Куруфинвэ поговорим с вашим отцом…

— Нет, — сказал Куруфин, выныривая из глубокой задумчивости.

— Это как понять — «нет»? — не поняла Эрвен.

— Мне есть чем заняться, — заявил Куруфин. — И это важно. Тебе придётся разбираться с твоим автором без меня.

Он резко встал и ушёл, никому ничего не объясняя.

— Что он творит? — спросила Эрвен с ужасом.

— По-моему, — сказал Келегорм, — есть разумная вероятность, что он собирается кое-кому сказать, что проанализировал свои действия и вынужден признать их не вполне оптимальными, — он вздохнул. — Никогда не думал, что это случится.

— Но это же глупо! — выкрикнула Эрвен. — Это последняя глава! Нам нельзя тратить слова на что попало, мы должны добраться до автора как можно быстрее!

— Извини, — к ней обратилась юная эльфийка, стройная, темноволосая, с луком в руке, — ты случайно не Лауриэль?

— Ну да, — осторожно ответила Эрвен.

— Я так и подумала, — сказала девушка, улыбаясь. — Мама сказала, что ты блондинка, странно произносишь слова и скорее всего вооружена мечом.

— И чего странного? — не поняла Эрвен. — Как привыкла произнотить, так и произнотю, — но тут до неё дошло: — А, так ты имеешь в виду…

— Да, шибболес Феанора, — подтвердила девушка.

— Шибболет, — поправила её Эрвен. — Через букву торн.

— Да как скажешь, — та пожала плечами. — Никогда не понимала, в чём там собственно дело. Да и этот звук, который «т», но не совсем «т», а с присвистом… По-моему, он не слишком приятный.

— Послушай как-нибудь Чёрное наречие, — предложила Эрвен. — Все эти «гх», «дз» и гортанные «р»… По сравнению с ними наш звук просто очарователен. Да и вообще, я бы не возражала, если бы он сменился на новый, которого нет в нашем языке, но путать его с «с» мне кажется просто неряшливым… — она потрясла головой. — Так, а на чём я остановилась, когда ты меня отвлекла? Ах да — ты ведь моя племянница, так? И что, в таком случае, ты забыла на поле боя? Твоя мама знает, что ты здесь?

— Конечно, — сказала Гэарлинн. — Она тоже здесь. Мы сражались с телери. Ты же наверняка помнишь, что матушка очень неплохо владеет луком?

— Да, она всегда была хорошей охотницей, — кивнула Эрвен. — Э-э… С кем, ты сказала?..

— Вместе с телери против Моринготто, — разъяснила Гэарлинн с удивлённым видом. — Как ты могла подумать что-нибудь иное?

— Просто уточняла, — сказала Эрвен.

— Ладно, — слегка смягчилась Гэарлинн. — А почему я вообще тебя искала… Ты придёшь ко мне на свадьбу?

— Ты выходишь замуж? — удивилась Эрвен. — За кого?

— Его зовут Буро, он из телери.

— Надеюсь, он не из тех, кого я убила, — пробормотала Эрвен.

Гэарлинн в ужасе уставилась на неё.

— Прости, — сказала Эрвен, которой раз в жизни хватило здравого смысла принять сконфуженный вид. — Это была шутка. Конечно, я приду на свадьбу. Если ты всё ещё хочешь меня видеть.

— Если ты воздержишься от безвкусных шуток, — холодно сказала Гэарлинн. — Извини, мне нужно найти родителей.

— Свадьбы! Ну конечно! — проворчала Эрвен, когда её племянница отошла подальше. ­— Ведь для настоящего счастливого конца все должны пережениться! Сами герои, их дети и внуки, внучки и сучки…

— Знаешь, если так уж важно сэкономить оставшиеся слова, — сказал Карантир, — то я бы на твоём месте помолчал. Ты уже истратила приличное их количество на свои жалобы.

Эрвен заткнулась.

— Кстати о сучках, — вспомнил Келегорм. — Точнее, о кобелях. А где Хуан?

В полном соответствии с лучшими литературными традициями именно это время и выбрал Хуан, чтобы появиться на сцене. Причём явился он не в одиночку. За ним по пятам следовала огромная серая тварь, гораздо больше любого нормального волка.

— Варг! — испугалась Эрвен и отскочила подальше.

В глазах Келегорма загорелся странный огонёк.

— Вы только гляньте! — восхитился он. — Какая великолепная зверюга!

— Это же варг! — выкрикнула Эрвен.

— Да, мы тебя и в первый раз услышали, — сказал Карантир, обнажая меч.

— Морьо! — предупредил Келегорм. — Не тронь!

Хуан зарычал и закрыл огромного волка собой.

— Ты что, с ума спятил, Тьелко? — спросил Карантир. — Как Эрвен нам любезно разъяснила, это варг.

— Я обещал Хуану, что мы больше никогда не будем ссориться из-за девчонки, — с вызовом сказал Келегорм.

Челюсть Карантира отвисла, он опустил меч.

— Какой девчонки? — выдавил он.

— Тьелко? — раздался голос позади. Это была Аредель. — А я вас везде ищу. Думала, вы на совете с прочими командирами. Что вы здесь делаете?

— Прячемся от Тингола, — объяснил Келегорм. — Не знаю, помнишь ли ты, но мы с ним не особенно дружим.

Но Аредель, похоже, уже не слушала его, её внимание полностью захватил варг. Она глядела на его лохматый серый мех, потом в мокрые от восторга глаза Хуана, потом опять на волка.

— Ах, Хуан! — воскликнула она. — Я так за тебя рада!

И она обхватила варга обеими руками. Келегорм с криком обнажил меч.

— Не дури, Тьелко, — сказала Аредель. — Она тебя не обидит. Она хорошая девочка. Ты же хорошая девочка, так? Ну конечно хорошая! — и она почесала тварюгу за ушами. Та заворчала, но не угрожающе, а довольно, и перевернулась, подставляя брюхо.

Эрвен расхохоталась почти до истерики.

— Значит, одной проблемой меньше, — сказал Келегорм. — Они там закончили говорильню?

— Почти, — ответила Аредель, запустив руки в густой мех волчьего брюха. — Когда я уходила, они обсуждали, что делать с орками.

— Предоставить им возможность перебить друг друга? — предложил Карантир.

— Кажется, был разговор о том, чтобы отправить к ним Финдарато с дипломатической миссией, — припомнила Аредель.

— Плохая идея, — заявил Келегорм. — Вполне может кончиться тем, что он поможет одному из этих орков жениться на эльфийской принцессе.

— Можешь прекратить на минуту свои шуточки? — возмутилась Эрвен. — Мы должны… — она глянула на Аредель. — Я имею в виду, мы не можем торчать здесь весь день!

— Да, пожалуй, нам стоит вернуться в Тирион, — согласилась Аредель, вставая. — У Амариэ наверняка уже чай готов. Давайте, двигаем!

— Не думай, что я не понимаю, что ты делаешь, — проворчала Эрвен себе под нос, плетясь за остальными эльфами в сторону дома. — Ты заваливаешь меня счастливыми концами и воссоединениями семей и надеешься, что я пойму намёк и решу тебя простить.

Она сделала короткую паузу и добавила ещё тише:

— Не буду, впрочем, утверждать, что это не работает.

По улице двигались девять высоких фигур. Их странные одежды, дивные черты лиц и окровавленные мечи привлекли бы к ним множество удивлённых взглядов, если бы горящее на заднем плане здание не оказалось прекрасным отвлекающим фактором для публики. Самая низкая из них, единственная женщина в компании, что-то несла подмышкой. А ещё, похоже, у неё был сломан нос.

— Что я тебе говорил насчёт остроумия в драке? — напомнил Карантир. — Язык — не оружие!

— Да, в самом деле, — поддержал Келегорм. — Ну что это такое: «Вот тебе за Ангбанд, а вот за Хэлкараксэ, а вот за то, что не дала мне изумительного голоса для пения»… Это же самый никуда не годный боевой клич, какой я только слышал. Даже «День придёт снова, эльфы и люди, день придёт снова» был лучше. Хотя лично я всегда предпочитал «Смерть Орде!» — кратко и по делу.

— Я должда была подять, что этим кодчится, — ответила Эрвен. — Саба бы поступила точдо так же, если бы кто-дибудь дал бде в дос.

— А вам обязательно было поджигать дом? — с огорчением спросил Амрас.

— Не о том думаешь, — хмыкнул Куруфин. — Правильный вопрос звучит так: была ли хоть одна причина не поджигать дом? И ответ — не было.

На лице Куруфина светилась спокойная улыбка, и было совершенно непонятно, есть в его словах сарказм или нет. Его рыжий младший брат проворчал под нос что-то об окружающих его сумасшедших и пироманьяках.

— Зачем ты это тащишь? — спросил Маглор, указывая на ноут у Эрвен подмышкой в явной попытке сменить тему.

— Ду, я де здаю точдо, связада ли я клятвой боего двойдика, до де хочу рисковать, — объяснила Эрвен и добавила, обернувшись к Феанору: — Ты уверед, что дайдёшь способ сделать в Валидоре Идтердет? Я де здаю, сбогла ли дорбальдо объясдить…

— Нет, твоё объяснение было хуже некуда, — заявил Феанор, — но я всё равно разобрался, как это работает. И я смогу установить соединение.

— А, — сказала Эрвен, — тогда хорошо.

— Одну вещь учти, — вступил в разговор Маэдрос. — Если ты когда-нибудь вздумаешь опять написать про меня и Амлаха, или про меня и любого другого мужчину, всё равно, эльфа, человека или, убереги Манвэ, слугу Врага…

— Э-э-э… — встревоженно сказала Эрвен. — Я тут обдаружила дабросок рассказа про тебя…

Маэдрос застонал.

— Это де любовдая история! — быстро сказала Эрвен. — Ду пожалуйста!

— Ладно, — Маэдрос махнул рукой. — Пиши свои треклятые рассказы.

Переводчик поставил финальную точку и отправил авторский эпилог на сервер. Ну что, теперь текст должен вылежаться хотя бы несколько дней…

Он вспомнил, как впервые открыл этот фанфик больше трёх лет назад. Как после первых же нескольких глав заинтересовался, сумеет ли нормально его перевести. И как его ударило, словно пыльным мешком из-за угла, первым же абзацем эпилога.

Окровавленные мечи? Во множественном числе? Да они что, весь городок вместе с бродячими собаками там вырезали? Сколько нужно нолдор, чтобы свергнуть одного автора? Девять: одна, чтобы обменяться с ней ударами в нос, и восемь, чтобы подраться между собой по какому-нибудь несущественному поводу. И забыть почистить оружие после драки… Или это из разбитых носов на мечи накапало, а не чистят их специально, для выпендрёжа?

Ах да, они ж ещё один ратный подвиг совершили: дом спалили. Всё же прав товарищ Еськов: эти Феаноры и Феанорычи — те ещё фрукты авокады. Ох, сколько раз твердили миру, что спички эльфам не игрушки… И ведь насколько сложно от них избавиться! Пришибёшь, например, какого-нибудь Глорфинделя балрогом, а он посидит-посидит в Мандосе, да и снова нарисуется, хрен сотрёшь.

Тогда переводчик написал автору, попросил разрешения на перевод. И на публикацию собственных размышлений по этому поводу. Ведь Эрвен-эльфийка стащила у Эрвен-человека комп? И собиралась, в полном соответствии с пресловутой клятвой, заканчивать недописанные истории? (А на сайте у автора висело несколько историй без метки «Завершено», и текст клятвы в профиле никуда не делся, этот факт был проверен особо.) Но для этого мало комп уволочь, надо уволочь регистрацию, а это мечом не сделаешь, методом поджигания домов тоже сложно.

Можно, конечно, предположить, что с помощью «проникновения в мысли автора» удалось стырить логины-пароли и перерегистрироваться на другой адрес — что-нибудь вроде erwen@tirion.valinor. А обратный перехват исключить, запретив чтение этого почтового ящика из нашего мира. Межмировое соединение-то будет контролироваться эльфами… Да, отобрать у автора авторство вместе с псевдонимом — это, наверное, страшная месть.

Несколько дней переводчику приходилось отгонять кошмарные картины, как эльф по имени Феанор запирается в кузнице и с помощью паяльника, молотка и морготовой бабушки вколачивает в свои палантиры слегка доработанную напильником версию OpenBSD 5.0. Чтобы сделать из них маршрутизаторы с брандмауэрами, почтовый сервер, DNS и NTP.

Долго, очень долго от автора не было ни слуху, ни духу. Переводчик уже подумывал либо запустить процесс без разрешения, либо вообще забить на эту историю болт с левой резьбой, но ровно через три года и три месяца всё-таки получил положительный ответ. И начал работу. И почти закончил её. И даже вполне успешно и весьма плодотворно обсудил с автором несколько непонятных моментов…

И только на один вопрос ответа до сих пор не было. А с которой Эрвен он в последнее время переписывается? С той или с этой?

Впрочем, открытым текстом он этого вопроса и не задавал. На всякий пожарный.