Дом потерянных ангелов (джен)

За окном мелкими бусинками падал дождь, грустный и немного неуклюжий, типичный спутник лондонской осени. На часах было всего три, но Майкрофт уже включил свет в просторной Комнате Посторонних — вопреки досужим домыслам, он не любил заниматься государственными делами в полумраке.

Хотя, если быть до конца точным, сегодня Майкрофт прибыл в клуб «Диоген» не только для того, чтобы заниматься государственными делами. У него была назначена встреча с леди Смолвуд. Обычно они редко пересекались за пределами Уайтхолла, но для этой беседы сделали исключение. Майкрофту не хотелось смешивать работу и личные дела, когда этого можно было избежать, и леди Смолвуд это знала, поэтому пошла ему навстречу, не выдвинув никаких альтернативных предложений. Все-таки Майкрофт был благодарен судьбе за то, что им довелось работать вместе — неизменный прагматизм коллеги и отсутствие у нее склонности к излишним сантиментам были как раз тем, в чем он в данный момент столь нуждался.

После того разговора — точнее, той ссоры с Шерлоком, прошло уже полтора месяца, а Майкрофт так и не разобрался с ее последствиями и все это время жил как бы по инерции и будто наблюдал за всем со стороны, ни в чем не принимая участия. С началом осени Шерлок уехал в Кембридж, читать свой курс по прикладной химии, и до сих пор он общался лишь с Молли и с племянниками, полностью игнорируя брата. Майкрофт знал, что глубоко обидел его тогда, и понимал, насколько нерациональной и бессмысленной была эта ссора (пожалуй, первая со времен их юности), но первые несколько недель он был настолько зол на брата, что о примирении не могло быть и речи. Майкрофт доверил Шерлоку своих детей, самое дорогое, что у него было, а тот поехал вместе с ними на встречу с их матерью, которая так их и не признала, не уведомив об этом брата и невестку. А что, если бы миссис Холмс сказала Уильяму и Филиппу то, что она когда-то сказала Молли? И пусть она, как выяснилось, осталась к ним безразлична, где гарантия, что старший из мальчиков не понял, кем она была на самом деле? Майкрофт наблюдал за Уильямом, но тот, видимо, по указке матери, даже не заговаривал о злополучной поездке. Однако оставалось неясным, как многое он понял и что отныне скрывал от родителей.

Конечно, Майкрофт мог бы поговорить об этом с Молли, если бы его ссора с братом не поставила на паузу его брак. Это был первый кризис в их семейной жизни, и, в отличие от кризисов, с которыми Майкрофт имел дело на работе, этот словно взялся из ниоткуда. Они провели пять чудесных дней на озере. Тогда Майкрофту казалось, что он заново влюбился в свою жену. Смена обстановки вернула его в то время, когда они еще не были женаты, но уже опьянели от любви и внезапно свалившегося на них счастья. У них словно случился второй медовый месяц, и пусть он был короче первого, это не помешало им сполна насладиться этим долгожданным отдыхом.

А потом они вернулись домой, Майкрофт накричал на Шерлока, Шерлок ушел, не попрощавшись, а Молли… Молли теперь вела себя так, будто это она была во всем виновата, будто это на нее накричал Майкрофт, будто это по ее неосмотрительности их дети оказались в столь уязвимом положении. Когда Шерлок ушел, она ничего не сказала, просто как-то осунулась, словно произнесенные братьями слова тяжким грузом легли на ее плечи. Она поднялась в спальню, что-то сказала сыновьям, начала разбирать вещи, попутно нарочито весело расспрашивая Уильяма и Филиппа о том, чем они занимались в отсутствие родителей. Затем все трое спустились на первый этаж и направились на кухню, готовить обед, и Майкрофт знал, что Молли не станет его игнорировать, что она продолжит вести себя так, словно ничего не случилось, и из-за этого ему будет стыдно, очень-очень стыдно, но он ни за что не изменит своего решения и не заговорит с ней о том, что вынудило его сказать Шерлоку такие жестокие слова.

Они перестали разговаривать друг с другом. В присутствии детей они вели себя, как обычно, но, оставаясь наедине, не произносили и нескольких слов, ограничиваясь какими-то банальными фразами, касавшимися домашнего хозяйства или школьного расписания Уильяма. Исчезли ласковые жесты, столь характерные для любящих людей. Молли перестала брать его за руку, больше не целовала его, когда он возвращался с работы, не клала голову ему на плечо, когда вечерами они сидели в гостиной вместе с детьми. По ночам она просто лежала рядом, не отворачивалась, но и не прижималась к нему, не прятала лицо у него на груди. Несколько раз Майкрофт слышал, как она плакала, когда думала, что он спит или не слышит ее. И хуже всего было то, что, будь на ее месте другая женщина, она давно бы устроила ему разнос, потребовала примириться с братом и наконец-то все ей рассказать, но Майкрофт знал, что Молли никогда этого не сделает. Она считала, что у нее просто нет на это права, она так привыкла уступать ему только потому, что он был Холмсом, этим чокнутым бесчувственным жестоким Холмсом, что выбрала, как ей казалось, наименьшее из зол и предпочла страдать сама, лишь бы не причинять страдания ему.

Проведя в такой полу-жизни, полу-пытке полтора месяца, Майкрофт решил, что с него хватит. Приближался его день рождения, его пятидесятилетний юбилей, и Молли погрузилась в приготовления, словно все было в порядке. Они вместе обсуждали меню, составляли список гостей, выбирали ресторан и музыкантов. Молли даже не подумала отказаться от организации этого праздника, потому что они решили провести его уже несколько месяцев назад, и продолжала выполнять свои обязанности хозяйки дома, что ни за что не вынесет сора из избы. Для Майкрофта это было худшим наказанием, и он знал, что больше не выдержит. Поэтому сегодня он встречался в «Диогене» с леди Смолвуд.

Она пришла ровно к назначенному времени, точная как часы, безупречно элегантная и по-деловому бесстрастная. Майкрофт предложил ей выпить, и леди Смолвуд сказала, что не отказалась бы от сухого мартини.

— Сегодня вы себя балуете, — заметил он не без удивления. — Обычно вы не пьете так рано.

— Ну, раз уж вы предлагаете, — усмехнулась леди Смолвуд, усаживаясь в кожаное кресло с высокой спинкой и снимая перчатки. Майкрофт подал ей бокал, и она сделала небольшой глоток.

— Удачный разговор с премьер-министром? — он сел в противоположное кресло и закинул ногу на ногу.

Ее глаза весело блеснули.

— От Холмса ничего не скроется, верно? — она сделала еще один глоток и поставила бокал на столик. — Спасибо, Майкрофт. Вы знаете толк в хороших напитках.

— Зато я ничего не смыслю в психиатрии, — сказал он. — Поэтому я вас и позвал.

Леди Смолвуд медленно кивнула, и благодушие исчезло из ее взгляда. Теперь она снова была расчетливым сдержанным профессионалом.

— Вы хотите поговорить о вашей сестре, — это был не вопрос, а отправная точка для непростого разговора.

— Все верно, — подтвердил Майкрофт. — А точнее, я хотел бы узнать ваше мнение. Мистер Палмер собирается перевести ее из «Шеррингфорда» в частную клинику. Вы считаете это своевременным?

Леди Смолвуд помедлила, а когда заговорила, Майкрофт сразу услышал, насколько продуманной была эта речь — продуманной, но искренней и правдивой, достойной такого надежного человека, каким была его коллега:

— Если быть краткой, Майкрофт, то я должна ответить утвердительно. Да, я считаю подобный переезд вашей сестры своевременным. Вы знаете, что, в отличие от мистера Палмера, я не являюсь экспертом в области психиатрии и, конкретнее, психопатии, но я наблюдаю за вашей сестрой уже пять с половиной лет и полагаю, что она готова сделать следующий шаг на пути к выздоровлению.

— И каковы ваши аргументы? — Майкрофт слегка сжал подлокотники кресла, не сводя с нее взгляда.

— Я знала, что вы спросите, — леди Смолвуд позволила себе легкую усмешку, но говорила по-прежнему серьезно. — Во-первых, я считаю, что ваша сестра достигла максимума того эмоционального развития, которое подвластно ей в стенах «Шеррингфорда». Если ваши близкие считают, что она должна двигаться дальше, ей нужно его покинуть. В такой изоляции даже сердце Нелли Трент⁽¹⁾ неизбежно подверглось бы очерствению, если не коррозии, так что смена обстановки пойдет ей на пользу.

Майкрофт ничего не ответил, и леди Смолвуд продолжала:

— Во-вторых, и здесь я высказываю свое личное мнение, с которым, возможно, не согласится мистер Палмер, я полагаю, что возвращение Эвр в «Шеррингфорд» после того, что она сделала пять лет назад, не слишком поспособствовало усвоению ею своей вины. Не поймите меня неправильно, Майкрофт, но она почти всю жизнь провела в этой тюрьме, в силу своей болезни не понимая, за что ее туда посадили. А затем, когда она убила нескольких человек, прекрасно осознавая преступность своего поступка, ее снова посадили в ту же тюрьму. Равнозначное наказание за неравноценные деяния никогда не приносит пользы.

Он сузил глаза, реагируя на юридическую корреляцию, и спросил:

— Почему мистер Палмер с вами не согласен?

— Потому что он считает, что ваша сестра и во втором случае не осознавала противоправности своих деяний, — сказала леди Смолвуд. — Он полагает, что такова природа ее психопатии. Ее тело выросло, но ее разум по-прежнему заключен в детских категориях. Он считает, что Эвр до сих пор играет, и в эмоциональном плане навсегда останется недееспособной.

— Вот как? — сказал Майкрофт. — И этот человек считает, что условия ее содержания можно смягчить?

— Но вы не выслушали моего третьего аргумента, — продолжила леди Смолвуд, не обращая внимания на толику сарказма в его голосе. — А между тем он является самым весомым. Я считаю, что Эвр можно перевести в частную клинику уже сейчас, потому что за эти годы она достигла самого главного. Вашему брату удалось выстроить с ней настолько крепкую эмоциональную связь, что она стала частью ее естества. Теперь Эвр скорее умрет, чем ее разорвет. Она так сильно привязалась к Шерлоку, что ни за что не посмеет его огорчить и при необходимости сделает все, что он ей скажет.

— То есть, вы утверждаете, что он ее подчинил? — вспомнил Майкрофт роковую фразу.

— Нет, не совсем так, — леди Смолвуд помотала головой. — Скорее они подчинили друг друга. Они общаются без слов — иногда с помощью музыки, а иногда одними лишь глазами — они понимают друг друга, как никто другой, и фактически теперь существуют в ментальном симбиозе. Это удивительно, если подумать — у них две совершенно разные души, но будто один разум на двоих.

«Как трогательно», — подумал Майкрофт.

— Значит, Шерлок является залогом хорошего поведения Эвр? — вслух спросил он.

— Да, — кивнула леди Смолвуд. — Поэтому я полагаю, что ей стоит дать шанс. Она продолжит находиться под стражей, ваши родители будут нести за нее полную ответственность, но она получит возможность бывать на свежем воздухе и чаще встречаться с близкими.

«А в перспективе, если динамика будет положительной, ее снова можно будет использовать в правительственных целях, чтобы она возместила причиненный ущерб», — мысленно договорил Майкрофт то, что леди Смолвуд предпочла не озвучивать. Да, кому, как не ему, было не знать, что британское правительство — как и любое другое правительство, впрочем — никогда не упускает своей выгоды, если ему удается убедить себя в том, что риски будут минимальными, а польза -колоссальной.

— И когда же состоится это радостное событие? — спросил он. — Я имею в виду переезд.

— В начале следующего года. Ваши родители собираются приехать на Рождество и все организовать.

— Понятно, — кивнул Майкрофт. Кажется, на этом пора было заканчивать беседу. — Что ж, леди Смолвуд, благодарю вас за откровенность, — он встал, и она последовала его примеру. — Наша семья очень вам обязана.

— Возможно, сейчас вы еще не совсем это осознаете, но наша страна многим обязана вам и вашему брату, так что мое содействие — это лишь скромная благодарность, — она слегка улыбнулась, и они попрощались.

* * *

Домой Майкрофт вернулся через кондитерскую. Сладкое всегда было его слабостью, но сегодня он ничего себе не купил. Сегодня было еще слишком рано испытывать судьбу.

Он пришел домой чуть раньше обычного и поэтому застал Уильяма и Филиппа в гостиной, а Молли — на кухне.

— Папа!.. — Филипп, который либо не заметил разлада между родителями, либо просто его игнорировал (Майкрофт склонялся ко второму варианту), оставил свои игрушки и подбежал к отцу.

— Здравствуй, сынок, — он взял его на руки и поцеловал в лоб. — Как дела? Чем занимаетесь?

— Играем, — кратко сообщил ему младший сын. Майкрофт поставил его на пол и, подойдя к Уильяму, наклонился и поцеловал его в головку.

— Привет, родной.

— Привет, папа, — кивнул Уильям. В данный момент он рисовал в скетчбуке, который ему купила Молли. Судя по всему, он пытался запечатлеть на бумаге резинового динозавра, которого для этой цели водрузил на стол.

— Как дела в школе? — Майкрофт подвинул игрушки Филиппа и присел на диван.

— Хорошо, — сказал Уильям, не прерывая своего занятия. — Математика была, но это скучно. А потом еще был немецкий, там мы стишок учили. “Alle meine Ente schwimmen auf der See…”⁽²⁾ — продекламировал он.

— Elles cherchent quelque chose, que-est que tu penses ?⁽³⁾ — спросил Майкрофт.

— Weiß nicht⁽⁴⁾, — пожал плечами Уильям, не заметив, что отец обратился к нему на другом языке. Майкрофт вспомнил, что с ним когда-то было то же самое: когда он в детстве учил иностранные языки, то порой не обращал внимания на то, на каком из них он говорит. Он никогда не путался, но просто иногда выбирал тот язык, который был наиболее удобен в тот или иной момент, и сам этого не замечал.

— А мсье Ришар завтра придет, да? — Майкрофт вернулся к английскому. — Ты подготовил домашнее задание?

— Подготовил, — кивнул Уильям и скорчил рожицу. — Мсье Ришар задал много глаголов учить. Не люблю глаголы.

— Их никто не любит, — согласился Майкрофт и встал. — Что ж, поиграйте пока, а потом будем ужинать.

Оставив детей в гостиной, он прошел на кухню.

— Здравствуй, дорогая.

— Привет, — Молли, которая как раз раскладывала на столе приборы, кивнула ему, не поднимая глаз, и не стала прерывать свое занятие. Поэтому Майкрофт подошел к ней и осторожно накрыл своей ладонью ее ладонь.

— Прости меня.

Молли замерла, но не стала вырываться. Она была напряжена, словно его прикосновение заставило ее испытать неудобство, и Майкрофт знал, что полностью это заслужил.

— Почему ты вдруг сейчас решил об этом заговорить? — она не поднимала на него взгляда, не поворачивалась, будто он был чужим, но Майкрофт понимал, что на самом деле она не шевелилась, чтобы не сломаться, чтобы выдержать то, что он собирался ей сказать.

— Потому что я причинил тебе боль и хочу попросить прощения, — тихо сказал он. — Я позволил своим эмоциям взять верх, и это отравило нашу жизнь. Прости меня.

Молли покачала головой и подняла на него глаза:

— Я не сержусь на тебя, — проронила она. — Мне больно не из-за того, что ты поддался эмоциям, а потому, что ты до сих пор не научился делиться со мной тем, что тебя тревожит. У тебя слишком много секретов от меня, Майкрофт.

Он сглотнул. На это ему нечего было возразить. Он не мог быть до конца откровенным с собственной женой, не мог признаться ей в том, чего сам так стыдился.

«Я просто боюсь того, что он опять выберет не меня».

Майкрофт вздрогнул, и непрошеное воспоминание встало у него перед глазами, как живое. «Прощай, мой маленький брат. Цветов не нужно. Мое пожелание». Как можно было сказать Молли, что он не мог снова оказаться третьим лишним? Как объяснить, что ему до смерти надоела эта очередная игра Шерлока, который, по всей видимости, был убежден в том, что «делом» всей его жизни было воссоединение семейства, которое Майкрофту было даром не нужно? Как заставить ее понять, что он хотел бы вычеркнуть из своей жизни и своих родителей, и свою сестру, чтобы больше никогда об этом не думать и наконец-то задышать полной грудью?

— Тебе страшно, да? — Молли будто прочитала его мысли. Она вздохнула, взяла его ладонь обеими руками. — Если так, ты должен знать: я считаю, что ты имеешь на это полное право. Я понимаю, почему ты не хочешь, чтобы наши дети встречались с твоей матерью. И почему ты боишься выпускать из «Шеррингфорда» свою сестру. И если для тебя все это так тяжело, я думала… — она помолчала, собираясь с духом. — Я думала, быть может, мы уедем из страны? Ты как-то говорил, что тебе предлагали работу в Бельгии, и мы могли бы … поехать туда, все начать с начала. Только мы четверо. И тебе бы… не пришлось больше бояться.

Майкрофт не знал, что на это сказать. Молли была права — некоторое время назад он и правда думал о том, чтобы уехать. У него были для этого все возможности, так что подобный переезд не представлял собой особых трудностей, только вот… только вот он этого не хотел. Он был британцем, посвятил свою жизнь служению этой стране и здесь же он хотел воспитать своих сыновей и встретить старость. К тому же… Сколько бы переживаний ему это ни причиняло, он не мог бросить Шерлока. Не сейчас. Не после всего того, что они пережили.

— Я думаю, этот вариант мы используем в крайнем случае, — он наклонился и нежно поцеловал ее пальцы. — Но, если ты хочешь, мы можем купить домик на континенте. Чтобы было где отдохнуть всем вместе.

— Ты меня балуешь, — Молли улыбнулась и, привстав, поцеловала его в губы. — А теперь позволь, мне нужно закончить с приборами, — она хотела было вернуться к прерванному занятию, но Майкрофт ее остановил:

— Есть еще кое-что, дорогая.

Молли вопросительно на него посмотрела.

— Я подумал… мы должны решить, хотим ли мы завести еще одного ребенка, — Майкрофт сказал это очень спокойно, но Молли слегка побледнела и прикусила губу.

— Мне казалось… ты был против этой идеи, — напомнила она.

Это было правдой. Когда родились Уильям и Филипп, Майкрофт совсем об этом не думал, но, когда он узнал, что Молли всерьез хочет завести еще одного малыша, его обуял суеверный страх. Несмотря на то, что статистически это было недоказуемо, Майкрофт убедил себя в том, что их третьим ребенком будет девочка, которая родится настолько же уникальной, как и ее тетя. Повторения истории Майкрофт бы не вынес, и Молли поняла, как изменилось его отношение к перспективе пополнения их семьи. Однако сегодня, после разговора с леди Смолвуд, Майкрофт вдруг почувствовал себя дураком. Он не мог позволить прошлому своей семьи отягощать жизнь Молли, и если она верила в то, что они справятся с воспитанием троих детей, ему следовало довериться ей хотя бы в этом, раз уж он боялся посвятить ее в другие вопросы.

— Я не был против, я просто не хотел, чтобы ты страдала, — молвил он.

— Майкрофт, я уже дважды через это проходила, — Молли покачала головой, словно укоряя его за забывчивость. — И я знаю, каково это — воспитывать детей. Я справлюсь. Мы оба справимся, мы ведь уже доказали, что достойны счастья.

— Это верно, — он улыбнулся и поцеловал ее в лоб. — Значит, решено.

— Решено, — она сжала его ладонь и улыбнулась ему в ответ. — А сейчас зови мальчиков. Будем ужинать.

— Хорошо. Да, кстати, я еще заглянул в кондитерскую, купил торт к чаю.

— Ну еще бы, — она почти рассмеялась. — Вы трое у меня известные сладкоежки.

* * *

— Молли, ты шикарно выглядишь. И весь этот вечер… У меня бы не хватило терпения устроить нечто подобное.

— На самом деле, это не так уж и сложно, — Молли пожала плечами, а Стелла Лестрейд, ее подруга, только закатила глаза.

— Наверное, ты просто была для этого создана, — сказала она.

На это Молли ничего не ответила. Слова подруги немного ее смутили, и она сделала глоток шампанского, чтобы чем-то себя занять.

Они стояли в большом просторном зале (в былые времена в таких давали балы аристократы и разбогатевшие на торговле и предпринимательстве нувориши), который Майкрофт арендовал для празднования своего юбилея. Мероприятие полностью отвечало его характеру: зал был украшен в меру и со вкусом, легкие угощения были сытными и в то же время не мешали гостям танцевать, а сами приглашенные были одеты в изысканные туалеты — мужчины во фраках, дамы — в вечерних платьях. Сама Молли выбрала длинное, до пола, колоколообразное черно-белое платье без рукавов и с ремешком на талии, к которому она надела черные перчатки по локоть, серебряную диадему и серьги, которые Майкрофт подарил ей на свадьбу. Волосы она заплела в пышную конусообразную прическу, оставив сзади одну вьющуюся прядку, эффектно подчеркивавшую красоту ее тонкой шеи.

Сейчас, когда уже перевалило за полночь, и праздник шел к завершению, Молли действительно могла поздравить себя с успехом. Она не ударила в грязь лицом и смогла организовать вечер, которого они все заслуживали. В течение последних нескольких часов Майкрофта поздравило огромное количество людей. С кем-то Молли встречалась всего пару раз, с кем-то уже успела подружиться, а кого-то видела впервые. Однокурсники, коллеги, чиновники, политики, ученые — они все сегодня хором пели дифирамбы ее мужу, кто-то — потому что действительно его любил, кто-то — потому что уважал его и восхищался его интеллектом, кто-то — просто потому, что был ему обязан. Но все они были искренни в своем желании поздравить его с днем рождения и отдать ему должное, и это заставляло Молли испытать прилив гордости за своего незаметного широкой публике, но несомненно выдающегося супруга. К тому же, она не могла не заметить, с каким почтением гости Майкрофта отнеслись к ней. Молли удалось доказать не только то, что она достойна быть его женой, но и то, что ему очень с ней повезло. Они с мужем были опорой друг для друга, и этот вечер как бы сцементировал это обстоятельство, нуждавшееся в новом подтверждении после их недавней размолвки.

А еще день рождения Майкрофта стал поводом для примирения между братьями. Молли была очень рада тому, что Шерлок не проигнорировал приглашение и приехал из Кембриджа, где сейчас читал курс лекций. Он явился с небольшим опозданием, что, видимо, входило в его планы (младший из братьев никогда не любил привлекать к себе внимания, и так ему было легче затеряться в толпе гостей). Когда он появился в зале, Молли первой его поприветствовала:

— Шерлок, замечательно тебя видеть, — она взяла его руки в свои, и они поцеловались щека к щеке. — Ты надолго приехал?

— Нет, сестра, завтра уже обратно, — он покачал головой и огляделся. — Малышей дома оставили?

— Да, мы решили, что так будет лучше, — кивнула Молли и, отпустив деверя, посмотрела на мужа.

— Майкрофт, — Шерлок протянул ему руку. — С днем рождения. И прости меня. Я не должен был этого делать.

— Это ты меня прости, — Майкрофт пожал протянутую руку. — Несправедливо было так на тебе срываться.

Шерлок коротко кивнул в знак подтверждения и протянул брату небольшой сверток в качестве подарка (впоследствии Молли узнала, что там было редкое издание столь любимого Майкрофтом Диккенса). Такое лаконичное примирение, как показалось Молли, не соответствовало масштабам случившейся ссоры, и только по некотором размышлении она поняла, что этот обмен репликами был лишь его прелюдией. По-настоящему братья смогут примириться, только когда всю эту затею с переводом Эвр в частную клинику можно будет считать успешно завершенной, а до этого было еще очень далеко. Тем не менее, первый шаг был сделан, и Молли с облегчением подумала, что наконец-то в их семье снова воцарился мир.

Последние гости покинули праздник во втором часу ночи. К тому времени Молли уже еле держалась на ногах — почти все время она либо стояла, либо танцевала, и от этой нагрузки у нее разболелась спина. Кроме того, она мечтала о том моменте, когда сможет расплести волосы (все-таки они были достаточно длинными и потому тяжелыми).

— Ну вот, кажется, на этом все, — Майкрофт, только что уладивший все вопросы с менеджером ресторана, где они заказывали угощения, подошел к ней, и Молли встала (попрощавшись с гостями, она на секунду присела у почти опустевшего стола с закусками).

— Я рада, — она улыбнулась. — Это был замечательный праздник, дорогой.

— Который состоялся только благодаря тебе, — Майкрофт взял ее за руку и поцеловал ее ладонь. — Если бы не ты, я бы ни за что не стал праздновать эту ужасную дату.

— Она не ужасная, она просто есть, — проговорила Молли. — Юбилей это всего лишь повод подвести промежуточный итог, и в твоем случае он является весьма впечатляющим.

— Да, ведь я женат на прекрасной женщине, подарившей мне двух замечательных сыновей, — Майкрофт коснулся губами ее лба и добавил, уже чуть тише: — Ты знаешь, я… зарезервировал номер в отеле, если ты захочешь провести эту ночь не дома.

— Ох, Майкрофт, — Молли рассмеялась, провела тыльной стороной ладони по его щеке. — Я хочу, только, боюсь, я немного устала и не могу гарантировать, как пройдет остаток вечера.

— Я знаю, что он будет прекрасным, потому что я проведу его с тобой, — прошептал он, и, привстав на носочки, она поцеловала его в губы.

Через полчаса они уже поднялись в знакомый номер — они всегда останавливались здесь, когда хотели провести ночь не дома. Только когда за ними закрылась дверь, и впервые с того отдыха на озере они снова оказались одни, Молли вдруг осознала, как давно они не были близки. И как сильно она по нему соскучилась.

Нежно положив ладони ей сзади на плечи, Майкрофт начал ласкать губами ее шею, и Молли почувствовала, как у нее подкосились ноги. Она не успела упасть — он подхватил ее на руки и, опустившись на кровать, посадил ее к себе на колени.

— Мне так тебя не хватало, знаешь… — он осторожно вытащил несколько шпилек из ее волос, и Молли почувствовала, как они мягко соскользнули ей на плечи, касаясь кожи в тех местах, которых только что касались его губы. — Всю мою жизнь мне так тебя не хватало…

Молли обвила руками его шею и поцеловала его, чувствуя, как он начинает по одному расстегивать крючки на ее платье.

— А теперь я полностью твоя… — прошептала она, разомкнув поцелуй, и ее сознание медленно затопили бесконечная нежность и разрушительная, но в то же время животворящая любовь.

* * *

Спустя три с половиной недели после празднования юбилея самого незаменимого советника британского правительства в квартире Маргарет Коулсон, недавно вернувшейся с вечеринки по случаю собственного дня рождения, раздался звонок. Маргарет подумала, что это мистер Робинсон решил не ограничиваться опущенной в почтовый ящик открыткой и поздравить ее лично, и спросила не без подозрения:

— Кто там?

— Мисс Коулсон, это служба доставки. <…> компания.

Она заглянула в глазок и, действительно, увидела молодого паренька в фирменной одежде.

— Вы разносите почту так поздно? — спросила она, открыв дверь.

— Я приходил утром, но вас уже не было дома, и консьерж подсказал мне, когда вы вернетесь. А поскольку отправитель просил передать посылку лично вам в руки, я не стал оставлять ее у него, — пояснил посыльный.

С тех пор как Ирэн Адлер, по указке миссис Мабли, подложила ей в сумку ядовитую змею, Маргарет не могла без содрогания брать в руки ни один незнакомый пакет. Однако, увидев, откуда пришла посылка, она сразу же успокоилась.

— Вот, мисс Коулсон, распишитесь здесь, — посыльный подал ей планшет и ручку. Маргарет поставила свою подпись, и он передал ей коробку.

— Всего хорошего, мисс Коулсон.

— До свидания.

Закрыв дверь, она прошла в спаленку и поставила коробку на кровать. Маргарет не привыкла испытывать особого трепета перед подарками, но этот случай был особенным.

Вообще-то, ее настоящий день рождения был вчера (давая показания после ареста, миссис Мабли сказала, что Маргарет родилась десятого ноября, а не одиннадцатого, как подумали в приюте), но она решила, что не будет менять ни документы, ни дату празднования, и отметила ее с коллегами сегодня. Если бы она могла, Маргарет не стала бы ничего устраивать, но это было бы невежливо, поэтому она все-таки пригласила музыкантов выпить и даже съела по такому случаю кусок торта. Ей позвонили все старые знакомые из Британии — Виолетта, мистер и миссис Гардинер, мистер Миллер. Даже Рон Эванс написал поздравление на ее страничке в социальной сети, а Молли Холмс отправила ей сообщение, в котором поздравила «от всей нашей семьи». И в течение всего этого дня Маргарет гадала, отреагирует ли на ее день рождения Шерлок Холмс, чтобы в самом его конце получить доказательство того, что он все-таки о ней не забыл.

Осторожно она распаковала коробку и ахнула. Внутри лежала механическая игрушка в форме скрипки, которая находилась на небольшом постаменте и была наклонена под углом приблизительно в тридцать градусов. Нажатие кнопки приводило в действие механизм, и из завитка выскакивали маленькие нотки, которые, пробежав по струнам, играли незамысловатую мелодию, а затем, достигнув подставки, скатывались вниз и исчезали. Это очевидно была ручная работа, и Маргарет не представляла, сколько это могло стоить (разве что Шерлок получил скидку благодаря оказанной когда-то мастеру детективной услуге).

Но это был не единственный подарок. Кроме механической скрипки, в коробке лежал черный бархатный мешочек. Маргарет развязала его и достала длинные жемчужные бусы (такие нужно было оборачивать вокруг шеи два раза, чтобы они доходили до талии). Это было первое украшение, что она получила в подарок от мужчины. К нему прилагалась карточка, которая тоже лежала в мешочке.

С днем рождения.

Прости, что позволил тебе уехать.

Люблю тебя,

ШХ

Маргарет смотрела на карточку, наверное, несколько минут, а потом быстро вытерла рукавом сухие глаза и, спрятав бусы обратно в мешочек, достала телефон. Шерлок все еще был в списке ее контактов в мессенджере, и она увидела, что, несмотря на поздний час, рядом с его именем горел зеленый огонек.

Она нажала на телефонную трубку, и он ответил спустя три гудка.

— Маргарет?..

Она и не знала, как сильно скучала по его голосу — низкому, чуть хриплому баритону, так не вязавшемуся с его открытым невзрачным лицом и черными кудрями.

— Привет, — тихо сказала она. — Прости, что поздно, я… хотела поблагодарить за подарок.

— Я рад, что тебе понравилось, — Шерлок говорил осторожно, будто боялся сделать неправильный шаг. — Я надеюсь, что ты… будешь счастлива, и что у тебя все будет хорошо.

— Спасибо, — проговорила Маргарет. Карточка, которую она все еще держала в руке, слегка помялась — от волнения она сильно ее сжала.

— Как… как у тебя дела? — спросила она.

— Неплохо, я сейчас в Кембридже, — он старался говорить, как ни в чем не бывало, но пустая болтовня никогда не была его коньком. — Читаю лекции по прикладной химии.

— И как тебе преподавание? — Маргарет с трудом представляла его в этой роли. Хотя, определенная склонность к менторству не была ему чужда.

— Не так гомерически скучно, как я думал, — признал Шерлок, и она улыбнулась такой знакомой шутливой самоиронии, различимой в его голосе. — А ты как? Я видел трансляцию нескольких концертов в Интернете. Ты стала играть еще лучше.

Маргарет знала, что это не было пустой лестью — она и правда стала лучше играть. Боль и горечь разлуки питали музыку, что она исполняла, и каждый раз, когда она брала в руки скрипку, был для нее сродни перерождению.

— Спасибо, — снова сказала она, после чего они молчали, наверное, с полминуты. Это не было неловким молчанием, потому что в обществе друг друга они привыкли подолгу не произносить ни слова, и Маргарет невольно отметила, как быстро к ним вернулись после этой разлуки старые привычки. Она так и не ответила на его вопрос, но по ее молчанию он все понял, различив в нем до боли знакомое ему самому «Я скучаю».

— На рождественское время запланировано много концертов, но в конце года у меня будет небольшой отпуск, всего несколько дней, но, быть может, если бы ты захотел, и у тебя будет время, ты мог бы приехать, если, конечно, тебя это не затруднит, — предложение-вопрос уместилось в длинную, громоздкую фразу — совсем не такую, как его лаконичное «Люблю тебя», но Маргарет слишком боялась ответа, и лишние слова как бы стали для нее броней.

— Конечно, не затруднит, — послышался тихий ответ на другом конце земного шара. — Я был бы очень рад с тобой встретиться.

Впервые за несколько месяцев напряжение в ее груди чуть ослабло, и она улыбнулась почти искренне.

— А я с тобой, Шерлок.

Больше они ни о чем не стали разговаривать. Он еще раз поздравил ее с днем рождения, она поблагодарила, и они попрощались. Маргарет бережно спрятала присланную им карточку в кошелек. Шерлок приедет к ней, и они вместе проведут зимние каникулы. И если все сложится удачно — возможно, эти несколько дней навсегда изменят ее жизнь?

Маргарет не знала, что на это сказать. Но впервые за долгое время отсутствие ответа ее не пугало.

* * *

— Миссис Молли Холмс?..

— Пойдем, сынок, это мы, — Молли встала и протянула Филиппу руку. Он взялся за ее ладонь, второй рукой прижимая к себе Йоду, и они не спеша прошли в кабинет УЗИ.

Молли узнала, что беременна, на прошлой неделе. Был уже конец года, время, полное хлопот — приходилось планировать встречу Рождества и Нового года и думать о тысяче подарков, которые нужно было купить всем родным и друзьям. У Майкрофта в это время всегда был завал на работе, а в школе, где учился Уильям, приближался рождественский спектакль, в котором, разумеется, он был задействован (пусть и не в главной роли). Поэтому к обязанностям Молли добавились еженедельные встречи с другими мамами и папами, на которых они обсуждали организацию этого события. В принципе, особо жаловаться ей было не на что — родители других учеников оказались в большинстве своем людьми здравомыслящими и не слишком гиперактивными; к тому же, Молли удалось подружиться с Джиллиан Палмер, мамой четырехлетней Мелани, с которой Уильям танцевал на летнем отчетном концерте и которую недавно даже пригласил в гости. Муж Джиллиан курировал психиатров, наблюдавших Эвр в «Шеррингфорде», но за все время, что они общались, она ни разу об этом не упомянула, и Молли была ей очень за это благодарна — пока ситуация вокруг ее золовки была поставлена на паузу, им всем было легче дышать.

Как раз после одного родительского собрания Молли и стало нехорошо. Обеспокоенная Джиллиан предложила вызвать скорую, но Молли, предчувствуя, с чем связано это недомогание, попросила вызвать им с Уильямом такси и поехала домой. На следующий день она купила тест, оказавшийся положительным, и, не откладывая, записалась к врачу. И сегодня ей предстояло первый раз увидеть на экране монитора своего крохотного малыша. Она взяла с собой Филиппа, потому что ей не хотелось оставлять его с няней — после больницы они должны были забрать Уильяма из школы, и в качестве небольшого поощрения Молли намеревалась отправиться с сыновьями в кафе-мороженое.

— Ничего себе, миссис Холмс, какой у вас солидный сопровождающий!.. — доктор, добродушная чернокожая женщина, увидев Филиппа, всплеснула руками.

— Я надеюсь, он не помешает?.. Не хотела оставлять его с няней…

— Конечно, нет, о чем вы говорите. Посадите его на диван, пусть подождет там со своим ушастым другом, — она подмигнула Филиппу.

— Сиди смирно, малыш, хорошо? — Молли чмокнула сына в макушку. — А потом пойдем за братиком.

— Значит, миссис Холмс, я не ошиблась, — врач надела очки и пролистала ее карту. — Третья беременность?

— Да, все верно, — подтвердила Молли.

— И как себя чувствуете?

— Хорошо. То есть, жаловаться не на что.

— Замечательно. Тогда ложитесь, посмотрим, как там ваш маленький.

Молли устроилась на кушетке, и, пока врач готовила аппарат и наносила гель, они молчали, но потом доктор вдруг спросила:

— Вы напряжены. Вас что-то тревожит?

Вопрос застал Молли врасплох, но не был необоснованным, поэтому она не стала отпираться:

— Наверное, волнуюсь за ребенка. Всякие дурацкие мысли лезут в голову, даже не знаю, с чем это связано.

— Боитесь рожать после сорока? — понимающе уточнила доктор.

Молли пожала плечами.

— И да, и нет. Скорее… не хочу оплошать, — уклончиво ответила она.

«А точнее, не хочу родить монстра».

Ужасная мысль пронзила ее сознание, словно острая игла, и Молли так растерялась, что не смогла сразу вникнуть в то, что говорила ей тем временем доктор.

— Миссис Холмс, вы здоровая молодая женщина, и вы уже дважды через это прошли. Если вы будете вести себя разумно во время беременности и соблюдать элементарные правила, никакие «оплошности» не помешают вам родить здорового ребенка.

— Да, я знаю, — Молли прикусила губу.

Конечно, она со всем справится. Все будет хорошо.

— Кстати, чуть не забыла, — сказала вдруг доктор. — Мистер Холмс к нам не присоединится?

— Нет, я… Я ему еще не сказала, — призналась Молли. — Хочу сделать сюрприз на Рождество.

— Уверена, для него это станет лучшим подарком, — улыбнулась доктор и посмотрела на монитор. — Так, а вот и ваш малыш. Видите?

Молли вгляделась в экран и ощутила, как по спине побежали мурашки.

— Да… — прошептала она. — Вижу…

На этом сроке плод был еще совсем крошечным, так что незнающий человек мог и не увидеть его на черно-белом экране, похожем на шедевр импрессионистской живописи, но Молли была хорошо знакома с анатомией и уже дважды с первой попытки находила на мониторе своих малышей. Этот раз, она знала, был для нее последним, поэтому она хотела как можно полнее прочувствовать этот момент, и доктор все поняла без слов.

— Я вас оставлю ненадолго, — тихо сказала она и вышла в смежный кабинет.

Молли с полминуты смотрела на экран, где мерцало нечеткое изображение крохотного младенца, которого она носила под сердцем, а потом опустила глаза на свой живот. Она была уже не первой миссис Холмс, которая пришла к врачу и вот так вот переживала это ощущение тихой бесконечной радости, что словно невидимый комочек света поселилась внутри нее, чтобы никогда больше ее не оставлять. Думала ли та миссис Холмс о том, каким будет ее третий ребенок? Знала ли она тогда? Но как она могла знать? Да, Майкрофт, ее старший, был чрезвычайно развит для своих лет, но это вызывало у нее лишь гордость. А Шерлок, ее младший — он так глубоко и тонко чувствовал, был таким необыкновенным, что они решили завести еще одного малыша сразу после его рождения. Им хотелось окружить себя этой красотой, полностью погрузиться в тот зачарованный мир, в котором жили их дети. Но вместо этого после рождения третьего ребенка их жизнь превратилась в ад, и все эти годы они мучились вопросом, а был ли у них шанс что-то исправить? Была ли их дочь обречена с самого начала, или это они что-то сделали не так?

Незаметным движением Молли быстро смахнула со щеки непрошеные слезы. На диване у двери Филипп, прижимавший к себе Йоду, смотрел на нее со смесью беспокойства и понимания. Он словно все знал и сочувствовал ей, но ничем не мог помочь. И он был прав — пусть Молли и была миссис Холмс, она ни за что не станет перекладывать свои собственные проблемы на плечи своих детей.

— Мы все тебя очень любим и ждем, — прошептала она, коснувшись кончиками пальцев своего липкого от медицинского геля живота. — И мы все сделаем, чтобы тебя защитить. Обещаю.

1) Героиня романа Чарльза Диккенса "Лавка древностей", отличавшаяся добрым кротким нравом.

Вернуться к тексту

2) "Все мои уточки плавают в озере" (нем.)

Вернуться к тексту

3) Они что-то ищут, как ты думаешь? (фр.)

Вернуться к тексту

4) Не знаю (нем.)

Вернуться к тексту