О хитростях и слабостях (гет)

Боги решили пошутить. Иного объяснения тому, что Роберт Баратеон умудрился вылететь из седла и сломать шею, упав на мощёную дорогу, всего через пять лун после своей коронации и за три недели до судьбоносного дня, когда должен был сделать Серсею Ланнистер своей женой и королевой Семи Королевств, сама Серсея Ланнистер отыскать не могла. Состояла шутка даже не столько в том, что погиб король так скоро и не вовремя, сколько в том, кто напугал его кобылу — да так, что она сбросила с его с себя, и он даже не успел понять, что случилось. И это — не подосланный дорнийцами убийца и не толпа разъярённых горожан, взывающих к справедливости и требующих серебро за свои разрушенные дома, а потерянная каким-то простофилей свинья. Бродячая черноухая свинья, внезапно выскочившая из навозной кучи, низвергла Демона Трезубца, нового «Штормового короля» и защитника державы.

Серсея заплакала, когда узнала. На неё смотрели родственницы — что ещё ей оставалось? Но фальшивые слёзы быстро сменились горькими рыданиями от нахлынувших на неё чувств: досады, злости и даже печали. Знакомство Серсеи с Робертом ограничилось двумя свиданиями в присутствии гвардейцев в тяжёлых доспехах: на первом — они прокатились на лодке по Черноводной, на втором — прогулялись на лошадях по Королевскому лесу. Серсея о Роберте почти ничего не знала, и, если бы её попросили рассказать о нём, она бы сказала, что он оглушительно громко смеялся, был очень хорош собой и любил поесть и выпить.

Вроде бы ничего, что говорило бы откровенно против него, но кто знает, как всё сложилось бы дальше? Громовой смех, который Серсея нашла внушающим трепет и уважение, мог быстро начать утомлять, чёрные кудри, которые она мысленно пропускала сквозь пальцы, на поверку могли оказаться жирными и неприятными на ощупь, а сам хорошо сложенный воин вскоре запросто мог превратиться в толстяка.

Это был первый и последний раз, когда Серсея плакала из-за Роберта, — отцу на радость, ведь дочь Тайвина Ланнистера не должна так легко терять самообладание, особенно из-за столь мелкой неудачи. Роберт надел корону вместо них, Ланнистеров. Железный трон их — по праву, и теперь всё, что им требовалось сделать, — удержать его.

Пять дней спустя тело Роберта Баратеона отправили в Штормовой Предел с почётным караулом. Процессия из ста человек, облачённых в траурные одеяния, трубящих в рога и бьющих в барабаны, двинулась к родовому замку короля мимо простолюдинов, выкрикивающих его имя, — так же, как они выкрикивали его несколько лун назад, только с совсем другим настроением. Королевская гвардия осталась в столице ждать нового правителя — на этом настоял отец Серсеи. Станнис, средний из трёх братьев Баратеонов, должен был провести в Штормовом Пределе ещё неделю или две, оплакивая кончину старшего брата, а потом прибыть в Королевскую Гавань и занять трон. Порядок наследования сомнений не вызывал.

— Мне повезло, что он всего на пару лет моложе Роберта, — рассуждала Серсея, нежась в объятиях Джейме. Она любила спать с ним в одной постели. Если бы он ещё не прижимался к ней так сильно, когда замерзал. Серсея никогда не мёрзла, даже когда спала голой, но терпела неудобства ради брата. А после занятий любовью он часто превращался в мальчишку, отчаянно нуждающегося в ласке и заверениях, что сердце её навсегда его. Это забавляло Серсею, и она потворствовала ему. — И хорошо, что Роберт умер сейчас. Представь, если бы это случилось, когда я уже носила его ребёнка! Началась бы новая война.

По телу Серсеи пробежала дрожь, но не от холода и страха, а от восторга. Всё восстание Роберта против принца Рейегара Таргариена прошло мимо неё. Она безвылазно сидела за высокими крепкими стенами Утёса Кастерли, окружённая богатствами дома Ланнистеров. Но если бы назрела новая война, война между её отцом, отстаивающим право своего ещё не рождённого внука на трон, и Станнисом Баратеоном, Серсея ни за что не осталась бы в стороне. Все бы прислушивались к ней как к матери будущего короля, считались с её мнением и внимали её мудрости. Серсея отдалась фантазии. Вот она, беременная, в мехах и золотой парче, восседает на Железном троне и принимает просителей, ленивыми взмахами руки подзывая их к себе одного за другим и выслушивая их просьбы о милости и мольбы о прощении. А вот она прогуливается рука об руку с Джейме по высоким городским стенам, и город далеко внизу бурлит как кипящее море — для неё, в честь неё, во славу неё.

Несчастной северной девке Лианне Старк не довелось насладиться триумфом, который ожидает Серсею. Люди Роберта говорили, что Рейегар Таргариен приковал Лианну цепями к стене в одном из подземелий Башни Радости и насиловал, когда ему вздумается. Серсея, конечно, знала, что они преувеличивают, но, что бы там ни происходило на самом деле, это потрясло Неда Старка, брата Лианны, до глубины души, и он, поджав хвост и схватив своего бастарда под мышку, бросился домой. Дома его ждала невеста, дочь Хостера Талли. Хотела бы Серсея посмотреть, как она встретила запятнавшего свою честь жениха: вряд ли оказала ему тёплый приём.

Джейме напрягся. Серсее следовало помнить, что разговоры о войнах ему не по нраву: слишком тяжело он переживал последствия недавней. Серсею кольнула жалость, и она покровительственно погладила Джейме по щеке.

— Я пугаю тебя?

Джейме натужно рассмеялся.

— Единственное, что меня пугает, — это то, что теперь совать в тебя член предстоит среднему из братьев. Насчёт Роберта я был спокоен, ведь знал, что за мной — очередь человека, знающего, что у него между ног и как этим пользоваться. Станнис — дело другое: боюсь, брат-попрошайка будет переходить реку вброд впервые, да ещё и на грязном полудохлом осле.

— Какой же ты мерзавец! — воскликнула Серсея. Только Джейме мог говорить ей такие грубости и извращать каждое её слово. Возмутительное поведение! Но Серсея всё равно схватила его за подбородок, впившись ногтями в щёки, и поцеловала. Джейме откликнулся со свойственной ему горячностью и потянул её на себя, усадив сверху.

— Уверена, у Станниса Баратеона член что надо, и он умеет им пользоваться, — промурлыкала Серсея, двигая бёдрами. Член Джейме ещё не поднялся, но вот-вот должен был. Он обхватил его одной рукой, а другой схватил её за грудь. — Чего, бывает, не скажешь о тебе.

Серсея просто подначивала Джейме, но его зелёные глаза вспыхнули от уязвления. Он был таким ранимым и непоследовательным: постоянно оскорблял её и насмехался над ней, а когда она отвечала тем же, имел наглость обижаться.

«Тебе крупно повезло, что я люблю тебя», — подумала Серсея, приподнявшись на коленях, и резко опустилась на член Джейме, вобрав его в себя целиком.

— Станнис, — сказал Джейме, до синяков сжав её бёдра, — ещё не подтёр сопли, которые из него выбили Дарри. Может статься… — Джейме громко застонал, а Серсея ахнула — чтобы потешить его самолюбие, а не потому что он сделал что-то необычное или впечатляющее. — Он даже рад, что ему не придётся при жизни столкнуться с дорогим братцем лицом к лицу после такого провала.

— Провала? — удивилась Серсея и прикусила ему мочку уха. — Да он же взял крепость без боя! Завладел самым сердцем династии Таргариенов, их последним оплотом! Ты думаешь… Ах, да, вот так… Старый рыцарь и двое малолетних детей представляют какую-то угрозу? Да… Ох, Джейме, пож…

— Пожалуйста? — ласковым шёпотом закончил за неё Джейме и остановился, а ведь ещё чуть-чуть и он задел бы ту самую точку внутри, и у Серсеи зажглись бы перед глазами звёзды.

— Хрен тебе! — прорычала Серсея сквозь зубы, но Джейме и без упрашивания подался вперёд.

— Лунный чай, — напомнил он Серсее, когда она вновь упала в его объятия, обессиленная и обмякшая. — Помни: нельзя допустить, чтобы ты пошла к брачному алтарю с животом.

— Я выхожу замуж через две луны, на Новый год. У меня ни при каких условиях нее сможет вырасти живот к тому времени, идиот, — пробормотала Серсея, едва шевеля губами. Её клонило в сон. — Или ты думаешь, что твоё семя растёт как сорняк?

— Но ведь сеятель я славный, и потрудился отлично. Ещё скажи, что нет.

Джейме говорил, как заносчивый, горделивый ребёнок, и на Серсею нахлынула волна раздражения. Но Джейме поцеловал её в висок, а потом в шею, и сердце Серсеи оттаяло.

— Он может выгнать меня из Королевской гвардии, — тихо сказал Джейме, и впервые за ночь в его голосе зазвучали нотки сомнения и неуверенности. — Он не Роберт, ты знаешь. Он может отправить меня на Стену.

— И? Если бы он приказал, ты бы подчинился и оставил меня с ним одну?

— Нет, я бы убил его и уплыл с тобой на корабле в Браавос.

— Милый мой братик, — выдохнула Серсея, и Джейме в отместку крепче прижал её к себе — он терпеть не мог, когда она разговаривала с ним, как с маленьким, хотя сама была всего на пару минут старше. — Если бы ты убил его с умом, а не как мясник, которым так жаждешь прослыть, нам вообще не пришлось бы никуда бежать. Но в любом случае сначала я должна от него забеременеть.

Джейме, видимо, не понравилось, что она обозвала его мясником. Он ничего не ответил, только переплёл свои ноги с её, как делал, когда они были детьми, и до боли сжал её левую грудь. «Ну точно жадный жеребёнок», — пришло на ум Серсее. Она не ожидала, что их воссоединение окажется таким бурным и будет причинять столько неудобств, — за многие луны, проведённые вдали от Джейме, она успела позабыть о некоторых его привычках. И всё же Серсея не выказала неудовольствия. Она знала, как в разлуке с ней страдал Джейме, съедаемый затаённой тоской и бессилием, и эту боль ради него она могла вынести. В конце концов, она была и останется единственной женщиной в его жизни, и от неё тоже требуются жертвы. Иногда Серсее казалось, что её брат и впрямь может умереть, если лишится возможности прикасаться к ней. Она была его спасением.

Серсея часто гадала, думал ли Джейме о ней, убивая Эйериса Таргариена. Во всех её мечтах — думал: он видел их вдвоём на Железном троне и представлял, какими красивыми были бы их дети. И всё пустое. Ещё из-за этой несправедливости Серсея приняла новость о падении дома Таргариенов со злой радостью: больше они не смогут кичиться своим происхождением и щеголять браками между родными братьями и сёстрами, прикрывая свою порочность сохранением драконьей крови, тогда как Серсее и Джейме приходилось, как крысам, прятаться по тёмным углам.

Ночи с Джейме стали для Серсеи единственной отдушиной в унылой и скучной жизни, на которую обрёк её своей кончиной Роберт. Как потерявшая жениха невеста она не могла ни заниматься делами, которые вызывали у неё интерес и доставляли удовольствие, ни появляться на публике, не считая посещений Великой септы Бейлора, где она должна была молиться за бессмертную душу безвременно покинувшего их Роберта. Но даже по дороге туда, ей приходилось скрываться в паланкине за золотистыми шёлковыми занавесками. Компанию Серсее составляла вечно шмыгающая носом девка, которую навязала ей в компаньонки тётушка, Дженна Ланнистер.

Серсея солгала бы, сказав, что ей не интересно, каким на самом деле окажется её новый будущий муж. Все говорили, что Роберт и Станнис очень разные, и сходились во мнении, что Станнис не просто намного серьёзнее — что он чувства юмора начисто лишён. Но сплетники есть сплетники: какой только чуши о самой Серсее не болтали! И что она тщеславная и самовлюблённая, и что алчная и жадная до власти. Какая алчность, до какой власти жадность, если она ещё даже не коронована, не замужем и пока остаётся просто леди Серсеей из дома Ланнистеров? Ненадолго, но всё же.

* * *

Когда Станнис Баратеон прибыл в столицу, шёл проливной дождь. Было жарко, душно, сыро. Станнис отказался от коронации в Великой септе Бейлора, что одновременно вызвало в Серсее раздражение и в то же время пробудило интерес: с одной стороны в септе собралось бы гораздо больше людей, и атмосфера была бы торжественнее, с другой — мужчина, отказывающийся от нелепой традиции приносить обеты богам, может и прийтись ей по душе. Вот, к примеру, Джейме. Серсея никогда не слышала, чтобы он искренне читал молитвы Семерым — искренне он молил только её, когда она садилась на него верхом или позволяла оседлать себя. Серсея была для Джейме и Девой, и Матерью, а порой — и Воином.

Станнис Баратеон, наверное, только чудом не зажарился в чёрном бархатном дублете и тёмно-жёлтом, почти коричневом, плаще в такую погоду. Корону Роберта он надел с недовольным видом — должно быть, счёл её, с взвивающимися высоко золотыми рогами, усыпанными рубинами и чёрными алмазами, слишком вычурной.

Кудрявились волосы из трёх братьев Баратеонов, как оказалось, только у Роберта. У Станниса они были прямые, как и у самого младшего брата, Ренли. Ренли, по мнению Серсеи, больше походил на девчонку: чёрные волосы он отпускал до плеч, а на мир смотрел оленьим взглядом огромных цвета морской волны глаз в обрамлении длиннющих ресниц. Коротко стриженный Станнис же со своими высокими скулами, выступающим подбородком и широким, как у Роберта, лбом выглядел мужественно; глаза у него были мелкими, тёмно-синими, как ночное море, и на бледном, землистом лице казались почти чёрными.

Серсея не отнесла бы его к непривлекательным мужчинам, хоть волосы его голову покрывали тонкие и редкие, а сам он немного сутулился. Он был очень худым и производил впечатление человека, который давно не видел солнца и ещё толком не оправился от долгого голодания. Серсея надеялась, что на его здоровье худоба не отразилась. Если он тоже вдруг умрёт, не успев заделать ей ребёнка, отец подложит её под Ренли — только не сейчас: ей придётся, оплакивая второго несбывшегося мужа, ждать почти добрых десять лет, пока мальчишка подрастёт и сможет консумировать брак. Конечно, она будет предаваться утехам с Джейме, но употребление лунного чая в таком количестве может не то что пагубно сказаться на её способности выносить ребёнка — чрево бы не вымыть.

При последней мысли Серсея едва не прыснула, но Станнис поднялся с трона, и зал загудел и взорвался овациями и ликующими возгласами. Серсея тоже поднялась, плавно и грациозно, и, наконец, впервые со дня гибели Роберта, лучезарно улыбнулась на людях. Станнис смерил Серсею тяжелым, исподлобья взглядом, и её широкую, счастливую улыбку сменила робкая, неуверенная полуулыбка, но и этого оказалось мало: Станнис нахмурился, и Серсея, внутренне негодуя, приняла серьёзный вид и склонила голову. Он разгневался, потому что она ему улыбнулась? Она ведь радовалась его возвышению и хотела дать понять, как она признательна ему! Как любезна, в конце концов!

Тётя Дженна с Серсеей не согласилась.

— Ты привыкла к тому, что вокруг тебя вьются мужчины, желающие угодить тебе, падкие на пустую болтовню, кокетливые взгляды и жеманные улыбки. Со Станнисом эти штучки не пройдут, моя дорогая. Так ты ничего от него добьёшься. Я бы не сказала, что он сделан из того же теста, что и твой отец, но одна общая черта у них точно есть: он тоже не доверяет смеху, видит подвох в каждом движении губ и часто терзается сомнениями, не смеются ли над ним.

Тётя Дженна всегда говорила прямо и без обиняков, даже если речь шла о Тайвине Ланнистере. Серсею её выдержка и смелость впечатляли, но то, что она читала ей нотации, словно Серсея маленькая девочка, а не без пяти минут королева, злило.

— И что же ему нужно? — спросила Серсея, подперев рукой подбородок и с тоской глядя в окно. До её свадьбы оставалось три дня. Ливни наверняка не прекратятся. В Западных землях дождь в день свадьбы назвали бы дурной приметой, зато в Штормовых — благословлением Эленеи, так ей сказала одна из дурочек Эстермонтов, кузина короля.

Тётя Дженна изогнула тонкую бровь.

— Подумай. Что нужно твоему отцу?

— Повиновение, — буркнула Серсея.

— Притворные улыбки и шуточки прибереги до времён, когда подаришь ему сына, а то и двоих. Тогда вероятность, что он клюнет на них или хотя бы найдёт забавными, несомненно, будет выше.

«А ты, тётушка, несомненно, научишься придерживать язык за зубами, когда я стану твоей королевой», — хотелось парировать Серсее, но она промолчала, решив, что это будет первым упражнением, чтобы научиться тому же, — для разговоров со Станнисом.

Поговорить с ним ещё хотя бы раз до вечера накануне свадьбы Серсее так и не удалось. Её отец, зная о нелюбви нового короля к пышным пирам, приказал устроить небольшой праздничный ужин. Гостей созвали немного, и даже Малый чертог казался пустым.

Станнис Баратеон произнёс за весь вечер от силы пару слов, только то и дело, отрывая зубами кусочек за кусочком от подаваемых ему блюд, бросал сердитые взгляды на Джейме. Пережёвывал Станнис пищу механически, будто она не приносила ему никакого наслаждения, как солдату — скудный сухой паёк. Серсее понравилось, что на её отца он не смотрел вовсе, словно забыл о его существовании, чем наверняка взбесил того до крайности.

И всё же после ужина Серсея нашла предлог для разговора: когда король уже собирался покинуть чертог, она попросила его проводить её до покоев. Сопровождало их несколько королевских гвардейцев и придворных дам.

Серсея осторожно взяла короля под руку, и он замедлил шаг, чтобы не тащить её по коридорам замка, как тряпичную куклу. Для женщины Серсея считалась высокой, но Станнис возвышался над ней, как и Роберт, хоть и уступал тому в росте на пару дюймов. А ещё Станнис был стройнее: он даже больше не казался Серсее слишком худым, как в первую их встречу. А против недостатка мускулов Серсея не возражала: уж лучше так, чем ходячая гора мышц.

— Ваше высочество, когда мы поженимся, вы должны позволить моему брату показать вам его любимые охотничьи угодья. Лучших мест для охоты в Королевском лесу не найти.

— Охота не доставляет мне удовольствия. И я не думаю, что должен позволять сиру Джейме куда-то меня отводить и что-то мне показывать.

Серсея замерла и подняла на него взгляд. Станнис бесстрастно смотрел на неё сверху вниз.

— Если ваш брат останется в Королевской гвардии, я не дам ему командовать и проявлять инициативу сверх меры. Послушание — это всё, что от него требуется.

Как будто Серсея сама этого не понимала.

— А если его что-то не устраивает, пусть отправляется в Чёрный замок. Возможно, у него получится поруководить в Ночном Дозоре.

Серсея дёрнулась, как от пощёчины, высвободила руку и отвернулась. Когда она заговорила, то надеялась, что ей удаётся прикрывать презрение в голосе кротким тоном женщины, проявляющей перед мужчиной свою слабость.

— Джейме согрешил, но он остаётся моим братом. Я ничего не могу с собой поделать и как сестра прощаю ему все проступки. Вы ведь чувствовали то же по отношению к своему брату.

Между ними повисло долгое холодное молчание, и только когда они дошли до дверей покоев Серсеи, Станнис наконец его нарушил.

— Я был бы вам благодарен, моя леди, если бы вы больше никогда не говорили о Роберте в моём присутствии, — сказал он. — Доброй ночи.

* * *

Серсея рвала и метала. Джейме пытался успокоить её и усадить к себе на колени.

— Он говорил со мной, как с балованным ребёнком, которого застукали за кражей пирога с праздничного стола! И так смотрел на меня, задрав свой длинный нос… Ох, как же мне хотелось ему его откусить, ты себе не представляешь!

— Он ненавидел Роберта. Как предсказуемо. Но ведь всё хорошо, Серсея. Неужели ты не понимаешь? Ты уже знаешь, что ему не нравится: любые упоминания обо мне и Роберте. Избегай разговоров о нас, и в браке вашем воцарится гармония. Я понимаю, будет сложно не произносить хвалебные речи в мою честь, особенно в постели, но… — говорил Джейме лениво, скучающим тоном. Он устал слушать её излияния, и ему хотелось, чтобы она скорее согрела собою его член. — Довольно, иди ко мне.

— Я не в настроении! — огрызнулась Серсея. Джейме, скорее всего, посчитает, что она просто ломается. Иногда она и правда деланно сердилась, отталкивала его, отвешивала ему пощёчины и шипела до тех пор, пока он не подчинял её, поцеловав или обняв так, что она больше не могла противиться, или же не исполнял её желание.

— Ты мечешь гром и молнии зря, — сказал Джейме, когда она приблизилась к нему и дала обнять себя за талию. Джейме обдал горячим дыханием её кожу. Серсея фыркнула. — Ты узнала, что он может быть грубым даже с женщинами, и что? Тебе ведь нравится, когда я груб с тобой.

— Это другое. Я люблю тебя, а ты меня боготворишь.

— Ты права.

Джейме вздохнул и снова потянул её на себя. Она, едва не улыбнувшись, подчинилась.

— Он ведь и не нанёс оскорбления тебе. Только мне и Роберту, и хотя я ценю твою заботу и готовность защищать меня…

Серсея закатила глаза и прервала его:

— Не всё сводится к тебе, Джейме.

Джейме пропустил колкость мимо ушей.

— Думаю, молодая жена и впрямь должна иногда идти на уступки. Порой следует поумерить пыл и гордость, сестра. Особенно когда на карту поставлено так много.

Снова нравоучения. Серсея и без Джейме всё понимала: Станнис холоден, резок, колюч и выводит её из себя, а чтобы быть с ним, ей придётся многим поступиться, но если она отвратит его от себя, то потеряет ещё больше. В душу Серсеи закрался внезапный страх: а вдруг он передумает и отменит свадьбу? «Нет, ни за что», — тут же успокоила она себя. Тогда отец убьёт его, но Станнис всё равно мог бы попытаться, а Серсея и так была запятнана скандалом из-за обручения с Робертом и его смерти. Какой-нибудь бард уже поди сочинил гадкую песенку о её отданной Роберту невинности.

— А как же твоя гордость? Тебя не задевает, что он о тебе такого низкого мнения?

Джейме задумался.

— Конечно, задевает, но я вижу лес за деревьями, а ты бросаешь топор в первый же ствол, который попадается тебе на глаза.

Серсея усмехнулась и взъерошила его золотые кудри.

— Как поэтично. Того и гляди станешь стихотворцем.

Джейме поднёс её руку ко рту и прикусил кончики её пальцев, а потом раздвинул ей ноги.

— Мне повезло, что во мне проснулся новый талант, — сказал он, поглаживая внутреннюю сторону её бёдер. — Если меня отправят в отставку, я начну писать стихи и сюжеты для театральных постановок, а черпать вдохновение буду в тебе.

* * *

К разочарованию и недовольству Серсеи, в честь её свадьбы не ожидалось ни турнира, ни выступления жонглёров и скоморохов, ни шутов, ни пляшущих медведей. Станнис хотя бы не сократил количество блюд и не запретил танцы. Танцев Серсея ждала: она приберегла последний для Джейме, ведь первый она ему отдать не могла. Зато он овладел ею рано утром, и Серсея считала это достаточной наградой за предстоящие ему в течение дня страдания.

За завтраком на лице Джейме не было и следа лукавой улыбки или ухмылки, а Серсея, как и подобает невесте, была скромна и покорна. Возможно, поэтому Станнис выглядел довольным.

В качестве свадебного подарка Серсея преподнесла ему не набор охотничьих ножей, который подготовила для Роберта, а изысканную миниатюру Штормового Предела. Ходили слухи, что Роберт собирался отдать его во владение Ренли, а Станниса сделать лордом Драконьего Камня. Теперь, когда Станнис сам стал королём, оба замка оказались в его распоряжении, а в будущем они будут принадлежать его сыновьям от Серсеи. Штормовой Предел, который Станнис держал в руках сейчас, был выточен из камня и так же возвышался на мысе, омываемом морскими водами — только из синего хрусталя. По этим водам даже ходил маленький кораблик — стоило лишь потянуть за ниточку у основания.

Станнис разглядывал его невыносимо долго. Серсее казалось, что прошла целая вечность, прежде чем настал черёд его подарка для неё: книги. На вид схожая с часословом, содержала она в себе не молитвы на каждый день и не выдержки из Семиконечной Звезды, а родословную женщин из рода Баратеонов и заметки об их деяниях и заслугах. Многое из того, что женщины делают каждый день, остаётся незамеченным — они ведь всего лишь женщины — так что заметки были маленькими, а сама книга — тонкой, но отменно иллюстрированной.

— Я буду беречь её, — пообещала Серсея без тени улыбки, памятуя о беседах с тётушкой и Джейме. Они сошлись на том, что улыбнуться Серсея может только раз: не во время принесения обетов — это Станнис может счесть за глумление, не во время пира — разве что Станнис улыбнётся первым, а когда они будут покидать септу. Люди, которые соберутся посмотреть на юную королеву, заслуживают демонстрации её благосклонности.

В брачную ночь Серсее надлежало изображать из себя стыдливую целомудренную девственницу. Она сомневалась, что Станнис принесёт ей большое наслаждение, но над этим она обязательно поработает потом, а до тех пор она будет тихой и сдержанной — он, похоже, не из тех, кто любит слёзы и вопли.

Станнис, склонив голову набок, потянул за нить и провёл кораблик по хрустальному морю.

— Это честь для меня, ваше высочество, — добавила Серсея. — Я никогда не смогу отплатить вам за ваше внимание.

— Не сможете.

Серсея не нашлась с ответом, и разговор на том прекратился. Станнис однако не покинул стол столь же спешно, как за ужином. Серсея заметила, как дёргался у него кадык и перехватывало дыхание всякий раз, стоило его взгляду скользнуть по её обнажённым плечам. Платье для свадьбы ей сшили закрытое и строгое, но для завтрака она выбрала открытое алое, особенно выгодно выставлявшее её красоту — для затравки. Перед тем как покинуть чертог со своими дамами, Серсея устроила целое представление: надела плащ, застегнула все застёжки и тщательно разгладила складки, чтобы Станнис не подумал, что она какая-то распущенная неряха.

Для охраны на время подготовки к церемонии к ней приставили Джейме, и всю дорогу до её покоев он был мрачнее тучи.

— А я думала, вы хотите, чтобы я играла роль как заправская лицедейка, — с напускной обидой поддразнила его Серсея. — Неужели вам не понравился спектакль, мой лорд?

— Не обязательно было трахать его глазами, прижимая эту книженцию к груди.

Серсея поняла, что, если она оставит подаренную ей рукопись на видном месте без присмотра, Джейме спалит её при первом удобном случае. Станнис заметит пропажу, и оправдываться и расплачиваться за глупость брата придётся ей.

Серсея надула губы и со скорбным выражением лица присела на кровать. В её глазах заблестели слёзы. Слёзы растрогают Джейме, вызовут в нём чувство вины и выведут его из состояния яростной ревности. Может, он даже снова займётся с Серсеей любовью. В последний раз перед тем, как она станет чужой женой и его королевой. Глядя на растерявшегося Джейме, Серсея задумалась, какой будет предстоящая ночь. Ночь, когда она впервые разделит ложе с другим. Она была знакома со Станнисом всего ничего, а уже научилась управляться с его мужской гордыней — почти столь же умело, как с чувствами Джейме. Все мужчины в глубине души одинаковы. Так может ли сильно отличаться их мужское естество?