Средний сын (джен)

Поезд остановился на платформе, и я поднялся с места, чтобы снять с верхней полки школьный сундук. Напротив Скорпиус вздохнул и с картинным сожалением захлопнул книгу. Когда он погружался в очередной приключенческий роман, оторвать его от чтения могли только обстоятельства непреодолимой силы.

Вроде прибытия Хогвартс-экспресса на Кингс-Кросс.

— Подумай о моём предложении, хорошо? — повторил он в десятый раз, строго смотря на меня из-под чёлки.

Когда Малфой проявлял заботу, проще было сразу сдаться и получать удовольствие, чем выдерживать его методичные тычки и бесконечную тревожность. Но не мог же я в самом деле, не заходя домой, отправиться на все каникулы в Малфой-мэнор. Или мог? Не хотелось анализировать.

— Я напишу, если передумаю, — пожал я плечами и помог Скорпиусу снять его багаж.

Перед выходом из купе он протянул мне руку.

— Удачи, Ал.

— Я буду по тебе скучать. — Я быстро обнял его вместо рукопожатия.

— Ты знаешь адрес моего камина, — многозначительно ответил Скорпиус.

На платформе толпились люди, и невозможно было рассмотреть кого-то, стоящего дальше, чем в футе, но я уверенно свернул влево, двигаясь к источнику наибольшего шума. Не ошибся. В окружении оживлённых зрителей дядя Рон уже подбрасывал на руках Лили, как будто она была ребёнком, а не подростком. Рядом наш отец в яркой аврорской мантии лучезарно улыбался, не сводя с Лили любящего взгляда.

— Привет, пап.

Меня сгребли в охапку, и целую секунду я чувствовал его тепло. Сердце предательски дрогнуло. Я слишком взрослый для того, чтобы претендовать на родительскую ласку, но отчего-то эти моменты приветствий и прощаний были самыми драгоценными.

Мы двинулись в сторону общественных каминов. Дядя Рон в очередной раз принялся рассказывать Лили, что в его время они ездили на вокзал на маггловском автомобиле. Я закатил глаза. Я мог бы пересказать любую из его историй дословно и в лицах, и не потому что любил их, а потому что ничего другого невозможно было представить.

В нашей семье память о прошлом стала культом. «Как ты этого можешь не знать? Тысячи людей со всего мира мечтали бы пообщаться с живыми героями, а ты живёшь рядом с ними и даже не поинтересовался!» — упрекала меня бабушка Молли, когда я не мог вспомнить, на каком курсе Хогвартса дядя Рон и тётя Гермиона начали встречаться.

«Для тебя это просто имена, да?» — грустно улыбался отец во время ежегодного майского визита к мемориалу защитников Хогвартса. У меня не было слов, чтобы передать ему, насколько лучше я понимаю жизнь Колина Криви, чем свою собственную.

Дома в гостиной нас встречала мама. Конечно, Лили тут же на ней повисла и затараторила.

— Ужас, всего два месяца вас не видела, а вы так вытянулись! Вы обедали? — перебила её мама. — Мойте руки и шагайте на кухню. Лили, я запекла твою любимую картошку. Альбус, ну что за выражение лица? Улыбнись, или ты не рад нас видеть?

Я вымученно улыбнулся, чтобы не портить им настроение.

На кухне вкусно пахло и было так уютно, что я на секунду зажмурился, впитывая тепло. Я прошёл к шкафу и достал тарелки.

— Бери пять, Джеймс обещал освободиться пораньше, — попросила мама, бросая взгляд на часы со стрелками, зачарованными для каждого члена семьи. — У него лекция по основам боевой магии до четырёх.

Я не удержался и закатил глаза. Конечно, мама выучила расписание занятий Джеймса, ведь она невероятно гордилась тем, что он поступил на аврорские курсы. С оценками Джеймса это и правда было достижением. Впрочем, по моему мнению, которого никто не спрашивал, если они не будут принимать здоровых, спортивных и общительных парней, любящих квиддич, девушек, большие компании и дружеские дуэли на спор, и начнут цепляться к баллам по какому-то зельеварению, общество быстро останется без защитников.

Отец, выполнив свой долг встречающего, улизнул с кухни, а мы уселись втроём за стол с пустыми тарелками. Я было заикнулся, что мы с Лили не ели в поезде, но нарвался на проповедь о том, как приятно будет Джеймсу, что мы его дождались. Логика? Нет логики.

Джеймс явился через полчаса в компании своего лучшего друга Макса Корнера. Корнера, в отличие от Скорпиуса, у нас всегда были рады видеть, хотя его отец и встречался когда-то с нашей мамой. Каким-то образом это компенсировалось тем, что Джеймс и Макс напоминали отцу о его собственной дружбе с дядей Роном.

— Здорово, брат. — Джеймс хлопнул меня по плечу. — Выбрался из подземелья?

— Привет, — буркнул я.

— Мальчики, садитесь скорее, — захлопотала мама, левитируя блюда на стол и снимая чары стазиса. — Как прошли занятия?

По комнате поплыли вкусные запахи, и, словно призванный ими и громкими голосами будущих авроров, из глубины дома показался отец.

— А меня почему не позвали? Парни, вы давно пришли?

— Только что, мистер Поттер, — бодро ответил Корнер, пожимая руку отцу.

— Отлично. Ну, рассказывайте, как прошла практика. Всех уложили?

— А то, — рассмеялся Джеймс. — Помнишь ту связку, что ты нам показал на прошлых выходных? Как раз получилось её отработать. Меня поставили в пару с этим задирой Гарольдом. Ну тем, что из богатеньких магглов? Так вот, ещё не дали команду стартовать, а этот гад вскидывает палочку и шарашит ступефаем. Кретин, да? Я, конечно, щит заранее поднял, поэтому — раз! — и как только его сопли отбились, выдал яркий безобидный вердимиллиус, следом сразу силенцио и припечатал невербальным петрификусом в ноги! У него не было шансов!

— Точно! Повалился, как мешок драконьего навоза! — поддакнул Корнер.

— Мальчики, — улыбаясь, одёрнула их мама, больше для приличия.

— Фу, картошка с чесноком! — внезапно звонко возмутилась Лили, отодвигая от себя тарелку.

— Что такое, мой цветочек, ты не любишь чеснок? — сразу отреагировал отец. — Если не нравится, отдай Альбусу.

Мне стало смешно от того, как естественно он это предложил. Я даже затруднился бы объяснить, что не так с его предложением: я сидел рядом с Лили, спокойно ел, значит, мне всё нравилось.

— Не отдам. — Сестра бросила на меня косой взгляд и продолжила ковырять вилкой картошку.

— Прости, дорогая, в следующий раз не буду экспериментировать, — посочувствовала ей мама.

— А мне вкусно, — решил высказаться я. — Спасибо, мам.

Джеймс закатил глаза: снова, наверное, считает, что «слизень подлизывается». Я перестал реагировать на его подколки на втором курсе, то есть четыре года назад, но ему всё ещё не надоело со мной соревноваться.

— Какие планы на вечер? — перетянул на себя внимание Джеймс. — Мы думали сгонять в Нору, проведать бабушку с дедушкой, полетать.

— Хорошая идея! — обрадовался отец, не упускавший случая поиграть с молодёжью в квиддич. — И Рону нужно предложить, а ты что скажешь, Джин?

— Думаю, нас будут рады видеть. Особенно младших. Бабушка по вам скучает, — она подмигнула Лили, которая с картинным «Не-е-ет!» сползла со стула.

Дело в том, что бабушка пыталась Лили воспитывать, передавать премудрости ведения хозяйства, правила поведения с мальчиками... С мамой такое не проходило, ей трудно было что-то навязать, она одним словом могла ответить так, что они с бабушкой после неделю не разговаривали. Мирились потом, конечно, но границы домашнего очага мама охраняла, как ревнивая драконица.

Квиддич, еда, разговоры, весёлый смех, бесконечные воспоминания от старших родственников. Часы и часы ощущения себя лишним, словно окружённым непроницаемым барьером, через который они не могут увидеть меня, а я — докричаться до них. Меня как будто прокляли так, что я не могу радоваться тому, что радует всех. Взять с собой книгу? Понадеяться на то, что там будет дядя Джордж, единственный, с кем я находил общий язык? Нет, лучше было вообще не идти.

— Решено, я сейчас свяжусь по камину с бабушкой, а вы пока не торопитесь, доедайте и собирайтесь, — подытожил папа, вставая из-за стола.

— Я останусь дома, — тихо сказал я, но эффект был такой, будто разорвалась навозная бомба.

— Это ещё почему, что за капризы? — отец.

— Альбус, может, ты передумаешь? Бабушка полгода тебя не видела, — мама.

— Он не может без драмы, — Джеймс.

— Мам, можно мне добавки? — спросила Лили, протягивая тарелку.

— Извините. — Я вздохнул и встал из-за стола, понимая, что так просто от меня не отстанут.

Отец стоял напротив, неодобрительно глядя на меня. Я гадал, что он хотел сказать, возможно: «Ты снова разочаровываешь меня, Альбус» или «Да что с тобой не так?»

— Прежде чем пойдёшь к себе, помоги матери убраться, — наконец выдал он.

Что ж, очередная попытка воспитания. Я пожал плечами, зная, как его раздражает молчание, с равнодушным лицом прошёл к раковине и на полную мощность, громко включил воду, чтобы ещё и сидящих за столом достать.

Папа верил в трудотерапию, как будто мытьё посуды вручную без магии могло научить кого-то терпению и смирению. Я не представлял, как это должно было работать, но папа вообще со священным трепетом относился к чужому труду. Поэтому у нас, в отличие от нормальных волшебных семей, не было домовиков, и папа с гордостью носил дурацкие значки с агитацией, производимые тётей Гермионой по любому поводу. Магглы отбирали у кентавров леса, вампиры голодали, домовики по-прежнему отказывались от денег, а тёте почему-то до всего этого было дело.

Ещё папа считал нас избалованными, хоть никогда не говорил этого вслух. Он сорвался только однажды, когда мы с Джеймсом ещё детьми залезли на чердак, нашли старую метлу модели «Молния» и не смогли её поделить. Джеймс полез драться и был сильнее, у меня от обиды случился магический выброс, разломавший метлу на щепки. Когда папа прибежал на шум, он кричал и чуть не плакал над этой драккловой метлой: «Пожиратели, Волдеморт не могли её сломать, а вы смогли!» и грозился отправить нас к какой-то Петунье на перевоспитание. Уже потом мама объяснила нам предысторию про подарок Сириуса и детство папы, но в тот момент я сильно испугался и хорошо запомнил всё, что он наговорил.

Мне никто не сделал замечания, чтобы я убавил воду. Наверное, это было глупо, но я снова почувствовал себя невидимым. Быстро отмыв последнюю кастрюлю, я, не глядя ни на кого, прошёл мимо стола и направился в свою спальню.

Мы жили в старом особняке на площади Гриммо, и мне очень нравился наш дом. Примерно раз в пару лет мама уговаривала отца, что нам нужно «съехать уже наконец из этого склепа», и они заказывали по почте каталоги с выставленными на продажу домами. Цены были высокими, во всех вариантах находились недостатки, и затея откладывалась. Мне же казалось по их разговорам, что проблема в том, что мамин дом мечты напоминал Малфой-мэнор, а папин — Нору.

Мой дом мечты дышал историей, тайнами, был полон семейных реликвий, книг, артефактов. Я излазил в нашем доме все углы, простукал все стены, нашёл два скрытых прохода между комнатами и одну лестницу с третьего на первый этаж. В библиотеке было несколько шкафов с фальшивым фасадом, за которым скрывались полки с проклятыми фолиантами (когда я впервые открыл их, было много криков). Мне нравилось разговаривать с портретами, хранившимися на чердаке. Они так скучали там, лишённые привычного развлечения в виде наблюдения за жильцами, что радовались мне, как кровному родственнику. Даже кошмарная тётушка Блэк относилась ко мне терпимо и снисходила до сухой беседы. Всех остальных посетителей она ненавидела, особенно отца, почему-то считая его, а не Волдеморта, виновным в гибели своей семьи. Когда он пытался рассказать ей про наследника Блэков, Тедди Люпина, она бушевала так, что я боялся, она выпрыгнет из рамы.

Сундук с моими вещами стоял перед дверью: отец успел позаботиться и отлевитировать его, чтобы я не тащил вверх по лестнице. Зайдя в комнату, я закрыл дверь на щеколду и упал на кровать. Глядя в потолок, пытался справиться с острым чувством обиды. Это было так жалко, я был таким слабым: подумаешь, очередная несправедливость. Что такого случилось сегодня, чего не было раньше? Да ничего, я всегда был для них чем-то средним, переходным, занимающим место между блестящим Джеймсом и прекрасной Лили.

Мне неудержимо захотелось обратно в Хогвартс, в общество друзей, где меня полностью принимали и ценили.

Скорпиус Малфой, Регина Паркинсон и Альбус Поттер, вот такое анти-золотое трио факультета Слизерин.

На третьем курсе мы со Скорпиусом выбрали одинаковые предметы. Не стали брать арифмантику, чтобы выбесить его отца, считающего её обязательной для наследника и необходимой в управлении поместьем. И взяли прорицание, чтобы позлить уже моего папу. Тогда я пошутил, что уже не смогу разочаровать его сильнее: слизеринец, не играю в квиддич, дружу с Малфоем. Разве что если женюсь на слизеринке. Например, на Паркинсон, и будут у наших детей маленькие зелёные глазки и милые вздёрнутые носики, как у нюхлеров. Скорпиусу шутка не понравилась, но я с тех пор стал цепляться к Регине. Садился с ней на занятиях, в Большом зале и библиотеке, обсуждал домашние задания, приглашал в Хогсмид, и Малфой сначала вынужденно следовал за нами, пока к шестому курсу не оказалось, что мы втроём окончательно сдружились.

Мне нравилось в Регине то, что она называла вещи своими именами, никогда не щадила чьих-либо чувств и гордилась своим прозвищем «Гадюка». Когда я рассказал ей про свои проблемы с родителями, про то, что они всегда больше любили Джеймса и Лили, она долго и внимательно слушала мои жалобы, а потом сказала, что всё это абсолютно типично, что я зря считаю себя уникальным и непонятым. «Обычные родители, — фыркнула она, — думают, что знают лучше, как правильно жить, не понимают, что мир изменился, и их мнение никого не интересует. Самое главное — чего хочешь ты? Как ты можешь реализовать себя? Просто не слушай их и почувствуй себя свободным».

Я заснул, а когда проснулся, в комнате уже было темно. Часы со светящимися стрелками на прикроватной тумбочке показывали девять вечера. С первого этажа донеслись голоса — вот что меня разбудило: мои дорогие родственники вернулись из гостей.

Я лежал в темноте и прислушивался. Как будто я часть старого дома, немая, ветхая, незримо присутствую рядом и наблюдаю за живыми. Как будто я уже в могиле, и про меня все забыли, отгоревали. Вырвали из сердца, выкинули из мыслей — и больше не болит.

Заскрипели ступени, кто-то поднялся на мой этаж.

— Да он уже спит, мам, не буди его, — крикнул с первого этажа Джеймс.

Мама что-то неразборчиво ответила, снова заскрипели ступени — она ушла.

Стало ещё больнее.

Я слушал, как мои родственники собрались в гостиной, беседовали и, наконец, разошлись по своим комнатам. Остались только звуки старого дома: скрипы и шорохи, а я накрутил себя, сжал, как пружину.

Вжав лицо в подушку, я стискивал зубы, чтобы не зарыдать. Наверное, все остатки крестражей из матери и отца при зачатии перешли в меня. Я точно — долбаный неучтённый кусок души Волдеморта. Во мне столько боли, что хватило бы на сто крестражей. Каждый раз, когда улыбки родителей гасли, стоило им посмотреть на меня, я разбивался на части и умирал.

Что бы я ни делал, я всегда был недостаточно хорош. Никакие отличные оценки и значок старосты не могли заслужить и толики того одобрения, что получила Лили, в семь лет отличив поддельную карточку из шоколадной лягушки от настоящей, о чём отец до сих пор при случае с гордостью рассказывал знакомым. Мы были просто в экзистенциально разных категориях.

Я решил, что плевать на будущие сочувствующие взгляды Скорпиуса, я не гордый, завтра же отправлю ему сову, что принимаю приглашение, и свалю из этой счастливой семейки на все каникулы. Избавлю их от своего неуместного присутствия.

Легче сказать, чем сделать. Всё шло наперекосяк. Проснувшись рано утром, написав и отправив письмо, я спустился вниз, чтобы до завтрака объявить родителям о своём решении.

Честно говоря, я немного трусил, поэтому сразу взял с собой сундук с вещами, чтобы отрезать себе возможность передумать. Да и сбежать можно было быстрее.

На кухне, к счастью, оказалась только мама. Джеймс по воскресеньям любил поваляться в кровати допоздна, а Лили, даже если спустится, ничего мне не скажет.

— Доброе утро.

Мама обернулась от плиты, и я уловил тот самый момент, когда она заметила сундук.

— Что-то случилось, Альбус? Ты куда-то собираешься? — обеспокоенно спросила она.

— Да. Я собираюсь погостить у Скорпиуса. Недолго, может, неделю.

Не знаю, почему, но вся моя решимость улетучилась, я просто не мог ей сказать, что уезжаю навсегда, как планировал ночью. Я думал, что испытаю чувство освобождения и эйфории, но вместо этого было отчего-то стыдно, как будто я намеренно причинял маме боль.

— Опять этот Скорпиус, да что это такое! Я поговорю с его отцом. — Мама рассерженно взмахнула кухонным полотенцем. — А если он Тёмную метку решит принять, ты тоже за ним пойдёшь? Садись завтракать, уже почти готово.

— Не хочу.

Я не мог понять, почему моим родителям так не нравился Скорпиус. Из нас двоих он был более рассудительный и правильный, и только благодаря его нравоучениям и поддержке я хорошо учился и прилично себя вёл.

— Альбус-Северус Поттер! — Мама упёрла руки в бока и собиралась отчитать меня за хамство и неблагодарность.

Я так устал от того, что меня не слышат, а замечают только тогда, когда я не вписываюсь в их идеальную картину, когда со мной неудобно. Одет и обут, накормлен, учится хорошо — что ещё может быть нужно ребёнку, как я по-чёрному неблагодарен.

— Что здесь происходит? Альбус? — поинтересовался отец, прислоняясь к дверному косяку.

— Наш сын решил начать самостоятельную жизнь! — закричала на него мама.

Папа молча смотрел на меня, его лицо ничего не выражало. Я готовился к тому, что он сейчас разозлится, запретит мне выходить из дома или, наоборот, проклянёт и выставит с вещами за дверь.

— Ну пусть попробует.

Как удар под дых. Я до последнего надеялся, что он найдёт какие-то слова, чтобы я остался. Это было глупо, но я ждал признания, что я нужен им рядом, что меня любят и не хотят отпускать. Какая детская наивность.

— Гарри! Что ты такое говоришь? Останови его, — попыталась воззвать к нему мама.

— Джин, успокойся, пожалуйста. Давай позже поговорим? Когда проводим нашего оперившегося птенца.

Мне казалось, что его голос звучал холодно. Хуже, чем если бы я взорвал «Молнию», мантию-невидимку и его любимый фотоальбом одним разом. Но ведь на самом деле ему не было всё равно. Он злился и снова пытался мне доказать, что они безусловно правы, а я ошибаюсь во всём.

— Не надо, — гордо возразил я и, развернувшись, отправился к камину.

Никто меня не провожал.

* * *

Скорпиус сидел в кресле напротив камина, погрузившись в книгу. Судя по новому цвету обложки, предыдущий роман он дочитал за ночь.

— Привет, — он поднялся с места и протянул мне руку. — Очень рад тебя видеть. А теперь рассказывай, что у тебя случилось.

— Почему ты считаешь, что я не мог просто соскучиться?

Скорпиус посмотрел на меня с таким скепсисом, что я мгновенно осознал, как нелепо прозвучало моё предположение.

— Да ничего не случилось. Необычного, — я взлохматил волосы на затылке и пытался подобрать слова. — Я не видел смысла там оставаться.

— Ясно всё с тобой, — протянул Скорпиус. — Типпи подготовила твою комнату, пойдём позавтракаем и будешь обустраиваться.

Не успели мы выйти из гостиной, как на пороге показался мистер Малфой, которого, видимо, оповестили о моём прибытии защитные чары поместья. По нему было видно, что он только что спешно выбрался из постели: не брит, не причёсан, мантия отглажена, но верхняя пуговица не застёгнута. Выражение лица у него было раздражённое и уставшее.

— Здравствуйте, мистер Малфой.

— Доброе утро, Альбус. Твои родители знают, что ты здесь?

— Отец! Какое тебе дело? Альбус мой гость, мы сами разберёмся, — тут же возмутился Скорпиус.

— Гость, безусловно, твой, — хмыкнул мистер Малфой. — Только вот авроры будут штурмовать моё поместье, если решат, что Пожиратель смерти выкрал сына Поттеров.

Как же меня всё это достало! Стереотипы, ярлыки, чужие ожидания.

— Да, они знают, — уверенным тоном заявил я. Мне совсем не кстати было бы поссориться с мистером Малфоем.

Он был строгим, резким и запросто мог оттащить меня обратно к родителям, если бы заподозрил, что я сбежал.

На втором курсе, когда мама Скорпиуса умерла после долгой и мучительной борьбы с семейным проклятием, мистер Малфой озлобился на весь мир. Он как будто сказал: «С меня достаточно!» и вместо того, чтобы горевать и жить затворником в своём мэноре, бесконечно раскаиваясь за прошлые грехи, вдруг вышел в общество и занялся политикой. Тётя Гермиона, стоило ей услышать фамилию «Малфой», покрывалась красными пятнами и раздувалась от гнева, как соплохвост. Я не вдавался в детали, но похоже, что мистер Малфой занимал высокую должность, собрал свою фракцию в Визенгамоте и регулярно срезал бюджет её социальных проектов.

— Сделаю вид, что поверил, — вздохнул мистер Малфой, глядя на меня с неодобрением. К его огромному сожалению, я был лучшим и единственным другом его сына. Иногда мне казалось, что он терпел моё присутствие в своём доме, только потому что знал, что это так же злит моего отца, и из-за каких-то мутных расчётов, будто дружба с Поттером улучшит репутацию Малфоев.

— Не шуметь, бардак не устраивать, к винному погребу не приближаться. Узнаю, что были там — сам сдам аврорам, — распорядился мистер Малфой. — Не забывайте вовремя есть, я потом попрошу у Типпи отчёт.

— Да, папа.

— Конечно, мистер Малфой.

— Вот и хорошо, можете идти.

Когда мы вышли в коридор и отдалились от гостиной, Скорпиус передразнил его:

— «Можете идти»! Как будто мы домовые эльфы.

— Хуже. Мы дети.

Завтракать мы устроились прямо в библиотеке. Это была любимая комната Скорпиуса, там полно место, большие окна, дающие много света, несколько столов и кресел.

Скорпиус передал мне свежий выпуск «Ежедневного пророка», который упорно выписывал для него отец, надеясь заинтересовать политикой. Мы обсудили животрепещущую заметку «Йоркширец скрестил жабу с виверной» и посмеялись от души над рубрикой с частными объявлениями. «Потеряна мантия-невидимка. (Надеюсь, она не на мне)», «Найдена говорящая шляпа, дающая непрошенные советы. (Заберите срочно, пока я не сошёл с ума!)». Или вот ещё: «Устали от мытья котлов? Наймите Скрабби — чрезмерно энергичного домовика! Гарантированно очистит ваш дом за десять минут (или разрушит его в процессе). Ждём вашу сову!», «Продам б/у Нимбус 2000. Разбился всего два раза. Всё ещё пахнет победой (и немного горелыми мантиями)», «Продам раритетный (немного проклятый) чайный сервиз. Гости всегда говорят правду… иногда слишком агрессивно».

Допив чай, мы разошлись в поисках, чего бы почитать. У Скорпиуса была начата серия романов, а я бродил между высоких шкафов и рассматривал корешки книг. А вот это показалось интересным: «Самоучитель изобретателя заклинаний».

Я устроился в кресле и погрузился в чтение первой главы, где автор рассказывал, как можно поменять цвет и узор любого предмета. В конце предлагалось упражнение: выбрать два любимых цвета и составить заклинание, окрашивающее вещь в полоску. Вооружившись латинским и древневаллийским словарями, я вдохновенно придумывал формулу. «Аржентовердис»? «Полихрома эмеральдаргентис»? Вариантов было много, но ни к одному из них не получалось подобрать руну, которую следовало выписывать в воздухе палочкой. Заклинание рассыпалось на середине, и энергия рассеивалась.

Так прошёл целый день. Только после ужина я, наконец, поборол руны и перекрасил чернильницу мистера Малфоя в серебряный цвет с тонкими изумрудными полосами. Я ложился спать очень гордый собой, особенно тем, что получилось на целый день выкинуть мысли о родственниках из головы.

Следующий день мы проводили точно также: валялись в креслах в библиотеке, ели бутерброды и пили чай, сколько душе угодно. Я осваивал вторую главу самоучителя, где разбиралось, как приделать к любому предмету птичью голову. В качестве упражнения я пытался наколдовать павлина на многострадальной чернильнице.

В шесть вечера Скорпиус вдруг отложил очередной роман и обратился ко мне:

— Не хочешь пойти полетать? Сыграем в квиддич.

— Пойдём!

Что бы там ни думали папа, Джеймс, дядя Рон и кузены, летать я любил. Просто не с ними. Они всё превращали в обидное соревнование, в котором, показав не лучший результат, ты оказывался дефектным, ненастоящим Поттером или Уизли. Со Скорпиусом мы же просто дурачились, играли, даже не считая очки.

И никогда, никогда мы не ловили снитч.

Это не обсуждалось, но и так было очевидно, что в нашей дружбе не место двум гигантским теням с их заслугами и высокими ожиданиями.

Мы установили тренировочные кольца, достали квоффл и выбрали мётлы из небольшой, но очень дорогой коллекции Скорпиуса. Мы носились над площадкой, стараясь сделать неожиданный манёвр и закинуть мяч в кольца противника. Скорпиус был бы отличным вратарём: он предвидел почти все мои броски и ловил квоффл у самых колец, но с атакой у него было гораздо хуже.

Когда солнце скрылось, и стало так темно, что невозможно было уже рассмотреть летящий мяч, мы, наконец, спустились и повалились на траву.

— Это было весело, — отдышавшись, заметил Скорпиус.

— Ага.

Я поднялся, опираясь на руки и стал разглядывать первые звёзды. На ясном небе были хорошо различимы летние созвездия: Геркулес, Змей, Скорпион и Лира. Скорпиус тоже сел и задумчиво смотрел вверх, а потом вдруг выдал:

— Знаешь, что я решил? Я стану колдомедиком. И спасу больше жизней, чем вся секта Пожирателей убила магглов.

— Ты серьёзно? — Я был несколько ошарашен его внезапным порывом.

— Вполне.

— Слушай, это... Безумно, но совершенно прекрасно. Я тебе помогу!

— Будешь со мной учиться?

— Не знаю. Я не собираюсь никем становиться, — у меня вырвался горький смешок. — Вообще никем. Буду просто Альбусом. Самим собой: бесполезным, не оправдавшим ничьих надежд, самым обычным. Папа спас достаточно народу, на два поколения Поттеров вперёд. Я просто буду рядом с тобой, как твой друг, чтобы ни одна скотина не посмела нападать на тебя из-за твоей фамилии.

— Спасибо, — Скорпиус улыбнулся и толкнул меня в плечо. — Только учиться всё равно придётся.

— Другого я и не ожидал, — фыркнул я, поднимаясь и отряхивая травинки. — Холодно, пойдём уже внутрь.

Так мы провели неделю. За это время один раз прилетела сова от мамы. Прочитав полное упрёков письмо по диагонали, я ответил лаконичным «у меня всё хорошо». Не думаю, что ей интересно, что я читаю, или то, что Скорпиус променял романы на учебники по колдомедицине.

В субботу мы решили разнообразить наше одиночество и разослали приглашения на вечеринку Регине, Нотту, Монтегю и Пьюси: из наших однокурсников они были самыми нормальными.

Ребята прибыли в семь вечера. Предупреждённый мистер Малфой заранее выдал нам полезные указания и больше не беспокоил. Я подозревал, что он оставил домовика за нами шпионить.

Монтегю притащил ящик сливочного пива, Пьюси в качестве угощения предложил популярную новинку с Косой аллеи — имбирные чипсы, Нотт скромно поставил на столик коробку шикарных шоколадных конфет, а Регина одарила нас своим присутствием.

Распив пиво и обсудив последние сплетни, мы разделились: Нотт и Монтегю сели играть в шахматы, а остальным Скорпиус показывал новенький волшебный музыкальный проигрыватель и свою коллекцию пластинок. Регина потребовала демонстрации, долго выбирала, какую запись поставить, а затем утянула меня танцевать под хит Селестины Уорлок.

Так легко и беззаботно я давно себя не чувствовал. Мы кружили по гостиной, наталкиваясь на стулья и друзей, смеялись, как ненормальные.

Скорпиус и Пьюси решили трансфигурировать свою одежду в парадные костюмы, но не зря этим тонким искусством занимались профессиональные швеи: рубашка Скорпиуса удлинилась до колен и стала похожа на платье, а у Пьюси брюки ужались так, что он больше не мог ходить и повалился на пол.

— Выйдем подышать? — Регина потянула меня в сторону балкона, и я радостно последовал за ней.

Она подошла к перилам, опёрлась на них локтями и запрокинула лицо к небу. В эту секунду она показалась мне очень красивой.

— Ты всё-таки решился уйти из дома, — заметила она, не поворачиваясь в мою сторону. — Смелый поступок.

— Да брось, — я неловко рассмеялся и прислонился к перилам рядом с ней.

— Нет, Альбус, я правда считаю, что ты молодец, что выбрал себя. С тех пор, как я съехала от мамы, не было ни дня, когда я бы не благодарила себя за это решение.

Регина жила в одном из домов, принадлежащих Паркинсонам, но не из-за особой самостоятельности, а из-за конфликта с отчимом, в котором её мать заняла его сторону. Скорпиус всегда мне говорил, что там не может быть всё так просто и версия Регины может не соответствовать реальности, но какое право он имел в ней сомневаться? Зачем ей было нам врать?

— Ты сильнее меня, — я улыбнулся и тоже посмотрел на небо, но сегодня было облачно, и созвездия было не рассмотреть.

— Хмм, — задумчиво протянула Регина. — Если хочешь, ты можешь мне кое с чем помочь. Есть одна работа, которую я выполняю для очень серьёзных людей, и я могла бы тебя им порекомендовать.

— Что за работа? Ты же знаешь, я ничего особенного не умею, — предупредил я.

— Нужно делать несложные арифмантические расчёты, там ерунда, ты справишься. Подожди, у меня есть с собой пример.

Она полезла в карман мантии и достала сложенный вчетверо лист пергамента. Расправив, протянула мне.

— Вот, посмотри. В этом столбце записаны текущие ставки, в этом — вероятность выигрыша, внизу нужно подставить всё в формулу и вычислить, какой процент следует предложить клиентам.

— Что-то суммы очень большие, — я нахмурился. — У нас что, Чемпионат мира по квиддичу проходит, а я пропустил?

— Нет. Это ставки на бои магических животных.

Лист в моих руках чуть дрогнул.

— Но ведь это... Незаконно?

— Подумаешь, — фыркнула Регина. — Чем это отличается от ставок на квиддич? А бои, между прочим, запретила твоя тётя, не думала, что она для тебя большой авторитет.

— Почему ты сама не сделаешь эти расчёты?

— Я и сделаю. — Она выхватила пергамент из моей руки, сложила и спрятала в карман. — Просто хотела попросить тебя о помощи.

Прежде чем я успел ответить, она двинулась к двери и вернулась к компании. Я ещё какое-то время стоял, разглядывая тёмный сад под балконом, и не мог разобраться в том, что чувствовал. Мне не понравилось её предложение. Но почему я тогда жалел, что она ушла?

На следующий день Регина прислала пачку документов, без письма или хотя бы поясняющей записки. Я долго смотрел на лежащие передо мной пергаменты со столбцами ставок, потом вздохнул и достал перо. В конце концов это было несложно: я помогу подруге, потренируюсь в арифмантике, какая разница, я или кто-то другой это сделает, если несчастные животные уже приговорены?

— Что ты считаешь? — поинтересовался через полчаса Скорпиус, пытаясь заглянуть в мои записи.

— Отвечаю Регине. Она попросила помочь с одним проектом.

Скорпиус не стал больше ничего уточнять. Мне показалось, что он обиделся из-за недоверия, но я не хотел с ним обсуждать такую скользкую тему. И так понятно, что он скажет по поводу связи с нелегальным бизнесом из Лютного. Только я не собирался, как заметила моя мама, во всём слушаться Скорпиуса.

Отправив заполненные листы обратно Регине, я выдохнул и надеялся забыть об этой «работе» навсегда, но прошла неделя, и мне пришла новая пачка документов. Пришлось снова, скрипя зубами и под осуждающим взглядом Скорпиуса считать дурацкие проценты.

Отсылая документы Регине, я написал записку, что требую объяснений, зачем ей всё это надо.

«Завтра в восемь часов у "Белой виверны". Оденься неприметно. Р.» — всё, что я получил в ответ.

— Скорпиус, у меня завтра свидание с Региной.

— Ничего себе! — удивился он, а потом прищурился. — Свидание в каком смысле?

— А что, могут быть разные смыслы?

— Альбус, почему мне кажется, что ты во что-то вляпался? Вроде сидишь тихо и только письма пишешь, но моя интуиция вопит, что надвигаются проблемы.

— Всё нормально, не переживай. Схожу, встречусь с Региной, поговорю и быстро вернусь обратно.

— Если ты захочешь поделиться и рассказать, что происходит, я тебя выслушаю.

— Знаю, спасибо.

К счастью, Скорпиус после этого от меня отстал, мы спокойно провели день, читая, и даже сыграли перед ужином в квиддич.

На следующий день, перерыв сундук, я нашёл чёрную школьную мантию без нашивок. Ничего неприметнее у меня не было.

— Удачного свидания, — хмыкнул Скорпиус, проводив меня до камина и глядя, как я накидываю на голову капюшон.

Я почти начал перед ним оправдываться, но потом передумал. Сначала закрою вопрос с Региной, а затем всё ему расскажу.

Я выскользнул из «Дырявого котла» и быстрым шагом свернул в Лютный переулок. Палочку я прятал в кармане и держал наготове. О чём вообще думала Регина, назначая встречу в таком месте, да ещё вечером?

У «Белой виверны» меня перехватила выскочившая из тени фигура.

— Пришёл, отлично! — обрадовалась мне Регина. — Нам нужно зайти с чёрного хода.

— Да подожди ты, давай поговорим! — я попытался её остановить, но она уже уверенно отстукивала условный сигнал в неприметную дверь.

Дверь открылась, наружу выглянул кривозубый гоблин и тут же отступил, пропуская нас.

— Проходите, чего стоите отсвечиваете.

Наверное, именно в этот момент мне нужно было развернуться и уйти, но я не решился. Нагнувшись, я прошёл за Региной в хозяйственное помещение паба. В нос ударил запах гнили и крови.

Мы минули тёмный коридор и оказались в достаточно большом зале, где собиралась толпа. Большинство людей так же, как я, скрывали лица капюшонами, но были и такие, что сверкали испитыми физиономиями, прямо с плакатов «их разыскивает аврорат».

— Регина, — зашипел я.

Но тут по толпе прошёл ропот: в центр вынесли клетки с животными.

Не знаю, что я представлял раньше, когда видел в бумагах столбики с кличками гиппогрифов, мантикор и нунду, но точно не этих полудохлых, тощих, окровавленных созданий с отчаянием в глазах.

Гиппогриф в левой клетке прижался к полу и жалобно заклёкотал, раздражая своего владельца. Тот не нашёл ничего лучше, как запустить в птицу жалящее заклинание. Гиппогриф закричал, и толпа одобрительно заревела. Кто-то азартно выкрикнул ставку.

— Это и есть твоя серьёзная работа? — с трудом сдерживая голос, спросил я, хватая Регину за предплечье.

— А что ты ожидал? Благотворительный фонд? — холодно отозвалась она, стряхивая мою руку.

Мимо нас прошёл гоблин, позвякивая мешком денег, — он собирал ставки.

— Это жестоко, — не сдавался я.

— О, только не начинай. Все играют в грязные игры. Это просто другой уровень.

— Ты правда так думаешь? — спросил я, не узнавая её.

В её глазах промелькнуло что-то, похожее на боль, но она тут же снова усмехнулась.

Регина хотела сесть за столик, но прямо перед ней на стул грохнулся толстый мужчина, крича:

— Где мой эль? Мне нальют сегодня или нет?

За стеной спин, заслонявшей центр зала, раздавались хрипы и визги умирающих гиппогрифов.

Я понял, что не могу быть частью этого. Более того, я сдам всех этих уродов аврорам и буду радостно наблюдать, как мой отец их скручивает, сверкая значком с лозунгами против жестокости к животным.

— Я ухожу.

— Ты шутишь, — зло прищурилась Регина.

Я покачал головой.

— Ты правда весь в своего отца, — её голос звучал тихо, но резал, как лезвие, — такой же святоша и трус.

Она хотела, чтобы её слова ранили, но вместо этого они протрезвляли. Вместе с осознанием пришла лёгкость и ощущение правильности. Всю жизнь я старался быть непохожим на отца, боролся с его влиянием. Но теперь, стоя здесь, я понял: если быть похожим на отца — это значит отвернуться от этого кошмара, тогда пусть так и будет.

— Прощай.

— Отсюда не уходят, не сделав ставки, — прошипела Регина мне вслед.

Я протиснулся сквозь толпу у входа, обогнул громил, присматривающих за посетителями, и побежал по знакомому коридору.

— Эй! А ну стоять!

Открыв плечом дверь, я оказался на тёмном дворе и рванул в сторону Косой аллеи. Позади слышалась ругань и топот ног, оглянувшись, я увидел силуэты трёх преследователей. Меня захлестнула паника.

Три — это слишком много.

Я выбежал со двора в Лютный, лихорадочно соображая, что делать. Звать на помощь было бесполезно: в этом месте не просто игнорировали зовущих, но старательно обходили стороной. И тут я вспомнил.

Дети Гарри Поттера не могут выходить из дома без защиты. И если аварийный порт-ключ я перестал носить несколько лет назад, потому что идиотская подвеска на шее меня раздражала, то зачарованный галеон на шнурке на левом запястье давно воспринимал скорее как памятное украшение, чем как средство экстренной связи.

Я замер на секунду, чтобы сжать пальцами правой руки галеон и отправить сигнал отцу. Вот уж не думал, что когда-нибудь придётся им воспользоваться.

В дюйме от уха пронеслась красная вспышка заклинания.

Мне необходимо было выиграть время либо добраться до людного места. Я побежал вперёд, петляя, чтобы не стать лёгкой мишенью. В голове, как заевшая пластинка, проигрывалось одно и то же воспоминание. Тётя Гермиона посадила нас в круг и поучала: «Вы маленькие, поэтому что вам нужно делать? Бежать или прятаться. Повторите за мной...»

— Бежать или прятаться, — выдохнул я сквозь зубы и нырнул налево в маленький переулок.

Набросить на себя отвод глаз получилось только с третьей попытки, потому что рука с палочкой дрожала от адреналина. Я затих, прижавшись к грязной стене дома.

— Куда он делся?

Я пытался прислушиваться к разговору преследователей, но моё сердце билось так громко, что, мне казалось, они должны были его слышать за десяток шагов.

Они решили разделиться. Двое двинулись в сторону Косой аллеи, потому что это был наиболее вероятный маршрут побега, а третий громила собирался обшарить переулок, где я прятался.

Одному можно дать бой.

Только что я могу против взрослого мага? Только если...

— Вердимиллиус! — почти безвредный луч зелёного цвета вырвался из моей палочки, заставляя громилу отпрянуть в испуге. Ещё бы, он решил, что это авада.

— Силенцио! — лишил я его возможности вербально атаковать.

— Петрификус тоталус, — в ноги.

Сражённое заклинанием тело противника рухнуло, и я пронёсся мимо него, возвращаясь на основную дорогу.

— Альбус!

Он пришёл. Он всё-таки пришёл! Папа стоял в домашней кофте, в кроссовках на босу ногу, а позади него на земле лежали двое обезвреженных магов.

— Папа! — я повис у него на шее, совершенно не стесняясь хлынувших слёз.

— Ты молодец, ты всё правильно сделал, — утешал он меня, обнимая.

— Прости, — слова давались мне с трудом, но я не мог не сказать, — я не хотел встревать в неприятности.

— Я знаю. Взрослая жизнь, она такая, — усмехнулся он.

Папа вызвал подкрепление, и мы отправились домой, пообещав, что завтра я посещу аврорат и дам показания.

К моему удивлению, дома меня ждала вся семья и Скорпиус. Он первый вскочил с места и бросился то ли бить меня, то ли обнимать.

Мы уселись на кухне, и мама налила всем горячего чая, а Лили даже помогла ей, расставив на столе вазочки с печеньем.

— Вот я как чувствовал! — ругался Скорпиус, слушая мой рассказ.

— Да тише ты, не перебивай! — Лили толкнула его локтём.

— Ну ты и балбес, братец, — подытожил Джеймс, когда я закончил. — Это надо было суметь найти такие приключения на ровном месте! Но лихо ты его нашей связкой приложил, я всегда знал, что где-то под зелёной мантией скрывается настоящий Поттер.

— Джеймс, это совсем не повод его хвалить, — воскликнул Скорпиус.

— Мистер Малфой совершенно прав, — сказал папа, и все в удивлении уставились на него.

— Какой странный вечер, — прошептал Скорпиус мне на ухо.

— А мне нравится, — улыбнулся я.

Я знал, что мы ещё не решили всех проблем, и нам предстоял не один серьёзный разговор, но здесь и сейчас мне было тепло: я был рядом с самыми дорогими на свете людьми.