Двадцать лет выдержки (гет)

Помилуй, Боже, стариков,

На мостовых разлуки.

В. Долина

Альбус Дамблдор. Прошёл уже почти год, а я всё никак не могу успокоиться. Вглядываюсь в лица здешних стариков — обычных магглов, рыбаков, сторожей, лодочников, ничуть на него не похожих — и пытаюсь узнать знакомый взгляд. Его не хватает даже мне — человеку постороннему. Что же можно сказать об остальных: учениках, друзьях, коллегах? Но пусть в итоге он трижды окажется прав, пусть выяснится, что именно он спас наш никчемный мир — я всё равно никогда не прощу его. Это, наверное, смешно — что ему моё прощение? И всё же я не могу смириться и найти оправдания тому, как он распорядился собственной жизнью, что сделал с Северусом, с Поттером, со всеми, кто его любил.

Следующий план Драко был ещё более идиотским, и прошло всё не так гладко, как хотелось бы нам. Слагхорн заказал у меня бутыль медовухи, чтобы подарить Дамблдору на Рождество, и, видимо, не делал из этого тайны: оцените, дескать, мою щедрость и изысканный вкус! Могила его исправит, эпикурейца нашего! Драко тут же явился ко мне со склянкой чего-то весьма ядовитого и потребовал отравить предназначенный директору презент. Знал же, гадёныш, что Филч не станет проверять мою посылку! Мне стоило больших трудов по-прежнему притворяться зомбированной идиоткой и не вылить ему этот яд на голову: портить столь благородный напиток, в который я, можно сказать, душу вкладываю! Но что делать, я же под «империусом»! «Назвался шампиньоном — полезай в ридикюль», — как говорят мои подруги-француженки.

Вечером у нас с Северусом состоялся «военный совет»: нужно было срочно отыскать компромиссное решение.

— Сев, а, может быть, выбросить этот пузырёк к мерлиновой бабушке? А Дамблдора предупредить! Пусть сделает вид, что распознал яд по запаху и сообщит об этом профессорам…

— Ты забыла, что бутылка сначала попадёт к Слагхорну. А он вполне может передумать и выпить всё сам. Его предупредить мы не можем: напугается до смерти и наделает глупостей.

— Тогда давай выльём яд в медовуху, и — опять-таки — предупредим Дамблдора. Слагхорн же зельевар, неужели он не унюхает, что напиток отравлен?

— Знаешь, Роз, с него станется. Я и раньше был не высокого мнения о мастерстве своего учителя, а теперь он и вовсе в маразм впадает.

— Добрый ты!

— Заметь, не я предложил его отравить!

— Ну почему сразу — отравить? Но, вообще-то, ты прав… к тому же, он может подарить медовуху не Дамблдору, а кому-нибудь другому. У него же прорва влиятельных знакомых!

Повисла тишина.

— Северус, а может быть, проще — арестовать Драко?

— Нет. Нельзя.

— А что же тогда делать?

— Ладно, давай мне этот яд. Я над ним немножко поработаю.

Через пару дней Тамплиер, криво ухмыляясь, предоставил мне результат своих трудов.

— Господа Фред и Джордж Уизли с их блевательными батончиками и прочей гадостью могут отдыхать и нервно курить в углу. Моё новое зелье пахнет так же, как тот яд, и даже сильнее. Если его выпить, симптомы будут устрашающие, как при настоящем отравлении: пена изо рта, дрожание конечностей. Но вред для здоровья — минимален.

— Ты, что, опять на себе испытывал?

— А что такого?

— В один прекрасный день ты заявишься в прозрачно-призрачном облике, и тоже спросишь: «А что такого?»

— Типун тебе на язык! Правда, вряд ли он тебя остановит. Ко всем твоим достоинствам добавится дефект дикции! Ладно, заколдованная ты моя, держи склянку! Занимайся своей подрывной деятельностью и ничего не бойся.

Ну, кто мог знать, что уважаемый профессор Слагхорн решит распить эту медовуху со школярами? Что никто из находившихся в комнате не унюхает постороннего запаха? Что принятые Роном Уизли амортенция и противоядие к ней, наложившись на действие зелья и алкоголь, дадут непредвиденный побочный эффект? И что парень несколько дней проваляется в отключке? Я, когда обо всём узнала, пришла в ужас.

— Дорогой, тебе не кажется, что мы доигрались? Так дальше продолжаться не может!

— Роз, не устраивай истерику! Я клянусь тебе, что жизни Уизли ничего не угрожало. Особенно после того, как наш великий Гарри Поттер угостил его безоаром — усвоил-таки школьную программу первого года обучения, спаситель человечества! Зелье просто сработало, как снотворное. Как если бы он выпил твоей медовухи, ну, скажем, ведро. Для молодого, не обременённого мозгами, организма это не смертельно.

Однако, было видно, что и Северусу очень не по себе: как ни крути, выходило, что он выступил в роли отравителя.

А на следующий день в «Три метлы» пришёл Альбус Дамблдор и изъявил желание поговорить со мной с глазу на глаз. Не особенно нуждаясь в приглашении, он решительным шагом прошёл наверх, в мою комнату и захлопнул за нами дверь, попутно шуганув Кики, приготовившуюся подслушивать. Когда я призвала из бара бутыль медовухи и два бокала, он хитро усмехнулся:

— Эта, я надеюсь, приготовлена по обычному рецепту? А то ваша с Северусом вкусовая добавка сильно портит букет.

— О чём вы, господин директор?

— Да полно, леди Кроуфорд, со мной можете не притворяться. Во-первых, я на вашей стороне, а во-вторых — одной ногой в могиле.

Я не знала, что ответить. Он намеренно назвал меня по фамилии, давая понять, что всерьёз интересовался моим прошлым. А Дамблдор, между тем, разглядывал мой камин, медленно водя волшебной палочкой по его периметру. Наконец, он удовлетворённо зацокал языком.

— Чистая работа, ничего не скажешь. Узнаю почерк профессора Снейпа. Камин моего брата тоже настроен на связь с Хогвартсом, но здесь всё сделано гораздо аккуратнее. Обнаружить портал невозможно. Для всех, кроме меня. Я чувствую Хогвартс, как живое существо. Когда Северус сам станет директором, он поймёт.

Дамблдор отсалютовал бокалом.

— За вашего друга! Скоро ему понадобятся все его силы, таланты и удача.

Я машинально сделала глоток из своего бокала, не решаясь вступить в разговор. Что ещё известно директору? И откуда, побери меня Моргана, эта осведомлённость? Неужели Северус всё ему рассказал? И это после того, как мы прятались столько лет! Или он, всё-таки, сам догадался? А Дамблдор продолжал, как ни в чём не бывало:

— Розмерта, кельтская богиня… Глядя на вас, я начинаю сожалеть, что никогда не был влюблён в женщину. Я всегда знал, что вы умнее и талантливее, чем хотите казаться. Вы ведь уже очень давно близки, не так ли? Задолго до появления этого портала. — Он не спрашивал, а утверждал. — Помнится, лет двадцать назад в школе произошла забавная история, которой я раньше не придавал значения: молоденькая кабатчица вмешалась в школьную драку и заступилась за одного мальчика. Да-да, теперь я всё понимаю! Вот почему попавшие под проклятье девушки оказываются здоровыми, а отравленная медовуха только кажется таковой!

— Но если вам всё известно, господин директор, то чего вы хотите? — не выдержала я. — Означает ли это, что вы приняли меры, и я могу прекратить притворяться контуженной «империусом»?

— Нет-нет, ни в коем случае. Вы великолепно играете свою роль. Вот только теперь я сам буду поддерживать с вами связь, и вы будете передавать Драко сведения тогда, когда я попрошу вас об этом.

— Но, ради всего святого — зачем всё это? Что у вас там творится, в вашей школе?

Дамблдор ответил не сразу. Казалось, он старательно обдумывает, что следует мне рассказывать, а что — нет. Хотя я была уверена: он всё уже решил для себя. Поэтому и пришёл.

— Видите ли, деточка, я очень скоро умру. Нет-нет, не перебивайте меня, это не обычное кокетство пожилого человека. Вы ведь обратили внимание на мою руку? Это проклятье, которое убьет меня в течение нескольких месяцев.

Меня потрясла не сколько эта новость — я уже давно догадывалась о чём-то подобном — сколько его тон, спокойный и рассудительный.

— Неужели ничего нельзя сделать? Вы ведь — такой великий маг!

Он слегка поклонился, грустно улыбнувшись.

— Благодарю вас, леди. Но — увы, сделать ничего нельзя. Так вот. Я не могу позволить себе такую роскошь — спокойно опочить в уютной постели. Не могу продлевать удовольствие, цепляясь за жизнь до последнего. Моя смерть должна принести максимальную пользу силам Света. Поэтому я подбросил Волдеморту заманчивую идею: для полной победы ему необходимо ликвидировать меня, самого сильного своего противника. В школе у него двое своих людей. Он с удовольствием поручил эту миссию несмышлёнышу Драко, наказывая его за ошибки отца. Парень уже дважды пытался устранить меня — вашими руками, Розмерта. Это счастье, что вы оказались невосприимчивы к «империусу», и стали так самоотверженно помогать нам. Не думаю, что Драко преуспел бы, даже если бы всё прошло по его плану. Но, без сомнения, вы избавили школу от лишних бед.

Я внезапно почувствовала смущение и залилась краской, как школьница. Но всё-таки спросила:

— А что же будет дальше, профессор?

— Я думаю, Драко попытается напасть на меня в открытую, и для этого организует вторжение Пожирателей в школу. Но вряд ли у парня поднимется рука на собственного учителя. Мне кажется, он вообще не способен на убийство. Убить меня должен другой человек, и он обещал мне это сделать. Вы догадываетесь, о ком я говорю?

Я почувствовала, как моё сердце сжимают невидимые стальные пальцы.

— Нет, только не это! За что?

— Я вижу, что вы догадались. Да, это должен сделать Северус Снейп, ваш возлюбленный. Мне очень жаль, но по-другому нельзя.

— А придётся — по-другому! Я не позволю, я расстрою ваши планы! — Я чувствовала, что у меня начинается истерика, но не могла остановиться. — Драко, значит, на убийство не способен, а Северус — запросто? Ему это — раз плюнуть? Да у него и так на сердце живого места нет, а вы задумали его в убийцу превратить! За что вы его приговариваете? Вам мало того, что он для вас делает? Вы думаете, я ничего не знаю?

Дамблдор спокойно ждал, когда я прекращу кричать. Когда же он, наконец, заговорил, голос его по-прежнему был спокоен.

— Идёт война, леди Кроуфорд. Мне нужно, чтобы после моей смерти Снейп стал правой рукой Волдеморта, чтобы он смог довести моё дело до конца, а, при случае — защитить школу и всех её обитателей. Есть и другие резоны, но я не стану забивать вашу хорошенькую головку излишней информацией. И не пытайтесь расстроить мои планы. Северус дал матери Драко Непреложный обет. Ещё летом. Он погибнет, если откажется выполнить мою просьбу.

У меня всё поплыло перед глазами. Я-то самозабвенно играла в шпионку и была почти счастлива, а Тамплиер, оказывается, всё это время носил в себе такую боль, такую страшную тайну!

— Не скрою, Розмерта, мне было бы намного проще, если бы вы не были замешаны в этой истории. Это не ваша сказка, вы в ней лишняя! Северус продолжает любить Лили, и эта любовь — гарантия того, что он сделает всё для её сына и никогда не перейдёт на сторону её убийцы. Его ничто не должно связывать с миром живых. А вы мешаете. Вы — намёк на возможное счастье, которого он себе никогда не позволит.

— А вы, оказывается, жестоки, профессор Дамблдор! Некоторые тут думают, что я — продажная женщина. Мерлин им судья! Но вот я считаю, что так использовать чью-то любовь — то же самое, что торговать ею!

— Нет, вы меня не так поняли. Его любовь к Лили — это мощное оружие. А ваша? Я не знаю. Как вы думаете, если бы я, а не Драко, решил наложить на вас «империус» или стереть вам память, у меня бы получилось? Но я не стану этого делать, и не потому, что мне претит заниматься Тёмной магией. Возможно, у вас своё предназначение, которого мне, старому человеку уже не разглядеть. Возможно, вы — его награда, а может быть — беда. Но сейчас важно, раз уж наши судьбы так переплелись, чтобы вы помогли мне… нам. Поддержите Северуса, как вы это, должно быть, умеете. И вот ещё что: когда его обвинят в моём убийстве, станут проклинать и поставят вне закона, не спешите всех разубеждать. Это будет, наверное, труднее всего. Но, поверьте мне, так надо.

Что мне оставалось? Я пообещала исполнить всё в точности. Узнав о нашем разговоре, Тамплиер помрачнел:

— Напрасно он рассказал тебе всё.

И больше мы эту тему не обсуждали. Время шло, наступила весна, заканчивался очередной учебный год. Драко требовал, чтобы я немедленно сообщила, как только узнаю, что директор надолго отлучился из Хогвартса. И хотя Дамблдор часто появлялся в Хогсмиде, чтобы затем куда-то трансгрессировать, он не подавал мне никаких знаков, и я не спешила исполнять волю юного Пожирателя. Я уже начинала надеяться, что ситуация изменилась, и мы как-нибудь обойдёмся без нападения «упсов» на школу и без запланированного убийства. Но вот наступила та роковая майская ночь, когда я увидела директора на пустынной деревенской улице в обществе Поттера. Выпроваживая запоздалого посетителя, я намеренно повысила голос, чтобы Дамблдор меня заметил. И сразу после приветствия он произнёс условленную фразу: о том, что отправляется выпить в «Кабанью голову». Я немедленно связалась с Драко посредством монеток, а затем — с Северусом, через наш камин. Малфой приказал мне приготовить две метлы: он-де запустит над школой Чёрную Метку, директор захочет вернуться побыстрее, а попасть в замок с воздуха можно только через Астрономическую башню, где он, Драко, и будет находиться в засаде. Северус выслушал меня молча, сухо поблагодарил. Он был предельно собран и как будто закован в ледяную броню, через которую не могли пробиться никакие эмоции. Вот только взгляд его был мне знаком — так он смотрел на меня в ту ночь, когда погибла Лили, много лет назад. Я не знала, чем ему помочь. Любые слова были бы сейчас неуместны. Но я всё-таки решилась и тихо произнесла:

— Я буду ждать. Что бы ни случилось.

Получилось нелепо и высокопарно, но Северус так же тихо ответил:

— Я знаю. А теперь, извини — у меня нет ни одной свободной минуты.

И я осталась одна. Когда над башнями Хогвартса зловещим цветком расцвела Метка, невесть откуда появившаяся Кики по-щенячьи заскулила и в страхе прижалась к моей коленке. Я, как могла, успокоила эльфийку, хотя сама едва держалась, чтобы не поддаться панике. Я чувствовала себя соучастницей чудовищного злодейства. Как Дамблдор мог так безответственно поступить? Он ведь, фактически, сам заманил этих монстров в школу! А кто там сейчас в состоянии дать им отпор? Старенькие профессора? Пресловутый Отряд Дамблдора — горстка щенков, к тому же лишённых своего предводителя Гарри Поттера? Значит, опять, как всегда — Северус? Мыслимое ли дело — разрываться меж двух огней и следить, чтобы никто в школе не пострадал, и чтобы при этом «упсы» его не заподозрили?

На звук трансгрессии я выскочила из гостиницы бегом, совсем забыв, что под «империусом» так себя не ведут. При одном взгляде на Дамблдора мне моментально расхотелось на него злиться. Не знаю, на что он потратил силы в последнем вояже, и стоило ли оно того, но теперь старик явно был при смерти. Не понимал этого только Поттер, при котором мы не могли разговаривать открыто. Я сообщила, как бы между делом, что «выпустила кошку». Это означало: «всё идет по плану, они уже в школе». И мысленно попрощалась с этим непостижимым человеком, произнеся про себя короткую неумелую молитву неведомым небесным силам. Почему-то некстати вспомнилось, как он впервые пришёл в «Три метлы» и с ходу разоблачил мою неуклюжую попытку скрыть недостатки ремонта посредством трансфигурации, и я невольно улыбнулась вслед удаляющимся силуэтам.

А жуткая ночь всё никак не хотела заканчиваться. Я поднялась в свою комнату, разожгла камин, чтобы унять дрожь, и осталась стоять у окна. Метка над Хогвартсом постепенно рассеивалась, но теперь небо окрасило зарево пожара. При этом жители деревни мирно спали в своих домах, не подозревая о том, какое страшное известие разбудит их завтра.

Он появился в моей комнате внезапно, и в неверном свете каминного пламени был похож на сброшенного в Преисподнюю мятежного ангела: волосы и одежда пропитаны едким запахом гари, лицо искажено болью и яростью, глаза бешено сверкают, словно до краёв наполнены чёрным пламенем. Сначала он просто, молча, стоял, вцепившись обеими руками в спинку кресла, пытался успокоиться и отдышаться. Потом выдохнул, как выплюнул, несколько коротких фраз:

— Всё кончено. Я ненадолго. Не получилось уйти сразу.

Я так и не поняла, что именно не получилось: сразу трансгрессировать на большое расстояние, или уйти, не попрощавшись со мной. Но уточнять не стала. Подойдя к нему поближе, обнаружила, что его мантия на спине намокла от крови.

— Ты ранен?

— Что? Да, в самом деле… — И прибавил совсем уж странное. — Он меня всё-таки зацепил, гиппогриф этот мерлинов. За Поттера заступался. Не везёт мне со зверушками Хагрида.

— Немедленно снимай мантию!

— Но, Роз…

— Никуда ты в таком виде не пойдёшь!

На угловатом плече «падшего ангела» обнаружился след от огромного когтя — глубокий, с неровными краями.

— Ты дрался с гиппогрифом?

— Нет, я от него убегал.

— Почему?

— Потому что иначе его пришлось бы убить! Совсем меня в душегубы записала? Ладно, давай побыстрее. Антисептик, потом — регенерирующее и бадьян.

-Знаю. Сядь, я не могу дотянуться.

Пока Кики внизу приводила в порядок его одежду, я осторожно промыла и обработала рану, которая на глазах затягивалась, превращаясь в едва заметный шрам. Казалось, он не чувствовал ни боли, ни прикосновений моих рук.

— Сев, я видела Дамблдора, когда он вернулся. Он едва стоял на ногах. Ты не только выполнил его волю, но и избавил от лишних страданий.

— Это всё так, Роз, но убийство всё равно остаётся убийством.

— Куда ты пойдёшь?

-У меня теперь одна дорога — к «любимому повелителю». Возможно, мы видимся в последний раз. Помни: ты была под «империусом», ничего не знаешь и не помнишь. Драко рассказал о тебе Дамблдору, а Поттер всё слышал. Так что тебя не тронут — ни «авроры», ни «упсы».

Он сидел ко мне спиной, обхватив руками спинку стула, и говорил куда-то в сторону. Не выдержав, я обняла его сзади, зарываясь губами в волосы, ещё хранящие запах пожарища, прижимаясь всем телом к худощавой спине с острыми лопатками.

— Самый лучший… Откуда у тебя такая сила и… и доброта?

Он повернулся ко мне с горькой усмешкой:

— Кому ты это сейчас сказала? Ни с кем меня не перепутала?

Я вспомнила нашу первую встречу:

— Слизеринцы всегда отвечают вопросом на вопрос?

— Почему ты так решила?

И тут, как всегда вовремя, появилась Кики с вычищенной одеждой. Северус решительно поднялся, словно отгоняя непрошеные воспоминания, быстро оделся и шагнул к камину.

— Всё. Я ухожу.

— Береги себя. И возвращайся, если сможешь.

— Прости, Роз. Я хотел бы вернуться. Ты — единственная — ничего никогда от меня не требовала. Если бы не Лили, если бы я не был так жестко связан — кто знает?

Последняя беспомощная фраза потонула в треске зеленоватого пламени, столбом взметнувшегося в камине.

А осенью он, новый директор Хогвартса, пришёл ко мне и объявил, что вычеркивает меня из своей памяти.