Двадцать лет выдержки (гет)

Я ль не говорил ей: не жди, Мария!

Капитан бравый, но отставной.

М.Щербаков

Мы ничего не обещали друг другу и не договаривались о встрече. И всё-таки я надеялась, что Тамплиер найдёт повод и возможность заглянуть. Однако он не пришёл: ни на следующий день, ни через неделю. А потом учебный год закончился, и школяры разъехались по домам. Никто из профессоров и словом не обмолвился о моём слишком вольном поведении на территории школы: похоже, Поттер счёл для себя унизительным жаловаться. Или не захотел прослыть подлецом. Зато Кики не умела и не желала держать язык за зубами. Нет-нет, просьбу мою она выполняла в точности, но при этом регулярно высказывала мне свою точку зрения на произошедшее.

— Я всё понимать, миссис Мерта! Но почему вы выбрать малолетнего голодранца в обносках, злого и вредного? О, я бы на вашем месте выбрать…. — далее следовало имя очередной жертвы, на которую пал бы выбор Кики, окажись она на моём месте. Если верить ей, этой чести удостоились бы все деревенские лавочники, за исключением разве что хозяина «Кабаньей головы», половина семикурсников Хогвартса, из тех, кто побогаче, и даже некоторые профессора, включая Слагхорна. Представив себе рафинированного Горация в объятиях своей эльфийки, я подняла её на смех, и на этом душеспасительные сентенции в её исполнении на какое-то время прекратились. А я обнаружила, что, оказывается, не разучилась смеяться.

Северус объявился только осенью, в первую неделю сентября. День был отнюдь не воскресный и я, за неимением посетителей, работала в погребе, разливая по бутылкам медовуху. Подойдя ко мне вплотную, он щёгольскими движениями отдёрнул рукава мантии, демонстрируя белоснежные манжеты:

— Твоя работа? Можешь не отвечать — больше некому!

— А что такого? — в тон парню ответила я. — Решила немного помочь твоей матери.

— Мама умерла, — отозвался он бесцветным голосом. — Этим летом.

— Прости, пожалуйста…

— Не извиняйся. Откуда ты могла знать? Но если ты решила взять меня на содержание, то просчиталась. Я не позволю.

— Что за чушь? И не думала! Если ты не откажешься иногда помогать мне в пабе, мы оба будем не в накладе.

— Что нужно делать? Должности официанта и судомойки не предлагать!

Он никогда не боялся никакой работы. Не стремился, как другие, заменять свой труд магическими пассами, где надо и не надо. В тот день он помогал мне резать яблоки для сидра и чинил старый пресс. И рассказывал о том, что случилось летом, нехотя, короткими скупыми фразами.

Его мать умерла внезапно и быстро. Они с отцом, как всегда, ругались, когда она схватилась за сердце и осела на пол. Ей было немногим больше сорока. Северус пытался её спасти, но результатом было лишь письмо из Министерства со строгим предупреждением. Он всё ещё несовершеннолетний, и не должен был колдовать вне школы, да ещё в маггловском районе. А жив человек или умер, им глубоко плевать. Отец так и не понял, что произошло — был пьян. Сейчас он в маггловской психушке. И поделом — ведь это он свёл маму в могилу. У них в доме никогда не бывало никакой родни, и мальчишка остался один на один со своим горем. Сердобольные соседи едва не похоронили его мать на маггловском кладбище, в квартале для нищих. Но тут неожиданно вмешался Люциус Малфой. Подключив министерские связи, он разыскал деда и бабку Северуса по материнской линии и убедил их упокоить беспутную дочь, осквернившую кровь связью с магглом, в фамильном склепе. Я уже была наслышана об этом человеке, и такое его поведение мне показалось странным. На мои вопросы, чем вызвано его внезапное участие, Северус отвечал уклончиво. Обретённые дед с бабкой не удостоили своего внука — маггловского выродка — ни единым словом и уехали вместе с Малфоем сразу после церемонии похорон. Лили на похороны не пришла, и даже не позвонила, хотя не знать о них не могла — она живёт по соседству.

— А эти твои рубашки… ну и всё остальное… Я сначала злился, а потом понял: только ты обо мне и помнишь… — Тут школяр заметил выражение моего лица и спохватился: — Эй, только вот этого — не надо! Не смей меня жалеть, слышишь!

Два или три раза он приходил ко мне просто так, помогать, пока я, наконец, не призналась, что ужасно скучаю по тому мальчику, который был со мной минувшей весной. Он пристально посмотрел на меня.

— Я люблю Лили.

— Ну и люби.

— Это ничем не кончится.

— Пусть.

— А зачем тогда?

— Не знаю. Просто.

— Ты хорошая. Натерпишься ты со мной.

— У вас мания величия, сударь! Пойдём ко мне?

— Пойдём…

В тот день я и заметила впервые у него на груди тот самый медальон — в виде закрытой книги, со скрещенными волшебной палочкой и шпагой. Трудно было бы не заметить — острые края чувствительно оцарапали мне кожу. Тамплиер, впрочем, довольно быстро остановил кровь и ликвидировал царапину, прошептав какое-то сложное заклинание низким обволакивающим голосом.

— Что это у тебя?

— Медальон Эйлин Принц, моей матери.

— Принц? Странная фамилия для мага!

— Когда-то мои предки действительно носили высокие маггловские титулы и служили английским монархам.

— Как Мерлин?

— Вроде того. Только не афишируя свою деятельность. Жили при дворе на правах дальних родственников коронованных особ, а реально чем только не занимались…

— Травили, наводили порчу, стирали память?

— А ещё — исцеляли, защищали, изменяли ход истории. Видишь, какой у нас герб? Палочка и шпага. — Он приподнялся на локте, чтобы я могла получше рассмотреть гравировку. Выглядело это смешно и трогательно: худенький обнажённый парнишка, лёжа рядом со мной в постели, с серьёзным видом читает мне лекцию о корнях своего рода! — Политики и учёные, маги и царедворцы, шуты и кукловоды, лекари и вершители судеб… Как я им завидую!

— Хотелось бы жить при дворе?

— Нет, не то! Быть в гуще интриг, постигать самые страшные тайны, владеть в совершенстве магией, играть со смертью и ничего не бояться. Они были шпионами в каждом стане и — сами себе хозяева…

— И как же твою мать угораздило выйти замуж за маггла? Я не шовинистка, но с такой-то родословной?

— Не знаю. Вообще-то отношение у остальных аристократов к нашему роду всегда было двойственным: как-никак, слуги магглов… Но я и сам спрашивал её об этом много раз, предлагал уйти от него и жить самим. Она резко пресекала подобные разговоры.

Повисла неловкая тишина.

— Как дела в школе? — спросила я, чтобы сменить тему.

— Нормально. С трансгрессией только не ладится. А ведь зимой можно было бы уже сдать экзамен.

— Я могу с тобой позаниматься.

— Ты?

— Трансгрессия — то немногое, что я могу делать хорошо. А когда у тебя день рождения?

— Зачем тебе?

— Всё равно ведь узнаю!

— Девятого января. Но я не люблю именинных пирогов с розочками.

— Придумаю что-нибудь другое. Совершеннолетие всё-таки…

На рождественские каникулы Северус уехал домой. Когда я спросила, что он собирается делать в праздник один, в пустой квартире, он неубедительно соврал что-то о срочных делах. На самом деле — просто хотел быть поближе к Эванс. В очередной раз проглотив обиду, я отправилась в гости к родителям.

А совершеннолетие мы отметили нестандартно. Более чем. Северус успешно сдал экзамен и мог перемещаться в пространстве с той же скоростью, что и я. Я предложила ему выпить Оборотного зелья и, прошвырнувшись под чужими личинами по букинистическим лавкам Косого переулка, выбрать какой-нибудь подарок на его вкус. Тамплиер прочёл мне короткую издевательскую лекцию о том, что Оборотное зелье нужно готовить самостоятельно, и только совсем безрукие покупают его в аптеке, рискуя нарваться на непредсказуемые побочные эффекты. Что, например, будет, если туда случайно попадёт тараканья лапка или мушиное крылышко? Но, в конце концов, придирчиво осмотрев, согласился его принять — своё нужно было готовить несколько недель. Мы использовали волосы пожилой четы магов из какой-то глухой французской деревушки, гостивших у моих родителей на Рождество. Впервые мы гуляли рука об руку по заснеженной улице, отдыхающей после новогодней суеты. В одном из книжных магазинчиков я купила для Северуса «Завещание» Николаса Фламеля, изданное в 1758 году. Школяр принял подарок с горящими глазами, даже не заметив моего грубого прокола: хозяин лавки чуть не сполз под прилавок, когда пожилая леди, вручив книгу пожилому джентльмену, проворковала: «С совершеннолетием, дорогой!»

— По преданиям, в этом трактате зашифрован рецепт философского камня. А Фламель, говорят, жив до сих пор. Неплохо было бы попросить у него автограф!

Но когда мы вышли из лавки, моё счастье мгновенно улетучилось: по улице шли, обнявшись, Джеймс Поттер и Лили Эванс. Они разглядывали новенький, только что купленный фотоаппарат. Ещё был шанс, что Северус, поглощенный книгой, их не заметит, и я попыталась его увести. Но тут раздался голос Джеймса:

— Сударь! Очень вас прошу, сфотографируйте нас с невестой!

Лили заливисто рассмеялась:

— Вот так сразу — с невестой? Я ещё ничего не решила!

Тамплиер дёрнулся, как от пощёчины. И произнёс ледяным тоном, глядя в лицо своему врагу:

— А известно вам, сударь, что фотографии воруют души?

Джеймс опешил. Его вежливость как ветром сдуло:

— Вы с ума сошли, старый мракобес! Из какой дыры вы выползли?

Я заметила, как рука Северуса метнулась к карману, в котором лежала палочка. Но тут вмешалась Эванс:

— Простите моего друга, он не умеет себя вести. Уверяю вас, в колдографиях нет ничего страшного. И потом, они очень красивые — не то, что маггловское неподвижное убожество! Пройдёт время, мы станем как вы — и будет что показать внукам!

Северус внимательно слушал, прожигая её тем самым взглядом, который так потряс меня год назад. Мне казалось, этот взгляд выдаёт его с головой, но Лили, похоже, так его не узнала.

— Как скажете, юная леди. Куда я должен нажать?

Они дурачились, хохотали, обнимались, кружились в беззвучном вальсе. Мне хотелось закричать на них, прогнать, но я ничего не могла сделать. А потом они поблагодарили нас и убежали, а мы остались стоять, не глядя друг на друга. Я взяла его за руку — пальцы были холодными, как лёд. Вздохнув, именинник тихо сказал:

— Надо возвращаться. Кончается действие зелья.