Каждый охотник желает знать, где сидит фазан (джен)

«Красная Шапочка» (фр. Le Petit Chaperon rouge) — народная европейская сказка с сюжетом о маленькой девочке, повстречавшей волка. Литературно обработана Шарлем Перро, позже была записана братьями Гримм. Сюжет о девочке, обманутой волком (№ 333 по классификации Аарне-Томпсона), был распространён во Франции и Италии со Средних веков. В альпийских предгорьях и в Тироле сказка известна по меньшей мере с XIV века.

Говорят, красный еще со времен Первых людей считался цветом радости, солнца и достатка, поэтому многие дома избрали красный цвет для своих знамен, и Ланнистеры не были исключением. Именно красный долгое время был любимым цветом Мирцеллы. Хоть раньше она и считала себя принцессой Баратеонов, сейчас она не была уверена уже ни в чем — кроме того, что мать ее была из Ланнистеров. Мирцелла родилась, и её завернули в мягчайшую красную ткань с золотыми львятами. Она играла в куклы и наряжала их в красное. Наконец, маленькую принцессу увезли в Дорн, и она попрощалась с родными и друзьями, а после этого никак не могла отвести взгляда от тающих вдали красно-золотых знамен.

С тех пор прошло много времени, Мирцелла была уже не маленькой и еще, как поговаривали вокруг, вовсе не принцессой. Слухи о том, что дети Серсеи Ланнистер не были законными наследниками короля Роберта, для северян уже и не были просто слухами. Чем больше люди верили им и чем больше шептались, тем сильней Серсея старалась защитить детей и тем пуще тряслась над ними, как будто они были хрустальными. Несмотря на это, старший брат Мирцеллы, Джоффри, был убит еще несколько лет назад, и уже больше года она не видела младшего — Томмена. Ее дядя Джейме собирался завоевать Винтерфелл, пока, как выразилась королева Серсея, "волчье логово покинуто волчатами".

Мирцелла же теперь скакала туда так быстро, как только могла. План ее матери оказался на поверку не таким уж надежным, и вместо того, чтобы без проблем забрать принцессу и доставить из Дорна в Ланниспорт, отряд сопровождающих ее рыцарей был перебит врагами, а сама принцесса немало времени пробыла у них в плену. Однажды она услышала разговоры стражников о том, что ее дядя Джейме стоит с войском к северу от Винтерфелла, собираясь взять осадой замок, и она, рискуя жизнью, смогла-таки сбежать. Скитаясь по негостеприимным северным землям, она успела понять, что красный — еще и цвет крови, Ланнистеров в этих краях не жалуют, а красное с золотом знамя не у всех вызывает радость. Дорогая накидка с вышивкой по краю теплого капюшона согревала принцессу и сейчас. Однако она привлекала слишком много внимания, выделяясь ярко-красным пятном среди белого снега и деревьев, одетых лишь в корку льда. Но лучше уж так, чем замерзнуть насмерть в Волчьем лесу.

Название лес получил не просто так — волков в нем водилось действительно много. То и дело Мирцелла натыкалась на следы огромных лап в снегу, а однажды слышала вой вдалеке. Сегодня, особенно холодным утром, принцесса проснулась и обнаружила, что от лошади остался только обрывок перевязи на дереве и истоптанный под ним снег: видимо, сбежала, испугавшись чего-то. В предрассветном тумане казались реальностью особенно страшные байки о Старках и их солдатах-оборотнях, превращающихся в волков и перегрызающих людям глотки во сне. Небо на востоке заалело, но Мирцелле оно казалось залитым кровью и предвещающим беду.

Принцесса все еще надеялась, что вот-вот бесконечный лес закончится, нужно только не переставать идти, раз ехать уже не получится. Она делала шаг за шагом, придерживая капюшон, сдуваемый ледяным ветром. Кудряшки трепетали и лезли в глаза, а снежинки кусали занемевшие щеки.

Однако Волчий лес не кончался... Ближе к вечеру Мирцелле стало казаться, что за ней следят чьи-то глаза. Несмотря на усталость, она ускорила шаг, но тревожное ощущение не пропадало.

— Будь это северяне, они бы уже давно меня убили. А может, это волки, тогда я не доживу до завтра, если остановлюсь, — прошептала принцесса, с удивлением понимая, что даже губы ее не слушаются и зуб на зуб не попадает уже не от холода, а от страха. Она оглянулась, но кроме деревьев и их теней не увидела ничего. Ни волков, ни птиц. Волчий лес хранил молчание.

Приготовившись идти дальше, она повернулась обратно, и вдруг перед ней словно из-под земли выросла фигура высокого человека в темной одежде. Он держал под уздцы серого коня, но Мирцелла до этого момента не слышала ни звука, и потому сейчас замерла от неожиданности, сжав посильней руками красный бархат капюшона.

— Не пугайся, пожалуйста. Ты заблудилась, да? — голос у незнакомца был совсем не страшным, и даже... заботливым.

— Да, сир. А вы из Винтерфелла? — спросила она в ответ. Несколько мгновений вопрос висел в воздухе, и тишина звенела натянутой струной. Лицо мужчины казалось ей смутно знакомым, будто она когда-то видела его во сне, но Мирцелла не могла вспомнить наверняка и боялась услышать ответ.

— Нет, я служу в Ночном дозоре. Ты Мирцелла Баратеон, верно? — мужчина посмотрел на нее внимательно исподлобья, и ей оставалось только жалеть, что капюшон не может закрыть ее лицо не меньше чем наполовину. Друг это или враг — неизвестно, в Ночной Дозор набирали людей отовсюду, но о том, что у принцессы Баратеон на щеке шрам, в Семи Королевствах знали все. — Вам, принцесса, повезло, что вы встретили меня. До того, как стать братом Ночного дозора, я служил вашему деду, Тайвину, пока он еще был жив. Вы забрели слишком далеко к Стене, принцессе нечего здесь делать. Я могу отвезти вас к лагерю Джейме Ланнистера, он всего в двух днях от нас, только пожелайте.

Мирцелле показалось, что в лесу стало теплей и светлей, до такой степени она обрадовалась услышанным словам. До странности бледный дозорный подмигнул ей и повернулся к лошади, улыбаясь чему-то своему. Мысли его были немного спутаны, но одно он знал точно — для спасения своей дочери Серсея не пожалеет отдать и Сансу, и Арью. Лошадь повезла дозорного и Мирцеллу, его черные одежды с прорехами и ее богатую красную накидку трепал встречный ветер, а по следам лошади, незаметный и неслышный, бежал белый призрачный лютоволк.

"Три апельсина" — итальянская народная сказка, № 408 по классификации Аарне-Томпсона. В сказке герой в наказание за свою жестокость к старой волшебнице получает пророчество о том, что однажды он потеряет покой, пока не найдет три апельсина. В конце концов, эти три апельсина он находит, из них выходят девушки, две девушки умирают от жажды, третья становится невестой героя; злая противница сталкивает девушку в воду и сама занимает ее место; в конце все выясняется.

Что знаете вы об избалованных детях?

В Семи Королевствах их было много, но самым избалованным был, конечно же, принц Джоффри.

Еще бы — первенец короля Роберта и его жены Серсеи, долгожданный наследник, с рождением которого король приказал установить у дворца винный фонтан. Невозможно было представить себе вещь, в которой мать ему бы отказала. У маленького принца было все, что только можно было пожелать, но, тем не менее, улыбку на его холеном личике удавалось увидеть не так уж часто.

На седьмой день рождения наследника Семи Королевств Серсея приказала устроить пир с турниром для потехи именинника, и все гости, конечно же, явились с подарками и расхваливали Джоффри на все лады. Хоть маленький принц ничем и не заслужил ни одной похвалы, но воспринимал каждую из них как должное. И если кому-то показалось бы глупостью воспевать силу, ум, ловкость и смелость семилетнего ребенка, то точно не ему самому. А лорды и леди — что ж, они знали, что однажды Джоффри суждено занять место отца, и лучше бы заслужить его расположение задолго до этого. Именинник восседал на помосте, кивая в ответ на все поздравления и провожая взглядом подарки, складываемые у подножья. Изредка он просил подать ему в руки особенно приглянувшиеся игрушки, крутил их, рассматривал и затем бросал к остальным. Ему нравилось, что знатные дамы приседали в реверансах перед ним, а рыцари дрались на турнире в его честь. В это день все шло так, как ему хотелось: мир вращался, а он был его центром.

Вереница гостей все тянулась и тянулась, король Роберт давно покинул пир, выпив изрядное количество вина, ну а Джоффри успели надоесть уже и подарки. Наконец поздравили его почти все, и внезапно под помост подбежал ряженый в расшитую разноцветными лоскутами одежду шут.

— Я ваш лучший подарок за сегодня, ваша светлость, от самого десницы короля, — шут скривил смешную рожу, поклонился, и бубенчики на концах его колпака со звоном протянулись по пыли. — Что вам будет угодно?

— А что ты умеешь? — оживился Джоффри, откидываясь поудобней на оббитую бархатом спинку кресла.

— Все, что все остальные скоморохи Семи Королевств, но только чуточку больше. Я пою, танцую, жонглирую ...

— Песнями и танцами меня не удивишь, — перебил принц. — Этого добра я уже насмотрелся и наслушался сегодня. Покажи, как ты жонглируешь.

— Как будет угодно вашей светлости, — и подарок подмигнул правым глазом, затем левым, перекатился колесом к столу и бухнулся оземь, врезавшись в пузатого сира, сидевшего за столом. Все взорвались хохотом, а шут невозмутимо схватил со стола три апельсина и вернулся к помосту, жонглируя ими на ходу.

Джоффри повернулся к матери и спросил:

— А разве наши подданные не должны почитать короля?

— Конечно, должны.

— А я ведь будущий король? — вопрос зазвенел капризной ноткой на слове "король".

— Да, Джоффри, — Серсея сверкнула зелеными глазами и кивнула с улыбкой.

— Так почему же десница не вручил мне свой подарок сам? Мне не нравится это, я его будущий правитель, а присылать подарок вот так, не поздравив меня достойно — неуважение. Он должен быть наказан!

— Но лорд Аррен десница короля, Джоффри, а ты пока всего лишь наследный принц, — улыбка Серсеи поблекла. О, она и сама не прочь была бы избавиться от Аррена, но Роберт ни за что не позволил бы наказывать того из-за такой мелочи, как неявка на именины принца. Тем более, десница короля был очень занят в это время, так как от Роберта в правлении Семью Королевствами не было почти никакого толку. Подарок он прислал, и приличия, соответственно, оказались соблюдены.

— Всего лишь наследный принц? — крикнул Джоффри так громко, что все гости повернули головы и уставились на него. Шут от крика вздрогнул, выронил свои апельсины и тоже удивленно взглянул на мальчика. — А тебе кто разрешил переставать жонглировать? Ты же сказал, что ты можешь то же, что и все шуты Семи Королевств, только лучше. А сам жалкие три апельсина удержать не можешь!

— Ваша светлость, я...

— Молчать! Мой старый шут мог жонглировать апельсинами весь день напролет и ни разу не уронить их. Никакой ты не лучший в Семи Королевствах! Ты лгал своему будущему государю, — Джоффри встал со своего кресла и спустился вниз. — Подай мне мой новый меч, Пес. Тот, который я сегодня получил в подарок от лорда Севера.

Охранник принца молча обошел гору оружия и игрушек и вытащил из ее середины небольшой меч, легкий и короткий, выкованный специально для детской руки. Он поднес его Джоффри, и тот схватил его и повертел им в воздухе так, что от стали клинка забегали солнечные зайчики по притихшим гостям.

— Подбери апельсины с земли, — бледный как молоко шут упал на четвереньки, а Джоффри с радостным блеском в глазах следил за ним, пока все три укатившихся апельсина не были найдены. — А теперь держи их крепко.

Шут упал на колени, склонив голову и бормоча извинения. Апельсины, оранжевая корка которых была немного испачкана пылью, мелко дрожали в его трясущихся руках.

Прежде чем Серсея успела остановить его, Джоффри взмахнул мечом и полоснул по рукам шута. Из апельсинов брызнул оранжевый сок, а из рук — кровь. Раздался громкий крик, за ним — вздох толпы. Сочные оранжевые половинки фруктов упали в пыль, а шут выл, баюкая истекающие кровью пальцы.

— Больше ты ничего ронять не будешь, растяпа! — принц отбросил меч, звонко рассмеялся и вернулся на возвышение, в то время как кричащего шута оттащили в сторону и послали к мейстерам. Кричал шут долго, но еще дольше смеялся именинник.

Серсея подумала, что подарок десницы короля не так уж плох, ведь ему все-таки удалось развеселить Джоффри.

«Золотой гусь» (нем. Die goldene Gans) — сказка братьев Гримм о «глупом» младшем сыне, который сумел жениться на королевне при помощи лесного человечка и его золотого гуся. В сборнике сказок братьев Гримм находится под номером 64, по системе классификации сказочных сюжетов Aарне-Томпсона имеет номера 571, 513B.

Маленький Томмен вышел из шатра гадалки жутко довольным и наткнулся на золотых плащей, рыщущих по всей площади.

— Вот он! Скорей доложите королеве, что мы его нашли, — закричал один из них. Не прошло и нескольких минут, как к окруженному охраной ребенку подбежала королева-мать.

— Томмен, куда ты убежал? Все с ног сбились, разыскивая тебя, — Серсея укоризненно взглянула на сына. — Я же сто раз тебе уже говорила, что маленькому принцу опасно куда-либо идти без охраны. Тебя могли схватить, украсть, ты это понимаешь?

— Мам, мне бы ничего плохого никто не сделал, — отмахнулся мальчик. — Эта старая женщина — пророчица, и она видит будущее, она мне столько интересного рассказала только что, ты нипочем не угадаешь! И еще меня клюнул ее волшебный гусь, но она сказала, что это на счастье и если я дам ей золотой, то все напророченное обязательно сбудется, — Томмен моргнул и расплылся в улыбке, на его щеках появились ямочки. Серсея вмиг рассердилась:

— Вздор. Все эти пророки и гадалки не видят ничего, кроме золота. Пойдем, сынок.

Она повела ребенка за руку, усадила в королевский паланкин, где их уже ожидала Мирцелла, и подала знак ехать. Пока их несли по Королевской Гавани, она глядела в окно. Рынки кишели шумными торговцами и их не менее шумными покупателями. Тут и там сновали попрошайки, пытающиеся то разжалобить кого-то из знати, то умыкнуть у той же знати кошелек. Но ничего из этого Серсея не замечала: перед ее глазами стояла ее собственная встреча с предсказательницей много лет назад. Три вопроса она, тогда еще ребенок, задала той ведьме.

— Когда я выйду замуж за принца?

— Никогда. Ты станешь женой короля.

— Но я стану королевой?

— Да. Ты будешь королевой… пока не появится другая, моложе и гораздо красивее, чтобы свергнуть тебя и отобрать всё, что было тебе дорого.

— У нас с королём будут дети?

— О, да. Шестнадцать у него, и трое у тебя. Золотыми будут их короны и золотыми их саваны. А когда ты утонешь в слезах, на твоей бледной шее сомкнёт свои руки валонкар и задушит в тебе жизнь.*

Серсея верила в пророчества, но ей не хотелось, чтобы они сбывались. Королева посмотрела на ровные клумбы желтых тюльпанов, высаженных у септы, мимо которой они как раз проезжали. «Желтый — цвет расставания», — внезапно подумалось ей; так говорила старая кормилица, когда Серсея была не старше Мирцеллы сейчас. Она обеспокоенно взглянула на Томмена:

— Что бы ни сказала эта ведьма, не стоит ей доверять. Скажи, что она насочиняла за выманенные у тебя деньги?

Томмен поспешил надуться:

— Ну почему же насочиняла? А вдруг ее слова — правда? Мне бы хотелось, чтобы ее слова сбылись, — Серсея вздрогнула, а мальчик продолжал, как ни в чем не бывало. — Мам, она сказала, что однажды мне суждено стать королем, гораздо лучшим, чем мой предшественник, и что моей женой станет прекрасная Золотая Роза, а меня самого будут называть Золотым Бастардом. Золотой Бастард, мам! На мой взгляд, звучит отлично: не хуже, чем Эйгон Драконья Погибель или Бейлор Благословенный. Только... что такое Бастард?

Мирцелла звонко засмеялась и тут же прикрыла рот ладошкой, смущенно глядя на мать. Томмен был еще слишком мал, чтобы разбираться в таких понятиях, да и имена известных королей Вестероса, услышанные от учителей, он повторял только потому, что ему нравилось их звучание.

— Сынок, ничего удивительного. Я же тебе говорила, что все эти ведьмы несут вздор, а ты у меня еще такой доверчивый. Да и не стать тебе королем раньше Джоффри, ты ведь знаешь, что он старший и наследует престол после отца.

Личико Томмена вытянулось, и он опустил голову, смущенно теребя золотую пуговицу на своем камзоле. Его сестра продолжала фыркать от смеха, поглядывая на него время от времени, а Серсея снова смотрела в окно. Так они и ехали: грустный маленький принц, веселая принцесса и задумчивая королева.

________________________________________

*Диалог Серсеи с ведьмой взят из канона Дж.Мартина, Пир стервятников, Серсея VIII

Джек и бобовый стебель (англ. Jack and the Beanstalk) — английская народная сказка о смелом пареньке Джеке, победившем великана.

Бран полз и полз вверх по зеленым узловатым бобовым стеблям, опутывающим Разрушенную башню так крепко, словно уже столетия как с ней срослись. Они поднимались и над Винтерфеллом, сплетаясь дальше. Стебли тянулись, казалось, в самое небо, и в небо полз по ним Бран.

Оказавшись уже так высоко, что огромный каменный Винтерфелл внизу казался игрушечным, мальчик вдруг испуганно подумал, что такого не может быть. Растительность, конечно, на Разрушенной башне была, но не поднималась выше второго этажа. Никому никогда не пришло бы в голову сеять бобы под Разрушенной башней. И наконец, что самое невероятное — он ползет, одинаково ловко перебирая руками и ногами, а ведь он на самом деле давно уже не чувствует ног. Значит, ему это снится. Может, это обычный сон, а может, и зеленый. Бран до сих пор не мог свыкнуться с тем, что он зеленовидец, и относился к зеленым снам с трепетом. По словам Бриндена Риверса, один из тысячи людей рождается оборотнем, и лишь один оборотень из тысячи может стать зеленовидцем.

Но если это сон, то он может ползти и дальше: падая во сне, он ведь не разбивался в реальности, хоть, конечно, и получал от этого мало приятных впечатлений. Так что Бран пополз снова, наслаждаясь движением ног. "Хоть во сне", — с грустью подумалось ему.

Заползая еще выше, мальчик услышал чей-то голос. Низкий и раскатистый, он плыл среди облаков, до которых уже добрался Бран по зеленому стеблю. Наконец, забравшись так высоко, что реки внизу превратились в тоненькие ниточки, а города — в пятнышки среди белых снегов, он увидел хозяина голоса. Им был здоровенный, покрытый волосами великан, настолько огромный, что каждая его нога была высотой с Разрушенную башню Винтерфелла. Он сидел посреди белых облаков и пел:

О-о-о, я последний из великанов,

Народ мой исчез навсегда,

Когда-то мы правили миром,

Но те миновали года.

На смену великим и сильным

Ничтожный пришел человек,

Он занял леса и долины

И выловил рыбу из рек.

В горах моих горны пылают

И молот тяжелый стучит,

А я все брожу, одинокий,

Тоскую и плачу навзрыд.

Затравленный, всеми гонимый,

Я слышу собак за спиной -

Ведь мелкий не станет великим,

Чтоб честно сразиться со мной,

О-о-о, я последний из великанов,

Услышьте же песню мою.

Умрет она вместе со мною

В украденном вами краю.*

Бран смотрел на него во все глаза, и великан вдруг повернулся к нему и закричал на него:

— Ходор! Ходор!

Мальчик испугался и, вздрогнув, проснулся.

— Ходор! — разносился по просторам возглас его слабоумного слуги: тот всегда общался лишь при помощи одного слова. Любой вопрос, который тот задавал, звучал как "Ходор?", что бы это ни значило, и любой ответ, который он давал, всегда состоял из того же самого слова "Ходор".

— Перестань, я уже проснулся. Давай я заберусь к тебе на спину и пойдем дальше. Только хватит шуметь!

— Ходор, — согласился Ходор.

Несколько часов спустя Бран, сидя у него на спине, заметил вдали дым костров. Любопытство разобрало мальчика:

— Пойдем туда, только потише: нам не нужно, чтобы нас заметили.

Оказавшись ближе, Бран почувствовал себя так, словно тоже позабыл все слова на свете, как и Ходор. Он смотрел на лагерь великанов. Великаны на самом деле ростом были не такие, как тот, в его сне, но наверняка в два раза выше Ходора и в столько же сильнее: с какой только легкостью один из них нес большущее дерево на одном плече.

Приказав Ходору бежать как можно скорей в противоположную сторону, Бран думал о том, что в последнее время все его сны — зеленые.

*«Последний из великанов» (англ. "The Last of the Giants") — песня взята из канона. В саге исполнена Игритт, Тормундом Великаньей Смертью и другими одичалыми в лагере на реке Молочной.

"Ягодка Голубика" — ненецкая народная сказка. В ней рассказывается о маленькой девочке, которую унесли из дому. Не найдя дороги домой, она так плакала, что вся посинела и превратилась в ягоду — голубику.

Пирожок жаловался с самого утра, не переставая. Иногда он затихал ненадолго, но только стоило Арье понадеяться, что и дальше будет тихо, так он тут же начинал ныть снова.

Ей начинало казаться, что он ведет себя хуже, чем когда-то Ломми. Наконец лопнуло терпение и у Джендри:

— Еще одна увлекательная история о том, как седло натерло тебе зад или как ты скучаешь по теплой кухоньке, и ты из обычного Пирожка станешь Пирожком, нафаршированным железом. Повторять не буду.

Он обогнал пухлого мальчишку, пустив свою лошадь галопом, и Арья молча поехала следом за ним, мысленно благодаря за избавление. Она-то, конечно, тоже делала попытки прекратить нытье Пирожка, но Джендри он боялся больше, так что и послушал беспрекословно.

Они решили остановиться у ручья, чтобы дать отдохнуть лошадям. Напоив их свежей водой и попив сами, начали спорить о том, стоит ли останавливаться надолго.

— Я почти уверен, что погони за нами уже нет. Я сильно удивлюсь, если они до сих пор маются этим, — сказала Арья.

— Ну и что, что удивишься? Если выяснится, что есть, то нас вздернут на соседних ветках одного дерева, вот и все, — нахмурился Пирожок, доставая хлеб из мешка и передавая Джендри и Арье по куску.

— Я уже начинаю жалеть, что мы тебя вообще взяли. Напомнить про нытье или сам заткнешься? — многозначительно заметил Джендри. — Думаю, что хлеба у нас маловато осталось, надо бы поискать еще какой-то еды. Мы с Арри пойдем в лес, а ты оставайся тут стеречь лошадей — хоть какой-то толк от тебя будет. Завоешь по-волчьи в случае опасности.

Дождавшись согласного кивка, Арья и Джендри оставили Пирожка наедине с лошадями, а сами углубились в лес, смотря по сторонам в поисках хоть чего-то съедобного. Наконец Арья заметила немного в стороне кустики с ягодами. Начав собирать их и продвигаясь потихоньку дальше, они обнаружили целую поляну, заросшую голубикой.

— Варенье из нее вкусное, — заметила Арья,— но и свежая тоже хороша. Пирожок обрадуется, а то один черствый хлеб уже который день едим.

— Когда мы его доедим, то любой из нас обрадуется и черствому хлебу, миледи, — Джендри насмешливо глянул на Арью и отпрыгнул в сторону, уклоняясь от шлепка.

— Ты спятил? Я же просила так меня не звать, вдруг Пирожок услышит и все поймет! — Арья рассерженно сверкала глазами.

— Если Пирожок до сих пор не заметил, что ты девчонка, то думаю, он не поймет, даже если ты перед ним голышом спляшешь, — Джендри вдруг посерьезнел. — Простите, миледи, мне о таком при вас говорить не стоит.

Арья в ярости отбросила на траву узел с набранной голубикой и вцепилась в Джендри испачканными пальцами, шипя на него, как рассерженная кошка. "Специально издевается", — подумала она, заметив веселые огоньки в его глазах.

Фыркнув, Арья схватила собранные ягоды, развернулась и пошла обратно. Оставила голубику Пирожку и сказала:

— Ешь, Джендри еще насобирает, там много ягод. Я пойду в другую сторону, может, повезет поймать белку.

Она отошла на приличное расстояние вверх по ручью, решив искупаться. Отскребая грязь песком и отмывая окрашенные голубикой ладони, она вспомнила, как ходила собирать ягоды вместе с братьями. Робб с Джоном тогда больше внимания уделяли белкам, пытаясь подстрелить их из луков и топча голубику ногами, а они с Браном соревновались, кто соберет больше, а затем — кто больше съест. Сансы с ними не было — та, по обыкновению, предпочитала интересной прогулке в лес общество Джейни Пуль или септы Мордейн.

Натянув одежду, Арья спряталась посреди камней на берегу ручья и предалась воспоминаниям, с удивлением замечая, что слезы обжигают щеки.

— Не плачь слишком много, а то голубикой станешь, — раздался голос.

Арья поспешно утерла нос рукавом и обернулась:

— Я и не плачу. А ты что тут забыл? И при чем тут голубика?

— Мы тебя уже час ищем. Пирожок успел доесть почти все запасы, так распереживался, что ты нас бросила, — Джендри присел рядом на обогретый солнцем валун. — Ты что, никогда про голубику не слышала?

— Нет, — Арья шмыгнула носом, запоздало подумав, что надо было умыться, потому что Джендри заметит, что ее лицо опухшее от плача, и будет поддразнивать ее, называя девчонкой, а еще хуже — миледи, которой она никогда не была.

— Мать рассказывала мне эту сказку, когда я был маленьким, — ответил Джендри. — Давным-давно, еще когда Первые люди только ступили на землю Вестероса, здесь жили Дети Леса. Они видели, что пришельцы вырубают их леса, чтобы построить себе дома, но поначалу боялись их и прятались, страшась того, что будет, если их найдут. Однажды отряд Первых людей нашел одну из Детей Леса — она была настолько маленькой, что пыталась спрятаться от них за кочкой. Они очень удивились такой диковинке и решили забрать ее с собой, чтобы показать остальным. Ее заперли в железной клетке и несли через реки и горы, леса и поля. По дороге Дочь Леса проскользнула сквозь прутья и сбежала, но она была уже слишком далеко от дома и не смогла найти дорогу назад. Джендри замолчал, а Арья слушала, приоткрыв рот.

— А что с ней было потом?

— Потом она спряталась среди зелени в лесу и плакала так долго, что вся посинела и превратилась в голубику. А ты, судя по цвету лица, в малину превратишься, — засмеялся Джендри. — Пойдем, нам пора уже уезжать.

Синяя борода (фр. La Barbe bleue) — французская народная сказка, легенда о коварном муже — убийце многих женщин, литературно обработана и записана Шарлем Перро. По классификации Аарне-Томпсона этот сюжет имеет номер 312. Прототипом персонажа мог послужить французский барон и маршал Жиль де Рэ, казнённый по обвинению в многочисленных убийствах.

Шаги гулко отдавались эхом, когда Санса бежала по коридорам.

Септа Мордейн когда-то говорила, что леди не пристало бегать, как дворовой девчонке. Но септа никогда и не упоминала, что на свете возможно... такое. То, что только что услышала Санса, заставило ее бежать без оглядки. Да, как бы хотелось ей вернуться в те времена, когда упрек септы по поводу неподобающего леди поведения был самым страшным, чего она могла ожидать от жизни.

Но голова септы Мордейн давно высохла на пике у Красного Замка, а приличия забывались под гнетом реальности, совсем не такой, как хотела Санса.

Она верила (давным-давно верила), что рыцари всегда защищали прекрасных дам, головы летели с плеч только если их обладатели были злодеями, а добро всегда побеждало.

Теперь же Санса знала, что мир не светел, мир полон лжи, жестокости, дворцовых интриг и, самое главное, злой несправедливости. Вдох-выдох. Шаг за шагом. Мысль за мыслью.

Думалось ей сейчас только об одном — о претендентах на ее руку и сердце. Их было трое, как героев в сказках старой Нэн. Только почему-то в тех сказках первые два всегда были глупцами и бесчестными людьми, а третий же — настоящим благородным рыцарем, прекрасным снаружи и внутри, который и подведет итог в сказке. Три раза ее собирались выдать замуж, и из трех женихов самым нормальным оказался старый уродливый карлик с разноцветными глазами. Какая ирония!

Первому жениху, Джоффри, Санса перестала верить, когда её отцу отсекли голову. Она любила Джоффри (тоже давным-давно), но не сразу разобрала, кого она любит. Он был хорош собой, сверкал золотом кудрей, а внутри у него чернели злоба и малодушие. Однако гордую королевскую осанку он держал всегда.

Второй, напротив, был страшен, как сам дьявол, и боялась его Санса так же, но он оказался самым порядочным. Конечно, ей никогда не удалось бы полюбить Тириона Ланнистера. Но быть друзьями — почему нет? Жаль, что поняла она это слишком поздно. Санса даже немного жалела, что тот ударился в бега. Общество Тириона было чем-то приятнее общества нынешнего жениха.

Наконец, третий — Рамси Болтон, он же Болтонский Бастард. Разве недостаточно было ей слухов о том, что Рамси убил своего единокровного брата, наследника Русе Болтона, чтобы занять его место? Разве недостаточно было того, что жених некрасив собой, а от жуткого взгляда его холодных бледно-серых глаз у нее мурашки по коже бежали? Так нет же, посчастливилось ей еще и подслушать разговор служанок у псарни.

По их словам выходило, что в жестокости Рамси не уступал Джоффри. Собак держали не для охоты на дичь, а на живых людей, и одна из служанок истерично жаловалась второй, как ее заставили собирать по лесу останки ее подруги, разорванной собаками Рамси. Пришлось подчиниться, чтобы не стать следующей. Вторая утешала ее словами о том, что ту хотя бы не били. А вот ее саму Рамси как-то отхлестал до полусмерти в «страшной синей комнате» — хорошо, хоть кожу заживо не снял. На чем девушки точно сходились во мнении — так это на том, что даже живя со всеми этими страхами, они и вполовину не так несчастны, как "бедная миледи Старк, обещанная ему в жены".

И вот теперь эта самая бедная миледи Старк бежала по проходу к той самой пыточной комнате Рамси. Она не знала наверняка, что найдет там. Но хотела либо подтвердить эти слухи, либо опровергнуть раз и навсегда. Лучше уж готовиться к худшему, а не пребывать в счастливом неведении, казалось Сансе.

Наконец, вот она, прямо перед ней — тяжелая, окрашенная в синий цвет и окованная железом дверь. Здесь девушка остановилась, размышляя, но соблазн был настолько велик, что она не смогла его преодолеть и дернула за ручку.

Дверь не поддалась. Она была заперта.

"Как странно", — подумала Санса. Раньше она на правах гостьи и невесты наследника Болтонов могла ходить по всему замку, и ни одна из дверей не была заперта. Она побывала на кухне, в подвалах и даже в голубятне, а тут вот именно та дверь, что ей нужна больше всего — заперта.

Санса вдруг заметила маленькое, не больше золотого оленя размером, окошко в двери. Такие окошки часто бывали в темницах, чтобы стражник мог в случае необходимости наблюдать за узником, не входя внутрь. Она заглянула одним глазом и поморгала, привыкая к стоящему в запертой комнате полумраку. В углу комнаты тускло горел факел, едва-едва освещая висящие на стенах крюки, плети и еще множество различных приспособлений, о назначении которых Санса могла только догадываться. Посредине комнаты она заметила нечто, похожее на дыбу, а на ней, как ей показалось, что-то шевелилось...

Дверь рывком отворилась, и припавшая к окошку Санса едва не ввалилась внутрь.

— Что делает моя невеста в столь отдаленной части замка? — в блеклых глазах Болтона плясали отсветы факела. — Пожалуй, мне стоить ограничить ваши передвижения по замку, леди Санса. Пойдемте.

Страх опутал Сансу холодными щупальцами. Спасти ее некому. Отец и мать мертвы, старший брат — тоже. Младшие братья пропадают неизвестно где. Она рада была бы сейчас даже Арье, которая всю жизнь ее выводила из себя. Она рада была бы даже Джону Сноу, который был ее братом лишь наполовину. Но никого из них она никогда больше не увидит. Санса позволила взять себя за руку, твердо решив, что она, последняя из Старков, ни за что не сломается, несмотря на то, что в Рамси Болтоне сошлись вместе все худшие черты ее прошлых женихов.

"Почему у осьминога нет костей " — японская народная сказка. Рассказывает о том, как по приказу Повелителя драконов на морское дно доставили обезьяну, так как супруге Повелителя захотелось отведать ее печени. Ей проболтался об этом стоявший на страже осьминог, обезьяна сбежала, и когда все выяснилось, осьминога избили так, что у него не осталось костей.

Одного-двух дней достаточно, чтобы увидеть, как распоряжается своими землями лорд. Дейенерис объезжала свои владения уже полгода, не останавливаясь ни в одном из замков дольше, чем на несколько дней. «Вот как велики Семь Королевств», — думала она, — «прав был Визерис. Если бы не был он таким дураком, он был бы сейчас здесь, со мной».

Но с другой стороны, будь жив ее брат, неизвестно, была бы она такой сильной, как сейчас? Стала бы Матерью Драконов и королевой или оставалась бы той тихой и ни в чем не перечащей старшему брату Дени? В конце концов, были бы сейчас с ней ее драконы или вместо них лежали бы на дне сундука три мертвых драконьих яйца?

— Дейенерис Бурерожденная, Неопалимая, Матерь Драконов, Королева Андалов, Ройнаров и Первых Людей, Леди Семи Королевств, Защитница Империи, Королева на Железном Троне, — зачитывал тем временем ее титулы глашатай. Дейенерис смотрела на почтительно склонившихся подданных и размышляла о том, чем жили они до того, как она прибыла в Семь Королевств со своей армией и драконами, о том, что чувствовали они к ней сейчас. Считают ли ее ненавистной захватчицей? А может, признают своей законной королевой, ведь она из Таргариенов? Все это неважно. Задолго до этого момента она поклялась себе, что будет королевой, которую полюбят все ее подданные. Рано или поздно. Не за королевское происхождение и не за силу, но за справедливое правление.

Внимательный взгляд фиолетовых глаз скользил по залу; Дени прекрасно понимала, что это не просто очередной главный зал очередного имения одного из лордов.

— Этот замок не в пример больше и роскошней прошлого, — нарочито небрежно заметила она, сидя на троне, украшенном резными волчьими головами. — Впрочем, в Большом Чертоге Винтерфелла восседали в свое время все короли Севера, а также Эддарк Старк, помогавший Узурпатору занять Железный Трон. Что ж, теперь его здесь больше нет, не так ли? — улыбнулась Дени, обращаясь ни к кому в особенности и ко всем сразу в то же время. Она окинула взглядом подданных и остановилась на нынешнем владельце Винтерфелла.

Глашатай призвал его поближе к королеве, и тот начал рассказывать ей, как предан ей и как рад, что она здесь, и все тому подобное. Дени слушала вполуха, прекрасно понимая, что лебезит он в большей степени из-за того, что она королева, а еще из-за нового указа, изданного ею. Согласно указу, она имела право отбирать титулы и казнить лордов на месте, если выяснится, что они не справляются со своими обязанностями и кто-либо из их подданных бедствует.

— Останки Эддарда Старка покоятся в крипте, но сам замок теперь принадлежит мне, ваше величество, — говорил невзрачного вида мужчина. — Я лорд Болтон, моё глубочайшее почтение и долгих лет вашему величеству.

Дейенерис смерила выскочку одним из тех взглядов, которыми она усмиряла своих драконов, когда те плохо себя вели. Видно было, что Болтон чувствует себя едва ли не важнейшей персоной в этом зале, да что там, во всех Семи Королевствах, однако сейчас он умело играл роль послушного и смирного.

— Мы бесконечно рады, что вы почтили нас своим присутствием, и пусть ранее это был замок предателя — сейчас он стал замком вашего преданнейшего друга...

Он говорил и говорил, и губы его шевелились, как два жирных мерзких червя. Что-то в облике лорда Болтона ей было не по нраву, но с этим она разберется позже: сейчас же ее внимание привлек человек позади Болтона. Такого затравленного взгляда не было больше ни у кого из слуг, казалось, что он глубоко несчастен всю свою жизнь. Так же до освобождения смотрели миэринские рабы, и Дени могла поклясться, что не уснет сегодня, если оставит этого человека наедине с его горем. Её приказ прервал поток лести и пустых (Дени нутром чуяла, что слова Болтона стоят не больше, чем песок в пустыне) обещаний:

— Пусть подойдет ко мне твой слуга. Вон тот, с вышитым на рубахе кракеном. Я хочу спросить, какой вы лорд, у ваших подданных.

Болтон сдержанно поклонился и метнул взгляд на дрожащего мужчину:

— Вонючка, ты же не глухой, сама королева хочет говорить с тобой. Выйди и отвечай на все вопросы честно.

Слуга сделал три чрезвычайно боязливых шага вперед, и Дейенерис начала расспрашивать его. О том, как долго Вонючка служит в Винтерфелле, как обращается со слугами лорд Болтон, как он распоряжается землями, и прочее, и прочее. Из ответов слуги следовало, что лорда лучше Болтона свет не видывал никогда, а его, Вонючки, жизнь, навсегда принадлежит его любимому лорду.

— Какое твое настоящее имя? — жалость в ее голосе была неприкрытой. Хоть она и старалась всегда при подданных держать лицо, но тут она ничего не могла с собой поделать. Трясущийся всем телом как лист на ветру слуга по прозвищу Вонючка еще и заикался.

— Я Вонючка, ваше в-в-величество, — ответ был дан сразу же. Очевидно, что он свыкся с прозвищем настолько, что не испытывал никаких сомнений.

— Разве так мать назвала тебя, когда ты родился?

Вонючка, уткнув взгляд в свои поношенные ботинки, тихо промолвил:

— Нет.

— А как она назвала тебя?

— Теоном Грейджоем, ваше величество.

Брови Дейенерис удивленно взметнулись вверх, а сама она даже встала с трона:

— Грейджой? Ты — наследник дома Грейджоев с Железных островов? И пресмыкаешься перед бастардом Болтонов?

Теон молчал и трясся. Он открывал рот, но оттуда не выходило ни звука. Он казался Дени рыбой, выброшенной на берег. Лорд Болтон же сказал, улыбаясь:

— Ваше величество, как вы знаете, герб Грейджоев — кракен. Так вот, кракен силен только в море. Здесь же, на суше, он беспомощней мыши, потому что у кракена нет костей. Он сам хочет быть моим слугой, вы можете его об этом спросить — уверен, что он подтвердит мои слова...

— Замолчите! По какому праву вы сделали этого человека своим рабом? — гневный голос королевы был тих. Угрозы же в нем было заключено столько, что все находящиеся в Большом Чертоге склонили головы так низко, что еще немного — и переломились бы шеи. Королева была страшна в гневе, и сейчас многие вспомнили о том, что не зря ее отца называли Безумным Королем.

Дейенерис не хотелось верить в то, что видела она сейчас собственными глазами. Она освобождала людей от рабских ошейников в Астапоре, Юнкае и Миэрине для того, чтобы вернуться в Семь Королевств и обнаружить, что рабы есть и здесь? Ей было жаль наследника Грейджоев, но не меньше, чем жалость к Грейджою, был ее гнев на Болтона. Как смеет он так обращаться с человеком? И это — лорд Винтерфелла, главный на Севере? Тем не менее, она обуздала свой гнев и сказала:

— В Семи Королевствах не будет рабов, пока я жива. Теон Грейджой, отныне ты больше никогда не будешь зваться Вонючкой. Ты будешь освобожден и с тобой будут обращаться как и должны по праву рождения. — Королева перевела взгляд на сира Барристана. — Болтона посадите в темницу. Я позже решу, как с ним поступить.

Дени поднялась с трона и зашагала к выходу из зала. Люди расступались перед ней, и она видела пока еще осторожную радость на их лицах — вот невольно улыбнувшийся мальчик с синяком под глазом, вот старуха со смехом в глазах, а вот рыжеволосая девушка, которая едва сдерживает свой восторг. Позади слышалось, как Болтон сопротивлялся и кричал что-то про свое законное лордство, но Дени не оборачивалась, понимая, что золотые плащи свое дело знают. Она повернула в сторону своих нынешних покоев, уже раздумывая о том, кого же ей стоит назначить лордом Винтерфелла и правителем Севера.

И когда Дени стала смотреть на бушующую за окном метель, она будто бы увидела посреди мириад белых мотыльков темное пятнышко. Пятнышко росло и по мере приближения стало похожим на фигуру человека. Еще немного — и вот стало понятно, что это не один человек, а два: громоздкий, напоминающий медведя мужчина и мальчик, сидящий у него за плечами. Дейенерис отвернулась от окна и стала рассматривать семейное дерево Старков, висящее на стене. Она размышляла о том, что должны же были остаться у Старка хоть какие-то наследники. Отыскать их для королевы — дело не такое уж трудное.