Игра в реальность (гет)

"Ты больше, чем советник, Марк. Ты мой друг!"

Стрелки часов были близки к тому, чтобы показать четыре утра. Евгений всё ещё лежал и смотрел в потолок. Сон упорно не шёл.

"Как ты мог сделать это?"

"Ты издевался надо мной! Над каждым из нас!"

Насмешливые воспоминания лезли в голову, причём, словно назло, лезли именно те реплики, которые как нельзя лучше подходили к настоящему моменту. Глуховатый, невыразительный голос Денисова менялся то на восклицания Толика I, то на холодные, дрожащие от злобы слова Натальи.

Конечно, он знал, что ничего не выйдет. Он должен был знать это.

"Для тебя всё это лишь игра, да?"

"Жалкий актёришка, чего ты хотел добиться своим враньём? Свести меня с ума? Заставить меня свести с ума самого себя? Боже, слишком сложно. Уже пятый час утра. Ну что, Марк? Ты здесь? Будешь говорить со мной? Или я зря, как придурок, нёсся через весь город, беспокоил старичка и заставлял его читать со мной по ролям? Или я просто недостаточно тебе подхожу?"

Евгений перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку. Странное чувство: вроде бы он не совершил ничего из ряда вон выходящего, ничего такого, что могло бы его опозорить, он был виноват лишь в том, что поверил... Видимо, он и есть ещё не выросший мальчишка, любящий сказки.

"Сказки из тех, в которых счастливый финал только у главного героя, а что станет с остальными — неважно, ибо все они по другую сторону".

Разве в пьесе была такая реплика? И если да, то у кого? Впрочем, какая разница...

"И вправду, глупо".

* * *

На последней перед спектаклем репетиции "Повести о Лоренс", к недоумению Лаврушкина, присутствовали зрители. Кроме Соседки, к которой все уже успели привыкнуть, в пустом маленьком зале сидели жена Пети-Марселя, которую ревнивый муж решил не оставлять в одиночестве на весь вечер, шумная компания друзей Инги и тощий прыщавый подросток — сын Толика I. Как пояснял сам "король", мальчишку он привёл в воспитательных целях.

По традиции, последняя репетиция проводилась в костюмах. Поправив пояс на строгом и аккуратном платье горничной, Лера выглянула из-за кулис. Петя, зевая, расхаживал по сцене и ревниво поглядывал в зал: к его молодой и симпатичной тридцатилетней жене уже вовсю клеились молодые люди из компании Инги. Судя по всему, он уже жалел, что притащил её сюда.

Сама Инга тоже была неподалёку. Закончив болтать с кем-то по телефону, она подошла к Лере, вызвав у последней лёгкое недоумение. Они не то что не общались, скорее просто жили в разных мирах.

— Не видела этого... гения-Евгения? — с ноткой презрения в голосе спросила "Аннет".

— Вчера если только. А что?

— Да ничего. С ним явно что-то странное. Вчера, как одержимый, примчался к нам в дом со словами, что хочет почитать пьесу с отцом! Я хотела выставить его, но мать была против, — Инга пожала плечами.

"Значит, всё-таки решился," — с замиранием подумала Лера.

— И твой отец согласился?

— Ну да. Я конечно, всё понимаю, он автор этой дребедени и всё такое, но серьёзно! Евгению что, больше нечем заняться?

— Кто знает, — отозвалась Лера. — Каждый совершенствуется как может. А ты, случайно, не читала пьесу по ролям с отцом?

— Зачем? — удивилась Инга. — Что я, слов выучить не могу?

— О чём идёт разговор?

— А вот и он, лёгок на помине, — протянула Инга и отошла.

Лера пристально смотрела на Евгения. Кажется, в нём ничего не изменилось. Костюм Марка ему, безусловно, шёл, подчёркивая склад фигуры. Несмотря на синеватые пятна под глазами, явно свидетельствовавшие о недосыпе, выглядел юноша неплохо.

— Инга сказала, что ты приходил к ним в дом вчера, — осторожно начала Лера. Евгению тут же стало неуютно, он ограничился лёгким кивком и тут же стал озираться по сторонам.

— Получилось? — тихо спросила девушка.

— Нет.

— Но ты в поря...

— В полном! С чего я должен быть не в порядке?

— Если...

— Отстань! Вот привязалась, — с презрением бросил актёр.

Евгений отошёл, и как раз вовремя: репетиция началась. Как она прошла, как играл Евгений и как играла она сама, Лера плохо запомнила. Внезапная грубость друга её сильно ранила, но она совершенно не понимала, чем заслужила такое обращение.

* * *

— Он был плохим министром, ваше величество.

— Да, но... был ли он плохим человеком?..

— Несомненно. Разве хороший человек поставил бы под сомнение вашу мудрость и вашу веру в собственный народ?

В голосе Евгения звенел металл, который не получалось прикрыть бархатом вкрадчивых интонаций. Да и стоило ли пытаться?

Король, он же Толик I, смотрел на Марка-Евгения с лёгким недоумением. Доверие — да, но в его следующих словах явственно прозвучало беспокойство.

— Ты всегда прав. Но это пугает меня.

И это вправду пугало его.

Зал притих. Даже школьники, которых притащили на представление в обязательном порядке, прекратили кидаться друг в друга едой. Те зрители, которые смотрели этот спектакль уже несколько лет, ощутили смутное, неуловимое чувство дежавю.

— А что насчёт бала? Вы уже разослали приглашения?

— Ещё вчера.

— Будет ли там семья Марселя?

— Конечно. Натали ни одного бала не пропускает. Да, кстати, Марсель хотел привести на бал свою племянницу. Я не стал возражать.

Евгений безразлично дёрнул плечом. Его мысли занимало другое.

— Мой король, могу ли я отлучиться на эту ночь? — осторожно спросил он. К королю, сидевшему на троне, он приближался не менее аккуратно, точно ступал по верёвке, натянутой над пропастью.

Толик I рассеянно посмотрел на Евгения, как на ласкающегося к хозяину хищника. С одной стороны, он рядом уже так долго и кажется верным другом и советником, с другой же — хищник есть хищник.

Евгений был хищником. Евгений?..

— Да, конечно... У тебя есть какие-то дела?

— Исключительно ваши интересы, ваше величество.

Больше не было сказано ни слова, но и "король", и "Марк", и несколько десятков сидевших в зале зрителей знали, что следующим утром найдут труп бывшего министра.

Сестра Евгения, Саша, которая сама захотела присутствовать на дебютном для брата в новой роли спектакле, то и дело сбрасывала звонки, от которых буквально разрывался её телефон. Муж был, как всегда, занят на работе, и ребёнка пришлось оставить на соседку; видимо, та не очень справлялась, но Саше было не до того. Она наслаждалась каждой секундой того, что происходило на сцене, со смешанным чувством детской радости и гордости. Саша не так часто бывала на спектаклях брата и впервые видела его в такой значительной роли; наконец-то она почувствовала, что Евгений участвует не в школьных сценках, а в чём-то серьёзном.

Настя-Соседка сидела в самой середине первого ряда и почти не смотрела на сцену, а строчила в блокноте, как одержимая. Прилив творческого вдохновения рождал фразу за фразой, и цепи возникавших на бумаге образов не было конца. "Надо было взять ноутбук," — со вздохом думала она. — "О, какая выйдет статья, особенно если хорошенько заняться редактированием, найти дополнительных материалов..."

* * *

"Руслан мне больше нравился. В нём был стержень, характер, а в тебе что? У меня дома такие, как ты, не продвигаются дальше заместителей и секретарей".

Евгений, который как раз стоял на сцене, сжимая ладони Толика I и Инги, и кланялся, вздрогнул и едва не упал. Силой воли он заставил себя снова выдавить улыбку и отступить от края, пропустив вперёд других актёров.

"Ты что-то сказал?" — медленно, чётко подумал он. Ответ не заставил себя ждать.

"О, меня заметили? Я был с тобой всё это время, помогал, а ты даже не замечал меня? О Боги, это будет сложнее, чем я думал".

"Сложнее что?"

"Сделать из тебя человека, конечно. Ты же для этого позвал меня?"

Зрителей было всего несколько десятков, но шумели они так, словно зал был переполнен; и Евгений прекрасно знал, чему очередное представление "Повести о Лоренс" обязано таким внезапным успехом. Не чему. Кому.

Он был совершенно уверен, что у него не получилось! Во время репетиции он пытался прогнать назойливые напоминания о позоре собственной наивности. А тут ещё эта Лера с её участливой улыбкой! Можно подумать, ей есть какое-то дело до него! Соседка... А что Соседка? Она слишком поверхностная и самовлюблённая, чтобы обратить внимание на что-либо, кроме букв в своём блокноте. Как пьеса, так и актёры для неё — всего лишь материал.

Но теперь, во время спектакля, что-то изменилось. Реплики, которые Евгений произносил уже автоматически, внезапно обрели новое значение. Сцена и темнота зрительного зала подёрнулись туманной плёнкой в его глазах, а сквозь эту плёнку смутно проступили другие лица, другие предметы, другое время. Две картинки накладывались друг на друга, и всё приобрело потрясающий объём, словно открывшись в четвёртом измерении: тусклая железная корона с вставленными между зубьями стекляшками засияла благородным металлом, мантия Толика I стала роскошнее и ярче, а слова... слова Инги, Натальи, Пети преисполнились нового смысла. Сердце Евгения билось, как сумасшедшее. Поддавшись, как ему казалось тогда, своему воображению, он вдохновенно изобретал новые интонации, новые выражения, новые жесты. В его движениях появилась несвойственная ему вкрадчивая мягкость, в голосе пробились новые ноты. Это было словно во сне.

"И ты думаешь, что сам способен на это, без моей помощи? О, мальчик, ты и вправду такой глупый..."

Под ноги Евгению прилетел маленький букетик — совсем скромный, составленный из дешёвых полевых цветов. Точно очнувшись, юноша заморгал. Конечно, он никогда раньше не получал цветов. Дворецким и часовым цветов не полагалось. Но неужели что-то изменилось? Неужели его жизнь теперь действительно пойдёт по-другому?

Перед тем, как занавес закрылся, Евгений не удержался и отыскал взглядом Настю. Он успел заметить радостную улыбку, энергичные хлопки — и зрительный зал скрыла тяжёлая, пропитавшаяся пылью тканевая стена.

Евгений отошёл за кулисы. Вдали мелькнуло чёрно-белое платье Леры, и он, не раздумывая, догнал её.

— Прости, -выдохнул он, когда они поравнялись друг с другом.

— За что?

— Кажется, я был несправедлив к тебе. Ох, Лерка! Ты не представляешь, что творится у меня в голове.

— Почему это? — девушка с усмешкой кивнула на букетик, который Евгений всё ещё продолжал сжимать в руках.

— Потому что это не мои цветы. А его.

— Ты шутишь!

— Нет. У меня получилось! Боже мой, я готов весь мир перевернуть!

Запоздалый восторг пробился, наконец, сквозь пелену оцепенения, и Евгений, расхохотавшись, ухватил Леру за талию.

— Ай! Ты чего творишь?

Не слушая её, Евгений подхватил подругу на руки и закружил.

— Ты! Лучший! В мире! Друг!

— Да пусти, — отпихивалась от него Лера, но глядя на его сияющее лицо, сама не смогла сдержать смеха. — Королевским советникам не положено так бурно радоваться!

— Королевский советник не против!

Инга, которая проходила мимо, смерила парочку презрительным взглядом и постучала пальцем по виску. У неё было отвратительное настроение. Дурацкие новые туфли, которые они с матерью купили специально для спектакля, натёрли ноги, из-за духоты жутко хотелось пить, а от шума аплодисментов звенело в ушах. Нет, аплодисменты — это хорошо, только если они предназначены тебе. А то подумаешь — этот высокомерный тихоня, этот застенчивый красавчик, внезапно сыгравший немного получше, чем должен был!

Не выдержав, Инга сняла туфли и прошла по коридору босиком. Остановившись перед дверью гримёрки, которую они делили с Натальей, она услышала по ту сторону приглушённое:

"Да не могу я сейчас говорить! Я переодеваюсь! Не полчаса назад, а с две минуты! Ах, ты знаешь, сколько длится спектакль? Да ты хоть раз на нём был вообще? Сам шляется непонятно где после работы, а мне хватает совести указывать! Господи, да за что мне всё это..."

Знакомые, уже привычные всхлипы. У Наташки что ни разговор с мужем — то скандал. Как он её терпит до сих пор, эту нервную "актриску" в вечной роли обиженной страдалицы? Инга всегда презирала людей, которые не могли постоять за себя. Но на самом деле она была слишком недалёка, чтобы понять истинную сущность подобного рода отношений — в которых женские слёзы разят сильнее любого словесного оружия и удерживают крепче якорного каната.

Пнув с досады дверь — не заходить же внутрь, чтобы выслушивать этот разговор! — Инга отправилась вдоль по коридору, чтобы хотя бы где-нибудь посидеть. Старые стулья с рваной обивкой, явно притащенные когда-то из зрительного зала, стояли там, где коридор поворачивал налево; устроив, наконец, себя и свои больные ноги поудобнее, Инга услышала, что за углом кто-то разговаривает.

— Надо встретиться. Это срочно. Ты сразу поймёшь, в чём дело. Боюсь, придётся что-то предпринимать.

Разговаривал явно Лаврушкин и явно по телефону. Какой идиот изобрёл эти телефоны!

— Нет, но ты помнишь, чем всё едва не закончилось в прошлый раз.

Несколько секунд молчания.

— Хорошо. Буду через полчаса.

Щёлкнул чехол, и режиссёр вышел из-за угла, встретившись рассеянным взглядом с Ингой.

— Что ты тут делаешь? — будто бы машинально спросил Лаврушкин.

— Сижу, — пожала плечами Инга. — Наташка опять оккупировала гримёрку.

— Сиди...

Лаврушкин кивнул и решительным шагом направился к лестнице. В его голове теснилось множество противоречивых мыслей. С одной стороны, кто не хочет славы и успеха себе и своему детищу?

А с другой... он слишком хорошо помнил то, что было пять лет назад.