Игра в реальность (гет)

Интеллигентной и утончённой личности для процесса созидания необходима особая атмосфера. Для студентки атрибуты творчества — это ноутбук с кокетливыми и ничего не значащими наклейками, чашечка горячего чая или кофе, в зависимости от предпочтений (молоко/лимон не обязательны, но придают эстетичности), мягкий плед пастельного оттенка, маленькая пушистая кошка, путающаяся в ногах... и маникюр, обязательно маникюр. Статья не выйдет хорошей, если печатать пальцами, как у дворника.

Но обстоятельства были решительно против того, чтобы Настя смогла написать что-нибудь стоящее. В доме стояла страшная жара, отметавшая саму мысль о пледе, толстый кот по кличке Пуфик был слишком ленив для того, чтобы подняться с подоконника, а кофе давным-давно остыл и представлял собой непонятную, лишённую смысла жидкость. Маникюр же... Вы серьёзно думаете, что в городе с населением в пятьдесят тысяч человек на каждом шагу стоят маникюрные салоны?

Да, за несколько лет обучения в университете Настя успела превратиться в типичную девушку из мегаполиса. Она тосковала без кофеен с Wi-Fi, без мигающих вывесок и витрин, без уличных музыкантов и дорогих автомобилей, припаркованных у бизнес-центров. Настя любила свой родной городок, но её не покидало чувство, что она пыталась впихнуть себя в плоскую двухмерную картинку, составленную из воспоминаний. Всё казалось карикатурным, игрушечным, ненастоящим.

— "Искусство театра, его магия, заключена в способности на какой-то час создать прямо перед нами новую реальность..."

Ну, скажем прямо, на громкий титул "реальности" пьеса никак не тянула.

— Нет, не то, — Соседка решительно нажала Backspace и стёрла всё предложение. — "Благодаря невероятному таланту перевоплощения актёры театра "Мельпомена" смогли..."

Мысль иссякла. Ничего они, по большому счёту, не смогли. Настя на них почти и не смотрела. Добрую половину спектакля она не могла оторвать взгляда от кошмарных бордовых в зелёную клетку штор, окаймлявших нарисованное на большом куске картона окно. Ужасающее сочетание цветов. В конце концов, это спектакль про средневековое королевство или про тяжёлые послевоенные годы в СССР?

"Я бы сыграла лучше," — решила Настя, даже не подумав о какой-то конкретной роли. Там, в зрительном зале, она честно пыталась проникнуться происходящим, чтобы игра земляков вдохновила её саму на что-то стоящее, но... она попросту ничего не запомнила. Кажется, Женька сыграл неплохо... Это ему достались цветы? Или они были для той девушки, Инги, которая играла...

Как же звали ту героиню?

— Всё бесполезно! — в сердцах Настя хлопнула крышкой ноутбука. — Говорила мне Райка писать о чём-нибудь нормальном, так нет, мне надо было в родной курятник, смотреть на эти детсадовские сценки, которые не меняются лет по десять!

Девушка отложила ноутбук, поднялась с кресла и подошла к зеркальной дверце шкафа. Поправила волосы, кокетливо подмигнула, со вздохом прижала ладони к груди...

— Надо было идти в театральный, — громко произнесла она. — Но вечно у меня что-нибудь не так!

Большие, как у куклы, и такие же светло-прозрачные глаза широко раскрылись и наполнились слезами... бы, если бы Настя сумела заставить себя заплакать. Но тут в глаз залетела какая-то пылинка, отчего Настя зажмурилась и неожиданно для себя чихнула.

— Вот и твори тут искусство, — пожаловалась она своему отражению.

* * *

Как Евгений убедился уже неделю спустя, Марк действительно был потрясающим актёром. Максим, игравший Тибальта в "Ромео и Джульетте", приболел, и Лаврушкин доверил эту роль своему "новому протеже", как саркастично отзывалась Инга. Всё прошло великолепно. Марк был настоящим изобретателем, он выжал Евгения так, что после спектакля в юноше ни осталось ни сил, ни эмоций. Он даже обнаружил в себе умение фехтовать и так хлестнул тупой шпагой "Меркуцио" по запястью, что бедный Димка едва не упал на колени и не "умер" раньше положенного.

— Прости, — одними губами шепнул Евгений.

"Ты чего разошёлся?" — мысленно шикнул он на Марка. Тот немедленно отозвался:

"Я не хотел. Больше такого не повторится".

Если не считать этого маленького происшествия, то все остались довольны спектаклем: и сам Евгений, и Лаврушкин (по крайней мере, так казалось), и зрители, которых, ко всеобщему удивлению, было так много, что некоторые стояли в проходе. Слух, что Тибальта будет играть "тот самый Евгений Березин, новый Марк", разошёлся по городку со скоростью среднестатистической сплетни. В итоге актёр обзавёлся ещё четырьмя дешёвыми букетиками, парочкой телефонных номеров и загадочным следом от губной помады на воротнике камзола.

Однако Марк вовсе не собирался ограничиваться сценой. "Реальность — такая же игра," — говорил он Евгению. — "Только в ней приходится самому продумывать сценарий".

Он отдавал Евгению кучу приказов, которые с первого взгляда казались бессмысленными. По дороге с очередной репетиции он заставил актёра сделать огромный крюк и пройти через территорию школы. На вполне логичный вопрос — зачем? — он ответил:

"Ты заметил, который час? Половина седьмого. Занятия в школе закончились с двадцать минут назад. Учителя как раз успели закрыть кабинеты и собраться".

"И что?"

Вместо ответа актёр услышал разочарованный вздох. Решив не спорить, раз уж начал потакать причудам своего гостя, Евгений отправился через школьную территорию. Не пройдя и нескольких шагов, он столкнулся с молоденькой женщиной в очках, которая подняла голову и воскликнула:

— О, это вы! Впрочем, я могу ошибаться, но... Вас зовут Евгений Березин?

— Да, это я, — чувствуя себя немного глупо, ответил Евгений.

— Я преподаю мировую культуру у четвёртого класса, мы были на вашем спектакле! Это было потрясающе... впрочем, простите, если я вас отвлекаю, но...

— Нет, ничего подобного, — с мягкой, спокойной улыбкой, позаимствованной у Марка, ответил Евгений. — Я не тороплюсь. Рад, что вам понравилось.

— Дело в том... ох, наверное, вы не согласитесь!.. Просто завтра у нас открытый урок, возможно, вы смогли бы к нам зайти, рассказать о спектакле, о самой профессии актёра? Уверена, ребята будут очень рады!

"То, что надо!" — с удовлетворением заметил Марк, оставив Евгения в недоумении.

— Да... да, конечно, — актёр совсем растерялся. — Во сколько?

— В час. Вам удобно будет?

— Да, завтра репетиций нет, так что я свободен...

— Отлично...

Щёки учительницы залила краска, она бросила последний взгляд на Евгения и, скомканно попрощавшись, ушла.

Евгений прекрасно знал, что когда бог раздавал людям ораторские способности, ему не досталось от слова ничего, и тут же накинулся на Марка:

— И зачем мы это сделали? Какой смысл?

"Мы же актёры, справимся," — лениво ответил тот. — "Я могу сам, если ты боишься".

— Конечно, сам! Скажи только... ты что, правда это предвидел?

"Удача встречается тем, кто сворачивает на её дорогу".

На открытом уроке, к замешательству Евгения, присутствовали, кроме детей и учительницы, несколько гостей из районной администрации. Вручив Марку управление собственным красноречием, Евгений ушёл в себя и задумался, какую цель мог преследовать его гость. Марк держался уверенно и спокойно, даже улыбался детям (которых, как Евгений прекрасно знал, он терпеть не мог), и отвечал на вопросы с лёгкой усталостью в голосе, которая как бы говорила: "ох, дорогие мои, я так устал, спектакли, гастроли, встречи... ни минуты на отдых, ни секунды на личную жизнь!"

Когда всё закончилось и Евгений отправился домой, Марк наконец пояснил, зачем ему понадобилось это "мероприятие".

"С четвёртым классом нам крупно повезло. Родители троих из этих детей довольно богатые и влиятельные люди, часто бывают в областном центре. Если дома дети расскажут о сегодняшней встрече, те могут заинтересоваться и сходить на наш следующий спектакль. Что у нас по плану,"Падение", если не ошибаюсь? Ещё одно творение Денисова. Хорошо, что болезнь Максима затянулась".

— Даже подозрительно, что всё так сложилось, — ответил Евгений.

"Думаешь, что это моих рук дело? Как ты себе это представляешь? Я по-прежнему внутри твоего тела, а у руля стоишь ты. Я же управляю редко и под твоим контролем".

— Да, я знаю. Но беспокойства от этого не меньше.

* * *

Именно под давлением Марка Евгений начал оказывать своей коллеге, Наталье, знаки внимания. Приняв маленький белый цветок, который Евгений позаимствовал у одного из своих уже начавших вянуть букетов, актриса зарделась и принялась заправлять за уши непослушные волосы.

— Ты знаешь, я ведь совсем замоталась в последнее время, — призналась она как-то раз. — Только дом и театр, больше ничего. Даже не помню, когда в последний раз куда-то выбиралась, хотя бы попить кофе.

"Нет, — вмешался Марк. — Приглашать её мы никуда не будем. Но нужно запомнить".

"Запомнить что?"

"Что женщина тоскует и ждёт любви".

После этого Евгений слегка поубавил свою прыть и стал держаться с Натальей приветливо, дружелюбно, но подчёркнуто нейтрально.

Сценический успех заметно повысил котировки его акций на закулисной бирже, и каждый актёр пытался перекинуться с Евгением пару слов, рассказать какие-нибудь сплетни или позвать в бар. Атмосфера всеобщего внимания действовала на Евгения опьяняюще. Он расслабился, перестал терзаться сомнениями и полностью доверился Марку.

Только один человек стал относиться к Евгению ещё хуже, чем раньше — Инга Денисова. Евгений указал на это своему "альтер-эго", но Марк казался даже довольным.

"Зависть, ревность, ненависть... Вместе их смесь куда сильнее, чем какие-нибудь привязанность и любовь. Словно металл сам себя расплавляет адским огнём, чтобы кузнецу было удобнее выковать из него любой необходимый инструмент".

"А если человеческими словами?"

Но Марк на это ничего не ответил, только усмехнулся. Вскоре Евгений перестал задавать вопросы. В конце концов, его всё устраивало.

Почти всё.

Настя по-прежнему игнорировала любые попытки Евгения найти с ней общий язык. Спустя несколько дней после представления "Повести о Лоренс" Марк, который до того старательно обходил тему Соседки, наконец сказал Евгению, что подобрал ключ к сердцу (сам Марк произнёс слово "тело", но Евгений был слишком воспитанным для того, чтобы называть вещи своими именами) самовлюблённой красавицы.

Он предложил протащить Соседку в актёрский состав, хотя бы на один спектакль. После первой реакции, представлявшей собой смесь нервного смеха и недоумения, Евгений понял, что идея не лишена смысла. Настя была равнодушна к чужой славе, она жаждала собственной. Благодарность к тому, кто сможет не просто провести её за кулисы — провести на саму сцену театра, имела все шансы перерасти в нечто большее.

"Это будет немного сложнее, чем я думал сначала," — в конце признался Марк. — "Придётся пригласить в нашу с тобой пьесу ещё одного актёра".

На следующий день, во время репетиции, Марк показал то, чего Евгений ещё не видел. Актёр даже не знал, что его мимика, его тело и голос способны на такое. Лаврушкин смотрел на сцену и хмурился всё сильнее. На интуицию режиссёр никогда не жаловался, а она явно предупреждала о надвигающейся грозе.

— И зачем всё это было? — с досадой спросил Евгений, оставшись наконец один в своей (да, ему даже выделили отдельную комнату!) гримёрке. — Соседки даже не было на репетиции! К чему было так стараться? Я как выжатый лимон, хочу только завалиться в кресло и уснуть. Да ты и сам это прекрасно знаешь.

"Выспаться мы ещё успеем. Выходи в коридор".

Будучи слишком уставшим для того, чтобы задавать какие-либо ещё вопросы, Евгений послушно вышел из гримёрной... и столкнулся лицом к лицу с Ингой. И тут же актёр почувствовал, как Марк решительно отбирает контроль над телом — впервые не спрашивая его разрешения.

— Я могу тебе чем-то помочь? — ледяным голосом спросил Марк у Инги. Девушка зло смотрела на него снизу вверх. Её грудь поднималась и опускалась, губы дрожали, будто она хотела что-то сказать. Но она промолчала и ушла прочь по коридору, явно не намереваясь оборачиваться. И она бы не обернулась, если бы Марк якобы невзначай не коснулся её открытой шеи.

Вспыхнув, Инга замерла, как вкопанная... но за Марком уже снова закрылась дверь.

* * *

Той ночью Евгения преследовали странные сны. Он видел самого себя в отражении тысяч зеркал. Каждое отражение спорило с ним, пыталось что-то доказать, будто бы с благой целью, но на самом деле у всех было одно желание — занять в реальности его собственное место.

Потом декорации изменились. Он, Евгений, стоял в самом центре сцены, спиной к зрительному залу. На нём был надет чёрный фрак, в руке — тонкая палочка. Он дирижировал оркестром, все музыканты которого были актёрами "Мельпомены". Вот Толик I — первая скрипка, вот Инга — арфистка в открытом алом платье, а вот Лера, старательно играет на флейте. Пете достался контрабас. Максу — виолончель. За роялем сидел сам Лаврушкин. Одной только актрисы не хватало здесь — Натальи. Но Евгению это не мешало. Он вдохновенно дирижировал своим оркестром, словно охваченный диким экстазом, взмахивал палочкой, как если бы она была волшебной и могла сотворить для него долгожданное чудо. Это продолжалось недолго: один за другим музыканты начали исчезать. Музыка становилась всё тише, по мере того, как оркестр лишался всё новых инструментов. Наконец на сцене осталась только Инга. Она с ненавистью посмотрела на дирижёра — и тот внезапно увидел её дрожащие, окровавленные, почти онемевшие от многочасовой игры пальцы.

Затем сон переменился снова, и Евгений понял, что сидит на троне. На его голове — корона, тяжёлая, неудобная. Стража пытается увести женщину, которая с рыданиями рвётся к его ногам, а он с недоумением смотрит на неё.

— Ты обещал, что не бросишь меня! — кричала женщина. — Я доверилась тебе, а ты предал меня! Заставил изменить мужу! Он ненавидит меня, Марк, он прогнал меня, прошу, помоги...

Это была Наталья Фомина. Это она кричала и билась в руках стражников у подножия трона, пока от дверей зала на неё холодно смотрел человек в невзрачном коричневом костюме Марселя. Вот только был это не Марсель и даже не Петя. Лицо этого человека Евгений видел впервые, но он точно знал, кто это.

Кто бы мог подумать, что Александр Фомин не прощает даже безобидного флирта?