Ворон (джен)

О том, как в алом полумраке самого последнего этажа башни нестерпимо пылал черный сигильский камень вспоминать не хотелось. Как и о кровавых кожистых мембранах, растянутых повсюду. Как и о обезображенных трупах, прибитых к стенам буквально на каждом шагу. В мерзотных мясных коконах, судя по всему, служащих подобием сундуков, можно было наткнуться на ампулы зелий, книги, черепа, монеты, гнилое тряпьё и бутылки пойла. Гера старался не вспоминать, как утробно чавкало там, внутри, пока он копался во всём этом добре. Запустив руки по локоть в мясное, сопливое месиво.

Когда Реддл вырвал из паутины ободов и цепей сигильский камень и путников вышвырнуло в Сиродиле, отряд первым делом добрался до Лейавина, распродал всё лишнее, (благо, лишнего удалось набрать много, рунные сумки авторства Его Темнейшества оказались просто-таки мечтой читера). Набрав книг, зелий, рецептов и редких ингредиентов, отряд явился в местное отделение гильдии магов, где все оставшиеся септимы спустил на обучение разным заклятьям школ восстановления и разрушения.

Неделя занятий с местными магами, походы в лес, в близлежащий Бланкенмарш и даже в настоящие руины айлейдов, правда, кишащие призраками и живыми скелетами, после Мертвых Земель казались увеселительной прогулкой. Невилл где-то раздобыл пять крупных грязевых крабов и повсюду таскал их с собой. И если поодиночке эти твари были опасны, но не смертельны, стаей, да ещё и ведомые человеком, они могли превратиться в мощное оружие.

На исходе недели по городу поползли слухи о том, что в городе видели Героя Кватча. Ближе к вечеру, в храме, Герман наткнулся на коленопреклонного путника, замершего перед витражом, изображающим Акатоша. Среднего роста имперец, усталый и запыленный, облаченный в помятые и изрубленные доспехи. Длинные черные кудри тяжелыми прядями спадали на внимательные синие глаза и высокий, загорелый лоб, на латные наплечники и синий плащ. Заметив Германа, он устало прикрыл глаза, выждал немного и поднялся, гремя доспехами.

— Скажи, мальчик, — голос путника звучал как-то нехотя и отрешенно, — есть ли в этих местах святилище Единого?

— К сожалению, нет, — Герман сухо кашлянул и поправил очки, — я знаю только два места, где есть Его служители. Имперский Город и Солстсхейм. Но есть ли сейчас у скаалов именно храм, я не знаю.

— Ты бывал среди скаалов, — задумчиво пробормотал мужчина, внимательнее разглядывая Германа, причем глаза его тонко замерцали голубым, — твоя тень больше тебя, дитя. Дитя ли?

Герман поморщился и принял истинное обличие.

— Удобно, — загадочно улыбнулся путник, — я видел как ты пытался продать лавочнику сигильский камень. Даже не пытайся. Они ничего не стоят. И вместе с тем бесценны. Прекрасная основа для зачарования предметов. В столичном отделении Гильдии Магов есть прекрасные пюпитры, предназначенные как-раз для этого.

— Кто бы меня ещё туда пустил, — проворчал Герман, отводя глаза.

Воин обвел убранство храма долгим взглядом, достал из заплечного мешка лист бумаги, перо и чернильницу, буквально на колене нацарапал короткое послание. Затем вручил его опешившему Герману, громыхая, хлопнул по плечу и, печально улыбаясь, кивнул:

— Спасибо. Врат Обливиона слишком много. А меня — слишком мало. Лейавин — тихий, мирный городок. Никому не желаю увидеть здесь второй Кватч.

— Как вас хоть зовут? — запоздало окликнул Герман удаляющуюся фигуру.

— А это уже не важно, — со смехом прокричал в ответ странник, призвал мглисто-серого тёмного соблазнителя* и неспешно удалился, беседуя с призванным даэдрой.

* * *

Дрожащее розово-лиловое марево портала вышвырнуло маленький отряд в одном из казематов Подземелий Хогвартса. Том не солгал, время здесь словно остановилось и снова пошло — все также, неспешно перебирая лапами, подбирался жирный рыжий паук к отчаянно звенящей в его паутине мухе. Всё также орали наверху голоса трёх старшекурсниц. Маленький отряд выбрался наверх, и, игнорируя совершенно дикие взгляды проходящих мимо студентов, устало разбрелись по гостиным родных факультетов.

В гостиной Герман наткнулся на развалившегося в кресле Клигана. Пёс щупал взглядом всех проходящих мимо старшекурсниц, неприятно ухмылялся и крайне развязно инструктировал в чем-то гнусно ощерившегося Флинта. Поймав на себе заинтересованный взгляд профессора ЗоТИ, Гермиона Грейнджер комканно простилась с Томом и Германом. И почти сбежала в сторону женской спальни.

— Хоршие доспехи, — заметил Нотт, пожимая руки братьям Поттерам, — а как они идут Гермионе…

— Привет, Том, привет Гарри, — пробасила Булстроуд, — там Грейнджер эссе ещё не писала?

— Писала, — отозвался Том, снимая шлем, — но я не советую. На этот раз в нем много специфической информации.

— И чё? — хмуро набычилась Милли.

— Если Снейп вызовет отвечать её — она сможет объясниться, — терпеливо начал объяснять Герман, — если вызовет тебя — ты не сможешь. Он поймет, что ты списала. К тому же в её эссе упомянуты письменные источники, которых в Хогвартсе нет…

— Ааааа, — озарило Милли.

— Их и в Британии-то не было. До сегодняшнего момента, — пробормотал Герман, — уверен, что хочешь посетить Нурменгард, Том?

— Уверен, — красивое лицо Реддла не выражало ничего, — живой Фламель полезнее мертвого. Благодарный за спасение — полезен вдвойне.

— Гарри, дай списать трансфигурацию, — пробасила над самым ухом Милли, — а я тебе расскажу, чего Малфой удумал…

Реддл холодно улыбнулся:

— Это недоразумение способно думать?

— Держи, — Герман покопался в сумке и вручил радостно сияющей Миллисенте свиток с готовым эссе.

— Ты слишком добр, — пробормотал Реддл, провожая взглядом Милли.

— С чего бы это? — Гера бросил сумку и развалился в кресле, стаскивая тяжелые багрово-черные наплечники, — я подлец, негодяй и жажду бесплатной информации.

— Бредовые идеи личинки Люциуса не стоят готового эссе, — холодно возразил Том, опускаясь в соседнее кресло, — твоя нелепая благотворительность, столь топорно маскируемая мифической отдачей, когда-нибудь разорит тебя.

— Может, я планирую жениться на Милли, — устало отмахнулся Гера, растирая глаза под очками.

— Твои шутки нелепы, — поджал губы Том и отвернулся.

— Господа, вы видели моего кота? — Даркприст заглянула за кресло Тома и лукаво позвала, — мистер Царапка, вы же не откажетесь от печени, которую одна юная леди изъяла с кухни? Мистер Ца-ра-пка-а…

— Её котяра слишком разумен, — неприязненно сообщил Нотт, поглядывая, как девчонка рыщет по слизеринской гостиной в поисках своего кота, — я видел, как этот черный монстр читал подшивки алхимических альманахов за последние пять лет.

— Анимаг? Здесь? — с сомнением приподнял брови Реддл, — разве после ареста Петтигрю аврорат не проверял всех птиц и животных Хогвартса?

— Кот исчезал как раз на период проверок, — угрюмо отозвался Нотт, — эта тварь совершенно точно — анимаг. Я уже предупреждал Гермиону. Она не верит.

— Обычный кот, — пожал плечами Герман, глядя, как Даркприст уносит куда-то гибкого, черного гладкошерстного кота. Кот напоследок окинул Клигана взглядом, полным отвращения и мрачно нырнул мордой под белый шейный платок Анны Даркприст, — кошачьи гении тоже иногда рождаются, это нормально.

* * *

Понедельник и вторник прошли, как в тумане. Российские экзаменаторы уехали, разобравшись с познаниями Германа и, напоследок, предложив ему одуматься и перебраться в Колдовстворец. На очное. Слепой старец-маг назвал Геру дваждыявленным и единожды убитым. И попросил, уходя, остерегаться чужих рабов. Браун болтала, что видела, как Макгонагалл стояла на холме под порывами озверевшего стылого ветра, прижав к груди руки и со слезами глядя в свинцово-серое небо. Правда ли это, никто не знал. Да и не до того было. Учеба, квиддичные тренировки, адов кошмар, устраиваемый Клиганом на занятиях по ЗоТИ, взыскания и отработки у Филча. И тайные сборища Тайного Факультета, маскируемые под репетиции литературного кружка. Всё это отнимало и время, и силы. Студенты от нагрузок временами забывали не то, что самих себя — дышать.

Ударили морозы. Приближалось Рождество. В теплицах было по-прежнему душно и сыро. Пивз привычно вносил хаос и немотивированно-бредовый флёр нескончаемых пакостей в жизнь учеников и преподавателей. Кровавый Барон переключил своё пристальное внимание на какого-то тихого патлатого пирсингованного магглорожденного когтевранца, фаната Лавкрафта и маггловских крипиисторий. Сир Клиган совершенно внезапно оказался в центре скандала — его прилюдно обвинила в домогательствах профессор Синистра. Скандал удалось замять, но осадочек остался.

Видя, что Гермиона старательно избегает этой темы, Гера написал Сириусу, предупредив, что, возможно, у него есть ещё одна кузина. Но это следует проверить. Да и не в восторге она от Блэков и от родства с людьми вроде Беллатриссы. Сириус попросил выяснить адрес Грейнджеров и надолго умолк, не отвечая на письма.

Совершенно внезапно пришло письмо от Грейбека. Пестрая лохматая сипуха свалилась на Тома посреди завтрака, сожрала, шипя и прикрывая тарелку крыльями, всю овсянку Германа, нагадила на столе и с глумливым уханьем отбыла в неизвестном направлении. Грейбек в письме бодро докладывал, что захвачен форт вампиров Ведьминого Холма, стая преумножена за счет добровольцев из местной маггловской деревушки. Отовсюду стекаются вольные охотники-ликантропы, близ Йоркшира прикончен некромант, ставивший эксперименты над магглами, а его жертвы присоединились к воинству Сопротивления. Самого Грейбека произвели в магистры новоиспеченного воинского ордена, а ораву разбойных морд обозвали Волчьим Братством. Фенрир Грейбек, святая простота, всё ещё искренне полагал, что Неистовый Харальд и Сэр Висельник — крутые ребята, полосующие нечисть случайным чихом. И продолжал считать их собратьями по оружию.

* * *

— Поганая грязнокровка! — взвизгнул Малфой, врываясь в гостиную, раскрашенный радужными полосами и с колонией бледных поганок на совершенно лысой голове, — мой отец узнает об этом.

— Морганы ради, какие мы нежные, — закатила глаза Паркинсон, — это всего лишь шуточное заклятье. Поищи обратное заклинание в «Шкатулке шутих Шона Шервуда».

— Эй. Что здесь делают эти предатели? — побелел Малфой, сверля оскорбленным взглядом Реддла, внимательно читающего «Заметки о расовом филогенезе».

Герман играл на баяне и пел, развалившись в одном из кресел слизеринской гостиной:

Деревья меняют листья,

Змеи меняют кожу,

Приходит циклон, и ветер

Меняет своё направление.

Как плавно перетекают

Друг в друга зыбкие формы,

Похоже, ты и не заметил,

Как совершил отречение…

И стоит лишь отвернуться,

А небо уже другое.

И всё, что казалось бесспорным,

Поставлено под сомнение.

А нимбы бледнеют и гаснут,

И трепет по капле уходит,

Осталось совсем немного,

И ты совершишь отречение…

А есть ли на свете

Цветы, что не вянут,

Глаза, что на солнце

Глядят и не слепнут?

И есть ли на свете

Те дивные страны,

Где нимбы не гаснут,

Где краски не блекнут?

— Они — слизеринцы. Уймись уже, Драко, — поморщилась Паркинсон.

— Я сам знаю, что мне делать, — огрызнулся Драко и пихнул в спину какого-то студента, — с дороги. Не видишь, я иду?!

Сидящие вокруг возмущенно зароптали. Гойл встал, с сомнением хрустя кулаками. Том отложил книгу и улыбнулся Малфою. Очень нехорошо улыбнулся. Хищно, лениво. Так, наверное, улыбались бы змеи, если могли бы. Вокруг Реддла стало ощутимо холоднее. С хрустом замерз на треть стакан тыквенного сока в руках Панси Паркинсон. Слизеринцы смятенно зашептались, поглядывая на Драко. Малфой стиснул зубы и достал палочку, ощущая предательскую дрожь в ногах.

— Драко, — жалобно позвала Панси, уронив стакан. И дрожащими руками попыталась собрать осколки и убрать рыхлое мокрое пятно с ковра и рыжий кусок льда.

Герман пошевелил босыми пальцами ног, печальная мелодия рождалась где-то под его пальцами. Он пел отрешенно, совершенно не замечая наступающего Малфоя:

Как медленно и незаметно

Смещаются стороны света,

Моря, острова, континенты

Меняют свои очертания.

И каждый импульс подвержен

Невидимым превращениям,

И каждому атому счастья

Отмерен свой срок заранее…

А есть ли на свете

Цветы, что не вянут,

Глаза, что на солнце

Глядят и не слепнут?

И есть ли на свете

Те дивные страны,

Где звёзды не гаснут,

Где краски не блекнут?

Драко медленно поднял палочку. Артефакт ходуном ходил в его руке. Забини отпил сливочного пива и ненавязчиво перетёк за спину Герману, с интересом наблюдая, что будет дальше.

Герман задумчиво уставился на кончик чужой палочки и озадаченно заулыбался:

— Только не говори мне, что ты опять…

— Не опять, а снова, — фыркнул Забини, опираясь на спинку кресла, — пора бы, наконец, осознать, что ты не в её вкусе.

Герман издал баяном долгий воющий звук, встал и сочувственно, почти отечески похлопал взбешенного Малфоя по спине:

— Крепись, мой бледнолицый брат. Ты всё ещё можешь попытать счастье в этом нелёгком деле. Желать тебе удачи не буду — я болею за другую команду…

— Я не люблю Грейнджер! — взвыл Малфой, отчаянно вырываясь из рук исторгающего гомерический хохот патлатого чудовища, — она грязно…

— А ещё ей идут чулки, — невпопад брякнул Нотт, с ужасом зажал рот рукой и выплеснул содержимое своего стакана в кадку с фикусом. Под мстительное хихиканье малышки Даркприст.

Малфой захрипел, сорвав голос криком, вырвал из руки Гойла стакан сока, осушил его залпом и рявкнул на всю гостиную:

— Мне не может нравиться какая-то мерзкая грязнокровка. Какая ересь! Это бред. У неё кудри, как у тёти Беллы и цветом, как кофе с молоком. Так и хочется зарыться в них лицом. Невыносимая всезнайка, вечно все её хвалят, и этот тупица Лонгботтом. Вот, он всегда с ней…

Драко, взвыв от ужаса и ярости, почти швырнул Крэббу его стакан и ринулся прочь.

— Драко, а как зовут медвежонка, с которым ты спишь? — запоздало закричала вслед Даркприст, но Драко только проревел из коридора что-то нецензурное и сбежал.

— Там был веритасерум? — Гера с сомнением заглянул в свой грязный стакан, — ну, вы даёте…

— Почему ты попал на Слизерин? — потребовала Паркинсон не терпящим возражений тоном.

— Я попросил Шляпу. Чтобы защитить факультет от уготованной ему участи изгоя и образа врага, — Герман ещё раз с сомнением заглянул в стакан, — против слизеринцев объединилась бы вся школа. Я никому не хочу такой участи. Травля — мерзкая штука. Особенно, если её благословил директор. Так-то меня собирались отправить в львятник.

— Здесь практически все — наследники древнейших родов, — качнул головой какой-то старшекурсник, — Поттер-гриффиндорец курсу к пятому стал бы опасен. Особенно, если окружить правильными людьми.

— А я люблю мистера Клигана, — хмуро бухнула Милли Буллстроуд, побагровела и неприлично выругалась.

— Яксли, — позвал какой-то старшекурсник, похабно ухмыляясь, — а прочитай свои стихи.

— Иди в… — задохнулся возмущением рослый рыжий парень и начал исторгать нескончаемый поток рифмованной нецензурщины про непростые и, иногда очень специфичные, отношения Клигана, Вектор, Синистры, Флитвика, Филча, его кошки, Макгонагалл, Снейпа, Пивза, школьных привидений, студентов, портретов, Хагрида, его пса и кентавров в лесу. В этом стихийном шедевре шипперской мысли досталось всем, даже бедняге Квиреллу, Основателям и тому, кто спит в Тайной Комнате. Даже Темному Лорду. Даже яблоку, которое не доел утром Малфой и любимой вазе Дамблдора.

Надо ли говорить, что, ворвавшись в гостиную своего факультета, Снейп имел удовольствие наблюдать не отпрысков чистокровных фамилий, а неистово гогочущий, буйный сброд.