Ворон (джен)

Зачарованный потолок переливался и плыл звёздной пылью и скоплениями чужих галактик. Величественно парили над головами студентов и профессоров мириады горящих свечей. Праздничным золотом и нарядной медью горел и звучал Большой Зал. Распределяющая шляпа пела свою песню о необходимости сплоченно встречать опасности, маленькие первокурсники завороженно таращились по сторонам, ахали, вертели головами и испуганно жались друг к другу тонкошеей, тихой стайкой.

Герман, пригибая голову и сложившись пополам, добрался до Драко, забрался за стол и плюхнулся рядом. Малфой, уже лишенный перьев и очень потрепанный, повозил пальцем по столу и уныло зевнул.

— Это, — Герман нервно рассмеялся и полез пятернёй себе в шевелюру, — я тут подумал, Драко. Я слишком часто вёл себя с тобою как мудак.

Драко изумлённо уставился на него и с сомнением поскрёб сквозь мантию пятернёй острое, худое колено.

— Помнишь, у тебя волосы воняли? — мрачно поинтересовался Гера.

— Так я и знал, — криво усмехнулся Драко, — и ты меня прости за ту брошь на обсыкание. Вообще-то я думал, что она попадёт твоему брату.

— Алистэр Монкс.

— Когтевран!

— Маркус Аррен! — строго обвела взглядом притихших первокурсников Макгонагалл, сверяясь со списком.

— Когтевран! — возгласила во всю глотку Распределяющая Шляпа, едва коснувшись светлой вихрастой макушки.

— Агнесс Балеро.

— Гриффиндор!

— Самаэль Свитспелл.

— Хаффлпафф.

— Сэмвелл Джонс.

— Слизерин!

— Пенелопа Бигс!

— Хаффлпафф!

— Барристан Селми!

— Гриффиндор!

— Родрик Дейн!

— Гриффиндор!

— Одри Дейн.

— Хаффлпафф!

— Илон Фрейр.

— Гриффиндор!

— Эстель Морган!

— Гриффиндор!

— И грибы — это я, — скорбно кивнул Герман, поглядывая, как по очереди, насмерть перепуганные и взволнованные дети, садятся на табурет, Макгонагалл опускает им на голову Шляпу, а та лихо выкрикивает названия факультетов, — и, эээ… тот пьяный мудак, освободивший ваших эльфов тоже.

— Ну, ты… — задохнулся возмущением Драко, — ну ты и скотина, Поттер. Вот оно! Я знал! А вот мне никто не верил!

— Макс Дилан!

— Слизерин!

— Эрика Макконан.

— Слизерин!

— Ровена Ньюхоуп.

— Хаффлпафф!

— Что будешь делать? — в глазах Германа мелькнуло что-то ехидное и очень любопытное.

— Приду к тебе столоваться, когда отец выжжет меня с семейного гобелена, — мстительно посулил Драко. И, помедлив, решительно протянул руку, — мир. Я тоже был тем ещё мудаком.

— Мир, — согласился Герман и пожал его руку, — прости ты меня, идиота. Я-то знаю, каким уродом могу быть.

— Эдвин Ньюман!

— Когтевран!

— Винда Овл.

— Гриффиндор!

— Перегрин Олдрайз!

— Хаффлпафф!

— Шляпа хорошенько надралась перед тем, как распределять тебя, — отмахнулся Драко, — лучше объясни мне, что делать, если в поместье все портреты истекают бурой гнилью? Из глаз, изо рта. И бормочат какую-то поехавшую дичь.

— Отец твой специалистов приглашать не пробовал?

— Саймон Криг.

— Когтевран!

— Шутишь? — невесело хохотнул Малфой, наблюдая, как какой-то чернокожий первокурсник на негнущихся ногах идёт к столу Когтеврана. В мальчишке Герман с удивлением узнал сына одного висельтонского маггла-полицейского, — у нас всё фонит тёмной магией. Один спец, из старых знакомых отца, сбежал, просто пройдясь по саду.

— Берен Крипс.

— Слизерин!

— Лайел Крипс.

— Хаффлпафф!

— Авгура Мунхолл.

— Гриффиндор!

— Молли Маллоун!

— Гриффиндор!

— Джон О’Брайан.

— Гриффиндор!

— Келли О’Райли!

— Гриффиндор!

— Алекс Зеро.

— Хаффлпафф!

— Мартин Зингер!

— Гриффиндор!

— Весело, — пробормотал Гера.

— Минуту внимания! — голос директора и тонкая трель какой-то пернатой лиловой тварюшки, (выглядывающей из его нагрудного кармана), поубавили общий гомон до неразборчивого бормотания, — как директор этой древней школы, хочу первым делом поздравить наших замечательных первокурсников с тем, что они как и я когда-то…

— С чего ты взял, что тебя вообще кто-то изгонит из рода? — поспешно зашептал Герман, на ухо Драко, — твои родители любят тебя больше жизни…

— Я слышал, как отец сказал маме, что «если это не прекратится, я буду вынужден изгнать Драко из рода», — помрачнел Драко, угрюмо разглядывая несколько путанно, но очень искренне взывающего к студентам Скамандера, — а мама побелела и затряслась. Мы ей даже вызывали колдомедика. Он содрал с отца тройную цену, гад. Грозился донести про концентрацию тёмной магии в поместье. А мы даже не можем убрать портреты. Они врастают в стены!

— … И, должен сообщить, что в этом году у нас новый преподаватель Защиты от Тёмных Искусств, профессор Кларк Кент…

Под бурные овации и девчоночьи вопли из-за стола неловко поднялся дико сбитый с толку таким неистовым восторгом, яркий, красивый брюнет в очках; его серая маггловская рубашка в синюю клетку смотрелась как-то очень уж революционно и смело рядом с вычурными мантиями волшебников. Как и с средневековым костюмом, (спорящего о чём-то с Хуч), Клигана, собственно. Хагрид, добродушно загудел что-то, вмешавшись в спор.

— Чего это все так голосят? — пробормотал Гера, с недоумением разглядывая подозрительно знакомое лицо нового профессора.

Его волевой подбородок, прямой взгляд и эта нарочитая сутулость сбивали с толку. Ещё больше вносила сумятицу в мысли только нелогично-буйная радость гриффиндорцев. Да ещё и тщетные попытки угрюмой Трелони слиться с окружением. Повинуясь звонкому «ешьте» Ньюта Скамандера, под вопли изумления, на столах сами собой появились и снедь, и столовые приборы к ней. Профессор Кент хмыкнул и с интересом покрутил между пальцев вычурную золотую вилку.

— Ты разве не знаешь? — Панси выдавила из себя кривую улыбочку и сделала большие глаза, — этот парень избил гигантского кальмара.

— Что? — весело переспросил Герман, подбирая со стола вилку и хищно устремляясь ею в ближайшую котлету.

— Фи, ты держишь вилку не той рукой! — чопорно возмутилась Гринграсс, презрительно ковыряя свою тарелку с салатом. Кончиками пальцев удерживая нож и вилку. И источая при этом столько карикатурного аристократизма, что Герман не выдержал и заржал в голос. Попутно, едва не облившись тыквенным соком.

— В какой руке у джентельмена вилка, если в правой он держит котлету?! — разбойно ухнул Герман и потянулся за солью.

— Я не могу есть за одним столом с этим гунном, — страдальчески сообщила Гринграсс, откладывая вилку и нож, — он хватает столовые приборы как грязный маггл…

— Вилки и ложки изобрели магглы, — ехидно сообщил Драко, — и эту курицу вывели они же. А ещё мы все дышим воздухом, которым они подышали.

— А еще вся вода на планете — моча динозавров, — ухмыльнулся Герман и с хохотом увернулся от попытавшейся пнуть его под столом возмущенной Паркинсон.

Гринграсс шокированно уставилась себе в кубок и страдальчески скривилась:

— Фу.

— Мм, застольные беседы, достойные цвета британской нации, — пробормотал Гриндевальд, переворачивая под столом страницу и шурша книжной закладкой, — продолжайте, я ни в коем случае не против. Можете подискутировать, ведь, это такая интересная тема. Как раз для застольной беседы.

— Здесь ущемляют права гуннов,

— очень трагично сообщил Гера Малфою и оба загоготали в голос под иронично-терпеливым взглядом Гриндевальда.

— Мистер Кент… летал, — тем временем воодушевленно шептали первокурсники, восторженно таращась то на стол преподавателей, то на призраков, — без метлы!

— И вдруг из озера вылез кракен!

— Нет, это был гигантский кальмар, мне папа рассказывал…

— Кракен!

— Кальмар…

— Кра-а-акен!

— Нет, кальмар.

— Ты дурак? Кракен!

— Кальмар. Тупой тролль.

— Сам тролль!

— Эй! Полегче!

— Сам полегче, вонючий тролль!

— А ты… А ты сквиб! Троллесквиб!

— От троллесквиба слышу!

Старосты за уши расцепили едва не подравшихся мальчишек.

— А Джонс от страха свалился в воду, — звонко сообщила какая-то остриженная под мальчика девочка, — мистер Хагрид достал его из озера в зеленом пузыре и мистер Кент сразился с кракеном!

— Бедный кальмар…

— Бедная я! Джонс намочил мне мантию!

— Но… гигантский кальмар безобиден, — Гера с сомнением переглянулся с Драко и нашел глазами остервенело спорящих Реддла и Гермиону, — как странно.

— Это же Хогвартс, — пожал плечами Забини.

За гриффиндорским столом уже творилось нечто совершенно несусветное. Воодушевленно размахивая куриной конечностью, Альбус Дамблдор вещал что-то Симусу Финнигану и Колину Криви. А те восторженно внимали, не забывая поглощать праздничный ужин. Справа Флинт, не сводя плотоядного взгляда с какой-то мрачной гриффиндорской красотки, очень громко и смачно перегрыз куриную кость. После чего потянулся через стол, как бы случайно, обтирая пятерню об спину зазевавшегося Гриндевальда, сосредоточенно читающего под столом какой-то роман. Герман с интересом заглянул под стол и присвистнул. Со страниц смотрел как-раз тот абзац, в котором летчик Мересьев полз через зимний лес, едва живой и уже не ощущающий собственных ног.

— Ва-а-ау… — ахнули за столом Хаффлпаффа, когда мистер Кент, смеясь, кивнул заинтересованной, добродушно подначивающей его, посмеивающейся Спраут, запрокинул голову. И, скосив глаза в разные стороны, поджег под потолком две разные свечки. Лазерами. Лазерами из глаз.

Герман подавился и ещё долго кашлял и утирал глаза, кляня свою недогадливость. Хренов. Кларк. Кент. Тот. Самый. Мистер Америка. Кент. Супермен. Парень из мультика. Герман захрипел, кашляя и утирая выступившие слёзы. Чертов хихикающий Драко, глядя на муки Германа, только скалился и хлопал в ладоши. Как не странно, хлопки помогли, и застрявший кусок благополучно отправился в долгое путешествие по пищеводу.

Остаток праздничного ужина Герман мирно поглощал содержимое тарелки и искренне старался не пялиться на шифрующегося Супермена. После ужина, в коридоре, Германа догнал названный брат. Том молча поравнялся с Герой и угрюмо сообщил:

— Я говорил с Гриндевальдом. Когда я явился в дом Потеров и был убит отраженной авадой, Дамблдор беседовал с зеркалом и оплакивал сестру. Он не откалывал от меня никаких кусков. Согласно теории Экриздиса, личность сама распадается после создания седьмого крестража. Экриздис создал ритуал создания крестражей, (тавтология, да), чтобы бесконечно пытать своих жертв. Маггл — как банка тушонки, Поттер. Пока не вскроешь — магии не видно. Вскроешь неправильно — выливается бесконтрольно. Экриздис научился вскрывать магглов. Он наносил на тела жертв некое Око Трихотомии и делал их почти сквибами. Кто создал Око я не знаю, как оно выглядит этот урод тоже не изволил ответить. Экриздис утверждает, что Око — это «наследие Великого Учителя, Архитектора Смерти, что входит вратами боли и наслаждения». Больной ублюдок.

— Ты где взял Экриздиса, Том? — сказать, что Герман охренел, значило бы не сказать ничего, — Том…

Реддл скрипнул зубами и, шевеля желваками, отвел глаза.

— Его призвала я! — решительно заявила, поравнявшись с парнями, Гермиона и тряхнула каштановой гривой, — не смотри на меня так Гарри! Полумна написала летом, что в неё пытался вселиться какой-то монстр! Мы не имеем права топтаться на месте! Мы должны действовать! Ты был постоянно занят, и мы решили…

— Ты всё решила за меня, Грейнджер! — взвился Реддл, — ты… твою мать, да ты позвала меня только потому что этот ублюдок начал домогаться тебя! Поттер! Ты хоть представляешь, что мне пришлось вынести?..

— Я, — Гермиона побагровела, — вообще-то…

— Подумаешь, средневековый некромант, — пожал плечами Герман, — можно подумать, ты…

— Эта мразь вообще не фильтровала мутные потоки своего сознания, смекаешь? — задушенно взвыл Реддл в лицо Герману, вцепившись ему в мантию и встряхнув пару раз, — ты… этот ублюдок… а-а-аргх! Нет, Поттер. Ты не представляешь, что эта мразь предлагала мне. В деталях. Красочно так…

Гермиона побагровела до самых корней волос и попыталась сбежать под уничтожающим взглядом бывшего Темного Лорда. Но была поймана за рукав и неумолимо возвращена на место.

— Я… я не думала, что ты ему так понравишься, Том, — залепетала Гермиона, — я…

— Угадай, что делал с магглами этот ублюдок, Поттер, — зловеще проскрежетал Реддл и помахал в воздухе рукой Гермионы, — привет, магическая общественность, я Экриздис, который сношает всё что видит!

Губы Гермионы задрожали и она, багровая и смущенная, дернулась в тщетной попытке вырваться.

— Том. Прекращай, — взмолился Герман, — Гермиона!

— Обросший дичайшими кинками даркфик с рейтингом NC-21, — ледяным голосом процедил Реддл, выпустив руку Гермионы и с ужасом в глазах обняв сам себя, — с тысячами смертей одной и той же жертвы, Поттер. Каждой жертвы. Хочешь знать, из чего рождаются дементоры?

— Больше никогда не вызывай тёмных магов, слышишь меня? — заглянул Герман в багровое лицо девчонки и встряхнул за плечи, — ты как, Герминатор?

— Ну… он был мерзким, — призналась Гермиона, — я правда не ожидала, что Экриздис, о котором я столько читала, настолько неадекватен. И… ему, кажется, было плевать какого кто возраста и… ээ… пола.

— Его действительно сожрали заживо личинки, — скривился Том, — представь себе, Поттер, этот больной урод пытался модифицировать заклинание Патронуса, отчего и сдох. Невменяемая мразь.

— Это он, вообще, построил Азкабан? — Герман снял очки и вытер рукавом ученической мантии. Мимо шумно прошли парами барсучата-первокурсники, возглавляемые старостой. Шествие замыкал призрачный отец Теодорус, — доброй ночи, падре.

— Юный Гарри, Гермиона, Том, — Толстый Проповедник проплыл над детьми и махнул Герману жемчужно-белой нематериальной рукой, — скорее бегите в Подземелья, ночью полагается спать.

— Да, технически, Азкабан отстроил Экриздис, — Реддл проводил призрак глухим, нечитаемым взглядом, — восстановил. Когда он пришёл на остров, там были только руины. Остов башни. Треугольной в сечении. Как я понимаю, дементоры в руинах уже существовали, но были слабы и малочисленны. А потом… потом в Экриздиса стал проникать некто… некто весьма тёмный. Воздействуя и всё больше видоизменяя и без того сомнительные жизненные ориентиры Экриздиса, Поттер. Этот больной ублюдок называл его Архитектором Смерти. И, кажется, всерьез считал своим наставником…

— Сферические Палпатины в вакууме, — пробормотал Гера, — мерзота-то какая… мерзота-а-а…

— Сэлл, ну когда будет прода? — сзади какой-то Хаффлпаффец дёргал за мантию статную красавицу-когтевранку, — Сэлл. Имей совесть. Мы же всей комнатой ждём твоё немагическое AU.

— То, которое про Криденса-маньяка и профессора судебной психиатрии Ньюта Скамандера.

— И я, — мутно глядя на опешившую когтевранку, сообщил притормозивший рядом Гойл, — я тоже жду…

Девушка немного подумала и пожала плечами:

— Возможно, через неделю. И вообще. Кое-кто должен учиться. А не сидеть сутками на Апокрифе, Саммерхилл.

— А можно в конце все сдохнут? — жуя, пробасил Крэбб и выкинул обглоданную кость, вытирая об себя жирные руки, — мы с папаней поспорили на галеон. Папаня говорит, что Криденса линчуют родители жертв, а я говорю, что его возьмут копы и он всех взорвёт…

— Оу, я подумаю, — уклончиво улыбнулась девушка. И тонко взвизгнула, потому что её едва не сбил с ног всклокоченный кудрявый вихрь в юбке.

— Джуди-и-и! — радостно взвыла кудрявая гриффиндорская старшекурсница. Сгребла в охапку охнувшую когтевранку и сунула ей в руки конверт, тряхнув черной гривой, — пляши, Сэлл. Тот маггл, рисующий цветных чертей, нарисовал нам иллюстрацию. И даже прислал по почте!

Радостные девчоночьи вопли огласили коридор. Кто-то шумно полез смотреть. Вдалеке возмущенно заорал Филч, до студентов донеслись истеричное квохтание Пивза и возмущенная ругань портретов. Притихшие Том, Герман и Гермиона заозирались и поспешили скрыться в направлении Подземелий. Им вдогонку неслись нарастающие звуки безобразного скандала, грохот ведер и гомерический хохот Сандора Клигана.

* * *

— …слышала ли ты, дева, как завывает зурна? — голос Кровавого Барона звучал наставительно и крайне самодовольно, — как звенят колокольца верблюдов, как глухо кричат погонщики и безмолвствуют пески? Клянусь знаменем Слизерина, я десять долгих лет поил гиблые пески нечестивой кровью хашишинов Аламута… повтори ещё раз сей мотив, дева.

Зазвенели под ловкими пальцами гитарные струны, старинный английский мотив поплыл по слизеринской гостинной. Герман на ходу, не глядя, запихал мантию-невидимку в сумку и замер, улыбаясь: перед камином, в вычурном серебристом кресле, вооружившись гитарой, виднелась Гермиона, а на её подлокотнике, поджав под себя ногу восседал Кровавый Барон.

— Я писал эту песню для неё, — мрачно сообщил Барон, медленно прикрыв глаза.

И, совершенно внезапно, под рокот струн, запел. Его сильный, чуть хриплый голос звучал глухо, трагично и инфернально красиво:

Дрожи в своём дворце,

Проклятый сарацин.

Со змеем на щите

Войду под сень руин.

Герман почесал затылок и поискал глазами брата. Призрак пел всё трагичнее, и было в этой песне что-то ревниво-отчаянное, надломленное и неправильное. Герман видел, как оживают серебристые глаза духа, как потрескивает и искрит магия Гермионы, как девчонка тихонько подпевает ученику Слизерина:

И чар вуаль падёт

Пред магией моей!

Прерву проклятый род.

Елена, свет очей!

Тебе — мои стихи

И подвиги мои.

Шаги твои легки,

Нежны уста твои.

И грудь свою пронзить

Готов я для тебя,

Добиться иль убить,

Но будешь ты моя!

— Слышали? Сира Клигана Шляпа на спор распределила на Гриффиндор, — Яксли и Пьюси ввалились в гостиную Слизерина и Яксли кивнул Герману, — о, Поттер.

— Парни, — махнул рукой Гера и покинул гостиную.

До ужина ещё оставалось довольно много времени. Бывший семинарист бродил по коридорам, насвистывая «Полковнику никто не пишет» и сунув руки в карманы мантии. На лестнице Гера наткнулся на Гриндевальда. Немец сидел прямо на ступеньках и читал. Читал внимательно, практически ни на что не реагируя и затаив дыхание. Герман искоса покосился в книгу и покачал головой. Гриндевальд читал «А зори здесь тихие» на языке оригинала, временами шевеля желваками и до белизны стискивая пальцами мягкую обложку.

— Не уходи, — тихо позвал Гриндевальд и со вздохом отложил книгу, — сядь со мной.

— Ээээ. С тобой всё в порядке? — на всякий случай осторожно поинтересовался Герман.

Геллерт Гриндевальд отрицательно покачал головой, не сводя с Германа странного неподвижного взгляда.

— Ладно, допустим, я сяду, — Герман почесался и уселся рядом, выжидательно уставившись на немца.

— Ты смотришь на меня так, будто я — какая-то фантастическая тварь, — мягко улыбнулся Геллерт, из-под ресниц разглядывая запястья Германа, — не то, чтобы я против, но… это забавно. Крайне мило и забавно.

Герман издал завывающий, сиплый звук и постарался успокоиться. Ладно, Гера. Этот тип странный. Нет, не так. Этот тип очень странный. И пугающий. Но, будь честен с собой, Гера. Ты сам — тот ещё мудак. Да и, брось, это же старикан, столетний дед, просидевший уйму времени в одиночной камере, в иллюзорном подобии собственной тюрьмы. Внутри артефакта. Да, он не совсем нормален. Он не должен быть нормален, априори! Это же…

— Почему вы, незаметные герои очередной игры титанов, всегда такие взъерошенные и отчаянно-уязвимые? — пробормотал Гриндевальд, неподвижно наблюдая за Германом и как-то очень уж странно улыбаясь.

Гера почесал поясницу и шокированно переспросил:

— Чего?

Резко захотелось встать и свалить куда-нибудь далеко. Бегом, желательно. Герман задавил неблаговидный порыв, хлопнул по коленям и поднялся, похрустев спиной и шеей:

— Ладно. Не буду тебе мешать созерцать и пачкать мантию.

— Посмотри на меня, — тихо попросил Гриндевальд, широко рапахнув ослепительно-голубые глаза. Чёрные зрачки резко сузились, до лихорадочной дрожи и острых бледно-голубых перьев-стрел ледяных радужек.

— Ты творишь какую-то странную дичь, Геллерт, — Герман спокойно заглянул в отрешенно-бледное лицо мага, прямо и решительно. И поджал губы, — ты устал и запутался, это нормально. Просто встань, отряхнись и попробуй идти дальше.

— Ты боишься меня, — улыбаясь, шепнул Гриндевальд, чуть запрокинув голову и лукаво разглядывая Геру снизу вверх.

— Да пойми ты, что это неправильно, германская твоя башка! — почти взвыл Герман, когда до него наконец-то окончательно дошло, что именно ему не нравится в гриндевальдевской манере общаться, — я ж не девка!

— Какие ценные сведения, — в притворном изумлении округлил глаза Гриндевальд, — ты не поверишь, но я тоже.

— Геллерт. Я. Парень. Мне. Триннадцать.

— Тебе всегда будет двадцать шесть, — улыбаясь, покачал головой Гриндевальд, — существует одно прекрасное индийское заклятье. Оно показывает возродившихся такими, какими они умерли. Я видел твоё лицо, мальчик мой.

— Остановись, Геллерт, — возразил Герман, мрачнея, — это слишком странно даже для тебя.

— Разве? — опустил глаза Гриндевальд. Его белые ресницы дрогнули, — неужели юный еврейский коммунист не знает чем именно был славен герр Гриндевальд в пору своей юности?

— Я не коммунист.

— Жаль, — немец поднял на Германа смеющиеся глаза, — это было бы забавно. Обожаю пламенные души, исполненные непробиваемой веры в несуществующие явления вроде Свободы, Равенства и Братства.

Герман мрачно уставился на немца, пробормотал по-русски что-то вроде «твою ж ты мать», отмахнулся, забормотал на парселтанге про общий идиотизм ситуации и, заложив руки за спину, попылил мимо, вверх по лестнице. Лестница задрожала и пришла в движение. Гриндевальд усмехнулся, подобрал книгу и нехотя очистил мантию беспалочковой магией.

— Кажется, я смутил нашего Мальчика, Который Выжил. Простишь меня или так и будешь от меня шарахаться?

— Ну… ты зла мне в последнее время не делал, — пожал плечами Герман и развернулся вполоборота, — ты не обижайся, Гель, но сдаётся мне, что ты просто путаешь хорошее отношение и влюблённость.

— Мерлин, меня будет поучать юнец, не доживший и до тридцати, — картинно прижал к груди руки Гриндевальд, — да ради всех старых кашолок Брокена, думай себе что хочешь, только не избегай и не бросай эти свирепые взгляды советского коммуниста, очень некстати оказавшегося в рейхканцелярии.

— Э. Ладно. Уговорил, — медленно согласился Герман, разглядывая Гриндевальда как какую-то диковинную чудушку. И внезапно протянул руку, — и всё-таки ты запутался, Геллерт.

Гриндевальд немедленно пожал протянутую руку и выдавил странную вымученную улыбку:

— Надейся. Поттер.