Poor poor Persephone (джен)

Субботы были днями личного отдыха для Артура, когда он мог возиться с приборами в своем гараже с утра до вечера. Это было что-то вроде эмоциональной разгрузки для него после недели почти круглосуточной работы. Он был рад всем, кто заходил к нему, но делать это без причины никто не хотел.

Я обычно забивалась в угол гаража, устраиваясь на одном из старых автомобильных сидений, и разбирала старый, но на редкость подробный том по окклюменции, выписывая для себя важные моменты. Артур хранил здесь книги, которые не должны были попасть в руки близнецам. В самостоятельных занятиях окклюменцией не было ничего опасного, но в самом конце давалась базовая информация по легилименции, и с Фреда и Джорджа сталось бы попробовать влезть друг другу в голову, не осознавая последствий.

Форд “Англия” был уже почти готов. Артур планировал забрать на нем Гарри, чтобы не травмировать лишний раз его дядю с тетей и произвести хоть немного правильное впечатление о волшебниках (я сомневалась, что древняя, пусть и милая развалина на колесах этому поспособствует). В прошлые субботы я украдкой смотрела на то, как он перебирает двигатель, заколдовывая отдельные части, и изнывала от желания присоединиться. А потом и сесть за руль. Но это было бы несвойственно Перси и довольно подозрительно, поэтому я ограничивалась только несбыточными мечтами.

Глава про типы ментальной защиты меня слегка расстроила. Основных было два — тот, который направлен на внешнее вторжение и тот, который ограничивал проявления эмоций и мыслей изнутри, давая практически полный контроль над их выражением. Для лучшего результата их следовало совмещать, потому что в таком случае не требовалось постоянно держать в голове внешнюю защиту, чтобы защитить громкие мысли от поверхностного чтения опытными легилиментами.

Я представляла внутреннюю защиту как процесс дистилляции. Брага из мыслей и эмоций проходила через перегонный куб, после чего отделялись вредные и нежелательные из них — “головы” и “хвосты”, а “сердце” шло на второй заход. И в результате внешне отражалось намного меньше того, что происходило за фасадом практически непоколебимого спокойствия.

Это зародило у меня кое-какие подозрения и, когда я написала о них Фарли (обычно она отвечала почти сразу, но в этот раз довольно долго молчала), она призналась, что профессор Снейп занимается окклюменцией со всеми слизеринцами, начиная с третьего курса.

Чтобы они могли защитить себя как в школе, так и в будущем.

Это было такое предусмотрительное и дальновидное читерство со стороны их декана, что я в очередной раз слегка пожалела, что Перси попала не на Слизерин. Хотя вряд ли в таком случае с ней бы что-нибудь случилось.

Но такой путь в любом случае был не для меня. Кроме того, внешний блок защищал не только от вторжения в мысли, но и от влияния чужих эмоций и заразительных идей, потому что окклюменция очень четко помогала отделить собственное от навязанного (правда, в случае с Империо это почти никак не помогло бы, зато должно было прекрасно справляться с тонкими манипуляциями). Мне бы так или иначе пришлось держать ментальный блок в голове все время, поэтому я была уверена, что это войдет в привычку и перестанет быть заметным и напряжным.

Мой дом был моей крепостью. Поэтому каждый день перед сном я потихоньку отстраивала в голове маленькую копию Норы. Для этого почти каждый день выходила рано утром, еще до завтрака, и внимательно осматривала ее со всех сторон, запоминая каждую мелкую трещинку в стене для большей правдоподобности. Пока у меня был готов только первый этаж, и я на пробу прятала какие-то незначительные воспоминания под крышками кастрюль и сковородок на кухне Молли.

— Перси, милая, — неожиданно позвал меня Артур. — Можешь помочь мне немного?

Я с готовностью отложила книгу в сторону и, потянувшись, встала с сиденья. Форд тарахтел неожиданно тихо, что было весьма несвойственно, конечно, если с ним работает не волшебник.

Праворульные автомобили в прошлой жизни попадались мне редко, и внутри все казалось непривычным еще и из-за этого. Но в то же время я как будто вдвойне ощущала себя дома.

— Я отойду, и тебе нужно будет нажать сюда, — сказал Артур, указав мне на подозрительно знакомую серебристую кнопку на приборной панели. Я едва сдержала улыбку. — Хочу посмотреть, как работает маскировка, но чары спадают, если открыть дверь или окно.

— Хорошо, папа, — сказала я и, дождавшись знака, с готовностью нажала на кнопку. А после, воспользовавшись моментом, пока Артур с детским восторгом на лице обходил и ощупывал форд со всех сторон, с трепетом погладила руль и слегка вибрировавшую приборную панель.

Я уже придумала, что буду прятать самые сокровенные воспоминания в той самой тетради Перси, которую никак не могла открыть в реальном мире. И, пожалуй, когда дострою в голове Нору, пристрою к ней и гараж Артура.

А тетрадь будет лежать здесь, рядом со мной, на пассажирском сидении. Можно будет представлять, что мы с моими воспоминаниями сможем в любой момент улететь в закат.

— Как я и думал, все идеально, — с прежним восторгом сказал Артур, открывая для меня дверь. Счастье изобретателя, искреннее и чистое, делало его лет на тридцать моложе.

Я хотела что-то сказать, но, вылезая из машины, невольно скользнула взглядом по ближайшему стеллажу и зацепилась за покрытую пылью банку, в которой неожиданно обнаружила простые елочные колокольчики.

Легкая тоска, вызванная неожиданным воспоминанием, была мгновенно раздавлена дурацкой, трудновыполнимой, но вместе с этим совершенно гениальной идеей.

* * *

Подслушивать никогда не было моей привычкой — до обучения в Хогвартсе, где всю информацию о похождениях Гарри, Рона и Гермионы можно было выудить только так, случайно оказавшись в правильном месте в правильное время. Где-то в середине года я потеряла свою совесть между обрывками их разговоров и так до сих пор ее не нашла.

— …или я, или часть моих людей, Молли.

Голос Артура звучал устало. Вчера он не вернулся домой к ужину, прислав патронуса, что задержится из-за какого-то мерзкого типа, который с начала лета заколдовывает бытовую технику в маггловских домах по всей Англии. Судя по всему, это растянулось на всю ночь, что в последние дни случалось довольно часто.

Время “Пора завтракать, Перси” еще не пришло, но за окном уже были предрассветные сумерки. Я проснулась и спустилась, чтобы в очередной раз погулять вокруг дома и обратить свое внимание уже на второй этаж, а в итоге юркнула за арку, отделявшую кухню от гостиной, потому что не захотела выдавать свое присутствие — Молли как раз поворачивала голову в мою сторону, когда ставила на стол тарелку. Уйти незамеченной, если кто-то продолжал смотреть в мою сторону, я бы не смогла — расстояние от края арки до стены было совсем небольшим, его хватало только для того, чтобы спрятаться, а чтобы вернуться, нужно будет обойти широкий камин.

Получится неловко, если меня заметят.

— Но ты ведь тоже занят? Разве это не так важно?

Когда Молли пыталась злиться тихо, то переходила на шипение. Ее голос звучал одновременно и забавно, и жутко.

— Для Министерства маги всегда будут важнее магглов, — ответил Артур. — Скримджеру кто-то донес на еще один тайник в доме Малфоев. Он решил устроить полномасштабную проверку всех, кто вызывает подозрения, но у него не хватает людей.

— То есть… Вообще всех?

Это “вообще всех” в исполнении Молли мне очень не понравилось. Я была уверена, что она спросила об этом не случайно.

Артур промолчал, отвлекшись на еду. Стало так тихо, что я могла различить легкий шелест ветра за приоткрытым окном. Погода грозила вот-вот испортиться, и это нагоняло тоску, несмотря на то, что дождливые дни в Норе были тоже очень уютными.

— Ты же знаешь Скримджера, Молли. Он подозревает половину Британии и с удовольствием проверит даже кабинет Дамблдора, не говоря уже о других. Это бессмысленно и мягко говоря неприятно, но так он зарабатывает себе доверие перед выборами на пост министра.

Нужно было выбираться из угла и идти бороться с моральной дилеммой в свою комнату. Я повернула голову, чтобы оценить пути к отступлению и вздрогнула, увидев, что Джинни, застывшая посреди гостиной, смотрит на меня очень внимательным взглядом. В таком свете ее глаза казались совсем темными, поэтому выглядела она, несмотря на милую пижаму с котятами, мягко говоря жутковато.

Джинни, несмотря на сходство с матерью, была привязана к Артуру, пожалуй, сильнее всех, и сильнее всех скучала по нему, поэтому часто просыпалась рано, на каком-то интуитивном уровне понимая, что он вернулся домой, и спускалась, чтобы поздороваться.

Я приложила палец к губам, надеясь, что любовь к родителям не настолько сильно перевешивает любовь ко мне, и она улыбнулась той же самой лукавой улыбкой, которая появлялась на лицах Фреда и Джорджа, которые торжественно клялись, что замышляют только шалость.

И маленькие секреты ей, как и всем романтичным девочкам, очень нравились.

Она уверенно прошла в кухню, и я, не сомневаясь, что там сейчас начнется отвлекающий концерт по заявкам, юркнула в противоположную от кухни сторону, как только раздались голоса, правда, едва не споткнулась о самую первую ступеньку и тем самым чуть не свела на нет все ее старания.

Аид уже вернулся и дремал, устроившись на спинке моей кровати. У него был насест, который стоял в темном углу рядом с шкафом, но он игнорировал все удобства — и мои, и свои — явно ради какой-то высшей цели.

Я села за стол и задумчиво посмотрела на стопку исписанных пергаментов, которые пока ни к чему не относились и поэтому занимали место в углу, рядом с семейной колдографией. Здесь были мои заметки по окклюменции, план дома, наметки планов на шестой курс.

И черновики писем.

Здесь была целая подборка, которую можно было включить в урок на тему “Как нейтрально начать разговор и закончить его ничем?”, и я каждый раз откладывала перо после первого абзаца и шла заниматься более полезными делами. Флинт не присылал мне писем тоже, но жизнеописания были только в духе Оливера, поэтому я воспринимала это как должное.

У меня не было недостатка в общении — и Фарли, и Пенни писали мне почти каждый день, и я занимала себя достаточно, чтобы было практически некогда об этом думать. Но время почему-то всегда находилось.

“Мягко говоря неприятно”. Артур был прав. Думать об этом тоже было неприятно, несмотря на то, что предупреждение было бы нечестным.

Я торопливо написала несколько строк, боясь передумать, высушила чернила и ласково погладила Аида по голове. Он проснулся почти сразу и посмотрел на меня почти без недовольства — ему было скучно без дальних перелетов, и я подозревала, что он успел привязаться к Биллу, у которого жил по нескольку дней, потому что тот каждый раз писал мне гигантские ответы, а на это требовалось много времени.

— Отправлю тебя в Египет на следующей неделе, — пообещала я, привязывая к его лапе свернутый в трубочку пергамент. — Отнеси это Флинту, ладно? И убедись, что он прочитает сразу. Только не вреди, — добавила я, заметив, что филин как будто бы воодушевился, и после этого он сдулся и нахохлился. — Просто будь назойливой задницей, если потребуется. Если будет ответ, принеси сюда, чтобы мама не видела, ладно?

Аид согласно ухнул и вылетел в открытое окно.

Я смотрела на него до тех пор, пока темная точка не перестала быть различимой на фоне хмурого неба.

Он вернулся ближе к вечеру, и ответ, небрежно сброшенный на кровать, я прочла только после ужина в конце действительно долгого и утомительного дня, в который старалась вести себя так же идеально, как обычно, и отвлекала Джинни каждый раз, когда она собиралась спросить, что случилось утром (где-то после обеда у меня закончились темы и пришлось сбежать на улицу и с повышенным интересом смотреть, как Рон, Фред и Джордж пытаются играть в квиддич на троих, пока не было дождя — получалось нелепо, но жутко смешно).

“Спасибо, это было очень мило с твоей стороны”.

Я закатила глаза. Пройдут годы и сменятся цивилизации, а Флинт так и останется буквой “з” в слове “злопамятность”.

“Отец в восторге от твоей кошмарной птицы”.

Я перевела взгляд на Аида. Тот чистил перья с самым невинным видом, но, похоже, принял мои слова насчет назойливой задницы слишком близко к сердцу.

Третья строчка была значительно ниже других, и я не сразу ее заметила, а заметив, вздохнула и села за стол, понимая, что в этот раз уже обойдусь без черновиков.

“Как проходит твое лето?”

* * *

Переживать страх высоты, сидя в комфортном и уютном автомобиле, оказалось не так уж и плохо. В прошлой жизни в своей вечной старушке мне было временами спокойнее, чем дома, и, похоже, теперь дополнительной крепостью оказался наш семейный форд. Иногда я ловила приступы легкой паники, но в такие моменты представляла, что мы едем по дороге, а не летим на высоте птичьего полета. Перси, в отличие от меня, высоты не боялась. Или никому об этом не говорила. Но так или иначе, у Артура не возникло сомнений в том, кого взять с собой, когда Молли предложила это за завтраком. Фред и Джордж были наказаны за то, что “случайно” развалили старый сарай для метел, Джинни была слишком впечатлительной и наотрез отказалась бы куда-то ехать, как бы сильно этого ни хотела. Оставались мы с Роном, как самые спокойные и благонадежные. Дух авантюризма и любопытство перекрыли впечатлительность, и я не смогла признаться в том, что меня пугают даже движущиеся лестницы в Хогвартсе, а Рон, которого Молли одела и причесала так, будто мы едем на прием к Ее Величеству, сидел позади и с восторгом метался от одного окна к другому, будто вид за ними был совершенно разным.

Литтл Уингинг отличался от Сент-Оттери-Кэчпоул примерно как в моем воображении Петунья Дурсль отличалась от Молли Уизли. Здесь были ровные улочки, ухоженные газоны и однотипные — идеальные — дома. Фарли бы точно оценила безукоризненную симметрию во всем, но наш фордик явно возник посреди пустой Тисовой улицы как неосторожная чернильная клякса среди выверенно прямых строчек. Я чувствовала в этом противоречии что-то веселое.

Так или иначе, день до определенного момента был добрым.

Как и прихвативший с собой своих демонов Артур Уизли.

— То есть, — очень тихо и вкрадчиво начал он, и я заметила, что Рон инстинктивно вжал голову в плечи, — упал с лестницы?

Занятия окклюменцией, пусть даже недолгие, уже дали результат. Я перестала воспринимать чужие эмоции так остро и теперь ждала первого квиддичного матча, чтобы проверить свои успехи. Но злость Артура разливалась волнами посреди вылизанной прихожей. Она делала его как будто бы выше и больше очень немаленького мистера Дурсля, который стоял напротив с яростным выражением на лице, и в какой-то момент тот как будто сжался, проиграв в этом эмоциональном поединке.

Все было почти хорошо. Миссис Дурсль окатила нас с порога ледяной вежливостью (которая, несмотря на неуместную мысль, ей очень шла, хоть так она и казалась строже и тоньше), мистер Дурсль очень старательно выбирал выражения, хотя его взгляды были гораздо красноречивее слов. Дадли оставался наверху — мы услышали только шумные шаги, а вниз он не совался, даже не выглядывал.

Гарри сбежал по лестнице нам навстречу, как только открылась входная дверь, волоча за собой сундук, метлу и клетку с совой, явно не желая, чтобы визит затягивался. Мы уже собирались прощаться, стараясь не казаться слишком радостными (похоже, в этом доме вообще не принято было испытывать радость), как он наклонился, чтобы завязать шнурки, а после этого слишком широкий ворот футболки сполз в сторону, обнажая огромный лиловый синяк. Я заметила, что для мистера и миссис Дурсль это тоже было сюрпризом (в глазах последней на какой-то момент мелькнул не страх, а сожаление), из-за чего вранье, последовавшее за вопросом, выглядело слишком натянутым и нескладным, но одергивать Артура сейчас явно не стоило. Он работал с людьми разного рода и явно умел держать себя в руках. Неправомерное использование магии этому дому никак не грозило. Разве что несколько минут ледяного ужаса перед любящим отцом семерых детей.

А я не хотела, чтобы кто-то был свидетелем его ярости — кроме тех, кто был в ней виноват, пусть и не напрямую — и поэтому дернула Рона за рукав.

— Пойдем, поможем Гарри отнести вещи в машину.

За те несколько минут, что мы провели в идеальном доме, тучи практически заполнили небо и нависли угрожающе низко. Дышать стало намного тяжелее, а путь до фордика, оставленного на обочине дороги, показался почти бесконечным.

— Это не дядя Вернон, — негромко сказал Гарри, как только мы с Роном погрузили его сундук и метлу в багажник. — И не тетя Петуния.

— И не твой кузен? — уточнила я, захлопнув крышку. Гарри опустил взгляд в пол. Это был его способ сказать что-то вроде “ты не хочешь знать”. — Все в порядке, не переживай так. Мне жаль, что ты увидел нашего отца таким. Поверь, вывести его из себя могут очень немногие вещи, например, жестокое обращение с друзьями его детей. Он ничего не сделает твоим дяде и тете, просто поговорит с ними немного. Без палочки. Хотя если честно, твоего кузена следовало бы наказать. Очень больно?

Гарри отрицательно помотал головой, расслабился почти сразу — хоть в этом он мне поверил без лишних проволочек — и уже смущенно заулыбался, когда сел в машину рядом с Роном.

— Ты не получал мои письма? — осторожно спросил тот. — Или твои дядя и тетя отбирали их?

— Ты писал мне? — удивленно отозвался Гарри. — Я думал, вы с Гермионой слишком заняты. Видели бы вы лица дяди и тети, когда пришло твое письмо, Перси. Они не знали, что маги умеют пользоваться обычной почтой. И бывают такими вежливыми. Они почти записали тебя в нормальные люди, но прости, пришлось сказать им, что ты тоже волшебница.

Рон нахмурился. Он бы не стал напрягаться, если бы все письма посылал со Стрелкой, но Аид, который без проблем долетал до Билла, не вызывал у него сомнений.

Итак, Добби — одна штука. Надеюсь, у него хватит совести не появляться в доме волшебников со своими невнятными предупреждениями. Или ему как минимум придется ощутить на себе весь гнев Молли Уизли. Я бы на его месте не стала так рисковать.

Артур вернулся в машину только через десять минут. Он был все еще зол, и я осторожно дотронулась до его плеча. Злая маска мгновенно сменилась на растерянную, а еще через долю секунды — на абсолютно добродушную.

— Простите, дети, не хотел вас пугать, — виновато улыбнулся он. — Рад тебя видеть, Гарри.

— Я тоже рад, что вы за мной приехали, мистер Уизли, — искренне ответил Гарри, улыбнувшись шире. — Спасибо за приглашение.

— Я поговорил с мистером и миссис Дурсль, — уже серьезнее сказал Артур. — И отправлю письмо Дамблдору. Но если в следующем году что-то такое повторится, сообщи мне сразу, ладно? Мы заберем тебя.

— Хорошо, мистер Уизли, — покладисто ответил Гарри, но и мне, и Рону сразу стало ясно — не сообщит. Он еще не совсем понимал, что в этом мире существовали люди, искренне готовые заботиться о нем просто потому, что он есть. И ему было почти физически некомфортно от мысли, что он доставил нам такие неудобства.

К счастью, это поправимо.

Обратный путь прошел под оживленные разговоры, в которых я почти не участвовала, глядя в окно на проплывающие по небу облака. Начался дождь, и из-за плохой видимости и стука капель не было ощущения, что мы летим, поэтому не было никакого страха.

И, когда впереди показалась Нора, а колеса коснулись мокрой травы, и Рон сказал уже знакомое “Не дворец, но живем”, я одними губами произнесла вместе с Гарри:

— Дом замечательный.