Здесь кто-то делает смерть (джен)

— Научишь? — скорее просто из любопытства, чем из реального интереса спросил Ника Снейп, заинтересовавшийся умением анимага.

— Тотемной магии практически невозможно именно научить, — назидательно, учёным тоном отвечал кот, — даже анимагии. Можно только показать нужное направление, да чуток подтолкнуть. А дальше лучше всего пройти всё самому. Но показать нужное направление я могу, — как ни в чём не бывало закончил он.

— Да ладно, — отмахнулся Северус, — всё равно, добиться таких впечатляющих результатов…

— Вообще-то, — говорил Ник, всё ещё оставаясь котом, — ничего сверхъестественного в этом нет. Более того, во времена не столь отдалённые и в культурах не столь развитых, как, допустим, европейская, колдуны изредка бывали на такое способны. То есть все эти легенды, — тут он остановился и обернулся, — врут как минимум не во всём, основаны на чём-то реальном, — далее должен был следовать какой-нибудь выразительный взгляд, но в силу строения его кошачьей мордочки, какой бы он взгляд показать не пытался — любой у него выходил недовольным.

— Эй-эй-эй! — возразил Руквуд. — Я-то немного историю знаю, а потому, в отличие от многих недоучек, отношусь к заявлениям об утерянной могущественной магии очень скептически, — он прищурился. — И уж тем более знаю, что не так уж и много маги прошлого могли.

— Да я и не утверждаю, что они все поголовно не то что говорить в анимагической форме могли, но и в принципе владели анимагией, — пояснил Ник. — Я скорее о том, что я не первый, у кого подобный фокус получается.

— Из известных мне анимагов — единственный, — ответил Августус.

— Ну, раньше волшебники чаще изучали тотемную магию, — возразил Ник. — Потом же оказалось, что в изучении она не слишком проста, могущество приносит обычно довольно сомнительное, навыки — специфические, полезность, если сравнивать с чарами или алхимией, тоже неочевидна… — при разговоре он забавно покачивал хвостом. — Так и желающие постепенно перевелись. Разве что ради баловства иногда изучают.

— Насколько мне известно, — поделился впечатлениями Руквуд, — обычно начинают прямо сразу с анимагии, дальше по идее должно следовать общение с животными… и вот где-то на этом этапе все и прекращают баловство, — он усмехнулся. — Разочаровываются, забывая, что даже из Основателей таким умением могла похвастать разве что Хельга.

— Примерно об этом я и говорил, — согласился Ник. — Но дело даже не только в том, что по этому направлению нет приемлемой учебной литературы — всё ещё и индивидуально. Но не будем об этом, — на этом моменте он хотел махнуть рукой, забыв, что находится в форме кота, а потому достаточно забавно мотнул лапой и чуть не потерял равновесие, от неожиданности мяукнув.

— А у тебя дальше какие планы? — поинтересовался Руквуд, когда Ник снова принял невозмутимый вид.

— Да вот дуб думал себе возле дома посадить, цепями его обвешать…

— Зачем? — перебил его удивлённый Северус.

— Да так… — неопределённо мотнул хвостом анимаг. — Но всё равно вряд ли до этого дойдёт. И отвечая на ваш следующий вопрос, — продолжил он сразу же, без паузы, — нет, это не потому, что дуб здесь не вырастет. Тут Фолкленды, а не Антарктида — тут при помощи магии должно получиться. Дело в другом, — он вздохнул совсем по-человечески. — Я, конечно, заставляю магглов не замечать некоторых… странностей, но чем больше таких странностей становится, тем сложнее это делать. Улавливаете?

— Угу, мы поняли, — подтвердил Руквуд, — но мой вопрос был немного о другом.

— Тогда посмотрим, что у меня получится, — рассказа о планах так и не состоялось. — Лучше посмотри, наконец, на пингвинов — вы ж сюда за этим пришли.

* * *

Надо признать, познакомиться с остальными членами Организации, приближенными к Лорду, Снейпу так особенно и не удалось. Да, его представили на одном из собраний, да, он увидел весь или практически весь ближний круг, но толком он так никого близко и не узнал. Собственно, он и присутствовал-то всего на двух собраниях — остальные проходили, видимо, в более узком кругу.

О том, кто именно должен попасть под пророчество, узнавали двумя путями. Первым пользовался Снейп: он читал все газеты, в которых так или иначе иногда публиковались известия о рождении или об ожидании ребёнка или хотя бы свадьбах в той или иной семье, игравшей видную роль в жизни Магической Британии. Лорд же пробовал узнать или вычислить это из других источников — Снейпу он, конечно, не говорил, из каких именно. Собственно, вся работа Снейпа закончилась вместе с июлем — дальше проводил поиски уже только Лорд. И в один осенний день он вызвал к себе Северуса.

— Садись, — сказал он, когда Снейп вошёл в его кабинет. Дождавшись, пока тот сядет, он продолжил разговор. — Кажется, у меня хорошие новости, — Лорд и правда, казалось, находился в этот день в хорошем расположении духа. — Кажется, я знаю, о ком говорится в пророчестве, — он взял паузу, рассчитанную, видимо на то, чтоб Северус проникся. — Точнее, у меня осталось два варианта, и я хотел бы проконсультироваться с тобой.

— Да, мой Лорд, — кивнул Северус, — я слушаю.

— Итак, у нас есть два вероятных кандидата: Лонгботтомы и Поттеры, — Северус дрогнул, но понадеялся, что его ничего не выдало; Лорд тем временем продолжал. — В обеих семьях родились сыновья в конце июля, и оба попадают под остальные условия. Но об этом сейчас будет подробнее…

Когда Лорд рассказывал о том, почему он остановился именно на этих кандидатурах, Снейп, хоть его мысли и заняты в это время были иным, поражался, насколько логичными, простыми, очевидными являются его выводы. А ведь дай ему всю ту информацию, которая скопилась у Лорда — смог бы он тоже правильно отсеять всё лишнее и заметить нужное, что, как сейчас казалось, лежало на поверхности. Сам он отнюдь не был в этом уверен, хотя никогда не жаловался на нехватку умственных способностей.

Александр Николаевич говорил, что умения самому замечать нечто, что лежит неглубоко, но хоть немного при этом скрыто, самому во многом определяет, каких успехов может добиться волшебник в изучении магии. Если он может воспринимать только разжёванную информацию, то ему не познать настоящих глубин ни одной магической области. А таких, кто пройдёт мимо той информации, что сокрыта хоть немного — абсолютное большинство. Северус тогда думал, что именно поэтому он мог совершенствовать зелья из школьной программы, что видел, в каких именно местах рецепт может оказаться неоптимальным. Это не было чем-то особенно сложным, но остальные то ли не могли сами это заметить, то ли не особенно и пытались.

— Во многом поэтому тот же Дамблдор или Волдеморт стали одними из величайших ныне живущих магов, — рассказывал Александр Николаевич тогда, наливая себе чай. — Они сами научились подмечать неточности и слабые места. У них не было каких-то гениальных учителей, — он сделал интонационную паузу и, прищурившись, уставился на ученика, — но хорошие учителя и не были им нужны. Более того, такие учителя могут воспитать целый сонм сильных, выдающихся магов — но среди этих магов не будет ни одного великого.

— Постойте, — возразил Северус, — а как же Фламмель. Это ведь не скрывается, что Дамблдор многому у него научился! — действительно, обучение Дамблдора у Фламмеля было общеизвестным фактом.

— Видишь ли, — подбирая слова, отвечал собеседник, — Фламмель, конечно, смог получить философский камень, хотя сейчас уже давно доказано, что это зависит не только от твоих талантов и познаний в алхимии, и вообще повторить его достижение в реальности… можно считать что невозможно. Но мы отвлеклись от темы, — Александр Николаевич взял паузу и сделал глоток. — Он, безусловно, был выдающимся алхимиком своего времени, но видишь ли, — произнёс он с улыбкой, — с тех пор прошло уже несколько веков. Фламмель, конечно, интересуется немного тем, что происходит в его отрасли, но безнадёжно устарел. Понимаешь, — он сделал очередной глоток, — ваш Дамблдор — не единственный, с кем Фламмель в этом веке переписывался. И все, кто в теме, могут подтвердить тебе, что легендой-то он стал, но никаких особых знаний по современным меркам он не хранит. И Дамблдор с тем же успехом мог бы стать тем, кем он сейчас является, обучаясь по учебникам, — Александр Николаевич снова умолк. На этот раз — уже надолго.

— Могу рассказать тебе вот что, — продолжил он наконец после длительной паузы. — Моим учителем в своё время был Семён Игнатьевич Кириков. Ты о нём вряд ли слышал хоть что-то, — было добавлено тут же, — и ничего странного в этом нет. Ты вообще можешь спросить меня о том, что как такое вообще возможно — система ученичества сейчас практически исчезла, и это правда. Но тогда… нет, она тоже к тем временам уже исчезла, — Александр Николаевич махнул рукой, — просто я жил и учился в таком медвежьем углу, где был достаточно странный гибрид систем — там просто по-другому не получалось. Но я не об этом хотел сказать.

— Я вот о чём, — перешёл к сути рассказа Александр Николаевич, — учителем у меня был Кириков, и никто не знает не то что его имени-отчества — фамилии-то такой нигде не слышали, наверное. Учил он по меньшей мере странно: всё рассказывал про свои анархические убеждения, про ощущение грядущего конца, позже — про свои эксперименты в области алхимии, — он снова отпил чай, видимо, ожидая вопросов.

— А что у него были за эксперименты? — Северус решил не подводить ожидания.

— О-о-о-хо-хо! — Александр Николаевич засмеялся вслух. — Тут-то и кроется самое забавное. Он мечтал — или по крайней мере утверждал нечто подобное — изобрести какое-нибудь вещество, излечивающее человека от несчастья, от которого каждый получал бы радость. Но у него всё время получался какой-то самогон, — он снова засмеялся, зло и резко. — А поскольку Семён Игнатьевич питал слабость к алкоголю, то трезвым он бывал редко. Впрочем, оно и к лучшему — в эти редкие моменты он больше мямлил, чем говорил, — Александр Николаевич поднялся и пошёл заваривать себе новую порцию чая.

— А что в итоге с этим… веществом, — спросил Снейп и напоследок добавил, — дарующим радость и счастье?

— Магглы оказались гораздо успешнее моего учителя, — ответил Александр Николаевич, не оборачиваясь. — Но думаю, Августус тебе про это уже рассказывал. А я… что я? Когда пришло время моего выпускного задания, которое оценивать должна была целая комиссия, и по которому я даже публиковал статью… — он налил себе ещё чашку и сел обратно. — Я взял и изобрёл пилюли, лишающие человека радости… не совсем как дементоры. — добавил он, предупредив уточняющий вопрос, — но нечто общее есть, да. Так я их и назвал, в общем: таблетки от счастья, — он снова хрипло рассмеялся.

— Я это всё к чему говорил, — подвёл Александр Николаевич итог своего рассказа. — Мало кто может «похвастаться» столь ничтожным и бесполезным учителем — но ведь не помешало это мне стать одним из ведущих, без преувеличения, специалистов по тёмным искусствам, да и по алхимии тоже. Так что можешь это запомнить: хороший учитель может хорошо вытянуть среднего ученика, а гении и просто те, кто оставляет потом большой след в исследовании той или иной области магии, становятся таковыми сами.

Таковым, видимо, стал и Лорд.

— Поскольку остаётся всего две семьи, — закончил Лорд свои рассуждения, — то мне имеет смысл нанести визит обеим, — он улыбнулся легко и непринуждённо, хотя под визитом подразумевалось уничтожение семей.

— Мой Лорд, — начал было Северус.

— Что такое? Если у тебя есть какая-то просьба, выкладывай, — Волдеморт пребывал в хорошем расположении духа, и в его жесте можно было даже разглядеть проявление добродушия.

— Я бы хотел… — Снейп вздохнул и нашёл-таки в себе силы попросить желаемое. — Я бы хотел попросить вас оставить жизнь Лили Э… Поттер, — выпалил он на одном дыхании. — В конце концов, пророчество касается не её лично… — промямлил он, окончательно смутившись.

Лорд в ответ на это только ощерился. Пожалуй, в данный момент он был похож на образ, сложившийся у Снейпа за первую с ним встречу и те слова, которые он слышал о Волдеморте до неё, наименьшим образом. А возможно, так просто казалось Северусу, который просто не мог объективно оценивать реальность, пока решался такой важный для него вопрос.

— Она же вроде грязнокровка, — поддел Лорд своего подчинённого. — Неужто во всей Магической Британии не сыщется ни одной чистокровной волшебницы, более достойной наследника Принцев?

— Несомненно, найдутся, — быстро выпалил Северус, — просто она… — он замялся, сделал паузу, пытаясь подобрать нужные слова, которые могли бы убедить Лорда, но при этом не раскрыть его чувств в полной мере. Лорд смотрел на него с некоторым выжиданием и словно бы насмешливо.

— Ладно, хорошо, — сказал он в конце концов, даже не столько благосклонно, сколько снисходительно. — Думаю, если ты хочешь это в качестве награды за помощь в столь важном деле, то для меня нет причин не дать этой Лили Поттер уйти. Интересует-то меня в первую очередь её сын, — заканчивал фразу он уже практически безразличным тоном.

Когда встреча закончилась и Снейп снова оказался в одиночестве, то наконец смог позволить себе выдохнуть. Руки тряслись, ноги подгибались в коленях, спина промокла от пота, в результате чего мантия прилипла к ней самым мерзким образом, а перед глазами плясали круги. Больше всего хотелось в этот момент дойти до камина, добраться в своё жилище и повалиться на кровать прямо так, не застилая её и даже не раздеваясь. Сил аппарировать тоже не было. Сам он чувствовал себя измотанным и опустошённым.

Беспокойство, что что-то может пойти не так, появилось не сразу. Первые дни Северус был очень рад, что Лорд прислушался к его просьбе и пообещал дать Лили уйти. В конце концов, это ведь значило, что для них не всё потеряно? И ведь даже пророчество сложилось так удачно, что должен был исчезнуть мешавший их отношениям фактор в виде Джеймса Поттера, по какой-то издёвке мироздания ставшего мужем его Лили, равно как и его сын… Нет, их ребёнка было, наверное, даже жалко, но ничего сверхнесправедливого в этом не было. Да и вообще оказалось, что именно для него, Северуса Снейпа, дела складывались очень даже хорошо, и судьба не только давала ему заслуженное место среди ближнего круга Организации, но и шанс устроить отношения с той, с кем они оказались расторгнуты ещё годы назад.

Это уже потом его начало одолевать беспокойство, ощущение того, что что-то неправильно, неправильно в корне. Сначала это ощущение было похоже на лёгкий, чуть заметный зуд, которого вроде бы и не чувствуется практически — но не обратить внимание на него нельзя. Потом Снейп начал бесконечно спрашивать себя «а что, если» — и дальше шли всевозможные предположения. А что, если Лорд передумает и решит на всякий случай не оставлять в живых никого? А что, если Лили предпочтёт погибнуть вслед за ненавистным Снейпу Джеймсом Поттером? А что, если она будет до последнего сопротивляться, защищая сына от неизбежной гибели? А что, если она после визита Лорда просто покончит с собой, не в силах пережить случившееся?

И если первый из этих вопросов не казался особенно вероятным развитием событий, то чем дальше, тем, если подумать, больше шансов было случиться тому или иному исходу. Действительно, это для него, Снейпа, Джеймс Поттер являлся одним из главных врагов, главных мерзавцев и подонков, встретившихся в жизни, достойным того, чтобы сгнить в самой дальней камере Азкабана или быть отправленным на опыты Руквуду — пусть это и было неэтично с исследовательской точки зрения. Ведь Лили, когда выходила за него замуж, наверняка не считала его уже «безмозглым задавакой», как на пятом курсе. Ну или как минимум выходила за него не только из-за состоятельности его семьи и популярности собственно Джеймса — по крайней мере, Снейпу очень хотелось надеяться, что в этом плане Лили не поменялась кардинально со школьной скамьи. И если муж был ей действительно очень дорог, она же могла…

Ситуация с ребёнком была ещё более щекотливой. Даже если Лили и не особенно любила своего мужа, то уж ребёнок ей был дорог наверняка. И пришёл бы Лорд только за Джеймсом, разговор был бы совсем иным — но ведь в пророчестве, с которым собирался бороться Лорд, говорилось именно о ребёнке! И с этой точки зрения… Северус, никогда не имевший дело с подобным на практике, не раз слышал, тем не менее, о том, что матери зачастую могут без раздумий отдавать жизни за своих детей.

Отсюда можно было перейти и к последнему варианту. Вряд ли Лили смогла бы при всём желании сильно помешать Лорду убить её сына, но даже если Лорд не собирался убивать её… Если жизнь ребёнка действительно была для Лили важнее собственной, то что мешало бы ей после визита Лорда покончить жизнь самоубийством, лишившись смысла своего существования? Чем дальше, тем больше подобный вариант беспокоил. Требовалось срочно чем-то себя занять.

Наверное, эти недели были самыми продуктивными в его изучении нового материала, как в алхимии, таки в легиллименции и в тёмных искусствах, хоть его мысли были заняты совсем другим. И всё равно — не помогало. Он понял, что не мог успокоиться, не предупредив Лили о грядущей опасности. Письмо Снейп послать не мог — это стало бы потом смертным приговором для него, а посылать анонимку было бы слишком ненадёжно. Предупредить же лично кого-либо из их Ордена, организованного Дамблдором (да хоть самого Дамблдора)… нет, это тоже пахло его, Северуса, смертью. В конце концов, он всего лишь хотел, чтобы Лили жила, не жалея каждую секунду о том, что не умерла.

В дальнейшем всё случилось очень быстро, словно сменилось сразу несколько картинок в ряду, который показывал его, Снейпа, жизнь. Вот, не решившись идти к Дамблдору, он пытается заговорить с Лили, но не умеет подобрать нужных слов (равно как не умеет открыться и перед всем Орденом), чтобы быть выслушанным. А ведь всего-то надо было вовремя упомянуть о смертельной угрозе для её ребёнка! Вот он решается на новую попытку, но, ещё не успев её совершить, узнаёт о нападении на дом Поттеров. Вот приходит письмо от Беллатрикс, созывающее всех на собрание… впрочем, то уже иные дела, произошедшие не в этой жизни. А эта жизнь — кончилась.

* * *

Пингвины оказались небольшими и какими-то… неказистыми. Северус, когда раньше видел их издалека, думал, что птицы могут доставать ему до пояса, а эти дотягивали… хорошо, если до колена. Белое их брюхо тоже было далеко не белоснежным, а каким-то грязноватым, более того, ещё и испачканным о землю. Растрёпанные хохолки на маленькой голове и красные глаза делали птиц похожих на запойных алкоголиков с утра — таким иногда бывал его отец после особенно сильного опьянения. А ещё птиц было много. Они заполонили всё вокруг: и крохотный пляж, и прибрежные скалы возле него и береговой склон, на котором сейчас и находились Северус, Августус и Ник. И над всей этой толпой раздавалось многоголосье криков, кои были абсолютно непохожи на мелодичные трели соловья или певчего дрозда. Нет, крики были резкими и, рассекая воздух сотнями, превращались в феерическую какофонию. Звуки, конечно, было слышно ещё и на подходах — но тогда они не особенно и мешали. Привычные к местной жизни Ник и Снейп просто не обращали на них никакого внимания — это легко, если долгое время жить рядом с теми же чайками, птицами тоже совершенно не мелодичными. Но здесь, в гнездовьях, где скопилось огромное количество пингвинов, громкость и резкость звуков превышали все возможные пределы. К пришельцам птицы отнеслись совершенно спокойно и вели себя по отношению к ним даже более дружелюбно, нежели с сородичами — или же просто практически их не замечали. Видимо, сказались наложенные Ником заклинания.

— Какие-то они… небольшие, — произнёс Руквуд, нашедший в себе слова поделиться впечатлением от увиденного. — Я как-то ожидал… — голос его не был тихим, но в многоголосье вокруг был едва слышен.

— Вообще-то, есть и больше, — пояснил ему Ник. — А эти — маленькие, зато гнездятся недалеко от моего дома. В общем, конкретно здесь они обычные гости. Как вороны, — заметил он после небольшой паузы. — Впрочем, по размерам и по контексту своего обитания они и есть те же вороны…

Говорить было неудобно: тому же Нику, чтобы быть правильно услышанным, приходилось едва ли не кричать, хотя находились все трое волшебников совсем близко. Ему даже пришлось перекинуться обратно в человека. Поэтому дальше стояли молча.

Вокруг раскинулись малой и средней крутизны прибрежные склоны острова Сондерс, покрытые ковром из изумрудно-зелёной травы, короткой и жёсткой, перемежающиеся местами прибрежными скалами, в основном острыми, чёрного, антрацитового цвета. По всему пространству сновали пингвины, занимаясь своими делами и совсем изредка обращая дружелюбно-любопытствующее внимание на трёх людей, стоявших рядом и наблюдавших за ними. Голоса их заглушали даже шум моря и гул ветра — постоянные фоновые звуки на Фолклендах. Небо нависло совсем низко, и казалось, что скоро должно слиться с землёй, образовав одну целую, ватную массу. А то, что издали казалось чем-то необыкновенным, вблизи превратилось в жизнь, мало чем отличающуюся от текущей на многие тысячи километров севернее. Северус заметил, что уже продрог. Пора было возвращаться.