Одиннадцатый Обряд (гет)

«Во времена, когда Боги были ближе к людям, а люди — ближе к смерти, Фениксы слыли желанной добычей Охотников. Их кровь стягивала раны, исцеляла хвори, избавляла от болей, и гордых птиц истребляли сотнями мгновенно действующим заклятием «Золотая Стрела». С каждым днём Фениксы исчезали, но люди оставались безучастны к их незавидной судьбе.

Однажды молодой человек — Волшебник, далёкий от охоты, — приютил Феникса в своём доме. Феникс не требовал ухода и внимания, лишь наслаждался спокойствием уединённого жилища. Шли недели, и Волшебник привязался к случайному гостю. Восхищаясь его красотой и невероятным умом, тот стал сочувствовать несчастной птице.

Луны сменяли одна другую, и настал день, когда шедший куда-то Охотник заметил огненную птицу, греющуюся на солнце. «Золотая стрела» уже неслась к своей цели, когда Волшебник бросился наперерез смертельному лучу, отдавая свою жизнь за жизнь беззащитного друга. Доброе сердце Феникса не могло смириться с этой жертвой, и, разорвав свою грудь мощным клювом, птица стала поить мёртвого мага своей волшебной кровью.

С каждой пролитой каплей Феникс угасал, но даже вся исцеляющая кровь на Земле не смогла бы вернуть мёртвого в мир живых.

И когда Боги приняли эту великую жертву двух созданий, они решили наградить тех за бескорыстный порыв.

Тогда, обратившись в пепел, Феникс воскрес снова, покрытый оперением, неуязвимым к любому оружию, а в жилах первого сына Волшебника отныне текла целебная кровь огненной птицы.

С той самой минуты Фениксы исцеляют лишь слезой, пролитой в момент искреннего сострадания, а обращаясь в пепел — воскресают вновь. Среди магов же и поныне продолжается тот род, в котором по венам ребёнка, рождённого первым, струится волшебная кровь...»

Аврора закрыла книгу с пожелтевшими от времени страницами и взглянула на девочку. Зелёные глаза дочери, каких никогда не встречалось в роду Райт, уже были затуманены увлекающим её сном. Миссис Райт отложила «Древнемагические легенды» на прикроватный столик и как следует укрыла засыпающую девочку одеялом — неожиданно суровые морозы выдались этой зимой. Бросив на дочь ещё один встревоженный взгляд, Аврора погасила свечи и тихонько вышла за дверь.

Подошедший к концу день был полон хлопот, ведь одиннадцатилетие — важная дата для юной наследницы магического рода. Тот самый день, когда весь магический мир признаёт способности маленьких волшебников и волшебниц, а именитые школы чародейства соревнуются за будущих учеников, рассылая письма, доверху полные любезностями и описаниями собственных преимуществ.

Но она не была бы Авророй Райт, если бы так просто согласилась вверить важнейший этап в жизни своего ребёнка незнакомым профессорам какой-то там школы. Она была вполне уверена в том, что сама сможет обеспечить Эльве лучшее образование. Конечно, следовало признать, что, кроме прочего, ей просто не хотелось отпускать от себя девочку на столь долгий срок. В одиннадцать лет! Она же совсем ещё маленькая. О пришедшем днём письме из Хогвартса Аврора мимоходом упомянула после ужина, и, к огромному её облегчению, дочь не обратила на это внимания, занятая празднованием.

Аврора, поежившись, миновала наконец мрачный коридор своего особняка. По всей его длине трепетали зачарованные факелы, но уютней это место они сделать не могли, и лишь иногда выуживали из тьмы очередной старинный дорогой портрет прежних хозяев дома. В своем кабинете миссис Райт, как всегда, сразу почувствовала себя лучше. Взмахом палочки разожгла огонь в камине, улыбнулась мягкому тёплому свету, что окутал комнату, и опустилась в стоящее рядом кресло. Обычно этого было достаточно, чтобы отложить все беспокойства на следующий раз, но сегодня тяжёлые мысли не желали покидать её. Разумеется, глупо отрицать, что чем старше становится Эльва, тем сложнее будет ограждать её от внешнего мира, и это было понятно Авроре с самого начала, но всё же… Совсем недавно, казалось бы, она принесла домой крохотный свёрток, сама ещё не веря в произошедшее, совсем недавно отмечала первые дни рождения, совсем недавно наблюдала в сотый раз, как маленькая зеленоглазая бестия, несмотря на все запреты, опять лезла играть в холодный фонтан на заднем дворе поместья, совсем недавно...

А завтра утром они отправятся в Косой переулок покупать её первую волшебную палочку, и Аврора с отчаянием представляла, сколько вопросов придётся ей услышать от дочери в первый день близкого знакомства с отчасти новым для нее миром настоящей магии. А уж любознательности малышке было не занимать — с невероятным упорством она искала ответы на каждый свой вопрос.

Эта мысль кольнула чувством вины, тягучим и противным, и Аврора раздражённо вздохнула. Однажды она, безусловно, расскажет дочери правду, чем бы это ни обернулось. Однажды, но не сейчас.

С утра зарядил холодный лондонский ливень, навевающий необъяснимую грусть и заставляющий прохожих прятаться под куполами зонтов и кутаться в плащи. Быстрые крупные капли срывались одна за другой с хмурого сентябрьского неба, погружая улицы в дымчатую пелену дождя.

«Хогвартс-экспресс», вопреки ожиданиям, вызывал восхищение. Массивный блестящий паровоз алого цвета в клубах белого пара выглядел одновременно величественно и таинственно. Несмотря на прохладу, казалось, что он буквально пышет жаром.

Эльва следовала за своей матерью вдоль красной громадины, взволнованно размышляя о том, что ей предстоит. Миссис Райт вскоре остановилась у одного из вагонов.

— Эльва, дорогая, поторопись, осталось всего несколько минут.

Справившись с неуклюжим чемоданом, никак не желавшим преодолевать порожек, Эльва обернулась к матери, чтобы попрощаться. На мгновение она с удивлением отметила про себя, что лицо той заметно постарело: тут и там виднелись новые морщины, под глазами залегли глубокие тени.

— Мам, ты не вздумай волноваться обо мне, ладно? Я пришлю сову, как только смогу, но уверена, что доберусь без проблем.

— Я знаю, знаю, Эльва, ты умница. Береги себя.

Эльва крепко обняла маму, и лишь когда прозвучал предупреждающий гудок паровоза, она нехотя отстранилась.

— Ну, заходи уже, пора…

Пройдя в вагон, мисс Райт остановилась у первого же окна, обращённого на платформу. Она улыбнулась сквозь стекло, стараясь придать улыбке искреннюю беззаботность, наблюдая, как мама, вскинув ладонь в прощальном жесте, развернулась и пошла в направлении выхода, быстро затерявшись в толпе.

Вот, кажется, и всё, теперь — сама по себе.

* * *

За свои пятнадцать лет Эльва впервые покидала родной дом так надолго. Конечно, большинство юных волшебников разъезжались по школам еще в одиннадцать, но наследница рода Райт последние четыре года обучалась на дому. Справедливости ради следует заметить, что Аврора Райт не жалела ни средств, ни сил на обучение дочери, и её знаний легко хватило для зачисления в Хогвартс на пятый курс.

Мама вообще никогда не жалела на неё сил, думала Эльва, следя за бегущей дорожкой от капель на стекле и вспоминая дом. Родовое поместье Райт с детства казалось девочке древним сказочным замком, полным загадочных мест и приключений.

Она любила в нём все — начиная от готических кованых парадных ворот и заканчивая прелестной зачарованной оранжереей на заднем дворе, где зимой было лето, а летом — зима. Темнеющие шпили крыш, немного угрюмые, были видны ещё на подъездах к поместью, и весь особняк будто служил иллюстрацией к книге легенд средневековья. Массивная дубовая дверь венчала крыльцо, а сразу за ней открывался вид на огромный холл с поднимающимися по правой и левой стене лестницами на второй этаж. Через коридор от холла располагался Главный зал, поражающий убранством своих гостей во времена тех редких раутов, что Эльва могла вспомнить.

Мама говорила ей, что когда был жив отец, приёмы проходили там почти каждый день, домовики не успевали приводить зал в порядок, а двери на заднее крыльцо не закрывались с мая по сентябрь — гости всё равно то и дело выходили прогуляться по саду. На памяти Эльвы эти двери открывали всего пару раз.

Сама девочка заглядывала в этот зал в основном ради изучения старинного настенного гобелена с семейным древом Райтов. Эльва любила разглядывать фамильный герб, изображенный под самым потолком и занимавший, наверное, четверть всей стены. Впрочем, значения символов на гербе девочка не понимала, и знала лишь, что таинственная надпись на золотой ленте снизу — это девиз рода Райт, переводившийся с латыни как «Смотрим глубже».

Западное и восточное крыло поместья соединялись коридором, пройдя по которому, можно было изучить всю ветвь представителей рода Райт, поскольку всё свободное пространство между дверьми было заполнено портретами разных эпох. В детстве Эльва пыталась заговаривать с ними, но отвечали те неохотно, и, казалось, смотрели на девочку надменно, что порой огорчало её. Повзрослев, она перестала обращать на это внимание.

Эльва до сих пор могла назвать в верном порядке имена каждого из родственников на портретах, висящих от дверей её спальни до лестницы вниз, и от холла на первом этаже до маминого кабинета. Не единожды, проснувшись от кошмара, она проделывала этот путь, легко ступая босиком по холодной каменной кладке, выстланной жёсткими коврами. С наступлением ночи по всему коридору загорались зачарованные факелы, но Эльве этот дрожащий тусклый свет казался ещё более зловещим. С облегчением она хваталась, наконец, за кованую ручку кабинета и юркала за тяжёлую дверь, зная, что увидит маму с книгой в мягком кресле у камина.

Аврора Райт редко пользовалась огромной библиотекой особняка, с вычурными тяжёлыми диванами и журнальными столиками. Кабинет был обставлен гораздо проще, и мама предпочитала его всем остальным комнатам в доме. Иногда она сидела за столом, что-то записывала в свете свечи с напряжённым видом, иногда — читала в кресле, а порой просто всматривалась в темноту за окном. Но неизменно она оборачивалась на скрип двери с лёгкой улыбкой и тёплым взглядом, привставала и говорила что-то вроде: «Эльва, дорогая, тебя что-то напугало? Иди сюда скорей, всё хорошо». И неизменно страхи отпускали сердце девочки при звуке её голоса.

Но это ночью. Утром же от страхов не оставалось и следа. Целыми днями Эльва носилась по яркому саду, играя или безуспешно пытаясь поймать одну из садовых белок. Зимой домовики по обыкновению выстраивали невероятной высоты снежную горку, а погреться всегда можно было в оранжерее. Летом она любила представлять себя героиней древних легенд, а старинный каменный фонтан — местом сосредоточения особой магической силы. И тогда она перелезала через бордюр, опускалась в прохладную воду и брела к центральным стойкам фонтана. К досаде девочки, чаще всего при этом Аврора выглядывала из какого-нибудь окна и самым строгим тоном велела немедленно вылезать из воды.

Своего одиннадцатилетия Эльва, конечно же, очень ждала. Ещё за полгода до дня рождения она ночами мечтала, как получит свою собственную волшебную палочку. Стараясь не показывать матери такого сильного нетерпения, она часто как бы между прочим деловито-отстранённым тоном задавала вопросы о палочках или их использовании.

И, надо сказать, тот день рождения удался на славу. Были подарки, поздравления, игры, а когда стали сгущаться сумерки — грянул настоящий салют, отражаясь калейдоскопом красок на снегу. Перед салютом мама сказала, что пришло приглашение в школу. Эльва уже знала, что будет обучаться на дому, но внимание ей всё равно польстило. На праздник были приглашены многие знакомые ребята с родителями, живущие неподалеку — в основном, конечно, наследники чистокровных семей. Хотя была и соседская девочка-полукровка, с которой Эльва в тот год особенно сдружилась. Мама никогда не говорила ей ни слова против происхождения кого-то из её друзей, однако часто упоминала, что некоторые чистокровные волшебники могут ревностно относиться к своему кругу общения.

А на следующий день Эльва заполучила, наконец, то, о чем так долго мечтала. Косой переулок совершенно захватил Эльву своим суетливо-задорным шармом. Несмотря на декабрьский холод, тут и там сновали волшебники и волшебницы, в витринах магазинов пестрели движущиеся рекламные плакаты, некоторые прохожие колдовали прямо на улице, и, казалось, сам воздух был пронизан магией.

Первые пять опробованных палочек, которые мастер Олливандер предложил, услышав фамилию Райт, совершенно не подошли Эльве. Она уже стала беспокоиться, когда прохладное черное древко шестой вдруг приятно кольнуло пальцы. Легкий взмах — и из кончика палочки вырвался сноп золотистых искр.

— Это определенно верный выбор! Но до чего же странно, никогда бы не подумал, что эта палочка выберет представителя семьи Райт. Что ж, юная мисс, эбеновое дерево и перо феникса, десять дюймов. В вас, вероятно, скрыто куда больше, чем кто-то мог бы подумать. Как я люблю повторять — используйте с умом!

С того самого момента, как чёрная палочка легла в руку Эльвы Райт, она поняла, что жизнь её раньше была неполноценна. Волшебство, которое они с палочкой творили в дуэте, лилось так легко и правильно, словно они обе были фрагментами единого целого.

Эльва делала стремительные успехи в обучении. Основная школьная программа давалась ей без особого труда, за исключением, пожалуй, полётов, где Эльва демонстрировала посредственные результаты. Преподавательница — молодая волшебница, старавшаяся привить девчонке любовь к скорости и ветру в волосах, — после многих месяцев попыток всё же отступила и следила лишь за освоением школьных нормативов.

Эльва любила чары, справлялась с трансфигурацией и могла показать класс на зельеварении, если удавалось сосредоточиться. Но по-настоящему захватывающими ей казались занятия по защите от Тёмных искусств.

Теоретическая часть обучения проходила на верандах. Летом на открытой восточной веранде, уставленной плетёной мебелью и обвитой виноградной лозой, зимой же — на западной, где оконные проёмы веранды закрывали роскошные витражи, и солнечные лучи разноцветными пятнами падали сквозь них на мягкие диваны.

Практическая часть защиты от Темных искусств проходила в форме дуэли, и для этого они с учителем часто выбирались на задний двор. Защиту преподавал весёлый пожилой француз, Луи Готье, выговаривающий слова с особым придыханием и характерной французской «р». Он любил шутить и после каждой удачной, по его мнению, шутки смешно проводил рукой по своим усам, как будто подчеркивая их неотразимость.

— Эльва, ma chere, — говорил Луи, делая ударение в её имени на последнюю «а». — Враг не станет дожидаться, пока ты закончишь выписывать палочкой свои ярдовые фигуры в воздухе. Движение должно быть точным, но расстояние в дюйм палочка проделает в десять раз быстрее, чем расстояние в десять дюймов!

Затем он всегда громко смеялся, «подчеркивал» усы и закреплял свою правоту искусно брошенным «от бедра» заклятием. Конечно, перед любой дуэлью профессор Готье накладывал на свою ученицу специальные защитные чары, и от попавших в неё заклятий Эльва ощущала лишь отголосок.

В двенадцать лет они с мамой выбрали сову. Рассмотрев всё, что только мог предложить Косой переулок, Эльва остановила свой взор на шоколадно-буром насупившемся создании, сидящем поодаль от общей массы ухающих птиц. У этой было густое оперение с резкими тонкими поперечными полосками, а золотые глаза обрамлены чёрной каймой, что придавало мордочке весьма хищный вид. Заметив, на какую птицу смотрит девочка, продавец одобрительно закивал.

— Прекрасный выбор, мисс, прекрасный. Ястребиная сова, мальчик, необычайно умён, но со сложным характером. Похож на ястреба не только по окрасу оперения, но и по цвету глаз и манере полёта.

Купленная птица быстро освоилась в новом доме и смотрела на всё с таким величественным осознанием, что Эльва окрестила питомца Зевсом. Зевс охотился по ночам, почти не доставлял шума и, кажется, относился к хозяйке с заметной теплотой.

Годы домашнего обучения для Эльвы были насыщенными и весёлыми, время бежало вперёд с ужасающей скоростью.

Но пятнадцатый день рождения запомнился мисс Райт особенно хорошо. Пожалуй, впервые она встречала его при такой погоде. Несмотря на подходящий к концу декабрь, температура едва подбиралась к нулю, небо было ясным, и снег ещё не выпал. По обыкновению, в этот день в поместье Райтов встречали гостей, и к вечеру уставшая от внимания именинница расположилась с книгой на одном из диванов западной веранды.

Через некоторое время Аврора, с небольшой шкатулкой в руках, опустилась в рядом стоящее кресло. Эльва ощутила напряжение в маминых движениях и вопросительно посмотрела на неё.

Кивнув сама себе, будто решив что-то окончательно, Аврора заговорила:

— Эльва, я должна сказать тебе важную вещь. Возможно, ты осудишь меня за долгое молчание. Но я старалась всё в твоей жизни сделать правильно и думаю, что не ошиблась. Дело в том... — замялась Аврора, чего с ней, сколько Эльва помнила себя, никогда не случалось, — дело в том, что тебе не всё известно о твоём происхождении.

— Что ты имеешь в виду? — озадаченно спросила девушка, услышав, о чём пойдёт речь.

— Дорогая, — тяжело вздохнув, продолжала мама, — ты происходишь из другой семьи. Тебя родила другая волшебница, а я удочерила тебя в тот же день.

Тишина, нарушаемая лишь потрескиванием факелов, заполнила веранду.

— О чём ты говоришь? — растерянно переспросила Эльва. — Не понимаю, ты что, хочешь сказать, что я… что я — не твоя дочь?

— О, нет. Ты — абсолютно точно моя дочь! Но родила тебя другая волшебница.

С того разговора в канун пятнадцатилетия прошло уже несколько месяцев. Эльва теперь знала, почему была обладательницей зелёных глаз, чего у традиционно голубоглазых и кареглазых Райтов не бывало. Собственный ребёнок Авроры, настоящий наследник рода Райт, был рождён мёртвым. Мама сказала, что волшебница, которая являлась её настоящей матерью, была в беде и не имела иного выхода, кроме как отдать новорождённую дочь кому-то, кто сможет о ней позаботиться.

— Она выглядела крайне обеспокоенно и сказала только, что вашим жизням угрожает некий Том Реддл, от которого она хочет тебя спрятать, и что твоё имя — Эльва. Ещё она оставила мне вот это… — Аврора открыла шкатулочку, извлекая оттуда круглый золотой медальон на цепочке и сложенную светлую материю. На лицевой стороне медальона была изображена золотом на красном фоне стилизованная фигура птицы, поднявшей крылья, на груди которой угадывалась буква «А». Как ни старалась Эльва узнать его, этот образ казался совершенно незнакомым. Единственной же особенностью второй вещицы, хранившейся в шкатулке — прямоугольного лоскутка ткани — была вышитая на непонятном языке надпись.

— Больше, к сожалению, я ничего не знаю о твоих родителях. Своего имени женщина не назвала, и в тот же день, как я согласилась забрать тебя, её сердце неожиданно остановилось... Колдомедики не смогли её спасти. Она числилась в записях, как неизвестная, и, насколько я помню, так же её и похоронили. Никто не искал ни её, ни тебя, не спрашивал о событиях той ночи, и ты беспрепятственно стала Эльвой Райт, — так закончила свой рассказ Аврора.

В конце апреля пришло очередное неожиданное для Эльвы известие — мама приняла решение завершить последние три года её обучения в школе Хогвартс. Несмотря на скандалы и бойкоты, продолжавшиеся весь май, Аврора, объясняя свою позицию чем-то вроде «необходимой социализации» или «особо важных знаний», была, тем не менее, непреклонна. В итоге Эльва смирилась с неизбежным, стала потихоньку читать «Историю Хогвартса» и попадавшиеся статьи, изучала списки предметов и рассматривала колдографии.

В июне закончились последние домашние уроки. Тяжелее всего далось прощание с Луи Готье. Француз, пожалуй, впервые выглядел расстроенным, а Аврора взяла с него обещание навещать их время от времени, дав понять, что в доме Райтов тому всегда рады.

В первых числах июля мама ездила в Хогвартс с результатами экзаменов, проведённых по каждой дисциплине в конце обучения, и, похоже, эти оценки устроили директора школы — Эльву зачислили на пятый курс, соответственно возрасту.

Остаток лета пролетел незаметно. Они опять побывали в Косом переулке, купили школьные принадлежности и обсуждали предстоящее обучение в школе. Эльва не знала, чего ей ожидать от незнакомого места, и всё больше волновалась.

* * *

Лёгкий толчок выдернул её из собственных мыслей, и Эльва уставилась на медленно проплывающую мимо платформу номер девять и три четверти. Поезд тронулся, следовало поискать себе купе.

Рассвет. Эти ранние часы, особенно в холодное время года, никогда не нравились Авроре Райт. Слишком тихо для дневной суеты, слишком светло для укрывающей от непрошенных наблюдателей ночи. На улице пусто и туманно, как пусто сейчас и в мыслях женщины. Она с радостью осталась бы дома в это майское утро, читая книги в своём кабинете, где она проводила большую часть времени, не занятого воспитанием любимой дочери или делами поставок редких ингредиентов для зельеварения — довольно прибыльное занятие, перешедшее к ней после смерти её мужа. Так она поступала в привычной жизни, в один из обычных дней, когда погода за окном не способствовала желанию прогуляться.

Но привычная жизнь должна была подойти к концу теперь, когда возраст Эльвы стремительно приближался к шестнадцати, а вместе с тем подходил к концу и срок, отведённый миссис Райт болезнью на завершение всех дел и подведение некоего итога, как выразились колдомедики. В ту ноябрьскую холодную ночь, около полутора лет назад, Аврора аппарировала к главному входу одной из магических больниц Йоркшира после очередного, но особо сильного приступа боли. Голова буквально раскалывалась на части, а мысли с треском разлетались, вынуждая принять экстренные меры.

Колдомедики сделали всё, что могли. Аврора знала, что даже если невероятная удача позволила тебе пережить смертельное заклятие, никто не даст гарантий отсутствия отложенных неустранимых последствий. В лучшем случае, пару лет, — говорили врачи, с сожалением опуская взгляд. Всего два года на то, чтобы довести до логического завершения все свои планы и начинания. Но разве было что-то в жизни миссис Райт, во всяком случае, теперь, важнее будущего дочери, её безопасности, дальнейшей судьбы? Аврора никак не могла допустить, чтобы мир девочки разрушился в одночасье каким-нибудь осенним утром, когда та неожиданно обнаружит мать бездыханной в собственной постели, не зная, что делать дальше и кого просить о помощи.

Женщина прошла по заднему двору, спящему в утренней дымке, не замечая, как изумительно рассветные лучи играли золотистым блеском на росе, покрывающей сад. В другое утро она бы обязательно заметила это. Но сегодня у хозяйки дома Райтов было не больше трёх часов на то, чтобы осуществить задуманное, не вызывая преждевременного беспокойства Эльвы. Закрыв за собой калитку, увитую дикой розой, она аппарировала, едва миновав защитный барьер поместья.

Огромные чугунные ворота, украшенные довольно уродливыми статуями крылатых вепрей, встретили Аврору своим мрачным великолепием. Она не видела их с тех пор, как в прошлый раз, гонимая чрезвычайными и безотлагательными обстоятельствами, она также пришла сюда с мольбой о помощи. Она знала каждый дюйм за этими тяжёлыми воротами, разделяющими внешний мир и обитель волшебных знаний и начинающих чародеев. Да и как не знать этого ей, бывшей ученице этой школы.

Аврора Райт пришла именно сюда, когда много лет назад Тёмный Лорд, известный в годы первой магической войны как самый могущественный чёрный маг за всю историю, занимал в жизни её семьи слишком много места. Тогда многие талантливые и одарённые волшебники, глупцы, к числу которых относился и покойный мистер Райт, добровольно отдавали себя на служение этому псевдо-творцу, «избавителю» чистокровной волшебной расы от «ненужной магглорождённой грязи».

Сейчас она во второй и, вероятно, последний раз попросит помощи у единственного человека, которому она, вопреки всем предрассудкам по поводу образования в магических школах, доверяла больше, чем кому-либо ещё. Альбус Дамблдор, глава преследовавшего их в военное время Ордена Феникса и, по совместительству, директор школы Хогвартс, оставался её единственной надеждой на спасение дочери. В прошлый раз, после того, как Джонатана схватили мракоборцы, судьба её семьи также зависела от выбора этого могущественного волшебника — справедливое возмездие или прощение, вымаливать которое она пришла тогда за мужа, уже нося под сердцем их ребёнка.

Несмотря на жестокую войну, Дамблдор назначил неравноценно низкую плату за оправдание Райта — присяга на верность Ордену Феникса. Суть обещания Авроры состояла лишь в том, что Райты отступаются от политики Лорда раз и навсегда. И это было очень непросто. Аврора понимала весь риск и знала, что такова плата за свободу супруга и дальнейшую, если повезёт, спокойную жизнь. Требовалось только суметь сохранить в секрете от Пожирателей тот факт, что Джона схватили, и что Аврора заключила сделку, подписывающую смертный приговор им обоим, до их отъезда.

Альбус Дамблдор способен был оградить Райтов от суда и тюрьмы, обеспечил неприкосновенность со стороны Ордена и министерских мракоборцев, но не он не мог защитить Райтов от собственных, уже бывших, единомышленников. Он помог им возвести усиленные защитные чары, а также создал особый портал, не имеющий временных ограничений, срабатывающий по прикосновению кого-то из рода Райт. Конечно, Министерство не стало обеспечивать семью бывших Пожирателей убежищем, но Аврора об этом и не просила. Сразу после родов, которые должны были состояться в первых числах января, они с мужем собирались оставить родное поместье и уехать в Европу, подальше от эпицентра войны. Но они не успели.

В одну из снежных ночей декабря дом Авроры и Джонатана Райт подвергся нападению приверженцев Лорда, небольшой горстки Пожирателей Смерти, которых было вполне достаточно, чтобы расправиться с семьёй из двух волшебников.

Силы были неравны изначально, поэтому, когда через час после полуночи раздался оглушительный взрыв у главных ворот родового поместья, пробивший брешь в его магической защите, Джон поднял жену, которой оставалось не больше двух недель до родов, быстро собрал необходимые вещи и сказал ей одной отправляться на задний двор, в зачарованную оранжерею. Там, по давно задуманному супругами плану, находился тот самый портал Дамблдора, ведущий в главный холл больницы где-то в Западном Йоркшире.

Последующие воспоминания пронеслись быстрой чередой сменяющих друг друга событий, которые Аврора тщетно пыталась забыть на протяжении всех этих лет с того самого дня, когда потеряла своего ребёнка — настоящего наследника рода Райт. Из-за сильного потрясения, она едва могла воспроизвести точную последовательность событий той ночи. В памяти оставались лишь короткие обрывки — она бежит, оступается, снова бежит, а за её спиной раздаются громкие выкрики заклятий, вспышки света от которых заливают площадку на заднем дворе. Наконец — спасительный холод фарфоровой чаши, выполняющей роль портала, яркий зеленый свет, озаривший пространство оранжереи, резкая боль в животе, и в эту же секунду — воронка, соединяющая две точки пространства. Она долго не могла осознать действительность, даже тогда, когда дежурная колдоакушерка отказалась принести ей ребёнка, её сына, бормоча что-то о мертворождении. В конце концов она оставила Аврору отдыхать.

Миссис Райт не знала, успела ли она поспать, или прошло лишь несколько минут, когда незнакомая женщина с пронзительно-зелёными глазами склонилась над её кроватью. Смутно она припомнила, что в палате уже находилась другая пациентка, державшая в руках своего ребенка, когда Аврору привели в чувство. Сейчас, в тусклом ночном свете палаты, её черты выглядели пугающими. Будь Аврора в здравом рассудке, она сказала бы, что женщина просто чрезвычайно устала, но в тот момент её смертельно бледное лицо, тени под глазами и свалявшиеся неаккуратные пряди светлых волос казались естественным продолжением этой безумной ночи. Женщина протянула ей своего младенца, а затем произнесла срывающимся шёпотом:

— Смерть твоего ребёнка ужасна, но не дай умереть ещё одному, не дай им забрать и её! Прошу тебя, — она говорила еле слышно, будто сквозь сон, — умоляю, убереги мою девочку! Тогда мы все будем спасены. Спрячь её, пока Том Реддл не нашёл нас! Спрячь, иначе никто не сможет победить его.

Несколько мгновений Аврора слышала лишь собственный сердечный ритм, гулко стучащий в ушах, а затем ответила, и её собственный срывающийся голос мало чем отличался от голоса незнакомки, отчего казалось, что комната пронизана неким священным таинством, понятным только им двоим.

— Хорошо. Я позабочусь о ней, — произнесла миссис Райт, уверенная, что всё происходящее является каким-то кошмарным сном. Она осторожно приняла младенца из рук женщины. — Я обещаю.

Волшебница, пошатываясь, отошла и села на свою койку.

— Теперь судьба Эльвы в твоих руках.

Через мгновение дверь палаты открылась, впуская уже знакомую колдоакушерку. В ту же секунду соседка Авроры выверенным движением руки вскинула палочку в сторону вошедшей, прошептав что-то, что Аврора не разобрала, и легла на свою кровать.

Колдомедик, как ни в чём не бывало, подошла к миссис Райт и широко улыбнулась:

— О, маленькая мисс в полном порядке, как я погляжу, — Аврора открыла было рот, чтобы объяснить ситуацию, но догадалась, что неизвестное ей заклятие каким-то образом повлияло на воспоминания женщины. — Что ж, Мистер Райт оставил точные инструкции на случай, если сработает ваш портал. Уже выбрали имя для прекрасной наследницы? — добрые глаза собеседницы были полны искреннего любопытства.

— Да, — ответила Аврора, — Эльва. Мою дочь зовут Эльва.

— Чудесное имя, — улыбнулась акушерка, черкнув что-то в своём блокноте, а затем нахмурилась. — Как странно! В журнале отмечено, что ожидался мальчик... Ну, не страшно, ошибку я исправила. Следует теперь выяснить, кто же эта поступившая вместе с вами несчастная волшебница. Она не приходила в себя?

Не дожидаясь ответа, она подошла к соседней койке, и, едва лишь дотронувшись до женщины, лежавшей сейчас так спокойно, будто спит, крикнула:

— Сестра! Скорее сюда!

Через минуту в палате собрался персонал. Аврора услышала диагностические заклятия, заклятия первой помощи, врачи напряженно переговаривались между собой и осматривали свою пациентку. В какой-то момент послышался звон разбитого стекла, и взгляды всех присутствующих устремились к осколкам флакончика, темнеющим на полу.

— Яд, — недовольно заключил один из врачей. — Вероятно, принесла его с собой. Теперь проблем не оберешься. Кто ее принимал?

* * *

Аврора Райт вырвалась, наконец, из плена своих воспоминаний. Она уже стояла перед каменной горгульей у входа в кабинет директора, не помня совершенно, как добралась сюда от входных ворот. Она подумала о том, что скажет всю правду — без откровенности здесь не следовало ждать помощи. И хоть Аврора не любила быть на месте просящего, другого выбора у неё не оставалось. Назвав каменной стражнице пароль, который получила в ответном письме от Альбуса ещё месяц назад, женщина поднялась по лесенке и постучала в дверь.

С годами здесь ничего не изменилось, подумала она, войдя внутрь. Просторная круглая комната с высокими потолками встретила женщину всё тем же запахом старины и пыли, который она чувствовала и пятнадцать лет назад. Многочисленные портреты на стенах кабинета ещё тихонько посапывали. Сонную тишину комнаты нарушали лишь редкие возгласы большой красно-золотой птицы, устроившейся на жёрдочке у большого дубового стола, заваленного стопками бумаг, писем и книг.

Хозяин кабинета стоял лицом к большому витражному окну, сквозь которое падали яркими красками рассветные лучи, и его фигура казалась чёрным силуэтом на фоне ослепляющего света. Он развернулся к гостье и, сопровождаемый тихим шелестом свей голубой мантии, подошёл к столу.

— Миссис Райт! Рад видеть вас снова, — мягко приветствовал он. — Насколько я понял из вашего письма, у вас ко мне некое неотложное дело. Смею предположить, что вопрос имеет характер чрезвычайной важности.

Неуловимым движением палочки он привёл в порядок стол и придвинул кресло, стоявшее напротив, указав на него пригласительным жестом. Аврора кивнула, и подошла ближе.

— Вы совершенно правы, Альбус, дело больше не может ждать. Речь пойдёт о моей дочери, Эльве. Я знаю, как многим я уже обязана вам, и вот я снова пришла просить вас о помощи. И, как и тогда, я готова на любые условия.

Альбус смотрел на неё внимательно поверх своих очков.

— Давайте начнем по порядку, — улыбнулся он в ответ. — Но прежде всё же присядьте, пожалуйста.

Аврора села в предложенное кресло и вздохнула.

— Альбус, дело не в ней, не в Эльве. Проблема во мне. В том, что очень скоро я уже не смогу заботиться о ней, не смогу даже завершить её обучение. Я постаралась сделать всё, что было в моих силах. Девочка выросла, ничего не зная о прошлом этой семьи, и слышала о Тёмном Лорде только из книжных историй. Я никогда не рассказывала ей о причастности моего мужа к тем ужасам, и сама она, я уверена, чиста от тёмных побуждений, — Аврора немного помедлила, опустив на секунду взгляд. — Я больна, Альбус. Никто не может что-либо с этим поделать — это последствия той самой ночи. Этой зимой выйдет срок, предложенный самыми оптимистичными прогнозами, и я уже чувствую, что моё сознание все чаще подводит меня. Я пришла просить вас об обеспечении безопасности Эльвы, о крове под крышей этой школы, хотя бы на время, о возможности продолжить её обучение.

Она замолчала.

— Я очень сожалею, Аврора, — с искренней теплотой в голосе проговорил директор. — Я с радостью приму девочку в школу, пусть это не беспокоит вас.

— Хочу отметить, что она превосходно подготовлена по всем предметам вплоть до пятого курса. Я лично следила за её успехами, — нотка гордости проскользнула в голосе миссис Райт. — Но... есть кое-что ещё, что вам следовало бы знать об Эльве Райт. Мне, пожалуй, стоит начать с самого начала. С того дня, когда я пришла к вам пятнадцать лет назад...

Аврора рассказала ему всё, что только могла вспомнить о той ночи и происхождении Эльвы. Женщина то прерывалась, чтобы прокрутить один из моментов в памяти, то начинала говорить быстро и порывисто, как будто боясь упустить вновь вспомнившиеся детали.

— Эта женщина всё твердила о том, что им с дочерью угрожает некий Том Реддл, и что девочку необходимо спрятать от него. А я… Я тогда так плохо всё понимала, но почему-то сразу решила, что соглашусь.

Если бы Аврора не была увлечена собственным рассказом, она бы заметила, что прозвучавшее имя крайне заинтересовало старого мага. Он внимательно смотрел в глаза своей гостье и был уверен — она говорила правду, не пытаясь что-либо утаивать. Она явно не представляла, кем именно стал упомянутый волшебник, когда перестал быть Томом Реддлом. Дамблдор поднялся из своего кресла и задумчиво прошёлся вдоль стеллажей. Его голос звучал теперь гораздо серьёзнее.

— Скажите, Аврора, не известно ли вам, кем была настоящая мать девочки? Назвала ли она свою фамилию или хотя бы имя?

— Нет, увы. Всё, что я получила от неё — младенца в пелёнке с медальоном на шее. Медальон и лоскут ткани я отдала Эльве в день её пятнадцатилетия.

— Есть ещё кое-что, — продолжила Аврора, когда директор вернулся в своё кресло. — Я знаю, что что-то назревает, Альбус. Все эти статьи в Пророке, происшествие на Турнире, настроения в Министерстве по поводу школы — по работе мне часто приходится общаться в том кругу… Я слышала, что вы заявляли о его возвращении. Конечно, эта точка зрения сейчас не в почёте, но если в этом есть доля правды, я попрошу и о том, чтоб вы были рядом с Эльвой во время этих событий. Я знаю, это большая услуга, учитывая как много всего сейчас у вас на уме. Но.. У неё совсем никого не останется.

— Конечно. Я всё понимаю. Я сделаю всё, что в моих силах. Вы верно поступили, когда пришли сюда. Вы же знаете — едва ли можно отыскать место безопаснее Хогвартса в сложившейся ситуации, что бы там ни говорили в Министерстве. Я бы очень хотел развеять ваши опасения, но, к сожалению, это действительно правда — Волдеморт вновь набирает силу и вербует сторонников. Предстоит ещё одна война, Аврора, — он глубоко вздохнул, — и я бы не надеялся, что она окажется менее кровопролитной, чем первая.

Договорившись о том, что через месяц привезёт результаты итоговых экзаменов Эльвы, Аврора покинула кабинет с тяжёлым сердцем и поспешила домой.

В вагонах «Хогвартс-экспресса» царил беспорядок: суетливо рассаживались по своим купе юные пассажиры, отовсюду доносились радостные возгласы, что-то падало, громыхали клетки с питомцами. Эльва неспешно продвигалась вглубь, растерянно заглядывая в открытые купе в поисках свободных мест. Симпатичная девушка с копной светло-каштановых волос, протискиваясь мимо стоящих в проходе, обратила на неё свой взгляд.

— Привет, ты не можешь найти купе? Я староста факультета Гриффиндор, Гермиона Грейнджер, — она указала на приколотый малиново-золотой значок с большой буквой «С», выведенной на фоне герба факультета. — Это Рон Уизли, он тоже староста Гриффиндора, — девушка обернулась вполоборота к топчущемуся за ней долговязому рыжему парню.

— Приятно познакомиться, я Эльва Райт. Да, как раз ищу свободное.

— Эльва Райт? Не могу припомнить… Не подскажешь факультет? — сузила глаза Грейнджер.

— Дело в том, что я только в этом году распределяюсь — сразу на пятый курс. До этого проходила домашнее обучение.

Гермиона вскинула брови.

— Ах, Рон, это же та самая студентка, о которой предупреждали на собрании! Добро пожаловать в школу, если что будет не ясно — всегда обращайся. Кстати, наши друзья расположились за два вагона отсюда, если хочешь, у них как раз есть…

— Грейнджер, ты в курсе, что старостам положено помогать рассаживаться по местам, а не загораживать всем проход, развлекаясь болтовнёй? — прозвучало откуда-то из-за спины Эльвы.

Обернувшись, она увидела высокого юношу, на чьей груди тоже висел значок старосты. Он держался статно, даже, пожалуй, высокомерно для разговора посреди школьного поезда.

— Вообще-то, Малфой, я как раз выполняю свои прямые обязанности, так как необходимо найти купе новой студентке, о которой, кстати, предупреждали на собрании. Ты бы знал о ней, однако, к сожалению, покинул собрание со скучающей физиономией прямо посреди объяснений, — Гермиона посмотрела в ответ с вызовом.

В этот момент её светловолосый собеседник, наконец, заметил стоящее между ним и гриффиндорцами препятствие. Окинув Эльву холодным взглядом, он, казалось, вспоминал что-то или обдумывал, а затем открыл дверь купе слева от себя и отступил на шаг, приглашая её войти.

— Эльва Райт, кажется, — он дождался кивка. — Драко Малфой, староста Слизерина, ты можешь занять место в этом купе. Видишь, Грейнджер, что именно называется выполнением своих обязанностей?

Вместо ответа Гермиона слегка наклонилась, заглядывая в предложенное купе, поджала губы и обратилась к Эльве, уже входящей в дверь.

— Так или иначе, если что, мы будем в седьмом вагоне в купе номер пять, заходи в гости.

После того, как Малфой закрыл за Эльвой дверь, она осмотрелась, разглядывая своих попутчиков. Слева у окна сидел, нахмурившись, крепкий парень, вертевший в руках волшебную палочку. Его тучный сосед был ниже ростом и беззастенчиво глядел на Эльву с отсутствующим выражением на лице. Справа в углу был и третий пассажир: смуглый красивый юноша бегло окинул Эльву оценивающим взглядом и снова отвернулся к окну.

Не дождавшись приветствий, она уложила чемодан на верхнюю полку, провозившись с ним изрядно, и не забыв отметить про себя отсутствие предложений о помощи со стороны своих новых попутчиков. Затем села на свободное место и уткнулась во взятую как раз на такой случай книжку.

— Новенькая? — заговорил смуглый через несколько минут.

— Да, — отозвалась она, не поднимая взгляд от книги.

— Я Блейз Забини, а эти два олуха — Винс Крэбб и Грег Гойл. Слизерин. Уже определилась с факультетом?

Винс полушутливо стукнул Забини кулаком в плечо, а Грег, кажется, не заметил прозвучавшего оскорбления.

— Эльва Райт, рада знакомству. Нет, не хочется выполнять за Распределяющую шляпу её работу.

Забини промолчал и снова отвернулся к окну, едва заметно усмехнувшись. Около получаса прошло в молчании, пока дверь купе не открылась, впуская Драко Малфоя, а за ним невысокую девушку с чёрными блестящими волосами, собранными в ухоженный хвост. Увидев Эльву, та сменила выражение лица с раздражённого на надменное и жеманно села рядом с Малфоем, положив ладонь ему на колено.

— Эльва, надеюсь, мои однокурсники тебя не обижали? — речь старосты Слизерина была безукоризненно любезной, однако в тоне его сквозило вышколенное высокомерие, явно призванное напоминать случайным собеседникам об их месте. — Кстати, познакомься: Пэнси Паркинсон, вторая староста Слизерина. Пэнси, это Эльва Райт, в этом году она перевелась с домашнего обучения на пятый курс Хогвартса.

Пэнси бросила на девушку острый взгляд, полный неприязни, на секунду изобразив подобие улыбки.

— Рада встрече, Пэнси, — улыбнулась вежливо Эльва, на что Паркинсон откровенно фыркнула и закатила глаза.

Её ладонь по-прежнему покоилась на коленке соседа, и потому Эльва догадывалась о причинах такой неожиданной враждебности. Вступать в открытый конфликт ей не хотелось, однако и оставлять выпад совсем без внимания не позволяла гордость. Секунду подумав, Эльва растянула губы в самой ослепительной улыбке, на какую было способно её лицо.

— О, всё в порядке, Драко, мы с Блейзом отлично поболтали, и он представил мне Винса и Грега. Спасибо, что пригласил в ваше купе!

Пэнси задохнулась от возмущения, и сжала губы в ниточку.

— Я, скорее всего, выберу Слизерин, так что будем учиться вместе, — «радостно» продолжила Эльва, игнорируя приподнятые брови Блейза Забини.

— Правильный выбор. Уверен, мы подружимся, — Малфой, вероятно, решил подыграть, а может просто привык к тому, что окружающие старались быть с ним нарочито любезными.

Но для Паркинсон это стало последней каплей, она взвилась с места и, рявкнув: «Пойду, проведаю Гринграсс!», вылетела из купе.

— На самом деле, я тоже хотела бы кое-кого навестить, — сказала, вставая, Эльва. — И, кстати, я действительно рада познакомиться, Драко Малфой.

Отыскав пятое купе в седьмом вагоне, Эльва вежливо постучалась и, открыв дверь, заглянула внутрь. В купе было тихо. Гермиона Грейнджер сидела ближе всех к выходу и читала книгу, Рон Уизли позади неё что-то увлеченно жевал. Упитанный паренёк с выражением детской радости на лице рассмативал какой-то кактус в своих руках, блондинка с большими красивыми глазами делала вид, что читает журнал, перевёрнутый вверх тормашками. Ещё одна рыжеволосая симпатичная волшебница дремала, запрокинув голову назад. Последним пассажиром в купе оказался брюнет в круглых очках и со шрамом на лбу. Учитывая многочисленные колдографии, было сложно не признать в нём знаменитость. Эльва не так много интересовалась этой историей про мальчика-который-выжил, но в последние месяцы Пророк не уставал строчить изобличающие статьи.

Увидев Эльву, Гермиона радостно вскинулась, жестом приглашая ту войти.

— Ох, Эльва, как здорово, что ты зашла к нам! Познакомься, это Невилл Лонгботтом, Полумна Лавгуд, Джинни Уизли и эээ… Гарри Поттер. Ну, Рона ты уже знаешь, — опасливо поглядывая за реакцией Эльвы на заветное «Гарри Поттер», она продолжила. — Ребята, это Эльва Райт, ей в этом году предстоит распределение сразу на пятый курс, потому что предыдущие четыре она провела на домашнем обучении.

— Очень приятно, — сказала Эльва, присаживаясь на освобождённое потеснившимися студентами местечко.

— Райт, Райт... Слушай, а это не твоя семья крупнейший поставщик редких ингредиентов для зелий? — спросил Рон. — Как-то там… С адом что-то связано.

— Да, ты прав, мама возглавляет «Адиум» уже пятнадцать лет, со смерти отца. С латыни это название переводится как «помощь».

— Ааа... Погоди, тебе ведь тоже пятнадцать? Твой папа что, умер, когда ты родилась?

— Рональд, закрой рот, пожалуйста! — зашипела на него Грейнджер.

— Ничего, — улыбнулась Эльва. — Да, отец умер, когда мама была беременна.

— Мой папа часто заказывает в «Адиуме» толчёные ветви дриад. Они хорошо отгоняют морщерогих кизляков, — произнесла слишком серьёзным для шутки тоном девушка с журналом — кажется, Полумна Лавгуд.

— На самом деле, ветви дриад действуют гораздо эффективней, если их не толочь, а настоять в бадьяне, — подхватил тему парень с кактусом.

Закатив глаза, Гермиона обратилась к Поттеру, похоже, расценивая того как единственного приличного собеседника, поскольку рыженькая ведьма продолжила дремать.

— Гарри, я хотела спросить, ты в этом году будешь продолжать посещать прорицания?

— Вероятнее всего. Ты же знаешь, Гермиона, я едва ли осилю нумерологию или руны. Кроме того, Трелони вполне терпима, когда не пытается предсказать мою смерть, — откликнулся Поттер.

— Не говори глупостей, ты бы всё осилил, если бы захотел, — возвестила Гермиона поучительно. — А ты, Эльва, какие дополнительные курсы думаешь выбрать?

— Я думаю насчет нумерологии. С прорицаниями я совсем не знакома.

— Если выберешь нумерологию, будет просто отлично — сможем заниматься вместе! — искренняя улыбка осветила лицо старосты Гриффиндора.

— Наверное, так я и сделаю, — улыбнулась Эльва в ответ.

Через полчаса болтовни ни о чём она попрощалась с новыми знакомыми и отправилась в свой вагон.

В купе слизеринцев интересных разговоров больше не было. Паркинсон вернулась только перед самым приездом, юноши же лениво обсуждали преимущества лётных метел, команды по квиддичу или вовсе молчали. Эльва подумала, что такой скудный выбор тем вызван, скорее всего, её присутствием.

Наконец, «Хогвартс-экспресс» замедлил ход и вскоре остановился на небольшой станции с табличкой «Хогсмид». Эльва читала о деревне, когда изучала свою будущую школу, но рассмотреть что-то сейчас не представлялось возможным — когда они спустились на платформу, было уже совсем темно.

Следуя вместе с общим потоком студентов, Эльва вскоре заняла одну из карет. Через пару минут хода она разглядела впереди очертания замка, величественно нависающего над окрестностями. Несмотря на темноту, открывавшийся вид был довольно захватывающим, и Эльва почувствовала волнительное предвкушение.

Полчаса спустя вся разношёрстная студенческая масса уже находилась в огромном светлом зале замка. Четыре длинных стола с гербами факультетов были заполнены юными волшебниками разных возрастов. Также можно было заметить преподавателей, расположившихся обособленно. Над головами студентов парило множество свечей, которые освещали зал, а за ними проглядывало ночное небо. Приглядевшись, Эльва смогла всё же различить своды потолка, выглядящего в точности как небосвод.

Распределяющая шляпа, о которой Эльва читала летом, нашлась в центре зала, и оказалась страшно потрёпанной и выцветшей. Впрочем, это не помешало ей спеть приветственную песню с довольно странным содержанием, что вызвало множество смешков со стороны факультетских столов. После аплодисментов началась церемония распределения.

Дети заметно нервничали, надевая шляпу, и даже Эльва стала чувствовать волнение. Постепенно все первокурсники оказались за столами своих факультетов, и осталась только она.

В этот момент седой длиннобородый волшебник в искусно расшитой мантии поднялся с центрального кресла за столом преподавателей и вскинул руку в попытке привлечь внимание зала. Эльва сообразила, что это директор школы, Альбус Дамблдор.

— В этом году, кроме первых курсов, пополнение получит и пятый курс одного из факультетов. Мисс Эльва Райт занималась обучением по своей программе, но теперь, успешно пройдя все учебные испытания, она зачислена в Хогвартс, — тут директор сделал паузу и встретился с ней долгим взглядом, таким испытующим и оценивающим, что Эльва невольно смутилась. — Мисс Райт, прошу, пройдите и вы к Распределяющей шляпе.

Десятки взоров теперь были обращены к ней, всем было интересно, какой факультет примет новую ученицу. Стараясь не выдавать своего волнения, Эльва вышла в центр зала. Материал шляпы на ощупь был шершавым и грубым, а вес её оказался заметно больше, чем ожидала девушка. Едва она надела шляпу на голову, как тут же ощутила холодок, пробежавший по затылку, и не оставлявший сомнений в магических свойствах необычного предмета гардероба. Через мгновение в её собственных мыслях заговорил чужой голос:

— Так-так-так… Оч-чень занимательно… Твоих способностей, деточка, может хватить и для Рэйвенкло! Ах, нет, боюсь, он тебе наскучит. Может быть, Гриффиндор? О да, я вижу, Гриффиндор совершенно точно найдёт в тебе опору. Но что найдёшь там ты? Хмм, нет. Неужели?.. Хотя, конечно же, почему нет?

— Слизерин! — прозвучало уже на весь зал.

Поймав расстроенный взгляд Гермионы Грейнджер, Эльва прошла к теперь уже своему столу и села рядом с насупившейся Паркинсон.

Эльва подумала о том, что надо будет как-то наладить с ней отношения, прежде чем директор Дамблдор к общей радости объявил ужин. Многочисленные блюда материализовались тотчас прямо на столах, кубки сами наполнялись жидкостями, кулинарные шедевры прыгали на позолоченные блюда, и, хоть Эльва была знакома с магией с детства, надо было признать, что она никогда прежде не видела столько волшебства, происходящего одномоментно в одном месте. Едва не поперхнувшись, она заметила и призраков: как и обещала "История Хогвартса", полупрозрачные обитатели замка тоже участвовали в разговорах и смеялись вместе со всеми.

Насытившись, Эльва обратила внимание на преподавательский стол. Нескольких из профессоров она видела в газетах, но большинство были ей не знакомы. Посмотрев на очередного преподавателя, она неожиданно встретилась с ним взглядом. Его неприятное лицо было обрамлено тяжёлыми неаккуратными прядями чёрных волос, а выдающийся нос придавал облику угрожающий, даже хищный вид. Он глядел на неё пристально, и на несколько секунд Эльва застыла, стараясь уловить настроение этого взгляда, но он казался совершенно нечитаемым. Через мгновение к нему обратился кто-то из коллег, и он отвернулся, а Эльва смогла различить «профессор Снейп».

Спустя некоторое время, когда студенты в большинстве своём расслабленно млели на скамьях, одна из волшебниц за столом преподавателей вышла в центр зала. В её одеянии преобладал яркий розовый цвет, что казалось Эльве весьма смелым для волшебницы её возраста. Её представили как сотрудницу Министерства Магии и нового преподавателя по защите от Тёмных искусств Долорес Амбридж. Минут пятнадцать она говорила с улыбкой, не предвещавшей никому ничего хорошего, и, судя по лицам профессоров, сказала гораздо больше, чем услышали студенты.

После еды полагалось расходиться по спальням. Малфой и Паркинсон направились в сторону первокурсников. Стараясь не отставать от остальных слизеринцев, Эльва шла, рассматривая каменные стены коридоров, заполненные волшебными картинами. Впереди показались лестничные пролёты. Замыкая группу идущих, Эльва уже было хотела поставить ногу на ступеньку, ведущую вниз, как вдруг лестница пришла в движение и уехала в другую сторону. В растерянности Эльва оглянулась на пустой коридор. Потоптавшись на месте какое-то время, она подошла к самому краю, размышляя, способен ли человек перепрыгнуть пространство, отделяющее её от нужной площадки.

— Если только ты не припрятала парочку крыльев под мантией, не советую тебе пытаться перепрыгнуть, — Драко Малфой, ухмыляясь, расслабленной походкой приблизился к девушке.

— Весьма тронута твоим участием. Не будешь ли ты столь любезен, чтоб также дать совет по поводу того, как призвать лестницу обратно? — ответила Эльва, раздражённая тем, что он застал её в минуту слабости.

— А никак. Они тут сами по себе, — безразлично ответил Малфой, отворачиваясь. — Пойдём, есть другой путь. И постарайся запомнить его с первого раза. Я не всегда буду рядом, а слизеринцам не к лицу блуждать по замку, словно беспомощным первокурсникам.

Эльва закатила глаза, но оставила комментарий без ответа, и поплелась за молодым человеком. Когда они наконец остановились в тёмном тупике подземелья, Эльва поняла, что никакие пытки не смогут заставить её повторить этот путь. По дороге ей иногда казалось настолько неправдоподобным, будто человек действительно мог запомнить все эти повороты, что она начинала подозревать, не сворачивает ли Малфой наобум в понравившиеся стороны.

Малфой, сказав стене «Летучая мышь», исчез в открывшемся проёме, и Эльва поспешила сделать то же самое. Факультетская гостиная оказалась уже пуста. С потолка светили зеленоватым светом висящие на цепях люстры. Между диванами и креслами с зелёными накидками стояли небольшие столики, в стене напротив входа был разожжён камин, ещё Эльва насчитала несколько стеллажей, тумб, а также письменных столов со стульями. Над камином висел герб факультета. По правую и левую стороны находились две лестницы. В целом, комнату можно было даже назвать уютной.

— Пароль запомни, — обратился к Эльве слизеринец.

— Спальни наверху. Правая лестница — для девочек, тебе нужна дверь номер «5». Твоя кровать та, которая не занята. Приятных сновидений.

И он, развернувшись, легко взбежал по левой лестнице и скрылся за поворотом.

Эльва поднялась по правой, толкнула нужную дверь и оказалась в небольшом тёмном помещении с несколькими кроватями. Возле каждой из них стояла тумба, в правом углу темнел массивный шкаф. Вторая кровать оказалась свободна, к тому же Эльва признала в тёмном пятне рядом с ней свой чемодан.

Наскоро переодевшись почти на ощупь, она юркнула под одеяло и, посмотрев вверх, заметила, что здесь потолок имел вид ясного звёздного неба. Не прошло и десяти минут, как под умиротворенное сопение соседок сон легко утянул Эльву в свой безумный мир.

* * *

Северус Снейп быстро и широко ступал по коридору. Остановившись у горгульи, раздражающе взирающей на него своими ненастоящими глазами, Снейп отрывисто процедил: «Летучая шипучка». Горгулья сдвинулась, открывая доступ к витой лестнице, ведущей наверх к нужной ему двери.

Дамблдор сидел в кресле вполоборота к тёмному окну с небольшой чашечкой дымящегося чая в руке. Увидев вошедшего, он отставил свой напиток и поприветствовал Снейпа, жестом приглашая того присесть на второе кресло.

— Северус! Спасибо, что так скоро нашел время заглянуть. Как ты понимаешь, ситуация с мисс Райт сложилась весьма любопытная.

— Я не увидел ничего хоть сколько-нибудь любопытного в девчонке.

— Давай не будем торопиться с выводами, Северус, в этой истории мне пока далеко не всё ясно, — мягко проговорил Дамблдор, улыбаясь. — Я, честно сказать, не ожидал, что уважаемая Шляпа отправит её на Слизерин, но, видимо, на то имеются свои причины. Так или иначе, теперь я хотел бы попросить тебя об одолжении.

— Разумеется, директор, — ответил Снейп, и едва ли он сам смог бы определить, чего в реплике было больше — вежливости или сарказма.

— Первое время ей, вероятно, будет неуютно в новом месте. На правах декана факультета ты легко сможешь присматривать за ней, оказывая содействие. И я прошу тебя сообщить мне, если вдруг заметишь что-то неоднозначное.

— Вы просите меня следить за мисс Райт? Разве это необходимо? — Снейп приподнял брови.

— Нельзя знать наверняка, Северус. Не следует упорствовать, просто приглядывай за девочкой время от времени. Я думаю, ей предстоят некоторые… испытания.

— Как угодно, профессор Дамблдор, — сообщил Северус Снейп, вставая.

Быстро кивнув, он развернулся на каблуках и вышел прочь из кабинета.

Следующий день принес неведомое ранее чувство одиночества, когда, проснувшись, Эльва обнаружила себя не в своей уютной бежевой спальне, а в небольшой незнакомой комнате с одним окном, сквозь которое лился яркий солнечный свет. В помещении она была одна, а кровати сокурсниц, видимо, ушедших на завтрак, уже заправлены аккуратно факультетскими зелёными покрывалами.

Настенные часы показывали полдевятого утра, и Эльва решила поторопиться, чтобы не пришлось идти голодной на занятия. Школьная форма была обнаружена сложенной на тумбе у кровати, и уже через несколько минут мисс Райт спустилась в гостиную, откуда доносились приглушённые голоса.

Рядом с потрескивающим камином стоял Драко Малфой, прикрепляя к стене лист пергамента, на котором Эльва разглядела только «РАСПИСАНИЕ».

Напротив него на диване расположились Винс и Грэг. Грэг задумчиво — хотя Эльва подозревала, что это лишь внешнее впечатление, — жевал огромный кекс, осыпая крошками мантию. Винс Крэбб, подпирая голову кулаком, зачитывал вслух цитаты из «Ежедневного пророка», лежащего у него на коленях. Услышав шаги, слизеринцы на мгновение умолкли и бросили на вошедшую быстрые взгляды, а затем продолжили свою беседу.

— …это, возможно, заразно, и если вам вдруг стали чудиться фигуры в капюшонах, немедленно проверьте, не появился ли у вас на лбу какой-нибудь шрам, — дочитал Крэбб очередной отрывок, и все трое студентов рассмеялись. — Надо повесить этот выпуск на стену!

— Просто Поттер настолько плохо скрывает свою манию величия, что даже пустоголовые репортеры, наконец, поняли, что к чему, — с отвращением добавил Малфой.

— Ты, вроде, Райт? — прозвучало вдруг совсем рядом, и Эльва, уже дошедшая до двери, подскочила от неожиданности. Только теперь она заметила, что ближайшее к двери кресло было занято одной из сокурсниц, с которой они уже виделись вчера за столом факультета. — Идёшь на завтрак?

— Да, иду. Ээ.. Хочешь со мной? — выражение на круглом красноватом лице собеседницы нельзя было назвать радушным, но здравый смысл подсказывал Эльве, что на новом месте следует заводить друзей.

— Не, я так поздно не хожу. Перевариться до занятий не успеет, — многозначительно заметила девушка. — Кстати, я Милисента Булстроуд.

— Рада встрече. Что ж, увидимся на занятиях.

Завтрак был в самом разгаре. Видимо, успевать на него в последний момент перед уроками было довольно популярно среди студентов школы. Найдя местечко за длинным столом, Эльва, уже усевшись, заметила прямо напротив себя вздернутый носик Пэнси Паркинсон.

По правую и левую сторону от нее сидели две девушки. Одна из них, увидев новую студентку, пнула Паркинсон плечом и обратилась к Эльве.

— Привет, ты Эльва Райт? Я наслышана о твоей семье — мои родители недавно заключили с «Адиумом» партнерский контракт, — деловито сказала она с безукоризненной улыбкой, отчего её аристократической красоты лицо показалось ещё более приятным. — Поздравляю с удачным распределением! Я Дафна Гринграсс. Это Пэнси Паркинсон и Астория, моя младшая сестра.

— Уже знакомы, — язвительно бросила Паркинсон и вернулась к еде. Астория же приветливо улыбнулась. Она была ниже сестры, с более простыми, но чувственными чертами, и великолепными вьющимися локонами, спадающими до самой талии.

— Привет! — отозвалась она, а затем добавила, — между прочим, Дафна, я тебя младше всего на несколько месяцев.

— Почти на год! И это не важно, если ты всё равно младше, — парировала Дафна.

— Очень рада знакомству, — дружелюбно сказала Эльва. — Пэнси, у тебя случаем не найдется копии расписания? Интересно посмотреть, что у нас сегодня.

Секунду-другую Паркинсон сверлила ее взглядом, а затем, видимо, не желая игнорировать свои обязанности старосты, нехотя полезла в сумку. Что ж, это уже что-то, подумала Эльва.

— Первая у нас Трансфигурация — хорошенькое начало года! Старая злюка, небось, как обычно, засунет в один урок и теорию, и практику, — подхватила тему Астория, и тут же изобразила, что её тошнит, — еще и сдвоенное Зельеварение с золотыми. Фууу!

— Интересно, что выдаст на Защите «розовая кофточка»? Надеюсь, не будет бубнить, как вчера.

— Или как Бинс! Вот ужас-то будет. Кстати, у меня сегодня еще руны.

Напряжение за столом сошло на нет, и Эльва решила, что первый день начался вполне успешно. Зайдя перед занятиями в подземелье за учебниками, они с Асторией, согласившейся ее сопровождать в первый день, поспешили на Трансфигурацию.

Профессор МакГонагал — так звали «старую злюку» — вела урок внимательно и аккуратно, и, наверное, даже понравилась Эльве. Кроме того, тема занятия была освоена мисс Райт еще в конце того года, и она без труда превратила спичку в иглу, чем заработала факультету пять баллов.

После занятия Асторию в коридоре задержал симпатичный высокий слизеринец, явно старше пятого курса. Парень с улыбкой что-то объяснял, а Астория вовсю стреляла своими карими глазками. Через пару минут Астория подошла к ожидающей ее Эльве.

— Слушай, ты же сможешь сама найти дорогу обратно в подземелья? У нас сейчас Зельеварение, это прямо рядом с нашей гостиной, — извиняющимся тоном начала она. — Мне нужно помочь Грэхэму оформить бумаги для утверждения состава команды по Квиддичу. Хрэхэм наш капитан, и он уже предупредил Профессора Снейпа, что меня не будет на первом занятии. Ты же помнишь, как мы шли сюда?

— Вроде бы... — без особой уверенности отозвалась Эльва, но увидев мольбу во взгляде сокурсницы, добавила, — Думаю, я справлюсь.

Она старалась в точности повторить путь, которым они с Асторией добирались утром, но, видимо, удача и сегодня была не на её стороне, и третья, а может, четвертая лестница вниз пришла в движение ровно в тот момент, когда Эльва по ней спускалась. Оказавшись не в том месте, в котором должна была, она, проклиная про себя того гения, который выдумал эти подлые лестницы, решила все равно продолжить спуск — на нужном этаже она уж как-нибудь разберётся.

Прохладный сыроватый воздух возвестил о том, что она добралась до подземелий. Здесь царил полумрак, портреты попадались крайне редко. Стараясь узнать хоть что-нибудь, Эльва прошлась по коридорам, сделала несколько поворотов, оглядываясь по сторонам, но, похоже, только заблудилась еще больше. Теперь она уже не была уверена, что снова найдет хотя бы лестницы.

Неожиданно что-то сверкнуло в темном углу, и, хоть ее нельзя было назвать пугливой, на секунду сердце все же замерло, скованное бесконтрольным первобытным страхом. Остановившись, она с облегчением различила фигурку потрепанной кошки, медленно выходящей в свет факелов, и догадалась, что заметила лишь отблеск в глазах животного.

— Мисс Райт, — прозвучал вдруг в тишине чей-то голос, заставив Эльву снова подпрыгнуть на месте. — Могу я поинтересоваться, почему вы находитесь не на моем уроке, который начнется ровно через минуту?

Пытаясь восстановить сбившееся дыхание, Эльва увидела в проёме прилегающего коридорчика уже знакомого ей преподавателя.

— Простите, профессор, я, если честно, заблудилась, — ответила она, вспоминая имя собеседника. Ах, да, "профессор Снейп"!

Пару мгновений Снейп молча смотрел на ученицу, а затем, бросив недовольно «Следуйте за мной», развернулся и быстро зашагал прочь. Он остановился вскоре у дубовой двустворчатой двери.

— Впредь берите себе в сопровождающие кого-то с вашего курса, — произнёс он, даже не удостоив Эльву взглядом. — Я не смогу на каждом уроке прикрывать ваши опоздания собственным появлением, хоть я и ваш декан.

Распахнув двери, он буквально ворвался в кабинет, где моментально наступила гробовая тишина, нарушаемая лишь тяжелой поступью преподавателя. Эльва, тихонько прокравшись следом и занимая ближайшее свободное место, заметила, что в классе в этот раз находились также студенты Гриффиндора.

Оба урока весь класс готовил Умиротворяющий бальзам. Профессора Снейпа сложно было назвать приятным учителем — в самом начале он дал краткое описание зелья, а остальное время прошло в сопяще-пыхтящей тишине. Под конец же занятия Снейп неожиданно обрушил на Гарри Поттера крайне раздраженную тираду, хотя Эльва видела, что результаты гриффиндорца были далеко не худшими.

Побывав на Нумерологии — Гермиона Грейнджер украдкой улыбнулась, увидев Эльву среди пришедших, — они с Дафной добрались до кабинета Защиты от Темных Искусств. Все разговоры по пути были о том, чего ожидать от Профессора Амбридж. Так или иначе, эту участь с ними опять делил Гриффиндор, и неприятности начались с первых же минут занятия.

— Мне не ясны цели вашего курса. Там ничего не говорится об использовании защитных заклинаний, — настаивала Гермиона Грейнджер.

— Что-то я не могу представить себе ситуацию в этом классе, — отвечала Амбридж, — когда вам понадобилось бы прибегнуть к защитному заклинанию…

Очень скоро перепалка приобрела массовый характер — к Грейнджер присоединились почти все Гриффиндорцы.

Эльва была с ними абсолютно согласна — ее любимый учитель, Луи Готье, разразился бы одному ему понятными ругательствами, если бы узнал, как преподают этот предмет его бывшей ученице.

Более того, она видела, что и остальные студенты со Слизерина считают точно также, но не в их правилах было демонстрировать согласие с извечными врагами, поэтому они отмалчивались, наблюдая за сценой.

«Розовая кофточка» парировала любой выпад блестяще, с изворотливостью, присущей истинным политикам.

Однако разговор зашел в тупик, когда Амбридж спросила Поттера, кто же, по его мнению, может напасть на детей, чтобы им потребовалось применить защитное заклинание — видимо, рассчитывая, что он не осмелится озвучить самое страшное. А зря.

— М-м-м, дайте сообразить… Может быть, Лорд Волдеморт?

Изумленное «Ах» прокатилось по классу.

Ожидаемо, Гриффиндор вскоре лишился десяти очков, а взбешённый Поттер отправился к своему декану с запиской от «розовой кофточки» — вероятно, назначила взыскание.

Грейнджер весь оставшийся урок сидела с виноватым выражением лица, считая себя в ответе за неприятности однокурсника. И не безосновательно — только самому тупому троллю при первом общении с Амбридж не станет ясно, что это за фрукт, и чего пытались добиться от неё Гриффиндорцы было для Эльвы загадкой. Уж не убедить ли ее они надеялись?

В одном Поттер был прав — в конечном счете, их опыт в столь любимых Эльвой магических дуэлях будет сведен к абсолютному нулю, что совсем не радовало.

На следующий день после ужина Эльве захотелось прогуляться на свежем воздухе, и потренировать заодно освоенный недавно путь от факультетской гостиной до главного входа.

Она неспешно шла по подземелью, останавливаясь у картин, когда таковые попадались, и разглядывая их обитателей. Рассмотрев очередного нарисованного волшебника с хмурым взглядом, она уже собиралась повернуть к лестницам, как вдруг он сам обратился к ней раскатистым басом.

— Уже и не вспомню, когда удостаивался столь пристального внимания такой молодой особы. Обычно мой портрет обходят стороной.

Эльва глянула на табличку с названием картины, которая была врезана в нижнюю планку старинной рамы. «Герпий Злостный. Древняя Греция. Х век до н.э.» — гласила она.

— Почему же? Если не ошибаюсь, вы имеете какое-то отношение к исследованиям Салазара Слизерина?

— Лично я не имею никакого отношения к его исследованиям, так как когда этот напыщенный лжец разворовал мою гробницу и украл ценные сведения, я был уже мертв. — проворчал Герпий Злостный. — И ладно бы он достойно продолжил мое дело… Темные искусства — самый сложный раздел магии, и я не без гордости должен сказать, что совершил не один прорыв в этом направлении. Этот обманщик просто повторил некоторые мои достижения.

— По крайней мере, благодаря нему, после стольких веков ваш портрет все еще висит здесь, в Хогвартсе, — заметила Эльва. — Слизерин стал основоположником одноименного факультета, и это — его личное достижение.

— Это несравнимые вещи! К тому же, мне было бы больше по нраву видеть, как кто-то из живущих делает хоть что-нибудь стоящее, чем висеть здесь, лицом к каменной стене, в окружении ни на что не годной малышни, по собственной глупости именующей себя волшебниками. Лишь однажды мне встретился один достойный ученик, но это очень слабое утешение!

— Сочувствую вашему горю, — Эльва обладала большим опытом общения с недружелюбными портретами, и не собиралась принимать сказанное на свой счет. — Кто знает, может скоро вам посчастливится стать свидетелем каких-то более интересных событий.

— Да будет так, — отозвался Герпий и смерил собеседницу оценивающим взглядом. — А ты, знаешь, не самая неприятная представительница своего невоспитанного поколения. Ты, вероятно, относишь себя к факультету Слизерина?

— Да, это так. Но я здесь пока всего несколько дней.

— Важен не срок, а поступки. Преданность своему делу. Если ты истинный слизеринец, то в тебе это есть. Тот мальчик, что завоевал мое уважение, тоже принадлежал к вашему факультету. Он часто приходил ко мне в поисках интересной беседы. Кстати, он, как и многие великие темные волшебники, владел Парселтангом. Удивительно, но, несмотря на свое невзрачное имя, он был очень, очень перспективным чародеем.

— И как же его звали?

— Как какого-нибудь безродного маггла — Том Реддл.

* * *

С жадностью вдыхая свежий сентябрьский воздух, Эльва стояла на ступенях парадной лестницы Хогвартса. Приближались сумерки, и в косых лучах закатного солнца окружающее пространство казалось полным теплого спокойствия.

Эльва с трудом помнила, как добралась сюда из подземелий, оглушенная прозвучавшим из уст старого мага знакомым именем. Казалось, что две разные, ничем не связанные части ее жизни вдруг непреднамеренно столкнулись и смешались в одну.

Том Реддл был учеником Хогвартса. Том Реддл, от которого бежала ее настоящая мать, от которого она спрятала Эльву в семье Райтов, учился здесь, на ее факультете! Поднимался по этим ступеням, открывал эти тяжелые двери, ужинал за тем же длинным столом.

Впрочем, может это и не самое неожиданное совпадение: Хогвартс — единственная магическая школа в Британии, почему бы ему не учиться тут? Тем лучше для нее — возможно, остались какие-то записи, сведения об этом студенте. В школе у нее больше шансов докопаться до истины, чем где-либо еще.

Окрыленная этой решимостью, девушка вернулась в замок.

В четверг после занятий она, подгоняемая мыслями о сложном сочинении по астрономии, решила посетить школьную библиотеку. Поднявшись на нужный этаж, Эльва толкнула большие двери и оказалась в огромном помещении с высокими потолками, все стены которого занимали стеллажи с книгами на них.

Напротив входа располагался стол библиотекаря — мадам Пинс. Она могла быть очень милой, если бы не чрезмерно трепетное отношение к своей работе.

Эльва прошла мимо нее в читальный зал и практически сразу наткнулась взглядом на знакомую густую копну светло-каштановых волос, склонившуюся над пергаментом.

— Гермиона, рада встрече! Вижу, ты тоже занялась астрономией? — она подсела к гриффиндорке, ничуть не смущаясь.

— О, да, и не только — по зельеварению еще целый фут писать, и профессор Бинс тоже много задал. Присоединяйся — астрономию я почти закончила, так что можешь брать вот эти две книги, там как раз то, что надо.

— Спасибо. Ты всегда здесь занимаешься? — разложив перед собой пергамент, Эльва принялась искать в книге нужную главу.

— Не всегда, конечно, иногда и в нашей башне. Но по большей части — да, — она смущенно улыбнулась. — Если честно, в гостиную я ношу книги из-за Гарри и Рона — они ведь даже не всегда догадаются взять нужную! А так бы я с удовольствием все делала здесь: тихо, никто не мешает, и вся информация всегда под рукой. А ты уже освоилась на факультете?

— Вполне. Там все не так плохо, как тебе, я знаю, кажется, — весело сказала Эльва. — Астория очень даже ничего. Да и остальные тоже.

Видно было, что Гермиона едва ли согласилась с этим мнением, но спорить не стала. В полголоса переговариваясь, они продолжали работу над заданиями, пока в какой-то момент к ним не подошла мадам Пинс.

— Мисс Райт, профессор Амбридж просила меня найти некоторые книги для нее, не могли бы вы занести их ей, когда закончите?

— Именно я? — вырвалось у Эльвы в ответ, но заметив выражение лица библиотекаря, она тут же осеклась. — То есть, да, конечно.. Простите, мадам Пинс, я просто удивилась.

— Нечему удивляться. Профессор Амбридж дала четкое распоряжение не сообщать ничего о ее просьбах никому из студентов, кроме учащихся Слизерина. В данный момент вы — единственная здесь.

Эльва и Гермиона озадаченно переглянулись.

Через полчаса мисс Райт забрала несколько внушительных фолиантов со стола библиотекаря и направилась на четвертый этаж. По дороге она, естественно, просмотрела их названия. Первая книга оказалась хорошо знакомой ей обычной «Историей Хогвартса». Следом лежали «Новые направления магической науки» и «Обзор магического образования в Европе». Последним оказался труд некоего волшебника — «Не дайте себя обмануть». Он, судя по оглавлению, содержал некоторые советы по практическому распознаванию лжи, заговоров, а также подходящие для этих целей заклинания.

Легонько постучавшись, Эльва зашла в кабинет. Выполненный в аристократическом стиле стол по центру округлой розовой комнаты был пуст, зато справа за отдельной партой оказался не кто иной, как Гарри Поттер. Эльва вспомнила о происшествии двухдневной давности и догадалась, что он, вероятно, отбывает наказание. Парень тем временем удивленно поднял голову, оторвавшись от своих записей.

Эльва глянула в его пергамент: теснившиеся плотные строчки содержали одну единственную надпись — «я не должен лгать». Лист был почти исписан, а под ним явно лежала еще парочка таких же. Что-то другое привлекло внимание девушки, и, переведя взгляд на левую кисть гриффиндорца, Эльва не поверила своим глазам — кожа на ней была опухшей и красной, а по центру четко проглядывали едва не кровоточащие буквы, вырезанные, словно ножом, и собирающиеся в те же слова — «Я не должен лгать».

В эту секунду дверь распахнулась и на пороге показалась Амбридж.

— Мисс Райт! Как вы оказались в моем кабинете без моего разрешения?

— Меня отправила мадам Пинс с некоторыми книгами для вас. — Эльва старалась говорить как можно более безразличным и ровным голосом. Амбридж не должна заметить, что увиденное произвело на нее хоть какое-то впечатление — не хватало еще оказаться рядом с несчастным парнем, бесконечно выписывая на своей руке что-то вроде «я не должна входить в кабинет без разрешения», или «я никому не должна рассказывать о тайнах профессора Амбридж».

— Какими бы уважительными причинами вы не руководствовались, уважаемая, заходить в личные покои преподавателя без соответствующего приглашения — совершенно недопустимо и недостойно воспитанного студента, — сверкнула глазами женщина.

— Прошу прощения, Профессор. Впредь я буду осмотрительней.

— Минус десять очков Слизерину — это послужит вам хорошим стимулом. А теперь, будьте любезны, оставьте книги на столе и немедленно покиньте мой кабинет.

Эльва выполнила приказ, намеренно не замечая Поттера, и, вежливо попрощавшись, вышла в коридор.

Сомнений не оставалось — текст с пергамента каким-то образом «врезается» в кожу на руке, и этот эффект вряд ли не известен Амбридж, думала Эльва, лежа в кровати. В который раз девушка убедилась, что «розовая кофточка» далеко не так проста, как может показаться на первый взгляд. В достижении своих целей она едва ли остановится перед нарушением закона, а ее высокая министерская должность всегда поможет ей выкрутиться.

Уже засыпая, она приняла решение при первой возможности поговорить с Поттером о произошедшем.

* * *

Такая возможность представилась только через день, когда в субботу утром Эльва поднялась в совятню, чтобы отправить очередное письмо маме. Она долго сомневалась — стоит ли сообщать то, что она узнала о Томе Реддле, и в конечном итоге решила подождать, пока не выяснится что-нибудь еще.

Найдя Зевса среди нахохлившихся на прохладном ветру птиц, она окликнула его и, подвязав пергамент к лапке, отправила в поместье Райтов. Она уже собиралась уходить, когда в совятню вошел Гарри Поттер.

— Привет, — он был явно смущен позавчерашним событием, а Эльва отметила, что его левая кисть перевязана бинтом. Наблюдая, как он закрепляет свое письмо на белоснежной сове с короткими темными отметинами на крыльях, она неуверенно подошла ближе.

— Слушай, надо поговорить по поводу твоей руки.

— С ней всё в порядке, — не оборачиваясь, сухо отозвался Поттер.

— Похвальная самоотверженность, но тебе не кажется, что речь идёт не только о тебе?

— О чем ты?

— О том, что студентам следует знать, что если они решат показать профессору свой характер, их ждет кровожадный пергамент. Не думаешь же ты, что она ограничится тобой?

— Не пергамент, а перо. Это оно заколдовано. — Поттер не выразил согласия, но, кажется, задумался о словах девушки. Через пару мгновений он продолжил. — Мне нужно время подумать. Не говори никому. Я обещаю, что скоро придумаю, как поступить. Пожалуйста.

— Как скажешь. И постарайся держать эмоции под контролем — ты же услужливо предлагаешь Амбридж нужный ей повод.

— Думаешь, я сам не понимаю! — вдруг в сердцах крикнул Поттер, а затем устало прикрыл глаза и вздохнул. — Я понимаю. Просто не могу молча слушать это вранье. Вместо того, чтобы научиться защищать свою жизнь, пока есть еще время, все пляшут под дудку министерства и делают вид, что Седрик Диггори в прошлом году сам споткнулся об Аваду. Несчастный случай — вот как, оказывается, это называется!

— Я понимаю, о чем ты. И согласна с тобой. Но холодный ум тебе все равно поможет с этим лучше.

— Хочешь сказать, что веришь мне?

— Слизерин — не синоним тупоголовости, не смотря на твое мнение о нем.

— Я вовсе не… — он не успел договорить, потому что на лестнице послышались шаги, и через мгновение на площадке появилась темноволосая пятикурсница с Рэйвенкло, кажется, Джоу Чанг. Гриффиндорец при виде ее тут же смутился и пробормотал невнятное приветствие.

— Ладно, похоже, мы друг друга поняли, — закончила Эльва и, кивнув Чанг, вышла из совятни.

После обеда Эльва корпела в библиотеке над очередным докладом под звуки разноголосого гомона, доносившегося с поля для квиддича. Кажется, сегодня у Гриффиндора первая тренировка полным составом. Некоторые слизеринцы даже решили поприсутствовать, но вряд ли для поддержки.

Примерно через полчаса появилась Гермиона и сразу уселась рядом. В последнее время они встречались здесь каждый день. В остальное время они, в общем-то, не общались, но здесь, в читальном зале школьной библиотеки, где редко можно было кого-то увидеть, кроме, разве что, студентов с Рэйвенкло, здесь они обе игнорировали какие-либо преграды для общения.

— Привет, что успела сделать? — беззаботно спросила Гермиона, выкладывая на стол письменные принадлежности.

— Забирай Трансфигурацию — я как раз дописала. Возьмусь за Защиту.

При упоминании о ЗОТИ Гермиона поменялась в лице. Она ничего не сказала, но Эльва была уверена, что Поттер ей все рассказал.

— Ты знаешь про взыскание Амбридж, не так ли?

Гриффиндорка удивленно уставилась в ответ.

— А ты — откуда?

— Не в том месте, не в то время. Что думаешь по этому поводу?

— Думаю, что Гарри самый настоящий упрямый осел, раз не хочет пойти с этим к директору.

— Не стану отрицать, что так и есть. Но даже если игнорировать Амбридж, вопрос с тренировками по Защите остается открытым. Это мой любимый предмет, и я совсем не хочу забыть к лету все, что освоила дома.

— Я тоже размышляла об этом. У меня есть одна идея, но сперва я должна поговорить с Гарри и Роном.

К неприятной теме они в тот день больше не возвращались. Девушки попрощались в коридоре четвертого этажа, и, если бы Эльва посмотрела в сторону поворота к кабинету по ЗОТИ, она бы заметила пристальный взгляд юноши с неправдоподобно светлыми волосами.

Вечером она немного поболтала с Дафной и Асторией. Они были вполне приятными собеседницами. Дафна чуть более высокомерна и серьезна, настоящая леди. Астория, напротив, была легче и веселей, что не скрывало, тем не менее, ее чистокровного воспитания.

Задержавшись в гостиной из-за сочинения по Истории Магии, Эльва совершенно не заметила, как комната постепенно опустела, оставляя ее наедине с Драко Малфоем. Тот, казалось, только этого и ждал.

— Райт, что ты делала сегодня на четвертом с этой гриффиндорской заучкой? — спросил серьезно он.

— Ты что, решил следить за мной?

— Никогда не стал бы тратить время на такую чушь. — Малфой презрительно скривился. — Но, при нынешних обстоятельствах, я не советовал бы слизеринцу допускать, чтобы его имя как-то связывали с кем-то из красно-золотого трио. Научись выбирать друзей правильно с самого начала, Райт.

— У меня никогда не было проблем с выбором, Малфой, — парировала Эльва. — И если я что-то делаю, значит, есть на то свои причины.

— Намекаешь, что эти причины мне не очевидны? Она грязнокровка. Общение с такими не может никому пригодиться.

— Никогда не знаешь наперед, что и когда может пригодиться, — многозначительным тоном подвела итог Эльва, поднимаясь в спальню. — Спокойной ночи.

Последнее воскресенье сентября обрушилось на Хогвартс проливным дождем, и студенты, к своему неудовольствию, вынуждены были проводить выходной внутри школы. Погружённая в собственные мысли, Эльва сидела за столом факультета, собравшегося на завтрак в Большом Зале.

С некоторым раздражением она думала об Амбридж и её методах преподавания, которые вызывали недоумение со стороны уже не только гриффиндорцев. Она была согласна с тем, что о странных наказаниях следует поставить в известность директора, который, она надеялась, сможет предпринять какие-нибудь меры, не смотря на то, что Амбридж находилась в школе по поручению Министерства.

От размышлений Эльву отвлекли возбужденные возгласы сокурсников. Обернувшись, она увидела, как сквозь форточки в исполинских окнах зала одна за другой влетали почтовые совы. Они быстро и умело разыскивали своих адресатов среди сидящих и бросали тем выпуски газет и журналов, посылки и письма от родных и друзей, а некоторые ученики даже получали товары из волшебных магазинов. Этим обычно пользовались девчонки с её факультета, заказывая косметику или другую необходимую мелочь прямо в Хогвартс.

Эльва заметила летящего к ней Зевса и предусмотрительно отодвинула подальше тарелку, зная, что ее питомец наверняка решит, что заслужил минутку хозяйской ласки за свои труды.

Зевс важно приземлился на стол, создавая ощутимый поток воздуха взмахом мощных крыльев. Эльва осторожно отвязала письмо от его лапки и положила пергамент в сумку, подумав, что будет удобней прочесть его в гостиной или спальне.

До письма она добралась только через полчаса.

«Эльва, здравствуй, любимая моя!

Невозможно выразить словами, как сильно я скучаю по тебе с того самого момента, как попрощалась с тобой! Спасибо за письма — я очень переживала, как ты добралась и как освоилась.

Ты даже представить не можешь, как без тебя опустел этот старый дом. Наша Джудит буквально не находит себе места, и мне пришлось просить других домовиков приглядывать за ней. В четверг в гости заглядывал твой любимый профессор Готье — много расспрашивал о тебе, и я сказала обо всем, что ты упоминала в письмах. Луи, безусловно, скучает по занятиям со своей favori Elva.

Напиши мне подробней, как проходит у вас обучение и что тебе больше всего нравится! Уверена, ты делаешь успехи.

Конечно, первое время тебе будет нелегко, но я прошу тебя набраться терпения, — я знаю, что Хогвартс есть за что полюбить, и очень скоро ты это поймёшь. Со временем ты привыкнешь к новым учителям, найдешь достойных друзей.

Эльва, не сомневайся, что ты — настоящая наследница рода Райт, не смотря ни на что. Ты рассудительна и умна, ты — «Смотришь глубже». В тебе это было с самого детства. Никогда не ставь под сомнение тот факт, что ты занимаешь свое место по праву.

А я всегда буду твоей мамой и всегда буду любить тебя больше всего на свете. Я горжусь тобой невероятно и хочу, чтобы ты знала, что я считаю тебя подарком судьбы, и только ты одна наполнила мою жизнь настоящим смыслом, хоть мне и не искупить свои прежние грехи.

Что бы ни произошло, помни, что я навсегда останусь рядом с тобой, в твоём сердце.

С любовью, твоя мама,

Аврора».

Эльва сидела в одном из мягких кресел гостиной факультета, перечитывая письмо снова и снова. Поджав под себя ноги, она зябко поёжилась от холода, справиться с которым в этих мрачных подземельях едва получалось даже при помощи согревающих чар.

Прочитав письмо в очередной раз, девушка опустила пергамент на колени и прикрыла глаза, пытаясь обдумать то, что её беспокоило. О каком искуплении писала мама? Почему вообще упоминала об этом? Конечно, она беспокоится и, конечно, скучает. Может быть, только поэтому.

Однако такое объяснение не помогло унять возникшую тревогу. Хотя Аврора Райт часто говорила единственной дочери, что любит её или что гордится ею, в этот раз письмо казалось слишком откровенным, как будто мама силилась вместить в несколько строк нечто очень важное.

Достав чернила и чистый пергамент из сумки, Эльва начала старательно выводить буквы, но правильные слова не желали выходить из-под пера. Она написала пару привычных фраз, понимая, тем не менее, что хочет спросить совсем о другом — нужный вопрос сложить из букв никак не получалось.

«Все ли у тебя хорошо?»

Нет, это можно расценить как простую просьбу рассказать о своих делах.

«Мама, почему ты пишешь так… »

Как? Как будто… прощаясь.

Глупости! Эльва в сердцах скомкала пергамент и швырнула его в огонь.

Возможно, мама, оставшись наедине с рабочей рутиной, вправду очень соскучилась по своей дочери и решила написать ей пару приятных строк, а она в ответ собралась спрашивать о прощаниях! Нет, не следовало беспокоить Аврору ещё больше таким письмом.

«Мамочка!

Как я уже писала тебе, у меня всё замечательно, я здесь почти освоилась.

Хогвартс пока непривычно велик для меня, так что я часто теряюсь в его многочисленных коридорах и ещё не сладила с зачарованными лестницами. Но всё равно, замок прекрасен и поражает древним волшебством.

Я провожу время очень приятно — познакомилась со многими сокурсниками, среди них есть весьма достойные ребята. И учителя, уверяю тебя, не уступают моим старым преподавателям. Кроме, разве что, несравненного профессора Готье, передай ему, пожалуйста, тёплый привет.

Все занятия достаточно интересные, правда, для самостоятельно работы нам задают, пожалуй, слишком много. Тем не менее, будь уверена, я не оставлю без внимания ни один из предметов. Кстати, в Хогвартсе отличная библиотека. Я часто делаю там домашние задания, это очень удобно.

Я тоже сильно скучаю по тебе, и по дому, и по Джудит, и уже жду рождественских каникул, когда смогу снова тебя увидеть. Хочу попросить тебя не переживать обо мне особенно — я буду стараться чаще писать обо всём, что происходит!

Всегда с любовью,

Твоя Эльва».

Когда через час письмо было отправлено, девушка поспешила в библиотеку.

Стрелка часов уже подбиралась к полудню, а она ещё не бралась за домашнюю работу. Она с тоской подумала, что уроков на следующую неделю задали достаточно, чтобы просидеть за ними до самой ночи. Одно утешало — это время она проведет не одна, так как, без всяких сомнений, придя в библиотеку, обнаружит там Гермиону Грейнджер.

Гермиона была поглощена чтением, склонившись над учебником так, что над столом было видно только густую копну её волос. Эльва присела на соседний стул, расслабляясь: в тишине библиотеки рядом с гриффиндоркой она всегда чувствовала себя уютно. Грейнджер поприветствовала однокурсницу, и они, погрузившись в работу, изредка перекидывались фразами по поводу учёбы и помогали друг другу с заданиями.

Несколько раз Гермиона в моменты молчания поднимала взгляд и будто бы порывалась что-то сказать, но затем лишь вздыхала, прикусив губу. Эльва заметила это, однако спрашивать ничего не стала.

С приближением сумерек девушки засобирались на ужин. Неожиданно Гермиона наклонилась, схватила одну из тетрадей соседки и подвинула поближе к себе. Затем она украдкой оглядела почти пустое помещение читального зала — пара студентов стояли у стеллажей, перебирая книги, и ещё один младшекурсник писал что-то за последним столом. Удовлетворившись увиденным, гриффиндорка достала из кармана сложенный в несколько раз пергаментный листок и, засунув его меж тетрадных страниц, пододвинула тетрадь обратно к Эльве.

— В общем, я пойду вперёд, — сказала она, многозначительно глядя на собеседницу. — Увидимся завтра на Зельеварении.

Затем она быстрым шагом покинула библиотеку, оставив подругу в лёгком замешательстве. Что за невероятная секретность? С едва сдерживаемым нетерпением Эльва, достав записку, аккуратно развернула её.

«Хогсмид, «Кабанья голова», полдень субботы. Не опаздывай. Никому не говори».

Пройдясь по строчке взглядом, Эльва тут же подняла глаза, комкая пергамент. Будет лучше, пожалуй, сжечь это сегодня же. Значит, Гермиона всё же уговорила Поттера на свою идею, что бы это ни значило.

* * *

За ужином было, как обычно, шумно. Мимоходом окинув взглядом преподавательский стол, Эльва отметила, что директора снова не было на своем месте. Снейп также отсутствовал.

Драко Малфой, только что беседовавший с Блейзом, обратился вдруг к ней:

— Райт, ты где витаешь? Я заметил, ты часто пропадаешь в библиотеке. Неужели всё время проводишь за учёбой? Это весьма похвально, только смотри, не обойди ненароком всезнайку Грейнджер, она тебе такого не простит.

Паркинсон тут же хихикнула, с восхищением заглядывая Драко в глаза, Забини хмыкнул себе под нос, а Астория в замешательстве нахмурилась, видимо, почувствовав напряжение между Малфоем и Эльвой.

Слова слизеринца всё же нельзя было назвать оскорбительными (этого эффекта он прекрасно добивался одним своим тоном), а потому Эльва лишь натянуто улыбнулась, словно не особенно смешной шутке, и отвернулась. Блейз снова вовлёк друга в животрепещущее обсуждение новой метлы, и инцидент был исчерпан, однако желание ужинать пропало.

После недавнего разговора в гостиной отношения с Малфоем разладились. Он явно привык, что его советы воспринимаются остальными слизеринцами как руководство к действию, и сопротивление новенькой было ему не по вкусу. Кроме того, он действительно терпеть не мог Гриффиндор, а особенно Поттера и двух его друзей. Может, конечно, это была лишь «дань моде», но Эльва подозревала, что тут имели место какие-то личные счёты. Так или иначе, теперь он при случае старался зацепить её — не выходя за границы показной вежливости, разумеется.

Предстоящее в субботу посещение Хогсмида создавало новую проблему — Эльва не была уверена, что имеет полагающееся письменное разрешение от родителя. Этими вопросами заведовали деканы, и во вторник после занятий мисс Райт была вынуждена отправиться к профессору Снейпу.

Декан Слизерина внушал трепет всем поголовно студентам с первого по седьмой курс, старшим не давая спуску в учёбе, а младших и вовсе приводя в ужас одним своим видом. Эльва тоже относилась с настороженностью к мрачному преподавателю, поэтому необходимость спрашивать его о нужном документе не сильно радовала.

Постучавшись и дождавшись сухого «Войдите», она зашла в кабинет профессора. Снейп сидел за большим столом из темного дерева, уставленным аккуратными пергаментными стопками и свитками. Практически все стены помещения занимали стеллажи, заполненные баночками и колбами, содержимое которых не представлялось возможным определить на глаз. Эльва решила, что Снейп хранил там ингредиенты для своих зелий. В комнате было холодно и сыро, а видневшийся слева камин не подавал признаков жизни.

— Я вас внимательно слушаю, мисс Райт, — произнес учитель, не отрываясь от своих дел.

— Профессор Снейп, я бы хотела посетить Хогсмид на предстоящих выходных, однако не знаю, подписано ли моё разрешение, — начала Эльва.

— Нет, ваше разрешение не подписано.

— То есть, это значит, я не смогу… Но ведь мне бы точно разрешили, как теперь быть?

— Каждый студент уверен, что ему бы точно разрешили, и, тем не менее, в школе принято полагаться на официальный документ.

Эльва растерянно умолкла, подбирая слова и думая о том, нельзя ли получить разрешение по почте, и успеет ли оно дойти до субботы.

Профессор Снейп молча смотрел на неё несколько мгновений, а затем, вздохнув и возвращаясь к бумагам, проговорил:

— Мисс Райт, я склонен считать, что в вашем случае вопрос успеет решиться до выходных — я сегодня поставлю в известность директора. Думаю, если он лично получит письмо от вашей матери с разрешением, этого будет достаточно.

— О, это было бы замечательно! Спасибо, профессор!

Снейп молчал, продолжая делать свои записи.

— Что-то ещё? — спросил он с лёгким раздражением после короткой паузы, во время которой Эльва безуспешно пыталась понять, можно ли ей уже выйти.

— Нет-нет, это всё.

— Ну, тогда, если вы не возражаете, — он нарочито чётко и медленно выговаривал слова, как будто сомневаясь в её способности их понимать, — я вернусь к своим делам. А вы, будьте добры, возвращайтесь к своим.

— А, да, конечно, профессор, — пробормотала Эльва и поспешила покинуть кабинет.

Вопрос действительно решился быстро. В четверг на зельеварении Снейп окликнул её и сообщил, что она может, если пожелает, посетить Хогсмид на выходных, так что в субботу она покинула замок сразу после завтрака. До полудня времени было ещё много, но Эльве хотелось успеть рассмотреть деревеньку и разные магазины.

Дорога в Хогсмид лежала через одноименную станцию, куда прибывал «Хогвартс-Экспресс», а за ней начиналась главная улица, изредка пересекаемая небольшими переулками.

Деревня была полностью магической, и студенты могли купить там учебные принадлежности, книги, одежду, сладости, и даже магазин волшебных приколов «Зонко» располагался тут. Большое здание бара «Три метлы» бросалось в глаза и было явно битком набито посетителями. А вот «Кабанья голова» нашлась не сразу, Эльва обнаружила этот невзрачный трактир в одном из переулков только через час. Заведение доверия не вызывало — грязное и дурно пахнущее, оно было освещено внутри едва горящими огарками свечей, стоящих на видавших виды засаленных столах.

Ждать назначенного времени здесь не хотелось, поэтому она решила побродить по магазинам. Побывав к полудню уже во всех крупных и выяснив также, что в Хогсмиде есть почтовое отделение, девушка снова толкнула дверь под висящей на ржавых цепях облезлой вывеской, изображающей отрубленную кабанью голову.

И как раз вовремя — целая толпа студентов уже топталась в тесном помещении, переставляя стулья и пытаясь рассесться. Эльва увидела впереди Гарри Поттера, Рона Уизли и Гермиону, которая радостно улыбнулась, разглядев подругу среди пришедших. Всего было человек двадцать пять, и Эльва смогла узнать некоторых ребят, с которыми познакомилась тогда в купе поезда. Также пришли ещё пятеро или шестеро с Рэйвенкло, несколько — с Хаффлпафа, но большинство принадлежало, конечно, Гриффиндору. Со Слизерина была только она одна.

Когда все получили по пыльной бутылке сливочного пива, Гермиона сбивчивым от волнения голосом принялась рассказывать, что идея заключается в том, чтобы учиться Защите от Тёмных искусств самостоятельно, так как Гарри уже успел не только освоить, но и применить многие сложные защитные заклинания, и мог бы всех научить.

Прозвучавшее в процессе беседы «Волдеморт» предсказуемо усилило напряжение среди собравшихся, и хоть Поттер решительно отказался говорить о смерти Седрика Диггори, со всех сторон на него посыпались вопросы о тех загадочных слухах, что ходили вокруг него и его друзей в последние годы.

«А правда, что ты можешь вызвать патронуса?»

«Это ты убил василиска мечом из кабинета Дамблдора?»

«Ты спас философский камень от Того-кого-нельзя-называть?»

«Неужели ты сам прогнал двух дементоров летом?»

Гарри отбивался, как мог. Эльва даже прониклась сочувствием к бедному гриффиндорцу, которому внимание было явно не по душе. Тем не менее, как бы тот ни скромничал, достижения действительно были выдающимися, и «публика» стала одобрительно переговариваться.

В конечном счёте было принято решение, что занятиям — быть, если они не будут мешать тренировкам по квиддичу, и если удастся найти для них подходящее помещение.

— Когда решим насчёт времени и места первого занятия, всех оповестим, — подвела итог Гермиона, а затем достала пергамент и перо из сумки, предлагая всем присутствующим написать свои имена.

— Имейте в виду: если вы подпишетесь, это значит, что вы обязались не говорить никому о наших планах, особенно профессору Амбридж. Считайте, что это магический контракт. В нынешней ситуации такая мера — необходимость.

Сначала никто вслух не возразил, но недовольство и нерешительность читались во взглядах многих.

Когда пергамент подписали Гермиона, Гарри и Рон и настала очередь остальных, Захария Смит — студент с Хаффлпаффа, — озвучил общие опасения.

— Откуда мне знать, что все подпишут? Вот я сейчас поставлю свое имя, а потом эта — он махнул рукой в сторону Эльвы, — побежит докладывать своим, а там и до Амбридж недалеко.

Было ясно, что многие разделяют его мысль.

Не дожидаясь ответа Гермионы, мисс Райт поднялась со своего места и в образовавшейся тишине подошла к столу, выведя на лежащем листе «Эльва Райт» под четвёртым номером.

Фред Уизли встал за ней следом и, проходя мимо, по-дружески хлопнул её по плечу. После этого все стали подписываться один за другим, и особенно сильно никто уже не возмущался.

Расходились все потихоньку, по несколько человек.

Эльва не стала задерживаться, справедливо рассудив, что при таком скоплении народа лучше не показывать тёплых отношений между ней и Гермионой.

Солнечное воскресенье быстро пролетело, а понедельник встретил Эльву странным объявлением в гостиной факультета, озаглавленным как «Приказ генерального инспектора Хогвартса».

Весь смысл сводился к тому, что собрания более трёх учеников, встречающихся регулярно, отныне запрещены. Таким образом, запрещёнными оказались любые клубы, общества, команды и так далее, кроме тех, что будут лично санкционированы Амбридж.

Эльва вчитывалась в строки, закусив губу и не обращая внимания на Малфоя, который хвастал уже полученным разрешением на тренировки команды по квиддичу.

Совпадение? Глупо было бы надеяться на такую удачу. Не следует удивляться, если сегодня те ребята, которые собирались в «Кабаньей голове», будут смотреть на неё с упреком. Еще этот Малфой со своим заранее полученным разрешением подольёт масла в огонь. И всё же, кто мог их сдать? Сам собой напрашивался Захария Смит, но ведь он тоже поставил свою подпись! Гермиона говорила, что это своего рода магическая клятва.

С тяжёлым сердцем девушка отправилась на завтрак. Студенты были озадачены нововведением, бурно обсуждая такую несправедливость. Эльва отметила, что присутствовавшие на встрече в Хогсмиде нервничали больше остальных.

Гермиона сидела чернее тучи, пристально оглядывая всех участников их тайного собрания.

— Не могу понять, как Амбридж узнала! — негодовала она в библиотеке после занятий. — На завтрак пришли абсолютно все, и я посмотрела в лицо каждому — ни один из тех, кто поставил своё имя на пергаменте, не раскрыл тайну, это точно.

— Значит, остаются немногочисленные свидетели из трактира. Кто там был? Бармен, как минимум. Если не секрет, а что должно было произойти с предателем?

Гермиона махнула рукой.

— Да ничего страшного, эффект «косметический» — отвратительная сыпь на лице. Может быть, и свидетели. Кстати, я хотела предупредить тебя — на сову Гарри кто-то напал. Видимо, пытались прочесть послание. Букля отбилась, слава Мерлину, но у неё повреждено крыло.

— С ума сойти, кому и зачем это понадобилось? — удивлённо отозвалась Эльва.

— Я пока не уверена. В любом случае, будь осторожнее с тем, что пишешь в письмах, и лучше не упоминай о субботней встрече. Ещё я хотела спросить тебя, так ли уж Амбридж благоволит Слизерину? Малфой сегодня весь день этим разрешением размахивал.

— Он его ещё до завтрака получил. Мне кажется, благодаря Малфою-старшему он знал обо всём уже вчера. Конечно, слизеринцам проще — большинство семей действительно связаны как-либо с Министерством. Но, знаешь, правила-то одни для всех всё равно.

— Ладно, так или иначе, мы с Гарри и Роном намерены осуществить задумку. Не знаю насчёт остальных.

— Я, по крайней мере, с вами.

Гермиона улыбнулась.

— Рада это слышать. Я скажу тебе, как только мы придумаем, где провести первое занятие.

* * *

Новость о первом занятии поступила в среду. Гермиона поймала Эльву в туалете, когда там никого больше не было, и шепнула: «В восемь часов на восьмом этаже, напротив гобелена Варнавы Спятившего».

Райт удивилась выбранному месту; ей помнилось, что напротив того гобелена была глухая стена. Однако, она решила, что ошиблась, так как не успела ещё как следует изучить замок. Поднимаясь на нужный этаж уже без десяти восемь, она сразу заметила широкую дверь.

Помещение оказалось светлым и довольно большим. Вдоль стен тянулись стеллажи с книгами, на столе в углу лежали какие-то приборы — Эльва узнала среди них вредноскоп, — а пол был устлан шёлковыми подушками, часть из которых уже была занята теми, кто пришел раньше неё.

Когда все были на месте и Гарри Поттер закрыл комнату на ключ, торчавший в замочной скважине, Гермиона, наконец, объяснила, что они находятся в Выручай-комнате, которая появляется здесь, если очень нужна, и всегда имеет нужный облик и содержимое.

Первое занятие прошло "на ура".

Некая общая неловкость быстро улетучилась, когда все разбились на пары и стали тренировать заклятие «Экспеллиармус», выбивающее палочку из рук противника.

К тому моменту общим голосованием уже избрали Гарри руководителем, а само общество решили назвать Отряд Дамблдора, сокращённо — ОД. Эльве показалось, что это звучало слишком уж претенциозно — в конце концов, они просто хотят потренироваться в использовании заклинаний, — но она не стала спорить.

Для новоиспеченного руководителя Поттер держался молодцом. Освоившись, он ходил по комнате, показывая всем, как правильно держать палочку и произносить заклинание. Эльва, разумеется, трудностей с Экспеллиармусом не испытывала и методично лишала палочки вставшую с ней в пару Ханну Эббот с Хаффлпафа. Через некоторое время Ханна начала раздражаться из-за постоянных неудач, и Эльва, заметив это, стала периодически ей «проигрывать».

О времени спохватились только в десятом часу, и все суетливо поспешили разойтись.

В слизеринской гостиной был только Малфой, развалившийся в кресле у камина и потягивающий невесть где раздобытую бутылку сливочного пива.

Идти спать так рано совсем не хотелось, особенно после активной тренировки в Выручай-комнате. Конечно, общество блондина с недавних пор нельзя было назвать приятным, но, поколебавшись, Эльва всё же села в соседнее кресло.

— А, Райт… — протянул он. — Опять сидела в библиотеке до отбоя?

— А если даже и так, что в этом плохого? — с вызовом ответила Эльва.

Возникла пауза, и это молчание стало действовать ей на нервы.

— А где все? — поинтересовалась она. — Неужели Астория и Дафна так рано ушли спать?

— Я им что, в няньки записывался? — огрызнулся Малфой. — Наверное, собрались скупить очередной магазин девчачьей ерунды и разглядывают журналы в спальне — иначе как ещё им бы удалось утащить отсюда Паркинсон. Ну и отлично, надоела за день. Иди и ты — наверное, тебя там ждут.

Малфой, похоже, разомлел от пива или тепла — за последние пару недель это была самая длинная его фраза, обращенная к Эльве, не содержащая, к тому же, колкостей в её адрес.

— Что-то не хочется, — ответила она, наблюдая за пляшущим в камине пламенем.

Эльва подумала, что следовало попробовать наладить отношения, раз так удачно подвернулся случай.

— Ты молодец — быстро разобрался с разрешением для нашей команды.

Драко только скривился, сделав очередной глоток пива.

— Отец постарался. Всё было решено ещё в субботу вечером.

— Зачем Амбридж это понадобилось? — спросила Эльва, стараясь поддерживать беседу.

— А ты не понимаешь? Проще держать ситуацию под контролем.

— Если Волдеморт давно повержен, и речи о его возрождении не идёт, то, по-моему, Министерству можно уже расслабиться. Едва ли появится какая-то более серьёзная угроза.

Прозвучавшее имя заставило Драко Малфоя сжать челюсть так, что желваки заиграли на скулах.

— Угу, если, — отозвался он.

Эльва глянула на сокурсника, нахмурившись.

— Хочешь сказать, что…

— Я не склонен говорить о том, чего не знаю, Райт. И о чём не следует — тем более, — Малфой резко перебил собеседницу, посмотрев на неё предупреждающим взглядом.

Эльва примирительно замолчала. Она стала потихоньку привыкать к общению на факультете. Всё — между строк, особенно самое важное. Только что Драко Малфой сказал, что Поттер не лгал о возрождении самого страшного тёмного волшебника, но произносить этого было нельзя.

— Будешь? — слизеринец, покопавшись где-то сбоку в своем кресле, протянул ей ещё одну бутылку.

— Давай, — Эльва согласно приняла угощение.

Говорить больше не хотелось, и они с Малфоем молча пили сливочное пиво, наслаждаясь тишиной и теплом огня, пока на улице бушевала гроза.

Следующая неделя оказалась весьма продуктивной для Отряда Дамблдора. Гермиона блестяще разрешила проблему с оповещением всех о дате занятия — раздобыв фальшивые галеоны, она воспользовалась Протеевыми чарами, и теперь на ребре каждого галеона отображались дата и время следующего занятия, которые устанавливал на своей монете Гарри. Сами монеты в этот момент нагревались.

Ребята встречались уже дважды за эту неделю, перейдя от Экспеллиармуса к более сложным заклятиям. Даже Невилл (Эльве, наконец, удалось запомнить имя мальчика с какутсом), при всей своей патологической неуклюжести, делал успехи. Общий уровень их небольшой группы рос на глазах, хотя самой Эльве ещё пока нечего было тренировать — они с Луи Готье все простые заклинания прогоняли за первые десять минут дуэли в качестве разминки.

* * *

Понедельник был воистину ужасен. Всю ночь гремела гроза, которую было слышно даже в подземельях, и Эльва постоянно просыпалась. В итоге она проспала подъем, и пришлось пропустить завтрак, чтобы успеть на урок к Макгонагалл.

Декан Гриффиндора, очевидно, тоже встала не с той ноги, потому что гнала их по сложной теме семимильными шагами, раздражённо поправляя всех во время практики и не давая как следует сосредоточиться.

Затем на Нумерологии Эльве никак не хотело подчиняться решаемое ими вычисление, и она уже начала серьезно злиться, когда итог опять не сошёлся из-за допущенной по рассеянности ошибки, и пришлось переписывать всё снова.

В довершение, профессор Снейп дал огромное задание на оба урока Зельеварения, и Эльва едва успела его доделать в последнюю минуту, выслушав по этому поводу язвительный укор от преподавателя.

Кроме всех этих раздражающих мелочей девушку мучило ожидание ответа от мамы, который не приходил вот уже пятый день. В своём последнем письме Эльва упоминала, среди прочего, о том, что совиная почта в Хогвартсе перехватывается и просматривается, и теперь думала — не попало ли действительно послание к Амбридж, которая могла и вовсе избавиться от него.

Скорее всего, ничего страшного — либо так, либо мама занята на работе, но противное чувство тревоги уже по-хозяйски обосновалось в душе девушки.

К кабинету ЗОТИ мисс Райт добрела в ужасном настроении, мечтая, чтобы предстоящие два урока поскорее закончились, и она могла бы уединиться где-нибудь со своими мыслями.

Амбридж, как всегда, заставила всё занятие читать бредовый текст в учебнике, одобренном Министерством.

В конце урока, когда ученики уже собирались, она вдруг привлекла к себе внимание класса.

— До меня дошла информация, что некоторые студенты состоят в некоем внеклассном обществе, преследующем непонятные цели. Хотела бы напомнить вам, что с согласия Министерства магии подобная деятельность будет расцениваться мной как прямое нарушение школьных правил и приведёт к немедленному исключению. Ваши неокрепшие умы должны быть заняты учебным процессом, от которого лишние сборища будут вас только отвлекать.

— Ага, видимо переписка с семьей нас тоже отвлекает, — кто-то вполголоса рискнул высказаться с задних парт. В общем шуме встающих учеников эта фраза не выделялась, но Амбридж её услышала.

— В некоторых случаях это именно так, молодой человек. Иногда требуется провести жёсткую и непопулярную политику в настоящем, чтобы достичь общего блага в будущем.

Ужо позже Эльва думала, что преподаватель на самом деле не имела в виду никого конкретно, но в тот момент раздражение и утомление заставили девушку принять комментарий Амбридж на свой счет.

— Профессор, разве тайна личной переписки не охраняется законом Министерства магии? — поинтересовалась она громко.

— Это, конечно, так, мисс Райт, и ваша переписка в порядке. Однако, напомню, что вы — как несовершеннолетние — оказываетесь полностью под ответственностью преподавателей Хогвартса, и мы вынуждены порой принимать некоторые… меры для обеспечения порядка, — Амбридж повысила свой и без того тонкий голосок, что всегда делала, когда начинала выходить из себя, но Эльва уже не могла остановиться — в этой женщине она сейчас видела самый корень всех своих сегодняшних проблем.

— И под такими мерами вы понимаете незаконный просмотр совиной почты студентов?

— Минус десять баллов Слизерину, мисс Райт, за неуважительное обращение к преподавателю. Назначаю вам взыскание на сегодня, и поскольку это ваш последний урок, никуда не уходите — вы отбудете наказание прямо сейчас.

Выйдя из класса последней, Эльва плелась вслед за ненавистной генеральной инспекторшей, уже понимая, как сильно сглупила под влиянием эмоций.

Круглая розовая комната выглядела так же, как и в тот вечер, когда за столом для наказанных сидел Гарри Поттер. Сейчас туда уселась сама Эльва.

Амбридж молча положила перед ней несколько чистых листов пергамента и перо. То самое перо.

— Что мне писать?

— Сегодня мне бы хотелось напомнить вам о таких важных вещах, мисс Райт, как субординация и дисциплина. Вы знаете, что скрывается за этими понятиями?

— Да.

— Да, профессор Амбридж! Видите, вот об этом я и говорю. Субординация, мисс Райт, — это разница между мной — профессором, и вами — студенткой. Это та бездна опыта и знаний, что разделяет нас. А соблюдать субординацию — значит уважать превосходство старших и относиться соответствующе. Что отсылает нас ко второму понятию — дисциплина. Дисциплина, мисс Райт, — это соблюдение установленных норм и правил, созданных, заметьте, для блага школы и учеников. В эти нормы входит также и соблюдение субординации, — Амбридж сделала многозначительную паузу, во время которой отошла к своему столу и села в кресло. — Таким образом, я думаю, вам достаточно будет усвоить именно эти два понятия, чтобы между нами прекратились всякие разногласия. Итак, субординация и дисциплина. Приступайте.

Эльва, оглядев предварительно перо со всех сторон и заключив, что оно выглядит так же, как и обычное, принялась писать.

С первой же секунды стало ясно, что обычным перо не было. Буква «С» прорезалась на тыльной стороне ладони заметной болью и тут же затянулась, оставив лишь красный след на коже. К концу «Субординации» Эльва уже искренне сочувствовала Поттеру, потому что терпимая на первый взгляд боль с каждой буквой становилась сильнее, так как кожа на руке всё больше раздражалась.

В этот момент дверь кабинета вдруг с треском распахнулась, заставив Эльву вздрогнуть, и на пороге появился профессор Снейп. Амбридж подскочила со стула.

— Что вы…

— Профессор Амбридж, я вынужден забрать мисс Райт — она мне нужна.

— Никак не могу этого допустить, уважаемый профессор Снейп. Ученица отбывает полученное наказание.

— Значит, она отбудет наказание у меня.

— Не думаю, что это целесообразно. Как её преподаватель, я имею полное право…

— Как декан её факультета, я имею полное право принимать окончательное решение относительно отработки взысканий, профессор Амбридж.

Амбридж посерела от негодования. Однако через мгновение рот её растянулся в противной улыбке.

— Что ж, прекрасно. Значит, пора пересмотреть права деканов. Мисс Райт, в этот раз вы продолжите отбывать взыскание у профессора Снейпа. Оставьте перо и пергамент на столе.

Эльва, отложив садистский инструмент, поспешила к своему декану, ощущая себя между двумя волшебниками, сверлящими друг друга угрожающими взглядами, словно в центре тайфуна, который по чудесной случайности до сих пор не подхватил её и не разнёс в клочья.

— Признаться, я был более высокого мнения о ваших умственных способностях, — заявил Снейп, быстро ступая, как всегда, впереди на два шага. — За своё избавление скажите спасибо мистеру Малфою, который решил предупредить меня о том, что слизеринец получил взыскание у генерального инспектора. Ситуация в школе и так непростая, а благодаря вашим стараниям она, скорее всего, теперь ухудшится.

Ответить было нечего — Эльва понимала, что действительно повела себя откровенно глупо, что уже стоило её факультету десяти баллов, а Амбридж теперь произошедшего так не оставит.

Они пришли к кабинету Зельеварения, и Снейп впустил ученицу внутрь.

— До самого ужина занимайтесь чисткой котлов, — заключил он, отворачиваясь и выходя.

На самом деле, котлы прекрасно очищались предусмотренным для этого заклинанием, но Снейп частенько пользовался именно таким методом наказания. Хорошо придумано, учитывая, что в некоторых ёмкостях запёкшиеся остатки дневных приготовлений было практически невозможно отскоблить. Вода, кстати, тоже была только холодная, поэтому на исходе второго часа Эльва каждые пять минут поглядывала на часы, создавая скорее видимость работы, нежели реально её выполняя.

Без двух минут семь Спейп, наконец, появился.

— Мойте руки, мисс Райт, и отправляйтесь на ужин. Я ожидаю, что вы сделаете нужные выводы из произошедшего сегодня и более не поставите ни себя, ни меня в подобное положение.

Лежа под наколдованными созвездиями, Эльва размышляла о том, что ответ от мамы так и не пришел. Обдумывая теперь произошедшую перепалку с Амбридж, она пришла к выводу, что, вероятно, инспекторша тут ни при чём — она обмолвилась, что «ваша почта в порядке», и потом, наедине, ничего не говорила об этом.

Значит, маму отвлекают рабочие дела. Целых пять дней подряд? Да, целых пять дней подряд! Что тут ещё может быть?

Не в состоянии найти ни один правдоподобный ответ на этот вопрос, Эльва ворочалась с боку на бок, и только через час сон, наконец, одолел сопротивляющийся рассудок.

* * *

Октябрь, утопающий в ненастье и ветрах, подошел к концу. В замке стало заметно холоднее, хотя ещё месяц назад Эльве казалось, что в подземельях холоднее стать просто не может — иначе там едва ли можно будет жить. Начало ноября было ознаменовано ожидаемым всей школой матчем Слизерин-Гриффиндор, и Драко Малфой две последних недели претворял в жизнь свой план по нейтрализации нового вратаря команды соперников — Рона Уизли. К слову, делать это ему не составляло труда, так как рыжий гриффиндорец весьма предсказуемо реагировал на провокации.

Ясным и холодным утром матча в слизеринской гостиной царило нервное возбуждение. Ребята где-то раздобыли значки в форме короны, гравировка на которых гласила «Уизли — наш король», а на столе лежали листы с речёвкой для болельщиков. Эльве казалось, что такая агитация уже чересчур, и, несмотря на заявление Теодора Нотта о том, что на войне все средства хороши, себе «корону» она не взяла. Удивительным было то, что самого Малфоя в это утро нигде не было видно до самого завтрака, куда он пришел раздражённым больше обычного. Эльва списала это на волнение перед игрой.

План Драко оправдал себя на все сто — уязвлённый вратарь Гриффиндора пропускал один мяч за другим, что только больше распаляло довольных своим успехом соперников. Матч однозначно закончился бы их победой, если бы Гарри Поттер не поймал снитч.

Напряжённая игра никого не оставила равнодушным, и медленно расходящиеся зрители с воодушевлением её обсуждали, поэтому Эльва не сразу заметила потасовку, происходящую на поле. Когда брошенное Мадам Хуч заклятие Импедимента, наконец, привлекло её внимание, она увидела лежащего на траве Малфоя. Руками он тщетно пытался утереть ручьем идущую из носа кровь. Рядом поднимались отброшенные заклятием Поттер и Джордж Уизли. Желая подойти поближе к происходящему, Эльва принялась протискиваться сквозь толпу болельщиков, но через несколько минут поняла, что на поле все уже разошлись, и Драко помогали идти к раздевалкам Крэбб и Гойл. Она обратилась к стоящей рядом студенке со значком Хаффлпафа.

— Не видела, из-за чего они подрались?

— Видела! Но не слышала… Драко Малфой, приземлившись, что-то им кричал, и Гарри сначала держал Джорджа, а потом сам напал на Малфоя вместе с ним. Фред Уизли тоже хотел принять участие, но девчонки ему помешали. Не понимаю, чего драться, игра есть игра.

Эльва тоже ничего не понимала, глядя на удаляющегося Малфоя. Несмотря на проигранный матч, зрители — все, кроме Гриффиндора, — откровенно потешались над новым вратарём, а Слизерин уверенно вёл в счёте. Пойманный снитч, в конце концов, можно списать на удачу. План сработал отлично, и, судя по тому, что Эльва знала о Драко Малфое, тот сейчас должен был быть доволен собой как никогда. А он провоцирует Поттера и Уизли на драку, не успев приземлиться.

К больному её пустили только на следующий день. Драко полулежал на подушках, отвернувшись к окну. На вид он был здоров, только небольшая ссадина на скуле выдавала вчерашнее происшествие.

— Привет, больной!

Малфой медленно повернулся к ней.

— Райт, я здесь до сих пор нахожусь только потому, что эта безумная женщина, — он кивнул в сторону кабинета колдомедика, — видимо, не имеет других дел и отчаянно скучает без работы. А уж в посетителях я однозначно не нуждаюсь.

— Ладно тебе, я принесла тыквенное печенье, — примирительно сказала Эльва, вытаскивая из сумки пергаментный свёрток и пристраивая его на тумбочку.

— Спасибо, — ответил Малфой, закатив глаза, и снова отвернулся к окну.

Эльва надеялась, что разговор сам выйдет в нужное русло, но теперь поняла, что придётся спрашивать напрямую.

— Зачем ты это сделал?

— Ты о чём?

— Зачем ты спровоцировал Поттера и близнецов?

— Что за идиотский вопрос, Райт? Затем, что я слизеринец, а они — гриффиндорцы. Затем, что мы обычно так общаемся между собой. Затем, что у Поттера и всей семейки Уизли мозгов не хватит отреагировать по-другому.

— Вот именно. Ты достаточно проницателен, Малфой, чтобы знать, где та грань, за которой твой собеседник примется бить тебя по лицу. Так что мне интересно, зачем ты сознательно нарвался на драку после так удачно сложившейся игры.

— Ты там вообще была? Если ты еще не в курсе, мы проиграли.

Эльва поморщилась.

— Ты знаешь, о чём я. Этот матч Гриффиндору и Рону Уизли будут ещё долго припоминать, и это — полностью твоя заслуга.

— Знаешь, наблюдая за Уизли, я стал серьёзно подозревать, что он едва ли сыграл бы лучше, даже если бы мы вообще ничего не делали.

— Сомневаюсь, но ты уходишь от темы.

Малфой немного помолчал.

— Райт, тебе не говорили, что лезть не в своё дело нехорошо и чревато последствиями? Только затем, чтобы ты побыстрее убралась отсюда и оставила меня в покое, я скажу, что был, возможно, немного раздражён утренним письмом из дома, — вопреки резким словам, голос однокурсника не выражал угрозы, а, напротив, стал тише и спокойней.

— Что-то серьёзное?

— Всё в порядке.

Возникла пауза, и Эльва догадалась, что Драко подбирает правильные слова.

— Мать с отцом устраивали крайне важный приём на этих выходных. Я беспокоился, как они справятся.

Эльва старалась вникнуть в истинный смысл его слов.

Малфои постоянно устраивают приёмы, насколько ей известно. Всё аристократическое общество, наверное, уже на них побывало. Что за гость мог оказаться настолько важным? Министр магии? Но Люциус Малфой давно наладил связь с Министерством, и даже министр, скорее всего, уже неоднократно бывал в их доме.

В этот момент память услужливо вытянула на поверхность один нелицеприятный факт о семье Драко, который давно бродил среди студентов в качестве сплетни: Люциус Малфой считался Пожирателем смерти, чуть ли не правой рукой Волдеморта во времена первой магической войны. Эльва слышала, что только несметное количество денег и очень влиятельные связи уберегли Малфоев от преследования в те годы. А в тот вечер, когда Драко угостил её сливочным пивом, он намекнул…

Не может этого быть!

От ужасной догадки кровь прилила к лицу, и Эльва молча смотрела в окно, забыв, что надо продолжать разговор.

Малфой хмыкнул, уловив понимание в её взгляде.

— Иди по своим делам, я договорился с Помфри, что она выпустит меня к ужину.

— И часто у вас устраивают такие важные приемы? — спросила Эльва, наверное, жёстче, чем следовало.

— А вот это уже тебя не касается, — мгновенно ощетинился однокурсник.

— Прости, — она осеклась, напомнив себе, что для Драко эта новость тоже оказалась неприятной. — Тебе и самому, наверное, невесело.

— У меня всё отлично, Райт, — произнёс он ровным голосом, снова отворачиваясь к окну и давая понять, что разговор закончен.

Весь день школа обсуждала новость о том, что Гарри Поттер больше не будет играть в квиддич. Вместе с ним эта участь постигла Джорджа и Фреда Уизли. Только после обеда Гермиона в библиотеке объяснила Эльве, что такое ужасное наказание придумала, конечно же, Долорес Амбридж, которая вчера получила от Министерства полномочия обладать решающим словом в определении наказаний, санкций и привилегий для студентов.

Слушая возмущения гриффиндорки, Эльва ни секунды не сомневалась, чья это вина.

«Значит, надо пересмотреть права деканов», — кажется, так инспекторша выразилась, когда Снейп спас свою студентку от пытки пером? Ну, вот и оно.

Атмосфера в Хогвартсе стала ещё более удручающей. Эльва, написавшая маме перед матчем очередное письмо с одним-единственным вопросом, всё ли у той в порядке, за неделю снова не получила ответа и решила, что если за выходные он не придёт, то она пойдет к директору и будет просить разрешения связаться с мамой каким-либо другим способом.

Возможно, устав от тяжёлых мыслей, а может, просто потому, что первая суббота ноября ознаменовалась ранним снегопадом, Эльва согласилась на предложение Астории пойти в Хогсмид после завтрака.

Услышав это, Дафна напросилась идти с ними, а через полчаса выяснилось, что она пригласила и Драко, который не только принял приглашение, но и тащит с собой Паркинсон и Блейза.

Так что в Хогсмид отправились целой компанией. Снегопад стал таким сильным, что, невзирая на недостаточно низкую температуру, снег просто не успевал таять, и Астория с Дафной принялись лепить снежки, бросаясь ими во всех подряд и весело смеясь. Пэнси, получившая снежком в плечо, решила ответить разыгравшимся девушкам, но, разбегаясь, чтобы кинуть свой снежок, поскользнулась на мокром снегу и свалилась, забавно размахивая руками. Малфой закатился смехом и тут же заработал ком снега прямо в лицо — Астория постаралась, и теперь стремительно убегала подальше, опасаясь мести. Через десять минут в «войне» принимали участие уже все, не сговариваясь, разделившись на две стороны — Блейз стал помогать сёстрам, а Эльва, словившая снежок в спину от Дафны, играла за Драко и Пэнси.

В итоге путь до Хогсмида занял целый час, и когда, мокрые и уставшие, они добрались до «Трёх Метел», то единодушно решили отправиться подсохнуть и чего-нибудь выпить.

Горячий эль приятно согревал нутро, Дафна и Драко шутливо спорили, кто из них бросал более метко.

— Гринграсс, не придумывай, я тебе лично три снежка прямо в голову послал!

— Ха, сам-то от снега хоть успел глаза протереть? — вмешалась Астория.

— Вот кто точно получал снежок за снежком, так это ты, — засмеялась Пэнси, а затем неожиданно легонько толкнула Эльву в плечо. — Тут Райт мне очень помогла.

— Помог-а-л-а, пока я не остановил это безобразие, — довольно хохотнул Блейз.

Вполуха слушая беседу, Эльва чувствовала, как тепло от эля, похоже, разливается куда-то за пределы физического ощущения, а улыбка прочно закрепляется на лице. Кажется, впервые с того момента, как «Хогвартс-Экспресс» унёс её в неизвестное будущее, она вдруг осознала себя там, где должна быть, там, где хочет быть. И этот странный Хогвартс, с новыми людьми, с вечно враждующими слизеринцами и гриффиндорцами, с невпопад перемещающимися лестницами, вдруг показался не таким уж чужим.

Через несколько часов они, порядком проголодавшись, поспешили в замок на обед.

Эльва решила заскочить в спальню, чтобы переодеться, но в гостиной увидела Снейпа.

— Мисс Райт! Наконец-то! Следуйте за мной.

— Что случилось? — стараясь поспеть за деканом, спросила она сбивающимся голосом, периодически переходя с быстрого шага на лёгкий бег.

— Вам срочно нужно к директору, — голос преподавателя был как всегда бесстрастен, но Эльве почудилось, что она уловила в нём напряжение.

Когда они вошли в кабинет, Альбус Дамблдор стоял прямо у двери, ожидая их. Что-то в его взгляде, обращённом к ней, заставило сердце замереть, а рот не желал озвучить вертевшиеся на языке вопросы.

— Мисс Райт. Мне крайне жаль выступать в роли гонца с плохими вестями, но я вынужден сообщить вам, что ваша мать, Аврора Райт, сегодня утром скончалась в больнице Святого Мунго от неизлечимого заболевания.

Холодно. Ранний ноябрьский снег, не переставая, летит с неба лёгкими хлопьями, и они тают, едва коснувшись земли. Некоторые ложатся на ледяной мрамор надгробия, и это продлевает их жизнь на несколько мгновений. Тишину нарушают лишь голоса пришедших, впрочем, робкие и ненавязчивые. Они сплетаются в единый шёпот, и не хочется различать в нём слова.

На небольшом семейном кладбище Райтов сегодня станет на одну могилу больше.

Где-то на задворках сознания Эльва спрашивает себя, будет ли она лежать когда-то здесь же или ей нет места среди предков чужого рода.

Нельзя сказать, что здесь многолюдно.

Из родных — лишь она, и её двоюродная тётя по отцовской линии.

Эстеры не приехали. Да и некому особенно. Бабушка с дедушкой давно умерли, старший брат мамы давно перестал общаться с ней, Эльва не знала почему, и даже ни разу не видела его.

Можно узнать нескольких маминых друзей. В основном, родители ребят, которых Эльва всегда приглашала на дни рождения.

Некоторые коллеги тоже здесь. Эльва думает, что пара волшебников позади — чета Гринграсс, но даже если так, это — дань необходимости. Ведь с «Адиумом» их связывают деловые отношения, которые они не хотят терять. Спешат наладить новые контакты.

Приехал, конечно, Луи Готье, и Эльва встретила его ещё у кладбищенских ворот. Он выглядел грустным и растерянным, вздохнул, приобнял. Эльва молча кивнула в ответ, и они больше не разговаривали.

Альбус Дамблдор стоит рядом всю церемонию, смотрит на неё украдкой. Думает, что незаметно, но на самом деле заметно, и Эльву это раздражает. Гораздо позже она узнает, что директор успел оформить опеку ещё до похорон.

Она держится молодцом.

Лишь один раз на мгновение ей кажется, что вот-вот не сдержится — когда, прощаясь, она бросила на крышку погружённого уже гроба несколько роз. Чисто белых, совсем как те, что обвивали веранды и колонны поместья дивно пахнущим ковром. Их сажала мама.

В этот момент в разум впервые врывается осознание, что они теперь в последний раз так близко друг к другу, не разделённые толстым слоем сырой земли. Отчаяние и ужас подступают совсем близко, и Эльва готова на что угодно, лишь бы остановить происходящее. Маме бы здесь точно не понравилось. Она не любила, когда холодно и темно. И кому только пришло в голову, что мёртвых нужно закапывать?

Но она всё же сдерживает себя. Тихо смотрит, как чёрные горсти промёрзшего грунта одна за другой осыпаются на гроб. В голове пусто. Ни одной связной, важной мысли.

Наконец, всё заканчивается. Директор спрашивает её, не хочет ли она забрать что-то из дома перед возвращением в школу.

Она хочет. Конечно, хочет. Но не может заставить себя сейчас зайти в свой дом. Не может пройти по коридору, зная, что ЕЁ здесь нет и уже никогда не будет.

Поэтому она отказывается. Дамблдор подталкивает её к выходу — пора идти.

Последний взгляд на мраморный камень — кажется, огромная часть её самой теперь тоже обитает под ним.

* * *

Ноябрь шёл своим чередом. Один урок сменялся другим, обед наступал вслед за завтраком, ужин — вслед за обедом, и вместе они сливались в бесконечную полосу нудных, однообразных дней. Вокруг одни и те же люди, одни и те же лица, одни и те же вопросы.

Как же не хватало теперь уединения и её светлой, уютной спальни.

Эльва бродила с этажа на этаж в ожидании, пока пройдёт достаточно времени, чтобы все ушли спать. Забавно, но теперь она не боялась заблудиться. Может, она даже хотела заблудиться, чтобы ощутить хоть какие-нибудь новые эмоции. И, естественно, ей это ни разу не удалось.

Самое ужасное, что больше всего мисс Райт угнетало накрывшее с головой одиночество, но при этом она не желала видеть никого вокруг. Несколько раз, забывшись, она порывалась написать маме письмо. Один раз даже успела потянуться за пергаментом.

Ужин и обед приносили облегчение, потому что основная масса студентов собиралась в Большом зале, и Эльве было проще найти для себя уединённый уголок. Часто она сидела у не замёрзшего ещё озера, смотря на тёмную водную гладь, пока от холода не переставала чувствовать пальцы на руках.

Как-то раз, когда она не приходила в Большой зал второй день подряд, профессор Дамблдор нашел её и попросил есть хотя бы раз в день. Она была благодарна, что директор не пытался лезть к ней в душу.

О назначенной встрече Отряда Дамблдора Эльва вспомнила, когда идти было уже поздно. Даже если бы и вспомнила вовремя, всё равно не пошла бы. Невыносимо было представлять, как её сокурсники, смеющиеся, радостные, продолжают жить, как будто ничего не случилось, будто бы всё осталось по-прежнему.

Хотя, горько ухмыльнулась Эльва, для них, разумеется, ничего не изменилось.

В библиотеку приходилось ходить до завтрака или перед самым отбоем, чтобы не встретить ненароком Гермиону Грейнджер. Но однажды, через неделю после похорон, гриффиндорка подкараулила её, придя раньше восьми утра. Увидев вошедшую подругу, Грейнджер подскочила к ней с большими глазами.

— Эльва! Что происходит? Я уже начала серьёзно волноваться! Ты что, избегаешь меня?

Ну вот, начинается. Опять эти вопросы. Неужели они все не могут просто оставить её в покое?

— Мне надо было побыть одной.

— Эльва, скажи, что случилось? Ты в порядке?

— Я же говорю, мне надо было побыть одной!

— Но…

— Перестань искать со мной встреч! Я не хочу говорить ни с кем! И не вздумай снова поджидать меня тут, неужели ты думаешь, что я случайно перестала приходить в обед? — выкрикнула Эльва, пока её разум твердил: «Нет! Не говори этого! Она ни при чём. Она даже не знает! И не заслуживает этих слов». Но напряжение, копившееся всю неделю, готово было извергнуться в истерике и слезах, и Эльва злилась, не желая допускать подобной слабости перед кем-либо.

Не в силах сдержать себя, она круто развернулась и стремглав вылетела из библиотеки под ошарашенным взглядом карих глаз.

Малфой один раз в гостиной попытался начать разговор, но Эльва осталась холодна, а воспитанному в чистокровной семье юноше не надо было объяснять такие вещи дважды. Поэтому он больше не докучал ей.

Тяжело приходилось в спальне. Конечно, Райт изо всех сил старалась сократить пребывание там до минимума, поднимаясь из гостиной только после полуночи и уходя задолго до завтрака. Но иногда кто-то из девочек всё ещё не спал, когда она заходила в комнату.

В один из таких вечеров, в последних числах ноября, Астория с ажиотажем принялась рассказывать вошедшей однокурснице об обнаруженном летом магазинчике косметики в Лондоне, который без проблем и в кратчайшие сроки осуществляет пересылку заказа.

— Эльва, ты меня слушаешь? Я говорю, можно было бы сделать заказ до Рождества.

— Извини, мне это не интересно, — сухо отозвалась девушка, укладываясь спиной к Астории.

— Ну, как знаешь, — обиделась та и тоже отвернулась.

Эльва закрыла глаза, дотронувшись до медальона, висящего теперь на её груди. Золотая птица на красном фоне. Единственное свидетельство того, что она, возможно, ещё принадлежит чему-то большему, нежели просто сама себе.

Почти каждую ночь теперь ей снилась мама. Это были тяжёлые, сумбурные сны, полные горького привкуса отчаянья. В них мама всегда ускользала в последний момент. То она растворялась в воздухе, едва лишь стоило протянуть к ней руку, то её уносило куда-то в темноту, пока Эльва, сбивая дыхание, бежала за ней, безуспешно стараясь догнать.

За этот ноябрь ей довелось познакомиться с полувеликаном — профессором Хагридом. Ростом с двоих мужчин, он был обладателем пары добрых глаз, густой чёрной бороды, и вел Уход за Магическими Существами. Откровенно говоря, профессор Хагрид хоть и старался вести себя так, как подобает преподавателю, педагогика не была его коньком. Ко всему прочему, на первом же занятии появилась Амбридж с инспекцией, и в противостоянии с ней он потерпел полное фиаско.

Тем не менее, сам урок был довольно занимателен. Существа, которых они рассматривали, оказались видимы далеко не всем. Кто-то сказал, что нужно прочувствовать смерть близкого, чтобы их увидеть. Может, и так — Эльва видела. Чёрные, похожие на лошадей создания — фестралы — выглядели словно обтянутые кожей скелеты, а жилистые крылья на спине легко поднимали их в воздух.

Вероятно, для Амбридж загон так и остался пустым, поскольку до самого конца занятия она расхаживала со скептической улыбкой, не предвещавшей бедняге полувеликану ничего хорошего.

Из-за необходимости большую часть времени скрываться в отдалённых, безлюдных коридорах, Эльва серьёзно отставала с домашними заданиями. Впрочем, её это не сильно волновало. Даже если она садилась делать что-нибудь из уроков с сосредоточенным видом, так только для того, чтобы остальные присутствующие в гостиной не приставали к ней с разговорами.

Оценки заметно съехали вниз. Несколько раз Эльва даже стала причиной потери баллов факультета из-за плохой подготовленности к уроку, после чего некоторые слизеринцы стали бросать на неё недовольные взгляды.

К началу декабря она уже проделала путь от одной из лучших учениц до категории едва избегающих исключения горе-студентов. Поэтому, придя в среду на нумерологию, она никак не отреагировала на то, что, видимо, забыла положить в сумку чистые листы пергамента.

Профессор Вектор принялась объяснять новую тему, класс сосредоточенно скрипел перьями, а Эльва, сидя за пустой партой, наблюдала за разыгрывавшейся на улице снежной метелью. Она думала о том, что из-за такой погоды не удастся пойти к озеру в обед, и придётся опять бродить по коридорам.

А ещё придётся сходить на ужин. Благо, её нынешняя тактика позволяла свести общение к минимуму. Приходя в Большой зал за десять минут до окончания времени трапезы, Эльве удавалось заставать там минимальное количество учеников. Она присаживалась за ближайший ко входу край своего стола и быстро ела, не прекращая жевать, чтобы, если что, был повод не отвечать тем, кто решит что-то выспрашивать.

В этих мрачных мыслях она не сразу услышала, что профессор Вектор обращается именно к ней.

— …мисс Райт! Вы слышите меня? Вы можете не записывать лекцию, если считаете, что обладаете идеальной памятью, но записать вычисление вы обязаны. Так что, будьте добры, достаньте все-таки письменные принадлежности и перепишите то, что видите на доске.

— Я забыла чистый пергамент, профессор, — бесстрастно ответила девушка.

Профессор Вектор, опешив от такого ответа, раздражённо сказала:

— Что ж, мисс Райт, мой предмет — дополнительный, и посещается теми, кто имеет к нему склонность. И раз уж вас совершенно не смущает невозможность вести хотя бы записи, мне думается, что вам следует воздержаться от дальнейшего изучения нумерологии. А сейчас я прошу вас покинуть кабинет — вы и так отняли достаточно времени у тех, кто ещё хочет чему-то учиться.

Эльва молча подхватила сумку и вышла в коридор, громко захлопнув дверь за собой. Она знала, что преподаватель была права на её счет, но всё равно сердце сверлила глухая обида. Разве она виновата, что действительно не хотела теперь учиться? Не хотела вообще ничего!

Но, в самом деле, какой смысл посещать занятия, если Эльва едва могла вспомнить потом даже тему урока? Эта мысль казалась теперь такой очевидной, что после обеденного перерыва слизеринка продолжила гулять по коридорам, пропуская какие-то уроки. Удивительно, как ей удалось не наткнуться во время занятий на кого-нибудь из профессоров или на школьного смотрителя с его ябедой-кошкой. Но, так или иначе, она беспрепятственно гуляла по школе до самого вечера.

В какой-то момент, уже когда сумерки полностью окутали замок, ей послышались приближающиеся шаги, и пришлось скользнуть на лестницу, ведущую на Астрономическую башню. Поднявшись на верхнюю площадку, Эльва удивилась, как она раньше не открыла для себя холодную уединённость этого места.

Башня была абсолютно продуваемой, и сейчас, в метель, ледяные снежные вихри струились по её каменному полу, вырисовывая причудливые узоры, сплетённые из лёгких теней на пробивающемся кое-где лунном свете. Это было невероятно красиво. Эльва подошла к перилам открытого балкончика, подставляя лицо колючим потокам. Очертания окружающего пейзажа было невозможно разглядеть из-за снежной пелены, и потому возникало ощущение, что перед ней — зияющая чёрная пропасть. Эльву это устраивало. Казалось, происходящее на башне буйство стихии отражало всё, что происходило в ней самой.

Она не знала, сколько минут или часов стояла тут, наслаждаясь погодой и одиночеством. Её мантию и волосы уже полностью покрывали снежинки, а пальцы рук и ног она перестала чувствовать ещё давно.

Эльва сдвинулась с места, только когда ветер стал заметно ослабевать, а луна снова скрылась за тучей, и волшебство момента оказалось разрушено. На негнущихся ногах она незамеченной добрела до подземелий спящего Хогвартса. После ледяного ветра её кожа начала гореть в тёплом воздухе замка.

Дойдя до спальни, Эльва прямо в мантии, не убирая покрывала, рухнула на кровать, надеясь только, что сегодня не увидит никаких снов.

Языки пламени охватили все вокруг.

Жар набирает силу, становится почти невыносимым. Эльва бросается в сторону, где можно различить свободное от огня пространство, но на её пути в ту же секунду взмывает ввысь новая обжигающая стена.

Она мечется, пытаясь найти выход, но кольцо огня всё время сужается вокруг неё. Вот уже нельзя сделать и шагу в сторону, летящие искры жгут ноги. Огонь поднимается выше по её телу, обвивает шею, сжимает её, вызывая сильное жжение.

Эльва хочет вырваться, от напряжения кровь в висках стучит всё сильнее, голова раскалывается на части.

Усиливая хватку, огонь спрашивает её, зачем она сопротивляется, ведь она всё равно не желает жить, и лучше поддаться…

— Нет! Это не так! Это не так… — закричала она, и собственный голос вырвал её из огненной западни.

— Мисс Райт! Вы слышите меня? Мисс Райт!

Горло по-прежнему саднило, болела голова. Тело бил озноб, и одновременно с этим было нестерпимо жарко.

Она постаралась открыть глаза. Взгляд никак не желал фокусироваться. Потом ей показалось, что она рассмотрела лицо директора, склонившегося над ней. Эльва попыталась встать, но тело было ватным, а голова закружилась ещё сильнее.

— Не вставайте. У вас очень сильный жар, вы бредите. Сейчас вас перенесут в больничное крыло, — прозвучало сбоку, и девушка узнала низкий ровный голос профессора Снейпа.

В этот момент она снова провалилась в сон, на этот раз — в спасительную пустоту.

Она окончательно пришла в себя только к субботе. Четверг она не помнила вовсе, а в пятницу просыпалась несколько раз ненадолго, чтобы попить воды, и засыпала снова.

В субботу утром у Эльвы впервые за последние дни не возникло желания тут же опять заснуть. Из-за светлых штор пробивались задорные солнечные лучи. В палате было свежо, но тепло.

Она медленно повернула голову и увидела директора Дамблдора, сидящего в кресле у кровати и держащего в руках небольшую фарфоровую чашечку. Мягко поглядывая на неё поверх очков-половинок, он слегка улыбнулся.

— Рад вашему пробуждению, мисс Райт. Доброе утро.

— Здравствуйте, профессор. Что со мной произошло?

— Невероятно, но, похоже, вы очень переохладились и подхватили сильную простуду. Ночью ваши соседки по комнате услышали, как вы что-то кричали во сне, но разбудить вас не удалось, и они обратились к декану. У вас был сильный жар.

— Да, кажется, я помню, мне снилось, что огонь пытается меня убить.

— Занимательно, как во снах наше подсознание всегда старается дать нам некоторые подсказки. Скажите, мисс Райт, вы не знаете, где могли так замерзнуть? — складывалось впечатление, что директор на самом деле знал ответ на этот вопрос, и Эльва смутилась. Сейчас её вечерняя вылазка показалась довольно глупой.

— Возможно, в тот вечер я… слишком задержалась на Астрономической башне, куда поднималась посмотреть на зимний пейзаж.

— Ах, да, да, скорее всего так и есть, — ответил он поспешно, а затем ненадолго умолк. — Эльва — ничего, если я буду иногда обращаться к тебе по имени? Эльва, быть может, сейчас это покажется тебе глупостью, но я всё же скажу: когда приходит беда, настоящая беда, отыскать утешение порой очень сложно. И тогда никто не сможет вытащить тебя из бездны, кроме тебя самой. Ты сама должна найти в себе то, ради чего следует продолжать жить.

— Я знаю. Я… Теперь всё будет по-другому. В ту ночь я кое-что поняла.

— Не поделишься со стариком? — с лукавой улыбкой спросил директор.

Эльва вздохнула, стараясь придать своим ощущениям словесную форму.

— Я думаю, что ошибалась, решив, что ничего теперь не хочу. Это неправда. Наверное, мне просто страшно. Я никогда не думала о том, что будет, когда мамы не станет. Мне очень недостаёт её, уже сейчас. Но я знаю, что мне хочется постараться оправдать её ожидания. Постараться стать той волшебницей, которую она всегда во мне видела.

— Что ж, я рад слышать эти слова, Эльва, ты даже не представляешь, насколько. Возможно, это слабое утешение, но знай, что я всегда готов помочь тебе в любых начинаниях. Поправляйся. Кстати, я сказал профессору Флитвику и профессору Макгонагалл, что в среду после обеда ты была занята моим поручением.

— О, — Эльва опустила глаза, вспомнив о прогулах. — Спасибо, профессор.

Директор отставил чашечку, поднялся со своего кресла и зашагал к двери. Перед выходом он обернулся.

— Ещё кое-что, мисс Райт. Обещаю поведать вам весьма интересную историю о мальчике по имени Том Реддл, если постараетесь поправиться к понедельнику и приступите к занятиям.

Эльва ошарашенно уставилась на директора.

— Обязательно! — поспешно заверила она.

В обеденный перерыв в палату зашёл Драко Малфой собственной персоной. Выгрузив из кармана мантии на стол кучу всяких сладостей, он вальяжно развалился в кресле.

— Знаешь, Райт, не хочу лезть к тебе в душу без приглашения, но ещё одного такого месяца слизеринская гордость не перенесёт. Даже Гойл не терял баллы за неуспеваемость трижды за две недели, — с усмешкой, но вполне дружелюбно начал тот. — Если планируешь и дальше ходить привидением, скажи мне — я буду тебя снабжать готовыми домашними заданиями.

— Ты настоящий друг, Малфой, — засмеялась Эльва.

— Чего не сделаешь ради чести факультета, — он шутливо развёл руками. Потом внезапно стал серьёзней. — Слушай, Снейп рассказал мне, что произошло. Про твою маму.

Эльва молча разглядывала узор на старом покрывале.

— Паршиво, — продолжил Малфой, не дожидаясь от неё ответа. — Собственно, я хотел сказать, что всегда готов выдать несколько язвительных реплик, чтобы желание придушить меня притупило все остальные неприятные мысли. Так что — обращайся.

Улыбка невольно поползла по её лицу.

Только Драко мог выбрать именно эти слова в качестве утешения.

— Иди уже на квиддич! Знаю же, что тренировка у вас сегодня, а ты тут сидишь.

— Не беда, Поттер Великолепный позаботился о том, чтобы мы в этом году легко заполучили кубок. И это стоило мне всего пары жалких синяков да разбитой губы.

— Ах, да. Это, разумеется, был твой продуманный заранее план.

— Вроде того. Ладно, пожалуй, и вправду пойду, — сказал он, поднимаясь. — У тебя тут кисло как-то.

— Малфой! — позвала Эльва вдогонку, и он обернулся в дверях. — Спасибо, что пришёл.

Потом приходила мадам Помфри — школьный колдомедик. Она принесла обед, заставила Эльву выпить уйму каких-то зелий, проверила температуру, прикрыла форточку, подоткнула одеяло — в общем, была до сумасшествия заботливой. Эльве она понравилась.

Ближе к вечеру забежали Дафна с Асторией. Следовало признать, что такое внимание со стороны однокурсников весьма льстило: Райт полагала, что никто и не подумает особенно интересоваться её самочувствием.

Сёстры Гринграсс громко болтали, и их стало слышно ещё из коридора. Весело вломились в палату, принесли, конечно, снова сладости и какие-то журналы. Эльва повторила им историю о пейзаже на Астрономической башне, из-за которого она задержалась на ветру. Похоже, что поверили. Ещё сказали, что Пэнси желает скорейшего выздоровления, но сама она на каком-то важном собрании старост по поводу предстоящего Рождества.

После их ухода Эльва снова выпила полагающиеся ей зелья и, почувствовав себя безмерно уставшей, легко заснула.

В воскресенье она уже томилась желанием поскорее встать с кровати, но с мадам Помфри было не так-то легко договориться. В итоге ей разрешили посидеть немного в кресле у окна.

В какой-то момент она услышала знакомые голоса и через открытую дверь палаты увидела Гарри, Рона и Гермиону, наткнувшихся на сурового колдомедика.

— Мадам Помфри! — воскликнула Гермиона. — Здравствуйте, Рон неудачно упал на тренировке по квиддичу, и теперь у него болит лодыжка.

По лицам Рона и Гарри легко можно было определить, что их подруга самозабвенно врёт. Но колдомедик, похоже, не заметила ничего странного и, причитая что-то о недопустимо жестоком спорте, занялась лодыжкой Рона.

Гермиона, незамеченная, сразу юркнула за ширму к слизеринке.

— Эльва, я так рада видеть, что ты поправляешься! Профессор Дамблдор сказал, что ты собираешься вернуться к учёбе уже в понедельник, но мне кажется, спешить не стоит — твоё состояние было очень тяжёлым!

— Да, но на самом деле я чувствую себя абсолютно здоровой и с удовольствием выписалась бы уже сегодня. Спасибо, что пришла навестить меня. Здорово придумано с квиддичем!

— О, да. Мне нужно было какое-то прикрытие. Я не знала, вдруг у тебя кто-то из слизеринцев.

— Гермиона, — Эльва осеклась, снова вспомнив брошенные в гневе слова. — Я знаю, что вела себя ужасно и наговорила тебе всякого. Мне нет прощения, но я хочу, чтобы ты знала, что на самом деле я никогда так не думала.

— Забудь об этом, это всё не имеет значения, я даже и не помню, что ты там наговорила, — Гермиона мягко улыбнулась.

Внезапная догадка неожиданно пришла в голову.

— Ты знаешь, — утвердительно сказала Эльва. — Насчёт мамы.

Гриффиндорка смутилась.

— Профессор Дамблдор не выдержал моих допросов и рассказал. Не обижайся.

— Не обижаюсь. Я рада тебя видеть и соскучилась по разговорам в библиотеке.

— Ну, тогда намекну, что завтра мне нужно будет подготовить огромный доклад для профессора Флитвика, — уже веселее проговорила Гермиона.

— Мисс Грейнджер! На сегодня посещения закончены. Забирайте ваших друзей, все ноги у них целы, — тоном, не терпящим возражений, сказала мадам Помфри, и Гермиона, бросив на больную последний тёплый взгляд, вышла из палаты.

* * *

Возвращение в мир живых далось непросто. Эльва серьёзно отстала практически по всем предметам и не представляла, как теперь всё это освоить. Кроме того, необходимо было снова завоёвывать уважение слизеринцев, которые пока не простили ей прошедший месяц.

Уже с понедельника она принялась разгребать ворох несделанных домашних заданий, просидев над ними до поздней ночи. Днём в библиотеке Гермиона подтягивала её по последним темам заклинаний и трансфигурации. С теоретическими предметами было проще.

Особняком стояли зелья — Эльва не сдала несколько сложных, которые следовало бы потренировать, так как они могли попасться на СОВ.

В итоге она решилась подойти к декану.

Профессор Снейп сидел за своим громоздким столом, сосредоточенно делая какие-то записи в большом потрёпанном альбоме.

Дверь к нему в кабинет была открыта, и Эльва встала на пороге, легко постучавшись о деревянный косяк. Снейп поднял взгляд от своей работы.

— Мисс Райт, — недовольно констатировал он. — Что случилось на этот раз?

— Что? О, нет, всё в порядке. То есть… Профессор Снейп, я хотела попросить разрешения потренироваться в свободное время в приготовлении тех зелий, которые я не сдала. Если можно, конечно.

— Можно. С завтрашнего дня и до конца недели буду ждать вас в кабинете зельеварения после занятий.

— Спасибо, профессор! — довольная, Эльва развернулась, чтобы уйти.

— Мисс Райт!

— Да?

— Итоговое тестовое задание, которое вы должны были сдать на прошлой неделе, я вам зачёл заочно.

Эльва округлила глаза. В случае со Снейпом подобное великодушие вполне тянуло на настоящий подарок ко дню рождения, Рождеству и всем остальным предстоящим праздникам.

— Спасибо большое, профессор Снейп...

— Не благодарите, этот кредит доверия быстро исчерпает себя, если к Рождеству вы не вернёте утраченные позиции.

— Я поняла, конечно, я быстро всех догоню!

— У вас есть все шансы.

* * *

Всю неделю Эльва ожидала предстоящего разговора с директором. Она выполнила свою часть уговора — в понедельник уже была на занятиях — и теперь не знала, как ей быть. Самой пойти к Дамблдору в кабинет? Или ждать, пока тот её пригласит?

Эти сомнения разрешила профессор Макгонагалл, окликнувшая Эльву после трансфигурации, которая была в тот день последним уроком.

— Мисс Райт! Задержитесь, пожалуйста. Профессор Дамблдор хотел бы вас видеть.

Они прошли в знакомый кабинет за каменной горгульей, и, поздоровавшись с директором, Макгонагалл ушла.

— Эльва, проходи.

Альбус Дамблдор стоял в отдалении у одного из своих переполненных стеллажей, а прямо рядом с ним на специальной жёрдочке сидела большая алая птица с длинным золотистым хвостом.

— Кто это? — заворожённо спросила Эльва, подходя ближе.

— Познакомься, это Фоукс. В прошлый раз я не успел вас представить. Фоукс — феникс.

— Он великолепен, — прошептала девушка, разглядывая волшебное создание.

Фоукс посмотрел на неё и издал странный щебечущий звук, немного склонив голову.

— Если хочешь, можешь погладить его — ты явно пришлась ему по душе.

Эльва осторожно, стараясь не напугать феникса, потянулась к сверкающему оперению на его спине. Но в момент, когда её пальцы коснулись птицы, произошло нечто странное. По руке прокатилась горячая волна, возникло яркое чувство притяжения, будто Фоукс был для неё магнитом, голова закружилась.

Покачнувшись, Эльва отдёрнула руку и непонимающе уставилась на птицу. Фоукс, казалось, не испугался — наоборот, слегка расправил крылья и придвинулся к гостье поближе.

— Что-то не так? — поинтересовался Дамблдор у замершей на месте ученицы.

— Э-э-э… нет, всё в порядке. Фоукс замечательный!

Директор с сомнением окинул её пристальным взглядом, но ничего не сказал. Затем направился к своему столу.

— Думаю, следует налить нам горячего чаю, беседа предстоит интересная.

Через десять минут они устроились с чашками друг напротив друга — Дамблдор в своём кресле, его студентка через стол от него.

— Эльва, я знаю причину, по которой тебя так интересует этот волшебник, Том Реддл. У нас с твоей мамой состоялся летом серьёзный разговор, во время которого Аврора поведала мне твою историю, а я пообещал ей, что позабочусь о тебе, когда придёт время.

— Когда придёт время? Что это означает? — нахмурилась Эльва. — Мама что, знала, что это случится?

— Именно так. Твоя мама была неизлечимо больна. Когда она поняла, что времени почти не осталось, то была вынуждена ради твоего будущего перевести тебя на школьное обучение.

— Но… Почему она не сказала ничего мне?

— Она берегла твои чувства, — директор тяжело вздохнул. — Старалась продлить минуты твоего беззаботного счастья. Однажды ты поймёшь, почему она поступила так, а не иначе.

Эльва молчала. Сложно было поверить, что мама уже так давно знала о скорой смерти. Эльва вспомнила, как непреклонна та была в вопросах перевода в Хогвартс, вспомнила, как постарело её лицо в последние месяцы перед расставанием. Теперь многое вставало на свои места.

— Вы сказали, что знаете что-то о Томе Реддле?

— Знаю. И поделюсь этим с тобой, хоть и есть большая вероятность, что тебе лучше оставаться в неведении. Ты, похоже, уже выяснила, что Том Реддл был студентом Хогвартса. Но было это очень давно, больше пятидесяти лет назад. И уже тогда этот мальчик выбрал свой путь. На пятом курсе ему удалось освободить питомца Салазара Слизерина — смертоносного Короля змей, заточённого древним колдовством в подземельях замка. А мне, признаться, в те годы не достало проницательности, чтобы разглядеть истину. Том Реддл начал свою взрослую жизнь с убийства и впоследствии не сворачивал с этого пути. Он много лет совершенствовался в Тёмных искусствах и достиг могущества, мало кому подвластного. Он стал грозой всего магического мира. Так продолжалось до тех пор, пока однажды, пятнадцать лет назад, он не оказался повержен собственным заклятием, отражённым от маленького мальчика благодаря защите, которую ценой своей жизни обеспечила ему мать. Теперь этот тёмный маг считается поверженным, хотя я и некоторые другие волшебники с уверенностью можем утверждать о его возвращении.

Эльва молчала несколько мгновений, пытаясь осознать услышанное.

— Профессор Дамблдор, я не понимаю… Том Реддл — это… это Волдеморт? — наконец прошептала она.

Директор кивнул.

— Правильно. За тобой и твоей настоящей матерью вёл охоту Волдеморт, и, вероятно, она действительно спасла тебе жизнь, передав Авроре Райт. Волдеморт редко, очень редко не доводит дело до конца. Можно назвать чудом то, что он не отыскал тебя за те полтора года до момента, когда заклятие Авада Кедавра отразилось от маленького Гарри Поттера. Но теперь опасность снова возвращается, и я должен спросить — не преследуют ли тебя в последнее время странные сны, видения, ощущения?

— Нет, ничего такого.

— Что ж, пообещай мне, что немедленно скажешь, если что-либо подобное произойдёт. Если мы хотим обезопасить тебя, нам необходимо выяснить причину, по которой Том Реддл желал тебя заполучить.

— Может, моя настоящая мама просто перешла ему дорогу?

— Этот волшебник жесток и отнимет жизнь неугодного ему без единой секунды промедления. Но он никогда не был глуп, и не стал бы расходовать силы и средства по пустякам. Здесь должна быть более серьёзная причина.

Эльва молча размышляла.

— Так или иначе, сейчас тебе пора отправляться на ужин. И я настоятельно прошу тебя сохранить то, что ты сегодня услышала, в тайне.

Соглашаясь, Эльва попрощалась с профессором Дамблдором и Фоуксом и поспешила в Большой зал. Она должна была, во что бы то ни стало должна была выяснить, кто она такая.

Две следующие декабрьские недели пролетели в суматохе: Эльва методично прорабатывала все пропущенные темы, готовила несделанные задания, подтягивала с Гермионой заклинания в библиотеке и даже успешно справилась с дополнительными занятиями у профессора Снейпа.

Справедливости ради следовало отметить, что декан совершенно не свирепствовал, когда мисс Райт приходила вечерами варить очередное не сданное в ноябре зелье. То ли мысли зельевара были поглощены более важными делами, то ли он предпочитал не отыгрываться на студентах своего факультета — так или иначе, за всю неделю она услышала от него всего пару язвительных реплик.

Впрочем, мрачный преподаватель вообще не любил тратить время на разговоры. Каждый день он ожидал её в кабинете зельеварения, сидя на старом стуле за учительским столом. Тут и там потёртая древесина столешницы была окрашена пятнами разных оттенков, давно въевшимися и наверняка не оттиравшимися даже Экскуро.

Обычно Снейп сидел, склонившись над бумагами, разложенными вокруг него в аккуратные стопки, вычитывая что-то и изредка делая пометки пером. В эти мгновения он хмурил брови сильнее обычного, а его губы беззвучно бормотали нечто, понятное лишь ему одному. Довольно часто — Эльва успевала бросить взгляд на пергамент, проходя мимо преподавательского стола, — он проверял студенческие сочинения и задания, и тогда, она была готова поспорить, на его лице читалось неприкрытое раздражение. Иными вечерами он углублялся в бумаги, которые были гораздо старше, темнее и грязнее школьного пергамента, а загадочные символы, теснящиеся в строках, почти нельзя было разобрать. В такие моменты декан Слизерина был настолько поглощён своим занятием, что Эльве порой приходилось окликать его несколько раз, чтобы тот обратил на неё внимание.

В самый первый день к её приходу на доске уже были записаны названия зелий, которые та не сдала. Снейп сообщил, что поскольку она занимается одна и двадцать лоботрясов не отвлекают её от работы, ей должно потребоваться гораздо меньше времени для освоения зелий, чем остальным.

В начале занятия преподаватель всегда рассказывал всю нужную информацию, состав ингредиентов, давал некоторые рекомендации, после чего замолкал и углублялся в свою работу, предоставляя Эльве полную свободу.

Тишина и в самом деле действовала умиротворяюще. Мисс Райт спокойно перечитывала нужную главу учебника, могла в любой момент пройти к шкафам с ингредиентами, где никто не копался и не мешался под рукой. В помещении всегда был лёгкий полумрак, однако такой, чтобы это не отражалось на возможности читать и отмерять ингредиенты. За работой Эльва иногда полностью погружалась в свои мысли, размеренно нарезая, подливая, подсыпая что-то в неторопливо кипящий котёл. На автомате следила за правильными испарениями, цветом, запахом.

Однажды, в один из таких моментов она, вынырнув из своих размышлений и нарезая очередной ингредиент, поймала на себе пристальный взгляд Снейпа. Сложно было даже представить, о чём мог думать этот загадочный волшебник, наблюдая за своей ученицей — одобрял ли он её действия или, напротив, был чем-то недоволен, — в тот момент его лицо оставалось бесстрастным. Мгновение спустя он обратился к ней.

— Будет лучше, если вы нарежете листья мяты значительно мельче, мисс Райт. Эффективность зелья возрастёт многократно, а цвет станет глубже, чище.

Эльва слегка удивилась тому, что профессор, вероятно, успевал следить за процессом её работы, а также задалась резонным вопросом, почему таких рекомендаций не было в учебнике, однако интересоваться не стала и молча последовала совету.

Мелко нарезанная мята действительно придала густой жидкости глубокий изумрудный оттенок. Дальнейшее приготовление Очищающего бальзама Снейп оставил без комментариев.

В последующие вечера он ещё дважды, а может, трижды давал полезные рекомендации по приготовлению, не указанные в учебнике. Эльва задумалась, сколько же раз нужно было сварить эти зелья школьной программы, чтобы выяснить — наверняка опытным путём — такие отхождения от книжных рецептов. Возраст зельевара она сперва определила как «немного за тридцать», а затем, глянув украдкой поверх котла на его бледное хмурое лицо, изменила вердикт на «подбирается к сорока». Если представить, что он приступил к работе сразу после учёбы — неужели тоже Хогвартс? — то выходило, что он преподавал уже около двадцати лет! Ужаснувшись перспективе два десятилетия каждый год втолковывать в детские умы одну и ту же информацию, Эльва пообещала себе не выбирать профессию учителя.

Тихо и мирно неделя вечерних занятий по зельеварению подошла к концу. Несмотря на то, что декан ни разу не хвалил за успехи, он, по крайней мере, и не отчитал её также ни разу. Правда, Эльва всегда справлялась с заданием на высокий балл.

В самом конце последнего занятия Снейп принял у неё очередное исправно сваренное зелье и очистил котёл взмахом палочки.

— Поздравляю, мисс Райт, вы смогли догнать остальных студентов с вашего курса, — бесстрастно, как всегда, сказал профессор.

— Спасибо, — отозвалась девушка, не уверенная в том, хвалит ли он её или высмеивает.

— Вы справлялись достаточно приемлемо, однако, учитывая чрезмерно комфортные условия, в которых вы работали, в классе ваши результаты были бы ниже.

— Возможно, — признала Эльва, а затем добавила, — но ведь в жизни во время работы каждый зельевар создаёт для себя эти комфортные условия.

— Каждый зельевар, мисс Райт, должен одинаково безупречно действовать в любой ситуации, — парировал Снейп. — Будете всегда рассчитывать на комфорт — из вас не выйдет ничего путного.

— Я поняла, профессор.

— Поспешите на ужин, — он вернулся за свой стол.

— А вы не пойдёте? — один Мерлин знает, что заставило её задать неуместный вопрос. Возникла мысль, что Снейп тоже должен успеть на ужин, и слова вырвались из её рта прежде, чем она осознала, как это звучит: достаточно фамильярно, чтобы декан мог посчитать это неуважительным!

Он поднял взгляд, и целую секунду молчания Эльва рисовала в уме сцены язвительной гневной отповеди, снятия баллов и, может, даже назначения взыскания. Однако на лице учителя не дрогнул ни один мускул.

— Позвольте мне решить этот вопрос без вас, мисс Райт, — ответил он ровно, после чего вернулся к своему занятию.

Пробормотав: «Конечно, простите, профессор», — Эльва вылетела из кабинета, радуясь, что отделалась так легко, и отчитывая себя за глупость всю дорогу до Большого зала. Уже подходя к своему столу, она подумала, что, вероятно, эти вечера каким-то образом повлияли на её восприятие, и некогда устрашающий декан перестал казаться таким отчуждённо-холодным. За маской равнодушия на лице преподавателя порой чудились теперь живые эмоции, а одиночество после смерти мамы, наверное, сделало её падкой на любые проявления участия.

При мысли о маме сердце кольнула тоска. Эльва вздохнула и задумалась о предстоящих в декабре праздниках. Мама всегда устраивала что-то грандиозное на день рождения любимой дочери, а в этом году едва ли кто-то о нём вообще вспомнит. Интересно, знает ли Дамблдор? Впрочем, это не важно — ей стукнет шестнадцать, можно уже обойтись без торта и подарков, отмахнулась Эльва от своих мыслей и с хмурым лицом принялась за еду.

Только через двадцать минут, откинувшись на скамье, Эльва восхищённо заметила, что сегодня, похоже, старосты продвинулись вперёд с украшением зала к Рождеству. Она знала, что Малфой и Паркинсон постоянно пропадали либо здесь, либо на бесконечных обходах, но ещё вчера, вроде бы, помещение выглядело как обычно.

Сегодня же по всему Большому залу стояли высокие пушистые ели сочного зелёного цвета, а на их раскидистых ветвях пестрели и переливались волшебные украшения. Оглянувшись, Эльва насчитала целых двенадцать деревьев. Между ними тут и там тянулась блестящая мишура, под потолком парили вместе со свечами великолепные рождественские колокольчики, украшенные алыми бантиками. Иногда они едва слышно позванивали, качаясь из стороны в сторону, и тогда вокруг них появлялись и разлетались в разные стороны сияющие искорки.

Радостно рассматривая всё вокруг, Эльва подумала, что очень даже неплохо будет отметить день рождения, ужиная в этом чудесном наряженном зале. Тяжёлые мысли отступили, каникулы перестали казаться такими неотвратимо одинокими, и с удивлением девушка поняла, что улыбается. Наверное, это и есть настоящий «дух Рождества», способный прогнать любые печали, решила она про себя.

В конце недели предстояло очередное собрание Отряда Дамблдора. После ноябрьских прогулов она уже побывала на одном и не без удовольствия отметила, что никто, похоже, не собирался выспрашивать у неё причины отсутствия. Все увлечённо занимались, не жалея сил. Пожалуй, во всём Отряде было всего два человека, выглядевших недовольными: Захария Смит и подружка Чжоу Чанг, Мариэтта Эджком. Эльва не знала в чем была причина.

Конечно, до дуэлей с Луи Готье занятиям Отряда Дамблдора всё равно было ещё далеко. Однако в условиях всё больше ужесточающейся диктатуры Амбридж, всюду сующей свой розовый нос, эти встречи помогали держать форму, и Эльва даже освоила некоторые новые заклятия.

Кроме того, если не принимать во внимание Захария и Мариэтту, все «отрядовцы» очень сплотились за последние месяцы. В октябре Выручай-комнату ещё пронизывало напряжение, а теперь, то ли из-за некоей общей цели, то ли из-за совместного нарушения новых школьных правил, недоверие отступило, и ребята чувствовали себя раскованно, уютно и даже весело.

Эльва лучше узнала лучших друзей Гермионы Грейнджер. Саму Гермиону она давно считала подругой, но наладить отношения с двумя самыми дорогими для Грейнджер мальчишками сначала не получалось. Однако время шло, и постепенно, занимаясь с ними в Отряде, Райт привыкла к добродушному, немного глуповатому Рону, к сосредоточенному и пытающемуся всем помочь Гарри. Единственным их качеством, которое ей оставалось непонятным, была пресловутая «гриффиндорская храбрость». По неизвестным причинам этим термином сами гриффиндорцы определяли раздражающую привычку реагировать на обстоятельства мгновенно и эмоционально, не используя возможность как следует обдумать свои действия.

Слизеринцы были совсем не такими. Эти никогда не торопились говорить, не торопились раскрывать карты, и каждый продумывал варианты развития событий, прежде чем открыть рот. Может, было виновато специфическое «чистокровное» воспитание. В обществе, где неосторожно оброненное слово могли легко обратить против тебя или твоей семьи, с болтунами ничего хорошего не случалось. Такое качество было огромным преимуществом факультета, и вместе с тем — основным недостатком, ведь слизеринцы мерили остальных по себе. Драко, например, просто не мог поверить в то, что любой гриффиндорец практически всегда имел в виду именно то, что говорил. Малфой постоянно подозревал, будто Поттер припрятал пару козырей в рукаве, преследуя некие скрытые цели в истории с возрождением Лорда Волдеморта. Эльве казалось, что именно здесь лежал исток вражды между двумя факультетами.

Хотя, конечно, это было лишь частью проблемы. Был ещё один камень преткновения: многие чистокровные семьи оказались так или иначе повязаны с деятельностью Волдеморта или Пожирателей Смерти, хотя напрямую эта тема не обсуждалась нигде. Некоторые гордились и были рады такому «покровительству», например, Крэбб и Гойл. Но таких, на самом деле, было довольно мало. Другие же, напротив, лишь настороженно ждали неприятностей, как Драко Малфой или Пэнси Паркинсон. Они знали, что если неосмотрительно на публике выкажут неудовольствие действиями Тёмного Лорда, это вполне может в итоге стоить жизни им самим или их близким. Поэтому Малфой исправно скалил зубы в улыбке, когда Крэбб зачитывал очередную заметку в «Пророке», где сообщалось об исчезновении семьи нечистокровных волшебников; поэтому Пэнси морщила нос, если рядом был кто-то из детей этих самых пропавших волшебников, и отходила в сторону — чистокровные наследники просто не имели права дать ни малейшего повода усомниться в «правильности» своих взглядов.

И как раз это по-настоящему разделяло Гриффиндор и Слизерин. Гриффиндор был готов воевать в открытую, не скрываясь, гордо неся над головой знамя своих убеждений, а практически для каждого слизеринца война за жизнь и благополучие собственной семьи шла день за днём, и шла уже давно. Это была совсем другая война. Никаких знамён тут быть не могло — только выверенные до мельчайших деталей поступки, просчёты, безупречные манеры, вежливые улыбки, а также мысленные похороны собственных надежд и устремлений, тихо принесённых в жертву ради жизни и здоровья своих близких.

Два факультета не могли понять друг друга и считали, что находятся по разные стороны баррикад, хотя во многом они вели одну и ту же борьбу.

И Эльва чувствовала себя как меж двух огней. Имея друзей с обеих сторон, она знала, что правых и неправых — нет. И, тем не менее, в Отряде она была единственной слизеринкой, и хоть её приняли, опаска во взглядах осталась.

Что уж говорить — её факультет вообще не простил бы такую тесную дружбу с гриффиндорцами ввиду вышеупомянутых причин. При Драко она никогда даже не упоминала Гермиону, а в кругу ОД — ничего не говорила об отношениях с «зелёными» сокурсниками. Не желая, по сути, делать ничего плохого, она оказалась в роли двойного агента, и иногда где-то в сознании вертелось не имеющее отношения к делу слово «предатель». Если бы только она могла выговориться кому-нибудь обо всём без утайки, спросить совет… Ещё недавно такой человек у неё был.

И в этот день, помогая собирать подушки после занятия, Эльва слышала, как Джинни Уизли ядовито высказалась по поводу чьей-то идеи предложить нескольким слизеринцам вступить в Отряд. Её собеседники — парочка с Рэйвенкло — на долю секунды прошлись по Райт многозначительным взглядом. Джинни осеклась, затем пробубнила что-то про «некоторые исключения» и пошла к выходу.

Вечером Эльва засиделась в гостиной в кресле у огня, думая о том, что завтра ей исполнится шестнадцать, и о предстоящих каникулах, в которых был один ощутимый плюс: она, наконец, сможет заняться изучением своего вопроса, на что совершенно не было времени в последние недели. С чего бы начать? Разумеется, с Герпия Злостного. Следовало вытрясти из старого мага всё, что тот знает о Томе Реддле. А что потом? Едва ли в школьных буднях Волдеморта кроется разгадка его охоты на её настоящую семью. Да и что это за семья? Чувствуя подступающую к вискам тупую боль, Райт отправилась спать.

Двадцать второе декабря выдалось снежным. Снегопад, похоже, продолжался всю ночь, не прекратился утром, и только к обеду стало проглядывать синее небо, а солнечные лучи заискрились на свеженьких сугробах.

Завтрак поражал разнообразием блюд и выглядел праздничным. Эльва даже засомневалась, не пропустила ли она наступление Рождества. Немного погодя она с удивлением узнала среди летящих сов своего Зевса. Развернув привязанное послание, она улыбнулась.

«Дорогая Эльва!

Прими мои искренние поздравления с днём рождения! Шестнадцатилетие — важная дата, и довольно сложно подобрать подарок под стать событию.

После долгих раздумий я рассудил, что не смогу справиться с этой задачей лучше тебя самой, а потому ты вольна выбрать совершенно любой подарок, какой тебе по вкусу, и сообщить мне о своём решении в ответном письме.

Я буду искренне рад исполнить твоё желание.

P.S. Я взял на себя смелость попросить эльфов внести в сегодняшнее меню некоторые изменения. Надеюсь, это окажется приятным бонусом к подарку.

Альбус Дамблдор».

Значит, он всё-таки знал. Довольная, Эльва, не закончив завтрак, поспешила в гостиную — написать ответ. Ей хотелось успеть отправить его до занятий. Она уже решила, что попросит, но, вооружившись пером и пергаментом, засомневалась. Вдруг всё-таки Дамблдор откажет? Это ведь не предмет, а своего рода услуга. С другой стороны, директор ведь не уточнял! Она задумалась, желая передать в послании всю степень важности своей просьбы, однако боялась слишком настаивать.

В конце концов, ответ был готов.

«Профессор!

Спасибо большое за поздравления и за возможность выбрать подарок по вкусу.

Спешу заверить Вас, что наследство Райтов позволяет мне обеспечить себя всем необходимым для жизни и учёбы. Жаль, что никакое количество золота не вернёт мне того, о ком я на самом деле тоскую.

Однако, мне всё же есть о чём просить Вас: я бы хотела во время каникул провести дома хотя бы одну ночь.

Я знаю, что несовершеннолетних студентов нельзя отправлять домой одних, и если Вы не сможете выполнить эту мою просьбу, заранее сообщаю, что других пожеланий у меня не будет.

Так или иначе, я крайне признательна за участие и за всё, что Вы для меня делаете.

P.S. Завтрак был великолепен! Спасибо.

Эльва».

На уроках она каждые пять минут поглядывала на настенные часы и размышляла, каким же будет ответ, и когда же директор его пришлёт. На совместных занятиях Эльва заметила, что по какой-то причине отсутствовали Гарри и Рон, и Гермиона сидела одна.

С ликующим и одновременно замершим сердцем мисс Райт наблюдала, как в обед Зевс неторопливо пикировал к её столу. Отвязав пергамент, она прочла его без промедлений.

«Эльва!

Признаться честно, ты озадачила меня своим выбором.

Тем не менее, я всецело понимаю причины такого желания, и, несмотря на правила, я склонен считать, что ты сможешь весьма успешно и без происшествий провести некоторое время дома.

Я не могу заранее сообщить тебе точную дату, однако обещаю, что во время каникул найду способ выполнить эту просьбу.

А сегодня — оставь заботы и отдыхай.

Альбус Дамблдор».

Эльва с улыбкой свернула послание и отпустила сову. Конечно, вернуться в пустое поместье будет непросто. Но после полугода жизни здесь, она — просто невероятно! — всё-таки снова окажется дома! Увидит старую домовиху Джудит, сад на заднем дворе, любимые веранды, будет спать в своей уютной спальне и есть в столовой. Даже одни сутки там представлялись сейчас небывалой возможностью. Она очень, очень скучала по дому. И по своей былой жизни.

После обеда Эльва решила отправиться в библиотеку. Хотелось выяснить у Гермионы, не случилось ли чего с Гарри и Роном, да и просто поговорить, а может, даже поделиться собственной радостью.

Гриффиндорка пришла только через полчаса. Подошла с загадочной улыбкой, а затем — вдруг — крепко обняла изумлённую Эльву.

— Поздравляю! Не забывай, что мы тебя очень любим. Гарри и Рон, к сожалению, были вынуждены уехать раньше времени, но они тоже передают наилучшие пожелания, — и она протянула имениннице небольшую коробочку, украшенную бантом.

— Спасибо! Но откуда вы узнали?

— О, Дамблдор обмолвился ещё давно, а я запомнила. Давай, открывай!

Внутри коробки оказались восхитительные наручные часы с искусной серебряной отделкой, а их циферблат мог сдвигаться в сторону, открывая маленький потайной отсек. В данный момент там лежала крохотная колдография смеющихся и машущих ей Гермионы, Гарри и Рона. Кроме времени, часы показывали текущую дату и температуру воздуха, а на фоне за этой информацией можно было различить движущиеся картинки, изображающие погоду. Эльва разглядела солнышко, выглядывающее из-за туч.

— Гермиона, они прекрасны, спасибо вам!

— Смотри, они зачарованы так, что в будни в восемь утра срабатывает будильник, но ты, если что, сможешь сама выбрать и время, и дни. Также они чувствительны к тёмной магии — если поблизости есть её источник, металл часов приобретёт чёрный оттенок и нагреется. Надеюсь, они тебе пригодятся — мы так долго раздумывали, что же подарить!

— Ты шутишь? Конечно, пригодятся, я и представить не могла, что такие бывают! Мне правда очень понравилось.

— Ну, тогда я рада! Но это ещё не всё. Ни за что не догадаешься! — улыбаясь, Гермиона сделала многозначительную паузу, а затем выпалила: — Ты едешь со мной к Гарри и Рону справлять Рождество!

— Что-о? — подскочила Эльва. — Как это? Куда? Но так же нельзя!

— Можно! Я как раз задержалась, потому что ждала ответ от профессора Дамблдора — он дал своё согласие, и миссис Уизли также прислала письмо, что с радостью ждёт нас обеих. На самом деле, я должна была ехать с родителями на лыжный отдых, но всё-таки лыжи — это не моё. Тем более, надо поддержать Рона и остальных в этот период… Ах, ты же не знаешь! — всплеснула Грейнджер руками, заметив озадаченное лицо собеседницы. — На мистера Уизли сегодня ночью совершено нападение. Утром стало известно, что он поправится, но пока что находится в больнице.

— Мерлин, что произошло?

— Это... странная история, — смутилась она вдруг. — Нападение ядовитой змеи. Гарри увидел это во сне. Мистера Уизли едва успели спасти.

— Гарри что, ясновидящий? — удивилась Райт.

— Не совсем... Нет. Это сложно объяснить, — вздохнула Гермиона. — Понимаешь, Гарри, он как бы связан с Тем-Кого-Нельзя-Называть. Иногда его посещают странные видения, видения из жизни... Волдеморта. Вероятно, в этот раз было так же, хотя мы все, если честно, не понимаем до конца природу этих видений.

Эльва, нахмурившись, обдумывала услышанное. Связан? Почему? Каким образом? Разве могло отражённое смертельное заклятие дать такой эффект?

— Гермиона, тебе не кажется, что в такой момент моё появление будет, как бы сказать, слегка обременительным?

— Глупости! Я же говорю — я всем написала и получила ответы. Миссис Уизли до сумасшествия заботливая женщина, она бы запросто накормила весь стадион на матче по квиддичу, если бы ей только дали такую возможность. А ребята будут рады тебя видеть. Тем более, что угроза миновала.

— Ну, если ты уверена, что я не помешаю…

— Конечно, уверена! И кстати, мы едем уже завтра. Успеешь собраться?

— Да, без проблем, — махнула Эльва рукой. — Только вот… Я же никому не купила подарки.

— Мне тоже нужно кое-что докупить. Знаешь что, занятий завтра нет, и мы могли бы утром отправиться в Хогсмид. Там всё купим и дождёмся Ночного Рыцаря, он довезёт нас прямо до места.

— Ночной Рыцарь? Тот самый? — удивилась Райт, вспоминая статью в какой-то книге об «автобусе для ведьм и волшебников, попавших в трудное положение». Тот приедет, если «проголосовать» на дороге волшебной палочкой, однако, можно и заранее заказать билет и оговорить место и время посадки. Насколько девушка могла вспомнить, путешествие в этом автобусе нельзя было назвать приятным — резкие разгоны и торможения, гонки на сумасшедшей скорости, постоянные скачки аппарации.

— Ага, тот самый. Я уже отправила сову, чтобы заказать билеты на завтра на два часа. Знаю, не лучший вариант для путешествий, но провожать нас некому, а каминная сеть небезопасна в последнее время.

— О, я даже рада — мне ещё не приходилось на нём кататься. А что ты подаришь ребятам?

Они ещё немного пошептались в библиотеке о разных пустяках и, условившись встретиться у ворот школы в одиннадцать часов, разошлись.

Собралась Эльва быстро — Рождество было уже через два дня, а особенно задерживаться она не хотела, боясь злоупотреблять гостеприимством.

Зимний Хогсмид радовал глаз: многие хозяева постарались украсить свои лавки к празднику, посетителей было хоть отбавляй, везде пестрели яркие вывески о скидках и особых рождественских предложениях.

Гермиона сразу же устремилась в книжный, где подобрала планировщик домашних заданий для Рона и записную книжку, изрекающую пословицы, для Гарри. Эльва там ничего не нашла, зато совершила покупки в магазине перьев, где взяла мальчикам по самозаправляющемуся перу.

В «Шапке-невидимке» она присмотрела для миссис Уизли легкий шарф-хамелеон — его шифоновая ткань меняла оттенок в соответствии с остальным одеянием хозяина. Гермиона же купила маленькое лоскутное покрывальце для домовика. У нее вообще был странный пунктик относительно домовых эльфов, и она, похоже, всерьёз вознамерилась когда-нибудь отпустить их всех на свободу. Эльва с грустью представила, как бы стала рыдать бедная Джудит, если бы хозяйка решила предложить ей «свободу».

В «Дервиш и Бэнгз» Райт приобрела милое раскрывающееся зеркальце для Джинни. При открытии из него «выпрыгивали» маленькие отделения со всей необходимой косметикой, очень удобно. Фреду и Джорджу, разумеется, достанутся наборы из «Зонко». Мистеру Уизли, по напутствию Гермионы, она взяла маггловский сувенир — заводную игрушку в виде танцующего гнома. Отыскать что-то из мира магглов в Хогсмиде оказалось практически невозможно. На их удачу, кто-то вытащил на улицу стол со всяким домашним хламом и устроил распродажу, там и нашлась игрушка. Остальным возможным гостям Эльва решила набрать угощений в «Сладком королевстве».

Через два часа все подарки были куплены, и девушки, отягощённые своими покупками, направились по главной улице к остановке.

«Ночной Рыцарь» с громким хлопком появился ровно в два пополудни прямо посреди улицы. Эльва и Гермиона затащили свою поклажу в салон (не без помощи молодого лопоухого кондуктора, назвавшегося Стеном Шанпайком), затем показали билеты, и Эльва, наконец, смогла осмотреться.

Фиолетовый трёхэтажный автобус был наполнен хаотично расставленными разнообразными креслами. Свободных мест почти не было, вероятно, сказывалась предпраздничная суета. Гермиона заприметила два кресла в самом конце, и они протиснулись туда, оставив пакеты рядом с водителем. «Ночной рыцарь» рванул с места как на пожар, и часть пассажиров попадала со своих мест. Бесконечно с грохотом аппарируя, виляя из стороны в сторону, прыгая на тротуары, где все объекты мира магглов сами отскакивали с дороги, автобус мчался по улицам, меняя города и страны с невообразимой скоростью. Периодически громадина резко останавливалась, и пока неудержавшиеся несчастные волшебники поднимались с пола, Стэн Шанпайк громко выкрикивал что-то вроде «Мистер Баркли, Шотландия, Эдинбург» и названный пассажир, пошатываясь, вываливался из автобуса.

К моменту, когда настала их очередь, Гермиона и Эльва уже полулежали на своих креслах, вцепившись то ли в подлокотники, то ли в ножки. Бледные, они еле спустились по ступенькам, и твёрдая земля под ногами в первые мгновения показалась лишь миражом. Едва они оказались «за бортом» и Стэн махнул рукой на прощание, весёлый автобус исчез.

Оглядевшись, Эльва увидела небольшую площадь, застроенную со всех сторон неброскими старыми малоэтажками.

— Где мы?

— Это площадь Гриммо, — объяснила Гермиона и стала озираться по сторонам. — А где же?.. Ах, вот и он. Профессор Люпин!

Эльва, проследив взгляд подруги, увидела спешащего к ним высокого мужчину. Его светло-каштановые волосы уже заметно тронула седина, и сам он казался не то грустным, не то просто уставшим. Тем не менее, он улыбался, вскинув руку в приветственном жесте.

— Гермиона! Рад, что вы добрались. «Ночной Рыцарь» не лучшее место для двух девушек. Эльва, приятно познакомиться с тобой, я Римус Люпин. Пойдёмте, не следует здесь особенно задерживаться.

Они прошли вдоль ряда невзрачных домов, стоящих одной сплошной полосой стена к стене. Девятый, десятый, одиннадцатый… Следом был виден уже тринадцатый. Люпин подошел поближе к домам, и в этот самый момент стены вдруг начали разъезжаться в стороны, открывая взору ещё один дом — двенадцатый. Они поднялись на обветшалое крыльцо и прошли внутрь.

— Не шумите. Если нарисованная Вальбурга вас услышит, её потом час не успокоить, — вполголоса сказал Люпин, проходя куда-то вглубь дома.

— Нарисованная кто? — шёпотом переспросила Эльва.

— Речь о портрете мамы крёстного Гарри, хозяина дома. У неё скверный характер и некоторые предрассудки по поводу чистоты крови, — с кислой улыбкой ответила Гермиона. — Пойдём, познакомлю тебя с нашими.

Через полчаса Эльва уже встретилась со всеми обитателями дома на площади Гриммо, кроме, разве что, Гарри Поттера, который, по рассказам, весь день прятался на третьем этаже.

Миссис Уизли оказалась очень милой женщиной и немедленно принялась обнимать обеих девушек и причитать, что обед будет готов с минуты на минуту.

Хозяин дома, Сириус, выглядел слегка помятым, зато был крайне гостеприимен и всё время весело шутил.

— Это дом рода Блэков, — попутно объясняла Гермиона, — Сириус здесь вырос.

— Постой-ка, ты хочешь сказать, что это — Сириус Блэк? — недоверчиво уточнила Эльва, пытаясь сопоставить мужчину перед собой со всплывшей в памяти колдографией обросшего грязного заключённого, которую пару раз размещали в «Пророке» на первых полосах.

Грейнджер кивнула.

— Ты, должно быть, шутишь! — Эльва не могла поверить своим ушам, во все глаза глядя на подругу. — Гермиона, в этом доме укрывается серийный убийца, которого Министерство давно разыскивает по всей стране!

— Это всё неправда! — поспешно прошептала та в ответ. — Сириус никого не убивал. Его подставили, и он двенадцать лет провёл в Азкабане ни за что. Но Министерство никогда не признает своей ошибки. Кроме того, доказательств его невиновности у профессора Дамблдора пока нет.

— Ну, разумеется, директор в курсе, — съязвила Эльва.

— Да. И, Эльва, я знаю, просить тебя об этом не надо, но всё же скажу — никто не должен узнать!

Девушка вздохнула.

— Ты права, можно было и не просить. Вероятно, Дамблдор посчитал, что мне можно доверять? Он же сам дал согласие, чтобы я приехала сюда.

— Я, признаться честно, тоже очень удивилась. Ведь он ещё порекомендовал мне ввести тебя в курс дела относительно Ордена Феникса.

Эльва вопросительно посмотрела в ответ.

— Это тайная организация, созданная директором во время первой войны с Волдемортом и его приспешниками. По сути, Орден выполняет работу министерских мракоборцев, но, в отличие от них, не придерживается официальной политики Министерства. Поэтому Орден не может раскрыть себя. Те, кто в нём состоят, тщательно скрывают это абсолютно от всех.

— Я так понимаю, вы с Гарри и Роном тоже в Ордене?

— Нет, — Гермиона грустно потупила взгляд. — Нас, к сожалению, не берут. Не принимают всерьёз. Одно радует — Фред и Джордж в таком же положении, а потому припасли парочку удлинителей ушей, чтобы подслушивать во время собраний. Так что иногда кое-что удаётся узнать.

— Хм, так вот как вы, гриффиндорцы, развлекаетесь, — неуверенно пошутила Эльва. — Невиновные преступники в розыске, тайные организации, удлинители ушей… У нас в Слизерине, оказывается, скучно.

Подруга рассмеялась.

— О, поверь мне, ты нисколько не теряешь. Нам действительно ничего не рассказывают. Гарри, конечно, злится. Знаешь, эти видения, о которых я говорила… Дураку понятно, что надо скорей выяснить их причину, а все вокруг отмалчиваются, как будто уже что-то знают. И подслушать ничего по этому поводу не удаётся. О, Рон, Джинни!

Со второго этажа сбежали брат с сестрой.

— Гермиона, что ты тут делаешь? Эльва, и ты тоже приехала!

— Да, профессор Дамблдор договорился с вашей мамой, что Эльва встретит Рождество с нами. Так что там с Гарри? Сириус обмолвился, что он прячется от всех.

Джинни и Рон смущённо переглянулись, бросив взгляд на гостью.

— Всё в порядке, Эльва знает о ночном происшествии. И об Ордене тоже.

— Правда? Это отлично, а то я бы наверняка проболтался в итоге, — с облегчением сказал Рон. — Гарри сидит на третьем этаже и ни с кем не разговаривает. Дело в том, что в своём… сне он видел нападение не со стороны, а как будто сам был змеёй. А в больнице мы кое-что подслушали. Похоже, все в Ордене считают, что Гарри не просто так это видит, что им овладел Тот-кого-нельзя-называть.

— Но это же неправда! Зачем Дамблдор позволяет им так думать? — щёки Гермионы тут же запылали от праведного возмущения. — Гарри вполне владеет собой! Он же и раньше кое-что видел, когда у него болел шрам, но мы-то с тобой знаем, что он никуда не перемещался в эти моменты! Надо с ним поговорить.

— Милости прошу. Он и так не очень сдержан в последнее время, а после больницы бросает на всех «авадящие» взгляды.

— Ладно, вы идите в спальню Рона и придумывайте, как подбодрить Гарри. А я сейчас уговорю его туда спуститься…

Разговор вышел напряжённый, однако в итоге всех выручила Джинни, напомнив, что лишь ей одной довелось быть во власти Волдеморта. Она авторитетно определила, что у Гарри — не тот случай. Удивительно, но её умозаключения, похоже, действительно успокоили юношу. Эльва решила пока не вдаваться в подробности события, о котором говорила Джинни, — ещё успеет потом всё выспросить у Гермионы.

Вечером, вкусно и сытно поужинав, все кое-как разместились по спальням.

Молли Уизли на кухне творила чудеса. Глядя на то, как спорились в её руках все домашние дела, язык не поворачивался назвать её домохозяйкой, скорее уж — Хозяйкой дома. Хоть дом был и не её. Конечно, этому старому хмурому особняку было далеко до великолепных украшений Большого зала, но, похоже, находящиеся в нём люди сделали его уютным, и Эльва нисколько не жалела, что приехала. Да и Сириус, весь вечер наряжавший дом, поминутно подбегая ко всем и спрашивая: «Ну как?», — всё же добился рождественской атмосферы, которую за воскресенье довели почти до идеала.

Утром в понедельник все были заняты подарками. Ребята, конечно, не успели ничего приготовить для Эльвы, но Фред и Джордж притащили ей кое-что из своих «Волшебных вредилок», а миссис Уизли подарила зелёный свитер ручной вязки. Учитывая, что остальные тоже получили от неё свитера, только разных цветов, Эльва не знала, успела ли женщина связать его за пару ночей или у неё уже был припасен готовый. Если честно, выглядел он не очень — немного большего размера, чем нужно, он сидел бесформенным зелёным мешком.

За праздничным столом шла оживлённая беседа — обсуждали подарки, кулинарные шедевры Молли Уизли, квиддич, Хогвартс. Вспомнив Амбридж и поговорив немного о деятельности Министерства, вдруг как-то замолчали. Эльва поняла, что все подумали о мистере Уизли. Люпин осторожно сменил тему, решив рассказать какую-то историю из бытности профессором ЗОТИ.

Артура Уизли Эльва увидела в тот же день ближе к вечеру, поскольку все отправились в больницу Святого Мунго навестить пострадавшего и поздравить с праздником.

Мистер Уизли радостно ахал и поминутно поправлял большие квадратные очки на носу, разворачивая подарки, каждый из которых так или иначе был связан с магглами — похоже, близкие и друзья давно смирились с этой его страстью. Заводная игрушка от Эльвы тоже вызвала восторг и заняла место на прикроватной тумбе.

Больной выглядел весьма неплохо для того, кто собирался умереть три дня назад, но его жена сразу заметила невовремя сменённую повязку. Как-то неожиданно стал набирать обороты нешуточный скандал между супругами по поводу того, что Артур, видимо, решил испробовать на себе некоторые маггловские методы медицины. Гнев Молли Уизли, в противовес её обычной теплоте, внушал откровенный ужас, и ребята поспешили ретироваться из палаты, оправдавшись визитом в буфет.

К слову, буфет найти так и не довелось.

Запутавшись в этажах и коридорах, они случайно встретили бывшего профессора, который, как выяснилось, давно потерял память и теперь обитал здесь. А преподавал тот, кстати, тоже ЗОТИ. Какая-то несчастливая должность, подумала Эльва.

— Гермиона, а почему профессор Люпин ушёл из Хогвартса?

Гермиона задумчиво вздохнула.

— Откровенно говоря, я даже не знаю, имею ли право сообщать тебе причину. С другой стороны, об этом всё равно тогда узнало много народу… В общем, Римус Люпин — оборотень. Его укусили ещё в детстве. Сириус и Римус — друзья со школы, а с ними дружил и отец Гарри — Джеймс Поттер. В их компании был и четвёртый — Питер Петтигрю, но он оказался предателем. Родителей Гарри тогда убили из-за него. Чтобы поддержать Люпина, его друзья освоили анимагию, так что не удивляйся, если увидишь вместо Сириуса большого чёрного пса.

Эльва округлила глаза, в очередной раз сомневаясь, следует ли принимать рассказ подруги всерьёз — слишком уж невероятно всё это звучало.

— Знаешь, кажется, именно от отца Гарри унаследовал способность ввязываться в приключения, — ответила, наконец, она.

Гермиона улыбнулась, но улыбка эта почему-то смотрелась вымученно и грустно.

— Надеюсь, у нас всё закончится по-другому.

Молча шагая рядом, Эльва украдкой поглядывала на подругу, впервые по-настоящему увязав в своём сознании эту Гермиону, родную и знакомую, простую и искреннюю, с Гермионой Грейнджер, верной спутницей Гарри Поттера, идущей рука об руку с ним и Роном Уизли во всех испытаниях, которые им в свои шестнадцать довелось пережить.

В Гарри это было заметно всегда. Некая обречённость во взгляде, едва уловимая сталь в выражении лица, опустошающая решимость — это сложно было проглядеть, и как-то сразу верилось, что этот щуплый невысокий парень в круглых очках был вынужден противостоять самыму могущественныму тёмному магу современности, ещё даже не научившись говорить, и так и не был побеждён.

Милую Гермиону же, казалось, ничего не связывало с этими страшными событиями, о которых так много говорили на собраниях ОД. И только теперь её тихое «У нас всё закончится по-другому», которое на самом деле звучало как «Я знаю, чем это закончится», расставило всё на свои места. Гриффиндорка давно всё решила для себя. Она будет рядом со своими друзьями до самой последней секунды в этой войне, которая, вполне возможно, будет всем им стоить жизни.

Хотя, почему им?

Нам. Эльва сперва хотела задуматься, что ждёт её саму, но едва эта мысль оформилась, как она поняла — в её душе всё тоже давно решено. Только бы успеть узнать правду о себе, узнать, кем она была до вечера первого дня своей жизни.

Северус Снейп поправил раздражающую прядь волос, упавшую на глаза и мешавшую читать занимательный отрывок-выдержку из древнего трактата «О снадобьях магических», который увеличил его и так неоплатный долг перед Альбусом Дамблдором и который вот-вот должен был пролить свет на его маленькое личное исследование в области усовершенствования некоторых зелий.

Директор недвусмысленно намекнул сегодня за ужином, что хочет поговорить о чём-то, и, значит, надо было пойти к нему — так уж повелось — сразу после отбоя, который наступит уже через четыре минуты, а читать ещё несколько больших абзацев, и ужасно не хотелось бросать на середине.

Вглядываясь в мутные письмена, выведенные чьей-то рукой на сложном, древнем наречии и впитавшиеся в этот пергамент много веков назад, Снейп, так некстати зацепившись за мысль о предстоящем разговоре, невольно задумался о его возможной причине.

Орден? Очередная рискованная операция этих безумных волшебников, которая, несомненно, поставит его прикрытие под удар. Или, как уже бывало, задание для него самого в логове Волдеморта, крайне важное, несомненно. И снова понадобится вся выдержка, весь имеющийся актёрский талант, всё самообладание и хладнокровие. А он… Он либо справится «на все сто», либо раскроет себя, и всё, наконец, закончится так, как давно должно было закончиться. Несомненно… Какое раздражающее слово в истории его жизни, наполненной сомнениями.

Есть ещё, конечно, третий вариант, порядком докучавший в последние месяцы — эта девчонка, с которой Дамблдору ещё не всё ясно. Старый маг, умело прикрываясь своим радушием и нарочито мягкими фразами, продуманными от первого до последнего слова, щёлкает многоходовые комбинации, как орешки. И в данный момент усиленно размышляет, куда выгоднее пристроить новую фигуру на этом кровавом поле, а главное, кем эта фигура окажется в игре — ненужной пешкой или королевой.

Директор явно радуется этому пополнению, в то время как девочка, похоже, не из удачливых. Что он ей приготовит в итоге? Кто она на самом деле? Не следует удивляться, если директор уже знает правду.

Дамблдор определённо знал, что Аврора Райт на пороге смерти, и знал уже давно. Были заранее подготовлены все документы по оформлению опеки, сделаны заранее почти все договорённости относительно похорон, так что в нужный момент всё просто пришло в движение, сложилось, как надо, всего за два дня. В этом весь Альбус Дамблдор, и Снейп был готов безвозмездно сварить котёл Феликс Фелицис тому, кому удастся действительно застать старика врасплох.

Между тем, новенькая только добавляет проблем. Ей пришлось, конечно, непросто в последние месяцы, особенно для богатенькой наследницы, которую наверняка лелеяли с самых пеленок. Но и он свой долг декана выполнил сполна и не усложнял ей жизнь. Остальное уже не его заботы.

Так думал про себя Северус Снейп, всё больше раздражаясь из-за маячащего перед глазами образа темноволосой девушки, прямо сидящей рядом с кипящим котлом, образа, который его подсознание выделило из всех прочих, и теперь память услужливо подсовывала его по поводу и без.

Она всегда так усаживалась — не склонялась над котлом, щурясь и потея от пара, как этот неумеха Лонгботтом, не отсаживалась подальше, как многие студентки, не терпящие едких запахов зелий или просто боязно отпрянувшие от котла, а устраивалась вплотную, с ровной спиной и умиротворением на лице, как будто перед ней был не котёл, а мольберт, и этим свёртком с веточками остролиста она намеревалась начать рисовать на нём. Полумрак пустого класса и свет свечей создавали особые мерцающие тени, которые подрагивали на её сосредоточенном лице, отражались красными всполохами в волосах, и тогда Северус почти мог вспомнить что-то старое и давно упущенное, что-то, что неуловимо скользило и шевелилось где-то по центру груди, неприятно цепляло, тянуло за невидимые нити. И если не смотреть прямо, не фокусировать взгляд, то почти можно представить, что её волосы чуть рыжее, а кожа чуть бледнее, и она, как всегда, ясно смотрит зелёными глазами прямо сквозь него… Почти.

— Дьявол, не успел-таки! — ругнулся еле слышно Снейп, отгоняя непрошеное наваждение из прошлой жизни и нетерпеливо, но аккуратно раскладывая пергаменты по порядку в один из ящиков своего стола.

Альбус Дамблдор сидел в кресле, задумчиво разглядывая портреты на стенах. Бросив взгляд на вошедшего, он по обыкновению растянул тонкие губы в широкой улыбке и поднялся.

— Северус! Присаживайся.

— Спасибо, я постою.

— Как продвигается изучение трактата?

— Как раз сейчас должен был заканчивать один важный отрывок.

— О, я прошу прощения, что отвлекаю тебя от твоего, без сомнения, интереснейшего исследования, — в мягком голосе Дамблдора, разумеется, слышалось искреннее участие, — но я не задержу тебя надолго.

Директор сделал паузу, во время которой наполнил две фарфоровые чашечки горячим ароматным чаем.

Снейп терпеливо ждал.

— Прежде всего, я хотел бы поблагодарить тебя за столь благоприятное участие в жизни мисс Райт — пойти ей навстречу в вопросах подготовки к СОВ в этот не простой для неё период было крайне своевременно.

— Я не думаю, что следует выражать благодарность за выполнение прямых обязанностей декана, что как раз и имело место быть. Я лишь подтянул её по своему предмету до соответствующего факультету уровня, не более того.

— И, тем не менее, это было как нельзя кстати. Мисс Райт, как ты, возможно, знаешь, исполнилось шестнадцать лет несколько дней назад, и мы условились с ней, что в качестве подарка она проведёт сутки в семейном поместье на этих каникулах. Я сам буду, к сожалению, крайне занят в это время, и потому вынужден просить тебя, Северус, доставить девочку в особняк Райтов на следующей неделе утром в пятницу, а затем в субботу к ужину вернуть её в школу.

— Не могу сказать, что играть роль провожатого по чьей-то прихоти не помешает моим собственным планам, — сказал зельевар, но директор ждал другого ответа, и потому Северус добавил, — но я всё сделаю.

— Благодарю. И хотел бы предупредить, что забирать Эльву придется не из Хогвартса, а из нашего штаба на площади Гриммо. Она гостит там на Рождество вместе с мистером Поттером, мисс Грейнджер и детьми Уизли.

Если Снейп и удивился при этих словах, то виду не подал.

— Как угодно. Это всё?

— Есть ещё кое-что. Это касается мистера Поттера.

— Я весь внимание.

— Дело в том, что я считаю целесообразным как можно скорее начать обучение мальчика окклюменции. В свете последних событий.

— Это может помочь. — Кивнул Снейп. — Ему всё тяжелее даётся сопротивление, и так неосознанное. Перед Тёмным Лордом он, вероятней всего, вот-вот будет как на ладони.

— Я рад, что ты разделяешь мои опасения. Проблема в том, что едва ли мне удастся найти лучшего специалиста по окклюменции, нежели ты сам, Северус, и с этим ты также не можешь поспорить. Я, как ты понимаешь, не смогу этим заняться.

Северус молчал, стиснув зубы, пытаясь побороть приступ ненависти к самому себе за то, что, как мальчишка, снова не распознал ловушку заранее и ещё услужливо помог себя туда толкнуть. Он уставился на директорский стол, заваленный бумагами, выглядящими как беспорядок, однако на самом деле — Снейп не сомневался — лежащие в абсолютном, но понятном только хозяину порядке. На глаза попался клочок пергамента, где был схематично изображён некий символ — обрамлённая окружностью фигура птицы, раскинувшей крылья. Он показался смутно знакомым, но прежде, чем Северус успел осознать и оформить эту мысль, Дамблдор мягко прикрыл пергамент другими бумагами.

— И потому не остаётся никаких сомнений, что обучать мальчика должен именно ты. Я вынужден настаивать, чтобы обучение началось как можно скорее, желательно, сразу после каникул. Разумеется, не стоит раскрывать истинной цели ваших встреч остальным студентам.

— Конечно, профессор. А теперь, если позволите, я вернусь к своему исследованию.

— Да-да, не смею больше задерживать тебя. — Директор откинулся на спинку кресла, делая глоток горячего чая. — Северус! Найди, пожалуйста, время предупредить Гарри о предстоящих занятиях.

Кивнув, Снейп вышел, прикрыв за собой дверь и с разочарованием понимая, что настроение безнадёжно испорчено.

* * *

Отдых на площади Гриммо довольно скоро подошёл к концу. При помощи копии одного из портретов Дамблдор прислал сообщение, что в пятницу в девять утра за Эльвой прибудет профессор Снейп, чтобы доставить её в родное поместье.

С кислым выражением лиц ребята объяснили, что Северус Снейп такой же полноправный участник Ордена Феникса, как и сам Альбус Дамблдор, несмотря на то, что совершенно точно является Пожирателем Смерти и чуть ли не каждые выходные отправляется в гости к Волдеморту. Однако директор, по никому не известным причинам, доверяет Снейпу непоколебимо и считает того своим шпионом в тылу врага. Остальные на этот счёт не так уверены. Гарри и Рон, например, настаивали, что он, скорее всего, двойной агент, и сообщает сведения Волдеморту, а если встанет вопрос о его жизни, с потрохами продаст и Орден, и самого Дамблдора.

Утро назначенного дня выдалось морозным, но солнечным. Эльва сбежала по ступенькам, оставляя за спиной фамильный дом Блэков, который исчез, едва её ноги ступили на асфальт.

Щурясь в ярких ранних лучах, Эльва улыбнулась уже подошедшему к ней профессору. Северус Снейп, как обычно, был серьёзен и мрачен в своей неизменной чёрной мантии, отчего выглядел немного нелепо в окружающем его пространстве, щедро залитом солнечным светом. Он стоял, будто помещённый сюда по ошибке.

Сухо поприветствовав свою ученицу, он подтолкнул её в сторону, в неприметный уголок, и они аппарировали.

Привычное уже тянущее ощущение от аппарации быстро ушло, и Эльва, даже ещё не раскрывая глаз, знала точно, что она дома. Глубоко вдохнув, она подумала мельком, как жаль, что она не вернулась сюда летом, а ещё лучше осенью — тогда бы сочный аромат дикой вьющейся маминой розы оглушил бы её непременно и унёс бы с собою в счастливое детство.

— Мисс Райт, можете уже открыть глаза, мы на месте. В отличие от вас, я не могу позволить себе столь расточительно тратить время, так что прошу поспешить.

Очнувшись от звуков голоса профессора, Эльва пошла за ним сквозь входную калитку на задний двор, проводя пальцами по холодному металлу ограждения, сложившемуся в причудливый узор, чувствуя под ногами знакомые неровности тротуарной плитки, вычищенной, как всегда, от снега домовиками, впитывая яркий образ родных тёмных шпилей особняка.

Всё здесь было в точности таким же, как прежде, и вместе с тем — совершенно другим. Чуть более мрачным, чуть менее уютным. Странное саднящее чувство в груди — Эльва силилась распознать его, объяснить себе, в чём дело. Это было похоже на то, что её красочный и таинственный Сказочный Замок остался где-то в соседнем мире, где когда-то жила и она сама, а теперь, вернувшись, она смотрела на всё совсем из другого пласта реальности, и, скорее всего, обратной дороги просто не существует.

Пройдя внутрь здания, Снейп обошел особняк «в целях соблюдения безопасности», попутно занеся её вещи в спальню, и вернулся в холл, гулко шагая по каменному полу.

— Надеюсь, что с вами не должно ничего произойти за сутки в собственном доме. Я вернусь завтра вечером, без десяти минут семь, и, прошу вас, будьте готовы к этому времени. К ужину мы должны быть в школе. Всего наилучшего!

Сказав так, Снейп без промедления вышел за дверь, которая, закрываясь, хлопнула слишком сильно из-за его резких, размашистых движений, после чего наступила полная тишина.

Эльва стояла посреди этого прохладного, огромного и бесполезного в своей огромности помещения, не совсем понимая, что ей теперь делать. В мечтах возвращение домой виделось совсем другим.

Там были краски и запахи, светлые тёплые комнаты, горящий камин в мамином кабинете, и кресло напротив него, конечно же, примято, а рядом, на столике, дымится чашка чёрного свежемолотого кофе, и слышатся шаги и голоса, знакомые, смеющиеся, зовущие её куда-то, там, в другом мире.

А здесь… Здесь, похоже, никто не ждал её в этом большом пустом доме.

Прошло, вероятно, не меньше двадцати минут, прежде чем Эльва сдвинулась с места. Она решила, что навряд ли сможет по велению мысли провалиться в прошлое, а значит, надо всё-таки прийти в себя.

Первым делом она направилась на кухню, ожидая найти там старушку Джудит и остальных домовиков. Уже проходя по коридору, она поняла, что давящая тишина куда-то делась, и спереди доносятся привычные громыхания и звон посуды.

Домовые эльфы страшно обрадовались хозяйке, то и дело подпрыгивая и тряся своими смешными ушами. Немедленно усадив Эльву в столовой, её накормили вкуснейшим завтраком, а некоторые домовики начали поспешно носиться мимо дверей с постельным бельём и прочими вещами — наверное, готовили спальню.

Наевшись, Эльва брела по коридору между старых портретов и, увидев знакомую дверь маминого кабинета, решила заглянуть туда. Там всё было как раньше. На столе лежали какие-то бумаги — документы по «Адиуму», заключила Эльва, рассмотрев эмблему в уголках листов. Чернильница, перо рядом. На столике у маминого кресла — сиротливо брошенная книга, заложенная клочком пергамента где-то посередине. Эльва подошла ближе. «Портрет Дориана Грэя» Оскара Уайльда — иногда мама перечитывала эту книгу, как, впрочем, и многих других классиков английской литературы.

Эльва вернулась к столу. Глянула в бумаги — договоры о поставках, списки ингредиентов, деловые письма… После смерти мамы она ни разу не задумывалась о том, какая судьба ждёт «Адиум». Изначально компания была детищем семьи Райт, но Аврора за эти пятнадцать — уже шестнадцать — лет весьма преуспела в роли управляющего, изменив слегка профиль деятельности, проведя некоторые кадровые перестановки. Сейчас Эльва подумала, что мама всё же любила свою работу.

А теперь, выходит, «Адиум», как и этот дом, как и счёт в Гринготтсе — её наследство, и уже через год, с наступлением её семнадцатилетия, она будет хозяйкой поместья Райт и одной из крупнейших фирм по поставке редких ингредиентов для зелий. Даже мысленно это звучало нереально, но так и произойдёт.

Интересно, как обстояли дела в данный момент, кто занимался фактическим управлением делами компании — может, мама оставила преемника на эту роль? Миссис Райт никогда не говорила об этом с дочерью. Не заводила стандартных для чистокровных семей бесед о продолжении дела рода, ответственности за его будущее и о необходимости обучаться нужным навыкам. Нет, она всегда говорила, что такая девочка, как Эльва, обязательно найдёт себе достойное занятие по душе, и как-то с детства Эльва знала, что если на ней и лежит ответственность по этому вопросу, то только за собственный выбор и только перед самой собой. И это всегда казалось правильным. Но теперь она недоумевала, как могла мама обойти стороной тему «Адиума», особенно если знала заранее, что время на исходе.

Вздохнув оставшимся без ответов вопросам, Эльва разожгла камин, опустилась в уютное кресло и под тихое потрескивание огня углубилась в чтение оставленной книги, закончить которую в этот раз маме уже не довелось.

Она очнулась от чтения только через пару часов, когда явилась счастливая Джудит сообщить, что к двум будет готов обед. Отложив Уайльда, Эльва потянулась, разминая косточки, и решила повиноваться неожиданному порыву прогуляться по саду. Она вышла через западную веранду, которая, как всегда в ясную погоду, утопала в мягких переливах цветов и оттенков, отбрасываемых через большие витражные окна.

Сад даже зимой радовал глаз. Ближе к дому пестрела россыпь деревьев орешника, сбросивших листья со своих скрученных, мелко завитых каштаново-бежевых ветвей. Вдоль дорожки стояли японские клёны, сейчас совсем голые, но Эльва знала, какое красно-розовое великолепие они создают осенью. Зелёными оазисами выглядели остролисты и кусты камелии.

Незаметно Эльва добрела до маминой зачарованной оранжереи. Вот где было буйство красок! Десятки ароматов, распустившиеся цветы, яркая зелень… Эльва присела в одно из плетёных кресел, разглядывая старенький сервиз, невесть почему стоявший на подносе на столе. Через стеклянные стены оранжереи отсюда был виден особняк, качели, любимый фонтан, и Эльве пришло в голову, что она никогда прежде не смотрела на задний двор с этой точки. Зимой она забегала в оранжерею погреться всего на пару минут, а летом, наверное, просто незачем было сидеть здесь.

Глянув на часы, молодая хозяйка поместья опять вышла в солнечный зимний день и поспешила на обед.

До самого вечера Эльва бродила по дому, как будто заново изучая его. Она обошла, кажется, каждый уголок, задерживаясь иногда за каким-то занятием, вертя в руках знакомые с детства вещи, рассматривая колдографии. Порой она невольно думала о том, какой была бы её жизнь в настоящей, в той семье: каким был бы дом, довелось бы ей иметь качели на заднем дворе и сам этот двор, были ли они богаты, её другие мама и папа, любили ли они её, похожа ли она на них…

Эльва отправилась спать с полным светлой ностальгической грусти сердцем, не побывав только в одной комнате особняка — маминой спальне.

Эту комнату она отважилась посетить только на следующий день. Она понимала, что мама уже никогда не вернётся сюда, и ей не понадобится ни одна из лежащих там вещей, но всё равно не покидало ощущение, что она вторгается в нечто личное без спросу.

Спальня Авроры Райт была выполнена в приглушённых сиренево-синих оттенках. Велюровые сизые кресла, в тон плотным шторам, оттенялись нежными лавандовыми стенами, тут и там виднелись белые вазочки с зачарованными невянущими букетами сирени. Домовики держали спальню в идеальном порядке, нигде не было ни пылинки.

Эльва, вздохнув, присела на покрывало. На прикроватной тумбе за старым серебряным подсвечником виднелось несколько колдографий.

Первая, самая большая, запечатлела смеющихся Аврору и Эльву, которой в тот день исполнилось одиннадцать. Маленькая наследница Райт весело трясла в руках огромный подарок, перевязанный красной лентой, делая вид, будто бы пытается расслышать, что там, внутри коробки. А затем отставляла подарок в сторону и радостно кидалась маме на шею, крепко её обнимая, и они вместе смеялись. Эльва помнила этот момент — каким же беззаботным тогда казался весь мир!

На второй колдографии, гораздо более старой, Аврору было трудно сперва узнать — ей там было лет пятнадцать, не больше. Она стояла на фоне раскидистого дерева в простом платьице до колен, заложив руки за спину, а рядом с ней были бабушка и дедушка Эстеры, ещё молодые, а также незнакомый юноша лет двадцати — старший брат мамы, Хонес Эстер, как догадывалась Эльва.

На последней колдографии, оформленной в чёрную раму, молодая Аврора стояла под руку с высоким красивым мужчиной, который был, конечно же, её мужем, Джонатаном Райтом. Приглядевшись, Эльва заметила, что её мама, вероятно, была уже беременна, когда сделали это фото. А значит, здесь изображена настоящая семья Райт, вся в сборе. Никого из них теперь нет в живых.

Если бы только Эльва знала, что у них будет так мало времени! Она бы успела спросить обо всём том, о чём никогда раньше особенно не думала. Она бы спросила о том, как и почему погиб Джонатан Райт и каким он был. Она бы спросила о том, почему брат мамы когда-то отказался общаться с их семьёй. Она бы спросила о том, как Джон и Аврора хотели назвать своего сына. Но уже никогда не спросит. Они с Авророй жили в тесном, обособленном мирке, и эти вопросы не посещали голову юной Эльвы.

Сейчас она подумала, что, может быть, мама сознательно не знакомила её с этой частью своей жизни, не говорила об этих людях, как о родне, потому, что предполагала, что Эльва, узнав правду о себе, не станет считать их более своей семьёй.

К вечеру Эльва собрала кое-какие нужные вещи, прошлась напоследок по дому и без пятнадцати семь уже стояла в холле на том самом месте, где Северус Снейп оставил её чуть больше суток назад.

Он опоздал на пять минут. Рывком отворил двери, залетел в холл, нещадно сминая широкими шагами полы своей чёрной мантии. Он часто и глубоко дышал, губы были сжаты в нитку, хмурый невидящий взгляд, похоже, был обращён к чему-то, что он прокручивал в своих мыслях.

— Мисс Райт! — прогремел он через несколько мгновений, когда, наконец, осознал, что уже видит её стоящей напротив себя. — Отлично. Нам пора.

И, не дожидаясь ответа, развернулся обратно к выходу.

Эльва поспешила следом, недоумевая, что же могло так его разозлить.

— Профессор Снейп, скажите, мне обязательно возвращаться в Хогвартс? Я бы с удовольствием провела остаток каникул в особняке Сириуса, — робко сказала Эльва, пытаясь успевать за ним и вспоминая приглашение миссис Уизли и уговаривающую её Гермиону.

— Да, обязательно. Таков был указ директора. И едва ли это разваливающееся строение можно именовать особняком. Хотя — под стать хозяину. К тому же, я не собираюсь расхаживать туда-сюда остаток вечера — я только что оттуда, и, представьте себе, обратно меня не ждут.

— Правда? Вы были на Гриммо? Вероятно, собрание Ордена?

Снейп затормозил посреди дорожки и, оглянувшись, смерил Эльву уничижающим взглядом.

— Мисс Райт, даже если по не известным мне причинам вас и посвятили в некоторые моменты, касающиеся этого — он сделал многозначительный упор на это слово и после паузы продолжил, — то, как минимум, вам следует научиться держать свой язык за зубами, пока ваша чрезмерная болтливость не стоила кому-нибудь жизни. Впредь, никогда — вы слышите? — никогда не упоминайте вслух того, что видели или слышали в этом, как вы выразились, особняке. Удивлён, что вас не предупредили об этом.

— Предупредили, конечно, я вовсе не хотела… Мы же на территории моего поместья, под защитой. Я и не подумала бы сказать при ком-то другом.

— Ну, разумеется, не подумали. Последнее время все либо не думают, либо думают слишком много не о том, о чём нужно — и вряд ли вашего Поттера спасёт даже окклюменция...

В этот момент он осёкся и вновь продолжил путь.

— Окклюменция? — тут же спросила Эльва, ощущая себя самоубийцей, но чувствуя какой-то невидимой струной в сознании, вероятно, называющейся интуицией, что сейчас как раз Снейп уязвим в своей ярости, и есть шанс получить некоторые ответы. — Гарри занимается окклюменцией? Это из-за его видений?

— Удивительно, почему мне раньше не бросилась в глаза ваша раздражающая манера задавать не касающиеся вас вопросы, — пробормотал профессор. — Я отвечу, если мы более не поднимем этой темы: я действительно буду обучать мистера Поттера окклюменции в этом семестре, по наставлению директора, и как раз об этом я сообщил ему во время сегодняшнего визита. Умение хранить тайны не входит в число сильных сторон Гриффиндора, и потому эта информация так или иначе вскоре достигнет ваших ушей. Не дайте ей попасть к кому-то ещё. Всё, вопрос закрыт.

К этому моменту они уже вышли за калитку, и Снейп, схватив Эльву за плечо, аппарировал к воротам Хогвартса.

— Профессор Снейп, — решившись, сказала Эльва почти у самого крыльца замка. — Я знаю, что у меня нет права просить вас об этом, но всё же — не могли бы вы хоть изредка заниматься окклюменцией и со мной? Сама я вряд ли смогу её освоить.

— Зачем вам это понадобилось? — тихо спросил Снейп через несколько секунд.

— Я не могу сказать вам, — так же тихо ответила Эльва.

— Вот как. Отказываетесь сообщить причины, но, тем не менее, имеете наглость просить, чтобы я тратил своё время на вас.

— Да.

— Идите на ужин, мисс Райт, этот разговор не для сегодняшнего вечера, — подвёл итог Снейп, пропуская её в дверь вперёд себя.

Хогвартс был необычайно пуст. В Большом зале едва набралось бы и тридцать студентов, переговаривающихся вполголоса, отчего акустика была непривычной, и эхо казалось гулким, чрезмерным.

С пятого курса Слизерина, кроме неё, больше никого не было, и Эльва задумчиво ела в одиночестве. Она размышляла о словах Гарри, о том, что Снейп, возможно, играл против них. Этот человек был почти всегда невыносим и, похоже, ненавидел всех и каждого — неудивительно, что окружающим сложно было поверить в какие-либо его благие намерения и высокие идеалы. Да и неясно, какая именно неведомая сила заставляет его раз за разом выполнять поручения Дамблдора. Но предать Орден, обречь всех на гибель? Мог ли такой, как он, быть на это способен? Эльва не знала. Но знала, что по другую сторону от Снейпа был Волдеморт, который, по слухам, мог быть потрясающе убедительным. Главное ведь выбрать нужный стимул, и можно заставить кого угодно сделать что угодно. Почему-то Эльва не сомневалась, что Волдеморт умел выбирать нужный стимул.

Мысль о тёмном маге вернула Эльву к собственной проблеме, и она решила, что как только разберёт вещи, отправится поговорить с портретом.

К её глубочайшему сожалению, картина оказалась пуста. Был ли у Герпия второй портрет, или же тот имел привычку путешествовать по чужим — неизвестно, но вечерний разговор опять откладывался.

В воскресенье Эльва получила послание от Дамблдора, который просил её заглянуть после ужина к нему в кабинет.

Осознав, что половина каникул уже прошла, а она ещё ни к чему не приступала, Эльва весь день провела за домашним заданием и в назначенное время постучала в массивную дверь кабинета директора.

Дамблдор встретил гостью радушно и предложил, конечно же, чаю. Пока он возился с чашками, мисс Райт подошла к Фоуксу и легко погладила того по спине. В этот момент она, как и в день их знакомства, снова ощутила странное притяжение своей руки к телу птицы, но на этот раз не испугалась и продолжила гладить феникса, наслаждаясь теплом, разливающимся по венам.

— Я вижу, вы вполне подружились. Эльва, я должен извиниться, что не смог предупредить тебя о твоём отъезде на Гриммо и о том, что ты там узнала. Но я действительно был крайне занят всё это время. Надеюсь, известия не сильно шокировали тебя.

— Вовсе нет. Там все были очень милы, и я благодарна вам за эту возможность отвлечься.

— Ну что ж, рад это слышать. Как ты понимаешь, информацию эту некоторые могут использовать во вред, и потому она должна содержаться в строжайшем секрете.

— Конечно, профессор, я уже успела это запомнить. Обещаю, никто не услышит об этом от меня.

— Спасибо. А то, знаешь ли, многоуважаемая Долорес и так едва успевает реагировать на все вопиющие нарушения, — директор глянул на неё с напускной серьёзностью. — Незачем добавлять ей работы.

— Не понимаю, почему бы ей и Министерству просто не оставить школу в покое? Мне казалось, сейчас есть вопросы поважнее ситуации в Хогвартсе.

— О, это весьма запутанный вопрос, Эльва, не думаю, что мы с тобой успеем добраться до сути даже за три чашки чая, — Альбус подмигнул ей с улыбкой. — Профессор Амбридж лишь орудие, весьма действенное, однако.

— Вас не пугает, что она может перейти все границы, профессор? С ней никак нельзя бороться, а она уже вздохнуть никому не даёт.

— Возможно, самую малость, если быть откровенным. Но тебя не должно это заботить, Долорес всё же не станет причинять вред студентам. Её основная цель — заставить Хогвартс придерживаться политики Министерства.

— Боюсь, что всё же станет, — сказала Эльва угрюмо, и Дамблдор удивлённо приподнял брови. — Но, если честно, это не только мой секрет...

— Решать тебе, но уверяю — всё сказанное тобой останется между нами.

Эльва чувствовала себя обязанной директору за оказанное ей доверие, к тому же эта информация, по её мнению, непременно должна была достигнуть ушей Альбуса Дамблдора, и этого до сих пор не случилось только из-за неуместной гордыни Гарри. Поэтому она решилась.

— Профессор Амбридж использует для своих взысканий крайне необычные методы. Её зачарованное перо буквально вырезает на коже руки то, что пишешь им на бумаге. Не знаю, кому ещё досталось, кроме Гарри и меня.

Дамблдор помедлил с ответом.

— Что ж, — наконец сказал он, — благодарю тебя за доверие. Откровенно говоря, профессор Снейп уже сообщил мне, что взыскания Долорес требуют моего внимания. Теперь, когда это подтвердилось, надо будет ещё раз предупредить деканов по возможности заменять отработки у генерального инспектора на любые другие наказания. Эльва, я хотел спросить тебя, зачем ты попросила профессора Снейпа обучать тебя окклюменции?

— Мне кажется это очевидным, — ответила она слегка разочарованно из-за того, что Снейп выдал её просьбу. — Я была объектом охоты Волдеморта, и, возможно, до сих пор остаюсь им, просто он не знает, что я — это я. Неизвестно, что ждёт нас дальше, и окклюменция, возможно, когда-нибудь позволит мне снова спастись, скрыв от него правду.

— Это очень разумно, Эльва. Мне крайне радостно видеть в тебе такую сознательность. Я уже дал своё согласие профессору Снейпу, он с удовольствием возьмётся за твоё обучение. Первое занятие состоится в эту среду после обеда. Надеюсь, ты не против потратить время на каникулах?

— Конечно же, нет! Я начала бы хоть сейчас. Спасибо.

— Не за что, это правильное решение. Ох, нам, вероятно, пора с тобой расходиться — скоро уже отбой.

В ту ночь сон не желал приходить. Вернее, Эльва всё время проваливалась в тягучие, бредовые сны, затем просыпалась и снова в них проваливалась. Она видела маму, которая, улыбаясь, дарила ей тот самый перевязанный лентой подарок, потом черты её лица трансформировались, то превращаясь в маленькую Аврору, то отображая лицо Гермионы, то истираясь совсем, и её никак нельзя было узнать теперь. Она вешала на шею Эльве золотой медальон в виде птицы, раскинувшей крылья, и шептала, что нужно бежать быстрее. Эльва видела Дамблдора, помешивающего какое-то зелье, и, заметив Эльву, он крикнул «Прочь!» голосом Северуса Снейпа, а потом, превратившись в него, нацелил на неё свою палочку, отчего Эльва бросилась бежать по коридорам и оказалась прямо в доме на площади Гриммо. Были и другие сны, не менее сумасшедшие, чем эти.

Утром Райт проснулась до будильника с тяжёлой головой и первым делом почему-то потянулась рукой к шее, проверить, на месте ли медальон, где он и оказался. Попыток уснуть делать больше не хотелось.

До портрета Герпия она добралась только после вечерней прогулки. Старый маг стоял на своём месте, скучающим взглядом уставившись перед собой.

— Добрый вечер! — окликнула его Эльва.

— Приветствую. Давно ты не заглядывала сюда.

— Я была позавчера, но вас на портрете не оказалось.

— Не полагаешь же ты, что раз я — нарисован, то у меня не найдётся дел важнее, чем висеть здесь от зари до зари? Я, к твоему сведению, был великим исследователем тёмных магических искусств в своё время!

— Да, я помню — вы многого добились в этой области.

— Именно так. Жаль, никто по-настоящему так и не продолжил моё дело.

— Но ведь был один юноша много лет назад, который чего-то да стоил. Он умел говорить на парселтанге.

Герпий помолчал немного.

— Да, был. Но вовсе не много лет назад, а совсем, можно сказать, недавно. Да ведь это я сам тебе о нём и поведал, ты что же, решила, что я выживший из ума старик?

— Нет-нет, что вы! Я хотела всего лишь поговорить о нём. Поговорить о Томе Реддле.

Герпий скривил губы при звуках этого имени.

— К чему тебе он?

— Я думаю, что такой мудрый тёмный волшебник, как вы, не стал бы придумывать небылицы, и значит, тот юноша и впрямь был особенный. Мне интересно узнать о нём побольше, я ведь, знаете ли, тоже у подножия выбора жизненного пути.

— Твои речи мне по нраву, чародейка. Больше было бы таких молодых людей, как он, глядишь, и не пришлось бы прятаться от безродных магглов по невесть какой причине. Этот мальчик, знаешь, с самого начала мне приглянулся. Молчаливый такой, а в глазах — понимание…

В подземелье было довольно тепло для верхней одежды, и Эльва, предчувствуя долгий разговор, стянула оставшийся после прогулки шарф, освобождая шею.

Маг, вдруг осёкшись, замолчал.

— Что-то не так? — поинтересовалась Эльва.

— Что же вы раньше ничего не сказали?

— О чём?

— Не подумал бы, что наследнице столь древнего и уважаемого рода, как ваш, юная леди, заблагорассудится слушать истории о разных безродных мальчиках.

Эльва удивилась его словам — род Райт, конечно, довольно древний, но к чему об этом вообще говорить?

— Почему же, с удовольствием послушаю.

— Как вам будет угодно. Тот мальчик был старателен, трудолюбив и, как я уже сказал, с пониманием истинной сути некоторых вещей.

Эльва старалась не прерывать старика, боясь, что тот обидится и замолчит, а потому приходилось выслушивать море всевозможных отступлений от темы к каким-то несущественным мелочам. Через час она уже знала распорядок дня учеников того времени, прослушала описание, наверное, дюжины студентов, не имеющих отношения к Тому Реддлу, а также знала, что у юного Волдеморта не водилось друзей, о чём тот не жалел. Затем Герпий неожиданно прервал рассказ.

— Смею напомнить вам, что вот-вот уже отбой. Вероятно, вы не пожелаете нарушать учебную дисциплину.

— Ох, действительно, пора. Скажите, могу я прийти завтра? Мне чрезвычайно нравится вас слушать. — Эльва льстила, не краснея.

— Что ж, буду ждать.

— Спасибо! Всего хорошего.

По дороге в гостиную своего факультета Эльва снова мысленно вернулась к неожиданной перемене в разговоре. Старый волшебник будто бы стал обращаться к ней как-то особенно, как-то… с уважением? Может, его просто впечатлила заинтересованность студентки в его былом фаворите? Но такой вариант был притянут за уши, и смутно чувствовалось, что ответ здесь совсем другой.

В следующий вечер Эльва узнала немногим более, чем в предыдущий: Том Реддл говорил на парселтанге, приходил к портрету со старинными фолиантами, иногда прося пояснить некоторые моменты, заводил беседы о тёмной магии, о бессмертии. Герпий не спрашивал, где мальчику удавалось достать редкие запрещённые книги, что, по его мнению, было лишней информацией.

Опять ничего полезного. Конечно, Эльва и не ждала, что будет какой-то разоблачающий прорыв. Просто нужна была некая зацепка, откуда можно будет продолжить поиски. Какая-то, возможно, незначительная деталь, которая позволит дальше разматывать клубок. Может, особенная идея, терзавшая его, а может, всплывут хоть какие-то доброжелатели, знакомые.

Среда принесла снежную метель и первое занятие по окклюменции. После обеда, немного волнуясь, Эльва постучалась в кабинет по зельеварению и толкнула дверь.

— Входите, мисс Райт.

Снейп стоял к ней спиной, убирая что-то на стеллаж.

— Итак, вы изъявили желание обучаться окклюменции, а по-другому — защите от насильственного проникновения в ваш разум извне. Как вы знаете, противоположное умение — проникать в чужой разум, считывая образы, эмоции, воспоминания — называется легилименцией. Именно им я буду пользоваться, чтобы вы, в свою очередь, могли тренировать навык защиты.

Эльва молча кивнула.

Преподаватель прислонился к стоящей за ним парте, держа палочку в правой руке, и указал ей на пустующее место напротив себя. Эльва тотчас заняла его.

— Прежде всего, вам следует оставить все эмоции за пределами этой комнаты. Окклюменция основана на особой концентрации, которую достичь нельзя, если не очистить разум. Ваша задача — не дать мне попасть внутрь вашей головы. Готовы? — Снейп направил на неё свою палочку, и этот образ некстати напомнил сумбурные недавние сны.

— Да.

— Легилименс!

Эльва почувствовала странную лёгкость, как будто её разум отделился от тела и, став невесомым, поплыл… куда? По её жизни.

Образы были нечёткими, слегка «потёртыми» и словно кисель перетекали один в другой. Вот она в своём доме, совсем недавно, в мамином кабинете, держит книгу, а в душе — грусть. Вот в её руках, вместо книги, планировщик заданий для Рона, а вокруг — снежный Хогсмид, и грусти уже как не бывало. Не успела она оглядеться, как пейзажи деревеньки сменились Косым переулком, где они с мамой выбирали Зевса. Порядок фрагментов памяти и ощущений был, похоже, продиктован её собственными ассоциациями. При этом Эльва чувствовала, что они, хоть и хорошо осознаются, но пролетают молниеносно, и прошло всего несколько мгновений. Она знала, что должна сопротивляться, но не могла понять, что именно должна делать, и какая-то часть её, которая была в настоящем, испытывала злость на профессора, за то, что он толком не объяснил ей этого.

Неожиданно вокруг показались надгробия, и она узнала мамины похороны. Захлестнувшее её отчаяние того дня придало сил и решимости остановить это беспардонное вторжение, и её разум забился, словно пойманная птица, в попытке разрушить связь. Невозможно было описать, что именно она делала. Это рождалось где-то внутри, как будто новая мышца, которой раньше не было вовсе, а теперь её можно было заставить работать усилием мысли, как и все прочие. Весь этот мир воспоминаний стал искривляться, сгибаться, сворачиваться вокруг Эльвы в клубок, как ёж, подставляющий всем вокруг лишь игольчатую спину. Но нельзя сказать, что Эльва видела это, она скорее думала это, фокусировалась на этом, и тогда эмоции и мысли оказались как бы вытеснены.

В следующую секунду всё прекратилось. Эльва, тяжело дыша, очнулась на том же стуле, на котором сидела, с лёгким головокружением и поняла, что обеими руками вцепилась в столешницу парты.

— Видимо, мои рекомендации по очищению разума пролетели мимо ваших ушей, — невозмутимо сказал Снейп, опуская палочку. — Вы, не сопротивляясь, впустили меня в своё сознание, и я уже начал полагать, что вы и сами решили присоединиться к просмотру собственной памяти.

— Я просто не понимала, как… — сбивчиво пыталась ответить Эльва.

— Тем не менее, — продолжил, повышая голос, зельевар, — в самом конце вам удалось нечто сносное. Не обольщайтесь — вы не смогли оттеснить меня из своего сознания, я сам опустил палочку. Однако ваши потуги можно назвать первыми успехами. Имейте в виду, что сейчас я действовал крайне мягко, не стремясь, к тому же, найти какую-то конкретную информацию. Если бы я хоть с малым усердием копался в вашей голове, ища что-то, вам не удались бы и эти скромные достижения.

— Я поняла, — Эльва уже полностью пришла в себя. — Я бы хотела попробовать ещё раз, если можно, профессор.

— За этим вы сюда и пришли. Легилименс!..

Она провела у Снейпа почти три часа, за которые ей так и не удалось достичь ничего большего, чем всё то же «сворачивание в клубок». Снейп отметил, что назвать это защитой не смог бы даже самый галантный преподаватель окклюменции, но, по крайней мере, это был верный путь развития.

Немного разочарованная в себе, Эльва отправилась в гостиную, думая о том, что эти тренировки, похоже, выпили из неё все силы, так что даже не было желания слушать нудные рассказы старика Герпия.

Беседы с портретом продолжились в следующие два вечера. Тот, как обычно, пространно вещал, выливая на свою гостью целый ушат ненужных сведений. Однако в какой-то момент он обмолвился о том, что если бы Тому Реддлу удалось достичь каких-то высот, его биография непременно уже должна была быть опубликована. Эльва взяла эту идею на заметку, решив поискать в библиотеке, когда будет свободное время.

Следующее занятие с профессором зельеварения состоялось в пятницу после ужина. Эльва чувствовала себя гораздо увереннее, зная, что её ожидает. За эти дни она потихоньку тренировала то, чему научилась, наедине с самой собой и у Снейпа с первой попытки старалась достичь чего-то большего.

С первой, конечно, не вышло, но на исходе часа её клубок, наконец, полностью сомкнулся вокруг неё. Она поняла это сразу, потому что явственно отдалилась от чужого присутствия. Оказалась за полупрозрачной перегородкой.

— Вы должны стараться лучше! — настаивал позже Снейп. — Ваша защита абсолютно никуда не годится, слишком много эмоций ещё вам мешают, вы очень слабо концентрируетесь на том, что делаете.

Эльва тяжело вздохнула, утопив лицо в ладони. В этот раз усталость накатила гораздо быстрее.

— Рано спать, мисс Райт, вы вздыхаете так, словно на вашу долю выпали все людские муки. Не забывайте, что из нас двоих лично я совершенно не заинтересован в этой сверхурочной трате времени. Или вы уже передумали обучаться?

— Нет, профессор, ни в коем случае. Я готова попробовать ещё раз.

— Прекрасно. И услышьте меня, наконец! — Он наклонился к ней, на вытянутых руках опершись ладонями о её стол. — Вам. Мешают. Эмоции. Когда вам удалось сделать полшага вперёд, устранив бреши в вашей ментальной преграде, вы, вместо того чтобы удерживать позиции, так обрадовались успеху, что отвлеклись и тут же откатились к начальной точке. Если вы хотите оградить свой разум, выкиньте из него Эльву Райт! Нет больше ни вас, ни ваших мыслей, ни ваших суждений, есть только цель, чёткая, ясная, желанная — воздвигнуть прочную стену вокруг себя.

— Я поняла, профессор Снейп.

— Сомневаюсь, — пробурчал он, выпрямляясь и поднимая палочку. — Легилименс!

Мало-помалу, но прогресс всё же был ощутим. К тому моменту, когда время отбоя заставило их прекратить занятие, Эльва уже могла довольно легко создать целостную преграду, которая, как ей казалось, была прочнее и плотнее, чем раньше. Даже Снейп, прощаясь с ней, выдал нечто, отдалённо похожее на похвалу.

— Что ж, ваши сегодняшние достижения, мисс Райт, позволяют надеяться, что у нас всё-таки есть шанс успеть освоить нужный уровень прежде, чем вы окончите школу. На выходных я буду занят, так что буду ждать вас на следующей неделе во вторник после ужина. Сокурсникам скажите, что мы с вами продолжаем дополнительные занятия из-за того, что вы отстали в ноябре.

— Хорошо, профессор, спасибо.

Обессиленная, Эльва вошла в пустую гостиную как раз к отбою. Она собиралась немедленно отправиться спать, но неожиданно заметила какое-то движение и, обернувшись, с изумлением уставилась на Драко Малфоя, сидящего в кресле.

— Драко? Ты рано!

— Угу, и тебе привет. А ты где до отбоя пропадаешь? Опять с красно-золотыми? — он был явно не в духе.

— Нет, конечно. С чего ты взял. Я всё ещё подтягиваюсь по зельеварению у Снейпа. Дважды в неделю, — она подошла и села в соседнее кресло.

— Да? Я думал, ты закончила с этим ещё до каникул.

— Не закончила. Что случилось, почему ты приехал раньше?

— Да ничего не случилось, — блондин принялся делать вид, что листает лежащий рядом «Пророк». — Успею подготовиться к занятиям в спокойной обстановке.

— За кого ты меня принимаешь? — с шутливым укором посмотрела на него Эльва.

— Райт, оставь меня в покое, — он отшвырнул газету. — Я же говорю — не случилось ровным счётом ничего из того, чему бы следовало уделять внимание. Отец сегодня вечером сообщил, что мне лучше вернуться в Хогвартс до выходных. У них с матерью какой-то важный приём.

— И ты думаешь, что это тот самый приём?

— Я не имею привычки строить беспочвенные догадки.

Эльва замолчала, не в силах выкинуть из головы мельком брошенную Снейпом фразу. «На выходных я буду занят…» Так ли уж беспочвенны эти догадки?

— Действительно, не следует раньше времени делать выводы. Не забивай голову, — она легонько толкнула его кулаком в плечо. — Не знаю, как ты, Малфой, а я еле на ногах держусь. Пойду спать, пожалуй.

— Давай.

В спасительной тишине пустой спальни Эльва, по привычке разлядывая наколдованное звёздное небо, пыталась убедить себя, что нет причин предполагать, будто Волдеморт опять совершит что-то ужасное на этих выходных. И уж точно не следует представлять, как в этом будут принимать участие родители Драко Малфоя и её преподаватель, Северус Снейп.

Первый учебный день второго семестра заставил ещё не включившихся в работу студентов стонать от полученных заданий. В отместку за относительно свободные каникулы все преподаватели, напомнив о неумолимо приближающихся СОВ, задавали ужасающие по объёму рефераты, сочинения, графики и таблицы.

Эльва, как и все остальные, еле дышала под грузом навалившейся информации, радуясь обеденному перерыву. На волшебном галлеоне ОД новых отметок не появилось, значит, вечер свободен, и после ужина можно будет снова пойти к портрету, но сначала — после занятий — она, конечно же, отправится в библиотеку поприветствовать Гермиону, по которой, если честно, уже соскучилась.

— Почему ты не вернулась к нам? — спрашивала расстроенно Гермиона, с увлечением выписывая магические свойства корня календулы.

— Я хотела, но профессор Снейп был, мягко говоря, не в духе в тот день.

— Я так и подумала — ты бы видела, что они с Сириусом устроили!

Эльва вопросительно посмотрела на подругу.

— Чуть не поубивали друг друга, я уже думала, дуэли не избежать. Мы услышали, что они ругаются на кухне, и успели как раз вовремя — оба стояли с палочками наготове, и Гарри между ними!

— И по поводу чего ругались?

— Сириус не объяснил толком, только продолжал высказываться в адрес профессора Снейпа, а Гарри говорит, что причины не было, что они с самого начала задирали друг друга.

— Снейп приходил по поводу окклюменции? — вполголоса спросила Эльва.

— А ты откуда знаешь?

— Удалось у него выведать, пока в школу возвращались.

— Выведать? У профессора Снейпа? Не думаю, что тебе бы удалось это, если бы он сам не желал рассказать.

Эльва на секунду задумалась.

— Так или иначе, я уговорила его заниматься и со мной тоже.

— Что? Ты будешь заниматься вместе с Гарри?

— Нет, я — отдельно. Уже начала на каникулах. Это, вроде как, тоже секрет. Сплошные секреты у нас.

Гермиона улыбнулась.

— Да уж.

Герпий Злостный снова занял полтора часа такого бесценного сейчас времени, и Эльва к своему неудовольствию обнаружила, что старый маг начал повторяться. Эльва подумала, что так эти истории растянутся на ещё больший срок. Когда ей удавалось вставить слово в пространную речь старика, девушка старалась задавать больше вопросов, надеясь попасть в точку, но ей по-прежнему не довелось выудить из рассказов что-нибудь стоящее.

Спускаясь утром во вторник в общую гостиную, Эльва на лестнице столкнулась с Пэнси, которая зачем-то поднималась обратно в спальню и была, по-видимому, чем-то чрезвычайно взволнована — на щеках нездоровый румянец, губы плотно сжаты. Уже предчувствуя какую-то неприятную новость, Эльва заметила Блейза и Драко, чересчур сосредоточенно вчитывающихся в сегодняшнюю газету.

— Что любопытного сегодня? — спросила она, подходя к сокурсникам и заглядывая им через спины.

Они не ответили. Да и незачем было — на всю газетную полосу чернел жирными буквами заголовок: «МАССОВЫЙ ПОБЕГ ИЗ АЗКАБАНА». Похолодев, Эльва принялась читать статью.

Из Азкабана ночью бежали десять человек, все — Пожиратели Смерти, приспешники Лорда Волдеморта, снискавшие себе жуткую славу в тёмные времена первой магической войны. Министерство поспешно обвинило в подготовке и осуществлении побега Сириуса Блэка, что было, разумеется, совсем не так, и Эльве в опустевшую голову вдруг пришла мысль о том, что она совершенно точно знает, кто именно организовал побег. Невольно она вспомнила о раннем возвращении Драко Малфоя, об очередном крайне важном приёме у его родителей, о занятом на выходных Снейпе, и головоломка, наконец, сложилась.

Посмотрев на Малфоя, стиснувшего зубы то ли от волнения, то ли от гнева, Эльва поняла, что не она одна пришла к этим неутешительным выводам. Драко бросил на неё быстрый взгляд и молча ушёл из гостиной. Блейз, также молча, последовал за ним. Пэнси, видимо, вообще передумала идти на завтрак — она до сих пор не спустилась обратно.

Вздохнув, Эльва поплелась в Большой Зал, пытаясь структурировать полученную информацию: Волдеморт, однозначно, вернулся и здравствует, легко вернув расположение чистокровных семей вроде Малфоев, а теперь, ко всему прочему, успешно освобождает кровожадных убийц, которые боготворят его и подчиняются ему беспрекословно. Даже если не брать во внимание общемировую угрозу, Эльве самой, весьма вероятно, теперь грозит нешуточная опасность — необходимо допускать возможность, что Волдеморт успел понять, где она была спрятана, прежде, чем лишился своих сил.

Ковыряясь в тарелке без особого энтузиазма, Райт обратила внимание, что Гермиона, Гарри и Рон, побледнев, тоже читали злополучную газету.

После занятий и Эльва, и Гермиона на всех парах неслись в библиотеку и столкнулись ещё на этаже.

— Ты видела? — с лихорадочным блеском в глазах спросила Гермиона, когда они заняли один из столов в читальном зале и для вида обложились учебниками.

— Да. Плохо дело.

— У Гарри было видение вчера вечером — он сказал, что Волдеморт чему-то очень радовался.

— Ещё бы не радоваться… Гарри нужно усиленно взяться за окклюменцию.

— Я тоже ему это втолковываю. Разумеется, обвинили во всем Сириуса. Видела Амбридж сегодня? Чернее тучи ходит. Слушай, есть ещё кое-что важное. В этом выпуске есть также статья о смерти Бродерика Боуда.

— Это тот, что лежал на шестом уровне в Мунго, рядом с вашим бывшим профессором?

— Да, он. И его смерть, похоже, подстроена. Рон говорит, что он Невыразимец — то есть работает в Отделе тайн. А вчера на первом занятии окклюменцией Гарри удалось вспомнить, что давно преследующий его ночной кошмар — это в точности Отдел тайн. Теперь он уверен, что Волдеморт стремится попасть туда, чтобы завладеть неким оружием.

— То есть, Волдеморт пытается попасть в Министерство? Но зачем тогда им убивать Боуда?

— Я не могу этого понять. По всему выходит, что он что-то знал, о чём должен был молчать — но вообще-то он был на нашей стороне. Мерлин всемогущий! — Гермиона спрятала лицо в ладонях. — Пожиратели бегут из Азкабана. Министерских работников убивают. Неужели Фадж будет и дальше стоять на своём?

— Не думаю, что теперь что-то изменится, — вздохнула Эльва, — кажется, Волдеморту придётся лично зайти к министру на чай, прежде чем тот признает его возрождение.

Мрачная улыбка была ей ответом.

— Но ведь люди должны знать правду. Теперь многим семьям грозит опасность.

— На самом деле, — размышляла Райт, — многие сейчас будут взволнованы новостью и станут искать правдоподобную информацию. Но «Пророк» никогда не разместит ничего разумного без отмашки Министерства — так и будут валить всё на Сириуса.

Гермиона сосредоточенно обдумывала слова Эльвы.

— А если не «Пророк»?

— Любые более-менее крупные издательства не станут переходить дорогу Министерству. Разве что совсем малоизвестная пресса. Хотя, это всё равно может сработать. Если, к примеру, Гарри даст интервью.

Гермиона с сомнением покачала головой.

— Едва ли кто-то напишет это интервью. Правда, — и она прикусила губу, вспомнив о чём-то, — есть одна мысль, но её осуществление заставит поступиться законом. Не уверена, что я смогу это провернуть.

— Знаешь, Гермиона, я думаю, что кроме тебя больше некому.

* * *

Январь пролетел, плотно утрамбованный уроками, домашними заданиями и занятиями по окклюменции, в освоении которой Эльва, к собственному сожалению, практически не продвигалась. Она стала наведываться в библиотеку по вечерам — искать книги, содержащие упоминания о жизни Лорда Волдеморта. Пока что ей удавалось найти лишь те, в которых публиковали общую информацию — величайший тёмный маг современности, Пожиратели, первая магическая война, уничтожен Гарри Поттером. Никаких подробностей, нигде даже не было указано, что его настоящее имя — Том Реддл. Непонятно было, чем именно он занимался несколько десятков лет после Хогвартса.

Однажды в преддверии Дня Святого Валентина Гермиона появилась весьма оживлённая и призналась, что её секретный проект, о котором они говорили после побега, наконец сдвинулся с мёртвой точки, и, скорее всего, очень скоро всё получится.

— Я думаю назначить интервью на субботу — будет Валентинов день, и поход в Хогсмид позволит нам потратить достаточно времени без опаски.

— Можно спросить, кто из репортёров отважился на авантюру?

Пару мгновений Гермиона обдумывала, стоит ли раскрывать карты раньше времени. Но затем, видимо, решила, что опасности в данном случае нет.

— Это Скитер.

— Рита Скитер? — изумилась Эльва. — Мне казалось, она пишет для «Пророка».

— Так и есть. Но я знаю один нелестный факт о ней, который она не хотела бы доводить до ушей Министерства.

— То есть, ты шантажируешь Риту Скитер?

— Ну, я же говорила — потребуется нарушение закона! Ты сама убеждала, что кроме меня некому.

— Да нет, нет, я ничего такого не хочу сказать, Скитер — это просто отлично. Если она действительно напишет в нужном ключе, никто лучше неё этого не сделает. А кто публикует?

Гермиона вздохнула.

— Скорее всего, «Придира». Больше никто не согласится.

— Ладно, будем надеяться, что статья всё равно разойдётся.

— Да. Слушай, а что ты вчера тут делала после ужина? Дин обмолвился, что видел тебя, когда возвращал книги мадам Пинс.

— Да, я просто... — Эльва засомневалась. Она ещё не думала о том, чтобы рассказать кому-либо о своей тайне.

— Ну, можешь не говорить, если не хочешь, — Гермиона отвела взгляд и снова принялась за уроки. Было ясно, что она была уязвлена недоверием Эльвы в ответ на свою откровенность.

— Я искала кое-что о Волдеморте.

— Что? Зачем?

— Я ищу любые сведения о его жизни — что делал, где жил, с кем общался вплоть до войны и во время неё тоже, желательно. К сожалению, везде минимум информации.

— Но зачем тебе это?

Эльва замялась.

— Не обидишься, если я скажу тебе чуть позже? Гермиона, я доверяю тебе полностью, просто это потянет за собой историю, которую я ещё не готова рассказывать кому-либо.

— Конечно, скажешь, когда захочешь, — на этот раз слова Гермионы звучали с искренним пониманием. — Но, мне кажется, ты ничего не найдешь в общей секции.

— Похоже на то: я перевернула, наверное, штук двадцать книг, энциклопедий и справочников. Видимо, Хогвартс не хранит такую информацию.

— Я говорю, ты навряд ли найдешь что-либо в общей секции, а вот в Запретной — весьма вероятно.

Эльва вспомнила несколько рядов за спиной мадам Пинс, огороженных толстой верёвкой, за которую никого не пускали.

— Я даже не подумала об этом. Но как туда пробраться, если секция — запретная?

— Знаешь что, приходи сегодня в библиотеку за двадцать минут до отбоя, — помолчав, сказала загадочно Гермиона Грейнджер, и её глаза сверкнули недобрым огоньком.

* * *

Без двадцати девять Эльва уже толкнула большие двери и прошла в читальный зал мимо недовольно посмотревшей на неё мадам Пинс.

Гермиона сидела за тем же столом, что и днём. Больше в помещении никого не было.

— Боюсь представить, что ты задумала, — шепотом проговорила Эльва. — Сразу скажу — заколдовывать мадам Пинс я не согласна!

— Это и не понадобится. Всё, что нужно — просидеть здесь до отбоя, затем выйти за пару минут до библиотекаря, и накинуть вот это, — она немного отодвинула край своей сумки, обнажая сверток прекрасной искрящейся серебром ткани, какую Эльва видела впервые.

— Что это?

— Увидишь. Главное, слушайся меня.

Примерно через десять минут заговорщицы убрали книги и вышли за дверь, а затем Гермиона достала свёрток, который оказался довольно длинной мантией, и накинула ткань на них обеих, укрываясь с головой. Сперва Эльва не могла понять, что Грейнджер хочет сделать, но бросив взгляд вниз, обнаружила, что у неё нет тела. Вернее, если смотреть внутри мантии, то всё на месте, а вот если посмотреть на свои ноги сквозь мантию снаружи, то на том месте, где они стояли, ничего не было.

— Мантия-невидимка, — шепнула Гермиона, подталкивая Эльву обратно в библиотеку. — Пошли, только не торопись, смотри, чтобы ног не было видно.

Они тихонько пробрались обратно и встали в неприметном углу, наблюдая, как мадам Пинс поправляет стулья в читальном зале и гасит свечи. Через несколько минут она, оглядевшись, вышла из библиотеки, не обратив на притаившихся студенток абсолютно никакого внимания.

Не веря в свою удачу, Эльва выпуталась из-под струящейся, словно вода, ткани.

— Гермиона, это просто невероятно! Откуда она у тебя?

— Это мантия Гарри. Она у него ещё с первого курса — потом расскажу. Давай искать, а то может объявиться Филч с обходом!

Нырнув под верёвкой, Эльва с Гермионой принялись рассматривать полки со странными, по большей части древними фолиантами, подсвечивая корешки дрожащими огоньками «Люмоса» на кончиках своих палочек. От книг веяло завораживающей стариной: некоторые издания были в грубых кожаных переплётах, каких Эльва никогда не встречала, иные окованы металлическими вставками с узорами тонкой ручной работы.

Через пару минут они сложили на пол несколько, по их мнению, подходящих книг, и принялись бегло просматривать их. В первой Эльве ничего не попалось — много было о темномагических ритуалах, но ничего — о волшебниках.

— Здесь есть небольшая статья, я пока отложу, — эхом раздался в тишине голос Гермионы.

Вскоре они выделили всего три книги, относительно современные, которым следовало уделить пристальное внимание.

Первая — «Тёмные фигуры магического мира от античности до наших дней» — содержала гораздо более детальную биографию Тома Реддла, чем Эльве доводилось встречать раньше. Здесь упоминалось, что после школы он работал в «Боргин и Беркс», занимаясь поиском, скупкой и продажей антиквариата, и что уволился он вскоре после смерти одной из клиенток лавки, убитой, якобы, собственным домовиком. О дальнейших годах писалось, что Реддл отправился в путешествие, посетив множество стран и встретив много тёмных волшебников. Далее шли военные годы: начавшиеся беспорядки, убийства магглов, совершаемые Пожирателями, и всё ухудшающаяся ситуация вплоть до случая с Гарри Поттером.

Второй фолиант носил название «В погоне за бессмертием: мастера Тёмных искусств». Кроме уже изученных сведений, внимание Эльвы привлёк следующий отрывок:

«Достоверные свидетельства подтверждают, что в своём страстном поиске пути к бессмертию Лорд Волдеморт обратился к исследованиям такого знаменитого алхимика, как Николас Фламель.

Неизвестно точно, удалось ли ему во время своего путешествия действительно отыскать оригинальные записи французского чародея, которые, по слухам, уничтожить у того не поднялась рука, и он просто спрятал их подальше от людских глаз.

При всём том, существует гипотеза, что именно в этих бумагах был подробно описан единственный способ обретения вечной жизни, якобы найденный Фламелем ещё в середине четырнадцатого столетия, и многие охотники за славой писали многотомные труды, приводя разные способы получения бессмертия, утверждая, что они основаны на найденных дневниках Николаса Фламеля. Ни один из них, впрочем, не оказался действенным.

Так или иначе, странствия по Европе завершились для Реддла-Волдеморта на пороге первой магической войны, в которую он с энтузиазмом окунулся, едва успев возвратиться. Возможно, именно эта поспешность заставляет многих исследователей придерживаться мнения, что Волдеморт приехал не с пустыми руками и был уверен в ожидающем его успехе. Есть также косвенные свидетельства того, что он продолжал некое важное исследование уже во время войны, однако этот факт не представляется возможным подтвердить».

Третья книга оказалась весьма занимательным трудом какого-то волшебника и называлась «Тот-кого-не-называют. Кукловод или вдохновитель?» Автор издания явно провёл нешуточную работу, собрав каким-то образом огромное количество детальных сведений о жизни Волдеморта, если, конечно, все эти четыреста с хвостиком страниц не были выдумкой от начала и до конца. Эльва нашла то, что хотела — множество имён и фамилий людей, окружавших Волдеморта в разные периоды его жизни. Она старалась успеть прочесть как можно больше, осторожно перелистывая пожелтевшие страницы и быстро скользя взглядом по убористым строчкам.

«…С ранних лет юному Тому Реддлу удаётся собрать вокруг себя относительно большое число приспешников. Те немногие, которые по стечению обстоятельств прекратили контакт с тёмным магом ещё в молодости, неоднозначно отзывались о природе его лидерской харизмы. Многие сходились в том, что этот человек был тираном по натуре, внушающим трепет, и даже страх, но все они при этом утверждали, будто было ещё что-то, что удерживало их рядом с Реддлом, некое притяжение к его невероятной, восхищающей силе, как притягивают порой к себе шедевры мирового искусства…»

«…Свои странствия тогда уже Лорд Волдеморт начинает с самого севера Европы, перемещаясь постепенно на юг. Ему удаётся разыскать практически всех тёмных волшебников, обладающих хоть какой-то известностью, и подробно изучить их труды и исследования. Неправы те, кто считает, что Волдеморт был одиноким странником в эти годы — напротив, он охотно прибегал к помощи некоторых интересных ему личностей в разные периоды своего путешествия, и многие из них впоследствии не желали верить, что этот человек мог стоять во главе магической войны. Известный шведский маг, Густав Валлин, сделавший себе имя в области исследований темномагических древних рун, позже утверждал, что работал бок о бок с Волдемортом в течение полутора лет, и если тот и испытывал маниакальную тягу к власти и бессмертию, то, значит, умел её искусно маскировать под искреннюю страсть к науке и познанию, потому что только это в нём заметил мистер Валлин за все месяцы совместной работы…»

«…Здесь можно приводить множество примеров: немецкий чародей Фридрих Шульц, голландцы Янсен и Орд, ставшие известными нумерологами, целая группа исследователей в Польше, легендарный зельевар Виеру, проживавший в тот момент в Румынии, и многие другие успешные маги — все они, так или иначе, содействовали Волдеморту во время его странствий, не догадываясь о его намерениях…»

«…Итак, Болгарию, где остались плодотворные месяцы работы с укротителем магических змей Тодором Христофом, Волдеморт вскоре меняет на жаркий греческий климат. На этот раз он не отвлекается ни на что другое, плотно занявшись только изучением вопроса бессмертия. В Афинах его уже видят в обществе молодой четы Агоно, делавших стремительные успехи в интересующей Волдеморта области. Деймон и Аманта Агоно впоследствии продолжат свои изыскания в Британии, однако к моменту окончания первой магической войны след их неразличимо теряется после…»

Громкий скрип входной двери заставил сердце бешено забиться, пока разум судорожно соображал, что делать. Девушки мгновенно шепнули «Нокс», погружаясь в липкую темноту, чтобы в следующую секунду различить видневшийся со стороны входа слабый жёлтый свет, видимо, от свечи. Непослушными пальцами Эльва медленно подбирала лежащие на полу книги, стараясь не издать ни единого звука, пока Гермиона аккуратно доставала мантию Гарри.

Шаркающие шаги, между тем, к их радости, переместились в сторону читального зала. Распихав фолианты на ближайшие полки, юные искательницы приключений скользнули под спасительную ткань, и крайне вовремя, потому что Аргус Филч к тому моменту уже приблизился к рядам Запретной секции, поочередно наклоняясь в каждый проём и освещая пространство огарком свечи, который он держал в вытянутой вперёд руке.

Стоя в двух ярдах от ворчливого завхоза, Эльва могла видеть его испещрённое глубокими морщинами некрасивое лицо, сварливый взгляд блёклых глаз, в которых сейчас отражалось тусклое пламя, и на секунду ей показалось, что старик смотрит прямо на них.

Но Филч смотрел лишь на пыльные полки, заполненные старыми книгами, и через минуту сделал шаг назад от их ряда, направившись к следующему, а затем к последнему, после чего он проследовал к выходу. Послышался громкий скрип и глухое удаляющееся пошаркивание.

— Надо идти, миссис Норрис бывает не так-то просто обмануть, — прошептала Гермиона, когда они, наконец, облегчённо выдохнули.

— Да, мне ещё надо как-то добраться до подземелий.

— Не думаешь же ты пойти прямо так, без мантии? Я провожу тебя, конечно же!

— Но ведь тебе потом одной идти…

— Ничего, не впервой, — уверенно заявила Гермиона, и они направились к выходу.

Злополучная дверь всё же скрипнула, несмотря на всю их осторожность, но, замерев, они не услышали никакой реакции на звук и потому продолжили движение.

Без приключений студентки добрались до нужного тупика в подземелье, и Эльва, вынырнув из-под мантии, шепнула пароль. Бессознательно оглянувшись перед тем, как войти, она, конечно же, не увидела ничего, кроме пустого каменного коридора.

В гостиной ещё было несколько человек, заканчивающих домашние задания и тихо беседующих. Кивнув некоторым знакомым, Райт решила сразу направиться наверх, чтобы без помех обдумать то, что сегодня прочла.

Пэнси лежала к ней спиной, накрывшись с головой, и, видимо, спала, Астория и Дафна тоже мирно сопели, а крайняя кровать Булстроуд была ещё пуста — Эльва видела ту читающей в гостиной. Переодеваясь в полумраке, она вдруг услышала сдавленные рваные вздохи, доносящиеся со стороны Паркинсон. Без сомнений, Пэнси плакала.

Поколебавшись пару мгновений, Эльва всё же решилась подойти к ней.

— Пэнси, эй, слышишь? — прошептала она, касаясь, предположительно, плеча Паркинсон. — Ты чего? Вылезай оттуда, скажи, что случилось?

Слизеринка замерла на секунду, услышав голос сокурсницы, затем медленно стянула с головы одеяло, поворачиваясь и открывая раскрасневшееся от рыданий лицо, что было заметно даже в таком слабом освещении.

— Что произошло? Я могу чем-то помочь? — Эльва присела рядом с ней на край кровати.

Пэнси теребила уголок одеяла.

— Да не можешь ты ничем помочь, — наконец, всхлипывая, сказала она шёпотом. — Ну, разве что, если ты способна сделать меня не мной.

— О чём ты говоришь? Что плохого в том, чтобы быть тобой? — мягко улыбаясь, спросила Эльва.

— Действительно, разве может быть что-то плохое в моём положении — знатный богатый род, единственная наследница, встречается с одним из самых завидных чистокровных волшебников… — и она снова скрыла лицо в ладонях, сотрясаясь от рыданий.

— Мерлин, ты что же, из-за Драко так расстроилась? Не валяй дурака — он ни с кем не проводит столько времени, сколько с тобой, а ведь его не назовёшь терпимым к чужому обществу.

— Да не в этом дело! — досадливо выдохнула Пэнси. — Ты не поймёшь! Не можешь понять… что нас ждёт.

Эльва всматривалась в красивое лицо сокурсницы. Что их ждёт? Неужели, она говорит о том, что…

— Ты насчёт той статьи в «Пророке»?.. Ты думаешь, Драко придётся стать… Пэнси, ещё ведь ничего не известно толком… Ещё нет уверенности, — Эльва не знала, зачем говорила эти слова, в которые сама не верила. Малфои, похоже, ближайшие сподвижники Волдеморта, и Драко — их сын. Конечно, у него только одна дорога.

— Уже всё решено, Эльва, всё решено, — горько прошептала Пэнси. — Его родители оберегают, как могут, но я вижу, к чему всё идет, и он видит. Он не отступится от семьи, ни за что, иначе их накажут. Теперь это — лишь вопрос времени. И я не знаю, что делать мне…

Эльва, оглушённая этой правдой, тоже не знала, что делать Пэнси Паркинсон, которая так ревностно много лет оберегала своего любимого от лишнего женского внимания, но не сможет уберечь от страшного пути, выбранного семьёй задолго до его рождения. Сжав ладонь безутешной однокурсницы, она просто сидела рядом с ней, думая о том, сколько маленьких и больших трагедий уже приносит, должно быть, эта война, сколько вовлечёт магглов и волшебников, за каждым из которых будет скрываться своя история.

* * *

В понедельник после Дня Всех Влюбленных, который пришёлся на субботу и который Эльва провела в Хогсмиде с Дафной (Астория была приглашена на свидание), утром на завтраке произошёл любопытный инцидент — Гарри Поттеру пришло сразу более дюжины писем, и гриффиндорцы, собравшись вокруг него, что-то увлечённо обсуждали. Эльва старалась не показывать своего интереса, хотя она уже догадывалась о причинах этого переполоха.

Амбридж, разумеется, не смогла не заметить странного события и, заполучив журнал с интервью, сняла пятьдесят очков с Гриффиндора, запретив к тому же Гарри посещать Хогсмид — впрочем, могло быть и хуже.

После первой Истории магии Эльва увидела, что по всей школе размещают очередной приказ Генерального Инспектора, который обещал исключение любому студенту, уличённому в хранении «Придиры».

Вожделенный номер журнала она смогла воочию увидеть только после занятий в библиотеке, куда его принесла Гермиона, заколдовав так, что большую часть времени он выглядел как рабочий блокнот студента. Лицо Гарри смущённо улыбалось с обложки, а крупный заголовок гласил: «ГАРРИ ПОТТЕР НАКОНЕЦ ЗАГОВОРИЛ: ПРАВДА О ТОМ-КОГО-НЕЛЬЗЯ-НАЗЫВАТЬ И ЕГО ВОЗВРАЩЕНИИ, КОТОРОЕ Я ВИДЕЛ СВОИМИ ГЛАЗАМИ». Сама статья была написана вполне в духе Скитер — с животрепещущими подробностями, провокационными вопросами, сентиментальными отступлениями автора, — и вообще, по мнению Эльвы, идеально подходила для тех целей, для которых и была задумана.

Запрет Амбридж сделал своё дело — вырезанные страницы «Придиры» контрабандой расходились по школе, словно горячие пирожки с тыквой. Их трансфигурировали, накладывали маскирующие чары, превращали в пустую бумагу, обнаруживающую буквы только в нужный момент, пару раз Эльве даже попались исписанные от руки обычные пергаментные листы с текстом статьи.

Отношение учащихся к Гарри Поттеру существенно изменилось. Многие теперь верили его словам, слизеринцы же просто отмалчивались. Однажды вечером, когда в гостиной были только Эльва и Драко, разговор зашёл об интервью. Собирая книги и листы пергамента со стола, Эльва наткнулась на очередной экземпляр статьи, вероятно, оставленной кем-то ранее.

— Кажется, скоро все будут знать этот текст наизусть, — смеясь, Эльва скомкала листок и забросила его в камин.

— Приходится признать: Поттер сделал на удивление умный ход, — недовольно фыркнул однокурсник. — Хотя я уверен, что всё — от идеи до организации — принадлежит всезнайке Грейнджер.

И Эльва украдкой улыбнулась его догадке.

* * *

Мартовское холодное солнце обманчиво влекло к себе истосковавшихся по теплу студентов, и Эльва стала чаще выбираться на прогулки, хотя ветер всё ещё был ледяным и пронизывающим до костей.

За последние несколько недель они с Гермионой ещё дважды делали вылазки в Запретную секцию, чтобы продолжить чтение заинтересовавшей Эльву книги. Но, откровенно говоря, она смутно понимала, что будет делать теперь с этими сведениями. Раньше ей казалось, что стоит раскопать чуть глубже, и она наткнётся на некий факт, на упоминание о некоем человеке, что позволит ей если не понять всё, то, по крайней мере, сформулировать какие-то версии. На деле же фактов оказалось бесчисленное множество, среди которых ничего так и не бросилось в глаза. Фамилии волшебников, с которыми Волдеморт пересекался в странствиях, ни о чём не говорили ей, а сфера его интересов была крайне обширна. А если принимать во внимание тот факт, что её настоящая мать спасалась от преследования в конце первой магической войны, и искать где-то в том временном промежутке, то всё ещё хуже — за эти девять лет в биографии Реддла всплывал не один чрезмерно приближенный Пожиратель, который впоследствии совершал какую-то ошибку и платил за неё своей жизнью. Так, быть может, её родители были просто-напросто парочкой Пожирателей Смерти, которые не угодили хозяину и решили спрятать дочь, опасаясь гнева Тёмного Лорда?

Гарри по-прежнему изводили видения, и окклюменция совсем его не спасала, — Гермиона часто говорила об этом в библиотеке. Он окончательно уверился в том, что Волдеморту крайне необходимо проникнуть в Отдел тайн Министерства магии, где тот планирует отыскать некое оружие.

Эльва, между тем, наконец начала справляться с занятиями у Снейпа достаточно сносно — она могла успешно удерживать ментальный щит в течение примерно десяти минут, пока преподаватель пытался сломать его. Кроме того, по настоянию Снейпа, она стала учиться держать лёгкую постоянную преграду так, чтобы та оставалась на фоне ее мыслей.

— Вся проблема в том, что любые сильные эмоции, в которые ты действительно вживаешься, непременно рушат барьер, — объясняла она Гермионе. — И знаешь, я, кажется, начинаю понимать Снейпа — он, похоже, постоянно держит свою защиту.

— Мерлин, как жаль, что Гарри не удаётся освоить хоть что-то, — сокрушалась в ответ Гермиона, листая огромный фолиант «Древнейшие магические родословные мира», который Невилл подарил ей на Валентинов день. И как она только таскала с собой такую тяжесть, мельком подумала Эльва. — Эти сны донимают его, он стал совсем раздражительным в последнее время. Мне кажется, он видит их гораздо чаще, чем рассказывает.

— Он хочет уберечь вас от всего этого. Ты думаешь, это действительно ему чем-то грозит?

— Мы не можем быть уверены, что в такие моменты Волдеморт не чувствует его присутствия — потому что если это так, он сможет буквально управлять Гарри, влиять на его мысли, попросту ввести его в заблуждение и заставить сделать то, что ему надо.

— Если он уже это не делает — с Отделом тайн.

— Нет, слишком много совпадений — Бродерик Боуд, скорее всего, действительно был под Империусом, они хотели использовать его, чтобы пробраться в Отдел. Кстати, тебе удалось почерпнуть хоть что-то полезное из наших ночных вылазок?

— Если честно, понятия не имею… — вздохнула Эльва, машинально потянувшись рукой к медальону на шее. — Если и так, я ещё не смогла этого понять.

Гермиона проследила взглядом её движение.

— Он, вероятно, много значит для тебя? — спросила она, кивая на украшение.

— Мама отдала мне его, когда мне исполнилось пятнадцать.

Грейнджер понимающе кивнула в ответ, и у Эльвы возникло желание, наконец, разделить с кем-то близким свои тайны и опасения.

— Но он важен мне не поэтому, а потому, что в тот вечер я узнала, что была удочерена Авророй Райт сразу после своего рождения, а этот медальон остался мне от настоящей матери.

Гермиона уставилась на неё.

— Ты серьёзно?

— Абсолютно. На самом деле, я не имею никакого отношения к роду Райт. О своей настоящей семье я знаю лишь то, что меня пытались спрятать от Волдеморта, который по неизвестным причинам преследовал нас…

Эльва рассказала ей всё, что знала сама об этой истории.

— В его биографии ты пытаешься найти след своих родителей? — спросила Гермиона, дослушав.

— Профессор Дамблдор считает, что Волдеморт не стал бы тратить силы понапрасну, а значит, причина должна быть весомой. Я надеялась, что появятся хотя бы какие-то ниточки.

Внезапно в библиотеку влетела Сьюзен Боунс.

— Профессора Трелони увольняют! Пойдём, все собрались внизу! — поспешно сообщила она сидящей за ближайшим ко входу столом Ханне Эббот.

Переглянувшись, Эльва и Гермиона быстро побросали книги в сумки и выбежали из зала вслед за хаффлпаффками.

Сибилла Трелони, преподающая Прорицания и, по слухам, так же как и Хагрид, находящаяся на испытательном сроке после инспекции Амбридж, стояла рядом с огромными потрёпанными чемоданами и завывала, воздевая одну руку к небу (во второй она держала что-то, подозрительно напоминавшее бутылку хереса):

— Этого не может быть! Я не верю, так нельзя! Нет! — слёзы градом струились по её лицу.

Профессор Макгонагалл пыталась успокоить бедняжку, приговаривая, что той не придётся покидать Хогвартс, однако стоящая рядом самодовольная Амбридж моментально отреагировала на это, осаждая Макгонагалл. Трелони, вероятно, совсем бы лишилась чувств, если бы не вмешался подоспевший Дамблдор. Он заявил, что хоть решение об увольнении по праву принадлежит Амбридж, решение об изгнании из Хогвартса по-прежнему остаётся за ним, и бывшего профессора Прорицаний под руки повели обратно наверх.

Эльва думала, что представление на этом окончится, однако директор, улыбаясь, сообщил, что уже успел найти новую кандидатуру, и под общий ропот в вестибюль, цокая копытами по каменному полу, вошёл… кентавр.

— Знакомьтесь, это Флоренц, он будет преподавать Прорицания, — подвёл итог Дамблдор с той же безмятежной улыбкой.

Потерявшая дар речи Амбридж, наверное, представляла все те страшные способы, которыми бы хотела наказать Альбуса Дамблдора, однако её руки были связаны — по закону, Министерство принимало участие в подборе кандидата только в том случае, если директор не смог (или попросту не успел) найти его сам.

Флоренц, оглядев вестибюль своими неправдоподобно синими глазами, взмахнул белой, как снег, шевелюрой и, приветственно кивнув всем, вышел вслед за директором.

* * *

Вечером первого вторника апреля Эльва сидела в гостиной и пыталась разобраться с запутанной схемой по нумерологии. Астория и Дафна писали сочинение по астрономии, Малфой, Забини, Крэбб и Гойл посмеивались над чем-то, расположившись у камина, а Пэнси сидела на пуфе рядом с Драко, прислонившись к его ногам и хохоча над каждой его фразой. После того разговора ночью Райт почему-то перестала раздражать её манера увиваться за блондином хвостом. Возможно, годы в Хогвартсе — последние, когда Паркинсон сможет вот так проводить вечера с любимым, и кто, скажите, может утверждать, что на её месте не поступал бы точно так же. Эльва не могла.

Часы на стене показывали десять минут девятого, когда входной проём открылся, впуская декана, за которым семенила Долорес Амбридж собственной персоной.

— Профессор Амбридж хочет обратиться к вам с заявлением, — сказал Снейп, когда через пару мгновений все заметили вошедших, и в гостиной наступила напряжённая тишина.

— Спасибо, Северус, — пропела Амбридж. — Я приняла решение провести внеочередное собрание исключительно для студентов факультета Слизерин, так как я полагаю, что остальные факультеты могли пасть жертвой распущенных нравов, установившихся в школе в последние годы по вине руководства, и не смогут самостоятельно распознать, что пойдёт им на пользу.

Она сделала паузу, многозначительно обведя взглядом сидящих слизеринцев.

— Альбус Дамблдор, без сомнения, достойный уважения волшебник, и сделал для Хогвартса очень много в своё время, чего Министерство никогда не забудет. Однако, к величайшему моему сожалению, годы берут своё над каждым, и ваш директор — не исключение. Он более не способен держать ситуацию в школе под контролем, превознося личные привязанности над учебной дисциплиной, профессионализмом преподавателей и качеством обучения. Людям в его возрасте свойственен подобный сентиментализм, однако, этим качеством не может обладать настоящий директор школы. Пока Министерство будет решать этот вопрос, я хочу попросить вас принять участие в установлении порядка.

— И как мы будем это делать, интересно? — спросил Теодор Нотт не слишком вежливо и, поймав взгляд декана, тут же добавил: — Профессор.

— О, очень просто. Я знаю, что некоторые студенты грубо нарушают школьные правила, посещая тайные собрания, но мне не удаётся их в этом уличить. Если такое общество будет раскрыто, у Министерства, наконец, появится достойное основание рассмотреть иные кандидатуры на пост директора Хогвартса. Ваша задача — намеренно интересоваться этим вопросом у других факультетов, сообщать мне любую полученную информацию, а также, по возможности, следить за времяпрепровождением студентов, извещая меня о любых странностях.

Многие переглянулись.

— Я думаю, что ваш факультет ещё сохранил должное чувство дисциплины, вероятно, благодаря надлежащему семейному воспитанию. Поэтому, я уверена, что вы не останетесь в стороне в этот сложный для школы период. Разумеется, если наши с вами старания увенчаются успехом, я лично поощрю каждого из вас за проявление сознательности и самоотверженности. Спокойной ночи!

Когда за Снейпом закрылся проём, в гостиной возобновились разговоры. Крэбб и Гойл выглядели счастливее всех, возбуждённо пытаясь угадать, о каких поощрениях говорила Амбридж. Малфой периодически улыбался в ответ на их предположения, однако его отсутствующий взгляд был устремлён куда-то в сторону. Блейз тоже молчал. Пэнси, закусив губу, поглядывала на Драко. Астория и Дафна, похоже, вообще не слишком прониклись выступлением генерального инспектора и почти сразу вернулись к астрономии, умудряясь при этом обсуждать новое косметическое зелье из журнала Астории.

Встречи ОД по-прежнему продолжались. В апреле большинство ребят успешно освоили заклинание «Экспекто Патронум» и были крайне довольны собой, хотя Поттер и предупреждал их, что во время реальной угрозы вызвать телесного Патронуса будет в разы сложнее.

Эльва выбрала для заклинания то воспоминание, которое видела на колдографии в маминой спальне — свое одиннадцатилетие. Сперва у неё не получалось создать телесную оболочку, но уже к концу первого занятия из чёрной палочки вырвался серебристый луч, который стал меняться и через мгновение превратился в большого снежного барса. Гордо поглядывая вокруг, полупрозрачный светящийся зверь вальяжно ступал пушистыми лапами по невидимой поверхности где-то на уровне пояса волшебницы и, сделав широкий круг по комнате, исчез.

Отряд Дамблдора сделал своё дело — вспоминая теперь, с чего начинали все в нём состоящие, Эльва думала о том, что Министерство и правда имеет повод уличить их в создании небольшой армии волшебников. Отрядовцы знали большинство защитных и некоторое количество атакующих заклинаний, владели ими на должном уровне и имели большой опыт их применения. Чем дальше шло время, тем успешнее продвигалась работа.

И тем ужаснее было то, что произошло накануне Пасхи.

Эльва знала, что некоторые слизеринцы исправно таскают генеральному инспектору сведения, которые считают важными, и среди них был и Драко Малфой (что, конечно же, подразумевает и Пэнси Паркинсон). Однако она также знала, что блондин ввязался в эту историю исключительно для поддержания авторитета своего отца перед Амбридж — на следующий день после её «выступления» в гостиной Слизерина он уже получил письмо из дома с соответствующими указаниями — и, на самом деле, скорее делал вид, что заинтересован в слежке.

Эльва была относительно спокойна на этот счет: слизеринцам ни за что не удалось бы прознать что-то конкретное об ОД — другие факультеты не имели с ними достаточно тёплых отношений, чтобы что-то сказать, а из Слизерина в этом участвовала одна лишь Эльва. Конечно, она всё равно довела до сведения отрядовцев недавнее происшествие в гостиной, и все обещали проявлять повышенную осторожность.

Поэтому она не поверила своим ушам, когда без четверти восемь в гостиную снова вломились Снейп в компании Амбридж, которая, безуспешно пытаясь совладать с неудержимым волнением, сообщила, что заговор, наконец, раскрыт, и ей нужна помощь слизеринцев, чтобы поймать «негодяев».

Сама мисс Райт не могла присутствовать на сегодняшнем собрании ОД, которое должно было начаться в семь тридцать, поскольку Снейп неожиданно назначил занятие по окклюменции на восемь, и ей не удалось найти предлог, чтобы перенести его на другое время или другой день.

Она с ноющим сердцем лелеяла надежду, что Амбридж опять говорит о пустых слухах, и они просто какое-то время послоняются по коридорам, делая вид, что обыскивают школу. Но подозрительное совпадение по времени почти не оставляло шансов на удачу. А когда, выйдя из гостиной, она увидела Мариетту Эджком, рыдающую и прячущую лицо в ладонях, душа окончательно ушла в пятки. Сомнений не осталось, их предали.

Пропустив всех вперёд и пробормотав что-то о забытой палочке, Эльва сделала вид, что хочет вернуться в гостиную. Когда карательная процессия скрылась за углом, девушка прислонилась к каменной стене, закрыв глаза и судорожно пытаясь понять, как предупредить тех, кто сейчас находится в Выручай-комнате.

Галеон в обратную сторону не работал, Патронус привлечёт внимание, камина там нет. Что еще? Думай, Эльва, думай! Вот если бы она могла аппарировать… Но аппарацией внутри Хогвартса могли пользоваться только домовики.

Внезапно она вспомнила, что о Выручай-комнате Гарри рассказал один из домовиков. Как же его звали? Дэлби? Болди? Добби!

План созрел мгновенно, и уже в следующую секунду Эльва мчалась на кухню так быстро, как, наверное, никогда раньше. Влетев в помещение, она громко крикнула:

— Добби! Мне нужен Добби! — обратилась она к ближайшим домовикам.

Но те только испуганно шарахались от странной гостьи. Пытаясь выцарапать из памяти что-то, что ещё могла Гермиона говорить о Добби, она вдруг вспомнила:

— Добби срочно нужен Гарри Поттеру! — отчётливо прокричала она.

Через мгновение перед ней стоял домовик с большими грустными глазами и в одном носке.

— Гарри Поттеру что-то понадобилось от Добби? — заискивающим голоском спросило создание.

— Да! Гарри Поттеру грозит опасность! Ты должен срочно предупредить его, что Амбридж всё знает, и уже на пути в Выручай-комнату! Быстрее!

Повторять дважды не пришлось: Добби мигом аппарировал.

Выйдя из кухни, Эльва поплелась наверх, не уверенная, как именно следует себя сейчас вести. Теперь, когда всё, что могла, она для ребят сделала, пришла гнетущая мысль, что если их всё же раскроют, ей едва ли удастся выкрутиться — её имя записано под номером четыре в списке участников. Медленно преодолевая этаж за этажом, она так и не придумала, что делать.

Прошло уже около двадцати минут с того момента, как Амбридж отправилась «на охоту», когда на шестом этаже Райт столкнулась с Миллисентой Булстроуд.

— Эльва! Ты проверила туалеты в том крыле?

— Да, — соврала та на всякий случай.

— Тогда пойдём на пятый, здесь никого запыхавшегося нет.

— Запыхавшегося?

— Ты что, не слышала, что передал Малфой? Теперь, когда Поттера схватили, остальные разбежались кто куда, и Амбридж приказала отлавливать всех, кто тяжело дышит. Ты вообще с кем была? Я тебя не видела.

— Да я просто не поняла, что ты имеешь в виду. О, кажется, кто-то пробежал вон туда! — повышая голос, указала она на лестничный пролёт к пятому этажу. — Пойдём скорее!

И, не дав Булстроуд опомниться, она направилась за мнимым беглецом.

Гарри Поттера схватили. Гарри Поттера схватили! Мысль лихорадочно прокручивалась в сознании снова и снова, пока Эльва металась по этажам, невидящим взором оглядывая какие-то помещения и выдавая разные вариации фразы «Здесь никого нет». Кажется, если бы в одном из кабинетов находилась парочка троллей, Эльва бы их всё равно не заметила.

Через полчаса попавшийся ей Малфой сообщил, что дальше искать бесполезно, и следует вернуться в гостиную, так как скоро отбой.

В десять часов Эльве надоело ждать сидя, и она поднялась в спальню. Ждать лёжа, в общем, скоро тоже надоело, но Эльва всё равно лежала. Она не могла понять, почему здесь до сих пор не появилась делегация из Снейпа, Амбридж, директора и ещё кого-нибудь, чтобы сообщить ей, что она, как и ещё около тридцати человек, исключена из Хогвартса за грубое нарушение правил.

Гарри поймали в восемь, прошло уже три часа — что же там происходит всё это время? Кого ещё им, интересно, удалось схватить? Рона? Гермиону?

В ту ночь никто так и не пришёл. Прождав до рассвета, Эльва смогла только под утро провалиться в чуткий, тревожный сон, и в следующее мгновение подскочила от звука будильника.

А вот, кажется, и последствия вчерашнего происшествия — в гостиной белело на стене очередное объявление. К своему ужасу Эльва прочла, что Долорес Амбридж с сегодняшнего дня назначена директором школы.

Собравшись кое-как, она поспешила в Большой зал. К её невероятному удивлению, все отрядовцы были на завтраке, даже Поттер. Не было только Мариетты.

Место Дамблдора занимала довольная Амбридж.

Уже на первых уроках стали, наконец, расползаться какие-то слухи — директора уличили в заговоре против Министерства, его пытались арестовать, однако после битвы Дамблдору удалось сбежать, несмотря на присутствующего министра, Амбридж и двух авроров.

После занятий Гермиона рассказала Эльве, что Дамблдор принял на себя весь удар, сообщив министру, что именно он вчера впервые собрал студентов на собрание, чему Фадж легко поверил из-за названия их отряда. Мариетта не опровергла эту информацию — согласно догадкам Гарри, она была под Империусом одного из преданных Дамблдору авроров.

— А что со списком?

— Гарри не заметил, куда он подевался после потасовки. Но в кабинете его, похоже, никто внимательно не читал — одного названия министру оказалось достаточно.

— Если его найдут, Амбридж всё равно отыграется на каждом из нас.

После ужина Эльва отправилась в кабинет зельеварения — на уроке Снейп сухо сказал ей, что вчерашнее занятие состоится сегодня в то же время — но, войдя, сразу поняла, что что-то не так.

Снейп был в ярости, насколько Эльва могла заключить. Он смотрел прямо на неё, сидя, выпрямившись как струна за своим столом, на котором лежал какой-то пергамент. Уже подойдя ближе, Эльва поняла, что это не что иное, как злополучный список ОД.

— Садитесь, — глухо сказал Снейп.

Эльва, похолодев, села напротив преподавателя. Резким движением руки тот повернул к ней пергамент, пододвинув его ей под нос.

— Чьё имя стоит под номером четыре?

— Моё.

Глупо было отпираться или оправдываться.

— Вы даже не соврёте, что находились под заклятием «Империус» или что вашу подпись подделал кто-то другой?

— Не думаю, что в этом есть какой-то смысл, профессор.

— А зря! Зря, мисс Райт, вы никогда не думаете! — проревел он так, что Эльва невольно вжалась в сиденье.

Вскочив со стула и едва не опрокинув его, Снейп обошёл свой стол и встал прямо рядом с ученицей.

— Вы что, действительно не понимаете, что сделали вы и ваши единомышленники? — снова понизил он голос, чеканя слова. — Альбус Дамблдор был единственной преградой на пути Министерства. Теперь он в бегах, обвинённый в заговоре против министра, а должность директора получила Амбридж.

Эльва молчала. Когда Снейп преподнёс всё в таком ключе, она и вправду стала сожалеть, что они затеяли это.

— Я могу смириться с мыслью, что подобную глупость совершили студенты Гриффиндора, которые не способны просчитать ситуацию дальше ближайшего ужина. Я также готов принять и то, что нашлась парочка особо «одарённых» учеников с Хаффлпаффа и Рейвенкло, — продолжал Снейп. — Но я решительно отказываюсь понимать, какого Мерлина в этом списке стоит ваше имя, мисс Райт?

Эльве опять нечего было ответить. Что она руководствовалась благой целью? Что на носу война, а они не готовы? Сейчас это казалось детскими фантазиями.

— Молчите? Вы понимаете, что если бы не Минерва, которой удалось забрать это, — и он потряс листком перед её носом, — в общей суматохе, то уже сегодня вся школа знала бы о вас. Именно о вас, а не об остальных. Амбридж никогда не спустила бы такое с рук студенту Слизерина. Я не говорю уже об ущербе, который понёс бы весь факультет в целом, потеряв прежнее доверие.

Снейп наклонился к ней.

— Я склонен считать, что едва ли вы вообще способны понимать последствия своих вольнодумных поступков. И во избежание дальнейших проблем я прекращаю наши с вами занятия по окклюменции. Отныне вы будете интересоваться исключительно уроками, мисс Райт, — закончил он вполголоса, затем выпрямился и быстро вернулся за стол.

— Профессор Снейп… — не выдержала Эльва.

— Это не обсуждается, — мгновенно осадил её преподаватель. — А теперь вы свободны.

У самой двери декан окликнул её.

— Мисс Райт! Сообщаю вам, что, поскольку Альбус Дамблдор сейчас… занят, я, согласно нашей с ним договорённости, вынужден принять на себя обязанности вашего опекуна вплоть до его возвращения.

Эльва не ответила. Чувство вины сменилось теперь гневом, и, стиснув зубы, она вышла из кабинета, хлопнув дверью. Он вынужден, видите ли! Раз уж ему это так в тягость, зачем соглашался? Можно подумать, она сама рада такому повороту — едва ли Снейп имеет шанс победить в номинации «Опекун года».

* * *

Снейп проводил ученицу взглядом и, едва за ней захлопнулась дверь, утопил лицо в ладони, вздохнув.

Глупая, невыносимая девчонка. Ну почему, скажите на милость, все дети своим поведением подозрительно напоминают сумасшедших самоубийц, которых только и успевай, что выдёргивать из самого пекла в последний момент…

Ещё и недовольна — вылетела, хлопнув дверью. Лучше бы догадалась образумить эту группу умалишённых, посоветовав вместо собственных имён ставить галочки, крестики, цветочки, да что угодно! Чары, изуродовавшие Эджком, всё равно бы работали. Ну, или, на худой конец, можно было написать список невидимыми чернилами. Зато с этой надоевшей статьёй из «Придиры» у всех фантазия сработала на ура.

А теперь Амбридж окончательно отравит ему жизнь своими гениальными идеями по установлению порядка. В декане Слизерина новоиспечённая директриса видела поддержку и опору, каждый раз выдавая новое распоряжение с таким видом, будто Снейп должен был прийти от него в настоящий восторг.

Минерва передала кое-что украдкой — Дамблдор обещал, что Фадж очень скоро пожалеет о случившемся. Вероятно, у старого чародея уже есть план. Мерлин, что за вздор — конечно, у него уже есть план. Иначе он бы не был собой.

Амбридж, возможно, кажется, что её положение в Хогвартсе и Министерстве нерушимо, однако Снейп знал, что такой порядок вещей сохранится, лишь пока Фадж стоит во главе. А это скоро изменится, очень скоро. Даже без помощи Альбуса Дамблдора.

А за девчонкой Райт пока стоит присматривать. Нет, разумеется, никакой договорённости с директором об опеке у него не было — старый интриган действительно не ожидал такого развития событий.

С гнетущим раздражением Снейп подумал, что, похоже, должен по этому поводу Гарри Поттеру котёл Феликс Фелицис. Отряд Дамблдора — это же надо было додуматься! Позёр. Каким был и его отец.

Мысль о Джеймсе стрелой пронеслась к зелёным глазам Лили Эванс. Не Поттер, а Эванс. Нет, конечно, его сердце хранило её любой — и как Лили Эванс, и как Лили Поттер, и даже теперь, когда ему остался лишь могильный камень. Но именно Лили Эванс была тем воплощением прекрасной мечты, к которой он всегда тянулся. Именно образ Лили Эванс он вспоминал порой в одиночестве, когда запрятанные чувства снова шептали «она», хоть само по себе это было выше имён и выше образов — это было им самим и, одновременно, всем, кроме него.

Даже сейчас, спустя столько бесполезных лет, Северус мог дюйм за дюймом очерчивать в памяти её точёную хрупкую фигурку, склонившуюся за столом где-то впереди него, увенчанную длинными пламенеющими локонами. Даже сейчас мог назвать точное количество морщинок, что появлялись на её высоком лбу, когда она сердилась и хмурилась. И даже сейчас его сердце падало куда-то в бесконечную пропасть, стоило ей взглянуть на него своими ясными зелёными глазами из глубин его памяти.

Стиснув столешницу, Снейп в очередной раз удивился, каким образом мысль об Эльве Райт в конечном счёте неизменно приводит его на запретную территорию.

* * *

Май взорвался грохотом и яркими красками в прямом смысле этих слов — Фред и Джордж перестали отказывать себе в удовольствиях после бегства Дамблдора. Заявив, что отныне в школе делать решительно нечего, они ежедневно вываливали на Хогвартс свои запасы магических фейерверков, устраивая полнейший хаос и тем самым желая поквитаться с Амбридж. В целом, им это успешно удавалось — она с утра до ночи носилась с этажа на этаж, ликвидируя последствия безобразий. Надо сказать, преподавательский состав не помогал ей в этом совершенно. Не спасало и то, что директриса учредила Инспекционную Дружину из числа преданных ей слизеринцев (по большей части из тех, что помогали ей с поимкой ОД), наделив их правами снимать баллы с любых учеников, даже со старост. Фреду и Джорджу всё было нипочём.

Когда однажды близнецы наколдовали портативное болото на шестом этаже, Амбридж всё же удалось их поймать. Но они, похоже, только этого и ждали — призвав с помощью «Акцио» свои мётлы, хранящиеся под замком, они, оседлав их и отвесив парочку поклонов восторженной толпе собравшихся учеников, покинули Хогвартс, оставив после себя немеркнущую славу.

Студенты при этом отчаянно пытались подготовиться к экзаменам. Гермиона дневала и ночевала в библиотеке, и ей даже несколько раз удалось затащить туда Гарри и Рона. Эльва тоже посвящала учёбе всё свободное время, хотя ни одна профессия из рекламных брошюр, появившихся недавно в гостиной, ей не приглянулась.

Вечером накануне решающего матча Гриффиндор-Рейвенкло, который был назначен на последние выходные мая, Эльва заметила за ужином странное поведение Гермионы. То есть, та вела себя более чем странно вот уже три недели кряду, постоянно читая, заучивая, повторяя что-то, но сегодня бросала на Эльву из-за стола обеспокоенные взгляды, явно нервничала и озиралась, как будто ища способ сказать что-то. Уже уходя из зала, она, сделав слишком большой крюк так, чтобы пройти прямо мимо слизеринского стола, нарочно обронила скомканный клочок пергамента. Райт через секунду подняла его, стараясь не привлекать к себе внимания, и незаметно развернула под столом. «Библиотека. Срочно!» — гласила записка. Недоумевая, Эльва поспешно закончила ужин и сразу отправилась на четвёртый этаж.

— Эльва! — Гермиона даже не заняла стол. Она стояла посреди читального зала, ломая руки. — Эльва, мне нужно сообщить тебе кое-что очень важное.

Как будто раздумывая, с чего ей начать, Гермиона мгновение просто смотрела на подругу, а затем положила сумку на стул и вытащила из нее уже знакомый Эльве огромный фолиант.

— Помнишь, я говорила тебе, что Невилл подарил мне «Древнейшие магические родословные мира»? Так вот…

— Гермиона, ты же не из-за книги так переполошилась?

— Нет. Вернее, не совсем. Выслушай меня! Я кое-что в ней нашла. То есть, ты не подумай, я, конечно, не читала её в последнее время — я сейчас только к экзаменам готовлюсь, — Гермиона говорила так суетливо, что Эльва стала бояться потерять нить её рассуждений. — Она просто упала сегодня и раскрылась на какой-то странице, а там, ты знаешь, эти рисунки…

Гриффиндорка стала листать книгу, продолжая свои сбивчивые объяснения.

— Я только бросила взгляд и сразу увидела сходство, а потом рассмотрела ближе и поняла, что ты должна это увидеть сама, — она, наконец, остановилась на определённой странице и развернула фолиант к Эльве.

На развороте пестрели нарисованные гербы, рядом с каждым из которых располагался небольшой абзац с описанием. Внезапно взгляд остановился на одном из рисунков — на синей гербовой мантии, увенчанной небольшой башенной короной, располагались двое людей, одетых в греческом стиле, которые держали большой круглый щит, обрамленный оливковым венком. А в центре щита на красном фоне был изображён золотой силуэт птицы, раскинувшей крылья. Той самой птицы. Этот факт не вызывал никаких сомнений, хоть рисунок был выполнен немного небрежно.

Ахнув, Эльва наклонилась ближе. Над рисунком чернел заголовок «Древнейший греческий род Агоно», а под изображением герба располагалась красная лента, на которой был, очевидно, написан девиз рода, но Эльва не знала этот язык. Рядом с картинкой было также краткое описание:

«Род Агоно берёт своё начало приблизительно в эпоху Древней Греции. Несмотря на агрессивный смысл этой фамилии («агоно» — с греч. «борьба»), на протяжении веков этот род славился склонностью к воспитанию духа и нравственных качеств, к познанию, философии и мудрости. Основной символ — птица, издревле считается олицетворением души, в иных значениях — посланник высших сил, божественная мудрость. Девиз рода гласит: «Спасение внутри нас», — призывая обратиться к своей душе за истинным спасением. Бытует мнение, что «борьба» Агоно — это борьба за нравственные идеалы, ведь Агоно обладают также бесстрашием и способностью отстаивать свои принципы перед лицом любой опасности».

— Эльва, если этот медальон — действительно родовое украшение, то ты принадлежишь к роду Агоно, — озвучила Гермиона. — Зная это, ты сможешь проследить, когда и где твоя семья пересекалась с Волдемортом!

— Я знаю, когда и где. Я уже встречала эту фамилию, — отозвалась тихо Эльва.

«…В Афинах его уже видят в обществе молодой четы Агоно, делавшей стремительные успехи в интересующей Волдеморта области. Деймон и Аманта Агоно впоследствии продолжат свои изыскания в Британии, однако к моменту окончания Первой магической войны след их неразличимо теряется после исчезновения Волдеморта. Разыскать их до сих пор не удавалось даже самым фанатичным исследователям жизни Темного лорда. Некоторые считают, что Агоно каким-то образом перешли дорогу своему могущественному компаньону, чем подписали себе смертный приговор. Конечно, такой исход вполне возможен, однако никаких доказательств на этот счет так и не было найдено».

Эльва вчитывалась в скупые строки в сотый раз, тщетно пытаясь разглядеть там то, что пропустила ранее. Как ни старалась она после находки Гермионы отыскать в Запретной секции какие-либо ещё свидетельства связи Волдеморта и её семьи, ей это не удалось. «Тот-Кого-Не-Называют. Кукловод или вдохновитель?» была единственной такой книгой.

Перевернув за субботу и воскресенье в библиотеке всё, что касалось греческих родословных, древних фамилий и всего подобного, она ещё пару раз натыкалась на описание рода Агоно, но там не содержалось ровным счётом никакой ценной информации. Род был древним, но писать о нём, видимо, было особенно нечего — жили обособленно, войн не затевали, к славе не стремились. В основном — целители, исследователи, алхимики, иногда даже священнослужители, ведущие к идеалам нравственности как волшебников, так и магглов. В войнах принимали участие, и весьма отважно, но только если война носила оборонительный характер — противоположный вариант претил их родовым принципам. Вот, в общем-то, и всё, что Эльва теперь знала о своих, возможно, истинных предках.

Несмотря на то, что за спиной были выходные, в понедельник Эльва чувствовала себя совершенно измученной — она одолжила мантию Поттера на эти два дня (Гермиона решила, что из-за матча Гарри ничего не заметит, как, собственно, и получилось), и, боясь упустить время впустую, сидела над книгами и день и ночь. Удивило её то, что Гермиона почему-то выглядела не лучше — уже вот-вот начнется июнь, до СОВ оставалась неделя, а она за весь завтрак не достала ни одной книги.

— Слушай, ты выглядишь так, словно потеряла сумку с конспектами, — не выдержала Эльва, когда они расположились за привычным столом в читальном зале.

Гермиона вздохнула.

— Хагрид опять кое-что натворил.

— Ему грозят неприятности?

— Неприятности ему, похоже, в любом случае грозят. Теперь проблема в том, что если у него будут неприятности, то они будут и у нас.

— Ты уже заинтриговала меня.

Очередной вздох.

— Хагрид прячет в Запретном лесу совершенно дикого великана и собирается научить его английскому, — прошептала она обреченно.

Эльва продолжила просматривать подготовительные вопросы.

— Знаешь, если у тебя есть новости, то они всегда с трудом укладываются в рамки реальности, так что я уже ничему не удивляюсь. Один вопрос — зачем?

— Грохх — великан — брат Хагрида. Младший. Что не отразилось на его размерах. Хотя Хагрид говорит, что он низковат.

— Ну вот, теперь все понятно. И как его успехи?

— Ужасно! Он силой притащил Грохха сюда и теперь держит на привязи, а тот тем временем выдирает деревья и убивает животных, и не похоже, что вообще понимает слова.

— А что там насчёт «если у него будут неприятности, то и у нас будут неприятности»?

— О, это самое прекрасное — кто-то подсунул Амбридж нюхлера в кабинет, и она уверена, что это Хагрид. Он переживает, что она может уволить его в любой момент, и взял с нас обещание присматривать за Гроххом, когда это случится, — Гермиона уронила голову на сложенные на столе руки. — Так что нас либо великан задавит, либо взбесившиеся кентавры убьют. Либо Грохх вообще сорвётся однажды с привязи и пойдёт крушить всё вокруг, — закончила Грейнджер глухо, не поднимаясь из-под копны своих волос.

— Там и кентавры? Очень мило. Так или иначе, Хагрид пока здесь, так что выкинь это всё из головы, а то меня беспокоит, что ты с самого утра ничего не бубнишь себе под нос. До экзаменов всего неделя!

Гермиона подскочила так, словно не знала об этом факте, и с решительным видом принялась доставать учебники.

— Ты абсолютно права, у меня нет ни малейшей секунды, чтобы отвлекаться на беспокойство из-за сумасшедших идей Хагрида, я просто не могу себе это позволить.

И она углубилась в чтение.

Последняя неделя пролетела незаметно. Первый экзамен — Заклинания — был назначен на утро понедельника, и в воскресенье все притихли в гнетущем ожидании неизбежного. Ко всему прочему, за ужином появилась комиссия экзаменаторов, которых студенты принялись разглядывать с благоговейным трепетом.

Письменная часть экзамена проходила в Большом зале, где вместо факультетских столов разместили множество одноместных парт, обращённых к преподавателям. Эльва заняла место на второй парте одного из рядов и, просматривая свой билет, заметила, что за стоящим через проход столом Гермиона уже приступила к ответу.

Вопросы были, по мнению девушки, не очень сложные. С заклинаниями у нее проблем никогда не было, поэтому она ответила на каждый. Разве что, подумала она, об «Экскуро» ответ могут счесть недостаточно полным, но больше написанного ей не удалось ничего вспомнить.

После обеда студентов, расположившихся в небольшой комнатке рядом с Большим залом, стали по четыре человека вызывать на практический экзамен.

Дафна с Асторией стояли у окна, взявшись за руки. Вообще-то они не умели мирно сосуществовать в обычные дни и постоянно препирались из-за мелочей, но вот в такие моменты становилось понятно, как много они друг для друга значат. Их вызвали в одной группе с Гермионой Грейнджер, чего они, похоже, даже не заметили.

Малфой сидел на одном из стульев с выражением крайнего спокойствия на лице, ожидая своей очереди. Рядом с ним крутились Крэбб, Гойл и Пэнси. Блейз держался в стороне, что-то повторяя себе под нос.

Эльва уже успела мысленно применить около трёх дюжин разных чар к тому моменту, когда, наконец, прозвучала её фамилия. Вместе с ней были названы Захария Смит, Лайза Турпин с Рейвенкло и Дин Томас.

Девушка прошла в двери первой, и стоящий у входа профессор Флитвик указал ей рукой на низенькую волшебницу со свирепым взглядом. Эльва видела её в воскресенье — кажется, профессор Марчбенкс. За стоящим слева от неё столом какой-то старенький экзаменатор попросил Гарри раскрасить крысу в оранжевый.

— Эльва Райт? — голос профессора Марчбенкс был резким, громогласным, совсем не подходящим её маленькому, даже хрупкому облику. — Хорошо. Поменьше волнения, мисс Райт, ваш предшественник уже потерял баллы, глупо отвлекшись. Итак, переместите, пожалуйста, эти предметы по своим местам, вот сюда.

На столе перед экзаменаторшей лежали четыре деревянных объекта разной формы: сфера, куб, пирамида и звезда. На другом конце стола располагался ящик с отверстиями, в которые эти вещи нужно было поместить. Сложность была в том, что в отличие от куба и сферы, пирамиду и звезду нужно было не только перенести к коробке, но и вращать их в воздухе, чтобы они приняли нужное положение и поместились в отведенные углубления. Пирамиду, например, необходимо было опускать вершиной вниз.

Такие чары требовали дополнительной сосредоточенности и движений палочкой, поэтому Эльва, закусив губу от напряжения, даже не заметила, что Гарри вместо оранжевого цвета заставил крысу раздуться в размерах.

— Отлично, мисс Райт, — удовлетворённо произнесла Марчбэнкс, закрывая коробку, верхняя плоскость которой была испещрена маленькими дырочками и выпуклостями. — А теперь, будьте добры, сделайте поверхность этой крышки ровной.

Подсознание моментально отобразило в памяти чары «Глиссео», и Эльва приступила к выполнению задания.

Марчбенкс ни разу её не поправила за весь экзамен, поэтому Эльва решила, что справилась если не на «Превосходно», то уж на «Выше ожидаемого» точно.

Во вторник была Трансфигурация. Так же, как и в предыдущий день, утром все сдавали письменный экзамен, а после обеда — практическую часть. В этот раз мисс Райт экзаменовал тот лысеющий волшебник, который попался вчера Гарри. Он оказался чрезвычайно мил и даже высказал пару комплиментов в адрес «Адиума», заметив, что часто прибегает к услугам компании. Все задания были вполне выполнимы — Эльва трансфигурировала свою канарейку в утку и обратно, помедлив только чуть-чуть с цветом, затем превратила пять перьев в красные хризантемы и заставила их исчезнуть.

Хоть оба экзамена прошли для Эльвы успешно, вечером во вторник она уже чувствовала нервную усталость, которая сказалась на Травологии в среду, когда она перепутала бадьян и полынь и пыталась высадить несколько корней в одну лунку, что с полынью делать категорически нельзя. Только многозначительный взгляд экзаменатора заставил Эльву обратить пристальное внимание на свои действия, и она тут же исправилась. Но на оценке это, вероятнее всего, всё равно скажется.

Четверг прошел как по маслу — для всех, без исключения, отрядовцев (кроме нескольких новеньких, записавшихся прямо перед Пасхой) экзамен по Защите от Тёмных Искусств не представлял труда. Эльва слышала, что Гарри даже попросили вызвать телесного патронуса, что он с успехом и сделал. Самой Эльве на практике достались «Экспеллиармус», «Петрификус Тоталус» и Щитовые чары.

В отличие от Астории и Блейза, Эльва не посещала Прорицания, поэтому в пятницу была полностью свободна. Драко, Пэнси и Дафна также отдыхали — девушка встретила их в гостиной утром.

— А где же Крэбб и Гойл? — поинтересовалась она.

— В больничном крыле, — весело сообщила Дафна.

— Эти идиоты купили у кого-то подпольный «порошок феноменальной памяти», чтобы лучше подготовиться к Зельям, и теперь лежат у Помфри с феноменально фиолетовым цветом лица, — процедил Малфой.

Пэнси хихикнула.

— Понятно, — Эльва уставилась в ложное окно, отражающее погоду на улице. Несмотря на ранее утро, там уже светило свысока яркое солнце, а душа ликовала в предвкушении выходных. — Может, прогуляемся?

— Отличная идея, я за! — воскликнула Дафна, поднимаясь с кресла.

Пэнси помедлила, скосившись на Малфоя, а тот сначала сделал сомневающееся лицо, но затем всё же кивнул и тоже встал.

Смеясь и болтая, они прошлись по тропинке к озеру, которое ослепительно искрилось солнечными бликами.

— Так красиво! Надо было взять покрывало, — посетовала Дафна, проводя по зелёной траве ладошкой, которая моментально намокла от невысохшей местами росы.

— Гринграсс, ты иногда поражаешь меня, — Малфой пошарил в кармане и достал маленький слегка мятый листочек пергамента, затем положил его на траву и с лёгкостью трансфигурировал в большой кусок плотной льняной материи.

Пэнси восхищенно ахнула.

— Отличная работа, — признала Эльва. — Погоди-ка…

Она тоже достала палочку и произнесла «Импервиус».

— А то быстро намокнет от росы.

Сидя на трансфигурированном пергаменте, Эльва смотрела на водную гладь и думала о том, что ей хорошо — солнце грело макушку, теплый ветерок приятно обволакивал тело, рядом тихо болтали Дафна с Пэнси, а Малфой откинулся на спину, заложив руки за голову, и прикрыл глаза. Эльве хотелось определить это «хорошо» более точным словом, и, прислушавшись к себе, она решила, что ей умиротворённо. Хогвартс никогда не заменит ей родной дом, конечно, но незаметно это место уже стало не менее дорогим. Лениво щурясь от ярких бликов, она улыбалась. На сердце было радостно от того, что ей довелось попасть именно на Слизерин, что довелось познакомиться с Драко, с Блейзом, с сёстрами Гринграсс и даже с Пэнси. Если бы она оказалась на Гриффиндоре, то, скорее всего, так и не узнала бы, какие они на самом деле, и вместе с остальными ненавидела бы их издалека.

— Да нет же, за это не снижают, точно говорю. Вот если бы ты поменяла местами трансформацию цвета и размера, то тогда бы снизили, — авторитетно сообщила Дафна, но начало разговора Эльва не слышала, утопая в собственных тягучих мыслях.

— Ну, не знаю, Кармайкл клялся, что ему в прошлом году именно за это снизили, — настаивала на своём Пэнси.

— Да врёт всё этот Кармайкл, неделю назад он мне тоже предлагал какой-то эликсир и утверждал, что получил по всем предметам «Превосходно» благодаря нему!

— Правда? — Пэнси, похоже, была переубеждена последним аргументом. — Ну, тогда, наверное, могут поставить «Выше ожидаемого». «Превосходно», конечно, не поставят.

— Ну и что? «Выше ожидаемого» по самым главным предметам будет вполне достаточно, поверь мне.

— Достаточно для чего? — не выдержала Эльва.

— Ну, чтобы потом успешно пройти отбор на магический правопорядок, — объяснила Дафна, удивлённая вопросом.

— Я после Хогвартса хочу туда попасть, — терпеливо уточнила Пэнси. — Они там ведут строгий отбор кандидатов, мне мама рассказывала. Смотрят результаты СОВ, ЖАБА почти по всем основным предметам — считается, что для обеспечения магического правопорядка волшебник должен быть развит разносторонне.

— Конечно, должен, но «Выше ожидаемого» будет достаточно, это точно, — продолжала Дафна. — Ты как думаешь, Эльва?

— Я думаю, вполне. Значит, ты хочешь работать в Министерстве? А ты, — она посмотрела на Дафну, — тоже туда пойдёшь?

— Не-а, я нет. Я буду возглавлять исследовательский отдел в компании родителей. Я уже сейчас на каникулах там часто помогаю, смотрю, что к чему.

— А ты сама-то выбрала, чем будешь заниматься? — спросила Пэнси.

Эльва помедлила.

— Наверное, нет ещё.

— Как нет? А «Адиум»? — ошарашенно уставилась на неё Дафна.

— Там есть, кому управлять.

— Ну и что! Это же компания твоей семьи, ты должна вести её дальше, а потом передать своим детям.

— Я подозреваю, что если начну её «вести», она очень быстро обанкротится — ничего не смыслю в этом. А детям она и так останется.

— Хм, — Дафна, видимо, была не согласна с такой позицией. — Ну, а что тогда?

— Я действительно ещё сама не знаю.

— Как так? А на какие предметы ты делаешь упор?

— На те, которые мне нравятся и удаются, — Эльва уже пожалела, что ввязалась в разговор.

— Не понимаю, как ты можешь так — не продумать своё будущее.

— Так и могу, — разозлилась Эльва. — Я вообще не уверена, что все эти планы окажутся полезными.

— Что ты имеешь в виду?

— А то, что мы даже не знаем, что нас ждёт в следующем году. Многие говорят о войне…

Все замолчали. Пэнси мигом помрачнела.

— Папа считает, что если что-то начнётся, то нам будет лучше переехать к бабушке во Францию, там уже открыт филиал нашей фирмы, — задумчиво сообщила Дафна. — А вы, наверное, тоже уедете, да, Пэнси?

— Не знаю, может, — еле слышно сказала Паркинсон, всем видом показывая, что тема ей не нравится, и отсаживаясь подальше, так, чтобы облокотиться на мирно сопящего Малфоя.

Конечно, она не знает. Если она успеет выйти за Драко, и Волдеморт не будет против, то она останется рядом с ним. Впрочем, это, скорее всего, устраивает её больше, чем если Тёмный Лорд подберёт для своего юного последователя другую жену, и семья Паркинсон, возможно, будет вольна уехать.

Эльва подумала, что она-то сама точно не уедет никуда. Может, если война ещё не начнется к седьмому курсу, пойти в мракоборцы? А что, дуэли ей удаются. И Луи с удовольствием согласится её тренировать, если она попросит.

— Скоро обед, — сказала Пэнси, нарушая внезапно создавшуюся тишину. — Может, пойдём в школу? Астория с Блейзом, наверное, уже закончили.

* * *

Понедельник состоял из двух вещей: ливня и Зельеварения. Дождь лил ещё с ночи, а экзамен оказался трудным. Теоретические вопросы требовали пространных ответов и знания деталей. Один раз Эльва даже запаниковала — никак не могла припомнить, где применяется асфодель, вообще не помнила это растение. Наконец успокоилась и вспомнила, что его второе название — бессмертник, что легко привело её к «Напитку живой смерти», который и был правильным ответом.

На практической части ей пришлось варить Очищающий бальзам. Дойдя до мяты, она решила нарезать её помельче — так, как советовал Снейп, поэтому зелье получилось насыщенно изумрудным, что вызвало неоднозначный интерес экзаменатора.

— Мисс Райт, вообще-то, Очищающий бальзам должен быть немного другого оттенка — ну, по стандарту. На экзаменах лучше всё же его придерживаться. Тем не менее, я приму у вас зелье, поскольку немногим более двадцати лет назад я уже принимал его именно в таком варианте, — и он украдкой посмотрел на Снейпа, стоящего в углу. — Правда, тогда пришлось устраивать дополнительную проверку его свойств, которую оно, надо сказать, выдержало блестяще. Ну, я вижу, что вы истинная Ученица своего Учителя.

Эльва не была рада чрезмерному вниманию. Мерлин её дернул вообще нарезать эту мяту так мелко — просто так запомнилось. Но теперь — чего уж — надо сделать вид, что так было задумано, поэтому она вежливо и открыто улыбнулась в ответ. Интересно, а что Снейпу поставили двадцать с лишним лет назад за изумрудный Очищающий бальзам?

Довольно просто прошел Уход за магическими существами на следующий день. Эльве достался нюхлер, и она быстро продемонстрировала основные аспекты ухода за зверьком, рассказав попутно о повадках, и, кажется, справилась на высший балл.

Утром в среду была назначена астрономия. Письменная часть проходила как обычно, а вот практическая должна была начаться только ночью.

Послеобеденное время отвели на дополнительные предметы, и они с Дафной отправились на Нумерологию. Эльва старалась, как могла, и теоретические вопросы не вызвали затруднений. Но одна из числовых схем вышла коряво, а последнее вычисление вообще содержало ошибку, исправить которую Эльва не успела. Не то чтобы Нумерология сильно её занимала, но после экзамена она всё равно удрученно гадала, какой балл ей поставят.

Поздним вечером все расположились под великолепным звёздным небом на Астрономической башне. Сосредоточенно сопя, студенты поглядывали в телескопы и, произведя нужные расчёты, отмечали объекты на своей карте звёздного неба. Прошла примерно половина отведённого времени, когда откуда-то снизу послышались непонятные крики и возня. Многие стали выглядывать с балкончиков, пытаясь разглядеть в темноте, что происходит на лужайке. Эльва тоже высунулась, определив, что шум доносится со стороны покосившегося домика профессора Великана, как она про себя часто называла Хагрида. Розовое пятно, заметное даже в темноте, позволило без труда узнать Амбридж. Рядом с ней было несколько человек, и, похоже, все они говорили с Хагридом.

— Не отвлекайтесь! Осталось двадцать минут, — строго проговорил экзаменатор.

Эльва вернулась к работе, решив, что что бы там ни было, двадцать минут это должно подождать, тем более ей осталось всего несколько звезд. Но не прошло и пары минут, как звуки стали напоминать настоящий бой.

Уставившись вниз, она увидела, что Хагрид отбивается от непрошеных гостей, пока те то и дело лупят по нему Оглушающим заклятием, которое почему-то отскакивало от него, как от стены.

Рассеянно отметив ещё одну звезду после объявления о том, что осталось десять минут, Эльва снова обратилась к театру действий, как раз, чтобы увидеть, как к хижине спешит профессор Макгонагалл. Но не успела та сделать и десяти шагов, как спутники Амбридж без предупреждения послали в неё Оглушающие заклятия. Несколько красных лучей пересекли тёмную лужайку и попали точно в цель. Удар был настолько сильным, что женщину отбросило, наверное, на пару ярдов, и теперь она лежала неподвижно. Хагрид в это время начал расправляться с врагами врукопашную, и достаточно успешно, после чего подхватил своего пса и пустился бежать к воротам. Ещё несколько минут доносились крики Амбридж, вероятно, желавшей догнать беглеца.

После всего об экзамене уже не думалось. Эльва мысленно махнула рукой на одну или две недорисованные звезды и взволнованно сверлила взглядом фигуру Макгонагалл, недоумевая, почему никто до сих пор не проверил, всё ли с ней в порядке. Уже перед самым уходом она заметила мадам Помфри, со всех ног бегущую по лужайке, неуклюже подобрав полы своей мантии.

В гостиной уже не спали несколько человек, разбуженные шумом и возвратившимися с экзамена студентами. Эльве обсуждать увиденное не хотелось — вполне в духе Амбридж, поэтому она прошла мимо Крэбба и Гойла, которые сбивчиво, но радостно повествовали, как «досталось старой кочерге и этому грязному тупице», сразу наверх в спальню, надеясь только, что с профессором Макгонагалл всё обойдётся.

На следующий день после обеда предстояло выдержать последний экзамен — Историю магии. В Хогвартсе более нудного предмета отыскать было невозможно, хотя дело, конечно, было не в предмете, а в преподавателе — профессор Биннс невероятно много знал, однако совершенно отказывался привносить в свою речь хоть какую-то интонационную окраску. На его монотонных лекциях факты не желали запоминаться, и даже записанные конспекты были неполные — иногда сознание переставало воспринимать голос Биннса как раздражитель и уплывало в собственные мысли.

Поэтому Эльва не удивилась, когда некоторые вопросы всколыхнули в памяти лишь пару отрывочных фактов, никак не тянущих на полноценный ответ. Уже устав от переживаний, она решила сдать работу, как есть, подумав, что всё равно не напишет больше ничего существенного. До конца было ещё двадцать минут, и она бездумно скользила взглядом по написанным строкам.

Неожиданно раздался крик, и, вскинув голову, Эльва успела заметить, как Гарри рухнул со стула на пол, потеряв сознание. Некоторые повставали было с мест, но Марчбенкс грозно окликнула всех и велела сесть обратно. Вокруг Гарри засуетились преподаватели, скрыв его от обзора. Через пару минут профессор Тофти помог ему подняться и медленно вывел в коридор, приговаривая что-то про больничное крыло. Студенты взволнованно переглядывались. Даже Малфой напряжённо смотрел ему вслед, но когда Крэбб злорадно сказал вполголоса какую-то нелепую шутку, тот привычно оскалил зубы и вернулся к своей работе.

Забежав в гостиную, Эльва решила направиться в библиотеку в надежде встретить Гермиону и выяснить, что произошло на экзамене. Однако в библиотеке той не оказалось. Спускаясь вниз, она вдруг услышала на третьем этаже знакомые голоса — действительно, Гермиона, Гарри, Джинни и Полумна стояли неподалеку, а в конце коридора рыжела макушка удаляющегося Рона.

— Всё, мы начинаем! — сказала Джинни, разворачиваясь спиной. Полумна, наоборот, направилась в сторону Эльвы.

Поттер, белее мела, кивнул и тоже стал отдаляться. Эльва к тому моменту уже поравнялась с Полумной, и успела пробежать мимо неё, прежде чем услышала, как девушка останавливает каких-то второкурсниц, сообщая, что коридор закрыт.

— Гермиона! — Райт окликнула подругу.

— Эльва? — удивилась та, напряженно оглядываясь на удаляющегося Поттера, — что ты тут делаешь?

— Беспокоилась из-за происшествия на экзамене. С Гарри всё в порядке?

— Не совсем… — Гермиона нервничала. — Послушай, Эльва, нам нужно кое-что сделать, и некогда раздумывать. Поможешь нам?

— Конечно.

— Пошли! — они бегом догнали Гарри в одной из тёмных ниш. Тот кинул на Эльву раздражённый взгляд, но ничего не сказал.

— Гермиона, давай быстрее! Коридор уже пуст.

Грейнджер развернула знакомую серебристую ткань и накрыла всех троих с головой.

Быстро, но осторожно они добрались до двери кабинета Амбридж, и после того, как Поттер открыл замок чем-то, что Эльва не успела разглядеть, юркнули внутрь.

Гарри без промедлений бросился к камину и, кинув горсть летучего пороха, сказал:

— Площадь Гриммо, двенадцать!

Когда его голова скрылась в языках волшебного пламени, Гермиона подошла к окну, взволнованно разглядывая окрестности.

— Мерлин, надеюсь, Сириус дома! — прошептала она.

— Гарри видел что-то днём, да?

— Снова отдел Тайн… Он видел там Сириуса, видел, что его пытает Волдеморт. Он едва согласился проверить дом на Гриммо, прежде чем кинуться ему на спасение. Если там никого нет… — Гермиона вздохнула.

— Если честно, звучит не очень правдоподобно. Волдеморт схватил Сириуса? Зачем? Из-за того, что он в Ордене? Но есть ещё, по крайней мере, дюжина человек, которые не сидят под домашним арестом, и поймать их гораздо проще.

— Я говорила ему, но ты же знаешь Гарри! Тем более, он прав — что, если это всё же правда? Он не простит себе, что не попытался спасти крёстного.

Эльва обдумывала слова подруги, перебирая серебристые складки мантии-невидимки, так и оставшейся у неё в руках.

Неожиданно ей показалось, что кто-то сдавленно крикнул в коридоре.

— Ты слышала? — спросила она у Гермионы, подходя к двери и прислушиваясь.

— Не уверена, — Грейнджер тоже насторожилась.

Вдруг дверь с треском распахнулась, так, что Эльва, едва успев отпрыгнуть, оказалась спрятана прямо за ней.

— Попались! — Амбридж победно направила на Гермиону палочку.

Недолго думая, Эльва быстро накрылась мантией и тихо вышла из-за двери, чтобы разглядеть, что происходит.

Амбридж грубо вытащила Поттера из камина за волосы и принялась его трясти, как куклу, выпытывая, с кем он говорил.

К этому моменту в комнату уже набились слизеринцы из Инспекционной Дружины, каждый из которых кого-то держал — Булстроуд прижала к стене Гермиону, Крэбб тащил брыкающегося Невилла, обхватив рукой его шею, Уоррингтон, шестикурсник, удерживал Рона, Гойл с Полумной стояли в углу, а Джинни пыталась вырваться из цепких рук Пэнси. Все палочки благоразумно собрал Малфой и теперь поигрывал ими, прислонившись к подоконнику.

Гарри, разумеется, ничего Амбридж не сказал, из-за чего та пришла в ярость и приказала позвать к ней Снейпа.

— Мне нужна сыворотка правды! — она сразу перешла к делу, едва декан показался на пороге.

— Боюсь, последний пузырёк я вам отдал, когда вы допрашивали Поттера в предыдущий раз. Там бы хватило на десять Гарри Поттеров, Долорес, я предупреждал. Теперь зелье будет готово только через месяц.

Амбридж задохнулась от злости и назначила Снейпу испытательный срок за намеренный отказ от сотрудничества. Зельевар уже развернулся к двери, когда Гарри выпалил:

— Он схватил Бродягу и держит там, где оно спрятано! — Бродягой все называли Сириуса за анимагическую форму, и Эльва заметила, как Гермиона напряглась — ведь это значит, что Сириуса не оказалось дома.

Директор сделала пару шагов вперед.

— О чем он говорит, Северус?!

— Понятия не имею, — с непроницаемым лицом Снейп вышел за дверь.

— Что ж, Поттер, вы просто не оставляете мне выхода! Я совсем не хочу этого, но вы сами виноваты.

Она прошлась туда-сюда по комнате.

— Я вынуждена применить заклятие Круциатус. Министр поймёт, что это было необходимо, — остановившись, она направила свою палочку на Гарри.

— Нет! — вскрикнула Гермиона, довольно наигранно зарыдав в плечо Булстроуд, — Гарри, нам придётся рассказать ей! Прости меня, но я должна! Правда в том, что Гарри хотел поговорить с Дамблдором!

— Я так и знала! — торжествующе закричала Амбридж. — Где он?

— Мы не знаем! Мы только хотели сообщить ему, что его оружие готово! — все, кто знал истинную причину проникновения в кабинет Амбридж, уставились на Грейнджер во все глаза.

— Оружие? Против Министерства? Что за оружие, где оно?

— Я... Я могу отвести туда… вас. Не остальных.

— Ты не в том положении, чтобы ставить условия, девочка!

— Если все узнают, где оружие и как им пользоваться, его сможет применить кто угодно, и против вас в том числе!

Амбридж подумала пару секунд.

— Ну, ладно… Но Поттера мы возьмем с собой!

Когда Гарри и Гермиона вышли, подталкиваемые в спину палочкой Амбридж, в комнате наступила тишина, нарушаемая только вознёй вырывающейся Джинни. Бедная Пэнси явно справлялась с ней из последних сил.

— Что ж, похоже, на этот раз Поттеру не удастся так просто выйти сухим из воды, да, Уизли? — положив палочки на подоконник, Малфой вальяжно подошёл к Рону, растягивая слова в своей дурацкой манере, как делал всегда, если рядом был кто-то из «врагов».

— Ещё посмотрим, что ему удастся, а что нет, Малфой! — Рон покраснел от злости.

— Боюсь, что всем, кто не обделён мозгами, давно ясно, чем закончится дело — Амбридж поймала вас с поличным, и даже я не думал, что вы окажетесь настолько глупы. Мерлин, Крэбб, да дай ты ему вдохнуть, он же сейчас здесь коньки отбросит, а мне потом отвечать! — прикрикнул он на сокурсника, под мощной рукой которого барахтался посиневший Невилл.

Эльва аккуратно перемещалась по комнате, стараясь не издавать ни звука, ни шелеста.

— Так что, Уизли, тебе и твоей рыжей сестричке, как минимум, не доведётся больше играть в квиддич, и то только потому, что вас не было в кабинете.

Вот и подоконник! Малфой стоит спиной, Пэнси занята Джинни, Гойл, ухмыляясь, смотрит на Рона, но Крэбб может заметить.

— А вот вашему драгоценному Поттеру и его книжной подружке явно повезёт меньше. Амбридж, знаешь ли, не Дамблдор — церемониться не станет. Придётся тебе подружиться… вон, с Лонгботтомом, например. Хочешь, я ему шрам на лбу нарисую?

Невилл яростно задёргался, хрипло замычав что-то севшим голосом, и Крэбб отвлёкся на него. Это её шанс! Высвободив кисть, Эльва быстрым, точным движением собрала все палочки с подоконника в охапку и спрятала под мантию. Теперь Драко может заметить в любую секунду, надо действовать.

Сердце стучало быстро. Потом, потом она подумает о том, что в голове отбивают мощный ритм кричащие буквы, которые так легко собрать в слово «ПРЕДАТЕЛЬ». Потом, а не сейчас! Сейчас нельзя. Момент, которого она всегда боялась, настал — судьба заставила делать выбор, и что бы Эльва ни говорила раньше, в эту секунду она свой выбор уже сделала. Она не может не помочь им. Иначе Гарри не доберётся в Министерство, а Сириус, возможно, погибнет в муках.

Эту старенькую, потёртую палочку — Невиллу. Она аккуратно опустила её гриффиндорцу в карман, и он, похоже, понял это, потому что замер.

Когда Драко узнает, кто именно им помог — а он узнает, можно не сомневаться — когда он узнает, он, скорее всего, ничего не скажет. Он любит уколоть ядовитым словом, но это значит, что ситуация его не сильно заботит. А в этот раз он скорее всего удостоит предательницу лишь взглядом.

Это палочка Гермионы, её оставляем, а вот эту, тёмно-бордовую, Полумне.

Он просто посмотрит на неё так, как порой смотрит в пергамент, когда читает письма отца. И станет понятно, что Эльва Райт навсегда умерла для Драко Малфоя.

Ивовая палочка скользнула в карман Рона.

А Пэнси, вздёрнув носик, как тогда в поезде, пройдёт мимо и больше не будет разговаривать с ней. Астория округлит глаза и прижмёт ладонь ко рту — как, она с ними заодно? И посмотрит на Дафну, ища поддержки. Она всегда так делала в непонятных ситуациях.

Последняя палочка — Джинни — тихо легла в карман хозяйки. Пленники присмирели, переглядываясь и, вероятно, ожидая сигнала. Что ж, Невиллу приходится хуже всего — Крэбб того и гляди задушит его — значит, с него и начнём.

Эльва выбрала удобное положение, в мгновение вытащила кончик своей палочки из-под мантии и шепнула:

— Остолбеней! — Крэбб отлетел к стене, выпустив несчастного Невилла, который рухнул на колени, держась за горло и кашляя.

В эту же секунду Джинни воспользовалась тем, что Пэнси отвлеклась, и сильно пнула её локтём в живот, вырвавшись, наконец, на свободу.

Эльва, не теряя ни минуты, бросила в Уоррингтона ещё одно оглушающее заклятие, и Рон, освобождённый, тут же разоружил Драко «Экспеллиармусом».

Джинни, видимо, тоже видела в Малфое угрозу номер один, потому что неожиданно отправила в него Летучемышиный сглаз, и Драко упал, атакованный огромными крылатыми созданиями.

Полумна в это время тихо оглушила Гойла, который, кажется, так и не понял, что происходит.

Пэнси пришла в себя и подняла было палочку, но тут же получила заклятие помех от Невилла и оглушающее от Рона.

— Вон они! Заходят в лес! — Джинни подскочила к окну. — Бежим, быстрее!

Они выбежали из кабинета, оставив там оглушённых слизеринцев и Малфоя, отчаянно отбивавшегося от волшебных летучих мышей.

Гарри и Гермиона нашлись спустя минут двадцать пути по Запретному лесу. Удивительно, но им уже удалось избавиться от Амбридж, правда, не без помощи кентавров.

— Сириуса держат в Министерстве, и я не знаю, как туда добраться, — сказал Гарри, когда Рон рассказал историю их спасения из кабинета.

— Почему бы нам не полететь? — спросила Полумна, указывая на парочку фестралов, жадно глядящих на них из кустов неподалёку.

— Нам? — уточнил Гарри. — Ну уж нет…

— Гарри, разве не для того был нужен Отряд Дамблдора? — тихо спросил Невилл. — Мы вместе были там. Вместе отбивались в кабинете Амбридж. И вместе полетим в Министерство.

— К тому же, если всё так, как ты видел, Гарри, то тебе однозначно не помешает любая помощь, — добавила Эльва.

— Ладно, — сдался Гарри. — Больше нет времени раздумывать.

На опушку уже забрело около десятка скелетоподобных лошадей.

— Это кровь Грохха их привлекает! — догадалась Гермиона, указывая на огромные бурые пятна у Гарри на плече. — По крайней мере, фестралов хватит на всех.

Подсадив Грейнджер, которая не могла видеть странных существ, Эльва тоже заняла одного фестрала, поглаживая его грубую гриву и усаживаясь поудобнее.

Полумна помогла Рону и Джинни, Невилл справился сам. Когда все были готовы, Гарри громко произнёс:

— В Лондон, ко входу для посетителей в Министерство магии! — и через пару секунд его фестрал взмыл в воздух, а за ним последовали и остальные.

Эльва почувствовала, как сердце рвануло вниз, заставляя дыхание сбиться, когда мощные костлявые крылья её фестрала заработали со страшной скоростью, и она стала быстро подниматься к алеющему в закатных лучах просвету меж верхушек деревьев.

Восторженно она смотрела вниз, где оставался лес, Хогвартс, озеро и горы, которые вскоре скрылись из виду.

Фестрал летел всё быстрее и выше, горизонт теперь очутился где-то далеко внизу, и всю панораму обзора занимали красно-розовые облака, безмятежно рассыпанные на небе.

На какое-то время Эльве, сражённой этой красотой, даже удалось забыть о том, кто она и что здесь делает и как поступила со своими друзьями. С теми, что оказались по другую сторону.

Когда они, наконец, приземлились, на улице уже почти стемнело.

Оставив фестралов у мусорных баков, ребята набились в старую телефонную будку, как велел Гарри. Он набрал какой-то номер и произнёс в трубку их имена и цель визита, и в специальное отверстие посыпались именные значки для каждого из них, на которых было написано «Спасательная миссия». Похоже, сказать можно было что угодно, главное — правду. Будка медленно поползла вниз, оказавшись самым настоящим лифтом.

Холл Министерства был огромным мраморным помещением, усеянным колоннами, а чуть поодаль стоял красивый фонтан с золотыми фигурами волшебника, волшебницы, гоблина, кентавра и домашнего эльфа. Столик с табличкой «ДЕЖУРНЫЙ» был пуст.

Гарри уверенно вёл всех вперед. На другом лифте они спустились в самый низ и, пройдя через чёрную дверь, оказались в круглой комнате, откуда вела ещё как минимум дюжина таких же дверей. Пол, стены и потолок также были чёрные, слабый свет давали лишь синие огоньки свечей на стене.

Едва дверь, через которую они вошли, закрылась, комната начала вращаться вокруг них — только пол остался недвижим.

— Во сне дверь была напротив, но теперь я не знаю, какая именно нам нужна, — сказал Гарри. — Пойдём сюда.

И он выбрал ту, что была напротив в данный момент. Однако за ней оказалось лишь странное помещение с аквариумом, в котором плавало нечто, напоминающее мозги. Следующая попытка привела их в каменный зал, по кругу которого амфитеатром спускались вниз исполинские ступени, а в самом низу в центре на платформе стояла арка, занавешенная старым рваным лоскутом чёрной ткани. Гарри почему-то задержался там, спросив, не слышат ли остальные какие-то голоса. Арка всем показалась зловещей, и в итоге ребята опять вернулись на исходную позицию. Каждый раз, как они закрывали одну из дверей, круглая комната снова вращалась.

Третья дверь оказалась заперта, и ни «Алохомора», ни нож-отмычка Гарри не смогли её открыть. В четвёртый раз юноша толкнул ту дверь, которая была им нужна.

Они оказались в комнате, наполненной бесчисленным количеством тикающих часов.

Поттер прошёл мимо, прямо к двери, черневшей чуть поодаль. За ней располагался огромный высокий зал. Он был забит стеллажами, на которых виднелись маленькие стеклянные шарики.

— Нам нужен девяносто седьмой… — прошептал Гарри, проходя вдоль торцов с номерами.

Через несколько минут они уже сбились в кучу у искомого ряда, заглядывая туда, где далеко впереди лёгкой дымкой угадывались в полумраке очертания стеллажей.

— Там никого нет, — тихо сказала Эльва, которую уже очень сильно волновало полное отсутствие каких-либо людей. Если предположить, что дежурного на посту забрали вломившиеся Пожиратели, то где же тогда они сами?

— Отсюда не видно! Это было там, в конце, — уверенно сказал гриффиндорец и пошёл вперёд. Все последовали за ним.

Они прошли уже достаточно много, когда Рон вдруг остановился.

— Гарри! Посмотри сюда! — он указывал на один из шариков, табличка рядом с которым гласила: «С.П.Т. — А.П.В.Б.Д. Тёмный Лорд и (?) Гарри Поттер» и датировалась тысяча девятьсот восьмидесятым годом.

— Тебе лучше не трогать его, — взволнованно сказала Гермиона, и Эльва была с этим более чем согласна — у неё не осталось теперь сомнений, что они играют в точности по написанному кем-то сценарию: в том самом ряду оказался шарик с именем Гарри Поттера — уж это однозначно не совпадение.

— Но здесь моё имя! — выдал Гарри, по его мнению, весомый аргумент и прежде, чем кто-либо успел ещё что-то сказать, схватил пыльную сферу со стеллажа.

Пару секунд все напряжённо молчали, затаив дыхание, но ничего не произошло. И вот, когда Эльва уже подумала, что у них есть шанс уйти, прямо за их спинами раздалось:

— Очень хорошо, Поттер. А теперь повернись, медленно и без глупостей, и отдай его мне.

Ещё до окончания этой фразы Эльва поняла, что непонятно откуда взявшиеся тёмные фигуры в капюшонах уже обступили их со всех сторон.

— Отдай мне пророчество, Поттер! — настаивал тот же Пожиратель. Его голос звучал высокомерно и чванливо, а сам он был высоким и худощавым. Эльва заметила, что на его плече лежала выбившаяся из-под капюшона прядь волос знакомого светлого оттенка. В уме сверкнула догадка, но размышлять об этом было некогда.

— Где Сириус? Я знаю, вы схватили его! — твёрдо сказал Гарри.

Где-то справа женский голос рассмеялся. Кто-то сказал что-то о способности отличать сон и явь. Всё это было ловушкой с самого начала, и теперь они просто издевались над своими непутёвыми жертвами — Сириуса здесь нет. Поттер был им нужен, чтобы взять этот шар — пророчество.

Гарри в это время, похоже, тоже смекнул, что стекляшка представляет для них ценность.

— Я его разобью сейчас, слышишь? — крикнул он, заставляя Пожирателей напрячься. — Объясни, что это за пророчество!

— Так Дамблдор не сказал тебе? Тогда понятно, почему ты не пришёл за ним сам. Дело в том, Поттер, что пророчество могут взять только те, о ком в нём говорится.

— Обрушьте стеллажи, когда я скажу, — почти неразличимо шепнул Гарри, чуть повернувшись назад, пока говорил один из Пожирателей. Эльва и Гермиона услышали это и так же незаметно передали остальным.

— Это пророчество о тебе и Тёмном Лорде — но он не может явиться в Министерство, подвергнув себя опасности сейчас, когда цель так близка. И теперь ты помог нам дос...

— Сейчас!

Десятки стеклянных сфер звонко бились о мраморный пол, превращаясь в осколки и освобождая туманные призраки когда-то сказавших пророчество людей, чтобы те в последний раз повторили свои слова. На какое-то время воцарился хаос: летели стеллажи с их содержимым, множества голосов, перебивая друг друга, произносили заветные тексты, всё вокруг наполнилось сизым туманом.

Эльва ещё не успела осознать всё это, когда поняла, что уже бежит со всех ног вдоль ряда вместе с остальными.

Джинни, Рон и Полумна бежали впереди неё. Гарри, Гермиона и Невилл, вероятно, были позади. Со всех сторон уже слышались заклятия.

Когда они вынырнули из девяносто седьмого ряда, чтобы свернуть направо к выходу, трое Пожирателей уже приближались к ним с той стороны, и потому им оставалось только повернуть в противоположную. Рон успешно отразил один из красных лучей, Джинни, оглянувшись, бросила в преследователей «Петрификус Тоталус», но в эту секунду запнулась и кувырком приземлилась на пол. Она тут же попыталась встать, но гримаса боли исказила её лицо, и она схватилась за лодыжку. Полумна и Рон растерялись на долю секунды — Пожиратели приближались к ним, нацелив свои палочки.

Эльва, плохо понимая и сама собственный план, развернулась и прицельно отправила оглушающее заклятие в самого крупного на вид мужчину. Тот отлетел. Второе заклятие прошло мимо, и ещё секунду Эльва не двигалась с места, позволяя двум оставшимся преследователям оказаться настолько близко, что они уже протягивали к ней свои руки. В этот момент она рванула от них что было сил. Она надеялась, что, по крайней мере, один из них не станет менять цели и захочет догнать её, а Рон с Полумной справятся с остальными.

Она бежала так быстро, что ноги её едва касались земли, а сердце билось уже где-то в горле. В стене проступил тёмный силуэт двери, и Эльва, недолго думая, скользнула в неё.

Звуки стихли. Она стояла в пустом помещении. Противоположная стена была освещена и хорошо видна, а вот стен справа и слева либо не было вовсе, либо они были так далеко, что очертания их растворялись в темноте. Тяжело дыша, она сделала шаг вперёд от двери и вдруг заметила какое-то движение боковым зрением. Повернув голову, она увидела… себя. У противоположной стены у точно такой же деревянной двери, как и за ней, стояла она сама!

Отражение было, словно в зеркале, но оно было не идентичным — а перевёрнутым: её дверь была справа в освещённой зоне, противоположная — там же, но слева. Она будто видела саму себя со стороны, так, как если бы стояла в этой же комнате, но напротив — там, где сейчас стояло её отражение. Она сделала ещё один шаг, и отражение в точности повторило её движения. Никакой преграды между ними, казалось, не было. Только по полу в центре комнаты проходила узкая светлая полоса.

Эльва осмотрелась. Двойник проделал то же самое. Кроме этих дверей, других не было. Эльва заметила, что в отражении над дверью висит старенькая табличка «Выход». Она оглянулась и увидела над своей дверью точно такую же. Получается… либо это помещение — тупик, и непонятно, почему сюда ещё не вломился Пожиратель, либо второй выход там, на другой стороне. Эльва медленно пошла вперёд, наискосок, в сторону противоположной двери. Двойник, отражая её действия, проследовал, наоборот, в эту часть комнаты.

У самой черты Эльва вдруг остановилась. Ей не давала покоя мысль — кого она видит? Саму себя, со стороны? Или нет? Или это кто-то, выглядящий в точности, как она? Там, за чертой — реальность? Даже не так. Там, за чертой — эта реальность?

Она подняла руку и очень медленно приблизила раскрытую ладонь к месту, где в воздухе должна была оказаться граница. И в какой-то момент пространство вокруг её кисти задрожало мелкой рябью, как если бы она коснулась поверхности воды. Значит, граница всё же есть.

Она снова обернулась на дверь. Но там, вероятно, остались только Пожиратели. Ребята должны были успеть спастись. Нет выбора — надо проверить вторую дверь. Эльва занесла ногу, чтобы переступить светлую полоску, интуитивно глянув на двойника. Тот, в свою очередь, тоже начал делать шаг, смотря в ответ, и в эту секунду Эльве показалось, промелькнуло, что она видела на лице улыбку, или даже ухмылку, кривую, злобную, почти незаметную — словно её и не было вовсе; но это было то, что вдруг развеяло все сомнения: её двойник — НЕ ОНА! Её двойник мыслит и живёт сам по себе. И он, оно, отчаянно ХОЧЕТ переступить черту, но сможет это сделать, только если переступит и Эльва.

Она опустила ногу обратно и начала медленно отходить назад. И тут, на смену полной тишине, отовсюду стал подниматься странный шёпот, свистящий гул; он становился громче, заполнял разум, мешал сосредоточиться, вызывая панический ужас. Присев, Эльва обхватила голову руками, а затем стала отползать к двери — уж лучше Пожиратель! Лучше все Пожиратели и сам Волдеморт, только бы не эта комната, только бы не это существо, которое перестало копировать её движения и стояло у черты, немигающе глядя на Эльву её собственными глазами, и лицо его — её — исказила страшная злоба.

Наткнувшись спиной на стену, Эльва вжалась в неё и вдруг почувствовала небольшой свободный ход. Из-за свиста болели уши, и тяжело было фокусироваться на своих действиях, но Эльва оглянулась и заметила, что в стене есть ещё одна дверь! Просто она того же цвета и материала, что и стена, не имеет ручки, и найти её можно, только если заметить тончайший проем по её краю. Эльва с трудом встала, отошла на пару шагов и с разбега влетела в неё плечом. Дверь, слава Мерлину, поддалась.

Кубарем Эльва выкатилась куда-то и, подняв голову, поняла, что очутилась в знакомой круглой комнате. Как и раньше, едва дверь за ней закрылась, комната на несколько секунд завертелась. Где теперь искать остальных? Смогли ли они выбраться? И как теперь найти выход?

Неожиданно за одним из дверных проёмов послышался пронзительный крик, и голос показался Эльве очень знакомым. В эту же секунду из-за другой двери донёсся топот приближающихся шагов. Она опасалась, что это могли быть Пожиратели, поэтому вошла туда, где кто-то кричал — может, хоть удастся помочь.

Она оказалась в уже знакомом ей каменном зале с загадочной аркой внизу.

Крик принадлежал Невиллу, извивавшемуся под палочкой той самой женщины, что смеялась над ними в зале пророчеств — она смеялась и сейчас, совершенно безумным смехом, полным наслаждения. А лицо Невилла выражало нечеловеческую муку, и Эльве сразу пришло на ум ужасное заклятие «Круциатус», о котором раньше ей приходилось только читать.

Вокруг были другие Пожиратели и, кажется, Гарри, но Эльва не успела разглядеть — она мгновенно подняла палочку, отправив в Пожирательницу такой гневный «Остолбеней», какой ей ещё не приходилось творить. Видимо, именно из-за этого рука её дрогнула, и заклятие пронеслось мимо цели — но ведьма, по крайней мере, отвлеклась, и крик Невилла оборвался.

В Эльву к этому моменту уже неслось больше полудюжины лучей с разных сторон, и, спасаясь, она без разбору кинулась в сторону, падая плашмя ступенью ниже, и по инерции скатилась ещё на несколько.

Большинство Пожирателей стояли внизу, ближе к арке, и Эльва, распластанная по ступеням амфитеатра, была у них как на ладони. Второй раз так среагировать и увернуться от заклятий она просто не успеет. Райт уже приготовилась к худшему, как вдруг со всех сторон стали открываться двери, и несколько человек вбежало в зал. Послышались крики и пронеслись яркие лучи. Подобрав под себя ноги, Эльва рискнула аккуратно оглядеться и к сумасшедшей своей радости узнала в вошедших Сириуса, Люпина и ещё троих орденцев, которых видела на Гриммо — Кингсли, Грозного Глаза и чародейку Тонкс. Они спасены!

Завязался нешуточный бой. На каждого орденца приходилось, наверное, по два Пожирателя, и Эльва стала беспокоиться за исход сражения. Она увидела, как Грозный Глаз, задетый заклятием, упал на пол, а один из Пожирателей нацелил на него свою палочку.

— Импедимента! — ей удалось отбросить врага в сторону, но этим она привлекла внимание другого Пожирателя, стоящего неподалеку.

— Остолбеней! — крикнул тот.

— Протего! — Эльва отразила луч. — Экспеллиармус!

— Круцио! — одновременно с ней рявкнул противник.

Лучи схлестнулись, и Эльва ощутила, как палочка в её руке дрожит и нагревается с каждой секундой. Она бы проиграла эту дуэль, если бы не Тонкс, заметившая их сверху и запустившая в противника Эльвы Петрификус Тоталус.

Райт, тяжело дыша, обернулась, и Тонкс подмигнула ей. Мимолётное облегчение от этого ободряющего жеста продлилось недолго, потому что в следующую секунду в грудь Тонкс откуда-то снизу ударило оглушающее заклятие, и волшебница, коротко вскрикнув, упала к арке, скатившись по ступеням.

Там, внизу, ещё бились Сириус, Люпин и Кингсли. Гарри пытался затащить Невилла наверх, пока тот, не переставая, брыкался в воздухе ногами. То, с каким остервенением Лонгботтом это делал, позволило Эльве догадаться, что гриффиндорец был под заклятием. Дела у этих двоих шли не очень — Поттер тащил изо всех сил, но Невилл извивался против воли, и они преодолели всего три ступеньки.

Эльва поспешила на помощь. Пригибаясь под лучами заклятий, она спускалась как можно быстрее. Внезапно где-то сбоку прозвучало «Конфринго». Эльва не успела понять, предназначалось ли заклятие ей, или кто-то промахнулся, но фиолетовый луч ударил в ту ступеньку, мимо которой она бежала.

Взорвавшись, старый камень разлетелся во все стороны, создавая мощную волну из осколков, которыми Эльву моментально сшибло с ног. Зал закружился вокруг неё, а тело тут и там пронзила резкая боль от ушибов о ступени. Кое-как прикрывая голову, она приземлилась у подножия арки, как раз, чтобы увидеть, как заветная стеклянная сфера летит вниз, и, ударившись об угол платформы рядом с Эльвой, разбивается вдребезги.

Туманная фигура выплыла из осколков. Вокруг стоял шум, но Эльва находилась к ней достаточно близко. Профессор Трелони — а это, вне всяких сомнений, была именно она, только гораздо моложе — грубым, утробным, не своим голосом выплёвывала слова одно за другим.

«Грядет тот… хватит могущества победить… Лорда, рождённый теми… трижды бросал ему вызов, рождённый… седьмого месяца…»

Эльва не могла расслышать их все, хоть и подползла ближе.

«Тёмный Лорд отметит... как равного себе, но не… знать… его силы… Один… должен погибнуть… руки другого, ибо… не может жить… пока жив другой… тот, кто… могуществен, чтобы победить… Лорда, родится на исходе… месяца».

Призрак становился всё прозрачней и с последним словом растворился в воздухе, оставляя после себя лишь лёгкую дымку.

Стоя на четвереньках, вся в пыли и каменных осколках, Эльва проговаривала про себя то, что услышала, чтобы получше запомнить. Она заметила, что Гарри застыл над Невиллом, растерянно сверля взглядом кучку стекляшек, оставшихся от его пророчества.

На Люпина и Кингсли, молниеносно работавших палочками, приходилось сразу по два противника. Сириус сражался с ведьмой, пытавшей Невилла. Капюшон её упал, открывая спутанные чёрные волосы, стоящие торчком — Эльва помнила эту «причёску» по колдографии в «Пророке», и её хозяйку звали Беллатриса Лестрейндж. Боковым зрением Эльва увидела, что некоторые оглушённые ранее Пожиратели зашевелились, а один даже стал вставать, ища вокруг себя палочку. Отчаяние навалилось на неё тяжёлым грузом — орденцы бились на пределе возможностей, и ещё хотя бы один Пожиратель, скорее всего, решит исход сражения.

Эльва привалилась к платформе, прикрыв глаза. Шум боя отдалился, разум заполнило её собственное рваное дыхание. Они все знали, на что шли. Но всё равно надеялись, что с ними ничего не случится. А теперь она лежит на разбитом каменном полу, окруженная кровожадными магами, с чьих языков так легко срывается непростительное «Круцио», и всё, чего бы ей сейчас хотелось — открыть глаза, лёжа в своей мягкой хогвартской кровати, и понять, что она лишь видела страшный сон. Всё тело ныло от ушибов, было больно даже глубоко вдыхать — особенно в левом боку. Можно было бы просто дождаться своей участи, оставаясь здесь… Заманчиво. Ведь никаких сил, похоже, не было, а от страха немели мысли. Только укол совести не давал ей согласиться с этим планом, потому что она всё ещё могла попробовать остановить приходящих в себя Пожирателей, помогая тем самым своим недавним спасителям.

Эльва с трудом открыла глаза и в первые мгновения подумала, что бредит. Альбус Дамблдор, преодолевая ступень за ступенью, спускался прямо к ним. Повинуясь взмахам его палочки, Пожиратели отлетали в центр в одну кучу. Гарри вымученно улыбался, придерживая Невилла, который всё ещё брыкался.

Дамблдор поразил чем-то одного из противников Люпина, и орденец легко одолел оставшегося. Пожиратели, сражавшиеся с Кингсли, вдруг бросились бежать, но старый чародей легко вернул их обратно, отшвырнув в центр, к остальным.

И в этот момент, когда их победа так отчётливо виделась на горизонте, красный луч, выпущенный Беллатрисой, неожиданно ударил в грудь Сириуса, стоящего прямо рядом с аркой. Эльва с ужасом смотрела, как тело мужчины погружается в проём с одной стороны, не появляясь при этом с другой. Сириус упал вовнутрь арки. Упал и больше не вышел из неё. Только тогда Эльве показалось, что она тоже может слышать странные, тихие, шепчущиеся голоса, доносящиеся из-за чёрной материи в своде арки.

— Сириус! — закричал Гарри, сбегая вниз. — СИРИУС!

Люпин поймал его у платформы.

— Ты ничего не сможешь сделать, Гарри, слишком поздно.

— Неправда! Сириус!

— Слишком поздно! Оттуда его не вернуть! Он…

— Он НЕ МЁРТВ!

Кингсли теперь отражал атаки Беллатрисы, заняв место Сириуса. Дамблдор между тем смог связать поверженных Пожирателей каким-то заклятием, словно невидимой нитью.

Гарри, оттащенный Люпином подальше от платформы, всё ещё смотрел на арку. Люпин отправил «Финиту» в Невилла, и его ноги, наконец, успокоились.

Послышался короткий вскрик, и Кингсли рухнул на пол, а Беллатриса бросилась бежать наверх. Гарри мгновенно рванулся из рук Люпина за ней.

— Гарри, стой!

— Она убила его! — закричал Гарри, прибавляя ходу.

Догнать он её, возможно, догонит, но ни за что не справится с ней, подумала Эльва. И, вдруг вскочив, она с неизвестно откуда взявшимися силами побежала за ним, превозмогая боль, волнами расходящуюся по телу.

Выбежав в круглую комнату, она успела увидеть, как Гарри скрылся за одной из дверей, и, прежде чем комната завертелась, пометила её огненным крестом, крикнув «Флагрейт». Как только вращение прекратилось, Эльва последовала за Поттером. Удивительно, но это был выход! Один из старых лифтов, дребезжа и громыхая, уже поднимал Гарри вверх.

Эльва судорожно стала жать кнопку вызова, неистово ругаясь про себя на медлительность механизма. Наконец, дверь кабины раскрылась, и Эльва, вбежав в лифт, на секунду замерла — куда ехать? Беллатриса бежит, ей нужен выход, подумала она и утопила кнопку с надписью «АТРИУМ».

В холле она увидела Гарри, прикрывающегося за фонтаном от заклятий Пожирательницы. Не мешкая, Эльва крикнула «Остолбеней», прицелившись в женщину, одновременно ныряя под стол дежурного, стоящий справа. Гарри, воспользовавшись этой заминкой, бросил в Беллатрису «Круцио». Та вскрикнула и упала, но тут же поднялась, и лицо её было искажено гневом.

— Отдай мне пророчество, и я позволю вам уйти! — громко сказала она.

Гарри засмеялся, и Эльве показалось, что он был не в себе.

— Нет больше твоего пророчества — оно разбито! Наверное, твой хозяин сильно разозлится из-за этого? Так вот, он уже знает! — кричал гриффиндорец в исступлении, прижавшись спиной к бортику фонтана.

— О чём ты говоришь? Лжец! Акцио, пророчество!

Ничего не произошло, и Гарри засмеялся ещё сильнее. Эльва потёрла запястье левой руки, ощутив непонятное жжение.

— Нет! Это неправда! Я не виновата, хозяин! Не надо меня наказывать! — тембр голоса Пожирательницы вдруг стал заискивающим, и выглянув краем глаза из-под стола, Эльва увидела, как высокая фигура движется по залу в их сторону. Бледное лицо под капюшоном было уродливым — оно мало походило на человеческое, имея какие-то змеиные черты. Красные глаза немигающе смотрели вперёд. Он ещё ничего не сделал, но Эльва нутром ощущала теперь его присутствие, как будто мощная, сильная магия буквально лилась из него, а запястье уже обжигало — и она вспомнила про часы Гермионы, реагирующие на тёмное волшебство.

— Зря стараешься, он не услышит тебя! — крикнул тем временем Гарри, который ещё не видел нового участника событий.

— Неужели, Поттер? — ровный ледяной голос гулко отразился эхом от мраморных стен.

Дыхание свело — он стоял прямо здесь, в двух шагах, остановившись напротив Гарри, и нацелив на него свою палочку.

— Ты стал слишком сильно мешать мне. Довольно. АВАДА КЕ…

— Импедимента! — закричала Эльва, с ужасом осознавая, что её заклятие даже не пошатнуло тёмного мага.

— Круцио! — Беллатриса тут же бросилась в бой.

— Протего!

— Диффиндо! — режущее заклятие пролетело над самым ухом.

— Остолбеней! — не отставала Эльва, но тоже промахнулась.

— Завёл себе новых друзей, Поттер? — прошипел в это время Волдеморт. — Это тебе не поможет! Авада Кедавра!

За секунду до смертоносных слов одна из статуй фонтана вдруг ожила, спрыгнув на пол, и отразила зелёный луч.

— Дамблдор! — в голосе тёмного мага слышалась ярость.

Эльва отвлеклась всего на один единственный миг, но этого было достаточно, чтобы очередное «Круцио» Беллатрисы достигло своей цели.

Боль осозналась не сразу. Сначала это было лишь некое чувство, тугая волна, из центра груди покатившаяся по телу во все стороны. Так бывает, когда сильно обожжёшься — в первую долю секунды кажется, что кожи касается что-то ледяное. Эльва даже успела уловить мысль об этом, когда тысячи игл вонзились в неё, заставляя неестественно изогнуться, не давая вдохнуть. Она решила, что это иглы? Нет, тысячи ножей! Кривых ножей, прокручивающихся в её теле, рвущих плоть, — Эльве казалось, что она должна слышать хруст своих костей, она хотела кричать, но не было воздуха, а когда она, наконец, вдохнула, прозвучало «Силенсио», и из её рта не вырвалось ни звука.

Именно это, наверное, было самым ужасным. Боль заполняла всё её существо, опустошала её разум, стирала всё вокруг. Но из-за того, что Эльва не могла кричать, даже сквозь эту боль она слышала, как в исступлении её тело глухими стуками билось о мраморный пол — тук, тук, тук, — кистями, локтями, пятками. Будто поломанная кукла, она не принадлежала сама себе. Её кожа горела, где-то внутри к горлу подступала тошнота, она больше не знала, кто она и где она, оставалась лишь одна мысль — чтобы это прекратилось. Говорят, от заклятия Круциатус можно сойти с ума.

Неожиданно всё оборвалось. В глазах было по-прежнему темно, и сперва Эльва подумала, что, наконец, умерла. Медленно шум реальности стал наполнять окружающее пространство, и Эльва поняла, что всё ещё может дышать. С трудом разлепив веки, она пошевелила пальцами на руках и ногах, чтобы удостовериться, что они есть. Вроде, они были. Превозмогая саму себя, она перевернулась на бок и приподнялась на руке. Неподалёку Волдеморт сражался с золотыми фигурами из фонтана, которыми, вероятно управлял Дамблдор, стоявший чуть дальше. Гарри был у стены. Беллатриса, истошно визжа, пыталась сбросить с себя статую Волшебницы, которая пригвоздила её к полу и удерживала стальной хваткой.

В какой-то момент Волдеморт оказался на постаменте, на котором ещё недавно возвышались золотые статуи, обрушив на Дамблдора зелёный луч заклятия, и перед старым магом вдруг появился Фоукс. Птица приняла удар на себя, вспыхнув и упав на пол. Тогда вода в фонтане стеной поднялась и сомкнулась над головой Волдеморта — Дамблдор делал свой ход. Несколько секунд пойманный в водную западню волшебник пытался освободиться, а затем исчез, и толща воды рухнула обратно в фонтан.

И тут Гарри дёрнулся, странно выгнув шею, а его глаза залило багровым оттенком.

— Убей меня, Дамблдор! — сказал Гарри голосом Волдеморта, страшно оскалившись. — Убей мальчика! Убей! Убей!

Эльва успела подумать, что ничего ужаснее она не видела — близкий человек, служивший сейчас лишь оболочкой для чистейшего зла, — как вдруг что-то пошло не по плану Тёмного Лорда. Изо рта Гарри стал вырываться наружу чёрный дым, обретая снова свою полузмеиную плоть. Через секунду Волдеморт в прежнем обличии уже спешил к Беллатрисе, а Гарри лежал недвижно.

Тёмный маг сбросил золотую статую с Пожирательницы и вдруг обернулся, заметив Эльву, которая теперь стояла на коленях. Её мантия была изорвана, одной рукой она опиралась на пол, а другую прижимала к левому боку, который ужасно болел. Волдеморт скользнул по ней взглядом и задержался на её шее. Он мгновенно остановился, полностью развернувшись к Эльве, и она почувствовала усиливающееся жжение на груди — автоматически подняв руку, она осознала, что это её медальон раскалился и обжигал кожу.

В эту секунду Волдеморт посмотрел ей в глаза и со страшной силой рванулся в её сознание. Она поняла это сразу — ощущение было ей знакомо. Снейп не раз атаковал её на уроках окклюменции, но никогда — настолько грубо и сильно. Рефлекторно она выставила ментальный блок — спасибо тренировкам — отдавая все оставшиеся силы только на то, чтобы не пропустить мага в свои мысли. Наткнувшись на эту смешную преграду, тот рассвирепел, удвоив усилия, и Эльва едва держалась, игнорируя нарастающую боль. Но долго протянуть она, конечно, не могла. На занятиях её защиты хватало минут на десять, сейчас же за эти полминуты она отдала уже все силы. И в тот момент, когда, дойдя до своего предела, она стала терять сознание, заваливаясь на бок, она услышала, прежде чем упасть в немую темноту, многочисленные голоса, топот ног, суетливый шум — в Министерство прибыли на работу сотрудники — и только тогда неумолимый бур, продирающийся в её разум, исчез.

* * *

Она пришла в себя ночью. Может, следующей, а может, и через день. В полумраке палаты она с трудом разглядела на соседних койках Гермиону и Рона, а через пару кроватей лежала Амбридж. Лунный свет наполнял комнату умиротворяющим голубоватым сиянием. Эльва зашевелилась и попыталась подняться.

— Мисс Райт! — шикнули на неё из угла, и она узнала шёпот мадам Помфри, которая выглядывала из-за двери своего кабинета, — вам никак нельзя ещё вставать! У вас сломано два ребра. Лежите спокойно!

И как только эта женщина услышала её? Пришлось откинуться обратно на подушки, хотя спать совсем не хотелось. Хотелось узнать, все ли выбрались, всё ли в порядке. И чем всё закончилось для Дамблдора — ведь он скрывается от Министерства.

Эльва снова завозилась, переворачиваясь на бок. Так тоже было неудобно, и она легла на другой.

— Что вы там никак не угомонитесь?

— Не спится.

— Ну, ладно, почитайте газету — вон, на столике. Профессор Снейп любезно занёс её вам утром. Только тихо! Не шелестите страницами — всех перебудите.

Снейп занёс ей газету? Это, пожалуй, достойно внимания. Новенький выпуск «Ежедневного пророка» светлел на прикроватной тумбе. Рядом была и её палочка. Стараясь не шелестеть бумагой, Эльва взяла газету и зажгла «Люмос», увидев сразу большой заголовок на первой странице: «ТОТ-КОГО-НЕЛЬЗЯ-НАЗЫВАТЬ ВЕРНУЛСЯ».

Фадж, наконец, прозрел. Возвращение Волдеморта признано Министерством. Дамблдор оправдан и восстановлен в должности директора Хогвартса. Гарри больше не называют в каждой статье сумасшедшим, и он опять стал «Мальчиком, который выжил». Пожирателей, находившихся в Министерстве в ту ночь, арестовали, и Эльва со смешанными чувствами увидела среди имён и Люциуса Малфоя. Прочитав статью, она удовлетворённо отметила, что никаких смертей не упоминалось, значит, все, кроме Сириуса, выбрались.

Уделив внимание ещё паре страниц, она отложила «Пророк» и всё-таки погрузилась в дремоту.

В больничном крыле Эльва провалялась почти неделю. Сращивание костей было, оказывается, долгим процессом, к тому же мадам Помфри сетовала, что её перелом был смещён вследствие отсутствия покоя после травмы. Так что трижды в день приходилось пить по полбутылочки «Костероста». Гарри, Джинни, Невилл и Полумна каждый день сидели тут по несколько часов, развлекая друзей. Они позже рассказали ей о своих приключениях после того, как все побежали от Пожирателей. Рон, оказывается, был атакован мозгами из аквариума — они принялись опутывать его серебристыми нитями мыслей и оставили страшные магические ожоги, так что даже при выписке ещё осталось несколько шрамов.

Эльва тоже рассказала свою историю — в том числе про двойника. Рон удивился, зачем держать там такую тварь, а Гермиона поучительно заявила, что в отделе Тайн сконцентрированы самые редкие, самые загадочные и самые малоизученные явления и артефакты, которые только всплыли в нашем мире за всю его историю, чтобы уберечь от них простых волшебников, а ещё сохранить их для изучения и будущих поколений. Наверное, она была права. Но Эльва решила, что в отдел Тайн она больше ни ногой.

Про Сириуса не говорили. Пару раз разговор заходил о зале с аркой, и тогда наступало неловкое молчание, а Гарри, насупившись, отворачивался или вообще уходил, ссылаясь на мнимое дело.

Эльва не подавала виду, но, конечно, не могла не заметить, что никто из слизеринцев не приходил её навещать. На четвёртый день в шесть утра дверь палаты скрипнула, и тихонько вошла Астория. Эльва уже не спала — от нечего делать она засыпала рано и потому быстро высыпалась. Остальные, к счастью, безмятежно сопели.

— Привет, — Астория выглядела смущённой, что бывало крайне редко.

— Привет.

— Как ты?

— Неплохо, кости вот-вот срастутся.

— Хорошо.

Пауза.

— Эльва…

— Астория, говори, как есть. Не тяни.

— Я пришла предупредить… Когда все узнали, что ты тоже в больничном крыле, Драко сказал, что больше не хочет о тебе слышать ни слова, — наконец, произнесла Астория, и голос её задрожал. — Я говорила ему, что нет никаких оснований считать, будто в кабинете Амбридж им помогла ты, но он…

— Он прав.

— Что?

— Он прав. В кабинете была именно я.

Астория округлила глаза и приоткрыла рот.

— Но… Но почему, Эльва? Зачем ты это сделала? Я не понимаю!

— Что ты хочешь услышать? Что я ошиблась? Что я не понимала, что творю? Но это не так. Я прекрасно осознавала всё, что делаю. Но не могла поступить иначе — на кону стояла жизнь человека. И я решила, что это важнее.

Астория грустно потупила взгляд.

— Он никогда не простит тебя.

— Я знаю.

— Он ведь имеет влияние, и теперь все остальные тоже считают тебя предательницей.

Ну, вот оно, это слово. Наконец-то кто-то сказал его вслух.

— Я знаю.

— Даже Дафна думает, что ты ужасно поступила…

Эльва промолчала.

— Я… Я не уверена, что теперь мне будет так легко… общаться с тобой… Прости.

— Да всё в порядке. Если ты пришла сказать это, то могла бы не тратить время. Я предполагала, что так и будет.

Эльва отвернулась к окну, стараясь скрыть подступившие слёзы.

Астория ещё несколько мгновений постояла рядом, а потом шепнула «Удачи», развернулась и ушла.

Эльва продолжала смотреть на разгорающийся за окном рассвет, вспоминая одну из легенд, которую часто читала ей мама. Там говорилось, что у каждого Поступка, хорошего или плохого, всегда есть своя Цена. Помнится, в детстве Эльва не понимала этих слов.

— Эльва, прости меня, пожалуйста! — донеслось вдруг с кровати Гермионы, и Райт вздрогнула от неожиданности. — Я была совершенно занята учёбой и видениями Гарри… Я не понимала, в каком положении ты оказалась. Лучше бы я не просила тебя помочь нам там, у кабинета, но я так нервничала, что ни о чём другом не подумала. Прости.

— Это вздор — ты ни в чём не виновата, каждый делает свой выбор сам. И не надо вешать на себя эту ответственность — если бы всё повторилось, я бы сделала то же самое.

Гермиона быстро смахнула слезинку.

— Спасибо тебе за всё.

Эльва улыбнулась в ответ.

* * *

Она выписалась за три дня до отъезда. Едва она появилась в гостиной, Снейп нашел её и сказал, что её ждет директор.

Альбус Дамблдор снова был на своём месте — в кресле в кабинете директора Хогвартса.

Он попросил её рассказать всё, что приключилось с ней в Министерстве. Она так и сделала, а когда дошла до горячего медальона, то призналась, что раскрыла загадку своего происхождения.

Дамблдор лишь кивал и периодически вставлял «Угу», «Хм», или «Невероятно!», но Эльве почему-то показалось, что она не открыла ему ничего нового.

— Эльва, мы с тобой попали в очень затруднительное положение. Видишь ли, я никак не могу взять в толк, зачем же Волдеморт преследовал тебя и твоих родителей. А он, между тем, знает теперь, кто ты и где тебя искать. Именно поэтому возвращаться домой тебе никак нельзя. Я уже договорился с мистером и миссис Уизли — это лето ты проведешь в Норе, а потом мы что-нибудь придумаем.

Позже у Гермионы Эльва узнала, что Норой все называли дом Уизли. Не сказать, что известие обрадовало её — получалось, что теперь она неизвестно когда ещё сможет вернуться в родное поместье. А миссис Уизли хоть и была замечательной женщиной, но всё же оставалась чужой для неё.

Слизеринцы игнорировали Эльву. От Астории ещё можно было заметить изредка участливый взгляд, от остальных — ничего подобного. Драко в её сторону даже не смотрел. Не подкалывал, не портил жизнь, не ухмылялся презрительно — просто делал вид, что Эльвы Райт не существует. Было сложно справиться с этим в те три дня, но гораздо страшнее было думать о том, что через два месяца предстоит следующий учебный год. Целый год!

Снейп тоже ничего не говорил. Не отчитывал за недальновидность, как было с ОД, и вообще не выражал своего мнения.

На прощальном ужине Дамблдор награждал всех участников событий в Министерстве пятьюдесятью баллами каждого. Гриффиндору добавилось несколько сотен, и все аплодировали, кроме Слизерина. Рэйвенкло дали пятьдесят за Полумну, и снова зал хлопал. А затем Дамблдор назвал Эльву. Захлопали ребята из ОД — нестройным хором, а слизеринцы сидели, не двигаясь. И тогда Снейп вдруг присоединился к хлопающим, многозначительно глядя на своих подопечных.

Многие заметили это, и вскоре аплодисменты дополнились вялыми хлопками со слизеринского стола, а Эльве хотелось провалиться сквозь землю.

* * *

Хогвартс-Экспресс загудел, оповещая о скором отправлении. Студенты уже расселись по местам. Эльва вышла в соседний вагон, чтобы отыскать Гермиону и Рона, которые должны были помогать первокурсникам, и сообщить им номер купе.

В тамбуре она наткнулась на Малфоя и от неожиданности заметалась из стороны в сторону, пытаясь обойти его.

— Что, опять не можешь выбрать правильную сторону, Райт? — вдруг тихо сказал он ледяным голосом.

Она посмотрела в ответ.

— Мы все связаны обязательствами перед своими близкими, Драко, живыми или мёртвыми. Именно это, в конечном счете, определяет правильную сторону для каждого из нас, не так ли?

— Жаль, что они у нас, похоже, оказались разными, — он отвёл взгляд и прошёл мимо, скрываясь в вагоне.

— Северус, прошу, угощайся леденцами! Они великолепны, — старый маг, заговорщически улыбаясь, отправил в рот несколько цветных конфеток сразу.

Профессор Снейп на секунду прервал свой рассказ, уставившись на хозяина кабинета со смесью раздражения и недоумения, как будто удивляясь, что тот и вправду решил предложить ему леденцов.

— Нет, благодарю, — размеренно произнёс он после паузы. — Итак, как я уже сказал, в данный момент никаких действий не предпринимается.

— Что ж, будем надеяться, школа остаётся для девочки надёжным укрытием. По крайней мере, пока.

— Вы уже знаете, почему её семья так интересует Тёмного Лорда?

— Нет, к сожалению, не имею понятия. Однако, исходя из известной мне информации о жизни Тома, я склоняюсь к мысли, что он вёл поиски легендарной рукописи Николаса Фламеля.

— Рукописи о бессмертии?

— Совершенно верно. Мне думается, что именно родители мисс Райт помогали ему в изысканиях. Что случилось дальше -загадка. Возможно, они попытались украсть тексты. Возможно, им это даже удалось, ведь Волдеморт не обрёл желанное бессмертие тем способом. Быть может также, что он винит их в неудаче и желает наказать.

Дамблдор поднялся из своего кресла и теперь стоял, задумчиво глядя в окно.

— Тёмный Лорд не упоминал о её родителях, — ответил Снейп. — При мне был отдан приказ привести девочку живой, если выдастся такая возможность, но никакой операции по проникновению в школу не готовится. Похоже, что Поттер по-прежнему занимает более высокое место в его приоритетах.

— Тогда постараемся опередить его — надо выяснить всё об этой истории. Тем временем я буду продолжать то, что задумал ранее. Помнишь, я говорил тебе, Северус, что собираюсь посетить дом Мраксов? Мне удалось отыскать там вот это, — чародей вытянул правую руку, на одном из пальцев которой теперь красовалось массивное кольцо. — Я чувствую в нём сильную магию, тёмную магию. Возможно, это крестраж, как я и предполагал.

— И всё же, нет уверенности, что Тёмный Лорд действительно создавал их.

— Пока ещё нет, Северус, пока ещё нет. Но я намерен пролить свет на этот вопрос в скором времени.

— Я могу чем-то помочь, директор? — поинтересовался Снейп, хотя, судя по его тону, вопрос был задан скорее из чувства вежливости, нежели от большого желания.

— О, разумеется! Без твоей помощи мне никак не справиться теперь. Я думаю, что обращусь к тебе уже через месяц-другой, — Дамблдор перестал прохаживаться вдоль окна и подошел к фениксу, сидящему на своей жердочке.

Снейп кивнул. Понимая, что разговор окончен, он попрощался и вышел.

* * *

«Нора» была воистину оригинальным строением. Эльва впервые увидела этот дом, когда, оставив Гарри с его не слишком дружелюбными родственниками, аппарировала с семейством Уизли сюда с вокзала Кингс-Кросс, и была поражена. Дом был высокий, однако совершенно нестройный, состоящий из разных частей, будто лоскутное одеяло, тут и там подбитый всевозможными дощечками, планками, кусками шифера. Присмотревшись, Эльва поняла, что самая нижняя его часть, вероятно, и была изначально домом, а всё остальное было пристроено позже из подручных материалов. В результате создавалось впечатление, что это и впрямь лисья нора, любовно сотканная из того, что попадалось зверьку в лапки. У парадного входа висела табличка со словом «Нора», и это только добавляло сказочного шарма. Девушка подумала, что Алиса в её Стране Чудес — маггловская сказка, которую мама ей читала — наверняка должна была наткнуться вот на такой вот дом.

Внутреннее убранство было хоть и уютным, но тоже совсем простым. Семья Уизли жила если не в бедности, то, по крайней мере, в нужде. Воспитывать семерых детей на зарплату министерского работника среднего звена — дело непростое. Но это не мешало рыжеволосому семейству отлично себя чувствовать и сохранять теплоту и сплочённость между собой. Они часто шутили, а Фред и Джордж вообще были самыми весёлыми волшебниками, каких Эльве доводилось встречать. Правда, этим летом они почти постоянно находились в открытых недавно «Всевозможных волшебных вредилках» — своём новом магазине в Косом переулке. Их спальня была частично заставлена теперь разнообразными коробками, напоминая скорее какой-то склад, а в воздухе всё ещё витал запах чего-то горелого — видимо, они часто испытывали здесь свои изобретения.

Эльву разместили в бывшей комнате Перси Уизли. Она не была с ним знакома, однако Рон и Джинни с презрением отзывались о его слепой преданности Министру. Вроде бы, из-за этого он покинул родной дом и теперь жил отдельно. Комната была обставлена просто, как и все остальные в Норе. Единственным отличием служило то, что в этой не наблюдалось никаких проявлений индивидуальности хозяина — всё было безликим и аккуратно прибранным. Райт не знала, свидетельствовало ли это о чрезмерной педантичности Перси, или же Молли Уизли решила прибрать комнату перед приездом гостьи.

Кроме неё в Норе гостила ещё одна девушка — невеста Билла Уизли, Флёр Делакур. Француженка, она обладала невероятной красотой — при первом взгляде на неё просто перехватывало дух, и дело здесь было не в стройной фигуре или белокурых локонах, невесомой волной спускавшихся до самых бёдер, и не в кукольных чертах её аристократического лица — нет, её красота высвобождалась будто бы с самим её дыханием, со взмахами тонких рук, разливалась пленительным взглядом из-под длинных ресниц. Эльва впервые видела настолько красивую девушку и какое-то время разглядывала её слишком внимательно.

— По-моему, она не так красива, как о себе думает, несмотря на её вейловскую родословную, — критически проговорила Джинни, когда они в кухне чистили картофель, наблюдая через окно, как Билл и Флёр прогуливались по саду. — Можешь себе представить, она подарила мне какой-то отбеливающий колдокрем, который, как она выразилась, «мигом сот’гет с моего п’гелестного лич’ика эту ’гыжую ’госсыпь», — и Джинни смешно изобразила акцент Флёр.

Эльва рассмеялась — не только над пантомимой, но и над тем, как, должно быть, выглядело лицо Джинни в тот момент, когда она получила крем от веснушек.

— Это её не оправдывает, конечно, но может, она решила, что ты непременно должна этого хотеть, и постаралась таким образом с тобой подружиться? — отсмеявшись, предположила Райт. — Всё-таки она в чужом доме, ну, знаешь… Ей, вероятно, не так легко, как кажется на первый взгляд.

Флёр тем временем заливалась за окном искристым смехом, запрокинув голову. Её гибкое тело, казалось, таяло, словно густой сахарный сироп, в крепких объятиях Билла.

— Не похоже, чтоб она так уж страдала, — процедила Джинни, наблюдая за ними. — Растеклась, как… флегма какая-то!

Молли тоже невзлюбила будущую невестку, а вот Рон каждый раз, встретившись с Флёр, откровенно поедал ту глазами. Впрочем, других дел у него на каникулах особенно не было — он по большей части валял дома дурака, изредка делая вид, что выполняет некоторые поручения по хозяйству, если миссис Уизли произносила их слишком уж суровым тоном.

Из Джинни же, наоборот, жизнь «била ключом». Она успевала переделать все дела — всё-таки миссис Уизли возлагала на единственную дочь большие надежды в вопросах помощи по дому — оставаясь всегда при своем неизменном чувстве юмора, которое Эльве слегка напоминало шутки близнецов. В первый же день Джинни провела расширенную экскурсию по особняку и окрестностям, так что Эльва уже знала, что аппарировать из-за охранных чар Норы можно не ближе, чем «во-о-н с того холма» и что сад наводнили досаждающие гномы, никак не желающие вывестись.

Несмотря на то, что Джинни была приятным собеседником, Эльва была рада, что ей отвели отдельную комнату, а не поселили вместе с младшей Уизли — после года в Хогвартсе она истосковалась по уединению собственной спальни. К тому же, так она могла изучать прихваченный из Райт-мэнора лоскут ткани с вышитыми незнакомыми буквами (тот самый, что достался ей от настоящей мамы вместе с медальоном) без необходимости отвечать на лишние вопросы. За несколько вечеров с одолженным у Гермионы учебником по греческой грамматике Эльва выяснила, что надпись, скорее всего, была ничем иным, как её настоящим именем.

— Эйма, — тихо проговорила Эльва, лёжа на спине и уставившись в потолок с кое-где облупившейся штукатуркой. — Эйма Агоно.

Слова звучали странно и казались непонятными. Она размышляла, как — если бы всё в этом мире вдруг сложилось иначе — её бы звали этим именем настоящие папа и мама, как она представлялась бы так в свой первый день в Хогвартсе. Хотя, может, даже не в Хогвартсе — интересно, какие магические школы есть в Греции?

Внезапно она подумала о том, что в этом случае она бы никогда не узнала Аврору Райт, никогда не побывала бы в любимом, хоть и немного мрачном доме. А ещё не праздновала бы дни рождения с фейерверком в снегопад, не слушала бы древнемагические легенды перед сном под успокаивающий шелест йоркширских ветров, не купила бы, наверное, Зевса, не вела бы дуэли с Луи Готье, смешно подчёркивающим свои французские усы, и вообще — не было бы ничего из того, что, как Эльве казалось, сделало её той, кем она стала сейчас.

И это совсем сбивало с толку. Она не могла желать расстаться со всем этим даже в своем воображении, но ведь, тогда, выходит, она была согласна со смертью своих настоящих родителей? Этого она тоже сказать не могла. Она чувствовала, что с ними потеряла целый мир, который мог бы у неё быть. И эмоции противоречиво сталкивались друг с другом, так, что она не понимала, какой выбор бы сделала, если бы вдруг оказалась на пороге своего рождения и могла решать свою судьбу.

Из этих философских размышлений её вытянул приезд Гермионы, которая появилась в Норе во вторник, обвешанная сумками и с Живоглотом на руках. Живоглот, который был никем иным, как огромным рыжим котом, чувствовал себя в гостях прекрасно, и безошибочно определив самое мягкое и уютное кресло в доме, целыми днями в нём спал.

Гермиону поселили у Джинни в комнате, и Эльва опять в тайне возликовала личной свободе, но времени вне спальни стала проводить гораздо больше. Надо сказать, что и Рон как-то подобрался весь, переодевал пижаму ещё до завтрака, начал причёсываться и не спорил с миссис Уизли по поводу поручений. Ухмыляясь про себя, Райт подумала, что если Грейнджер и не в курсе этих чудесных метаморфоз, которые вызвал в друге её приезд, то уж от Молли Уизли это никак не скрылось.

Вечерами ребята собирались в комнате Рона, так как та была самой просторной, и читали новости в «Ежедневном Пророке» — занятие, которое могла привнести в их быт только Гермиона. «Пророк» писал об ужасных событиях: после происшествия в Министерстве и статьи, рассказавшей правду о возрождении Того-Кого-Не-Называют, Пожиратели Смерти совсем перестали таиться, стали происходить нападения на магглов, и даже на волшебников. А недавно они разрушили автомобильный мост в Лондоне, в результате чего погибло несколько десятков человек. Некоторые известные волшебники значились пропавшими без вести или убитыми.

Ужин ознаменовался приездом Люпина и Тонкс. Члены Ордена Феникса довольно часто заглядывали в «Нору». Иногда просто передохнуть, а порой — с непроницаемыми лицами, и тогда всем становилось понятно, что опять есть плохие новости, а Молли, якобы ненароком, старалась выдворить ребят наверх, пока все посвящённые закрывались в гостиной и что-то обсуждали. Откровенно говоря, старания миссис Уизли были бесполезными — чаще всего удавалось всё подслушать, да и «Пророк» на следующий день все важные происшествия освещал.

В этот четверг Люпин и Тонкс были молчаливы. Эльва подумала, что между ними что-то произошло, потому что каждый из них украдкой поглядывал на другого, пока тот не видит. Тонкс казалась рассеянной и грустной и даже ни разу не изменила цвет волос, что всегда делала, когда Эльва видела её на рождественских каникулах в доме Сириуса. Помнится, тогда ещё Рон объяснил, что она метаморф — может изменять свою внешность, как ей вздумается.

— Какие новости? — спросила миссис Уизли. Видимо, молчание за столом достигло некоего предела, раз она сама поинтересовалась.

— Пока тихо, — ответил Билл, откинув со лба рыжую прядь волос и увлечённо зачёрпывая ложкой побольше подливы из блюда в центре стола. — После происшествия с мостом и смещения Фаджа с должности Скримджер разошёлся не на шутку — все работают с утра до ночи.

— Да, по всему видно, что он очень не хочет повторить судьбу своего предшественника, — добавил мистер Уизли, дожевав луковый хлеб. — Мне сейчас еле удается в Министерстве побывать — целыми днями на выездах.

— Ах, да, Артур, совсем забыл спросить, как твоя новая должность? — наконец подал голос Люпин.

— Отлично, спасибо, Римус. Очень много работы, знаешь ли, — сейчас все помешались на этих амулетах. Вот особо предприимчивые и торгуют подделкой на каждом шагу.

— Тонкс, дорогая, ты же совсем не ешь! — всплеснула руками миссис Уизли, и пододвинула к ней тарелку с тыквенными пирожками.

Тонкс, вынырнув откуда-то из глубин своих мыслей, натянуто улыбнулась.

— Да, Молли, спасибо, всё очень вкусно, но я… Я не голодна, — встретив нахмурившийся взгляд женщины, Тонкс отвернулась к остальным и попыталась сменить тему. — Профессор Дамблдор просил передать вам, что он сам заберёт Гарри с Тисовой улицы, и в субботу утром они будут здесь.

— О, это просто замечательно! — воскликнул Рон, а затем проворчал в полголоса, — а то уже две недели одни девчонки вокруг.

Гарри приехал ночью в пятницу, так что утром уже спал в комнате близнецов, и миссис Уизли строго-настрого запретила шуметь, не объясняя при этом причины. Впрочем, через час после завтрака она всё-таки призналась, что Гарри здесь, и все весело побежали на третий этаж будить его, а Флёр умудрилась перехватить со стола поднос с его яичницей и сама отнесла завтрак дорогому гостю, одарив его при этом нежным поцелуем в щеку, отчего Гермиона и Джинни синхронно поджали губы. Эльве не досаждало присутствие манерной француженки, и хотя та иногда высказывалась не совсем тактично, было ощущение, что она просто не замечает, что может кого-то обидеть — возможно, из-за того, что не слишком уверенно говорила на английском. К тому же, Билл души не чаял в своей невесте, да и она выглядела рядом с ним счастливой — а разве не это, в конечном счете, имеет основное значение?

Гарри сообщил две последних новости: в Хогвартсе появится новый преподаватель — Гораций Слизнорт, а письма с отметками за СОВ должны прийти с минуты на минуту. Потом он стал с молчаливым нетерпением посматривать на Рона и Гермиону, и стало понятно, что он хочет что-то сообщить своим друзьям наедине. Джинни, закатив глаза, вышла, и Эльва последовала за ней.

Через полчаса показались совы. Гермиона, уже спустившись вниз, заломив руки, смотрела на приближающихся птиц, а на её глазу красовался большущий синяк — пострадала, неудачно схватив какую-то «вредилку» в комнате Фреда и Джорджа.

Наконец, все развернули свои письма, и в кухне воцарилось напряжённое молчание.

«Стандарты Обучения Волшебству.

Проходные баллы:

превосходно (П)

выше ожидаемого (В)

удовлетворительно (У)

Непроходные баллы:

слабо (С)

отвратительно (О)

тролль (Т)

Эльва Райт. Результаты экзаменов:

— Астрономия — В

— Уход за магическими существами -П

— Заклинания — П

— Защита от Темных Искусств — П

— Нумерология — В

— Древние руны — П

— Травология — В

— История магии — В

— Зельеварение — П

— Трансфигурация — П»

Эльва буквально ощутила, как с души свалился огромный валун. Ни одной «У», да и «В» по тем предметам, которые ей в меньшей степени нравились.

Гарри и Рон справились далеко не так хорошо, однако радостно пританцовывали посреди кухни, а вот Гермиона, получившая всего одно единственное «Выше ожидаемого» по ЗОТИ, казалась уязвлённой.

— Ты расстроилась из-за ЗОТИ, да? — спросила её вечером Эльва, когда они вдруг оказались наедине, раскачиваясь на широких садовых качелях, которые мистер Уизли скорее всего нашёл у кого-то из магглов.

— Да не то, чтобы… Почти все «Превосходно» — это тоже очень здорово, я ведь была уверена, что ошиблась на Рунах. Просто… — она замялась, подбирая слова.

— Просто это Защита, — закончила за неё Эльва. — Не понимаю, из-за чего тебе снизили оценку, да и не важно это — ты сама знаешь, что любой из нас в трудный момент пожелал бы оказаться рядом с тобой плечом к плечу, Гермиона. Ты заслужила «Превосходно» за одну только ночь в отделе Тайн.

— Из-за Патронуса, — грустно проговорила она. — Оценку снизили из-за Патронуса. Я не стала рассказывать всем, но мне тоже предложили похвастаться умениями. А я так нервничала тогда, что ни на одном приятном воспоминании не могла сосредоточиться. Заклинание «Экспекто Патронум» не входит в программу СОВ, и я думала, это не отразится на результате.

— Конечно, не должно было! Послушай, может, подать на апелляцию?

— Нет! Нет, не надо. Апелляции по СОВ рассматриваются в Министерстве. В мире сейчас такое творится, а я буду отвлекать их с тем, что не получила одиннадцать «Превосходно»? Ладно уж, какая, в общем-то, разница. В Аврорат я всё равно не собиралась.

— И то верно, — улыбнулась Эльва. — А я вот, между прочим, подумываю об этом.

— Правда? — Гермиона изумленно уставилась на подругу, остановив качели.

— Ага. А что?

— Нет, ничего, просто удивилась. Ну, знаешь, туда обычно мальчики мечтают попасть.

— Ерунда, Тонкс вон как сражается. К тому же, я всё равно не имею понятия, чем ещё заняться после школы, — Эльва ковыряла утоптанную землю носком туфли. — Странно, но у меня теперь всегда такое чувство, будто мы на краю огромной пропасти, и кажется неимоверно глупым подбирать себе профессию на всю жизнь. Понимаешь, о чём я? Ну, как будто я собираюсь решить, стоит ли мне выращивать мандрагоры или ухаживать за нюхлерами, пока вокруг будут десятками умирать волшебники и магглы. Как только задумываюсь о будущем, так сразу приходит мысль, что всё это так мелочно, что всё это просто не имеет значения. Ведь станет, скорее всего, хуже, чем сейчас.

Гермиона помолчала несколько мгновений.

— Эльва, Гарри нельзя этого никому рассказывать, кроме меня и Рона, но я считаю, что ты должна знать. В общем, то пророчество, которое разбилось у Арки Смерти… Гарри услышал его — Дамблдор показал ему воспоминание.

— Ну конечно! — Эльва подскочила. — Как я могла забыть? Не понимаю! Так значит, Гарри уже слышал его?

— Что? Э-э-э, да, как я уже сказала… А что такое?

— Когда пророчество разбилось, я была не очень далеко от него, и могла кое-что расслышать. Я специально постаралась запомнить всё в точности, чтобы потом рассказать, но эта встреча с Волдемортом… В общем, этот эпизод совершенно вылетел у меня из головы.

— То есть, ты уже знаешь, что в нём говорится? — осторожно переспросила Гермиона.

— Если честно, я ещё не думала об этом. Что-то о том, у кого будет сила, чтобы уничтожить Темного Лорда. И что он, вроде, должен родиться в седьмом месяце. А, и что они не смогут жить спокойно, пока один из них не убьёт другого.

— Всё верно, — сказала Гермиона и замолчала.

И тут, наконец, понимание щёлкнуло в мозгу, как это обычно бывает, когда удаётся разгадать головоломку. Пророчество ведь было подписано — «Лорд Волдеморт — Гарри Поттер».

— Гарри… должен будет закончить всё это.

— Да, так или иначе.

* * *

На день рождения Гарри миссис Уизли накрыла великолепный стол. Все постарались оставить мрачные мысли за пределами празднества, и это бы им удалось, если бы не пришёл Римус Люпин, выглядевший более измождённым, чем обычно, и сообщил о смерти Игоря Каркарова, исчезновении Фортескью и Олливандера. Торт доедали в молчании.

После того, как из школы пришли списки с необходимыми в будущем году учебниками, миссис Уизли стала собираться в Косой переулок и, уточнив у Артура, когда будет свободна министерская машина с водителем — для безопасности, — запланировала поездку на предпоследние выходные августа. Эльва, конечно, должна была отправиться со всеми.

В назначенную субботу утром неожиданно появился Дамблдор. Он пришёл, когда все ещё спали, и миссис Уизли разбудила Эльву, попросив её скорее спуститься вниз.

— Эльва! Рад приветствовать тебя снова. Как проводишь каникулы? — директор стоял в гостиной в сером походном плаще.

— Отлично, спасибо, сэр. Что-то случилось?

— Нет-нет, всё в порядке. Однако, я думаю, ты не откажешься посодействовать мне в одном путешествии.

— Путешествии? Куда?

— О, позволь, все подробности я сообщу тебе по дороге? Видишь ли, я склонен подозревать, что поездка может затянуться до позднего вечера, поэтому нам стоит выйти сейчас же.

— Э-э-э, да, конечно, я быстро соберусь.

— И заодно подготовь свои вещи к транспортировке в школу, пожалуйста.

— Хорошо, только я же не купила ещё учебные принадлежности, мы как раз сегодня собирались…

— Я уверен, что Молли без проблем купит всё по списку, верно?

— О, абсолютно точно, девочка моя, не беспокойся об этом! — заверила миссис Уизли.

За пять минут Эльва оделась и собралась, а ещё через десять её чемоданы стояли у кровати, готовые к транспортировке. Она отдала миссис Уизли галеоны, которые Билл предусмотрительно снял для неё со счёта в Гринготтс, впрочем, как и для Гарри, и принёс им ещё в начале августа (из-за неспокойных времён забрать средства из банка теперь стало крайне проблематично), после чего они с Дамблдором аппарировали с ближайшего холма.

Улица, на которой они оказались, была ничем не примечательна. По обе стороны от дороги тянулись обычные дома — некоторые в несколько этажей, некоторые совсем небольшие. Кое-где виднелись строения повыше: справа был, вероятно, четырёхэтажный детский сад, а слева за домами возвышалось здание завода. Эльва смотрела по сторонам, но взгляду было не за что зацепиться — казалось, в Британии были сотни точно таких улиц с точно такими домами.

— Эльва, я понимаю, что теперь, когда ты узнала многое о себе и своём прошлом, тебе захочется стать ближе к своей настоящей семье, но я хотел попросить тебя и впредь представляться Эльвой Райт, — сказал старый маг, ведя её вдоль улицы. — По крайней мере, пока не закончится война.

Эльва подумала, что толку от этого теперь чуть — Волдеморт узнал её, понял, кто она и где прячется, но не стала этого говорить.

— Хорошо. Я, в общем-то, и не собиралась отказываться от своего имени. Оно меня вполне устраивает.

— Отлично, спасибо.

— Можно спросить, где мы и куда идём?

— Можно, отчего же нельзя. Мы в западном Йоркшире. А направляемся вон туда, — сообщил Дамблдор, указывая на видневшийся впереди коротенький кирпичный тоннель. — Мы с тобой сейчас посетим ту самую больницу, в которой твоя мама, Аманта Агоно, шестнадцать лет назад передала тебя в руки Авроры Райт. Я думаю, если мы хотим узнать, что же на самом деле произошло, начать следует именно отсюда, не так ли?

— Да, наверное, — отозвалась Эльва, немного удивлённая таким ответом. Она, конечно, предполагала, что путешествие с Альбусом Дамблдором должно оказаться увлекательным, но не ожидала, что это будет напрямую связано с ней и её прошлым.

Через пару минут они дошли до тоннеля и погрузились в полумрак. Повеяло сыростью и прохладой. Место было не самым приятным — в длину тоннель был всего метров десять, везде валялся мусор, а кирпичные стены были разрисованы граффити. Правда, на одной из них красовался довольно приличный рисунок — окошко и рядом дверь, а из окна выглядывает чёрный кот. Снизу была пририсована зелёная травка. Рисунок был хоть и милый, но совсем детский, и оттого ещё большим было удивление девушки, когда Дамблдор подошёл именно к этой нарисованной дверке. Протянув левую руку, он дотронулся до изображения медной круглой ручки, и она мгновенно выросла из стены, превращаясь в настоящую, а за ней и вся дверь деревянным рельефом выступила наружу и открылась, повинуясь директору.

— Прошу, — пригласил Дамблдор, и Эльва, захлопнув, наконец, рот, прошла в показавшийся проём.

— Никогда бы не подумала, — проговорила она, оказавшись в просторном холле больницы. — Нет, конечно, вход в больницу Святого Мунго тоже ни за что не вычислить, если не знаешь, но этот рисунок был таким… нарисованным.

Её спутник только улыбнулся, а затем направился прямиком к стойке, за которой скучала симпатичная молоденькая волшебница в лимонном халате.

— Приветствую вас, э-э-э, Лиссет, — начал Дамблдор, глянув на вышитое на халате имя. — Мы к вам с одной крайне деликатной просьбой.

— Слушаю вас, — будничным тоном ответила та.

— Видите ли, моя внучка, Эльва, была рождена в этой больнице, и нам бы очень хотелось поговорить с замечательной акушеркой, которая дежурила в ту ночь и принимала роды.

— Если она сегодня на дежурстве, — как ни в чём не бывало, ответила девушка. — Как, вы говорите, её фамилия?

— О, я, признаться, с возрастом забывать всё стал — теперь никак не вспомнить. Но я знаю дату — двадцать второе декабря тысяча девятьсот семьдесят девятого года. Шестнадцать лет назад.

Лиссет закатила глаза и обречённо вздохнула, после чего отвернулась к ящичкам за своей спиной и принялась перебирать какие-то папки.

Минут через десять, она, наконец, снова подошла к стойке, просматривая потрёпанный журнал с пожелтевшими от времени страницами.

— Так… Декабрь, декабрь, вот. Двадцать второе. На дежурстве в родильном отделении — Констанция Эрнствуд, — удовлетворённо изрекла она. — Только, знаете, поговорить с ней вам уже не удастся — она уволилась пять лет назад.

— Да вы что! — «дедушка» выглядел искренне расстроенным. — Из-за чего же?

— Ну откуда же мне знать! На отдых, наверное, уже ушла. Она ведь сильно в возрасте, судя по её карте.

— Так у вас есть её карта? — лицо старого мага просветлело. — Там, вероятно, и адрес её записан?

Лиссет нахмурилась и закрыла папку.

— Прошу прощения, но нам не положено давать посетителям информацию такого рода.

— Да, да, я, конечно же, понимаю… — прокряхтел Дамблдор, опустив взгляд. — Так жаль, знаете, ведь тогда всё очень плохо было — ночь, тяжелые роды. Эльва выкарабкалась только благодаря Констанции, но в ту ночь девочка потеряла свою мать, а я — свою дочь…

Он шмыгнул носом и поспешно прочистил горло. Эльва старалась придать лицу страдальческое выражение, но до директора ей было далеко — казалось, скоро она сама поверит в горе несчастного старика.

Лицо Лиссет потеряло напускную строгость, и во взгляде её уже читалась нерешительность и сочувствие.

— Но это был лучший исход… Там ведь шансов почти не было. Констанция сразу предупредила — сделаю, мол, что смогу, но готовьтесь к худшему. А отец девочки уже месяц как погиб на войне, он аврором служил. Вот я один и готовился, до сих пор помню, как сидел четыре часа под дверью. Но Констанция Эльву мне спасла. Вот, воспитал внучку, вырастил, всё хотел познакомить их, чтобы она знала, как много для нашей семьи сделала. Да что уж теперь, надо было раньше…

И он махнул рукой, отворачиваясь от стойки.

— Пойдём, Эльва, дорогая…

— Постойте! — Лиссет в сомнении кусала нижнюю губу. Затем наклонилась ближе и прошептала, — Вы никому не говорите только, где взяли адрес, ладно?

И она начеркала что-то на маленькой бумажке, затем оглянулась по сторонам и быстренько сунула её в левую руку Дамблдора.

— Сердечно благодарю вас, Лиссет, для нас с внучкой это очень много значит! — с признательностью ответил тот.

— Да идите уж, — улыбнулась девушка.

— Профессор, должна сказать, это было потрясающе! У вас талант, — сказала Эльва в восхищении, когда они снова вышли в тоннель. — Если бы у меня был этот адрес, я бы тоже вам его отдала.

Альбус Дамблдор не смог сдержать смех.

— Ох, Эльва, всему причина — возраст. Актёрский талант ведь строится на опыте пережитых эмоций. А моя долгая жизнь позволила мне испытать немало. Теперь достаточно лишь вспомнить нужный эпизод. К тому же, старость сама по себе вызывает у молодых людей сочувствие, — и он подмигнул спутнице, хватаясь за её предплечье. — Ну что, готова?

Она кивнула, и аппарация моментально смяла её тело, не позволяя вдохнуть. Через секунду они уже стояли у подъезда многоэтажного дома. Время приближалось к одиннадцати, и августовское ещё жаркое солнце разогрело воздух так, что хотелось немедленно скрыться в тени.

Квартира Констанции Эрнствуд находилась на третьем этаже. Директор нажал кнопку звонка, и через минуту лязгнул замок, а за дверью показалось молодое женское лицо.

— Вы к кому? — удивленно спросила хозяйка, сдувая прядку светлых волос, прилипшую к покрытому испариной лбу.

— Добрый день, извините, пожалуйста, за беспокойство — мы ищем Констанцию, — проговорил Дамблдор в своей благодушной манере. — Меня зовут Альбус, а это моя внучка, Эльва.

Женщина приоткрыла дверь шире, и взору предстал крохотный малыш, которого она держала в правой руке. Мальчик — Эльва так решила, разглядев узор из синих собачек на его распашонке, — хмурился и кривил личико, точно размышляя, стоит ли ему заплакать сейчас или чуть позже.

— Констанцию? — рассеянно переспросила молодая мама, сдвинув брови и покачивая ребёнка, который уже стал недовольно кряхтеть. — Такие здесь не живут, вы, вероятно ошиблись.

Она потянулась к ручке двери, намереваясь закрыть её.

— Её адрес нам дали в больнице, где она работала. Пожилая женщина…

Собеседница слушала теперь всё более нетерпеливо, поскольку малыш её начал вертеться без остановки и хныкать.

— У нас пожилых нет, — с раздражением отозвалась она, повышая интенсивность покачиваний. Эльве пришло в голову, что она, вероятно, маггл.

Дамблдор вдруг вытянул левую руку и легонько коснулся голой пяточки младенца. Тот моментально затих, лицо его разгладилось, и через пару секунд он уснул.

— Ничего себе! — поражённо воскликнула хозяйка квартиры. — У него зубки режутся, покоя не даёт. Как это вам удалось?

— О, меня отчего-то любят дети, — туманно ответил чародей. — Мне так неловко отвлекать вас, но, может, вы всё же вспомните Констанцию Эрнствуд?

— Ах, миссис Эрнствуд? Я знать не знала, что её зовут Констанция! Она владелица этой квартиры. А мы — арендуем.

— А где же она сама?

— Так в горы уехала. У неё здоровье на старости лет плохое стало.

— В горы? Как жаль. Скажите, нет ли у вас её нынешнего адреса?

Женщина засомневалась, и Дамблдор спешно добавил:

— Видите ли, мы с внучкой очень хотели бы её отблагодарить. Как вам, вероятно, известно, она работала акушеркой в больнице, и в своё время сильно помогла нашей семье. Буквально спасла Эльву. Мы, конечно, припозднились, но ведь по долгам платить никогда не поздно.

— Это в какой больнице-то? В центральной? Странно, она говорила, здоровье на работе подорвала, а вы сказали — акушерка…

— Конечно, подорвала — каждый день жизнь и смерть в руках держать, у кого хочешь нервы не выдержат. Мы куда угодно отправимся, лишь бы поблагодарить её.

— Ну… ладно, погодите минутку. Пройдите сюда.

Впустив их в тесный коридор, она скрылась в недрах душной старенькой квартиры, отдававшей кипячёным молоком, мокрой одеждой и ещё чем-то не очень приятным. Затем вернулась, без мальчика и с бумажкой в руке.

— Держите. Но это в горах… Она сразу сказала, что добраться до неё сложно, что будет сама раз в год приезжать за оплатой. Адрес на всякий случай оставила.

Распрощавшись с магглой, Эльва и Дамблдор снова вышли на воздух.

— Интересно, почему Констанция решила магглам свою квартиру сдавать? — задумчиво поинтересовалась девушка вслух.

— Ну, видимо, у неё были причины. Эльва, я, признаться, уже проголодался. Не возражаешь, если мы с тобой перекусим? Я знаю здесь недалеко одну восхитительную чайную.

— С удовольствием, — ответила та и не покривила душой.

Чайная и впрямь находилась недалеко — на противоположной стороне улицы сразу за поворотом. Заведение, вероятно, располагалось здесь уже много лет — вывеска была совсем потрёпанной, а справа и слева от двери были наклеены большие плакаты в стиле шестидесятых годов, изображавшие всевозможные десерты. Дамблдор толкнул дверь, зазвенел колокольчик.

Небольшое помещение вмещало несколько круглых столиков со стульями и кассовую стойку, по обе стороны от которой стояли стеклянные витрины со сладким. Эльва заметила, что некоторые посетители сидят в мантиях.

Они подошли к витринам, рассматривая десерты. Эльве сразу понравился сырный пирог, а директор попросил также лимонный штрудель и два чая, затем вытащил пару монет из кармана плаща.

Внезапно девушка почувствовала, что левое запястье жжёт, совсем как в ту ночь в Министерстве. Она инстинктивно отдёрнула руку и посмотрела на часы, которые почернели и теперь медленно возвращались к серебряному цвету. Эльва удивилась, ведь слева от неё был только директор, а вернее, его правая рука, сейчас укрытая почти полностью длинным рукавом плаща. Она вновь приблизила часы к его рукаву, и они опять стали теплеть, чернея на глазах. Источник был явно в руке директора или, как догадалась Эльва, на руке. Скорее всего, браслет или кольцо, но зачем Дамблдор носит темномагический артефакт?

Через несколько минут они расположились за одним из столиков. Райт хотелось рассмотреть, на что среагировали часы, но как назло правая кисть чародея всегда пряталась под широким рукавом плаща.

— Восхитительная, как я уже говорил, здесь выпечка! — лимонный штрудель исчезал где-то в бороде Дамблдора, оставляя на ней мелкие крошки.— Ты не находишь?

— Да, очень вкусно, — отозвалась Эльва. — Профессор, о чём вы спросите Констанцию, если нам удастся её отыскать?

— Обо всём, что она видела или слышала в тот судьбоносный день. В конце концов, она, похоже, одна из последних людей, которые видели живой Аманту Агоно. Возможно, она знает что-то важное.

— Спасибо, что взялись за это. Для меня это имеет большое значение.

Директор грустно улыбнулся.

— Эльва, я всегда готов помочь тебе в чём угодно, но в этот раз речь идет не только о тебе и твоей безопасности. Я уверен, что здесь замешано нечто большее, и нам следует знать об этом, если мы хотим победить в предстоящей войне.

— Тогда спасибо, что взяли меня с собой.

Аппарировать на сытый желудок оказалось значительно сложнее. Подавив подступившую дурноту, Эльва вдохнула невероятно чистый прохладный воздух Пеннинских гор, и от такой перемены голова немедленно пошла кругом. Она осмотрелась: везде, куда доставал взгляд, лежали буро-зеленые холмы и ложбины, усеянные россыпью кустарников и деревьев. Сразу за ними можно было различить верхушки высоких гор, плотный сизый туман укутывал их почти полностью. Прямо перед ней одиноко стоял симпатичный домик, обнесённый редкой изгородью, а чуть поодаль справа проходила асфальтовая дорога, которая вела выше в горы, и там, за ближайшими холмами, видны были несколько кирпичных строений.

— Это туристический центр для магглов, — проследил Дамблдор её взгляд. — Пойдём.

Они прошли по утоптанной дорожке к крыльцу и постучались в дверь. Через некоторое время в окне едва различимо шевельнулась занавеска, ещё спустя пару минут им отворила низенькая женщина, сильно в годах. Она выглядела озадаченной.

— Добрый день, я могу чем-то вам помочь? — голос её чуть дрожал, как это обычно бывает к старости.

— Здравствуйте, мы с внучкой ищем Констанцию Эрнствуд, — сказал Дамблдор.

— Так это я. А вы…?

— Персиваль, очень рад вас встретить, — директор кивнул в приветствии, — Это моя внучка, Эльва. Миссис Эрнствуд, шестнадцать лет назад вы спасли её во время сложных родов, мы искали вас, чтобы выразить признательность…

Лицо Констанции посветлело, и она добродушно улыбнулась.

— О, проходите в дом, пожалуйста! — посторонилась хозяйка. — И зовите меня Констанция. А я сразу так и подумала, что волшебники — сюда, знаете ли, не так просто добраться. Ходят туристы-магглы, но там всё чаще молодёжь… Вон туда, на кухню.

Домик был небольшим. Они прошли через прихожую, где было несколько дверей, в светлую и чистую кухню. Здесь стоял простой деревянный стол, укрытый скатертью в шотландскую клетку, два табурета, вдоль одной из стен располагались кухонные шкафчики.

— У меня здесь не очень просторно, отдельную гостиную делать не стала, всё равно ко мне никто не заходит. Да и внимание чтобы не привлекать — мало ли, заглянет кто из магглов. Ох, сейчас, — она вынула из переднего кармана фартука волшебную палочку и, сказав «Джеминио», создала ещё один табурет.

— Присаживайтесь, я сейчас налью вам травяной чай. — Она достала деревянную кадку с высушенными травами и кивнула на окошко, где были подвязаны на веревке сохнущие розоватые цветы вереска. — Выбираюсь порой на вересковые пустоши, насладиться красотой и собрать трав. Сон после такого чая лёгкий, как в детстве. Так, значит, в своё время я уже имела удовольствие встретиться с вами, э-э-э… Персиваль?

— Совершенно верно, Констанция, — подтвердил Дамблдор, — вы спасли Эльве жизнь, хоть мать её и не выкарабкалась, дочка моя. Мне хотелось познакомить внучку с вами. Ваш адрес нам дали в больнице, а молодая женщина, арендующая у вас квартиру, подсказала, что вы здесь.

— Да, я, признаться, так устала от городской суеты… Всегда мечтала жить в горах, вот и решила — почему бы и нет, что меня, в общем-то, держит? Семьёй так и не обзавелась, день и ночь на работе проводила. И вот, два года назад предупредила знакомых, сдала квартиру в аренду и поселилась здесь.

— А почему решили семье магглов сдать? — поинтересовалась Эльва, наблюдая, как янтарная дымящаяся жидкость наполняет до краёв чашечки на столе.

— Так от них меньше беспорядков. С волшебниками всегда сложности — то заклятие какое навлекут, то зелье неудачное взорвётся. Молодёжь вообще колдовать толком не умеет. К тому же, я и сама магглорождённая, так что мне этот мир привычен с детства. А Рэнди и Глория очень приятные люди, недавно поженились, ждали пополнения. Так что я сказала им, что здоровье поправлять в горы еду, и оставила адрес.

— М-м-м, восхитительный напиток! Вереск чувствуется сразу и, кажется, ещё смородина, не так ли?

— Именно так, — кивая Дамблдору, отозвалась Констанция, присаживаясь с ними за стол. — И немного шиповника. Это мой любимый рецепт — вереск, смородина и шиповник.

— Невероятно вкусно! — директор сделал очередной глоток.

— Ну, пейте на здоровье. Вот, ещё мёд попробуйте. Так как, вы говорите, звали вашу дочь? Я знаете, почти каждую пациентку в лицо помню — так уж профессиональная память у меня устроена.

В этот момент маленькая чайная ложечка выскользнула из рук Констанции, со звоном упав на пол. Эльва сначала не придала этому значения, но тишина заставила её оторваться от чая и взглянуть на женщину. Та сидела, будто как и раньше, но взгляд её был совершенно отрешённым, лицо ничего не выражало, губы сомкнуты. Эльва тут же с удивлением глянула на Дамблдора и увидела, что левая рука его держит палочку, нацеленную на хозяйку дома, а сам он, не мигая, смотрит на неё.

Легилименция. Райт, похолодев, сразу поняла, что директор делает именно это. Использовал невербальное заклинание, как и Волдеморт против неё самой в ту ночь в Министерстве. На душе стало отвратительно. Она не сомневалась, что Альбус Дамблдор не менее искусен в применении невербальных заклятий, но отчего-то казалось, что он не станет прибегать к таким насильственным методам, что отличие между сторонами как раз в этих методах и состоит. Эльва ощущала смесь злости и сочувствия. Было жаль Констанцию, которая виновата лишь в том, что была тогда дежурной акушеркой, а теперь в её мыслях, чувствах, воспоминаниях, во всём самом сокровенном беспардонно копались в поисках нужной информации. И она, Эльва, виновата не меньше директора — она ведь тоже пришла сюда, не опровергала его ложь и сейчас сидела, не вмешиваясь в действия чародея. Подумав об этом, она, было, дернулась в нерешительности, но разум подавил чувства — чего она добьётся, если помешает? Скорее всего, сделает только хуже, ведь ментальные чары — очень тонкая наука. Если работать неаккуратно, человек может навсегда повредиться рассудком. Нет, теперь надо дать завершить начатое.

Через минуту Дамблдор опустил палочку, а Констанция шумно вдохнула, приходя в себя.

— Обливиэйт, — проговорил он, тут же поднимаясь. — Эльва, нам пора.

Когда директор вставал из-за стола, его правая рука на несколько мгновений показалась, наконец, из-за рукава плаща, и взору Эльвы предстала кисть без всяких украшений, однако наполовину почерневшая, словно обугленная. Это выглядело настолько пугающе, что даже заставило девушку забыть о своём намерении немедленно возмутиться, и она, растерявшись, последовала за ним к выходу. Несчастная женщина так и осталась сидеть на своём стуле, непонимающе вертя головой во все стороны — «Обливиэйт» вызывает кратковременную дезориентацию.

Они вышли из домика Констанции и пошли вверх по асфальтированной дороге.

Эльва молчала. Только что она так хотела высказать старому магу все свои мысли, доводы, упрекнуть его и устыдить, но теперь почему-то молча шла рядом с ним, как будто пропал весь запал, оставив только гадкое ощущение разочарования и желание не находиться рядом с Альбусом Дамблдором. Не хотелось даже знать, что он увидел в воспоминаниях женщины.

Солнце клонилось к закату. Через несколько минут напряжение между спутниками стало очевидным, и Дамблдор вздохнул.

— Эльва, позволь предложить тебе остаться на ночь в той гостинице, в туристическом комплексе. Идти до неё, как видишь, совсем немного, и мы сможем обо всём поговорить за ужином. Я чувствую, что должен объясниться перед тобой.

— Я бы с удовольствием, но, боюсь, ужин с вами потребует от меня упражнений в окклюменции, а я ещё не настолько мастерски ей владею.

— Так было нужно, Эльва.

Та хмыкнула.

— Прошу, давай обсудим это в более комфортной обстановке. Мне кажется, что бы ни было, я заслуживаю шанс всё тебе объяснить, разве нет?

— Хорошо, — сдалась, наконец, она.

Гостиница была маггловская и без изысков. Милая молодая женщина со странным именем Киви проводила их до номеров, расположенных на втором этаже. Она открыла поочерёдно двери и нажала на белые квадратики в стенах, после чего под потолком вспыхнул свет.

— Вот ваши ключи. Горячую воду в одиннадцать отключают — экономия электроэнергии. Рядом с телефонным аппаратом написан номер стойки администратора — так вы можете связаться со мной в любой момент. Приятного отдыха.

— Прошу прощения, Киви, я могу заказать ужин в свой номер? — обратился к ней Дамблдор.

— Да, но после шести готовят только «стандарт», выбрать не сможете. Там вроде бы сегодня жаркое с рисом было. Устраивает?

— Да, будьте добры, на двоих. Благодарю.

— Через полчаса принесут.

Эльва прикрыла дверь, оставшись одна. Маленькая комнатка вмещала кровать, тумбу, небольшой стол, стул и шкаф. На кровати лежало белое сложенное полотенце, на тумбе красовался неясный прибор в стиле мистера Уизли. Эльва сообразила, что это «телефонный аппарат». Вместо свечей под потолком горел стеклянный шарик. Над столом висела картина, изображение на которой, как всегда у магглов, было статичным, и, повинуясь порыву, Эльва подошла поближе, чтобы разглядеть её.

На картине была нарисована девушка, сидящая на камне. Она была одета в одно лишь свободное белое платье, но даже оно казалось лишним — его рукава спали, оголяя округлые плечи, и всё оно разметалось в порывах ветра и казалось лишь лоскутом материи. Девушка задумчиво смотрела на море — Эльва так подумала, что на море, хотя пейзаж за камнем сложно было хорошо рассмотреть. Она глянула на подпись на раме: «Томас Фрэнсис Дикси — Миранда. Копия». Внезапно Эльве пришло в голову, что статичность придаёт картине необычайную загадочность, заставляющую смотреть и смотреть на неё, представляя, кто же такая эта Миранда и почему она так грустна. Ветер трепал вьющиеся волосы, а поза была такова, что она, возможно, только что присела, а может, наоборот, была здесь много часов и как раз собралась уходить. Колдокартины показывали целый эпизод — несколько секунд или даже минуту — выражавший некий смысл, который хотел донести художник. А тут запечатлён один-единственный момент, и неясно было, что будет дальше или что ему предшествовало. Можно было представить всё, что хочешь. Эльве понравилась эта неоднозначность и недосказанность.

Когда прошло полчаса, девушка тихо постучала в номер своего спутника.

Его комната была в точности такой же, но стол был отодвинут от стены почти в центр, а стула было два. Ужин уже принесли, и в воздухе ощущался аппетитный запах чего-то жареного.

— Я вижу, что мои действия расстроили тебя, Эльва. Прежде всего, знай, что мне очень жаль, что пришлось так поступить, — Дамблдор сам завёл беседу, когда с большей частью еды было покончено.

— Её можно было просто спросить.

— Наша с тобой история не выдерживала никакой критики. Она помогла нам в больнице и с той магглой, но не с Констанцией. Я знал это с самого начала и думал, что понимаешь и ты. Но теперь я вижу свою ошибку, мне следовало обговорить это заранее.

— Зачем вообще понадобилось ей лгать? — Эльва раздражённо откинулась на спинку стула. — Я ведь действительно там родилась. Надо было сказать ей правду.

— Ты же знаешь, что память её была изменена, когда Аманта передала тебя Авроре Райт. Она рассказала бы нам историю, помещённую в её разум при помощи магии и подправленную впоследствии её подсознанием, чтобы не было никаких нестыковок — это защитная реакция нашего мозга. Мы бы никогда не узнали, где там истина, а где — фантазия, потому что этого не знала бы сама миссис Эрнствуд. В итоге, всё наше путешествие можно было бы считать бесполезным. При помощи легилименции мне удалось проникнуть в первоначальное воспоминание и увидеть правду.

Эльва молча теребила вилку.

— Всё равно, это было подло. Мы могли бы объяснить ей суть, и, по крайней мере, попросить её разрешения.

— То есть, рассказать ей, что ты — Эльва Райт, на самом деле не Эльва Райт, а девочка, которую ищет Волдеморт, и что её воспоминания о твоем рождении ложны, а в реальности имела место подмена детей. Так?

— Ну… получается, так, — неуверенно отозвалась Эльва.

— И тебя совсем не смутило бы, что ты рассказываешь незнакомому человеку о том, кто ты такая? Хотя мы прикладываем все усилия, чтобы укрыть тебя от опасности? Она ведь могла оказаться под действием Империуса — мы не были даже уверены, что Волдеморт не отыскал её уже. Что, если Констанция Эрнствуд в этом захолустье была бы лишь ловушкой для меня и тебя? Или же Волдеморт узнал о нашем визите, когда добрался бы до Констанции потом? Не думаешь же ты, что перед лицом такой угрозы она не открыла бы всё, что знает, о тебе и нашем разговоре?

На душе стало противно. Получалось, что Дамблдор прав.

— Кроме того, я изначально понимал, что мы не можем ограничиться рассказом — нам нужно видеть воспоминания. Любая, даже самая незначительная деталь могла пролить свет на те давние обстоятельства.

— И что теперь она будет помнить о нас?

— Ничего. Для неё мы никогда не стучались в дверь. Она не пострадала, Эльва. Пойми, тот небольшой шаг в сторону со светлого пути, который мы себе позволили, почти не доставил ей беспокойства, а вот если бы мы этого не сделали, наши потери были бы существенны.

— А как же измерить, профессор, насколько небольшим может быть этот шаг? — с вызовом спросила Эльва. — Где проходит граница дозволенного? А если бы пришлось всё же причинить ей вред, но зато можно было бы одним махом спасти меня раз и навсегда, что тогда?

— Я вижу, к чему ты клонишь, — он вздохнул, медленно встал из-за стола и подошёл к окну. — Постоянно забываю, что ты взрослее, чем кажешься. У меня к тебе встречный вопрос. Как ты считаешь, Лорд Волдеморт — плохой человек? Следует ли остановить его даже ценой его жизни?

— Да, я так считаю.

— А Том Реддл?

— Это то же самое.

— Разве? Том, трёхлетний мальчик, живущий в унылом бедном сиротском приюте. Брошенный родителями, которых он никогда не знал.

Эльва осеклась.

— Ну, он вроде с самого детства был… не такой, как все.

— Насколько не такой? Где, как ты выразилась, проходит граница между этим трёхлетним Томом и Лордом Волдемортом, которого следует уничтожить? Она там, где он вел жестокую войну, без сожалений лишая жизни десятки и сотни людей? Или она там, где он нашёл своего отца, который не желал его знать, и совершил своё самое первое убийство? А может, она там, где он ещё в десять лет страшно напугал двоих сирот, приведя их в тёмную пещеру на обрыве?

Эльва молчала.

— Я спрошу ещё раз — следует ли остановить Тома Реддла даже ценой его жизни? А ты в это время представь, что мы с тобой стоим у его колыбели.

— Я… я не знаю.

— Но почему же? Это точно он, и ты точно знаешь, что он будет жесточайшим тираном, и принесёт много горя. Что ты будешь делать?

— Но ведь необязательно… Можно было бы забрать его и попробовать воспитать по-другому.

— И ты возьмёшь на себя эту ответственность, решив сохранить его жизнь? — Дамблдор повысил голос, и вместо привычной мягкости в нём зазвенели вдруг стальные, жёсткие нотки, пугающие Эльву. — Не забывай, что ты решаешь не только за себя и за него! Ты решаешь за своих родителей, за Джонатана Райта, за родителей Гарри, за родителей Невилла, за всех тех людей, которых он, возможно, всё же убьёт и искалечит!

— Прекратите! — Эльва почувствовала, что к горлу подступает ком. — У меня нет возможности это решать, так или иначе.

Директор мягко улыбнулся, снова отворачиваясь к окну.

— Я встретил Тома, когда ему было одиннадцать. Думаешь, есть хоть один день теперь, чтобы я не размышлял о том, что сам привёл его в школу, сам давал ему знания, сам способствовал его обучению и росту в качестве волшебника, что не увидел, где лежит эта граница, не заметил, как он её перешагнул? Я говорю это тебе не потому, что хочу пожаловаться, а потому, что нет никакой границы, Эльва. И никто не знает, был ли возможен такой вариант развития событий, где Том Реддл не стал бы Лордом Волдемортом. Нет чёрного и белого, нет добрых и злых волшебников, нет поступков хороших и нет поступков плохих. Это самый большой парадокс в мире, который я встречал.

И в этот момент сердце Эльвы сдавили воспоминания о том, как пришлось напасть на Драко и Пэнси, чтобы освободить гриффиндорцев.

— Но… Как же тогда жить? Разве понятие о морали не имеет смысла? Чего тогда придерживаться?

— Своей совести, Эльва. Своей совести, обстоятельств… И всё равно, сколько ни старайся, постоянно будешь оказываться перед выбором, выкладывая на всё те же пресловутые чаши весов вещи, которые сравнивать порой просто нельзя.

Лицо старого волшебника вдруг показалось Эльве полным невыносимого страдания, пока он смотрел куда-то в окно, наполовину здесь, наполовину в своих мыслях.

— Хочу заметить, что ни в коем случае не оправдываю себя. То, как я обошёлся с Констанцией, моя совесть тоже определяет, как плохой поступок. Но сегодня я это сделал, потому, что так было нужно, и теперь это воспоминание — моя ноша. Мне очень жаль, что тебе придётся разделить её со мной. Я искренне желаю, чтобы ничего тяжелее неё тебе не довелось взвалить на свою чистую душу. Хоть предстоящая война оставляет для этого мало шансов.

В комнате воцарилось молчание.

— Я не подумала об этом с такой точки зрения, — спустя несколько минут признала Эльва. — Простите, что осудила сгоряча, и вообще...

— Вот ещё. Я очень рад, что ты не думаешь об этом. Это удел старости, когда прожитые годы не оставляют выбора. В шестнадцать лет пусть ещё будут категории — ясные, чёткие, за которые можно схватиться и уверенно стоять на ногах. Я ведь, знаешь ли, сам таким был, — и директор весело ей подмигнул. — Кажется, довольно на сегодня разговоров о совести, морали, и войне? Ну что, не хочешь узнать, что я выяснил из воспоминаний Констанции?

— Хочу, — грустно улыбнулась Эльва. — Но сперва хочу узнать, что такое случилось с вашей рукой, сэр.

— С рукой?

— Да, с правой. Она вся чёрная, словно её над костром коптили.

— Ах, это… — Дамблдор сказал это тоном, каким обычно говорят о царапине.

— Угу. Что говорят колдомедики? Вы им руку показывали? Потому что, если честно, выглядит она скверно.

Дамблдор рассмеялся.

— Сказать по правде, я тоже так думаю.

— И вовсе нет ничего смешного. Она излучает сильную тёмную энергию, и это, вероятно, результат действия темномагического артефакта.

— Ох, я уже говорил тебе, что ты взрослее, чем кажешься? Ты совершенно права, Эльва, и история эта крайне поучительная. Когда-нибудь ты её узнаешь, но сегодня время для другой, — Дамблдор вернулся за стол. — Итак, Аманта Агоно поступила в родильное отделение вечером двадцать второго декабря, как неизвестная волшебница.

Она родила здоровую девочку, и её, утомлённую, Констанция поместила в палату, оставив расспросы на потом. Через несколько часов сработал портал мистера и миссис Райт, и Аврора появилась в приёмной без сознания, однако схватки уже начались. Одна из медсестёр на посту крикнула, что поступила Аврора Райт, и срочно требуется колдомедик.

После спешной диагностики Констанция определила, что с ребёнком беда, и не ошиблась — мальчик, появившийся на свет полчаса спустя, был мёртв. Понимая, что причина в заклятии, Констанция решила, прежде всего, позаботиться о несчастной Авроре, которая, даже когда очнулась, оставалась в бреду. В тот момент, когда она перемещала её в палату — по иронии судьбы именно в ту, где находилась уже Аманта, — из неё как раз вышел мужчина средних лет. Констанция не успела посмотреть на него толком — она была занята миссис Райт, да и он прошмыгнул мимо очень быстро, так что всё, что она заметила — это неизвестный символ, вышитый на его мантии, а кроме того фраза «Спасибо, Йенс», которую сказала Аманта на прощание мужчине.

Пока акушерка укладывала Аврору, отвечая на её сбивчивые вопросы о сыне, Аманта уснула (или просто притворилась спящей), опять избежав необходимости назвать себя, а новорождённая девочка сопела в детской кроватке рядом.

— Когда Констанция снова зашла через час, её подвергли заклятию изменения памяти, так, что в её представлении Аврора родила здоровую девочку, а неизвестная, поступившая вечером — мёртвого мальчика. Она тут же исправила записи в журнале, полностью уверенная в своей собственной памяти. Вот и всё.

— А что же стало дальше с моей мамой?

Дамблдор вздохнул.

— Она умерла вскоре после этого.

— Как умерла?

— Констанция сначала подошла к Авроре, которая уже держала тебя на руках. Она проверила состояние и мамы, и ребенка, сделала пометки, а когда подошла ко второй волшебнице, то поняла, что та уже мертва. Она не могла вспомнить, какой она её видела, когда вошла в дверь палаты — поскольку именно в ту секунду заклятие ударило в неё. Я же пробрался глубже, и знаю точно, что в момент, когда Констанция вошла в палату, Аманта была жива, так как именно она направила на акушерку палочку и произнесла нужное заклинание.

— Ну и от чего же она тогда умерла? — допытывалась Райт.

— Она приняла зелье.

— Зелье? — недоумённо переспросила Эльва. — Какое зелье?

— Какое именно сказать не могу. Знаю только, что оно привело к немедленной смерти. Аманта выпила яд.

Эльва удивилась этой новости. До сих пор она считала, что её мама погибла по вине обстоятельств — болезни, или чего-то такого. Но самостоятельно принять яд?

— Зачем же ей это понадобилось?

— Я могу лишь предполагать, Эльва. Я думаю, что она хотела уничтожить все свидетельства того, что ты попала в семью Райт. Вероятно, она догадывалась, что Волдеморт рано или поздно отыщет её, и тогда он сможет вытащить из неё правду о твоём местонахождении. Она пыталась обезопасить тебя, как только возможно.

— Но… Можно ведь было найти другой путь, ну, не знаю, стереть себе память или заменить воспоминания, в конце концов, как с Констанцией…

— Эльва, ты слишком сообразительна, чтобы не проследить аналогию с Констанцией до конца — а точнее, до сегодняшнего дня, когда я за десять минут восстановил настоящие воспоминания. «Обливиэйт» обойти гораздо сложнее, конечно, но не невозможно, особенно для такого целеустремлённого и могущественного чародея, как Волдеморт. Не забывай, что она была с ним лично знакома и хорошо понимала, на что он способен.

Они помолчали какое-то время.

— Так значит, мужчина — посетитель? — задумчиво проговорила Эльва. — Как он выглядит, мы не знаем, но его зовут Йенс, и у него на мантии странный символ.

— Совершенно верно, — отозвался Дамблдор с воодушевлением. — Но я предполагаю, что Йенс — форма сокращённая. По-настоящему радует то, что эмблема, которую я увидел, показалась мне знакомой, очень знакомой. У меня, откровенно говоря, даже есть предположение о том, что это за символ. Я думаю, что тот мужчина имел какое-то отношение к Министерству магии в Германии.

— В Германии? При чём тут она, интересно?

— На этот счёт ничего не могу сказать. Мне ещё нужно удостовериться в своих догадках. Я обещаю, что расскажу тебе, как только узнаю что-то. С этим человеком просто необходимо поговорить.

— Профессор, вы возьмёте меня с собой?

— Ну, по крайней мере, собираюсь. Я хочу, чтобы ты была в курсе дела, Эльва — у меня на то свои причины. А сейчас, я думаю, нам пора уже спать.

— Завтра я вернусь в Нору? — спросила Эльва, вставая.

— Ах, кстати, об этом. Я знаю, что твои летние каникулы едва ли были похожи на то, о чём ты могла бы мечтать — ты, как и я, трепетно относишься к уединению, это сразу заметно. Что ты скажешь, если я предложу тебе провести эту последнюю неделю здесь?

— Где? В горах? В гостинице?

— Именно так. Тут на сотни миль, кроме миссис Эрнствуд, волшебников нет. Кормят вкусно, — он улыбнулся. — А главное, простор, горный воздух, и никто не мешает. Могу аппарировать сюда твои вещи. Если ты, конечно, хочешь. Правда, я всё же попрошу тебя не уходить из гостиницы далеко, а при выходе использовать легкие маскирующие чары. Только сразу предупреждаю — я остаться не смогу, буду лишь иногда навещать тебя.

Эльва задумалась — предложение было действительно неожиданным. Но представив суматошную суету Норы в эти последние деньки, когда все будут собираться, а миссис Уизли метаться по дому, пытаясь всех проконтролировать и, заодно, накормить, Эльва решила, что отказываться не стоит.

— Пожалуй, я соглашусь, — сказала она, уже выходя из его комнаты. — Спасибо. И вещи, если можно, всё-таки переправьте сюда, профессор.

— Как скажешь, завтра к вечеру будут здесь. Спокойной ночи, Эльва.

— И вам.

* * *

Утром Дамблдора уже не было, хотя Эльва встала достаточно рано. Она умылась в крохотной ванной, дверь в которую обнаружилась в дальнем углу сразу за шкафом, затем выглянула в окно, распахнув его и свесившись через подоконник. Погода была восхитительная — где-то справа поднималось к зениту августовское солнце, освещая просторные холмы, укрытые, словно бархатом, зеленовато-бурой растительностью. Эльва, бросив взгляд на Миранду, которая сегодня показалась ей умиротворённой и довольной жизнью, сбежала вниз в холл.

— Доброе утро! — мгновенно поприветствовала её девушка по имени Киви.

— Здравствуйте, скажите, а… мой дедушка, он давно ушел?

— Где-то пару часов назад. Желаете завтрак в номер или пройдёте в столовую?

— Здесь есть столовая?

— Конечно, идите вон туда, по коридору прямо, и увидите.

— Спасибо!

Столовая была расположена так, что из неё можно было выйти сразу на улицу — во внутренний двор туристического комплекса. Там находились спортивные площадки, и некоторые магглы уже играли там во что-то. Также там стояло несколько детских качелей, пара деревянных длинных столов, вкопанных в землю, и рядом с ними такие же длинные лавочки.

Позавтракав, Эльва вышла из гостиницы на знакомую со вчерашнего дня асфальтированную дорогу. Та с одной стороны уходила вверх в горы, сужаясь и становясь грунтовой, а с другой, напротив, становилась шире, спускаясь вниз, мимо домика Констанции, и терялась где-то в низкой лощине.

В то утро Эльва решила пойти вниз. Дорога петляла и кружила между холмов, которые были ещё наполнены яркой зеленью, а солнечные лучи, огибая редкие лёгкие облачка, ложились на эти жёлто-зелёные ковры, оставляя тут и там тенистые участки. Казалось, картины более умиротворённой нельзя было и представить, и Эльве подумалось, что этот великолепный уголок природы едва ли слышал о надвигающейся войне. Невозможно было вообразить, чтобы бесконечные людские распри могли нарушить это безмолвное и величественное спокойствие.

Она гуляла достаточно долго, и судя по тому, что солнце стало клониться на запад, а в животе требовательно заурчало, полдень уже давно миновал. По дороге обратно ветер ощутимо усилился, и ясный небосклон неожиданно наполнился низкими сизыми тучами, толстыми, словно мокрые комья ваты. Не прошло и нескольких минут, как земли достигли первые капли дождя, превращаясь на глазах в сокрушительный ливень. Весь окружающий мир наполнился шипящим шумом льющейся воды.

Эльва побежала — до гостиницы оставалось совсем чуть-чуть, и из-за поворота уже виднелся домик Констанции. Приближаясь к нему, Эльва поняла, что старая женщина стояла на дороге под зонтом.

— Скорее, сюда! — донеслось до Эльвы сквозь шум дождя. Констанция обращалась к ней, показывая на свой дом.

— Моя гостиница тут недалеко! — прокричала Эльва в ответ.

— Туда минут десять бежать, вся вымокнешь! Заходи в дом — ливень долго здесь не идет, через полчаса закончится!

Они забежали в знакомую прихожую. Женщина потрясла на крыльце зонт, затем прикрыла дверь, и шум стих.

— Спасибо большое, — сказала Эльва. — Дождь начался так неожиданно!

— В горах так бывает, — улыбнулась хозяйка. — Проходи на кухню, сейчас налью тебе травяной чай. Отдыхать приехала?

— Вроде того. Наслаждаюсь уединением перед учебным годом.

Всё было, как вчера — деревянная кадка, высушенные травы, висящий на окне вереск, янтарный ароматный чай в той же чашечке. Только табуретов снова было два. Эльва чувствовала себя обманщицей.

— Угощайся! Очень вкусно, я сама травы собираю — на вересковых пустошах.

— Спасибо. Вы здесь живёте?

— Да, здоровье поправляю.

Невыносимо захотелось загладить вину перед этой доброй женщиной, и Эльва решила сказать хоть часть правды.

— Я... Я тоже волшебница.

Констанция резко обернулась.

— Что? Правда? А как ты догадалась, что я волшебница?

— Ну… вересковые пустоши отсюда далеко, без аппарации туда, наверное, не находишься. К тому же у вас в кармане фартука проглядывает нечто, по форме очень напоминающее волшебную палочку.

Констанция засмеялась.

— Да, мне следует быть осторожнее. И что же юная волшебница делает здесь, среди магглов?

— Мне хотелось побыть вдали от всех. Мой э-э-э… дедушка позволил мне пожить здесь до выходных.

— А родители?

— Ну, папу я никогда не знала. А мама умерла в прошлом году из-за болезни.

— Ох, мне так жаль! Я Констанция. А как тебя зовут, деточка?

— Эльва.

— Эльва… Какое интересное у тебя имя! Мне довелось его лишь однажды встретить — много лет назад одна женщина назвала так свою дочь, — она вдруг задумчиво глянула на Эльву. — А где ты родилась?

— Не знаю, — соврала Эльва. — Наши корни вообще-то где-то в Греции. Если можно, я бы не хотела говорить о семье…

— А, да, да, конечно, прости мне моё любопытство. Ох, смотри, а вот и дождь закончился! Я же говорила, что здесь это быстро.

Они ещё немного поговорили о всяких пустяках, допивая вересковый чай, а затем Эльва вежливо распрощалась и отправилась в гостиницу. Она пообедала в столовой и уселась на одну из лавочек во дворе, наблюдая, как два молодых маггла перекидывали через верёвочную сетку какой-то маленький предмет.

Немного погодя на улицу вышла Киви. Она была очень молода, но, наверное, старше Эльвы, с короткими ярко-рыжими волосами, более красными, чем у Джинни.

— Фух, хоть передохну от этой стойки, — сказала она, присаживаясь на соседнюю скамью. — Пусть Норман подежурит. А вы чего скучаете?

— Наблюдаю за игрой. Здесь хорошо, не хочется никуда спешить. Иногда можно просто посидеть.

— Да, многие чувствуют также. А я вот так уже насытилась этими горами, прямо сил нет! Хочется в город, где дома, машины, людей много. Жизнь, короче!

Эльва улыбнулась.

— Вы здесь одна, что ли, управляете?

— Ну да. Вообще мама здесь всё содержала, были несколько администраторов. Но она умерла три года назад, надо было что-то делать с гостиницей — я, конечно, не самый лучший вариант на замену, но папа от этого вообще далёк. Он у меня орнитолог, — она засмеялась. — Наверное, можно догадаться по моему имени — киви у папы любимая птица.

— По-моему, отличное имя.

— Ну, я привыкла.

— Раз так хочется в город, чего не возьмёте кого-то на работу?

— Дела в гостинице идут не супер — я же говорю, у меня маминого таланта нет. Кое-как свожу всю документацию, но многих пришлось уволить, чтобы остаться на плаву.

— Сожалею.

— Да нет, это уже не важно, скоро продам здесь всё, поеду домой. Даже покупатель нашёлся.

— Не жаль продавать?

— Жаль, наверное. Но пусть лучше кто-то умеющий сделает это место снова живым.

— И то верно.

— Куда дедушка-то ваш пропал?

— Должен вечером вернуться.

— Туда-сюда ездить — отсюда, это ж надо! Да ещё в таком возрасте.

— Он у меня в отличной форме.

Мимо них прошел один из магглов — высокий широкоплечий брюнет, — закинув белое полотенце на плечи вокруг шеи. Попивая воду из бутылочки, он задержал на Эльве взгляд, а затем, улыбаясь, поздоровался и прошёл в здание.

— Это Ной. Симпатичный, правда? — широко ухмыляясь, сказала Киви. — Он остановился на третьем. Уже второй год приезжает, в походы ходит. Кажется, вы ему понравились.

Эльву смутило такое внимание незнакомого юноши, хотя нельзя было не признать, что это ей страшно польстило. Еще через полчаса она распрощалась с Киви и поднялась к себе. Было уже начало пятого, и она надеялась скоро увидеть Дамблдора и свои вещи.

Директор появился в восемь и даже остался на ужин. Эльве он показался уставшим, но ничего спрашивать та не стала. Прощаясь, Дамблдор предупредил, что ещё дня два проведывать её не сможет.

На следующий день после завтрака Эльва снова вышла на дорогу, и ноги сами понесли её к домику Констанции. Женщина была на улице, копошась с чем-то на крыльце. Подойдя ближе, Эльва увидела у её ног щенка.

— Эльва! Доброе утро. Ты представляешь — кто-то оставил этого малыша на крыльце! Ну как так можно! Не знаю, что теперь с ним делать? Может, в гостиницу вашу?

— Не думаю, что ему там позволят остаться. И вы не видели никого?

— Нет! Утром рано вышла, а он на крыльце, привязан к перилам. А рядом ещё миски с едой и водой!

— Похоже, кто-то хотел, чтобы он остался у вас.

— Да я в жизни собаку не держала!

— Я, вообще-то, тоже, но, насколько я знаю, в этом нет ничего такого сложного. Его следует помыть, кормить каждый день и выпускать на прогулку. А, ну и, конечно, придумать ему имя!

— Имя… Какое же имя ему дать?

— Не знаю, какое хотите. Назовите его Грей, например.

— Почему Грей?

— Ну, во-первых, потому, что он серый. А, кроме того, есть роман такой в маггловской английской литературе — «Портрет Дориана Грея». Моя мама часто его читала.

— Что ж, лучшего я не придумаю. Грей! Заходи в дом!

Щенок, кажется, только этого и ждал. Дома Констанция очистила его «Экскуро» и «Тергео», трансформировала верёвочку на его шее в кожаный ошейник, а затем предложила Эльве погулять вместе с ней.

— Ты была на вересковых пустошах?

— Нет. Мне ещё нет семнадцати, нельзя самой аппарировать.

— Ну, тогда отправимся сегодня, это стоит увидеть.

Да, это стоило увидеть. Холмы здесь были гораздо ниже, и в целом рельеф был равнинным на многие мили. Но поражало не это, а то, что всё это пространство было окрашено в мягкий лилово-розовый цвет.

— Вереск всё остальное время зеленый, а в июле-августе зацветает и становится вот таким. И будет таким ещё до поздней осени, потихоньку засыхая. Так что ты здесь вовремя.

Эльва, Констанция и Грей долго гуляли, и акушерка рассказала много о своей непростой работе, о тяжёлых военных годах. О том, что как-то один раз была замужем, но её муж погиб в самом начале войны. Чувствовалось, что старой волшебнице давно хотелось поговорить с кем-нибудь.

Вернувшись вечером в гостиницу, Эльва спросила у Киви, есть ли здесь какие-нибудь книги, и та проводила её в «библиотеку» — небольшой чулан, где на пяти-шести полках помещались потрёпанные издания. Преимущественно любовные романы. Киви объяснила, что они пользуются спросом у постояльцев. Эльва выбрала сборник рассказов О.Генри.

Дни летели быстро. Эльва болтала с Киви, часто виделась с Констанцией, которая без памяти влюбилась в Грея и теперь не разлучалась с ним. Однажды Эльва решила спросить волновавший её вопрос.

— А что была за женщина, которая назвала свою дочь моим именем?

— Очень хорошая, из уважаемого рода. Она, наверное, давно решила это, потому что сразу сказала — мою дочь зовут Эльва, и всё тут. Жалко было её соседку.

— А что с ней было?

— Мёртвого мальчика родила. И отравилась в тот же день. Я потом долго ещё переживала, всё время казалось, что могла бы как-то помочь. Но не могла — мальчик был рождён уже мёртвым, не знаю уж, в чём там дело. Она не сказала никому своего имени.

— А откуда вы знаете, что отравилась?

— Так склянка с ядом у неё из рук выпала, все это увидели. Конечно, потом ещё проверили по остаткам — так и было, сильный яд какой-то. Я через неделю забрала себе этот флакон, когда все исследования по этому вопросу закончились. Мне было действительно сложно справиться тогда — это единственный раз, когда кто-то травился насмерть в моё дежурство, и так было жаль её! Никто ведь не приходил больше, не искали ни мать, ни дитя. Вот я и оставила у себя пузырёк, чтобы не забывать об этой неизвестной волшебнице. Он до сих пор у меня.

— Правда? А можно посмотреть?

— Да можно, отчего нельзя…

Констанция принесла из спальни старый разбитый флакон из тёмного стекла. Эльва повертела его в руках — на вид он не был примечателен, только на сохранившемся дне можно было различить буквы «СС».

Больше к этой теме они не возвращались.

Дамблдор появился ещё раз в четверг, предупредив, что в следующий раз будет в воскресенье к вечеру и заберёт Эльву в школу. Поэтому в воскресенье она в последний раз зашла к Констанции, поблагодарив ту за проведённое время и попрощавшись с Греем.

Киви, услышав, что они с Дамблдором съезжают, сперва стала их отговаривать — время, мол, позднее, разве можно на ночь в путь.

— О, нас заберут друзья, не волнуйтесь, юная мисс, — ответил директор, который в этот раз появился крайне измождённым, и Эльва подумала, что он, вероятно, не спал этой ночью.

Выйдя на улицу, они прошли мимо домика Констанции, ставшего таким привычным для Эльвы за эту неделю, и через несколько минут аппарировали.

(Тёмная сторона)

— Ай! — Аманта мигом сунула уколотый палец в рот, как всегда делала, когда доводилось слегка пораниться.

— Что там? — спросила Марлин откуда-то снизу, выпутываясь из длинных складок будущего платья.

— Ты везде булавок понатыкала!

— Конечно, понатыкала! Это, между прочим, не я решила за месяц свадьбу подготовить. Встань же ты прямо! Сейчас не успеем дошить, пойдёшь под венец без платья — будешь знать, как отвлекать меня! Хотя твой ненаглядный, небось, обрадуется только.

— Ладно, ладно, я не отвлекаю! — виновато пообещала Аманта, послушно выпрямляясь и слегка зардевшись от слов кузины.

Марлин была также её лучшей подругой, и именно она вызвалась на целый месяц уехать из родного дома, чтобы помочь с устройством свадьбы. Аманта придирчиво оглядывала себя в высокое старое зеркало, спущенное с чердака этого непривычного ещё дома специально для примерки подвенечного платья. В зеркале не отражалось никаких кружев или пышной юбки — только молочного цвета лёгкая ткань струилась по стройной фигуре, спускаясь в пол ровными складками. Кузина, конечно, лукавила — платье было почти готово, и оно было именно таким, о каком Аманта всегда мечтала, хоть было сшито практически без помощи магии — так захотела Марлин.

Невеста крутанулась перед зеркалом, ощущая, как где-то в животе птицей забилось счастье. Торжество уже послезавтра! Родители должны были прибыть только завтра к вечеру — ссылались на дела, но Аманта знала, что её выбор им не совсем по вкусу. Аристократическую чету Герос, уходящую корнями в холодную Норвегию, пугал этот жар в сердцах греков, который заставлял их быть страстными, шумными, весёлыми, отмечать свадьбу семь дней подряд, пригласив не менее полутысячи гостей, — в общем именно то, что так полюбила в Деймоне Агоно сама Аманта.

В свои двадцать два Деймон был статным красавцем, настоящим греком — смуглый, темнобровый, с выдающимися скулами и пылким нравом, он казался полной противоположностью Аманты Герос, родившейся в Германии, обладающей светлыми слегка вьющимися волосами и зелёными глазами. Оба рода были знатными и древними, но ни с той, ни с другой стороны родители не одобряли выбор молодых.

Впрочем, будущие супруги не страдали от этого ничуть — они были влюблены друг в друга без памяти, и всё остальное представлялось им совершенно не важным. Они познакомились на исторической экспедиции полгода назад, а через пять месяцев решили навсегда связать свои судьбы.

Свадьба проходила в Греции, как и положено, в доме жениха. Аманте греческие нравы и обычаи были непривычны, но она была готова снести любые трудности, так что семья Агоно хоть в этом осталась довольна невесткой. Их новоиспечённые северные родственники приехали всего на пару дней, вежливо со всеми познакомились, но особой симпатии не выразили.

Само торжество было назначено, как водится у греков, на воскресенье, и погода была под стать событию — самый настоящий греческий июньский день. Аманту вёл к алтарю отец, и в её волосы по традиции были вплетены золотые нити, спускавшиеся ниже талии. Деймон не сводил с невесты восхищённого взгляда.

Рядом друг с другом они выглядели воистину волшебно, словно два осколка противоположных миров соприкоснулись, наконец, здесь, на земле.

* * *

Три года спустя.

Он аппарировал на безлюдные скалы, и солёный жаркий воздух сразу ударил в нос. Поморщившись, мужчина осмотрелся в поисках нужного ущелья. Он знал, что оно где-то здесь. Должно быть здесь. Тот француз, неумело выдающий себя за австрийца, показывал ему это место в своих мыслях. Ну, разумеется, он тогда вёл речь об исследованиях беспалочковой магии, которая, по его словам, уникально преображается, если совмещать её с чарами стихий. Но в этой импровизированной лаборатории старый обманщик жил явно не один год, и судя по ностальгическим ноткам в его голосе, место имело для него большое значение. Он вполне мог спрятать бумаги именно здесь.

Лорд решил пройти немного на запад. Он думал о себе именно так — Лорд. Не Том, упаси Мерлин, не Реддл, и даже не Волдеморт. Просто Лорд. Он шёл по этой грязной — он не сомневался — стране, и высматривал нужные ему очертания в скалах. Быть может, уже сегодня ему улыбнётся удача. Он заслужил её за годы упорного труда.

Впервые след рукописей попался ему ещё во Франции, больше пятнадцати лет назад. Даниэль Рух, чьё общество Лорд вынужден был терпеть тогда ради некоторых целей, поделился частью своего исследования по этому вопросу. Рух, вообще-то, был выдающимся легилиментом, но французские корни обязывали его ради приличия обратить внимание на великую загадку Фламеля. Впрочем, кроме легилименции, других талантов у Руха не было, а потому его исследование было более чем посредственным. Лорд выжал из этого олуха всё, что было можно, а когда стало ясно, что француз всё чаще начинает уступать ему в ментальной схватке, Лорд отправился дальше, даже не попрощавшись. С ухмылкой он представлял потом, как Рух, должно быть, метался по их крохотной мансарде в Париже, которую они арендовали для работы, и пытался понять, куда же исчез его вежливый спутник, а заодно и их совместное исследование. Но такая подлость была даже слишком малой платой за необходимость почти два года играть податливого слюнтяя даже в собственных мыслях, так что он не чувствовал ни капли сожаления.

Впереди показалась нужная скала. Лорд ускорил шаг, не обращая внимания на пенные брызги, которые долетали до его мантии, но не могли коснуться её ткани. Куда уж природе тягаться с магией.

Хотя именно эта магия была гораздо сложнее, чем обычный «Импервиус» — это были древние стихийные чары, которые он когда-то освоил в Сербии. Там, где-то в самой глубине Динарского нагорья, он встретил волшебницу, живущую дикой уединённой жизнью. Её звали Сенка, она была средних лет и являлась одной из немногих — очень немногих — к кому Лорд испытывал нечто вроде симпатии или даже уважения. Может, потому, что она была очень сильной волшебницей, а может, потому, что обладала странным, но твёрдым характером. А ещё она не обманулась его лестью. Полудикарка, на ломаном сербском она сказала ему, что видит его настоящего, но её это не волнует, пока он не угрожает её дому, её горам. Сенка в переводе с сербского означает Тень, и Лорд считал, что лучше этого имени ей не выбрать. Сенка была едина с природой, окружавшей её, и за год, что Лорд провёл на Динарском нагорье, она научила его уникальным стихийным заклятиям. Уже потом, после её смерти, он ещё долго вспоминал её, стоящую у ледяной горной реки, лёгким движением руки заставляющую ту вырываться из берегов бурлящим потоком, взвиваться в небо и послушно устремляться туда, куда подумает Сенка. Она воистину могла править природой. Впрочем, от старого доброго заклятия «Авада Кедавра» это её не спасло.

Солнечные лучи скрылись за стенами сырого каменного грота. Без сомнений, это было то самое место. Сперва — узкий лаз, путаными коридорами ведущий то вниз, то вверх, попеременно сужаясь и расширяясь. Случайный путник, скорее всего, повернёт назад. Но Лорд знает, как идти, знает, куда сворачивать, знает, что впереди. И вот, наконец, лаз расширился и стал прямым, на стенах замелькали старые зачарованные факелы, чья магия давно иссякла. Через некоторое время Лорд вошёл в просторную и когда-то обжитую пещеру — обиталище чародея.

Как прозаично — стол, стул, стеллажи. В углу кровать. Вернее, каменная плита и какие-то деревянные ошмётки сверху. Чары трансфигурации, превратившие в своё время весь этот хлам в кровать, одеяла и подушки, перестали теперь действовать. На выровненном каменном полу, а также на стенах можно было разобрать даже в слабом свете Люмоса многочисленные пометки, записи, рисунки — полустёртые, иные и вовсе нельзя было прочесть. Видимо, француза иногда посещали мысли и идеи, которые он не желал забыть, и он отпечатывал их в первом попавшемся месте.

Лорд медленно обходил помещение, разглядывая книги на стеллажах — истлевшие, отсыревшие, почерневшие. «У всего на свете есть срок, отмеренный свыше, и, рано или поздно, он истекает», — как сказала миссис Коул детям после похорон мадам Августины, злобной смотрительницы приюта, которой обычно поручали выполнение наказаний. Та полезла на чердак и, оступившись на неизвестно почему проломившейся ступени лестницы, упала вниз и свернула себе шею. Да, у всего на свете есть срок, отмеренный ему до поры до времени — и у мадам Августины, и у Сенки, и у этих вот книг в затерянном гроте. У всего, но только не у него.

Однако же здесь явно чего-то не хватало. Лорд стал аккуратно считывать магию с окружавших его каменных сводов. Разумеется. Старый хитрец, не всё показал.

Диссендио.

Часть стены словно растворилась, открывая небольшой проход. Он вёл в маленькую комнатушку, использовавшуюся, вероятнее всего, как чулан и одновременно тайник. Здесь можно было заметить безнадёжно испорченные временем обрывки пергамента, какие-то разбитые колбы, но всё это не имело ни малейшего значения — если бы здесь было то, что тогда прятали, оно было бы абсолютно невредимо.

Разочарование червём поедало разум. Лорд ещё раз проверил каждый клочок пещеры на скрытую магию или тайники — ничего. Несколько минут он стоял недвижно, размышляя.

Затем, вдруг шумно втянув воздух тонкими ноздрями, он резко развернулся и, пройдя обратно к тайнику, приложил бледную руку к камню на одной из стен. Он стал слушать. Слушать, а, главное, слышать камни, землю, деревья, воду его научила Сенка. Тогда Лорд узнал, что окружающие природные объекты обладали свойством впитывать некоторую информацию. Но это были не связные и логичные сведения — нет, это могла быть одна лишь мысль, даже не мысль — слово, образ, запах. Что-то, о чём в этом месте часто думалось, часто говорилось, часто свершалось, будто отпечаток, сохранялось на всём вокруг. Как если смотреть долго на светлый объект и потом закрыть глаза, позволяя возникнуть очертаниям этого объекта. Сенка искала так тропы диких зверей на охоте.

Лорд очищал мысли, выкидывая всё лишнее, стараясь проникнуть в суть камня, нависавшего над ним, стараясь узнать то, что знает тот. Постепенно окружающий мир померк, забирая с собой ощущение собственного тела и даже ощущение собственного «я», и на смену ему пришли образы — смутные, искажённые, непонятные. Невозможно было разобрать, видно их или слышно. Наконец, все они слились в один — он видел холм в отдалении, где возвышались старые развалины, щедро усыпанные исполинскими колоннами. Откуда-то пришло знание, что это — столица.

* * *

Мраморный портик, увенчанный колоннами в виде женских фигур — кариатид — освещался с запада косыми лучами солнца, клонившегося к закату. Портик смотрел строго на юг, и с него можно было видеть возвышающиеся колонны Парфенона.

Аманта с трепетом касалась древнего камня в основании одной из кариатид, закрыв глаза, произнося полушёпотом выявляющие заклинания.

Они исследовали Акрополь уже целый год, и за это время им открылся неведомый ранее мир магической древности. Постепенно они узнавали, какие здания были построены с помощью магии, в каких велись битвы, в каких совершались жертвоприношения. Были и магические тайники, преимущественно — совсем пустые. Деймон заканчивал работу с Парфеноном, а ей, Аманте, всегда нравился именно Эрехтейон.

Деймон выглянул из-за колонны, улыбаясь жене. Так красива она была, стоящая на мраморном портике, сияющая в золотистых солнечных лучах. Греки всегда были смуглы и темноволосы, но Деймону казалось, что среди этого великолепия из белого камня именно Аманта выглядела действительно естественно, невесомо и почти прозрачно — как будто статуи девушек все были списаны с неё, и всё вокруг построено специально, чтобы подходить к этим светлым волосам и нежной белой коже.

За те три года, что они были женаты, Аманта стала для него не только любимой, но и настоящим другом, спутником в многочисленных путешествиях, компаньоном в исследованиях. Оба они мечтали о дальних странствиях, о постижении неведомых и подчас великих таинств прошлого, о важных открытиях в области магии — в общем, желали добиться чего-то стоящего и принести пользу человечеству.

Не торопясь, они спускались с холма к учащающимся городским постройкам. Сумерки уже нависли над раскалёнными Афинами, принося облегчение вечерней прохлады. Агоно вели разговор о том, что нового им удалось почерпнуть за день работы, когда проходящий мимо мужчина обратился к ним.

— Прошу прощения! Я услышал вашу беседу — не намеренно, разумеется, — и сделал вывод, что имею честь видеть двух исследователей, чему несказанно обрадовался! Могу ли я украсть у вас несколько минут?

Прохожий был одет в тёмно-серый плащ, подозрительно напоминающий мантию. Волшебник, — не сговариваясь, решили супруги. Он был высок и красив той самой красотой, что принято называть холодной. Ровные, тонкие черты на бледном лице, обрамлённом тёмными волосами, — на вид ему было около тридцати.

— Без проблем, — ответил Деймон, — чем можем помочь?

— То есть, я не ошибся в своих мнениях относительно вашего призвания?

— Не ошиблись, — улыбнулся он. — Мы действительно занимаемся исследованиями.

— О, это отлично! Дело в том, что я сам вот уже более десяти лет странствую по Европе, постигая разные магические искусства, и вот, наконец, добрался до прекрасной Греции. А вы, вероятно, здесь родились? Ох, — спохватился странник, склоняя голову в приветственном кивке, — Меня зовут Волдеморт, рад познакомиться.

— Деймон Агоно. Это моя жена, Аманта. Да, я грек, а вот Аманта родилась в Германии. Что ж, в Греции есть много такого, что достойно внимания исследователя, так что — добро пожаловать!

— Не сомневаюсь! Но я, конечно же, падок на славу, а потому хотел бы начать с Акрополя. Собственно, вот почему я обратился к вам — вижу, что вы уже прошли частично этот путь, и, возможно, вам не будет в тягость потерпеть моё общество какое-то время, ведь вести исследования гораздо легче со спутником.

Аманта и Деймон переглянулись.

— Ну, откровенно говоря, мы работаем всегда вдвоём…

— Я понимаю, понимаю, невероятно бестактно с моей стороны так навязчиво искать компании, но мне уже скоро придётся возвращаться в Англию, и только ради того, чтобы успеть, хотелось бы, так сказать, совместить усилия. Ну и, к тому же, в некоторых случаях избежать бесполезной траты времени, изучая объект, который того не стоит. Я был бы крайне признателен.

— Даже не знаю, — засомневался Деймон, посмотрев на жену. Та улыбнулась, легко пожав плечами.

— Ну, что ж, раз для вас это так важно, то пусть будет так, — сказала она. — Завтра мы приступим, едва рассветёт. Приходите и вы.

— Ах, благодарю вас чрезвычайно! До скорой встречи.

Он кивнул ещё раз и направился наверх, к развалинам, а Аманта и Деймон продолжили спуск.

— Что думаешь по поводу этого Вальдемара, или как там его? — спросил Деймон, когда они шли по освещённой центральной улице.

— Волдеморта. Вальдемар — имя с древними германскими корнями, я ещё подумала, что оно похоже, но другое.

— Ну, может родители оригинальности захотели.

— Может. Он производит впечатление приличного волшебника. Думаю, мы могли бы помочь ему чуть-чуть.

— Как скажешь, мне в принципе всё равно — лишь бы он нашей работе не мешал. А так — пусть.

Уже потом, много лет спустя, Аманта часто будет вспоминать этот вечер, пытаясь представить, как сложилась бы их жизнь, если бы тогда она ответила по-другому.

* * *

Он наткнулся на них совершенно случайно, будто сама судьба вложила их ему в руки. А ведь он всего-то и хотел, что сэкономить своё время на пустых изысканиях, используя их знания о том, что они уже изучили.

Они его раздражали. Чтобы объяснить, насколько такой типаж раздражал Лорда, достаточно упомянуть, что убедить их безвозмездно помочь незнакомцу у него заняло примерно три минуты.

Представители так популярного в эти годы поколения образованных молодых волшебников — начитаны, умны, решительны, их увлекают революционные идеи, беспокоят социальные проблемы, судьба страны, судьба магического общества, судьба всего мира. А если сократить эти бесполезные определения до квинтэссенции самой сути — беспросветные идиоты. И, в отличие от Даниеля Руха и других, эти двое были, в общем-то, почти не нужны Лорду, так что он радовался, что вскоре сможет избавиться от их общества.

По мере того, как он методично исследовал каждый уголок древнего разрушенного города, периодически пользуясь подсказками Агоно, он обнаружил один интересный факт о своих спутниках — они также изучали Николаса Фламеля и его работу. И, надо сказать, исследование Руха здесь и рядом не стояло. Дотошно структурированные данные — подтверждённые, неподтверждённые, догадки, предположения, умозаключения… Казалось, если было возможно узнать что-то о жизни Николаса Фламеля, они это уже знали.

И Лорд не стал спешить расставаться с ними.

Безошибочное природное чутьё позволяло ему проникнуть в голову любого, кроме, пожалуй, Сенки. Любого он видел насквозь и не просто видел — он был знатоком человеческой натуры. Определить слабости, тронуть за самые сокровенные струны души, предугадать мысли, желания, действия — всё это ему удавалось с лёгкостью.

Агоно же и вовсе были несерьёзной добычей, оба чрезмерно увлекающиеся, мечтающие излечить мир благородством и справедливостью, не страшащиеся приключений, отважные и во многом безрассудные — что может быть проще?

Через два месяца из компаньона Лорд превратился в друга. Теперь он по праву мог постоянно принимать участие в обеденных и вечерних дискуссиях, которые они, якобы, вели для тренировки ума.

— Диктаторство не может поднять общество с колен! — с жаром восклицал Деймон в один судьбоносный день. — Сейчас вся беда именно в этом — волшебники уже забыли, что значит бороться за справедливость, они бездеятельны, безынициативны. Диктаторство только усугубит положение!

— Но то, что предлагаешь ты — абсурд! Это утопия, фактически анархия! — спорила с ним Аманта. — Представь, что у тебя в доме трое подданных. Один необразован, другой алчен, третий не разделяет твоих взглядов ни в чём. Не умея понять друг друга, они враждуют между собой, а заодно — против тебя. А ты хочешь отдать им всем троим управление домом, да так, чтобы поровну! Они просто уничтожат и друг друга, и весь дом.

— Хорошо, а сама-то что предлагаешь? Сместить меня и позвать соседа — может, он им понравится? Так можно до бесконечности, тут нужно сменить систему!

— Я вовсе не это предлагала!

— А давай послушаем, что скажет на это наш друг Волдеморт?

Я предлагаю отправить Аваду в того, кто смеет не разделять взгляды хозяина — в Предателя, и вывесить его тело на входе. Затем за ужином в гостиной насладиться криками Глупца, корчащегося в муках моего «Круциатуса», — и порадоваться его дальнейшему беспрекословному подчинению. Отправить его принести вина, а тем временем доходчиво объяснить оставшемуся Жадине, что либо его постигнет участь первого или второго, либо он станет всецело верен мне, а я в ответ одарю его золотом. К утру в доме будет порядок.

— Я предлагаю обратить внимание на собственные ошибки, как правителя — необразованного следует либо обучить, либо найти ему достойное занятие в доме. Алчному подданному дать возможность зарабатывать деньги, но с условием, что не только на себя, а на весь дом в целом. Несогласного следует выслушать — очень часто нами движет лишь стремление излить свои мысли и мнения кому-то, кто способен нас понять. Совсем скоро в доме воцарится порядок.

— Недурно! Сохранить авторитет без диктаторства, — похвалил Деймон.

— Вот именно такая схема и нужна сейчас миру, — поддержала Аманта, — да только во власти, очевидно, нет никого, кто до этого додумается.

Во власти один бумажный мусор, и его пора сжечь без остатка. Моя очередь править.

— Ну, во власти нынче поколение старое. Будущее-то за вами, за молодостью, — сказал Лорд. — Вот вы сейчас уже полезны обществу, а если мы найдём то, что я ищу, эта польза будет неоценимой.

— Я думала, вы просто ведёте исследование, разве нет, Волдеморт?

— Так и есть. Но ведь у исследований может быть разная цель. Моя заключается в том, чтобы отыскать знаменитые рукописи Николаса Фламеля о бессмертии.

— Но почему вы ни разу не обмолвились об этом? — изумлённо спросил Деймон.

Лорд пригубил терпкое греческое вино, качнул стакан, из-за чего оно колыхнулось из стороны в сторону, и немного помолчал, делая вид, что решается на искренний ответ.

— Вы сразу показались мне очень милыми людьми, но — вы должны меня понять — я не мог открыться вот так тотчас, это исследование крайне важно для меня.

— И почему же вы открылись теперь?

Потому, что теперь ты сделаешь так, как я хочу.

— Потому что я считаю вас обоих несравненными чародеями, профессионалами в своём деле, настоящими специалистами в том, что касается Николаса Фламеля. Я понял, что одному мне эту задачку не решить. До славы я, на самом деле, не охотник, мне нет нужды тянуть, так сказать, мантию на себя. Собственно, я хочу предложить вам полноценное сотрудничество.

— Мы не делаем упора на определённые рукописи, — возразила Аманта. — Мы исследуем жизнь алхимика в целом, и все его работы для нас важны. К тому же, на мой взгляд, для современного несовершенного общества не лучший вариант — заполучить путь к бессмертию.

— В этом, прекрасная Аманта, позвольте мне не согласиться с вами. Эти рукописи — огромнейший прорыв в магии, нечто совершенно неизвестное доселе. Николас Фламель использовал эти знания в попытке обрести бессмертие, но ведь то, что там содержится, можно использовать совершенно по-другому. Это просто знание, мудрость, если хотите. Без знака плюс или минус. Именно мы решаем, как это знание применить.

— Тут я вынужден согласиться с Волдемортом — прости, дорогая, но это действительно так. Нельзя отрицать бесценные знания из-за того, что они могут быть использованы во вред.

— Их не только нельзя отрицать, их совершенно необходимо быстрее обнаружить! — красивое лицо Лорда светилось вдохновлённым жаром убеждения. — Вы, должно быть, не представляете себе, сколько чародеев охотится за ними. А я вот исколесил всю Европу и говорю вам со всей серьёзностью — рано или поздно один из них раскроет эту тайну. Именно это, в конечном счёте, подвигло меня на собственные поиски. Мерлин Всемогущий, ведь страшно представить такое оружие не в тех руках. Нет, надо быстрее отыскать бумаги и найти им верное применение — иначе однажды они станут достоянием общественности, и весь мир покатится в пропасть.

Настала очередь Аманты молча наблюдать за искрящимся в стакане вином. Лорд буквально чувствовал, как она пропускает через себя его слова, как они ей нравятся, как неприятие уступает сомнению, а сомнение, как известно, лишь не открытая ещё коробка, в которой лежит сформированное уже решение. Он попал в цель, он знал это. Раскрыть великую загадку современности, спасая при этом мир. Пуститься в интересную, но, возможно, опасную авантюру ради целей благородных и высоких. Показать, на что способен, стать кем-то стоящим в этом мире и затем тянуть его из пучин беспросветной темноты. Это было больше, чем просто исследование. Это было мечтой — словно сладкая патока, льющаяся на их души.

Так Лорд заполучил Агоно полностью, и с того дня все их усилия были направлены на поиски рукописей Фламеля.

Не прошло и месяца, как они нашли под руинами Асклепиона целый подземный этаж, невидимый для магглов. Следует отдать должное девчонке — она, похоже, питает страсть к шифрам и языкам. Её умения сильно помогли в обнаружении спрятанных подземелий. Этаж, очевидно, всегда предназначался только для волшебников. А Фламель — Волдеморт подозревал, что тем французом в Австрии был именно он — расположился здесь уже значительно позже, используя несколько помещений.

Две комнаты нашлись сразу, а вот третья подчинилась Лорду только после «Диссендио» и являлась кабинетом. Здесь, вне всяких сомнений, хранились когда-то и бумаги, он был уверен в этом. Сейчас же всё пространство вокруг занимали бесконечные книги. Присмотревшись, маг внезапно понял одну интересную странность — на столе и рядом с ним лежали, преимущественно, книги, в названии которых так или иначе фигурировала Британия. «Загадки Британии», «Путеводитель по святым местам Британии», «Британия: от древности до наших дней» и так далее. Полистав вскользь некоторые фолианты, Лорд убедился, что хозяин комнаты однозначно их тщательно изучал — многие страницы были загнуты, везде были пометки на полях, обведённые фразы и абзацы.

Лорд оглянулся — похоже, комната использовалась Фламелем как перевалочный пункт. Он передумал оставлять здесь своё сокровище, решил подыскать более значимое место. И, почему-то, избрал для этого Британские острова. Что ж — тем лучше, давно пора вернуться.

В коридоре послышались голоса Агоно, и Лорд замер на мгновение — они выполнили то, что от них могло потребоваться, след найден. Сейчас он может просто аппарировать отсюда и больше никогда их не увидит. Но чутьё не давало ему так поступить. Неизвестно откуда рождалась уверенность — они ещё пригодятся. В Британии.

— Деймон! Аманта! Скорее сюда — я кое-что нашёл!

Золотистый сентябрь вступил в свои права, и Хогвартс вновь стал полон жизни. С первых дней установилась учебная атмосфера, хотя шестикурсники чувствовали себя гораздо более уверенно, нежели в прошлом году — первый судьбоносный рубеж был пройден, к тому же, большинство студентов на шестом курсе посещали значительно меньше дисциплин.

Встреча с однокурсниками, вопреки ожиданиям Эльвы, оказалась не такой ужасной. Она в тот день прибыла в Хогвартс раньше всех и встретилась с ними уже в Большом зале. Малфой и Пэнси в её сторону не глянули, Дафна тоже держалась отстранённо, а вот Астория неожиданно улыбнулась ей и шепнула, что соскучилась. Уже позже, когда им удалось поговорить наедине, она сказала, что за лето многое переосмыслила.

— Знаешь, меня по-настоящему ужасает безнаказанность, с которой действуют Пожиратели, — объясняла она. — Министерство, похоже, абсолютно ничего не может им противопоставить. Я не хочу вдаваться в обсуждение принципиальных позиций о чистоте крови и прочем — это просто не имеет значения, потому что, что бы там ни было, невозможно спать спокойно, когда кто-то по собственной прихоти может зайти к тебе в дом и убить всю твою семью. В общем, ты обмолвилась, что от твоих действий зависела чья-то жизнь, и я верю, что раз ты это сделала, значит, иного пути не было.

Это было действительно приятно слышать.

— Спасибо, твои слова очень много для меня значат, — ответила Эльва искренне. — Я ведь тоже не в восторге от того, что пришлось так поступить. Дафна, похоже, с тобой не согласна?

Астория потупила взгляд.

— Она пока обижается на меня за такую перемену мнений. Ты же знаешь, у нас, чистокровных, свой кодекс чести. Пойти против наших ради этих — такое не сразу забудется.

Появление в преподавательском составе Горация Слизнорта Эльву, конечно, уже не удивило, а удивило то, что он был назначен профессором Зельеварения. Профессор Снейп же стал преподавателем Защиты от Тёмных Искусств — и гриффиндорская часть зала ахнула, когда Дамблдор объявил эту новость.

Утром на следующий день после приезда Снейп появился в гостиной факультета, чтобы составить индивидуальные планы занятий шестикурсников. Эльва могла бы выбрать все дисциплины — отметки позволяли, однако она решила оставить только те, что нужны для поступления в мракоборческий отдел — Чары, Трансфигурацию, ЗОТИ, Зельеварение. Затем, подумав, добавила ещё Нумерологию и Древние Руны — всё-таки предметы полезные и могут пригодиться. Снейп уже знал перечень, поскольку заявки на изучение дисциплин отсылались студентами в Хогвартс ещё в середине августа. Просматривая её заявку, декан бросил на неё пристальный взгляд — вероятно, набор предметов прямо-таки кричал о выборе карьеры, — но ничего не сказал и просто протянул Эльве её расписание.

Первой на сегодня значилась Нумерология, а затем, после свободного урока, ЗОТИ и Зельеварение.

Профессор Вектор была, как обычно, с головой погружена в собственные объяснения. С первых минут урока стало ясно, что материал на шестом курсе изучается значительно более углубленно и объём сведений будет просто огромен. Для экономии времени Эльва хотела сразу сделать домашнюю работу по Нумерологии во время свободного урока, но не тут-то было — она не успела выполнить и половины.

Придя к кабинету ЗОТИ, она уже даже забыла, что предмет теперь ведёт их декан. Сам кабинет, между тем, переменился — задёрнутые шторы, свечи, зловещие картины на стенах. В своей привычной резкой манере Снейп пригласил студентов в класс и кратко ввёл в курс дела по предмету — в этом году шестым курсам предстояло изучать использование невербальных заклинаний, и по ЗОТИ в том числе.

Затем ученики разделились на пары — Эльва встала с Асторией — и по очереди пытались невербально посылать и отражать заклятия друг друга. Невербальную дуэль мисс Райт ещё ни разу до этого не вела, хотя Луи на последнем году их домашнего обучения всё же отвел одно занятие на эту тему, и тогда у Эльвы пару раз получился невербальный «Экспеллиармус». Но теперь вспомнить навык было довольно сложно, и лишь во второй половине занятия она смогла выбить палочку из рук Астории, мысленный «Протего» у которой совсем не выходил.

После такого непривычного урока Защиты Эльва с волнением ожидала Зельеварения. Гораций Слизнорт оказался тучным лысеющим мужчиной, который ни на йоту не был схож с предыдущим преподавателем. Сам кабинет теперь казался более дружелюбным, а у стены обнаружились три кипящих котла с зельями, сразу привлёкшие внимание класса. На учительском столе стоял ещё один, совсем маленький.

В начале занятия Слизнорт поприветствовал всех, уделив, почему-то, некоторым студентам особенное внимание. В их число попала и Эльва.

— А вы, вероятно, мисс Эльва Райт? — спросил Слизнорт, дойдя до стола слизеринцев и не обратив совершенно никакого внимания на Драко.

— Да, сэр.

— Наслышан, наслышан о ваших невероятных успехах от профессора Тофти! Всего один курс вы являлись студенткой Хогвартса, а уже сумели произвести совершенно изумительный Очищающий бальзам на СОВ — так, как варят его истинные зельевары. Впрочем, этого следовало ожидать — наследница столь известной корпорации по поставкам ингредиентов наверняка должна всерьёз заинтересоваться зельеварением! Я рад, что могу продолжить ваше обучение в этом году.

— Спасибо, сэр, — чрезмерная похвала заставила девушку почувствовать себя не в своей тарелке.

После неординарного знакомства с классом профессор рассказал, что в первом большом котле находится сыворотка правды, во втором — оборотное зелье, а в третьем — амортенция, или приворотное зелье. Вернее, он задавал наводящие вопросы, а Гермиона привычно тянула руку, без проблем отвечая на любой из них, в итоге заработав тридцать баллов для своего факультета. В маленьком же котле оказался золотистый Феликс Фелицис — зелье, приносящее настоящую удачу, — и небольшой пузырек, наполненный им, Слизнорт пообещал подарить тому, кто лучше всех справится с приготовлением напитка живой смерти.

Зельеварение действительно нравилось Эльве, особенно в комфортных условиях — а именно такие и были на уроках Слизнорта. Курс теперь посещало не более дюжины человек, да и амортенция пахла удивительно приятно — было в этом аромате что-то от маминых диких роз, что-то — от вересковых пустошей в Пеннинских горах, немного — от горячего медового эля, который ей так нравился, были и другие, более тонкие нотки, разобрать которые Эльве никак не удавалось.

Возможно, именно поэтому с напитком живой смерти она справилась вполне сносно. Однако по-настоящему блестяще сварил своё зелье Гарри, чему, похоже, удивились все, кроме преподавателя, который удовлетворённо передал в руки победителю отливающий золотом флакон с «Жидкой Удачей».

С Гермионой удалось встретиться только в четверг — всё свободное время отнимала учёба. Как обычно, они расположились в библиотеке.

— Давай, рассказывай, куда тебя так неожиданно забрал профессор Дамблдор! — заинтересованно сказала Гермиона, поведав о том, как прошла последняя неделя каникул. — Миссис Уизли сказала, что вы отправились в путешествие.

— Так и есть — мы пытались выяснить кое-что о моей настоящей маме, — ответила Эльва и рассказала вкратце об их с директором приключениях и о том, что в течение ближайшего времени они, возможно, отправятся на дальнейшие поиски вновь.

— Знаешь, а ведь профессор Дамблдор в этом году и Гарри взялся преподавать какие-то индивидуальные занятия. Но Гарри пока не знает, чем именно это окажется, — задумчиво проговорила Гермиона, а затем поморщилась. — Он вообще сейчас больше обеспокоен Малфоем. Скажи, ты не заметила за ним ничего странного?

— За Драко? Да нет, вроде. Но, если честно, я с ним очень мало вижусь — после тех событий в Министерстве он со мной даже не здоровается.

— Понятно.

— А почему Гарри им заинтересовался?

— Потому, что в Косом переулке мы видели, как он угрожал Горбину в его лавке, заставляя починить некий предмет. А затем, в Хогвартс-Экспрессе, Гарри учинил совершенно безумную выходку, из-за которой чуть не отправился в обратный рейс, но это отдельная история — главное, что он подслушал, как Малфой говорил о том, что оценки теперь ему не важны, что он пойдёт дальше и будет заниматься более важными вещами. Он также упоминал о Тёмном Лорде, и Гарри теперь абсолютно уверен, что Малфой — Пожиратель Смерти.

Эльва молча слушала, опустив взгляд в пергамент на столе, а Гермиона, тем временем, продолжала.

— Мы с Роном пытаемся втолковать ему, что вероятность такого поворота событий крайне мала, но он, как всегда, не хочет слушать. В общем, я хотела попросить тебя, если выдастся возможность — глянь украдкой на его предплечье — может, тебе удастся увидеть метку? А вернее, увидеть, что её нет.

— Хорошо, я попробую. Но, Гермиона, я не уверена, что Гарри не прав.

Грейнджер удивлённо уставилась на подругу.

— Но ты же сама всегда говорила, что слизеринцы лучше, чем мы о них думаем?

— Это так. И всё же, Драко Малфой остаётся сыном своих родителей — не забывай об этом. А их выбор сомнений уже ни у кого не вызывает. Кроме того, в прошлом году был один разговор… — Эльва рассказала гриффиндорке о ночном признании Пэнси.

— Всё равно, я не верю, что Волдеморт мог всерьёз заинтересоваться школьником, — возразила Гермиона. — Он ищет прежде всего свою выгоду, какой ему толк от Пожирателя, не завершившего ещё и школьное образование?

— Не знаю, может, ты и права. Кстати, об учёбе — мне бы не помешала тренировка невербальных чар, что наводит на мысль об Отряде. Я хотела спросить — вы с Гарри намерены продолжать встречи в этом году?

— Мы ещё об этом не говорили. Но, я думаю, что Гарри просто не сможет найти на это время — кроме уроков, много сил отнимает квиддич, ведь Гарри теперь капитан команды.

— Жаль, я бы с удовольствием их посещала.

Гермиона вздохнула, а затем её лицо вдруг посветлело, и она широко улыбнулась.

— Послушай, ну а что нам мешает занять Выручай-комнату пару раз и потренировать невербальные заклинания вдвоём?

— И правда! — обрадовалась Эльва. — Давай завтра после уроков? Вместо библиотеки? И на субботу домашнее задание не готовить.

Условившись так, девушки ещё немного посидели над книгами и разошлись.

В пятницу к концу уроков Эльва была близка к тому, чтобы отменить их с Гермионой тренировку — объём домашней работы на следующую неделю был таков, что казалось, чтобы выполнить её всю, не хватит выходных, даже если просидеть над ней неотрывно каждую минуту этих двух дней.

И всё же, она пошла. Гермиона, ожидавшая её в коридоре на восьмом этаже, выглядела не менее усталой, чем Эльва. Трижды они прошлись вдоль стены, задумывая место для тренировок, и на третий раз вместо ровной каменной кладки появилась знакомая дверь.

Выручай-комната выглядела почти так же, как и во время занятий ОД.

Собравшись с силами, следующий час девушки практиковали «Экспеллиармус» против «Протего», не произнося при этом не звука. Гермиона ошибок почти не допускала, Райт тоже догнала её к концу тренировки. Довольные, они договорились продолжить в следующую пятницу.

По пути обратно, уже ступив на лестницу, Эльва неожиданно наткнулась на Драко Малфоя, который, завидев её, чуть ли не бегом скрылся на этаже. Инстинктивно, она бросила взгляд на левую руку однокурсника, но рукав школьной мантии, конечно же, спускался к самому запястью.

Выспаться так и не удалось — тяжёлые мысли о подозрениях Поттера никак не давали покоя, да ещё ночью Эльва проснулась от того, что Пэнси опять рыдала под одеялом. На этот раз подходить к той она не стала.

После завтрака на следующий день Эльва, борясь с одолевающей зевотой, расположилась в гостиной, склонившись над книгами и сосредоточившись на уроках. Она провела так, наверное, часа два, когда её окликнул профессор Слизнорт, невесть когда успевший появиться здесь.

— Эльва, дорогая, как я рад, что нашёл вас!

— Здравствуйте, профессор.

— Послушайте, у меня есть к вам одно заманчивое предложение — я организую званый ужин сегодня, всего на несколько человек, и я бы очень был рад, если бы вы тоже посетили мой скромный праздник.

— Спасибо за приглашение, — удивлённо проговорила девушка, — но, если честно, я не уверена, что успею разобраться с уроками…

— Нонсенс! Эльва, не забывайте, что я ваш преподаватель — я вижу все ваши способности, как на ладони. Вы просто не можете не справиться. К тому же — вы ведь всё равно будете когда-то ужинать, не так ли? — Слизнорт улыбнулся, стараясь придать лицу «отеческое» выражение.

— Да, конечно, но я поднимаюсь в зал всего на полчаса и…

— Вот и отлично! Значит, улучить немного времени всё же возможно. Я буду ждать вас в своём кабинете к шести.

— Профессор, а кто ещё приглашен? — спросила Эльва удручённо, подозревая, что он всё равно не оставит её в покое.

— О, несколько подающих надежды юных волшебников, как и вы! Мистер Поттер, мисс Грейнджер, мисс Уизли, мистер Забини, мистер Маклагген и мисс Боббин! К шести — не забудьте!

И, дождавшись кивка от Эльвы, он засеменил к выходу.

В шесть часов Эльва, проведя за уроками практически весь день, постучалась в кабинет зельевара, стараясь замаскировать усталость и раздражение лёгкой улыбкой.

— О, мисс Райт! Все уже в сборе, проходите, пожалуйста! — пухлое лицо Слизнорта показалось в дверном проёме.

В центе помещения стоял на резных деревянных ножках настоящий обеденный стол, огромный, укрытый ажурной скатертью и сервированный словно для банкета. За ним по кругу восседали на стульях, подобранных в комплект к столу, гости Горация Слизнорта. Джинни откровенно скучала, недобро поглядывая на Блэйза; Гермиона, похоже, чувствовала себя напряжённо, и во взгляде её читалась растерянность. Обе они радостно улыбнулись, увидев Эльву, остальные же никак не отреагировали.

— Дорогая, прошу, присаживайтесь вот здесь! — профессор отодвинул единственный пустующий стул — между ним и Блэйзом — жестом приглашая Эльву сесть. Она подчинилась.

— Что ж! Теперь, когда все пришли, можно, я думаю, приступить к трапезе — не знаю, как вы, ребята, а я порядком проголодался!

Появившийся из ниоткуда домовик принялся снимать крышки с блюд на столе, открывая взору кулинарные изыски, распознать которые Эльве было не под силу. Не разбираясь, она положила себе по чуть-чуть всего, что было в зоне досягаемости её рук, надеясь, что, не привлекая внимания, быстренько поест и сможет, как и хотела, через полчаса уйти.

— Кормак, вы знаете, в вас что-то есть от вашего дяди Тиверия! — сказал профессор, когда все заработали вилками, — Я вижу в вас такую же целеустремленность.

— Угу, — промычал Маклагген, дожёвывая нечто непонятное. — Мне уже говорили. Я иногда и сам так думаю — что мы похожи.

— Да-да, это так! Угощайтесь сицилийскими устрицами, прошу, они приготовлены по особенному рецепту, — и он пододвинул блюдо, на котором Эльва узнала только дольки лимона, поближе к Кормаку, а тот с ажиотажем стал накладывать раковины себе в тарелку.

— Мистер Забини, я давно хотел спросить — чем вы думаете заняться после успешного, без сомнений, окончания Хогвартса?

— Ещё не решил, — просто сказал Блэйз.

— Ну, может, есть какие-то стремления? Предпочтения? — допытывался Слизнорт с надеждой во взгляде.

— Не знаю, — Блэйз глянул на профессора. — Может, женюсь пару раз.

За столом на долю секунды воцарилось молчание, и все подняли взгляд на Забини. Дело в том, что мама Блэйза обрела славу «чёрной вдовы» — она была замужем семь раз, и каждый её супруг вскоре погибал при загадочных обстоятельствах, оставляя ей приличное наследство. Сейчас Эльва подумала, что именно по этой причине, вероятно, Слизнорт вообще обратил внимание на Блэйза Забини.

— Мелинда! — нарушил тишину Гораций. — Скажите, как чувствует себя миссис Боббин? Я слышал от своего бывшего студента — он теперь Глава Британской Ассоциации Колдомедиков — что она уже несколько месяцев проходит лечение в больнице Святого Мунго?

Мелинда, едва не поперхнувшаяся из-за неожиданного обращения профессора, теперь бледнела на глазах.

— Нет, то есть — да, она лечится, ну, то есть, она лечилась… Но сейчас уже всё хорошо.

— А что же, если не секрет, стряслось?

Пару секунд она молчала, уставившись в тарелку, и это опять привлекло внимание собравшихся.

— Круцио, — наконец сказала она очень тихо. — На неё напали Пожиратели прямо на улице, на пороге одной из наших аптек, и три часа пытали Круцио, пока она не дала Непреложный обет, что больше не продаст ни единого зелья магглорождённому. Странно, что ваш студент из Ассоциации не сказал вам этого.

Один Мерлин знает, чего Эльве стоили эти без четверти два часа в кабинете Слизнорта! Всё это время он попеременно обращался к каждому из сидящих, выпытывая то о невероятных талантах, то об известных родственниках. Один раз девушка осторожно попробовала заикнуться о том, что ей необходимо закончить задание по Нумерологии, но профессор заявил, что не отпустит никого раньше, чем подадут десерт, а Гермиона посмотрела на неё таким суровым взглядом, что Эльва решила дождаться конца вместе со всеми.

Наконец, все допили чай, и Слизнорт, предупредив о том, что будет рад увидеть всех на следующих выходных, позволил им разойтись.

Забини ускакал вперёд, и Эльва решила не таясь пройтись немного вместе с Гермионой и Джинни — до гостиной Слизерина идти было всего пару минут.

— Он просто невыносим, — сообщила Джинни громким шёпотом, когда они немного отдалились от кабинета. — И чего только я опять наколдовала этот Летучемышиный сглаз? Надо что ли выполнить его при Слизнорте с ошибкой — может, он оставит меня в покое?

— Может, и так, — согласилась Эльва. — Лично я каждые выходные это выдерживать не смогу! Что бы придумать в качестве отговорки?

— Не знаю, — бесцветным голосом отозвалась Гермиона. — Я никак не могу перестать думать о маме Мелинды… То, что она рассказала, просто ужасно.

— Да, когда мы летом читали «Пророк» и слышали новости от папы и Билла, по-настоящему не осознавали, что это может произойти с кем угодно, и с тобой в том числе. А теперь…

— С дороги, Уизли! — резкий голос принадлежал, конечно же, Драко Малфою, который, грубо растолкав Джинни и Гермиону, теперь удалялся быстрыми шагами вперёд в сторону слизеринской гостиной. Правый рукав его мантии был засучен, а вот левый опять спускался на всю длину к самому запястью.

— Думаешь, он тебя не заметил? — спросила Гермиона, обращаясь к Эльве.

— Именно так. Он давно уже меня «не замечает».

— Интересно, куда он так несётся перед отбоем? — Джинни потирала ушибленное плечо.

Эльве тоже было это интересно. Точнее, куда он шёл, ей было ясно — в гостиную. А вот откуда? Она припомнила, что перед тем, как уйти к Слизнорту, в гостиной оставались человек пять, и среди них не было ни Крэбба, ни Гойла, ни Малфоя. Конечно, по сути, они могли пропадать где угодно — гулять, например. Но почему он сейчас возвращается один? В прошлом году он редко ходил куда-то один без необходимости.

Попрощавшись на развилке с девочками, которые направились к лестницам, Эльва вернулась к домашнему заданию.

Следующая учебная неделя началась с волнующей новости: в понедельник за завтраком Зевс доставил хозяйке пергаментный свёрток.

«Эльва!

Нам с тобой совсем скоро предстоит продолжить то, что мы начали в конце лета, если ты, конечно, ещё не передумала сопровождать меня.

В субботу в три часа дня я буду ждать тебя у главных ворот, и прошу тебя выбрать в дорогу деловое, но парадное одеяние.

P.S. Разберись, пожалуйста, по возможности, с домашним заданием на следующую неделю до выходных.

Альбус Дамблдор»

Дочитав послание, Эльва направила палочку на убористые буквы и как следует сосредоточилась.

Инсинио.

Лист стал абсолютно чистым. Довольная, она закинула его в сумку. Со дня их с Гермионой успешной тренировки в Выручай-комнате, Эльва старалась практиковать невербальные заклинания всегда, когда представлялась возможность. Легко ей уже удавались манящие чары, согревающее заклинание и парочка других простеньких заклятий.

Неделя закончилась незаметно. Эльва постоянно уносилась мыслями в предстоящее на выходных путешествие, и тем сложнее было выполнить просьбу директора о домашнем задании.

Слизнорт на уроках особенно не донимал, хотя и обращался к «любимчикам» с излишней вежливостью, что сильно раздражало Малфоя. Эльва подумала, что Драко полезно оказаться в таком положении хоть разок — раньше он постоянно купался в славе своей семьи, а точнее — своего отца. Теперь же, когда Люциус отправлен в Азкабан на неизвестный срок как Пожиратель Смерти, многие прекратили общение с Малфоями, и Слизнорт тоже не считал больше их наследника достойным внимания.

Эльва часто наблюдала за однокурсником украдкой — казалось, кроме этой очевидной причины для раздражения, было что-то ещё, что терзало его. Он стал нервным — нередко подскакивал от громких звуков, вечно срывался на Крэбба, Гойла и даже на Пэнси. Забини всё чаще стал появляться с Ноттом, и Райт предположила, что Малфой, вероятно, не сделал исключение и для друга, и Блэйз обиделся на подобное отношение. Между тем, левое предплечье блондина по-прежнему было всегда прикрыто рукавом.

В четверг на ЗОТИ Снейп устроил проверку навыков, как обычно — без предупреждения.

— Итак. Вы посетили уже пять углублённых занятий по Защите от Тёмных Искусств. За это время любой студент, если он намерен освоить данный предмет на уровне ЖАБА, уже должен был достичь определённых успехов, — профессор шёл между рядов, произнося слова медленно и слегка задумчиво, отчего казалось, что на самом деле он занят собственными мыслями. — Проверить каждого из вас я, разумеется, не могу по причине временных ограничений. Поэтому сейчас я буду вызывать некоторых из вас в случайном порядке. Задача вызванного студента в том, чтобы отразить невербально моё заклинание и успешно направить в меня собственное. Разрешаются к использованию «Экспеллиармус», «Остолбеней» и «Импедимента». Начали. Гарри Поттер!

Гарри угрюмо глянул на Рона и Гермиону и вышел в центр класса.

— Прежде, чем мы приступим, мистер Поттер, позвольте ещё раз объяснить вам, что мы тренируем невербальные заклинания. Произносить их следует только мысленно.

— Я понял. Сэр. — Гарри по обыкновению начал закипать.

Оба встали друг напротив друга, и через секунду их напряжённого молчания палочка Гарри выскользнула у него из рук.

— Что ж, «Протего» вам не удалось. Поднимите вашу палочку и попробуйте атаковать меня.

— С удовольствием, сэр, — едва слышно процедил Гарри, доставая свою палочку из-под парты. Снейп либо не услышал этого, либо предпочёл оставить без внимания.

Вторая дуэль завершилась для гриффиндорца очередным фиаско — Снейп, видимо, без труда отбил его «Остолбеней», потому что Гарри отлетел к стене.

— Ну, по крайней мере, послать невербальное заклинание вам удалось, Поттер. Мистер Томас, вы следующий.

Так Снейп проверил около восьми человек. Рон не сумел ни защититься, ни напасть, Драко удалось отбить «Экспеллиармус» Снейпа, Гермиона тоже успешно с этим справилась, но ни одному студенту не посчастливилось обойти невербальное «Протего» Снейпа.

И когда настала её очередь, Эльва поняла, почему. Снейп без зазрения совести пользовался легилименцией, чтобы узнать о пущенном заклятии за долю секунды до того, как студент его применит. Это было очень поверхностное проникновение — Эльва бы, наверное, его не почувствовала, если бы не привычка держать лёгкий ментальный щит, которая оставалась с ней со времён занятий по окклюменции, и после событий в Министерстве Эльва не стала от неё избавляться.

И теперь, защитившись от «Импедименты» и приготовившись атаковать, она ощутила, как нечто давит на мысленную преграду. Она усилила блок, хотя это было рискованно — концентрация на окклюменции и невербальном заклятии одновременно могла привести к провалу по обоим направлениям.

Экспеллиармус — подумала она, успев заметить слегка поднимающиеся брови учителя, как раз перед тем, как его палочка выскользнула из его руки и глухо ударилась об пол.

Заскучавший уже класс в изумлении застыл, некоторые зашептали «молодец», а Снейп ещё какое-то время стоял на месте, сверля студентку мрачным взглядом. Затем молча сделал шаг в сторону и поднял свою палочку.

— Ещё раз, — сказал он, и снова встал на свое место.

В отличие от него, Эльва не могла использовать легилименцию, тем более невербально, поэтому успешно выставленный во второй раз «Протего» она не могла отнести ни к чему, кроме интуиции или банальной удаче. Когда настала её очередь идти в атаку, она почувствовала, что Снейп утроил усилия, и это уже было достаточно ощутимо — на сопротивление ему уходило слишком много сил, ей никак не удавалось найти в мыслях место, чтобы сосредоточиться на произнесении какого-либо заклинания, кроме, разве что, элементарного «Акцио». Что ж, почему бы и нет? Акцио, палочка Снейпа.

Тёмное древко во второй раз покинуло руку хозяина и, медленно преодолев расстояние между ними, легло Эльве в ладонь.

Студенты радостно посмеивались, кто-то даже пару раз похлопал, но Эльва не успела заметить, кто именно. Гермиона улыбалась.

— Мисс Райт, какие чары вы использовали сейчас?

— Манящие, профессор.

— А разве я не перечислил разрешённые к применению в самом начале занятия?

— Перечислили, профессор. Но вы не говорили, что остальные запрещены.

Пару секунд он гневно смотрел на неё, но Эльва была готова поспорить, что на самом деле не разозлила его своей выходкой.

— Это должно было быть вам ясно из контекста. Тем не менее, вы успешно справились с заданием, возвращайтесь на место. Десять очков Слизерину, — и он сел за учительский стол. — На этом мы закончим, остальные студенты получат возможность проявить себя на следующей проверке.

В пятницу Эльва уже не могла дождаться завтрашнего дня. Она еле высидела все уроки, потренировалась с Гермионой в Выручай-комнате, попыталась доделать все возможные задания на понедельник (безуспешно), и даже предусмотрительно заглянула к Слизнорту, чтобы предупредить того о том, что из-за «семейных дел» она не сможет появиться у него на ужине в этот раз. Гораций сделал расстроено-разочарованное лицо, однако, после упоминания разрешения от Дамблдора ему ничего не оставалось, кроме как кивнуть и взять с Эльвы обещание обязательно прийти в следующий раз.

* * *

Без десяти три в субботу, дважды перетряхнув свой чемодан в попытке подобрать «деловое, но парадное одеяние» и остановившись на тёплом строгом платье под школьную мантию, Эльва шла к главным воротам Хогвартса, с волнением различив фигуру директора перед собой — тот уже ждал её в своём сером походном плаще, как и в тот раз, хотя погода теперь была заметно холоднее.

— Готова? — спросил директор и, получив утвердительный ответ, сжал её запястье для аппарации.

Они оказались в людном мраморном холле. Большие золотистые буквы на одной из стен сообщали что-то на незнакомом языке, скорее всего — немецком, но одно из слов опредёленно можно было перевести как «отель».

Молодой мужчина в строгой чёрной мантии, застёгнутой под самое горло и увенчанной белой «бабочкой», немедленно подошёл к ним, что-то проговорив.

— На английском, будьте добры, — попросил Дамблдор.

— Добрый день, могу я посмотреть ваши приглашения? — мигом исправился тот.

— Разумеется, — директор достал из-за пазухи два голубых конверта и протянул молодому человеку.

— Отлично. Мистер Дамблдор, мисс Райт, добро пожаловать на вечер в честь открытия благотворительной программы «Помоги сквибу». Верхнюю одежду вы можете оставить в гардеробе. А также обратитесь к этому волшебнику для получения временного навыка немецкого языка. Приятного вечера.

Дамблдор отдал свой серый плащ старенькому чародею за стойкой, оставшись в такого же цвета мантии, только с узкими рукавами. Эльва сдала в гардероб школьную мантию.

Затем они подошли к мужчине у входа, который без вопросов по очереди направил на них палочку, произнеся «Лингуамо Германо». Какой-либо разницы в себе Эльва не заметила, однако поняла, что многоголосый шум в холле теперь оказался наполнен смыслом.

— Отличный выбор, — похвалил её внешний вид старый маг, когда они миновали двери и прошли в огромный банкетный зал, полный людей. — Теперь нам без труда удастся поддерживать версию о том, что ты совершеннолетняя волшебница, молодая практикантка и моя протеже, намереваешься в скором времени устроиться в Министерство магии Британии.

— Профессор, что это за место?

— Благотворительный вечер. В приличном обществе такие часто устраивают, чтобы собрать средства для помощи кому-то.

— Я знаю, что такое благотворительность, сэр. Что здесь будем делать мы?

— Эта программа запущена Министерством магии Германии, и здесь сегодня собрались практически все его сотрудники. По крайней мере, все те, которые нам нужны. Обрати внимание на некоторых, которые одеты в тёмно-коричневые мантии — справа на их груди тот самый символ, который заметила Констанция шестнадцать лет назад.

Эльва присмотрелась. Действительно, многие носили такие мантии. На круглой эмблеме, обрамлённой лёгким орнаментом, угадывался чёрный орёл, раскрытая книга и какие-то более мелкие детали.

— То есть, нам нужен кто-то из них?

— Не всё так просто, — покачал головой Дамблдор, — мероприятие хоть и официальное, но не рабочее, и некоторые пришли в другой одежде. Благодаря своим старым связям, мне удалось просмотреть списки сотрудников Министерства, и среди них оказалось всего трое, подходящих по возрасту, и носящих имена, которые можно было бы сократить, как «Йенс»: это Йохансен Кульц, Йенсен Ригер и Йеннес Тиль. Наша с тобой задача — найти их и каким-то образом определить необходимого нам человека. Сразу скажу, что легилименция здесь нам не поможет — все они опытные маги, многие из них владеют окклюменцией, и столь грубая сила сразу раскроет нас.

Эльва задумчиво оглядывала огромный зал, наполненный волшебниками и волшебницами. Впереди можно было заметить небольшую трибуну, за которой в данный момент выступал какой-то немец, увеличив громкость своего голоса при помощи «Соноруса». За ним были красивые шторы, перед которыми в воздухе сверкали буквы, складывающиеся в слова «Помоги Сквибу», а чуть ниже располагалась подпись «Благотворительная программа Министерства магии Германии».

К трибуне были обращены несколько рядов стульев, где сидели желающие послушать выступления более внимательно. Сразу за стульями находились фуршетные столы, наполненные всевозможными закусками, а вдоль стен тянулись мягкие кожаные диваны и кресла. Туда-сюда сновали официанты в таких же строгих чёрных мантиях с «бабочками», как и у встретившего их мужчины.

— И как же нам их искать? — обречённо спросила Эльва в пустоту.

— … скажет Йеннес Тиль, руководитель проекта «Помоги Сквибу»! Прошу! — внеслось в сознание, и хоть язык был другой, Эльва с восторгом отметила, что понимает каждое слово.

Сидящие на стульях, да и некоторые другие гости, зааплодировали, и Эльва с Дамблдором уставились на подходящего к трибуне волшебника. Высокий, жилистый немец, носящий мантию Министерства, пожал руку предыдущему выступающему и тоже коснулся палочкой своей шеи. — «Сонорус».

— Благодарю вас, Карл, — сказал он сухим хрипловатым голосом, и, кашлянув пару раз, развернулся лицом к залу. На вид ему было около пятидесяти, и его возраст уже хорошо читался в глубоких морщинах, но самым главным было то, что от правой скулы до подбородка лицо его украшал глубокий шрам. — Наш проект был создан специально…

— Это не он, — шепнул Дамблдор ей на ухо. — Его шрам, похоже, приобретён очень давно и наверняка бросился бы Констанции в глаза. К тому же, судя по её воспоминаниям, Йеннес Тиль всё-таки значительно выше, чем нужно. Давай искать других.

Он подошел к мужчине и женщине, стоящим неподалеку у стола, и непринуждённо начал беседу. Эльва наблюдала за ним со стороны — ведёт себя так, будто каждые выходные бывает на таких приёмах. Его собеседники тоже безоговорочно купились на такую уверенность и уже улыбались, кивая и пожимая ему руку. Затем мужчина указал куда-то в сторону, и все втроём они скрылись из виду в толпе.

Эльва вздохнула. Она, наверное, тоже должна вносить свою лепту, но подойти вот так к кому-то и начать разговор было неловко.

— О-ох, Матильда, дорогая моя, сколько я тебя не видела! — Эльва неуверенно обернулась на возглас, слишком уж близко он прозвучал. Низенькая старая ведьма в шляпке с вуалью, опираясь на трость, обращалась к ней.

— Вы мне? — спросила Эльва.

— Как ты похорошела, Мерлин Всемогущий! А твои волосы, ты что подстриглась? — старушка будто не услышала вопрос Эльвы.

— Простите, вы меня с кем-то перепутали, — твёрдо сказала девушка.

— Ну, тебе так гораздо лучше! Я всегда говорила, что тебе надо укоротить немного стрижку. Расскажи скорее, как Бертруда себя чувствует?

— Послушайте, я не знаю, о ком вы говорите, вы ошиблись!

— Наверное, опять уехала в горы? — ведьма теперь схватила Эльву под локоть и куда-то тащила. — Но ты-то, ты, я смотрю, получила должность всё-таки, да?

— Марта, дорогая, позвольте увести вашу очаровательную собеседницу, — прозвучало справа, и Эльва заметила подошедшего к ним мужчину. Он галантно поднял руку старухи и коснулся губами тыльной стороны её ладони, упакованной в чёрную шёлковую перчатку. Та зарделась и хихикнула.

— Ну что ж, она вам, очевидно, нужнее! — подмигнула она Эльве, отпуская её.

Райт облегчённо выдохнула, позволяя своему спасителю увести себя подальше от сумасшедшей волшебницы.

— Фух, спасибо вам большое! — сказала она, когда они отошли.

— Абсолютно не за что, — ответил мужчина.

Он был немолод — аккуратная прическа сильно подёрнута сединой. Правильные, арийские черты лица, слегка «потёртые» с годами — голубые глаза, светлая кожа, прямой нос и широкие, точёные скулы. Проходя мимо одного из официантов, он обратился к тому.

— Порцию огневиски, пожалуйста. А что заказать для прекрасной незнакомки? — спросил он, легко улыбнувшись. — Может, лимонный пунш?

— Да, пожалуйста.

А что? Дамблдор не говорил, что им запрещено немного выпить, и раз уж она попала на такую «вечеринку»… Тем более, она должна придерживаться своей роли совершеннолетней волшебницы.

— Марта замечательная женщина, но, к сожалению, в последние годы она всё чаще теряет связь с реальностью, — объяснил волшебник, когда они остановились у одного из столов. — Дело в том, что во время войны она потеряла свою младшую сестру и её дочь — любимую племянницу, Матильду. Вероятно, она так и не оправилась от этой трагедии, потому что теперь она довольно часто донимает волшебниц, каждый раз «узнавая» в них то Бертруду, то Матильду. Простите ей эту слабость.

— Разумеется, — отозвалась Эльва. — Хотя я, признаться, сперва опешила от такого напора — она так уверено меня куда-то вела.

Мужчина рассмеялся.

— У вас очень красивые глаза, — вдруг серьёзно сказал он, — если честно, они кажутся мне знакомыми.

Он пристально смотрел на Эльву, и от такого внимания она почувствовала, как алеют щёки. Стараясь скрыть смущение, она отвела взгляд.

— Я не думаю, что нам доводилось раньше встречаться. Так вы, наверное, тоже работаете над благотворительным проектом?

— Нет, я в секретном отделе. Но, конечно же, поддерживаю коллег, как могу. А вы как здесь очутились?

— Я пришла со спутником — моим наставником. Мы прибыли из Британии, так сказать, для обмена опытом. В данный момент я практикуюсь, а в следующем году намерена устроиться в Министерство.

— Похвально! Целеустремленность — качество, позволяющее достичь больших высот, — в этот момент среди толпы показался мужчина, машущий им — а точнее, спутнику Эльвы. — Ох, прошу прощения, что приходится вот так прерывать разговор, мне нужно отойти буквально на пару минут.

— Конечно, — улыбнулась Эльва.

«Ариец», как она мысленно прозвала его, подошёл к ожидающему его волшебнику, и только когда оба они куда-то ушли, она сообразила, что могла уже дюжину раз спросить его имя.

Тот же самый официант материализовался с подносом, на котором стоял бокал, наполненный чем-то желтоватым.

— Лимонный пунш для леди, — жеманно проговорил он.

— Спасибо, — кивнула Эльва и взяла бокал. Запах был действительно лимонным, даже, пожалуй, слишком.

Не успела она пригубить напиток, как кто-то выхватил его буквально у неё из-под носа.

— Эльва, я нашел Йохансена Кульца, — весело сказал Дамблдор, и, тоже понюхав пунш, сделал глоток. — М-м-м, лимонный! Вон он стоит, рядом с волшебницей в красной шляпе.

Эльва посмотрела туда, куда показывал директор. Справа от высокой блондинки в бордовом брючном костюме и красной шляпке стоял низенький толстячок, заведя руки за спину. Лицо его излучало доброту и безмятежность — улыбаясь своей спутнице, отчего на полных щеках его появлялись симпатичные ямочки, он изредка кивал, слушая её рассказ.

— Йохансен двадцать лет назад был принят в отдел Урегулирования Разногласий с Малочисленными Мировыми Сообществами и тринадцать лет почти не появлялся в Европе — работа требовала бесконечных командировок по самым отдалённым уголкам планеты. Теперь вот уже как семь лет он, получив повышение, осел в кабинете в Министерстве, отчего иногда очень скучает. Таким образом, не похоже, что он тот, кого мы ищем. К тому же, опять-таки, он настолько низок, что Констанция, вероятно, почти одного с ним роста. Встретив его, она бы смотрела прямо ему в лицо. Методом исключения мы получаем, что нужный нам волшебник — Йенсен Ригер. Давай постараемся побыстрее его найти, а то некоторые скоро начнут расходиться.

— Хорошо, — сказала Эльва, — сейчас, только я отлучусь на минутку.

Большое количество народа утомляло, к тому же было душновато, да и пунш ей так и не достался, так что Эльва решила отвлечься и отыскать уборную. Нужные дверки нашлись ближе к выходу. Толкнув ту, на которой была изображена женская голова в широкой шляпе, она прошла в светлое помещение, увешанное зеркалами в золотистых рамах. Быстренько умывшись и поправив прическу, она глянула на отражение в зеркале, вспомнив недавний комплимент от своего спасителя. Не обнаружив какой-то новой особенной красоты в своих глазах, Эльва вышла обратно в зал.

Не успела она ступить и пары шагов, как что-то тяжёлое налетело на неё, едва не свалив с ног. Еле удержавшись на каблуках, она с удивлением узнала в «чём-то тяжелом» уже знакомого ей «арийца».

— Ох, я невероятно неуклюж! Прошу прощения! И за этот инцидент, и за то, что не удалось завершить разговор. Я думаю, завтра мы с вами ещё увидимся, — рассыпался он в извинениях, и протянул ей руку, — Йенсен Ригер.

Остолбенев, Эльва на автомате пожала её, в последний момент вспомнив, что он ждёт, что она тоже назовёт своё имя.

— Эльва Райт.

— Крайне рад с вами познакомиться, Эльва Райт. Сейчас я уже должен бежать, надеюсь на завтрашнюю встречу.

Улыбнувшись ей на прощение, он быстро направился к выходу, где присоединился к красивой женщине с аккуратным каре. На вид она была его ровесницей, и если учесть, что они ушли вместе, Эльва подумала, что она, вероятно, его жена.

Когда они скрылись за дверьми, Райт, придя в себя, бросилась на поиски директора. Тот стоял всё там же, допив уже почти весь её пунш.

— Профессор! Я его нашла!

— Где? — мигом всполошился тот.

— Он ушёл… — осеклась Эльва, и сбивчиво рассказала историю своего знакомства с «арийцем». Разумеется, опустив подробности про его комплименты.

— Кажется, я всё испортила? — грустно спросила она в конце.

— Нет-нет, Эльва, не переживай — всё идет ровно так, как и нужно. Нам ведь следует не только отыскать его, но и заставить всё нам рассказать! Благодаря вашему знакомству, завтра нам, возможно, удастся разыграть кости в нашу пользу. А теперь, я думаю, следует отдохнуть. Не знаю, как тебя, а меня такие мероприятия быстро утомляют.

Они вышли из зала, и очередная волшебница в чёрной мантии вскоре проводила их на второй этаж, где располагались предназначенные для них спальные номера. Убранство здесь было, конечно, гораздо богаче, чем в маггловской гостинице в Пеннинских горах. Они опять попросили ужин в номер и, быстро съев его, разошлись по комнатам. От усталости разглядывать многочисленные колдокартины не хотелось, и Эльва, забравшись в широкую кровать, через пару минут уже спала.

На следующий день проходила вторая часть приема. Она начиналась в одиннадцать и продолжалась до пяти часов, и на этот раз в зале не было ни фуршетных столов, ни официантов с напитками, и почти всё пространство перед трибуной было уставлено стульями. Сегодня желающие читали всевозможные доклады о проекте «Помоги сквибу», а также высказывали другие идеи, связанные с благотворительностью, социальной адаптацией диких народностей и усовершенствованием качества жизни волшебников в целом. Разумеется, народу в этот раз было не в пример меньше.

— Какой план? — спросила Эльва Дамблдора, когда впереди показался Йенсен, беседующий с каким-то волшебником.

— Прежде всего, следует подождать, пока он останется один. А дальше ты подойдёшь к нему и попросишь о встрече в ресторане отеля.

— Я?! С чего бы ему соглашаться?

— Судя по тому, что ты рассказала мне вчера, я абсолютно уверен, что мистер Ригер проникся к тебе самыми светлыми чувствами, и будет рад увидеть тебя сегодня, — возразил Дамблдор. — Он ничего не заподозрит — здесь, как видишь, еду уже не предлагают, рассчитывается, что гости будут обедать в ресторане и баре отеля.

Эльва не стала больше спорить, хотя такая ответственная роль в их плане ей не очень нравилась. Йенсен Ригер, между тем, совершенно не собирался оставаться один, постоянно меняя собеседников. Пару раз Эльва взволнованно теряла его из виду, но потом находила вновь. Наконец, через час с лишним, он отошёл от волшебницы в мантии Министерства и стал задумчиво наблюдать за читающим доклад магом.

Эльва сорвалась с места.

— Мистер Ригер! — улыбаясь во все зубы, позвала она.

— О, мисс Райт. Вы не представляете, но я как раз думал о вас. Рад нашей новой встрече, — проговорил он, учтиво кивая. — Прошу вас, зовите меня просто Йенсен.

— Что ж, тогда и вы, пожалуйста, называйте меня Эльва.

— С удовольствием. Я не сомневался, что такая девушка, как вы, окажется достаточно образованной и любознательной, чтобы остаться послушать доклады.

— Да, очень интересные идеи. Хотя я, признаться, уже проголодалась.

— О, в этом отеле просто изумительный ресторан — и я не преувеличиваю. Я сам всегда стараюсь обедать тут, когда нахожусь в этой части города. Вы и ваш спутник останетесь довольны.

— Мой спутник, к сожалению, сегодня не смог остаться.

— Какое упущение с его стороны. Ну, что ж, тогда, вероятно, упущением с моей стороны было бы не пригласить вас на совместный обед. Что скажете?

— Я даже не знаю…

— Соглашайтесь. Обещаю рассказать много забавных историй о немцах.

— Ну, хорошо. Встретимся через полчаса в ресторане — мне ещё нужно заглянуть в свой номер.

— Договорились.

Через полчаса Эльва уже сидела за максимально уединённым столиком ресторана. Она видела, как мимо портье прошел Йенсен, осведомившись о том, появилась ли уже мисс Райт. Портье глянул в список и указал в её сторону. Йенсен улыбнулся, подходя.

— Занимательный выбор столика, — проговорил он, присаживаясь. — Я обычно выбираю те, что поближе к центру. Та-ак, что у нас тут…

Он скрылся за папкой меню.

В этот момент Дамблдор подошёл к ним и сел на третий стул.

— Добрый день, — сказал он.

— Добрый день, — с подозрением в голосе отозвался Ригер, пытаясь разгадать намерения старого мага.

— Простите нас за некоторый э-э-э… фарс, но ситуация, знаете ли, обязывала, — туманно объяснил Дамблдор. — Мистер Ригер, прошу вас, выслушайте нас прежде, чем делать выводы.

— О, так вы знакомы? — спросил Ригер, смотря на Эльву. Та молча кивнула в ответ. — Ну, хорошо, я попробую.

— Шестнадцать лет назад Аманта Агоно…

Йенсен Ригер взвился со стула, который с грохотом проскрежетал о мраморный пол, привлекая внимание ближайших посетителей ресторана.

— Не желаю ничего слышать.

— Мистер Ригер…

— Нет! Я ничего не знаю! Оставьте меня в покое!

— Просто выслушайте…

— Если вы ещё раз подойдёте ко мне, я позову охрану! — он развернулся, чтобы уйти прочь.

— Аманта Агоно — моя мама! — крикнула Эльва, не обращая внимания на то, что многие гости уже недовольно оглядывались на странную троицу.

Йенсен остановился, как вкопанный. Медленно развернувшись, он, побледнев, подошёл к столу и сел обратно.

— Мистер Ригер, вы, вероятно, понимаете, о чём речь, — сказал Дамблдор.

— Здесь говорить я не могу. Встретимся через час в кафе «Бюргер» на соседней улице, — ответил он тихо, затем снова встал и вышел из зала, не оборачиваясь.

Кафе «Бюргер» оказалось мрачноватого вида дешёвой маггловской забегаловкой. Они устроились на одной из потёртых лавок, обитых бордовым кожзаменителем, которые располагались здесь с двух сторон каждого стола. В центре стола, на видавшей виды скатерти, стояли пустые перечница и солонка.

— История, которую вы хотите услышать, требует от меня рассказа о значительно более давних временах, — сказал Йенсен, когда Дамблдор попросил его рассказать всё, что он знает об Аманте и той памятной ночи, а полноватая женщина в фартуке и со скучающим лицом приняла у них заказ на три кофе. — Мне тогда было одиннадцать, и я едва получил в руки свою первую палочку. Жили мы в одном из спальных кварталов частного сектора, в отдалении от центра города.

Ума не приложу, почему раньше я ни разу не встречал и не замечал Аманту, хотя позже выяснилось, что мы жили за четыре дома друг от друга практически с самого рождения. Но, так или иначе, впервые я увидел её именно той весной, сидящей на берегу нашего небольшого озерца. Мне кажется, что я полюбил её уже тогда, в первую секунду, хотя в силу возраста не мог осознать этого. Я подошёл к ней и сел рядом.

— Привет, я Йенсен Ригер.

Она глянула на меня и улыбнулась.

— Привет, Йенсен Ригер. Меня зовут Аманта. Аманта Герос.

— Аманта, хочешь, покажу тебе секретное место здесь недалеко?

— Давай.

Она была меня на год старше, и уже начала своё домашнее обучение. Удивительно, но, похоже, особенных друзей у неё в тот период не было, потому что со дня нашего майского знакомства мы почти каждый день проводили вместе. Однажды, когда мы дружили уже достаточно давно для одиннадцати лет, я позвал её к себе в гости.

— Прости, Йенс, но я не пойду.

— Почему? — искренне удивился я.

— Потому, что я не могу пригласить тебя в ответ.

— А-а... Ничего страшного, я и не думал об этом.

— Моя семья не знает о том, что мы с тобой дружим. Если бы они узнали, они бы точно больше не выпустили меня никуда. Ведь твои родители — магглы. Не подумай, что это имеет для меня хоть какое-то значение, но дли них — имеет. Так что, давай дружить здесь — на улице.

— Ладно, — сдался я тогда.

Аманта была начитанной девочкой, и каждый раз находилось что-то интересное, что она могла рассказать мне, пока мы сидели на одной из раскидистых огромных ветвей старого дуба, валялись на берегу озера, или гуляли по бескрайним пшеничным полям.

Возраст тогда позволял мне не задумываться о том, что рано или поздно наш маленький мир должен был развалиться, поэтому я провёл тот май и всё следующее за ним лето абсолютно счастливым. А в конце августа она сообщила, что через три дня её семья переезжает на историческую родину в Норвегию.

Она сказала, что когда мы вырастем и будем предоставлены сами себе, она обязательно найдёт меня, и мы снова станем лучшими друзьями. Конечно, этому не суждено было сбыться. В сентябре я отправился в магическую школу, где, как и все, проводил каждый год до самого своего семнадцатилетия. На тот момент я уже был амбициозным молодым человеком — неплохо сдав экзамены, я собирался устроить свою карьеру в Министерстве, потому что мне казалось, что я смогу многое изменить. Все свои планы я, в принципе, осуществил, кроме части про «смогу многое изменить». Теперь я просто винтик той же системы.

Я не забывал Аманту — место в моём сердце она занимала совершенно особенное. Пару раз я наводил справки — знал, что она делает успехи на исследовательском поприще, слышал, что она вышла замуж, и стала Амантой Агоно.

Шестнадцать лет назад, когда я давно уже был женат и у меня подрастал сын, мне на работу пришло письмо от неё. Я тогда засиделся допоздна. В письме она просила меня срочно прибыть в одну больницу в Британии, упоминала, что крайне рискует и что нет времени на промедление. И я выполнил её просьбу. Аппарировал по указанному адресу и отыскал её палату. Она изменилась, конечно. Кроме того, она была страшно измотана — но всё равно, это была она. А рядом с ней в больничной колыбельке спал ребёнок.

— Йенс, без тебя мне не справиться, — сказала она.

— Что я могу сделать?

— Возьми бумаги, — она протянула мне тугую папку, перевязанную бечёвкой, — и спрячь их подальше. Так, чтобы только ты знал, где они.

— Хорошо. Ты не скажешь мне, что случилось?

— Я попала в плохую историю, Йенс, но объяснять нет ни сил, ни времени. Надо просто успеть всё исправить. Ты никому не должен сообщать, где находятся бумаги, кроме настоящего наследника Агоно. Пообещай.

— Обещаю.

— Мне нужна магическая клятва.

— Зачем это? Я и так все исполню, Аманта.

— Ты не понимаешь. Кто бы ни интересовался ими, никому нельзя рассказывать, где они. Мне нужно что-то надёжней, чем твоё желание. Прошу тебя. Это моя последняя просьба.

— Ладно.

И я скрепил магией своё обещание раскрыть местонахождение той папки только истинному наследнику рода Агоно.

— После чего она попросила меня уходить как можно скорее, и ни в коем случае не возвращаться за ней в эту больницу и не искать её никогда больше, — закончил Йенсен свой рассказ.

— Что ж, — сказал Дамблдор, — значит, мы попали по адресу — эта юная леди прямой потомок рода Агоно.

— Сам я уже готов поверить, что эта девушка — дочь Аманты, но принадлежность к роду Агоно должна быть доказана, иначе я буду нести последствия нарушения клятвы.

— Но как же это доказать? — удивилась Эльва.

— Один из самых простых способов — зачарованный фамильный гобелен. Практически все старинные семьи имеют такие, — проговорил директор. — Место для нового наследника появляется на нём ещё до его рождения, но только когда он прикоснётся к волшебному плетению, проступает изображение и более яркие буквы подписи. Если девочка — Агоно, гобелен отреагирует только на неё, и доказательства лучше не отыскать.

— Я думаю, этого вполне достаточно. А где гобелен?

— В этом-то и загвоздка. Позвольте связаться с вами чуть позже, мистер Ригер. Этот гобелен ещё нужно отыскать.

— Хорошо, только ни в коем случае не отправляйте письма мне домой. У меня давно есть семья, двое сыновей… Я не хочу вмешивать их в эту историю. А сейчас мне уже надо бежать — жена скоро хватится меня. Всего хорошего.

Йенсен поспешно удалился, оставив недопитый кофе.

— Эльва, прежде чем обратиться к мистеру Ригеру снова, нам с тобой, скорее всего, предстоит посетить твоих родственников в Греции. Я сообщу тебе заранее, когда подготовлюсь к путешествию. А сейчас нам, я думаю, пора — ты ведь наверняка не доделала домашнее задание.

(Тёмная сторона)

Аманта сидела в плетёном кресле, поджав под себя ноги и укрывшись по пояс шерстяным пледом. Можно было бы применить согревающие чары, но ей нравилось кутаться в кусающуюся ткань пледа, грея ладони о кружку горячего кофе. К кофе её приучила Греция. Только греки, в основном, пьют его холодным, а здесь, в Англии, без горячего не обойтись. Особенно ночью.

Луна уже выплыла из-за макушек окружающих дом высоких деревьев Нью Фореста и теперь рисовала молочные блики на дощатом полу веранды. Вокруг жила тишина, и в ней чудным образом различались шелест колышущейся осенней листвы, журчание ручья ниже к югу, копошащиеся в гнёздах птицы, мерный скрип покачивающегося на ветру навесного моста над оврагом — казалось, чем больше слушала Аманта эту тишину, тем больше звуков в ней находила.

За эти полтора года, что они провели в лесу Хэмпшира, она старалась затемно выбираться на веранду с чашкой кофе, как только выдавалась такая возможность. Происходило это, однако, нечасто — обычно она либо засыпала, измождённая, ещё до заката, либо работа затягивала её в свои сети на многие и многие часы.

Но сегодня она была здесь. Сегодня — особенный день. Сегодня она разгадала шифр Николаса Фламеля.

* * *

Они прибыли в Британию через месяц после обнаружения следа. За это время они изучили вдоль и поперёк абсолютно каждую книгу, найденную в тайнике Акрополя, имевшую отношение к их вопросу. Агоно вгрызлись в тексты, словно два оборотня, выпотрошив их все, пропустив через свои пытливые умы, и выдали свод кратких результатов. Лорд в очередной раз отметил про себя впечатляющие скорость и качество их работы; возможно, если бы в их головах не было столько ненужного мусора, он доверял бы им гораздо больше своих дел. Но приходилось работать с тем, что есть. По крайней мере, ни один из них ни секунды не колебался с тем, чтобы сменить жаркую Грецию на дождливую Англию.

Ещё несколько месяцев методичного обыска всех мест по списку, составленному Агоно, и под одним из древнейших каменных дольменов южной Англии обнаружился, наконец, очередной тайник, где на постаменте, защищённые всевозможными сильнейшими заклятиями от сырости, времени, грязи, лежали Рукописи о бессмертии, написанные легендарным алхимиком, Николасом Фламелем.

Позже Лорд мысленно пел хвалебную оду собственному чутью, потому что и в этот раз не стал торопиться с избавлением от гениальной парочки. Только через пару часов они осознали, что тексты зашифрованы. Всё, кроме небольшой тетради для наблюдений, не содержащей, в общем, ничего ценного — лишь хронологические рамки исследований и открытий алхимика, какие-то философские измышления да немного общих фактов о рукописях. Лорд лично перечитал тетрадь — разумеется, ключ к шифру указан не был.

Ему было совершенно ясно, что он не знает иных волшебников, у которых был бы хоть какой-то шанс расшифровать записи, кроме Деймона и Аманты Агоно, но даже у них на это могут уйти годы. Впрочем, ждать, когда требуется, Лорд умел.

Он разместил их неподалёку от места, где они нашли своё сокровище. Обширные леса Нью-Фореста в графстве Хэмпшир на юге Англии предоставляли отличную возможность укрыться от любопытных глаз, и очень скоро в самой чаще леса обнаружился пустой заброшенный домик. Магия помогла сотворить из почти разрушенного строения пригодное для житья место, и супруги поселились там с большой охотой — вдали от целого мира, связью с которым оставался для них сам Лорд.

Война, между тем, уже давно нашёптывала в его голове свои кровавые, могущественные речи. Он потихоньку вербовал сторонников, собирая их, мало-помалу, в тайных убежищах, созданных им по всей Европе. Когда скрывать от Агоно свои намерения стало в тягость (они очень скоро начали задавать слишком много вопросов о его будущих планах), он решил открыть им часть правды.

Такие разговоры случались у них порой по вечерам, когда Лорд оставался дольше обычного, помогая им опустошать запасы домашнего имбирного эля, который Деймон закупал у одного старого волшебника в Хайде — маленькой деревеньке к западу от их дома. Вообще-то Лорд не хотел, чтобы они высовывались, показываясь на глаза кому-либо, но в данном случае сделал исключение — полуслепой старик варил и продавал эль, не выезжая из деревни и не спрашивая имён у своих покупателей, едва ли через него можно будет что-то выяснить.

— Как продвигается работа? — спросил он, расположившись, как обычно, в кресле у камина в большом зале. С супругами Агоно Лорд по-прежнему надевал маску, но не в его привычке было позволять своим помощникам сильно расслабляться, поэтому с потрясающим мастерством он устраивал всё так, что при его визитах им с трудом удавалось чувствовать себя хозяевами в своём доме. Это он уговорил их выделить самое большое помещение под этот зал — убедив, что говорить о делах так будет приятней, чем на кухне или в гостиной. Это действительно было так, но кроме того — большая, тёмная, полупустая комната создавала нужную атмосферу серьёзности разговора. Сами Агоно не пользовались этой комнатой, видимо, никогда, кроме тех случаев, когда он приходил. С самого первого дня Лорд занял именно кресло, предоставляя своим собеседникам занимать диван напротив — от этого всегда казалось, что Лорд на особом положении, что его уединения ничто не должно нарушать и что вопросы здесь задаёт он.

— Предыдущая идея не сработала. Теперь я вывел список вариантов, исходя из самых знаковых алхимических дат и чисел, — ответил Деймон, подойдя к столику, до которого сидя можно было дотянуться только с кресла Лорда, и плеснул себе ещё эля. — Пока ни один не подошёл, к сожалению.

— Уже десять месяцев прошло, — задумчиво произнёс Лорд, разглядывая причудливые жёлто-розоватые блики от каминного огня, которые в густой жидкости создавали грани его бокала . — Аманта, у тебя тоже нет новостей?

Женщина отрицательно покачала головой, вскользь улыбнувшись мужу, севшему рядом с ней на диван и положившему руку ей на колено.

— Я и сама бы рада сказать, что есть, но, что поделаешь, пока — ничего. У меня есть кое-какие идеи, но вопрос требует более кропотливого подхода, и на такой ранней стадии лучше ничего не объяснять.

— Сколько потребуется времени на разработку твоей идеи?

— Не меньше трёх-четырёх месяцев, а там по ситуации.

— Нам нужно спешить. Вы же знаете, как много зависит от нашей работы.

Пару секунд слышался только треск огня.

— Откровенно говоря, Волдеморт, я хотел спросить — что именно зависит от нашей работы? — вдруг сказал Деймон, посмотрев на Лорда. — То есть, изначальные цели я знаю, но складывается впечатление, что что-то в корне изменилось.

— Что именно ты хочешь сказать, Деймон? — Лорд приподнял брови; лицо его оставалось бесстрастным.

Аманта раздражённо вздохнула, встала с дивана и направилась куда-то в темноту к окнам.

— Да брось, мы с Деймоном, конечно, с головой увязли в шифре, но всё же элементарные выводы сделать способны, — громко сказала она оттуда, не поворачиваясь. — Ты не ведёшь расшифровку, но очень на неё надеешься. Неделями пропадаешь и, по всей видимости, часто — за пределами Британии.

— Ну и, кроме того, — сказала она уже тише, подходя к нему со спины, чего Лорд очень не любил, — ты довольно сильно изменился за эти месяцы. Не похоже, что тобой всё ещё движет исследовательский интерес.

Как смеешь ты, жалкая девчонка, говорить со мной в таком тоне?

Как смеешь говорить, повернувшись спиной ко мне?

Таких, как вы двое, я могу сотнями выложить, бездыханных, друг на друга, и пройти по вам, как по тропе, на вершину своего триумфа.

— Аманта, прошу тебя, присядь — невежливо вести разговор, не видя собеседника, — бесконечно мягко сказал Лорд.

Она подчинилась.

— Я веду к тому, что мы с Деймоном должны знать, в чём теперь участвуем.

— Что ж. Это справедливо, и ваши догадки, разумеется, верны, — отозвался, наконец, Лорд. — В одном ты неправа, Аманта — мной никогда не двигал только исследовательский интерес, и я такого никогда не говорил. Я исследователь — и это правда. Но эти тексты мне нужны, чтобы спасти наше общество от того хаоса, в который оно погрузилось. Мной движет желание всё изменить, Аманта.

— О какого рода изменениях ты говоришь? — Деймон хмурился.

— О революции, — произнёс Лорд. — Я говорю о революции.

Какое-то время они изумлённо обдумывали услышанное.

— Ты не можешь всерьёз иметь это в виду, Волдеморт, это уже не шутки и не эксперимент, — выдохнула Аманта.

— Никаких шуток. Вы спрятались от всех в этом прелестном тихом месте и, возможно, забыли, как обстоят дела, но вокруг вас на самом деле всё по-прежнему. Хотя нет, всё гораздо хуже! Вам, как никому другому, отлично известно, что происходит — магическое сообщество в ступоре, развитие и продвижение получают только разрушительные веяния.

— Нам это всё понятно, но…

— Нет! Вдумайтесь в мои слова — если бы вы вдумались, не было бы никаких «но», — он наклонился вперёд, с жаром продолжая. — Старая власть выстраивает замки из галеонов, не подпуская к себе молодую кровь ни на дюйм! Посмотрите на них — они давно не пытаются вернуть доверие или исправить ошибки, они просто хотят удержаться у кормушки столько, сколько смогут. И этот срок зависит от нас. От вас, от меня. Дадим им сто лет — и они будут сидеть ещё сто лет, пока мир медленно тонет в пучине невежества, беспринципности, бесчестия. Никто не помнит, как важна магическая родословная, никто не чтит традиции, растущее поколение не стремится к совершенствованию, все ценности скоро перевернутся вверх дном… Мир на грани катастрофы, и вы это знаете не хуже меня. Просто признать отказываетесь.

И снова они были тронуты. А как иначе — это ведь когда-то были их собственные слова. Революционные идеи были им близки, они в них росли, и теперь каждое из слов Лорда достигло их ушей.

— То, что ты говоришь — правда. Но революция — это очень серьёзно, Волдеморт, — сказал Деймон. — Ты понимаешь, каким трудом она достанется? А, кроме того, тебе нужно что-то предложить миру взамен — нельзя оставить за собой руины.

— Мне есть, что предложить. В нашем обществе ещё достаточно талантливых и умных чародеев. Достаточно для того, чтобы полностью поменять состав правящих кругов. Например, мы с вами, в том числе. И раз уж разговор завёл нас так далеко, я должен спросить — могу ли я рассчитывать на вас?

— Это может привести к настоящей гражданской войне, — качая головой, проговорила Аманта.

— Война всё равно неизбежна. Но практически все встанут на нашу сторону! Подумай — власть давно потеряла свой авторитет. Её свержение дастся нам малой кровью. Только нужно как следует подготовиться.

— И ты хочешь как-то использовать рукописи? — спросил Деймон.

— Несомненно. Глупо было бы их не использовать. Я уверен, что в них сокрыт путь к огромной магической силе, а чем больший перевес её будет на нашей стороне, тем больших жертв в итоге удастся избежать. Но нужно торопиться — многие уже готовы идти за мной, и пока они горят этим огнём, медлить нельзя. Так вы со мной?

Деймон наклонился вперёд и скрыл лицо в ладонях, затем снова выпрямился, обернулся к Аманте, приподняв брови. Та задумчиво молчала.

— И ты обещаешь, что рукописи не будут обнародованы и не будут использованы для обретения бессмертия кем бы то ни было? — спросила она.

— Разумеется.

— И, кроме того, даёшь слово сделать всё, чтобы лишняя кровь не была пролита?

— Всё, что будет от меня зависеть.

— Хорошо, тогда мы с тобой.

Деймон кивнул в подтверждение слов жены.

* * *

Старенький блокнот, найденный вместе с зашифрованными текстами, Аманта, конечно, просмотрела уже много раз. Но теперь, когда многие месяцы безуспешных поисков разгадки нещадно подрывали веру в собственный успех, она снова взялась за его изучение. Её рассуждения были просты — этот блокнот, по сути, не содержал никакой ценности (ну, кроме, разве что, историко-биографической — всё-таки он был написан самим Фламелем), потому и не был зашифрован. Но он всё же занял своё место рядом с тщательно спрятанными рукописями. Зачем же Фламель положил его в тайник?

Думая так, Аманта читала книжицу неспешно, размышляя над словами её автора, пытаясь представить его тогда, давным-давно, ведущим своё исследование и ещё даже не знавшим, дойдёт ли он до конца.

Николас Фламель искал ответ именно на этот вопрос — как обрести бессмертие. Преодоление неизбежного рубежа, называемого смертью, казалось ему высшим олицетворением превосходства мага над природой, человека — над своей судьбой. Он уже достиг немалых высот и в алхимии, и в магических искусствах к моменту первой строки в этом блокноте, и впоследствии в его записях часто появлялись отсылки ко всевозможным его открытиям или описания обнаруженных им когда-то уникальных магических свойств.

Здесь были пометки о древних персидских магических свитках, с которых брала своё начало алхимия античности, были упоминания о четырёх первоэлементах Аристотеля — именно он первый сформировал учение о стихийных чарах, и этот труд впоследствии стал настольной книгой каждого уважающего себя мага-исследователя.

Будучи алхимиком, Фламель, прежде всего, обращал свой взор на трансфигурацию. Вернее, в те времена её ещё просто не существовало, потому что этот раздел магии был основан как раз на исследованиях алхимиков, которые учились преобразовывать одно вещество в другое.

Но в определённый момент француз полностью отдался проблеме бессмертия. Найденные им древние трактаты неизвестного арабского волшебника (Фламель почему-то везде называл его Жрецом) позволили ему уверовать в реальность победы над смертью. Много страниц отводилось в блокноте тому периоду, когда он постигал эти трактаты. Он углубился в изучение Древнего Востока, тамошних языков и наречий, старался отыскать ошибки и, по-видимому, понял что-то, смог найти там некое связующее звено. Он писал:

«Сегодня ночью недостающее, наконец, было найдено. Теперь, когда разгадка, ускользавшая от меня двадцать шесть лун, лежит передо мною на доске для вычислений, я не могу понять, как мог так долго думать над нею. Она — словно ясная ясность, словно самая суть, связавшая воедино все части. Без неё — удачи не добиться, как не добился Жрец».

Несмотря на множество упоминаний, в блокноте Фламель ни разу не выразился конкретно. Он хорошо понимал, что не должен отмечать здесь ничего существенного, ведь он не пользовался никаким шифром и делал эти записи просто для освобождения от мыслей и облегчения души — для исследователя, чей удел всё чаще — одиночество, это было в порядке вещей.

Прослеживая дальше путь Фламеля, Аманта нашла момент, где он писал о магическом артефакте, необходимом ему для завершения ритуала обретения бессмертия. Он снова погружался в изучение вопроса, много путешествовал, обнаружил сведения о могущественном кольце Адониса (или Одина, или Атона), дающем неуязвимость в бою, узнал легенду об Авраамовом жезле иудейском, несущем жизнь и обращающемся в змею, но ни один из этих артефактов не показался ему подходящим. Часто он пытался описать, что именно его не устраивает.

«Если кто хоть раз начинал дело такой же важности, как и я, тот поймёт, что ни в коей мере не имею я права соглашаться на приемлемое, но должен искать идеальное. Всё, что попадалось мне до этих пор, всегда имело какое-то несовершенство, но это мне понятно — ведь оно создано не для моих изысканий, а имеет своё особенное предназначение».

Позже он начал задумываться о создании нового артефакта, который бы обладал всеми необходимыми алхимику свойствами. Так зарождается мысль о философском камне. И Фламель воплотил свою мечту в реальность — судя по записям, ему удалось произвести магический артефакт, который был нужен для обретения бессмертия.

И это была последняя запись, укладывающаяся в логическое понятие дневника — с некоей последовательностью и хронологией событий. Всё, что следовало дальше, не имело ни начала, ни конца — сумбурные, несвязные пометки, упоминания о своих мыслях и чувствах, философские измышления.

Через некоторое время Аманта пришла к выводу, что Фламель, вероятно, испробовал на себе открытую им магию, и наступившие последствия заставили его отказаться от дальнейшего ведения дневника. Из-за заметной смены писательского слога она также решила, что между первой, последовательной частью, и второй, философской, прошло довольно много лет.

Между тем, настроения второй части были гораздо менее радужными и оптимистичными.

«Часто я стал обращаться к Игнам (от латинского «Игнорум» — незнающий, этим словом в средние века называли в Европе магглов) и к их жизни: так у них всё однобоко, но вместе с тем — глубоко. Глубже нашего. Они наверняка знают, что есть смерть и зачем она им нужна, и каждый представляет своё место в царстве мёртвых. Все их существование наполнено целью и смыслом, ведь смерть не несёт им конец, а несёт новое начало. Отчего нет такого у нас? От знаний ли сути магической? Чудеса, что для них не имеют границ, для нас — подчиняются, как и всё прочее, правилам и законам, не оставляя места для свободы».

«Для любого зреющего плода древесного неизбежно когда-нибудь упасть на землю, теряя свои оболочки и превращаясь в Ничто, как и для жизни человеческой неизбежно рано или поздно прийти к смерти. И никогда и никто не стал бы возражать, что было бы желанней оставить плод на ветвях навечно. Ведь самая суть жизни плода тогда растворилась бы. Всю свою жизнь он растёт и зреет, от мала до велика, взращивая семена внутри себя, наливаясь соками, питающими их, но лишь упав на землю и разрушившись, обретут эти семена своё предназначение — попадут в почвы и станут новым древом. Без этого конца не стоит плоду и начинать расти. То же самое с людьми. Когда всё время мира лежит перед ногами человека, он больше не знает, зачем оно ему нужно».

«Чем больше я живу, тем лучше вижу, что верования Игнов содержат великую мудрость. Не истину — от истины они так же далеки, как и я от своей смерти, а именно мудрость человеческую. Эта мудрость спасает их от ошибок, дарит забвение и утешение их душам, помогает отыскать свой путь во мраке мира. Если бы мне довелось родиться Игном, я бы тоже научился по-настоящему познавать её. Я и сейчас пытаюсь, но чувствую, что что-то в моей душе безвозвратно утеряно, и я могу только представлять, как могло бы верование заполнить меня до краёв, делая счастливым».

«Долгие десятилетия накопления знаний остались позади, и открыл я много из того, что мечтал открыть. Постиг то, что прежде казалось непостижимым. Но теперь я знаю — всё в мире устроено со смыслом, и в том числе — неведение человеческое. Человек, как и маг, не создан для бесконечного знания, потому что знание, словно камень, давит на душу его. Правду сказал царь Иерусалимский в священных письменах Игнов: во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь».

По мере чтения Аманта стала замечать, что Фламель всё больше отчаивался из-за своего бессмертия. Без ожидания логического конца душа его стала томиться в этом мире, и он всё больше приходил к уверенности, что смерть задумана самой судьбой, как следующий этап жизни. Всё чаще он обращался к религиозным и философским трактатам магглов, пытаясь найти в них отдушину. Некоторые их названия встречались в тексте не единожды.

— Деймон, тебе же довелось пройти некоторое маггловское религиозное воспитание? — спросила Аманта мужа как-то вечером, когда они вместе устроились на любимой веранде после долгих часов работы в кабинете.

— Да — в моём роду это принято включать в образование каждого наследника. А дальше уже некоторые по собственной воле продолжают обучение в этой сфере.

— Тогда скажи, о чём тебе говорит цитата «Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь»?

— О чём говорит… Вполне в духе остальных подобных текстов, наверное. Ничего конкретного, прости. А что?

— Пока ничего… А не помнишь, кто такой царь Иерусалимский?

— Помню, вроде бы. Царь Соломон был по преданиям мудрейшим из царей. Есть вероятность, что он и вправду существовал.

— Это были его слова — про мудрость. Где их можно было прочитать?

— На самом деле, некоторые изречения Соломона действительно были собраны вместе в одном из древних библейских писаний. Кажется, она называлась «Книга Екклезиаста, или Проповедника». Ты что-то нашла?

— Ещё не уверена, просто Фламель часто упоминает этого персонажа.

Через несколько недель Аманта получила от Волдеморта опубликованный текст писания. Она чувствовала, что поймала след, что стоит на пороге ответа. Перечитав книгу от первого до последнего слова, она, тем не менее, растерялась — это был просто сборник полезных изречений, иногда о простом и приземлённом, иногда — о высоком и философском. Занимательно, да, но ответ по-прежнему не был найден. Однако, представляя, что должен был чувствовать бессмертный Фламель, потерявший желание жить, она подумала, что он действительно мог увидеть в этой книге куда больше смысла, чем она сама.

И в один из вечеров, когда она в очередной раз просматривала текст в поисках чего-то, что могла упустить, Аманта вдруг нашла кое-что. Фразу, которую Фламель в своём душевном состоянии не мог не заметить, но которую ни разу почему-то не упоминал в своих записях. А ведь француз, оказывается, очень часто приводил цитаты из «Книги Екклезиаста», которая при этом была совсем небольшой. И пропустить такую важную фразу? Не может быть, чтобы это было случайным.

Именно в тот момент догадка парализовала всё её существо: ведь каждое изречение, а если называть правильно, стих, имело свой номер.

Наконец, всё встало на свои места. Достигнув бессмертия, Николас Фламель изменил своё мнение о нём и решил, что люди не должны владеть этим знанием. Но, не сумев всё же разрушить плоды своих многолетних трудов, он решил зашифровать их так, чтобы отгадать шифр смог лишь тот, кто поймёт и всю опасность содержащегося в них знания. Именно поэтому ключом к шифру он сделал слова, которые больше всего казались ему подходящими, которые он, возможно, стал считать единственной значимой в жизни истиной.

Все произошло из праха и в прах должно возвратиться. Книга Екклезиаста, глава 3, стих 20.

Глава 3, стих 20.

3 2 0.

Ключ к шифру Николаса Фламеля был найден.

В один из долгих октябрьских вечеров Эльва сидела в гостиной факультета, монотонно повторяя про себя все семь законов высшей трансфигурации подряд. За наколдованным окном хмурилось просторное тяжёлое небо, и холодный ветер нещадно гнал куда-то остатки пожухлой листвы.

— Привет.

Эльва подняла глаза от книги и с удивлением увидела перед собой Дафну Гринграсс. Та стояла, смущённо опустив взгляд.

— Привет, — осторожно отозвалась Эльва.

— Занимаешься? Я не помешаю, если присяду рядом?

— Да нет, конечно, садись.

Дафна опустилась на диван.

— Эльва, я хочу извиниться за то, что... что так отнеслась ко всему этому… В общем, прости меня.

— Без проблем, забыли, — Эльва не имела понятия, почему Дафна вдруг изменила своё мнение, но повторять дважды ей было не нужно — она сама-то так и не извинилась ни перед Драко, ни перед Пэнси, ни перед другими однокурсниками.

— Понимаешь, когда всё произошло, я…

— Дафна, тебе не нужно ничего объяснять, я всё понимаю, правда.

Гринграсс улыбнулась.

— Ладно. Спасибо. А то я, если честно, всё равно не знала, как объяснить. Люциус Малфой в Азкабане, и теперь даже папа говорит, что это правильно.

Эльва, посчитавшая инцидент исчерпанным, попыталась вникнуть в суть её слов.

— Прости, не пойму, при чём тут Люциус Малфой?

— Ну, я знаю, его ещё тогда арестовали, но никто ведь не знал точно, что произошло, и что будет дальше. Но теперь с Малфоями уже никто из уважающих себя семей не общается. Папа тоже говорит, чтобы мы с Асторией держались от Драко подальше. Короче, Малфой-младший, может, и считает тебя предательницей, но я — уже нет.

Эльва потеряла дар речи. Так вот что повлияло на поведение Гринграсс — утрата Малфоями своего положения? Теперь нужно не подгонять своё мнение под мнение Драко, а, наоборот, думать по-другому, нежели он.

— Знаешь, Дафна, вести дела с Малфоями, может, теперь и не модно, но Драко имеет полное право думать обо мне так, как он думает. И мне, если честно, гораздо приятнее видеть его искреннюю обиду, чем твою беспринципную и лживую дружбу. Мне пора.

И, захлопнув учебник, Эльва ушла наверх.

Уже потом, после отбоя, в спальне появилась Астория, с укором глядя на подругу.

— Зачем ты так с ней? Она ведь хотела помириться.

— Неправда. Помириться хотела ты, когда пошла против общего мнения. А Дафна… Ты и сама понимаешь, почему она подошла ко мне.

— Понимаю. Потому, что в нашей семье теперь говорят совсем другие речи. Но тебе не в чем её винить. Она всегда восхищалась своими родителями и видела в них своих единственных кумиров. Семья обладает для неё нерушимым авторитетом, и их мнение для неё — то, на которое следует ровняться. Так что, знаешь, она виновата лишь в том, что, в отличие от меня, не подвергает сомнению слова своего отца в обществе, где с трудом можно различить, кто твой друг, а кто — враг.

Эльва удивлённо посмотрела на Асторию. Младшая Гринграсс редко тратила силы на то, чтобы задумываться о таких вещах, а тем более — говорить о них. Но сейчас она выглядела так самоотверженно и серьёзно, словно стала в одночасье взрослей. Даже в то утро в больничной палате она не была такой серьёзной. В который раз Райт подумала, что, как бы ни казалось на первый взгляд, сёстры Гринграсс друг за друга стояли горой.

— И всё же мне бы хотелось слышать её собственное мнение, — не сдавалась Эльва, из-за чего Астория поджала губы и покачала головой.

— Она хочет, как лучше, Эльва. Она не врёт, она действительно сама теперь так думает. Просто папа имеет на неё большое влияние.

Повисло молчание.

— Может, ты отчасти и права, — нехотя признала Эльва, вздохнув. — Дафна не заслужила настолько резких слов. Мне следовало бы вспомнить, в каком неоднозначном положении была я сама. Но всё равно, я считаю, что всё это не правильно.

— Может быть. Иногда я тоже ругаюсь с Дафной по этому поводу. Но такая уж она есть. Она не плохая.

Астория примирительно улыбнулась, и Эльва спросила её уже шутливо:

— А ты что же, получается, мнения родителей не слушаешь?

Астория засмеялась.

— Да, у нас в семье именно я — тот человек, который получает гневные взгляды за завтраком, причём не только от родителей, но и от Дафны. А папа в шутку иногда говорит про меня «наша бунтарка». Так уж выходит — сначала сделаю обязательно по-своему, а потом разбираюсь, не ошиблась ли. Я потому и отказалась от мысли работать в компании родителей, как Дафна.

— Чем же думаешь заниматься?

— Родителям говорю, что хочу в Министерство в отдел расшифровки магических иероглифов и логограмм. Потому и на руны записалась.

— А на самом деле?

— Ты только не говори никому, ладно? — заговорщически оглядевшись, вполголоса проговорила Гринграсс, снова становясь сама собой. — Я мечтаю выпустить свою линию косметических зелий. Понимаешь, всё, что сейчас предлагается — либо бесполезно, либо действует не совсем так, как хотелось бы. Мне кажется, я смогу сделать именно то, что нужно. Не знаю, как проверну всё это, но никто из моих не должен узнать прежде, чем у меня что-то получится. Кстати, а ты сама что собираешься делать после Хогвартса?

— Не знаю, может, подам заявку в Аврорат.

— А я так и думала, — улыбнулась Астория.

— Правда?

— Конечно. Ты не из тех, кто захочет отстраниться в такой период. Когда вокруг такое происходит, ты думаешь, что должна внести свою лепту. В тебе это чувствуется. Да что говорить, ты даже за гриффиндорцев пошла сражаться! — засмеялась Астория так, как будто сражаться за гриффиндорцев было самой безумной блажью, на которую не подписался бы ни один здравомыслящий человек. Эльва оставила это без внимания.

— Да, в общем ты, наверное, права.

На следующий день Эльва сама попросила прощения у Дафны, сославшись на раздражительность и усталость. Обе чувствовали за собой вину друг перед другом, поэтому всё быстро решилось миром. В качестве последней точки в этой истории Эльва пригласила сестёр Гринграсс в Хогсмид в ближайшие выходные и ради этого даже постаралась освободить субботу от домашних заданий, из-за чего в пятницу отменила их с Гермионой тренировку в Выручай-комнате.

В субботу утром разразилось невероятное ненастье: дождь шёл стеной, и шквальный ветер преломлял струи так, что иногда они оказывались почти параллельны земле. Всё окружающее школу пространство погрузилось в слякоть и лужи, и желающих отправиться на прогулку было крайне мало. Однако, посовещавшись, однокурсницы решили не отменять поход и, закутавшись поплотнее в плащи и куртки, устремились в «Три метлы».

Паб оказался переполнен теми смельчаками, которые отважились выйти на улицу в такую погоду. В помещении было душно, витал пар от мокрых одежд посетителей, и едва можно было отыскать хоть один свободный столик.

— Мерлин, здесь сегодня не сесть! — перекрикивая многоголосый гул разговоров, воскликнула Астория.

— Да уж, — Эльва мрачно осмотрелась.

— Может, пойдём к Паддифут? — предложила Дафна. — Не в "Кабанью Голову" же идти!

У мадам Паддифут действительно ажиотажа не было — не многие влюблённые парочки сегодня захотели устроить свидание. Девушки разместились за одним из столиков, заказав напитки.

Пока ждали заказ, разговорились о предстоящей контрольной по зельеварению, которую Слизнорт обещал провести уже в начале ноября.

— Хорошо ещё, что не так придирается, как Снейп! — сказала Дафна про преподавателя.

— Это, конечно, так, но я уверена, что писать придется столько, что мне едва ли хватит одной баночки чернил, — жаловалась младшая Гринграсс.

— Ой, совсем забыла! — спохватилась Эльва. — Мне нужно забежать в «Перья Писарро» и кое-что докупить. Знаете, я, пожалуй, сбегаю прямо сейчас, вернусь за пять минут!

«Магазин Перьев Писарро» располагался всего за два дома от «Кафе мадам Паддифут». Эльва быстренько купила чернил и перьев, а затем поспешила вынырнуть в бушующую непогоду. Под ногами разлилось настоящее море, и всё внимание Эльвы было поглощено тем, чтобы перескакивать с возвышенности на возвышенность, стараясь при этом не упасть в лужу. Вероятно, именно поэтому с очередным прыжком она угодила в какого-то прохожего.

— Ох, простите! — пробормотала она, поднимая взгляд и с удивлением узнавая бледное лицо профессора Снейпа. Тот, видимо, тоже не ожидал встреч со студентами и выглядел рассеянным. — Профессор Снейп! Добрый день.

— Мисс Райт, — произнёс Снейп, озираясь по сторонам, будто ища кого-то взглядом. — Что вам не сидится в школе в такую погоду?

— Так получилось, — ответила девушка, не зная как тут ещё можно оправдаться. — Вы кого-то ищете?

— Нет, — Снейп с сомнением поглядел на неё и снова осмотрелся. — То есть… Здесь, кажется, только что был человек в капюшоне. Я как раз шёл за ним, когда на вас наткнулся.

Улица была абсолютно пуста.

— Может, он свернул к "Кабаньей Голове"? — предположила Эльва.

— Да, возможно. Что ж, желаю приятно провести время, мисс Райт.

И он вскоре скрылся за серой пеленой дождя.

К обеду Дафна, Астория и Эльва поплелись обратно в школу, неспешно бредя вдоль обочины под непрекращающимся ливнем. Неожиданно впереди раздался пронзительный крик, доносящийся даже сквозь шум воды и вой ветра. Студентки переглянулись и ускорили шаг, различив на дороге группу людей. Крик, между тем, не прекращался, и Эльва побежала вперёд — она узнала в стоящих Гермиону и Рона. Кроме них была ещё одна девочка с Хаффлпафа, а на земле лежала Кэти Бэлл — Эльва знала её, так как та играла в гриффиндорской команде по квиддичу. Кэти кричала, едва успевая вдыхать, и тело её содрогалось в страшных судорогах. В какой-то момент Дафна и Астория замерли, оставаясь позади, — может, из-за того, что распознали гриффиндорцев, а может, просто испугались вида Кэти. Эльва же поспешила на помощь.

— Что с ней?

— Я не знаю! Я не знаю! — рыдая, твердила хаффлпаффка. — Этот пакет… Я только хотела посмотреть. Я не виновата!

Рядом на земле рядом лежал, намокая, потрёпанный сверток из бумаги.

— Похоже на проклятие, — дрожащим голосом сказала Гермиона, глядя на мечущуюся Кэти большими глазами, — Гарри пошёл за помощью.

Эльва наклонилась к свёртку — и тут же схватилась за запястье, которое обжёг металл зачарованных часов.

— Да, тёмная магия. Трогать это нельзя.

Через минуту прибежали Гарри с Хагридом, и профессор унёс хрипящую Кэти. Гарри обмотал пакет шарфом, чтобы унести его, и все направились в замок.

* * *

В понедельник Гермиона рассказала, что Кэти получила злосчастный пакет в туалете «Трёх мётел», после чего вела себя странно и хотела отнести его в школу, чтобы кому-то передать, и что, скорее всего, она была под действием заклятия «Империус».

— Гарри уверен, что это Малфой. Ожерелье продавалось в «Горбин и Беркс» — я его там видела, а Малфой там как раз что-то собирался купить.

— Но как он пронёс его в школу через Филча? — удивилась Эльва, вспоминая, какую дотошную проверку устраивает смотритель всем входящим и выходящим в связи с неспокойными временами.

— Вот и я говорю, что Малфой едва ли мог это сделать, — покачала головой Гермиона, а потом вдруг спросила: — Слушай, ты никогда не слышала о Принце-Полукровке?

— О ком? О Принце? Нет, не слышала. А кто это?

— Не знаю. Гарри достался старый учебник по зельеварению, подписанный неким Принцем-Полукровкой. В нём вручную дописаны комментарии к тексту, исполняя которые, Гарри удаётся варить невероятные зелья. Кроме того, там ещё записаны формулы заклинаний, которые этот Принц, похоже, сам придумал. Мне кажется, не все они безобидны.

— Так вот почему Гарри так блистает у Слизнорта в последнее время! — догадалась Эльва. — А я уже начала верить, что Снейп подделывал результаты его работ в прошлом году.

— Да, всё эта ужасная книга. Не понимаю, как Гарри может быть настолько беспечным, чтобы пробовать не знакомые никому заклятия!

— Зато он сам проявляет склонность к обучению, — ободряюще улыбнулась Райт и добавила: — Присматривай за ним.

Уже гораздо позже Эльва вспомнила свою встречу со Снейпом у магазина перьев. Она первый раз видела его в Хогсмиде. Что он мог там делать? В такой дождь, один. Невольно сознание чертило параллель со злосчастным свёртком, особенно в свете «работы» Снейпа на Волдеморта. Но, с другой стороны, зачем бы ему понадобилась такая сложная схема с туалетом, «Империусом» и студенткой? К тому же, чтобы Снейп подверг опасности жизнь ученика?

Ах, да, он ведь упоминал, что видел кого-то! Эльва напряглась, тоже пытаясь выцепить из памяти человека в капюшоне, но это было бесполезно — она тогда смотрела только себе под ноги.

Гарри винил во всём Малфоя. Эльва подумала о том, как в один из вечеров ей посчастливилось — о, чудо! — оказаться с Драко наедине в гостиной. Она задала ему какой-то несущественный вопрос о домашних заданиях, ожидая презрительной ухмылки в ответ, а может даже парочки ядовитых слов. Но Драко, похоже, только через несколько мгновений понял, что к нему обратились, отрицательно покачал головой, не сводя обречённого взгляда с каминного пламени, а затем встал и ушёл в спальню. Эльва замечала, что он всё больше погружался в свои мысли, вечно сидел, сжав челюсть и смотря в никуда. Конечно, его отец угодил в Азкабан, очень многие сторонились теперь их семьи, и сама Эльва сыграла в этом не последнюю роль, но достаточно ли этих причин для таких изменений? Или, всё-таки, подозрения Гарри подтвердятся?

Последние выходные октября пролетели в бесконечных разговорах о квиддиче — субботний матч Слизерин-Гриффиндор ждала чуть ли не вся школа. Малфой перед матчем куда-то пропал, и Эльва с тревогой узнала, что его место займёт какой-то пятикурсник. Грэхэм на её вопросы раздражённо ответил, что Драко заболел, и что ему некогда выяснять, чем именно. Но в больничном крыле, куда Эльва забежала перед матчем, повинуясь неясному чувству тревоги, её якобы заболевшего однокурсника не оказалось. В недоумении она пошла на трибуны.

Радостных вестей Слизерину игра не принесла — Рон сегодня был в ударе и брал все мячи подряд, а Гарри снова поймал снитч. Красно-золотой факультет восторженно ревел, унося с поля своих победителей на руках. Вечером у них будет праздник.

Эльва решила ещё раз зайти в больничное крыло, но снова встретила только удивлённую Помфри, которая опять заверила её, что мистер Малфой не появлялся, и, видимо, подумала, что Эльва переволновалась из-за матча.

Самое невероятное, что Драко оказался в гостиной, сидя, как ни в чём не бывало, рядом с Пэнси. Никто ни о чём его не спрашивал — его странное поведение в этом году не укрылось от окружающих, и они предпочитали не лезть к бывшему «королю факультета». Эльва, конечно, тоже не стала.

В понедельник после уроков мисс Райт направилась в библиотеку. Гермиона была уже там, и с первого взгляда на неё было понятно, что что-то стряслось — глаза её были красными, словно она рыдала ночь напролёт.

— Гермиона!

— А, Эльва, привет, — бесцветным голосом отозвалась гриффиндорка и пододвинула учебник по трансфигурации. — Держи, я с этим закончила.

— Всё в порядке?

— Да. А что?

— Не знаю, просто такое ощущение, что что-то случилось.

— Абсолютно ничего.

Следующие двадцать минут Гермиона молча пялилась в раскрытую книгу. Можно было, подумать, будто она читает, но тот факт, что страницу она перевернула лишь дважды, периодически хмурясь и поджимая губы, давал понять, что она была где-то далеко в своих мыслях.

Прошло ещё немного времени, и Гермиона перевернула страницу в третий раз.

— Так, рассказывай, — сказала Эльва не терпящим возражений голосом, захлопывая свой учебник.

— О чём?

— Узнаю, когда расскажешь.

— Эльва, я не…

— Ну, хватит! Признавайся, что случилось.

Гермиона осеклась на полуслове, затем вздохнула и уставилась на свои колени.

— Ничего такого. Просто Рон теперь встречается с Лавандой Браун.

— С Лавандой? — удивлённо сказала Эльва. На самом деле о мисс Браун она почти ничего не знала, а удивлялась тому, что для Гермионы это вообще имело какое-то значение — обычно та не обращала внимания на красноречивые взгляды Уизли. Но теперь подругу следовало поддержать. — Но она же совсем глупая!

Ошибиться с этим было невозможно — Гермиона считалась самой умной девочкой на курсе, и любая в сравнении с ней могла называться «совсем глупой».

Гермиона грустно хмыкнула в ответ.

— Может, она его амортенцией напоила? — спросила Эльва.

— Не думаю. Она ещё перед матчем строила ему глазки, а Рон, похоже, был этим крайне доволен.

— Гермиона, Рон ни за что не сможет без тебя. Даже если он вдруг по своей глупости забылся, он скоро поймёт, как был неправ. И раскается. Я уверена, что так и будет. Не переживай.

— А я и не переживаю, — упрямо возразила гриффиндорка.

Письмо от директора пришло в четверг. Он обозначил время их следующего путешествия, снова просил сделать уроки к выходным, а также упоминал, чтобы Эльва захватила с собой медальон Агоно и лёгкие вещи. Эльва помнила, что следующим пунктом на их пути стояло посещение её родных в Греции.

Убрав пергамент в карман, она укуталась в мантию, глядя на замерзающее озеро. В прошлом году она так часто видела эту картину, сидя на берегу.

Сегодня был тот самый день.

— Розариус Альбус, — шепнула она слова заклинания, и горсть небольших камешков в её ладони обратилась в лепестки белой розы, тут же подхваченные ледяным ветром и уносимые куда-то в темнеющее небо. — Я скучаю по тебе, мама.

* * *

Несмотря на холод, Дамблдор снял свой неизменный серый плащ, как только они поравнялись с воротами, и засунул его в тряпичную сумку, которая теперь висела у него на плече.

— Клади свою мантию сюда, — сказал он, указывая на свою ношу, и Эльва послушно сняла чёрную ткань, и так плохо спасающую от пронизывающего ветра.

— Ну, вперёд! — бодро произнёс директор и увлек её за собой в водоворот аппарации.

Эльву с головой накрыл многоголосый шум, а замёрзшее тело обожгло волной палящих солнечных лучей. Рыночная площадь, на которой они очутились, находилась почти в самом центре Афин, и народу здесь было, кажется, больше, чем на мировом турнире по квиддичу. Вправо и влево расходились торговые ряды, состоящие из павильончиков и лотков, маленьких и больших, старых и новых, и разнообразие на этих прилавках было так велико, что Эльва никак не могла сообразить, чем именно тут торгуют. По многочисленным рядам сновали облачённые в яркие и непривычные одежды магглы, причём поток их был таким плотным, что делал их похожими на быстрые воды сказочной разноцветной речки.

Путники вышли из-под навеса одной неиспользуемой торговой палатки, укрывшей их появление от любопытных глаз, и влились во всеобщий хаос. Эльва восторженно вертела головой во все стороны, сквозь суету и суматоху подмечая некоторых обитателей этого странного места. Вот напротив них смуглый грек неопределённого возраста, улыбаясь во все свои примерно двадцать зубов, как минимум два из которых — золотые, развешивал цветастые бусы по стенам своего павильона, периодически выкрикивая что-то покупателям. А по центру ряда, мешая людям проходить, стояла полная женщина в расшитом платке — тоже торговка, и цепко держалась за локоть покупательницы, тряся перед ней лоскутом материи и быстро что-то говоря. Потрёпанный пёс, пользуясь всеобщей суматохой, аккуратно тащил что-то съестное из дырки в пакете зазевавшегося прохожего, остановившегося у лотка с деревянной посудой. Тут и там бегала чумазая ребятня, выпрашивая не то еду, не то деньги. Сотни ароматов — пряных, фруктовых, непривычных — витали в воздухе.

Дамблдор остановился у лотка с фруктами.

— Нельзя же идти в гости без подарка, — объяснил он, указывая торговке — полной женщине, прятавшей под прилавком двоих не очень чистых ребятишек — на спелые персики.

Гречанка вскоре отдала ему пакет, ожидая оплаты. Директор достал из кармана галеон и протянул ей, но она немедленно замахала руками, гневно возражая. Тогда старый маг кивнул ей, улыбнувшись, положил галеон обратно в карман и снова достал его же. Но в этот раз лицо женщины посветлело, и она радостно приняла монету, а затем стала отсчитывать сдачу. Дамблдор остановил её жестом, как бы говоря, что сдачи ему не надо, и женщина, обрадовавшись ещё больше, подарила Эльве гроздь спелого винограда.

Наконец рыночные ряды закончились, и путники вышли на широкую улицу.

— Нехорошо обманывать бедных торговцев, профессор, — сказала Эльва, уплетая виноград, предварительно очищенный заклинанием.

— Поверь, я дал ей гораздо больше, чем она думает. Галеоны, как тебе известно, сделаны из золота.

В Афинах причудливо соединялись завораживающий дух древности и привычный ритм современного города. Путники миновали несколько маггловских кварталов, прежде чем свернуть в крохотный проулок между домами, который вывел их на улочку, мощённую камнем. Эльва стала замечать прохожих, одетых в цветастые мантии, а витрины многих магазинов были увешаны волшебными плакатами.

Через некоторое время Дамблдор остановился у ограды одного из домов.

— Это здесь? — спросила Эльва, заинтересованно разглядывая низенький светлый домик сквозь прутья решётки ворот. Входная дверь его была настежь отрыта, а в проёме висела лёгкая светлая занавеска, видимо, для защиты от насекомых.

— Я так полагаю, что да. Думаю, вот этот символ должен быть тебе знаком, — маг указал рукой на кованые узоры ограды, и Эльва вдруг узнала среди цветочного орнамента герб семьи Агоно, тот самый, что висел сейчас на её шее.

Заскрипев старой калиткой, почему-то оказавшейся незапертой, директор прошёл внутрь, Эльва — за ним.

— Хозяева! — окликнул Дамблдор.

Раздался звонкий лай, и из-за дома прихромал большой рыжий пёс. Одна из его передних лап была, вероятно, когда-то перебита, и теперь бедняга поджимал её к груди, передвигаясь на оставшихся трёх. Травма, тем не менее, не мешала ему уверенно лаять на непрошеных гостей.

Какое-то время они оставались стоять на дорожке, ожидая, что кто-то в доме услышит собаку. Наконец, из-за занавески выглянула женщина. Довольно красивая, смуглая, с чёрными, слегка вьющимися волосами, спускающимися ниже плеч, и прямым греческим носом, она нахмурилась, увидев незнакомцев, и быстро заговорила на незнакомом языке.

— Приветствую, вы говорите по-английски? — спросил директор.

Гречанка секунду будто раздумывала, а затем окликнула кого-то в доме.

Через пару минут вышла, пошаркивая, сгорбленная старуха. Из-под её чёрного платка выглядывали абсолютно седые волосы, а правой рукой она опиралась на заношенную деревянную трость. Обе обитательницы дома были одеты очень просто, даже бедно.

— Что вы хотите? — спросила старуха с жутким акцентом.

— Добрый день, мы здесь по одному очень важному вопросу. Вам, вероятно, знаком мистер Деймон Агоно, и именно он…

Старуха в сердцах стукнула тростью по каменному крыльцу.

— Уходите! Makri?! Прочь, сейчас же! — крикнула она. — И скажите всем, что ходить сюда нельзя! Stasi!

Эльва непонимающе уставилась на своего спутника, который, похоже, тоже был немного озадачен. Вдруг он с облегчением улыбнулся.

— Нет, мы не журналисты и не исследователи! Нам очень нужно найти маму этой девочки, — он указал на Эльву, которая, спохватившись, вытащила золотой медальон и сделала пару шагов к крыльцу.

Старуха тоже прошаркала ближе, недоверчиво оглядывая гостью и стараясь понять, что та ей показывала.

— Den l?te... — изменившись в лице, гречанка протянула руку и дотронулась до украшения. Она определённо узнала его. — Идите в дом, — сказала она, наконец, и сама прошла внутрь.

Обитель Агоно не имела ничего общего с великолепным особняком семьи Райт. Не похожа она была и на «Нору», укомплектованную, несмотря на бедность, до самой крыши милыми безделушками и мелочами, создающими неповторимый уют и комфорт. Здесь царила не столько бедность, сколько чрезмерная простота. В вековом каменном доме не было никакой лишней мебели, никаких сувениров на полках, никаких картин на стенах, только самое необходимое для жизни.

За хозяйкой дома они прошли сквозь несколько комнат во внутренний дворик, где под деревянным навесом, густо обвитым диким виноградом, стоял большой стол и стулья. Старуха сразу заняла единственное плетёное кресло, прикрытое лёгким пледом, а темноволосая женщина молча указала Дамблдору и Эльве на стулья напротив. Сама же она ушла в дом и через минуту вернулась со стаканами для гостей. Перед директором поставили бокал вина, а Эльве досталась чашка чего-то чёрного.

— Кофе, — уточнила старуха, видя сомневающийся взгляд Эльвы.

— Спасибо. Только он холодный…

— Конечно. Ведь жарко, — удивлённо пожала плечами хозяйка. — Так какова ваша история?

— Наша история, в общем-то, очень проста, — вздохнув, начал Дамблдор. — Меня зовут Альбус, а эта юная волшебница — Эльва, Эльва Райт. Но это не её настоящее имя. Я удочерил её и теперь являюсь её законным опекуном. Эльва скоро достигнет своего совершеннолетия, и мы с ней приняли решение отыскать её настоящих родителей. К сожалению, всё, что ей от них осталось — тот самый медальон, который и определяет её родство с семьёй Агоно.

Темноволосая гречанка, явно не утерпев, принялась спрашивать что-то у старухи, взволнованно поглядывая на Эльву.

— Это София, — проговорила старая женщина вместо ответа, — младшая сестра Деймона. А я — Доротея Агоно, их мать.

Затем она ответила Софии на греческом, и та большими глазами уставилась на Эльву, шепча что-то себе под нос и делая странные движения рукой.

— София выбрала маггловскую веру, — вновь заговорила Доротея. — Наш Деймон был совсем другим, не похож на сестру. В нём не было смирения. Он искал знания, искал истину, с самого детства. Его женой стала чужестранка, Аманта Герос. Мой муж, Стазис, был, конечно, недоволен его выбором, но в семье Агоно запрещать не принято. Аманта была хорошая девушка с добрым сердцем и всем полюбилась.

Доротея прервала рассказ, поглаживая льнущего к её руке пса.

— Как мы успели узнать, они отправились в Британию? — подал голос директор.

— Да, — отозвалась Доротея. — Несколько лет они ездили по округе: они хотели быть исследователями. Я была рада, что они дома, в Греции, надеялась на внуков... А потом появился этот человек, мужчина. Я видела его с ними несколько раз, и он не понравился мне. Он недобро улыбался. Не прошло и полугода, как они решили ехать в Британию. Оставили здесь всё, собрались за два дня. Деймон говорил, что они вернутся, когда закончат своё исследование. Но они не вернулись больше никогда.

Она вновь замолчала.

— Скажите, они не сообщали, где именно в Британии они вели исследование? — спросил Дамблдор.

— Не знаю, где они работали, но знаю, где жили. Первое время сын часто писал домой. Писал о том, что их дела затягиваются, писал о новом доме, что им там нравится. Написал как-то и адрес, я сохранила то письмо. С годами он стал писать редко. Потом началась война, и я знаю, что многие письма, наверное, не дошли, — Доротея поправила платок. — Последнее письмо я получила примерно за два года до конца войны. В нём Деймон сообщил, что скоро у них будет дочка.

Повисло молчание. Эльва осознала, что выпила весь кофе, и он, к её удивлению, оказался действительно освежающим.

— А гобелен? — Дамблдор подобрался к главному. — Ваш фамильный гобелен, он здесь? Я думаю, Эльва была бы рада увидеть древо своего настоящего рода.

— Нет, он не здесь, — покачала головой Доротея. — Как я сказала, душа Софии, как и многих в роду Агоно, с юных лет принадлежала вере, Богу. Её жизнь давно подчинена этому служению, она не вышла замуж, она работает в маггловской церкви, помогает в детских приютах, несёт слово своего Бога. Именно Деймон должен был продолжать наш род, и гобелен я отдала ему в тот день, когда они уехали.

— Что ж, мы с Эльвой будем очень признательны, если вы дадите нам адрес мистера Агоно в Британии.

Доротея пристально смотрела на Эльву, будто пытаясь разглядеть в ней черты своего потерянного сына. Затем наклонилась к ней ближе и сказала тихо.

— Скажи, дорогая, ты что-то помнишь о своих папе и маме? Хоть что-нибудь?

В её голосе было столько надежды, что Эльва уже была готова соврать, лишь бы не разочаровывать эту старую женщину.

— Я… Мне очень жаль, но… ничего, — прошептала она в ответ. — Я их совсем не помню.

Доротея вздохнула.

— Я дам вам адрес. Но скоро вечер, я хочу предложить вам ночлег. Останьтесь до завтра.

— О, что вы, это ни к чему…

— Уйти успеете. Считайте это одолжением за то, что выполню вашу просьбу.

— Ну, что ж, — Дамблдор глянул на Эльву поверх очков. — Будем рады.

София вскоре накрыла стол. Перед Эльвой поставили незнакомое прежде блюдо, которое показалось сейчас безумно вкусным и подходящим этому месту, этому городу и этим людям.

— Что это? — спросила она Доротею.

— Lahanorizo. Капуста и рис, овощи. Рагу. Кушай. Вкусно?

— Очень! — искренне заверила Эльва. Вкусным был и рассольный сыр, и свежие оливки, и домашние печёные лепёшки.

Доротея за столом ещё долго рассказывала разные истории о детстве Софии и Деймона, о предках рода Агоно, расспрашивала о том, как прошла жизнь Эльвы, и только когда стемнело так, что с трудом было видно друг друга, все отправились в дом.

Гостям отвели две небольшие комнатки с минимальным набором простой деревянной мебели. Всё в них сияло чистотой, и даже постельное бельё — светлое, с окантовкой вышитого греческого орнамента, было выстирано и накрахмалено. А в прикроватной тумбе нашлось, разумеется, несколько растрепанных книг для чтения. Эльве почему-то пришло в голову, что эти гостевые комнаты действительно предназначены для путников и случайных гостей, которым потребовался приют на ночь. Ведь Доротея и София жили по обычаям Агоно — уважая и прославляя Знание, они, тем не менее, во всём старались следовать лучшим порывам человеческой души, и взаимопомощь и милосердие не были для них пустым звуком.

Сон не шёл. Через полчаса захотелось пить, и, поворочавшись ещё немного, Эльва всё-таки встала и решила поискать кухню. Выйдя в коридор, она увидела впереди за углом слабый свет от свечи и услышала приглушённые голоса. Ей почему-то не захотелось выдавать своё присутствие, и она на цыпочках подобралась к повороту, выглянув из-за угла. Там, на небольшой кухоньке, она увидела Дамблдора и Доротею, которые тоже не спали и сидели за столом.

— Ты вот седой уже, — расслышала она голос Доротеи, — мудрый должен быть. Оставь это. Пусть девочка живёт своей жизнью.

— Она ищет себя, Доротея, и путь этот желает пройти до конца. И я бы на её месте желал.

— Ты теперь её семья, отговори её. Ничего хорошего она не узнает. Мой сын заблудился. Его сбили с его светлой дороги. И дочь — лучшее, что он оставил после себя. Лучшее, что можно про него сказать. Я уверена.

— Почему ты думаешь, что посетить то место будет так для неё плохо?

Старая женщина покачала головой.

— Потому что я была там.

Дамблдор уставился на собеседницу.

— Я и мой муж, Стазис. После войны мы, так же как и любые родители, хотели понять, что случилось с нашим сыном, его женой и их дочерью. Мы тоже решили проследовать по тому адресу. То место проклято, старый маг. Окружено такой тёмной защитой, что добрые дела там твориться не могли. Стазис попытался приблизиться к дому и принял на себя весь удар заклинаний. Я даже не смогла забрать его тело — от него практически ничего не осталось.

— О, Доротея… — директор выглядел действительно расстроенным.

— Это не место для девочки! Нечего ей там смотреть. Я знаю, что всё это связано с тем улыбчивым мужчиной, который увлёк детей покинуть родной дом. Он — воплощение зла, Альбус, и что за исследование они вели — я не хочу даже предполагать. Такая защита на пустой дом… Либо они охраняли то, что лежало в том доме, либо эти заклятия были созданы, чтобы поймать Деймона и его семью, когда они в тот дом вернутся. Так или иначе, втягивать в это девочку — недопустимо.

Дамблдор молчал.

— Я обещала, и я дам тебе верный адрес. Но ты, если любишь её, измени его, скажи, что Деймон, вероятно, солгал в письме. Побродите по другому месту и уйдите с пустыми руками. Девочка забудет об этом и станет жить дальше, счастливая. Так надо сделать для неё.

— Я обещаю тебе тщательно подумать над этим, Доротея. И я благодарен тебе за твою откровенность.

— А теперь иди-ка спать. И я пойду.

Незамеченная, Эльва проскользнула обратно в свою комнату. Пить расхотелось. Значит, защитные чары на доме Деймона и Аманты убили её дедушку. С отстранённым интересом она задалась вопросом, как же поступит Дамблдор.

Удивительно, но помучив себя тяжкими мыслями ещё где-то час, остаток ночи Эльва проспала довольно крепко и, проснувшись, почувствовала себя отдохнувшей. Уже утром она приняла решение рассказать директору о подслушанном разговоре. Она рассудила, что этим избавит того от необходимости что-то решать — раз она в курсе дела, то обмануть её с адресом уже не получится.

Выпив кофе, Эльва и Дамблдор поблагодарили радушных хозяек, пообещав заглядывать почаще. София обняла Эльву и опять шептала что-то, ей одной понятное, а Доротея сказала, что теперь у Эльвы есть бабушка и тётя, и они её всегда ждут.

Выйдя за калитку, путники аппарировали, оставляя позади солнечный город и дом из белого камня.

(Темная сторона)

Близость развязки пьянила, как никогда.

Все его надежды, все стремления, столь трепетно вынашиваемые им долгие годы, будут, наконец, осуществлены. Единственное, что стоит между ним и его Триумфом — время, которое Агоно тратят на расшифровку. О, если бы только это было возможно, Лорд бы собственными руками скрутил глупцов в нитку и выжал бы за раз всё, что в них содержалось полезного. Между тем, они всё больше выбивались из сил, и это раздражало. Раздражало настолько, что он порой серьёзно рассматривал возможность под Империусом принудить их работать и работать, выводя абзац за абзацем его бесценное Знание, не теряя ни единой секунды.

Он ждал.

* * *

Когда ключевые числа были найдены, непосредственная расшифровка заключалась лишь в монотонной подстановке и замене букв, а также правильном использовании выявляющих заклинаний. Эйфория от долгожданного успеха вскоре сменилась гнетущей усталостью от бесконечных часов, дней, месяцев расшифровки.

Волдеморт не только не успокоился с найденным решением, а, напротив, стал ещё более нетерпелив. Теперь он посещал их практически каждый вечер, беспрестанно подгоняя и не давая отдохнуть. Он упивался каждым новым открытым словом рукописей, растягивая рот в хищной улыбке, и Аманта была готова поспорить, что прежде не замечала на его лице подобную гримасу.

Их жаждущий друг иногда занимал её разум по-настоящему тревожными мыслями. Она бы не смогла облечь их в разумные словесные доводы, но предчувствие беды порой окутывало Аманту, когда она ловила этот пугающий взгляд на его безупречно красивом лице. Конечно, она гнала от себя эти ощущения. Они добились небывалого. Они творили историю, в этот самый миг, в этом самом месте. Они изменят мир к лучшему.

Через год работы они уловили единую суть текстов рукописи: Николас Фламель сумел привести к идеалу обнаруженные им древнейшие записи, заключающие описание магических ритуалов, способных даровать волшебнику бессмертие в чистом виде.

Всего их было десять — последовательных и крайне сложных в исполнении обрядов.

В своих текстах Фламель указывал и собственные комментарии, и результаты экспериментов с отдельными ритуалами и их элементами. Некоторые пометки незашифрованного блокнота теперь, в соединении с рукописями, обрели свой полный смысл.

Но, к величайшему их разочарованию, десятый обряд не принёс ожидаемого завершения — впереди всё ещё оставалась кипа нерасшифрованных бумаг, а сам автор в конце подробнейшего описания своих действий сделал запись:

«Самый главный опыт оказался катастрофически неудачен — испытуемый погиб. Анализ моих наблюдений и умозаключений сводится к следующему: вырывающаяся в процессе ритуалов магия настолько сильна, что убивает волшебника, не успевшего ещё стать бессмертным. Если бы в последние секунды вступала в действие некая подходящая защита, то, скорее всего, испытуемый, минуя опасный рубеж живым, за ним получил бы бессмертие».

Фламель не смог добиться успеха! Обряды привели к смерти, а не к бессмертию. Однако великий алхимик не был бы собой, если бы его остановила эта неудача. Он вновь обратился к исследованиям. Записи свидетельствовали, что он наткнулся на одну древнюю легенду о роде волшебников, чья кровь обладает целительными свойствами крови Феникса.

Много последующих страниц рукописи описывали его попытки изучить этот вопрос и проследить магический род. Фламель отыскал множество уникальных манускриптов, имеющих даже самостоятельно огромную историческую ценность, и через десять лет кропотливой работы нашёл то, что искал. В своих записях он сделал однозначную пометку о том, что род существует и что он нашёл его потомков.

И, тем не менее, его изыскания продолжались: он стал экспериментировать со свойствами этой необычной крови (отданной, разумеется, по доброй воле) и пришёл к выводу, что они гораздо слабее, чем у слезы Феникса. Ко всему прочему, как и было сказано в легенде, только каждый первенец в роду был наделён этим даром.

Алхимик писал:

«Эти волшебники не знают и сами, чем обладают. Однако я опасаюсь, что для моей цели имеющейся силы не будет достаточно — необходим элемент, способный многократно усилить магические свойства крови. Это должен быть артефакт особенный, уникальный».

Аманта с интересом следила за историей открытий Фламеля. Она прочла, как он обратился к изучению древнейших артефактов, как зародилась мысль о сотворении собственного, как он без колебаний отдал ещё два десятилетия своей недолгой на тот момент жизни на создание Философского камня.

Поздними вечерами, когда Волдеморт, наконец, покидал их владения, очертив, как всегда, мощную магическую преграду где-то посередине навесного моста, супруги порой позволяли себе немного отдыха, болтая на веранде о чём угодно, только не о работе. К слову, волшебный барьер на подступах к дому стал обязательным элементом их жизни с момента начала расшифровки. Разумеется, для их же защиты. Только вот выйти наружу так, чтобы Волдеморт об этом не узнал, тоже было невозможно.

— Ты скучаешь по дому? — в один из таких вечеров спросила Аманта. Была зима, и снежные сугробы подбирались к их ногам, останавливаемые лишь магией.

— Наверное, — отозвался Деймон, сделав глоток горячего кофе и недовольно скривившись. Выбраться за элем стало теперь невозможно, и, похоже, это его расстраивало. — Если и так, мне не хватает времени осознать это. Я просто хочу дойти до конца.

— Как думаешь, что будет, когда мы закончим? — этот вопрос давно висел в воздухе, не озвучиваемый ими по некоей необъяснимой причине.

Когда-то они точно знали, что будет. Когда-то, когда им было едва за двадцать, мир лежал у их ног, а их планы казались разумными, как никогда.

А теперь… Теперь они на семь лет старше. На семь долгих лет. Уверенность растаяла без следа, и они смутно понимали, что играют в этой истории совсем не такую роль, как думали раньше. И постепенно они стали обходить тему будущего, страшась собственных догадок на этот счёт. Но работа подходила к концу. Ещё год, возможно, два — и всё будет расшифровано.

— Думаю, что мы оставим всё это. Пусть Волдеморт сам разбирается со своей революцией.

Аманта хмыкнула. Было невозможно озвучить пугающую мысль о том, что он просто не позволит им уйти. Он не оставит себя в дураках.

— Доротея не писала? — спросила она, решив сменить тему.

— Думаю, не все её письма доходят нам. И мои, похоже, тоже. В мире неспокойно, Аманта.

Она и сама догадывалась.

— Там война…

— Да, там война.

— Обещай, что мы выберемся из всего этого, Деймон.

Он придвинулся ближе и обнял жену, поцеловав её в висок.

— Не думай об этом пока. Конечно, мы выберемся.

* * *

Она узнала это место. Это был тот самый день, много лет назад, когда они нашли ключ и впервые приступили к расшифровке.

Сумерки уже сгустились, и в мрачном зале снова лишь камин давал дрожащий свет. Волдеморт сидел в своём кресле с бокалом в изящной руке, будто бы расслабленно, но глаза его горели нетерпением.

— Деймон, Аманта! Прежде всего, поздравляю всех нас с этим выдающимся успехом. Аманта, твоя заслуга перед обществом никогда не будет забыта, поверь мне. Ты совершила невозможное.

— Спасибо, Волдеморт, — Аманта, зардевшись, тоже подняла бокал и пригубила терпкое вино, ощущая, как по жилам растекается горячая волна алкоголя вперемешку с радостью. — Но впереди ещё много работы.

— Совершенно верно, — кивнул тот. — Много работы и мало времени. Поиск шифра длился гораздо дольше, чем должен был.

— Мистер Фламель для этого здорово постарался, — усмехнулся Деймон. — Удивляюсь, дорогая, как я сам не додумался до этого решения, я ведь когда-то имел некоторые соприкосновения с маггловской религией. Держу пари, София бы разобралась быстрее.

Волдеморт вежливо улыбнулся.

— Не стоит винить себя за недостаточную связь с магглами, Деймон. Ты волшебник.

Наверное, обоим супругам на мгновение почудился холод в его тоне, потому что после этой фразы радостная лёгкость куда-то делась, и повисло напряжённое молчание.

— Что ж, — продолжил маг, неотрывно смотря в глаза Деймону, — каковы ваши расчёты относительно сроков?

Деймон покачал головой.

— Не следует надеяться на быстрое завершение расшифровки. На мой взгляд, понадобятся месяцы и годы.

Волдеморт продолжал смотреть на него ещё некоторое время, выражение его лица оставалось неизменным. Затем он перевёл взгляд на Аманту, и очередной глоток вина встал поперёк горла от этого взгляда. Тогда Аманта, возможно, впервые отметила про себя, что не чувствовала в их общем друге подобной черты ранее.

— Но ведь у тебя есть прекрасная Аманта. Вас двое, и вы, так же как и я, очень хотите добиться результатов как можно быстрее, не так ли?

— Разумеется, — отозвалась Аманта. — И мы немедленно приступим к работе. Но в определении сроков я согласна с Деймоном, на расшифровку этих трудов уйдут годы.

Их собеседник поставил бокал на столик. Глубоко вздохнув, он неспешно поднялся с кресла и прошёл к высоким окнам, вглядываясь в темнеющую ночь. Отзвук его гулких шагов странно отдавался в сердце Аманты, и она подумала, что он зол. Хотя, по сути, их партнёрские, а изначально практически дружеские отношения не предполагали никаких требований друг к другу, да и к тому же Аманта и Деймон и так работали, не покладая рук.

— Есть ещё один очень важный аспект, — наконец прозвучал голос из темноты зала. — Необходимо обговорить вопрос безопасности исследования.

— Что ты имеешь в виду?

— Эти знания очень важны. Для нас, для всего общества. Но поскольку впереди годы работы, следует обезопасить свои труды от, так скажем, эмоционального фактора.

— Эмоционального фактора? — недоумённо переспросил Деймон.

— Именно так, — Волдеморт вновь подошёл к ним, становясь рядом со столиком. — Нужна гарантия, что никто из нас троих не станет обнародовать суть нашего открытия до тех пор, пока мы все втроём не условимся об этом.

— Это разумно, — кивнула Аманта.

— А также гарантия того, что никто из нас по каким-либо причинам не станет умышленно препятствовать исследованию или уничтожать его результаты.

— Ну, хорошо.

— И потому нам следует скрепить Непреложный обет.

— Непреложный обет? Разве это необходимо?

— Совершенно необходимо, Аманта. Информация в этих записях абсолютно уникальна и может иметь поистине глобальное влияние на весь мир. Было бы глупо не защитить наш труд от действия на одного из нас, скажем, заклятия Империус или сыворотки правды. Непреложный обет позволит обойти эту магию.

Супруги переглянулись в нерешительности. Такой поворот событий ставил их собственную ответственность в этой истории на совершенно иной уровень.

— Не вижу причин раздумывать. Эти рукописи, прежде всего, ваше детище. Кому, как не вам, заботиться об их безопасности.

— Хорошо, — наконец, сказал Деймон. — Пусть будет Непреложный обет.

Все вытащили палочки, приготовившись к обряду. С удивлением Аманта увидела, как Волдеморт быстрым заклятием рассёк кожу на своей ладони, и капля его крови упала в мгновенно трансфигурированный им сосуд.

— Что.. Зачем это?..

— Довольно редкая разновидность магической клятвы — Родовой непреложный обет. При нарушении её последствия падают на всех представителей рода.

— Я знаю, что такое Родовой непреложный обет! — голос Аманты дрожал от подступающего волнения, — но это уже слишком даже для тебя, Волдеморт!

Тот слегка ухмыльнулся.

— Это всё не для меня, Аманта. Это для нашего исследования. Наша собственная жизнь в некоторых случаях может оказаться не так ценна для нас. Совсем другое дело, когда на кону гораздо больше людей, близких людей.

— Не могу представить себе, о каких случаях ты говоришь!

— Например, пытки. Думаю, ты согласишься, что магия открывает широкий простор для страшных и нескончаемых пыток, и, чтобы прекратить их, многие согласятся принять быструю смерть от последствий нарушения скреплённого договора.

— Мерлин… — Аманта спрятала лицо в ладонях. Деймон молчал, уставившись на флакончик с каплей крови внутри.

— Это лишь подстраховка. Никто всерьёз не полагает, что нас будут пытать и убивать за эти тексты, ведь так? — Волдеморт улыбнулся широкой улыбкой, и казалось, он говорил здесь не о родовой клятве, а о парочке защитных заклинаний. — Но любой исследователь должен объективно принимать предупреждающие меры ради своих достижений, без оглядки на собственное благополучие, вам это известно.

Аманта подняла палочку и, легко коснувшись ею своей левой ладони, прочертила маленькую линию, из которой тут же проступили алые капли.

Она не была согласна с ним. Просто вдруг осознала, что он так или иначе добьётся своего, так пусть это закончится побыстрее.

Глядя на жену, Деймон последовал её примеру.

Голос Волдеморта, шепчущий слова Обета, рождал в их палочках светящиеся нити, которые окутали их всех, проникли сквозь наполненный сосуд, заполняя всё пространство между ними.

И, когда волна Силы от мощнейшей скреплённой клятвы накрыла их, Аманта проснулась.

Подступившая тошнота заставила её встать и выйти на веранду, глотая свежий воздух. Она закрыла глаза, наслаждаясь прохладным ветром.

Этот сон часто снился ей именно так, во всех подробностях, хотя с того вечера минуло уже больше пяти лет. Уже тогда, в самом начале, Волдеморт нашёл способ подчинить их жизни своему желанию в этом вопросе. Может, именно поэтому подсознательно ей казалось, будто тот момент стал переломным, и с тех пор всё становилось хуже и хуже.

* * *

Чтобы обхитрить смерть, Фламель самостоятельно составил ещё один, одиннадцатый обряд, предусматривающий использование созданного им Философского камня и найденной волшебной крови. Однако его требовалось проверить, а он не хотел подвергать опасности жизнь очередного добровольца, и ставить под угрозу собственную был, видимо, тоже не готов.

В конце концов, он изобрёл способ, в соответствии с которым не пришлось бы рисковать никем. Он придумал провести последний обряд бессмертия не на человеке, а на сосуде с кровью — своей и волшебной вперемешку. И сделав это, он получил Эликсир бессмертия, который, ко всему прочему, имел действие только на самого Фламеля.

Единственное неудобство — дарованное бессмертие постепенно иссякало, и приходилось снова пить Эликсир. Но одного глотка хватало на долгие годы, а Эликсира у алхимика было предостаточно. Кроме того, он знал, какой именно род содержит необходимую магическую кровь.

Таким образом, алхимик, наконец, обрёл своё бессмертие.

-

От автора: я знаю, что возможность скрепления Непреложного обета сразу "на троих", да ещё такого, чтобы его действие распространялось на потомков, не описывалась в каноне, однако того требовал сюжет :)

Неугомонный Пивз пронёсся над головами спешащих студентов, издавая не то визг, не то свист. В последние недели он особенно распоясался — возможно, так влияла на него суматоха вокруг приближающегося Рождества, и он чувствовал, что должен внести свою лепту.

Большой зал, между тем, и вправду принялись наряжать, хотя до праздника оставался ещё почти месяц. С интересом разглядывая эти приготовления, Эльва обратила внимание на Зевса, спешащего к ней с посланием. Дамблдор? Так скоро? Она развернула пергамент.

«Эльва!

Возникли некоторые сложности, посему с визитом в дом твоих родителей нам придётся подождать до каникул.

Альбус»

Некоторые сложности! Кажется, только этот волшебник мог назвать сильнейшие темномагические барьеры «некоторыми сложностями». Эльва надеялась, что никто не пострадает серьёзно в попытке получить гобелен, хотя Дамблдор, наверное, на это возразил бы, что они не обладают роскошью избежать жертв в этой войне.

Тогда, в ноябре, по возвращении в школу она честно рассказала директору о подслушанном ночью разговоре, и он, помолчав, ответил, что, несмотря на все его лучшие чувства к ней, он вынужден действовать, ставя превыше всего стратегические интересы в войне. До разумного морального предела, само собой. И заверил, что защитные заклятия берёт на себя.

У входа в зал появился Малфой, и Эльва украдкой бросила на него взгляд. Он шёл один, сосредоточенно и быстро, и можно было только гадать, куда делась Паркинсон. Завтрак, кстати, уже подходил к концу, а, насколько Эльва помнила, просыпать что-либо не было в привычке Драко. Сев практически напротив неё, Малфой даже не кивнул оказавшимся рядом Крэббу и Гойлу, которые осторожно буркнули что-то приветственное. Эльва отметила, как сильно Драко похудел — он выглядел хуже, чем когда-либо, и едва ли дело было в негативном изменении общественных взглядов по отношению к его семье. Напротив, он бы из кожи вон вылез, страхом возвращая себе уважение.

За такими тревожными размышлениями Райт совсем забыла про время. Спохватившись, она поспешила на урок и на выходе из зала налетела на Пивза, который выбил из рук сумку, и все учебники рассыпались по полу. Чертыхаясь и удивляясь, почему никто до сих пор не нашёл способ усмирить это сумасшедшее привидение, Эльва заталкивала книги обратно, когда заметила, что кто-то подобрал два фолианта, упавших чуть подальше, и протянул ей. Светловолосый юноша улыбался ей.

— Держи, Пивз не даёт никому покоя в последнее время, — сказал он приветливо и, кивнув, пошёл дальше по коридору.

Его лицо показалось Эльве очень знакомым, но сейчас, глядя на его удаляющуюся фигуру, она не могла даже вспомнить, на каком факультете тот учится, забыв посмотреть на нашивку на его мантии.

* * *

Гермиона чувствовала себя ужасно. Уизли по-прежнему обжимался с Лавандой Браун на каждом углу, так что даже Эльве этот образ стал докучать, но она не представляла, чем помочь подруге. А та только носилась по замку фурией, рассерженная на Рона — за его поведение, на Гарри — за этот странный учебник по зельеварению с подсказками, а в большей степени, наверное, на саму себя — за то, что не могла выбросить это всё из головы.

Их встречи в библиотеке стали более напряжёнными, хотя Гермиона изо всех сил старалась делать вид, что у неё всё в порядке. Эльва только закусила губу, когда гриффиндорка мстительно метнула невербальное стирающее заклятие в записи нерадивого младшекурсника за соседним столом, случайно порвавшего страницу в учебнике. С ужасом он глядел теперь в пустой пергамент, где, по-видимому, ещё секунду назад был результат его многочасового труда.

— Будет теперь внимательнее! Младшие курсы совсем перестали понимать, что такое уважение к знанию! — выдала милая Гермиона, утыкаясь обратно в высшую трансфигурацию.

— Не то слово, — на всякий случай согласилась Эльва и попыталась сменить тему. — Ты уже решила, кого позовёшь на рождественский ужин к Слизнорту?

Гермиона поджала губы.

— У меня уже была идея, но теперь придётся искать кого-то ещё.

Эльва, поняв, что она говорит о Роне, промолчала.

— А ты?

— Никаких идей.

Обе вздохнули и вернулись к урокам.

* * *

Этот раздражающий рождественский ужин постоянно напоминал о том, как много однокурсниц Эльвы уже вовсю строили романтические отношения.

Не беря в расчёт Пэнси, которая, похоже, с колыбели увивалась за Драко Малфоем, остальные девушки тоже всегда разбирались со своими «сердечными» проблемами. Даже Булстроуд, судя по всему, бегала к кому-то на свидания, и пункт «Посмотреть на избранника Милисенты» стоял чуть ли не под номером один в списке вопросов праздного любопытства Эльвы.

Дафна давно поддерживала романтическую переписку с неким молодым волшебником, наследником знатного рода, который, ко всему прочему, являлся сыном деловых партнёров четы Гринграсс, и была настроена серьёзно в отношении него.

Астория же, кажется, никогда в жизни не была настроена серьёзно по поводу субъектов противоположного пола, но это не мешало ей ни на секунду не оставаться обделённой мужским вниманием. Совсем недавно она начала встречаться с Терри Бутом с Рэйвенкло и теперь бесконечно верещала о нём.

— Эльва! Ты меня слушаешь? — Астория недовольно сложила красивые губки. Кажется, её лёгкая болтовня стала отличным фоном, чтобы уйти в свои мысли.

— Конечно! — заверила Эльва.

— То есть, ты слышала, как я предложила тебе выбраться сегодня в Хогсмид?

— Разумеется, — кивнула Эльва. — С удовольствием! Э-э-э... Прямо сейчас?

— Нет, я же сказала, мне ещё нужно кое-что уладить! Давай встретимся у ворот через час.

Щурясь от искрящегося снежного покрова, Эльва с подозрением оглядела три фигуры, стоящие у ворот. Астория весело помахала ей изумрудной вязаной варежкой. Похоже, следовало всё-таки уточнить, каким именно было её предложение.

Одним из её спутников был, определённо, Терри Бут. Вторая фигура принадлежала юноше в шапке и шарфе цветов Рэйвенкло, и он стоял спиной к девушке.

Натянув вежливую улыбку, Эльва думала только о том, как выскажет всё невыносимой Гринграсс в первую же подходящую минуту. Астория уже давно вытаскивала её на двойное свидание, утверждая, что «с её-то внешностью не иметь поклонника просто неразумно». До этого дня удавалось как-то выкручиваться.

— Эльва, привет! — Астория светилась от счастья, не обращая внимания на недобрый взгляд подошедшей однокурсницы. — Это Терри, вас я уже представляла, а это — познакомься, лучший друг Терри…

— Энтони Голдстейн, рад новой встрече, — юноша протянул ей руку, и Эльва мгновенно узнала в нём студента, который помог ей собрать книги с пола у дверей в Большой зал, а также вдруг вспомнила, что часто видела его на встречах Отряда Дамблдора в прошлом году вместе с Бутом.

Неожиданно для самой себя, распять Асторию перехотелось.

Все вместе они дошли до Хогсмида, слушая непрекращающуюся болтовню Гринграсс, в которую Терри порой ухитрялся вставлять свои реплики.

Разумеется, было решено расположиться в кафе мадам Паддифут.

— Эльва, — Энтони отодвинул стул, жестом приглашая её сесть. Бут, глянув на друга, проделал то же самое, улыбаясь Астории.

— О, Терри, спасибо, — Астория жеманно села, с обожанием глядя на своего ухажёра.

Почти сразу принесли напитки, и Эльва увлеклась своим, позволяя себе не очень активно участвовать в беседе.

— Энтони, ну расскажи ещё что-нибудь о твоих летних приключениях! — заныла Астория, слегка подпрыгивая на стуле и выражая тем самым крайнее нетерпение.

Голдстейн легко улыбнулся, отставив бокал сливочного пива в сторону.

— Едва ли это можно назвать приключениями, — ответил он, видимо, не намереваясь поддаваться на провокации Гринграсс. Эльве показалось, что он не очень хотел поддерживать эту тему.

— Да брось, не скромничай! Он скромничает, Эльва, Энтони всё лето провёл на материке, обучаясь в самых известных магических клиниках Европы. Он будет колдомедиком!

— Правда? — спросила Эльва.

Энтони возвёл глаза к воображаемому небу.

— Мерлин… Астория, я только планирую пойти учиться на колдомедика. Совсем не факт, что так и будет.

Астория фыркнула.

— Как скажешь.

— Это очень здорово, правда, — искренне заверила его Эльва. — Хорошо, когда знаешь, чего хочешь.

— Пожалуй. А как насчёт тебя?

— А я как раз из тех, кто пока не знает, чего хочет.

Многозначительный вздох Гринграсс в этот момент обозначал, что она в корне не согласна с решением Эльвы не озвучивать своё намерение пойти в Аврорат, поэтому Эльва на всякий случай пнула её ногой под столом. И получила пинок в ответ.

— Кстати, я считаю, что с этим не следует торопиться, — ответил Голдстейн, глядя на Эльву и не замечая подстольных баталий. — Зато твоё решение, когда ты его примешь, будет гораздо более взвешенным и осмысленным. Став пленниками детских мечтаний, некоторые порой слишком поздно осознают, что на самом деле выбранная профессия им счастья не приносит.

— Эн, ты слишком много читаешь, — рассмеялся Бут, а Эльва уткнулась в стакан, потому что мягкий и внимательный взгляд её нового знакомого почему-то заставлял сердце биться чаще.

— Это же ты была той студенткой, которая перевелась в школу только на пятом курсе? — спросил Энтони по пути домой, пока Астория и Терри бегали друг за другом по сугробам, периодически заваливаясь в снег и хохоча.

— Да, до этого обучалась дома.

— А почему решила доучиваться в Хогвартсе?

Эльва поймала снежинку на варежку.

— Мама заболела. Её не стало в прошлом году, в начале ноября.

Впервые с того дня она произнесла это вслух и не знала, почему сейчас решила сделать это.

— Мне очень жаль.

— Да. Спасибо.

— Держишься?

— Сейчас уже лучше.

— С потерей близких тяжело смириться. Я знаю, каково это.

Эльва вопросительно посмотрела на своего спутника, не решаясь задать прямой вопрос.

— Когда мне было десять, моя младшая сестра умерла от неизлечимой болезни, — сказал Голдстейн после недолгого молчания.

— Эй, Эн! Пригнись! — крикнул Бут, прицеливаясь увесистым снежком в Асторию, которая убежала на другую сторону дороги.

Энтони приобнял Эльву за талию, уводя их двоих с «линии огня». Впереди показались школьные ворота, и впервые мисс Райт была не рада увидеть их так скоро.

— Эльва…

— Да?

— Что ты скажешь, если я предложу тебе повторить прогулку в следующие выходные? — Голдстейн выглядел немного смущённым. — Вдвоём?

Мысленно благодаря всех богов мира, Эльва согласилась.

* * *

Как выяснилось, они с Энтони имели довольно много общих предметов — он посещал ЗОТИ, Зельеварение, Чары и Нумерологию. Непонятно, как до сих пор Эльве удавалось не замечать его, но теперь она сталкивалась с ним буквально постоянно. Они оказывались вместе у шкафчика с ингредиентами, стояли рядом в дуэльном классе Снейпа (и в четверг Энтони даже спас её от пролетающего мимо чужого «Петрификуса»), одновременно сдавали работы по Чарам, а на Нумерологии, оказывается, сидели друг за другом.

Ещё несколько дней назад она его вообще не знала, а теперь, кажется, вся её жизнь состояла из Энтони Голдстейна. Это немного сбивало с толку, и лукавые взгляды Астории, которая, конечно же, была уже в курсе дела («Разумеется, не свидание, а встреча, просто встреча!»), только усиливали это чувство.

В субботу утром Райт потратила гораздо больше времени, чем обычно, подбирая наряд. Остановившись, наконец, на чём-то одном, она напоследок оглядела себя в зеркале и поторопилась наверх.

По дороге в деревеньку оба почти всё время молчали. Эльва смущённо отвечала на «дежурные» вопросы, не представляя, о чём дальше вести разговор, и, наверное, дюжину раз уже пожалела, что вообще согласилась на встречу. Всё-таки наличие рядом Бута и неугомонной Астории позволяло сгладить неловкости.

Когда они добрались до «Трёх Мётел», Энтони неожиданно остановился.

— Есть предложение не идти сегодня к Паддифут, — сказал он.

— Отличное предложение, — улыбнулась Эльва.

В «Трёх Мётлах» они заняли самый дальний столик в углу, хотя народу было не так уж много.

— Так значит, этим летом ты много где побывал?

— Можно и так сказать. Германия, Норвегия, — Энтони начал загибать пальцы. — Австрия, Франция… Кажется, всё.

— Ого, впечатляюще.

— На самом деле, не очень, — он улыбнулся. — Кроме больниц и исследовательских лабораторий я практически ничего не видел. Ах, нет, как-то однажды вечером во Франкфурте мне довелось повстречать эрклинга.

— Эрклинга? Кажется, это что-то вроде наших садовых гномов?

— Угу, хотя они больше похожи на эльфов. Острый подбородок, вытянутое личико. Я бы назвал их симпатичными, если бы не знал, что своим звонким музыкальным смехом они завлекают детей в укромные уголки, а затем поедают их.

— С ума сойти! Неужели от них нет защиты?

— В последнее время принимаются серьёзные меры, и эрклинги встречаются довольно редко в городах.

— Ты ездил один, без родителей?

— Во Франкфурте у меня папа живёт, а всё остальное — да, посетил один. Я ещё год назад начал отсылать запросы, и ответы зависели от моих результатов СОВ по разным предметам.

— Значит, ты действительно настроен серьёзно, — скорее утвердительно, чем вопросительно, сказала Эльва. — По поводу будущего, я имею в виду.

— Помнишь, я говорил про пленников детских мечтаний? — он усмехнулся. — Только я, в отличие от них, не жду особенного счастья. Просто я чувствую, что должен сделать свой вклад.

— В колдомедицину?

Он кивнул.

— Мерлин, это звучит слишком претенциозно! — Голдстейн засмеялся. — Не подумай, я не вижу себя каким-то героем, спасающим жизни, ничего подобного. Я действительно хотел бы сделать лишь то, что в моих силах. Что успею. Возможно, мне удастся кому-то по-настоящему помочь. Когда Тея покинула нас, я уже знал, что поступлю именно так.

— Тея — это твоя сестра? Красивое имя.

— Да. Она была всего на год меня младше. Мы очень дружили, она была замечательной. Хотя о том, что предстоит, мы знали с самого начала.

— Чем она болела?

— Это довольно редкий вид наследственного заболевания, встречающийся в основном в древних магических родах. Иногда что-то идёт не так, и магия обращается против своего носителя. С самого рождения ребёнок постоянно подвергается стихийным выбросам чар, наносящим вред организму. Лишь вопрос времени, когда один из этих приступов окажется достаточно сильным, чтобы привести к смерти. У Теи это случилось в девять.

— Энтони, это просто ужасно. Само по себе, а ещё когда знаешь заранее… Не представляю, как вынесли это твои родители.

Какое-то время Голдстейн молчал.

— Можно сказать, что не вынесли. Они развелись через полгода после этого. Папа уехал в кругосветное путешествие с группой каких-то исследователей, и два года мы с мамой даже не были уверены, что он жив. Затем он дал о себе знать и поселился во Франкфурте, подыскав разъездную должность в Министерстве. Мама осталась в Британии. Продала наш дом, купила небольшую оранжерею и квартирку в Лондоне и стала выращивать гиацинты. Тея очень любила цветы, а запах гиацинтов непостижимым образом умиротворял её и помогал облегчить приступ. Теперь, спустя семь лет, в маминой жизни нет ничего, кроме гиацинтов, а в папиной — ничего, кроме разъездов. Хогвартс для меня — спасение.

Эльва не представляла, что на это сказать. Раньше ей казалось, что это она — образец разрушенной на кусочки жизни, с известием об удочерении, со смертью мамы, со всей этой тёмной историей вокруг её настоящих родителей. Но — вот он, Энтони Голдстейн, её однокурсник, которого она видела каждую неделю в течение года на занятиях Отряда Дамблдора, но не представляла, что всё это происходило в его жизни.

Никакие слова утешения не показались ей подходящими, и она не нашла ничего лучше, чем ободряюще сжать его ладонь на мгновение, грустно улыбнувшись.

Ощущение их обоюдной откровенности рождало желание рассказать Энтони всё о золотом медальоне, древнем роде Агоно и об их путешествиях с Дамблдором, и в какой-то момент она даже открыла рот, чтобы начать этот рассказ, но вовремя поняла, что таким образом может подвергнуть опасности его самого. Поэтому она сказала о другом.

— Я соврала тогда у Паддифут. Я уже решила, куда пойду после Хогвартса. Я хочу стать аврором.

— Хм, — внимательный взгляд Энтони, как всегда, заставлял чувствовать себя странно. — Я уверен, что ты добьёшься в этом больших успехов.

— Почему?

— Я видел тебя на ЗОТИ и в прошлом году, в Выручай-комнате. У тебя талант к магическим дуэлям.

Эльве нравилась его прямая простота. В такой похвале не было лести или нарочитой торжественности — он просто излагал своё мнение, то, что он думал на самом деле. И потому ей так легко было говорить с ним.

— Спасибо.

В обратный путь они двинулись, только когда стало темнеть, а затем Эльва, повинуясь порыву, предложила Энтони пойти с ней на рождественский приём у Слизнорта, на что Голдстейн ответил согласием.

* * *

Если бы по устрашающим пристальным взглядам проводили какое-нибудь соревнование, профессор Снейп давно бы стал чемпионом волшебного мира. Хотя, чего уж там, вообще всего мира.

Прохаживаясь по тёмному залу кабинета Защиты от Тёмных Искусств, он в очередной раз объяснял студентам, стоящим в парах, правила ведения дуэлей.

Энтони встал вместе с Эльвой, совершенно неожиданно для неё самой, и теперь делал вид, что едва сдерживает смех из-за того, что Снейп каждый раз, проходя мимо их пары, останавливался на несколько секунд и буравил юношу глазами. Это выглядело по-настоящему забавно, но веселье омрачал тот факт, что зельевару не потребовалось бы и двух секунд, чтобы уловить дерзкие настроения в уме своего студента. Эльва это отлично знала, а вот её новый друг, так отчаянно старающийся повеселить её — нет.

— Начали! — скомандовал Снейп.

В классе воцарилась напряжённая тишина, нарушаемая лишь звуками взмахов палочек. Эльва подготовилась отразить атаку оппонента, но Энтони, похоже, ждал, когда она сама сделает первый ход.

— Мистер Голдстейн, — вкрадчиво, едва ли не смакуя каждое слово, произнёс Снейп, — не помню, чтобы я предлагал кому-то просто постоять, пока не закончится урок. Хотя, возможно, дело в том, что вы были слишком заняты, пока я объяснял задание.

А вот и расплата.

Энтони едва заметно кивнул Эльве, и она выставила невербальный «Протего», отражая его «Экспеллиармус». Снейп продолжил стоять рядом.

Эльва тоже кивнула, посылая в соперника ответное заклятие, но почему-то Энтони не успел выставить щит, и палочка вылетела из его руки.

— Ну, теперь хотя бы ясно, почему вы медлили, Голдстейн, — надменно отчеканил профессор, демонстративно отворачиваясь с видом «здесь больше не на что смотреть».

До конца занятия он, наверное, раз десять подходил к их паре, несколько раз делал нелестные замечания относительно умственных способностей рэйвенкловца в разных формулировках, дважды усомнился в верности его выбора предметов на шестой курс и ещё один раз — в точности решения Распределительной шляпы.

Следовало отдать должное Энтони — он не выходил из себя, не смущался и, стоило лишь Снейпу повернуться спиной, неизменно улыбался Эльве, как будто все замечания преподавателя были для него не более, чем назойливым недоразумением. Если Снейп был достоин приза за яростный взгляд, то Энтони — за иммунитет к этим яростным взглядам, и это произвело на Эльву впечатление.

* * *

— Поздравляю! — Гермиона протягивала ей нечто, аккуратно завёрнутое в зелёную упаковочную бумагу с нарисованными серебряными кошечками.

Вот и оно — её семнадцатилетие. Она, Эльва Райт, стала сегодня единственной и полноправной владелицей состояния Райтов, «Адиума» и прекрасного родового особняка. А также потеряла необходимость в опекунстве.

День рождения проходил не так уж весело — у слизеринцев не особо принято обмениваться подарками. Утром Дамблдор прислал письмо, в котором извинился, что не может лично её поздравить, и обещал загладить свою вину позже.

— О, спасибо, Гермиона! — радостно воскликнула Эльва, разглядывая великолепный и, без сомнения, очень редкий экземпляр книги «Род Агоно. Величайшие представители».

— Нравится? Мы с ребятами решили, что тебе будет занимательно её изучить.

— Так и есть! Конечно, нравится. Когда вы только успели отыскать такое сокровище…

— Ещё летом, когда ездили за учебниками. Я заметила её на книжном развале, и Рон тогда шепнул Гарри, что я собралась обратить тебя в свою веру, — Гермиона было рассмеялась, но быстро вновь загрустила, видимо, вспомнив об Уизли.

— Ты пригласила кого-нибудь? — спросила Эльва, имея в виду Рождественский вечер у Слизнорта, который должен был состояться сегодня.

— Я согласилась на приглашение Кормака Маклаггена, — удручённо сказала Гермиона и вздохнула. — Гарри опоздал с предложением пойти вместе.

Эльва взяла её за руку и ободряюще улыбнулась.

— Всё наладится, вот увидишь.

Едва они прошли внутрь, стало понятно, что Слизнорт постарался на славу. Убранству его комнат позавидовал бы в этот вечер даже Большой зал: все стены были усеяны колдографиями — предметом гордости профессора, повсюду стояли фуршетные столы, а на каждой тумбочке пестрели маленькие ёлочки, зачарованные так, что раз в полчаса они сбрасывали свои украшения, словно серебристую пыль, и другие игрушки тут же появлялись на замену старым. Всё вокруг выглядело богато и празднично, пожалуй, даже помпезно.

Кроме учеников со своими спутниками, на вечер был приглашён весь преподавательский состав, и Эльва, заметив профессора Снейпа у двери, напряглась, гадая, не станет ли тот вновь отравлять жизнь Энтони. Однако зельевар, встретившись с ней взглядом, лишь кивнул ей, сделав вид, что рядом с ней вообще никого нет.

Между тем, Голдстейн был очарователен в своей тёмно-синей парадной мантии. В который раз Райт недоумевала, как природе удалось создать столь гармоничный и трогательный образ. Ангельские черты лица, золотистые шёлковые волосы, проницательный и немного грустный взгляд — юноша будто был сложен кем-то на заказ, дабы удовлетворить самый придирчивый вкус. Конечно, он знал это о себе и сам, и тем больше уважения вызывал, потому что ни единого раза в нём не проскользнуло и тени высокомерия или самодовольства. К тому же, он был воспитан и умён. А самое главное — он искренне пытался понравиться Эльве.

Едва увидев её у лестниц, он не отрывал от неё взгляда, что было, безусловно, крайне лестно, а когда они пошли под руку по коридору, шепнул: «Алый тебе к лицу», — имея в виду её длинное платье с открытой спиной. Эльва зарделась, улыбнувшись, и напомнила себе поблагодарить Асторию, которая буквально вытащила её за новым нарядом и таскала за собой битых четыре часа, заставив перемерить, наверное, не меньше сотни вариантов.

Гермиона, впрочем, тоже выглядела просто отлично, отдав предпочтение серо-серебристым тонам. Возможно, частично это и оправдывало Маклаггена, который пожирал её взглядом и довольно нахально обнимал, что несчастной гриффиндорке было совсем не по душе. Заметив Эльву, она облегчённо вздохнула и, сказав что-то Кормаку, вырвалась из его цепких лап, устремившись к подруге.

— Мерлин, хоть секундочку без него, — сокрушённо пробормотала она, подойдя. — Привет, Эльва, Энтони!

— О, Гермиона Грейнджер, — любезно поприветствовал её Голдстейн, — единственная студентка, способная заткнуть за пояс любого рэйвенкловца.

Гермиона недоумённо улыбнулась.

— Прости, — засмеялся он. — Просто ты своего рода легенда у нас на курсе. Обычно, если кто-то учится так, как ты, то он на нашем факультете.

— Правда? Приятно слышать.

К общей радости от встречи примешался едва заметный предательский укол ревности, но Эльва поспешно укорила себя за неправомерное собственничество.

Когда к ним присоединились Гарри и Полумна, какое-то время все весело болтали, заняв место у одного из столов, но не прошло и получаса, как материализовался Маклагген, уводя Гермиону и не замечая её молящий взгляд. Полумна отошла к девочке с Хаффлпаффа, а Поттер, по-видимому, решил, что нарушает уединение Эльвы и Голдстейна, и, извинившись, тоже ушёл.

В итоге они были предоставлены друг другу, бродя по комнатам и коридорам, отведённым под празднование, и обсуждая всё подряд, от предстоящих в следующем семестре курсов аппарации до обычаев древнего клана африканских ведьм, устрашающих в своей жестокости. Когда они отчего-то решили выйти на балкон и подышать свежим воздухом, Эльва поймала себя на мысли, что совсем забыла, где находится, и невольно улыбнулась, задумавшись об этом.

— Я кое-что хочу тебе сказать, — произнёс Энтони серьёзно, и Эльва заметила, что он что-то сжимает в руке.

— Что? — спросила она тихо, стараясь унять дрожь в ногах, которую упорно списывала на декабрьский холод, хотя согревающие чары целиком и полностью справлялись со своей работой.

— Несмотря на то, что я, пожалуй, выгляжу вполне благополучно, мне было очень одиноко. И здесь, и дома… Везде. Только когда я познакомился с тобой, я вдруг осознал, что последний раз беседа могла так занять меня в далёком детстве, с Теей. Ты будто возвращаешь мне вкус к жизни, — сказав это, он смутился. — Не хочу, чтобы ты решила, что это дежурный комплимент, или что-то вроде того. Я говорю искренне.

— Энтони…

— Постой, это ещё не всё, — он улыбнулся и поднял повыше перед собой сжатую ладонь. — Я знаю, что это ни в коем случае не сможет передать, насколько ты стала мне важна, но, по крайней мере, это было самым красивым, что я увидел в этом декабре, кроме, разумеется, тебя. С днём рождения, Эльва.

Он раскрыл ладонь, где оказался маленький серебряный дракончик, искусно выполненный до самых мельчайших деталей. Он переминался с ножки на ножку, пофыркивая золотистыми искорками и взирая на мир глазами-бусинками из зелёного камня.

Кроме восхищённого вздоха, вырвавшегося инстинктивно, Эльва не могла подобрать слов для ответа.

— Это зачарованная заколка, — сказал Энтони. — Примеришь?

Они подошли к ближайшему зеркалу.

— Если ему ничего не сказать, он будет выбирать причёску по своему желанию.

Дракончик, едва его поднесли к голове Эльвы, невесомо юркнул в тёмные пряди, захватывая некоторые из них по одному ему ведомому плану, и через пару мгновений расположился на затылке, венчая высокий сплетённый пучок.

— Невероятно, — прошептала Эльва, смотря на себя в зеркало. — Очень красиво.

Она обернулась к Энтони. Тот стоял позади, легко обнимая её за талию, и не успела она осознать, что происходит, как он наклонился к ней, нежно поцеловав.

* * *

Зачарованные звёзды насмешливо смотрели на неё с потолка, и как сотни раз до этого, Эльва пыталась найти в них разрешение своим сомнениям.

После рождественского ужина у Слизнорта, с которого она поспешно ретировалась, стараясь не встречаться с Энтони взглядом, мисс Райт не нашла ничего лучше, кроме как без промедлений отправиться спать. Сон, однако же, и не думал избавлять её от тяжких мыслей — два часа она проворочалась, не находя себе места.

Произошедшее на вечере заставляло её не просто взглянуть по-другому на их отношения с Энтони, а обязывало принять какое-то решение, к чему она оказалась совершенно не готова. Она знала, что то, что есть между ними, с самого первого дня было больше, чем дружеским общением, однако этот романтический аспект всегда находился на втором плане. Им было интересно проводить вместе время, а обоюдная симпатия придавала этому времяпрепровождению особый оттенок, да и недвусмысленные знаки внимания и комплименты очень льстили самолюбию, разыгрывая воображение. Но превратить эти фантазии во что-то реально существующее, открыто назваться парой? Это уже был совсем другой вопрос.

Нет — конечно, Голдстейн был завидным ухажёром. Красив, умён, наследник уважаемого рода и, к тому же, действительно обладал приятным характером и добрым сердцем. Многие девочки-однокурсницы добивались его внимания. К тому же, он по-настоящему нравился Эльве, и она не могла взять в толк, почему же испытывает жгучее желание обходить его стороной в ближайшее время и почему на душе так скребут кошки.

Может, дело было в самом поцелуе. В тот момент сердце её действительно забыло, как биться, от волнения, но это было скорее связано не с Энтони, а с его действиями. Эльва не была уверена в том, как именно всё должно быть, но ей почему-то казалось, что она почувствует нечто особенное. А она не почувствовала. А вот Энтони, похоже, почувствовал.

В этом и было дело. Голдстейн просто светился от счастья, и, встретившись с ним взглядом после поцелуя, она увидела столько трепета, теплоты, радости, что вдруг осознала, что, возможно, её чувства к нему далеко не такие сильные, как его чувства к ней. Астория в таком случае посоветовала бы просто наслаждаться, но Эльве казалось, что это был бы самый гнусный обман с её стороны. Получалось, что она не то чтобы была совсем против, но просто была недостаточно за. А Энтони не заслуживал такого.

Серебряный дракончик почёсывался и сопел на прикроватной тумбе, и под эти непривычные звуки ей удалось, наконец, заснуть.

После завтрака она увиделась с Гермионой и сперва не хотела ей говорить о своих душевных терзаниях, но глядя на подавленный вид подруги, которая рухнула за стол с фразой: «Это было ужасно!» — решила всё же отвлечь её от воспоминаний о Маклаггене.

— Не знаю, как теперь поступить, — вздохнула Эльва, закончив свой рассказ. — Я ведь совсем не хочу прекращать общение с Энтони! Я просто не готова предложить ему ничего больше, чем то, что у нас уже есть.

— Ты должна сказать ему, Эльва.

— Я причиню ему ужасные страдания! Не хочу даже представлять его взгляд, когда я признаюсь. Я ведь сама виновата, понимаешь? Благосклонно принимала все его ухаживания, не ожидая, что он так скоро решит пойти дальше.

— И это будет всё равно лучше, чем обманывать его. Как бы ни было тяжело, ты должна сказать ему как можно скорее.

Эльва с облегчением подумала о том, что рано утром Энтони уехал домой — он попрощался с ней ещё вчера, — и эту проблему можно отложить до начала следующего семестра.

— Мне пора собираться, пожалуй, — сказала Гермиона.

— Ты уезжаешь уже сегодня?

— Да, родители ждут меня к вечеру. Вообще-то я была уверена, что проведу Рождество в Норе… Гарри и Рон уехали утром. Гарри опять сходит с ума из-за Малфоя.

— Почему на этот раз?

— Ах, да, вы с Энтони же куда-то делись и не видели, как Филч притащил Малфоя прямо к профессору Слизнорту на приём, сообщив, что тот подозрительно прохаживался по коридору у кабинета. Я думаю, он просто пытался попасть на вечер без приглашения.

Эльва промолчала, раздумывая, что же могло заинтересовать Драко. Она была уверена, что тот ни за что не стал бы напрашиваться таким образом на подобное мероприятие и, значит, был занят чем-то другим.

Наступило Рождество. Все сокурсники Эльвы разъехались, и на праздничном обеде было очень пусто. Эльва невольно грустила от того, что не может побыть дома хоть немного, как в прошлом году, и единственное, что согревало душу — предстоящее путешествие в дом её настоящих родителей.

Все дни до Рождества она посвятила домашним заданиям, справедливо полагая, что на всякий случай лучше оставить свободной оставшуюся часть каникул, но именно в этот вечер заниматься уроками совсем не хотелось.

Придя с ужина, она два часа просидела перед зеркалом, снова и снова сажая дракончика в свои волосы, с интересом гадая, какую ещё причёску он сможет выполнить. Наконец ей надоело, и она оставила последний вариант.

Глянув на часы и отметив, что уже вот-вот будет отбой, она решила, что успеет выйти на улицу и немного постоять на крылечке — хоть какое-то развлечение, в конце концов, а потому поторопилась наверх.

Кутаясь в мантию, Эльва разглядывала ночной зимний пейзаж, вдыхая морозный воздух. Время быстро уходило, и она уже собиралась нырнуть обратно в теплоту замка, когда заметила в отдалении тёмную фигуру.

Несколько мгновений она присматривалась. Некто явно хромал, приближаясь к Хогвартсу. Вряд ли это ученик — во-первых, их не так много осталось на каникулы, а во-вторых — отбой с минуты на минуту. Преподаватель? А почему так хромает? А что, если это… враг?

Долю секунды она даже всерьёз обдумывала этот вариант, с ужасом вспомнив, что Дамблдора опять нет в школе. Но здравый смысл быстро пришёл на помощь — едва ли Пожиратель в одиночку обошёл бы все защитные барьеры и также в одиночку собрался бы штурмовать Хогвартс.

Тем временем незнакомец подходил ближе, и вот она уже уловила в нём знакомые черты.

— Профессор Снейп, — изумлённо пробормотала Эльва, срываясь с места ему навстречу. Он действительно ужасно хромал, подволакивая ногу. Лицо выглядело непонятно, то ли в синяках, то ли в каких-то чёрных разводах.

— Профессор Снейп! Что с вами?

Он тяжело дышал. Эльва подхватила его под руку, помогая ему дойти до крыльца.

— Вам нужно в больничное крыло!

— Не вздумайте, — прохрипел Снейп.

— Но...

— Мне нужно в мой кабинет.

Спорить с ним она не решилась.

Когда он повалился на кресло в кабинете, Эльва бросила невербальное заклятие в камин, разжигая пламя, и тут же наклонилась к нему. Кожа на его лице и руках была покрыта чернеющими пятнами.

— Что с вами, профессор? Скажите, чем я могу помочь?

— Мисс Райт, что вы забыли на улице после отбоя? — проговорил он, стараясь, чтобы голос звучал как обычно, но было видно, что губы плохо его слушаются.

— До отбоя было ещё несколько минут, сэр. Я вышла подышать свежим воздухом. И разве сейчас это важно? Что произошло?

— Раз уж вы здесь, откройте вон тот шкафчик.

Эльва поспешила к указанной створке, распахнув её.

— Третья полка, справа стоят флаконы с настойкой бадьяна. Нашли?

— Да.

— Возьмите… два.

Сам он тем временем освободил от рваной ткани повреждённую ногу. Взяв у Эльвы из рук один пузырёк и откупорив его, он принялся обрабатывать раны.

— Это он? — спросила, не выдержав, Эльва.

— О чём вы, — нехотя отозвался Снейп, забыв добавить вопросительную интонацию.

— Это Волдеморт с вами сделал? Вас раскрыли?

Снейп замер и глянул на неё исподлобья, а затем невозмутимо вернулся к своему занятию.

— Если бы, мисс Райт, произошло то, о чём вы упомянули, мы с вами уже сейчас не разговаривали бы. Можно было бы об этом догадаться. Похоже, эта побрякушка в ваших волосах мешает вам нормально думать. Позволю себе предположить, что это подарок мистера Голдстейна. Смотрите, не скатитесь до его уровня.

— Ну, знаете ли, я не эксперт в области привычек Волдеморта и, если честно, совсем об этом не жалею, сэр, — пробурчала Эльва, задетая чрезмерно язвительным тоном его комментариев. — И вообще… Энтони не имеет к делу никакого отношения.

— Я уж как-нибудь сам разберусь с этим, имеет или не имеет. Надеюсь, вы хотя бы думаете, о чем рассказываете своему новому другу наедине, или ваши с директором изыскания уже смакуют в студенческой гостиной?

— Позвольте и мне разобраться с этим самой, профессор. Это вас не касается.

В этот момент она почувствовала давление легилименции, наткнувшейся на её лёгкий блок, который давно уже стал частью её жизни.

— Профессор Снейп! — ахнула она. — Не смейте лезть в мою голову! Это уже слишком, даже для вас.

Снейп криво усмехнулся.

— Приятно знать, мисс Райт, что хотя бы какие-то мои уроки с вами не остались бездарно потраченным временем. Это оставляет вам призрачный шанс на выживание, хотя я бы не поставил на это даже свою зарплату.

— Что?!

— Да будет вам известно, что то, что произошло сегодня со мной, предназначалось для вас.

— Я не понимаю…

— Северус! — Эльва, вздрогнув, обернулась и увидела в дверях Дамблдора. — Я пришёл, как только смог. Как ты себя чувствуешь?

Директор сосредоточенно вёл палочкой вдоль тела Снейпа, беззвучно произнося какие-то заклинания. Через несколько минут тёмные пятна стали бледнеть и уменьшаться, а затем исчезли вовсе. Снейп полулежал с закрытыми глазами, его тело обмякло и расслабилось, было видно, что боль отступила.

— Всё завтра, Северус, — сказал Дамблдор. — Сейчас тебе надо отдохнуть. Пойдём, Эльва.

Они вышли в коридор.

— Профессор Снейп последний месяц занимался сигнальными чарами, наложенными на дом твоих родителей, Эльва. Том приложил немало усилий, чтобы узнать, если вдруг ты или кто-то другой объявится в том месте. Однако его заклятья были нацелены, прежде всего, на представителей рода Агоно, и мы с Северусом, в конце концов, нашли лазейку. То, что случилось с ним сегодня — только отдача, неизбежная при нейтрализации такого рода чар.

— Значит, он пострадал из-за меня.

— Он пострадал из-за войны, Эльва, не взваливай на себя больше, чем можешь унести. Нам всем предстоят свои жертвы. Я хотел предупредить тебя, что через пару дней мы отправимся в путь.

* * *

Северус Снейп никак не желал покидать её мысли. Она ведь действительно испугалась за него сегодня, а он наговорил опять каких-то гадостей. Но всё же профессор рисковал своей жизнью, чтобы она могла попасть в тот дом.

Только вернувшись в свою спальню, Эльва заметила, что по-прежнему держит в руке второй флакон с настойкой бадьяна. Решив, что исцеляющее зелье ей пригодится, она закинула его в свой чемодан.

(Темная сторона)

— Аманта, я хотел бы кое-что предложить тебе, — сказал Деймон однажды за завтраком.

Уже неделю стояла настоящая июльская жара, так не свойственная дождливой Англии, и даже здесь, в чаще ньюфорестовского леса, было душновато.

— М-м-м? — вопросительно глянула на мужа Аманта.

— У меня давно появилась эта идея, хотя раньше я не думал, что она пригодится мне самому. Есть специальные чары, позволяющие заколдовать некий объект так, чтобы он нагревался и охлаждался в соответствии с состоянием своего хозяина. Этим любили пользоваться в Средневековье, когда мужчины, занимающиеся военным ремеслом, подолгу пропадали вдали от своей семьи, и их жёны порой годами не знали об их смерти. Так что эта услуга была популярна даже у магглов. И я думаю, нам тоже стоит сделать нечто подобное. В твоём положении…

— Деймон, ещё раз говорю — я беременна, а не умираю! По-моему, достаточно и того, что Волдеморт больше не приходит сюда. Хотя теперь я переживаю за тебя каждый раз, когда ты идёшь к нему!

— Так было нужно, поверь. Не хочу, чтобы наша дочь росла рядом с ним.

Она промолчала.

— Аманта, он гораздо опасней, чем мы с тобой думали, понимаешь? Я действительно считаю, что лишние меры безопасности сейчас не повредят.

— Ты что-то видел там? — её посетили смутные догадки.

— Не думай об этом, тебе не следует сейчас волноваться. Просто сделай так, как я прошу. Пожалуйста.

— Мерлин, Деймон! Хватит запирать меня в чулане. Кажется, я теперь волнуюсь даже больше, чем раньше, и всё из-за твоих вечных недоговорок и туманных фраз, вроде той, что ты только что сказал. Ты же знаешь меня, мне нужно всегда быть в курсе всего. Так что если хочешь в чём-то меня убедить, расскажи для начала всю правду.

Она примирительно улыбнулась.

Заметно было, что мужчина совсем не разделяет её мнения, но он, встав и нервно пройдясь по кухне, всё же решил подчиниться.

— Ну, хорошо. Ты знаешь, что я теперь сам отправляюсь к Волдеморту, как только готова новая страница. Понятия не имею, где именно находится его убежище, поскольку он каждый раз посылает кого-то, кто аппарирует со мной туда и обратно, что ты, вероятно, заметила, но я уверен, что это настоящий военный штаб. Не стану вдаваться в подробности, нам с тобой это ни к чему. Скажу только, что он о многом лгал нам. Он ведёт жестокую и кровопролитную войну. Он упивается собственным могуществом. Он держит в благоговейном трепете своих приспешников. Он солгал нам даже о своём имени.

Аманта в удивлении округлила глаза.

— Его зовут не Волдеморт?

— Я так понимаю, что это имя он выдумал сам. Но раньше его звали Том Реддл. Я узнал об этом, случайно оказавшись свидетелем его разговора с одним из его слуг. Да, именно так они и сами себя называют.

— Том Реддл… А я гадала, откуда у него такое странное имя.

— Аманта, его боятся. Все без исключения. То, что мы с тобой оказались в неведении, похоже, с самого начала было его собственным планом. И поэтому мы до сих пор живы — мы нужны ему.

Аманта хмыкнула.

— Только вот уже очень скоро мы отдадим ему последние страницы.

— Именно. И надо быть готовыми к чему угодно. Сражаться, бежать. И надеяться, что он не захочет тратить силы на наши поиски.

Тяжёлое молчание наполнило кухню, и так уже залитую до краёв слепящим солнечным светом. Было нечто противоестественное, какой-то несоизмеримый разрыв между их мрачными мыслями и этим ярким летним утром.

— Я согласна. На твою идею.

В тот же вечер они осуществили задуманное. Чары, помещённые на их обручальные кольца, были устроены так, что кольцо каждого из них должно было нагреваться, когда другому грозит опасность, и охлаждаться и чернеть в случае его смерти.

* * *

1979 год шёл на убыль.

За последние месяцы Аманта уже привыкла, что в её доме больше не появлялся этот страшный человек. Когда Деймон узнал, что скоро станет отцом, он немедленно поговорил с Волдемортом, и с того дня всегда сам передавал тому бумаги. Аманта не знала, что именно он сказал ему, как уговорил, но благодаря этому вернулось хоть какое-то душевное спокойствие. Иногда ей даже удавалось ненадолго забыть о сигнальных заклятиях, уплывая в счастливые грёзы о будущем их дочери.

Повинуясь этим порывам, она стала порой уделять некоторое время украшению дома, и вскоре в холле появилось чудное оливковое дерево. Оно росло из кадки посреди помещения, упираясь кроной в самый потолок.

— Дерево в горшке? — улыбнулся Деймон, увидев эту картину. — Можно было создать его магией, и не нужен был бы никакой горшок.

— Хочу, чтобы оно росло независимо от магии, — возразила Аманта. — Магия может истощиться. К тому же, чары я всё же применила — от болезней, засухи и недостатка солнечного света. Теперь оно всегда будет пышным.

Довольно часто она стала выбираться на их навесной мост — до той отметки, где пролегали барьеры, разумеется. Он раскачивался и скрипел под её осторожными шагами, будто норовя в любую секунду оборваться и рухнуть вместе с ней в глубокий овраг. Дойдя до нужного места, она едва облокачивалась на перила, сделанные из привязанных к натянутым верёвкам старых деревянных брусков, серо-чёрных, погрызенных ветрами, снегами, дождями, наполовину сгнивших. Аманта с удовольствием наполняла лёгкие свежим лесным воздухом, в котором уже отчётливо чувствовалось дыхание осени, и смотрела вглубь леса: на небольшую полянку между высокими клёнами, на кустарниковую гущу слева, на трепещущие на ветру листья.

Они выберутся. Они сделают это. Сделают потому, что теперь по-другому нельзя.

Она гадала, закончат ли они прежде, чем малышка появится на свет. Что лучше — встретить неизвестность с младенцем на руках или в преддверии его рождения? Аманта не знала.

Десятый обряд давно был у Волдеморта (или, может, стоило называть его Том Реддл), и сейчас им оставались последние страницы одиннадцатого. Между тем, кроме их жизней и жизни их дочери, стоял вопрос и о самом исследовании. И в последнее время это стало всё чаще занимать мысли Аманты.

— И что будет с рукописью? — спросила она мужа, когда они однажды стояли в обнимку напротив родового гобелена Агоно, висевшего в зале.

— Ты же понимаешь, что он не захочет её отдавать, — Деймон с нежностью провёл кончиками пальцев по обновившемуся изображению на гобелене. Ниже их собственных имён теперь проглядывало ещё одно — Эйма Агоно, только буквы его пока были серыми.

— Понимаю. Но он опробует обряды на себе, я уверена. Это решит исход войны, Деймон.

— Мы связаны обетом, — напомнил он.

— Мы ещё связаны ответственностью. Перед собой. Перед нашими близкими. Перед всем миром.

— Аманта, довольно трагизма, — он убрал руку с её талии и отошёл к камину. — Если бы я видел какой-то выход, я бы им воспользовался.

Она помолчала, собираясь с мыслями, чтобы озвучить свою идею.

— А что, если мы дадим ему ложную информацию? Или неполную.

Деймон уставился на неё непонимающе.

— Ты что, забыла свою клятву? Если мы каким-либо способом помешаем исследованию, уничтожим или будем препятствовать…

— Я говорю не о том, чтобы препятствовать исследованию, Деймон, а о том, чтобы обмануть Волан… Тома Реддла.

Он смотрел на неё, пытаясь осознать её слова.

— Ты имеешь в виду…

— Я имею в виду, что в нашей клятве не сказано ни слова о том, в каком именно объёме он должен получить информацию об исследовании. И ни слова о том, что нельзя прятать друг от друга оригиналы переведённых страниц.

Деймон опустился на диван, закрыв ладонями лицо, и устало вздохнул.

— Деймон, давай завершим перевод. Таким образом, исследование будет закончено. А потом отдадим Тому Реддлу только часть страниц и убедим его, что это всё, что есть. Оставшиеся оригиналы спрячем.

— Почему ты стала называть его… так? — внезапно пробормотал он.

— Потому что это то, кто он есть на самом деле.

* * *

По неизвестной причине именно в тот год осень совсем не спешила с дождями, позволяя последним тёплым дням догорать яркими буро-рыжими красками, хотя было уже первое ноября.

Аманта с не свойственной ей прежде сентиментальностью впитывала в себя этот восхитительный пейзаж, проводя много времени на любимой веранде, закутавшись в плед.

— Аманта…

Деймон вышел к ней, и в его взгляде она сразу почувствовала напряжение.

— Что случилось?

— Я… Я закончил последнюю страницу.

— Хорошо. Действуем по плану.

— Я хочу, чтобы ты прочитала её.

* * *

— Деймон, прошу, будь осторожен. Я не смогу без тебя. Обещай, что ты будешь осторожен. Обещай мне! — она обнимала его, не желая выпускать. — Послушай, может, нам всё-таки просто исчезнуть? Сбежать и спрятаться. Он поймёт, что мы ушли, но мы можем путать следы и не задерживаться на одном месте, и…

— Аманта, он нас отыщет. Если не будет считать, что рукопись у него, он нас отыщет. Ты же знаешь… Это наш единственный шанс. Ты сама это предложила.

— Да, да, но что, если… Что, если он как-то поймёт…

— Не поймёт. Последняя страница в кабинете. Я отдам ему всё остальное и заверю, что мы закончили — что не будет ложью. Мы возьмем страницу с собой и спрячем где-нибудь, где её никто не найдёт. Это отличный план, Аманта, ты придумала отличный план. Собери наши вещи. Мы поедем, как только я вернусь.

— Он ведь скоро увидит, что в обряде недостаёт сведений.

— Всего одного факта. Я скажу, что Фламель не указал его.

— Он не поверит…

— Аманта, собери вещи. Будь готова.

Он высвободил себя из её рук, до последнего цеплявшихся побелевшими пальцами за его тёплую мантию. Подошёл к окну, отправил в сторону барьеров оглушающее заклятие. Таким образом он оповещал его, что готов прибыть с новыми страницами.

Пару секунд спустя раздался громкий хлопок аппарации, и в центре комнаты появился высокий мужчина с уродливым шрамом на лице, облачённый в длинную чёрную мантию с глубоким капюшоном. Он принёс с собой отвратительный запах дыма, грязи, крови, жестокости. В последнее время Аманта стала восприимчива к запахам.

Мужчина оскалился в некоем подобии улыбки, безмолвно схватив Деймона за плечо, и оба они исчезли.

* * *

— Рабастан, доставь его сюда.

— Да, мой Лорд, — Лестрейндж низко поклонился и аппарировал.

За окном висел непроглядный смог. Как будто особняк располагался в бесконечном сизом Ничто. Лорду это нравилось.

Хлоп.

Двое мужчин стояли перед ним. Один — преданный слуга, другой — почти сосредоточение его собственной ярости. Раздражающий до зубовного скрежета.

— Деймон, — благожелательно проговорил Лорд. — Приветствую тебя.

— И я тебя, Волдеморт.

Фамильярно. Неуважительно. Новая порция ярости едва заметно исказила красивые черты его лица. Но он продолжил игру.

— Как чувствует себя Аманта?

— Прекрасно, спасибо.

— Хорошо. — Лорд медленно шёл по залу. — Итак, вы продвинулись с переводом?

— Да. Мы его закончили.

Он остановился, и в помещении воцарилась тишина.

— Неужели? Ты принёс последние страницы?

— Совершенно верно.

— Все?

Секундная заминка.

— Разумеется.

— Что ж, это отличные новости, Деймон, — улыбаясь, сладко сказал Лорд и подошёл вплотную к мужчине, в ожидании протянув свою бледную узкую ладонь.

Гость помедлил какое-то мгновение, но затем без возражений передал исписанные пергаментные листы своему собеседнику.

— Что ты думаешь по поводу проделанной работы, Деймон? — Лорд медленно вернулся к окну.

— Что… я думаю? Ну, я думаю, это очень важно. Для нашего общества, — озадаченно ответил Деймон.

— Да, это действительно так.

Рабастан издал едва слышный ироничный смешок.

— Рабастан, оставь нас.

— Да, мой Лорд.

Лестрейндж скрылся за высокими дверьми, гулко закрыв их за собой.

— Волдеморт, я хотел спросить тебя…

— Да, Деймон?

— По поводу будущей судьбы нашего исследования.

— О, пусть это не беспокоит тебя. Уверяю, оно будет использовано достойным способом.

— Не сомневаюсь. И всё же нет уверенности, что оно вообще окажется действенным. На мой взгляд, некоторые аспекты Фламель осветил недостаточно… детально.

— Вот как, — Лорд теперь внимательно смотрел на молодого волшебника. — Думаю, что с этим я скоро разберусь.

— Как скажешь. Я бы хотел… То есть, теперь, когда мы с Амантой закончили работу, думаю, нам не помешало бы немного отдохнуть. Ты понимаешь, в её положении…

— О, безусловно, вы заслужили отдых. И вы его получите, Деймон. Сполна, — он шумно вздохнул, повернувшись к окну. — Сегодня чудесный день, не правда ли?

— Пожалуй, это так.

— Скажи, доводилось ли тебе когда-нибудь использовать легилименцию?

— В пределах своего курса обучения — да. В юности. Впрочем, это умение нельзя отнести к числу моих талантов.

— Хм… А окклюменцию?

Деймон отрицательно покачал головой.

— Мне тяжело давалось всё, что было так или иначе связано с необходимостью подавлять свои эмоции.

Лорд усмехнулся.

— Охотно верю. Тебе и сейчас это нисколько не удаётся.

— Я не совсем понимаю, что…

— Твой страх настолько велик, что я едва ли могу различить за ним тебя самого, Деймон, — Лорд больше не улыбался. Он с особенным наслаждением наблюдал, как мужчина, стоящий перед ним, стал дышать чаще и глубже.

— Это правда. Ты теперь всё чаще внушаешь мне страх, Волдеморт.

— И, тем не менее, этого страха оказалось недостаточно, чтобы предотвратить твою попытку солгать мне.

— Я ни о чём не…

— Довольно, Деймон, — пресёк его жалкие попытки Лорд. — В отличие от тебя, я давно освоил легилименцию. Я разглядел те незаменимые преимущества, которые даёт способность проникать в чужой разум. И я достиг своего рода совершенства в этом вопросе. Я могу, не прилагая никаких заметных усилий, понять, что чувствуют люди вокруг меня. Я могу отличить ложь от правды, лишь бросив взгляд в глаза другому. Я могу забраться в такие глубины человеческой души, что буду знать о человеке больше, чем он сам. Я могу, например, легко обвести вокруг пальца двух глупцов-исследователей, просто возвращая им за беседой их же собственные мысли.

О, да, он понял, о ком речь.

Когда требовалось наказать или убить, именно этот момент нравился Лорду больше всего. Смотреть в глаза своим жертвам в эти долгие первые секунды, наполненные страшной догадкой о том, что их сейчас ждёт. Их оглушённый, охваченный ужасом взгляд выдавал одну-единственную мысль: «Бежать!», в то время как на задворках сознания уже рождалось понимание, что это им не удастся.

— Ты…

— Да, я лишь преследовал свои цели. Впрочем, я мог бы пытать вас и всё это время заставлять работать под страхом Круциатуса. Однако я посчитал, что умственный труд более эффективен без необходимости превозмогать боль. Так что ты и твоя заносчивая жена должны быть мне благодарны за десять лет моего терпения к вашим капризам.

— Не трогай её, Волдеморт, — прошептал маг.

— Ты не в том положении, чтобы указывать мне.

— Не трогай её, прошу. У тебя есть я.

— О, да, есть, — оскалился Лорд. — Загвоздка в том, что моим приоритетом всё это время были бесценные рукописи Николаса Фламеля, которые ты, Деймон, не удосужился передать мне в полном объёме.

Лорд замолчал лишь только затем, чтобы услышать, как перехватило дыхание у его непутёвого гостя.

— А теперь мой приоритет — та страница, что оставлена тобой, по исключительной глупости и самоуверенности, в вашем с Амантой кабинете, на столе. Да, окклюменция — не твой удел. Мне даже не приходится прилагать усилий. Что же, ты думаешь, я теперь буду делать, когда между мной и моим бессмертием лежит только последний из обрядов? Не удивляйся — теперь я уже могу сказать тебе — я выполнял на себе все обряды, один за другим, как только получал их. И мне остался всего один, в котором не хватает последней страницы.

— Да, я был глупцом. Забери то, что ты жаждешь получить, но позволь жить моей жене и дочери, умоляю.

— Прощай, Деймон, — сказал Лорд, подняв свою палочку. Он заметил бесстрастно, как приговорённый тоже вскинул кисть в попытке успеть защититься, но в следующее мгновение всепожирающие языки Адского Огня охватили его целиком.

Потребовалось около минуты, чтобы Деймон Агоно стал не более чем пеплом, устилающим лакированный паркет в одном из залов Южной резиденции Лорда.

Они аппарировали в морозное зимнее утро, свежее и хрустальное. Эльва осторожно выбралась из красной телефонной будки, оглядывая заснеженную лондонскую улицу. Ещё в школе Дамблдор предупредил её, что им сперва предстоит встретить мистера Ригера в Лондоне, после чего они вместе отправятся в путь.

Йенсен ожидал их в небольшом маггловском кафе на углу Сан-Мартинс Лэйн, фасад которого был полностью обит панелями из красного дерева, а табличка у входа гласила: «Лучшая английская кухня, лучшее английское пиво». Немец сидел за одним из столиков у окна, задумчиво уставившись на проходящих по улице людей. Перед ним дымилась чашка кофе.

— Мистер Ригер, — Дамблдор вежливо кивнул ему, подходя к столику.

— О, мистер Дамблдор, мисс Райт, — немец выглядел немного рассеянным, приподнимаясь со стула для приветствия, — я, честно говоря, ожидал, что у меня есть ещё четверть часа до вашего прихода… Не будет ли обременительным для вас присоединиться ко мне и выпить по чашечке кофе? Здесь он отменный, люблю эту кофейню.

— Что ж, почему бы и нет, четверть часа погоды не сделает.

— Отлично, спасибо.

Кофе действительно был великолепным, бодрящим, с насыщенным ореховым ароматом. Эльва тихо наслаждалась горячим напитком, погрузившись в мысли о том, как может выглядеть дом Деймона и Аманты Агоно, когда Йенс нарушил затянувшуюся за столом тишину.

— Памятник Эдит Кавелл. Если захожу сюда, всегда сажусь на это место, чтобы можно было видеть его из окна.

Эльва оглянулась, чтобы посмотреть туда, куда указывал Ригер. По ту сторону дороги действительно располагался мемориал, увенчанный женской скульптурой. На его высоком постаменте — с той стороны, которая была видна, — темнели большие буквы: «ЖЕРТВЕННОСТЬ».

— Слышали эту историю? Я узнал её ещё давно, так как в своё время интересовался маггловскими хрониками. Эдит Кавелл была английской медсестрой, работавшей в Германии в годы первой маггловской войны. Она лечила всех — и британцев, и немцев, и любых других раненых солдат, попадавших к ней. А однажды помогла бежать из Германии нескольким сотням пленных, за что была арестована и расстреляна. Красивый памятник, правда?

— Да, — отозвалась Эльва, всё ещё разглядывая его. — Жаль, отсюда не рассмотреть его полностью.

— На трёх других сторонах постамента написано «ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ», «МУЖЕСТВО» и «ПРЕДАННОСТЬ», — сказал Йенсен, видимо, вкладывая в свои слова особенное значение.

Эльва подумала, что он, возможно, размышлял о том, что происходит сейчас в мире, об угрозе новой войны, и вздохнула. Да, война всегда тесно связана с этими громкими понятиями. Общество к ним взывает, и каждый, даже ничем не примечательный волшебник, пожалуй, считает про себя, что в той или иной степени обладает этими благородными качествами. Однако в душе Эльвы это рождало противоречивые чувства. Она хорошо понимала словарное значение каждого из этих терминов, но что касается реальной жизни…

Она не думала, что на самом деле смогла бы повторить подвиг Эдит Кавелл. Для Эльвы война была ничем иным, как нависающей угрозой, некоей неопределённой опасностью, грозящей ей самой и её близким. Война была убитыми родителями Гарри. Разговором «между строк» с Драко Малфоем. Почерневшей рукой директора. Отрядом Дамблдора. Нескончаемой ночью в Министерстве магии. И думая обо всём этом, Эльва не понимала, как здесь верно применить слово «преданность», или «человечность», или «жертвенность». Конечно, она была предана «своей» стороне, но не из идейных мотивов, а, скорее, потому, что на «чужой» верховодят жестокие и кровожадные волшебники, потому, что они стремятся убить её и её друзей. Преданность ли это? Эльве казалось, что здравый смысл. Что же касается человечности… Увековеченная в камне медсестра-маггла лечила и союзников, и врагов, и все восхищались этим, утверждая, что так правильно. Но сколько Эльва ни пыталась обнаружить в себе некую долю сочувствия к Волдеморту или его Пожирателям, она лишь ощущала смесь страха, ненависти и жажды мщения. Тогда в отделе Тайн она бы могла, наверное, убить Беллатрису, если бы увидела такую возможность. Она бы не проявила ни человечности, ни милосердия. После криков Невилла, собственной адской боли, убийства Блэка ей бы и в голову не пришло помогать безжалостной ведьме. Да никому бы не пришло! Может, поэтому Эдит Кавелл поставили этот памятник. А может, именно из-за таких мыслей Шляпа отправила её, Эльву, на Слизерин, и у гриффиндорцев в голове всё по-другому.

— Ну, что, отправляемся? — голос Йенса вытащил её из мрачных мыслей.

* * *

Повсюду вокруг была заснеженная рощица, сейчас выглядевшая довольно скудно, хотя высокие ели немного спасали положение. От этой картины у Эльвы сперва возникла глупая мысль, что они ошиблись направлением при аппарации, но через мгновение она разглядела впереди меж деревьев темнеющие очертания жилища.

Уединённый домик был совсем небольшим. Обветшалые стены служили слабой опорой покосившейся на одну сторону крыше, занесённой снегом. Несмотря на это, было видно, что когда-то давно дом выглядел вполне уютно.

Они подошли ближе, нарушая тишину зимнего леса громким резиновым скрипом снега под ногами, и только спустя несколько минут Эльва поняла, что на подступах к особняку был расположен глубокий овраг. Самым невероятным было то, что овраг окружал дом, будто ров — средневековый замок.

— Как же туда попасть? — не выдержав, удивлённо спросила она своих спутников.

— С той стороны есть мост, — ответил Дамблдор.

И действительно, по мере того, как они обходили строение вдоль оврага, впереди показались чернеющие деревянные балки навесного моста. Сам мост оказался в ужасном состоянии: он сильно просел, в досочном настиле тут и там зияли огромные дыры, а крепящие верёвки были местами порваны.

— Нет причин для волнений, — опять заговорил Дамблдор, будто угадав мысли Эльвы. — Профессор Снейп укрепил его надёжными заклинаниями, только остерегайтесь прорех.

Вздохнув, Эльва ступила на шаткую конструкцию вслед за бесстрашным директором Хогвартса. Смотря на его уверенный шаг, она невольно задумалась о том, что это ведь, наверное, должно быть сложно — считаться одним из самых могущественных волшебников своего времени, когда на тебя рассчитывает всё магическое сообщество. Однако Альбус Дамблдор справлялся с этим отлично.

Едва они миновали середину моста, он пробормотал что-то, что Эльва расслышала как «Северус постарался на славу», а потому предположила, что где-то здесь пролегал сигнальный барьер.

Дом родителей приветствовал Эльву выцветшей дверью и ржавыми перилами крыльца. Дверь поддалась без труда. Они вошли в просторный тёмный холл, воздух в котором казался сырым и более холодным, чем снаружи. Дамблдор повёл рукой, и на стенах загорелось несколько старых факелов, выхватывая из полумрака полки для обуви, большой шкаф, тумбочку, на которой сиротливо пылились связка ключей, несколько сиклей и скомканный пергамент. Прямо в центре комнаты стояло давно засохшее дерево в большой кадке, уходящей в пол. Его сухие ветви упирались в потолок, распластавшись по нему, словно зловещие серые щупальца.

Дамблдор коснулся одной из веток.

— Судя по всему, это оливковое дерево. Ну разве не прекрасная идея расположить его прямо здесь?

— Пожалуй. Это похоже на Ами, — улыбнулся Йенс.

Из холла вело сразу несколько дверей, а также был проём на простенькую кухню с огромным окном, в котором теперь недоставало пары стёкол. Буфетные шкафы были всё ещё полны посуды и другой кухонной утвари, хотя некоторые створки были сломаны, а на полу кое-где хрустел разбитый фарфор. В углу ютился скромный столик с парой чашек. Всё было покрыто толстым слоем пыли.

— Всё лежит так, будто хозяева могли вернуться, — задумчиво пробормотала Эльва.

— Возможно, так оно и было, — отозвался Дамблдор, открывая ящички и полки и рассматривая их содержимое. — Пока сложно сказать, какие обстоятельства привели к тому, что Аманта оказалась в больнице одна. Возможно, нам удастся найти здесь какие-то подсказки. Это, похоже, столовая.

Он зажёг ещё несколько факелов. Из столовой можно было выйти на просторную террасу, а другая дверь через небольшой коридор вела в спальню.

Стоящий там большой платяной шкаф не содержал ничего, кроме скудного набора одежды; ящики в прикроватных тумбах вмещали какие-то личные вещи. Одна из колдографий на тумбочке лежала плашмя, и Эльва подняла её, встречая нетронутое пылью яркое изображение мужчины и женщины. Мужчина — смуглый, темнобровый — создавал из воздуха цветок и закреплял его в светлых волосах женщины, стоящей рядом. Они улыбались друг другу и выглядели счастливыми.

— Похоже, это рабочий кабинет, — раздался голос Дамблдора, и Эльва поспешила в соседнее помещение, решив забрать колдографию с собой.

Все стены в кабинете были уставлены книжными полками, тут и там снабжёнными откидными столешницами. Широкий чёрный стол был завален бумагами. Неподалёку стояло несколько стульев, ещё один валялся перевёрнутым. Было похоже, что когда-то здесь что-то искали, не заботясь об аккуратности: некоторые книги валялись на полу, открытые, с помятыми и порванными страницами, везде были разбросаны скомканные и грязные листы бумаги, все ящики выдвинуты и опустошены.

Эльва заметила, что кабинет и спальня соединялись крохотной верандой, где помещались только два плетёных креслица и такой же круглый столик. Сейчас всё это едва выглядывало из-под толщи снега, несмотря на козырёк над головой.

— Эльва! — услышала она откуда-то из глубин дома.

Дамблдор и Ригер ждали её в холле.

— Кажется, нам сюда, — директор указывал на двустворчатую дверь, которая, как оказалось, вела в большой зал.

Он был почти пуст. Слева светились холодным зимним светом высокие окна, и солнечные лучи, падающие сквозь них, из-за пыли в воздухе обретали чёткие очертания. У противоположной от входа стены темнел камин, на полке которого стояла пара старых подсвечников. Над ними висели большие круглые часы, давно остановившие свой ход. Единственной мебелью в зале были диван, кресло и журнальный столик, стоявшие прямо перед камином и казавшиеся неестественно маленькими для такого большого помещения.

— Эльва, — опять позвал Дамблдор.

Они с Йенсом стояли у окон. Эльва подошла к ним и только тогда разглядела, что между двух центральных окон на стене висело то, зачем они сюда пришли — фамильный гобелен Агоно. «Спасение внутри нас» — гласил уже знакомый девиз под родовым гербом.

Во всём окружающем запустении гобелен сейчас смотрелся блёкло и бедно, но Эльва с трепетом разглядывала золотистые завитки орнамента, вплетённого в имена волшебников и их изображения. В самом низу она увидела Деймона и Аманту. Теперь ей было легко их узнать.

Ниже под их именами было ещё одно, самое последнее. Эта надпись, как и все остальные, была сделана на греческом, но Эльва уже выучила эти символы наизусть — Эйма Агоно. Это она. Её родители. Её дом. Осознание этого факта слегка вскружило голову. Впрочем, теперь оставалось убедиться в этом, ведь надпись была серой, а не золотой, и рамочка над именем пустовала.

— Просто коснись гобелена там, где твоё имя, — подсказал Йенс.

Медленно, как будто аккуратность могла здесь что-то решить, Эльва подняла руку и дотронулась до волшебного плетения, заворожённо наблюдая, как золотистая дымка, мгновенно рождённая прикосновением её пальцев, окутала на секунду надпись и пустую рамку, а затем рассеялась, оставляя яркие золотистые буквы и изображение в овале.

«Вот и всё», — подумалось ей. Сомнений больше быть не может. Не то чтобы раньше она сомневалась, но теперь будто бы сделала тот самый шаг, после которого нельзя притвориться, что ты здесь ни при чём. Шаг, после которого нет пути назад.

— Я отдам тебе всё, что передала мне Аманта. Мне нужно только пару дней, — сказал Йенс. — Я знал, что…

Внезапно отовсюду раздались громкие хлопки.

Прежде, чем Эльва осознала, что видит ненавистные чёрные фигуры в капюшонах и масках, прежде, чем хоть один луч заклятия успел её достичь, её затянуло в аппарационную воронку.

Они очутились там же, где и утром, заполнив телефонную будку, словно шпроты — консервную банку.

— Все целы? — поинтересовался Дамблдор, когда они втроём не слишком грациозно вывалились на улицу.

— Кажется, да, — ответил Йенсен. — Это… Это были…

— Да, Пожиратели, они самые, — ответила за директора Эльва, которая уже пришла в себя — от страха почему-то не осталось и следа. Возможно, в глубине души она давно мечтала дать Пожирателям отпор, хотя здравый смысл подсказывал, что она бы ни за что не выстояла против закалённого в дуэлях мага, даже одного.

— Но вы сказали, что сигнальные чары были сняты!

— Разумеется, были, мистер Ригер, — отозвался Дамблдор. — Я подозреваю, что какая-то магия была применена к гобелену. Обнаруживающие заклинания ничего не выявили, так что это нечто особенное, что сработало, только когда гобелен признал девочку. Довольно умный ход, следует отметить.

Они наспех попрощались с Йенсом, договорившись, что будут ждать его письма с указанием времени и места встречи, чтобы забрать бумаги, и аппарировали в школу.

* * *

Большой зал гудел с самого утра: профессор Дамблдор перед завтраком объявил, что первое занятие по аппарации состоится в эту субботу, и все желающие, которым уже исполнилось семнадцать лет, могли записаться у деканов своих факультетов.

Эльва, конечно, записалась в тот же день, стараясь не встречаться взглядом со Снейпом, потому что после инцидента в канун Рождества она испытывала некоторую неловкость в отношении него — то ли из-за того, что увидела его не в лучшем состоянии, то ли из-за слов, которые он ей сказал. Она не знала, что он сам думал по этому поводу, но подозревала, что Северусу Снейпу глубоко наплевать и на то, что в болевом полузабытье он задавал идиотские вопросы своей студентке, и на то, что уверял в неизбежности её скорой и бесславной погибели. Так или иначе, даже если он и собирался сказать ей что-то наедине о том вечере, то не смог бы сделать это ввиду присутствия Дафны и Блейза, и Эльва была этому рада.

Всю Нумерологию она провела, спиной ощущая пристальный взгляд Голдстейна, однако не только не нашла слов, чтобы сказать ему правду, но ещё и начала невольно избегать его, решительно не понимая, как исправить ситуацию. Она искренне считала, что Энтони не заслужил её сомнений и тем более — её отказа, и потому тянула время. А вести себя так, будто ничего не произошло, было бы нелепостью в чистом виде.

Несколько раз Энтони пытался заговорить с ней между занятиями, но она вовремя делала вид, что срочно должна обсудить с Асторией или Дафной последние новости, или старалась затеряться в толпе студентов.

— Вы что, поругались? — мимоходом спросила Астория в среду после уроков, с аппетитом доедая сочное яблоко.

— С чего ты взяла? — это была безнадёжная попытка, но рассказывать Астории о своих душевных терзаниях ужасно не хотелось.

— О, даже не знаю. Может, потому что ты набрасываешься на меня с разговорами каждый раз, когда Эн на горизонте?

— И вовсе я не набрасываюсь. Просто… Начался семестр, и я не смогу проводить с ним так много времени, как раньше. Вот и всё.

— Понятно, — сказала Астория с видом «я не купилась на твои сказки». — Хочешь, я попрошу Терри что-нибудь ему передать? На тот случай, если есть что-то, что ты не хочешь говорить ему лично.

— Что? Нет, конечно же, нет, — в который раз Эльва удивлялась проницательности своей легкомысленной подруги. — Спасибо, правда, но не стоит.

— Как знаешь.

* * *

Урок по защите от Тёмных искусств подходил к концу, и большинство студентов уже были порядком измучены вечными нападками Снейпа. Булстроуд и вовсе стояла красная, как рак, и Эльве казалось, что из её раздувающихся ноздрей вот-вот повалит густой пар. Когда в начале занятия Эльва сообразила, что Энтони уверенно идёт в её сторону, чтобы заниматься вместе, она бросилась к первому же студенту, не разбираясь, и теперь стояла в паре с Миллисентой. Энтони при этом занял место неподалёку, требовательно глядя на Эльву в любую свободную секунду, из-за чего та усиленно делала вид, что ни на миг не отвлекается от дуэли.

Невербальная магия, судя по всему, не была сильной стороной Миллисенты. Может, если бы Эльва хоть раз обратила внимание на то, что делает, она бы заметила, что за всю дуэль не дала сопернице ни разу в себя попасть, в свою очередь каждый раз опережая её «Протего» атакующими заклинаниями. И прежде всего именно поэтому, а не из-за Снейпа, Булстроуд была похожа на кипящий котёл.

Снейп дал команду к новому раунду тренировки, и классная комната погрузилась в тишину, наполненную сопением, вздохами и глухими «деревянными» ударами оброненных из-за Экспеллиармуса палочек.

Не прошло и нескольких секунд, как Эльва в сотый, наверное, раз разоружила напарницу, что не ускользнуло от внимания профессора.

— Мисс Булстроуд, мои занятия в парах предполагают, что студент должен невербально произносить атакующие и защитные заклинания, а не стоять, бесполезно вытянув вперёд волшебную палочку.

Миллисента умудрилась покраснеть ещё сильнее.

— Чтобы удостовериться, что вы меня услышали и восприняли информацию, я попрошу вас разоружить мисс Райт вербально.

Булстроуд воспряла духом и нацелила палочку на Эльву.

— Экспеллиармус!

«Протего!» — машинально пронеслось в голове Эльвы за мгновение до того, как Миллисента договорила своё заклятие.

— Экспеллиармус! — прокричала та снова, и опять щит Эльвы оказался быстрее.

— Остолбеней! — прорычала Миллисента в следующую секунду, но снова безуспешно. — Петрификус Тоталус!..

— Мисс Булстроуд! Опередить невербальную защиту произнесённым вслух заклинанием очень сложно — для того мы и учимся навыку бессловесного применения заклятий. Я ошибочно предположил, что вы усвоите этот факт с первого раза и сделаете собственный вывод, — протянул Снейп, недовольно скривившись, и отошёл к другой паре. — К сожалению, у некоторых просто не наблюдается способности к усвоению.

Пока он говорил, Эльва позволила себе в очередной раз отвлечься на то, чтобы боковым зрением определить, насколько далеко находится Энтони и смотрит ли он на неё. Возможно, Булстроуд заметила это, а, может, просто именно в тот момент дошла до некоего предела ненависти к своей напарнице, но, так или иначе, Эльва не успела защититься от следующего её проклятия.

Невидимый хлыст рубанул по бедру и левой руке, и Эльве показалось, что она даже услышала треск лопнувшей кожи в том месте, куда легла магическая плеть. Только через мгновение, падая, она осознала, что Булстроуд произнесла «Вариари Виргис» — боевое заклятие, однозначно запрещённое к использованию на уроках.

— Все свободны, — услышала Эльва голос Снейпа. — Мисс Булстроуд, отправляйтесь в мой кабинет и приготовьтесь к пожизненному взысканию. Дайте руку, мисс Райт!

Последнее относилось к Эльве, и она, наконец, оторвала взгляд от расширяющегося на ткани мантии тёмного пятна. Снейп взял её за руку и потянул вверх, без труда подняв на ноги.

— Можете идти? Не беспокойтесь, рана от «Вариари Виргис» полностью затянется за сутки при помощи настойки бадьяна. Шрама не будет. — Он вёл её по направлению к больничному крылу. — Но впредь будьте так любезны, воздержитесь от дуэлей в паре с мисс Булстроуд. Или, по крайней мере, не выставляйте ваши способности напоказ.

Эльва ахнула от возмущения.

— Что?! Я не выставляла ничего напоказ! То есть, вы хотите сказать, что я сама виновата? — забыв про головокружение, яростно спросила она и, спохватившись, добавила: — Профессор!

— Я хочу сказать именно то, что я сказал, мисс Райт. Не пытайтесь видеть скрытое там, где его нет. Что же вы вновь не заняли место рядом с мистером Голдстейном? Не то чтобы он справлялся успешнее, но, по крайней мере, собственные неудачи его нисколько не заботят.

Эльва открыла было рот, чтобы достойно ответить на эти комментарии и при этом аккуратно обойти вопрос её отношений с Энтони, но пока она думала, впереди показалась дверь во владения мадам Помфри, и ответная реплика уже выглядела бы неуместной. Так что она промолчала.

Несмотря на то, что на следующее утро на месте рассечений остались лишь тоненькие светлые рубцы, мадам Помфри наотрез отказалась отпускать пациентку на занятия, аргументируя это тем, что напряжённый учебный процесс плохо сочетается с любым проводимым лечением, даже если оно состоит из настойки бадьяна и общеукрепляющего зелья.

Астория и Дафна забежали ещё предыдущим вечером, сообщив, что Снейп назначил Булстроуд отработки у Филча до конца семестра, а также направил её семье уведомление о случившемся. Блейз передавал пожелания скорейшего выздоровления.

На самом деле, приходил и Энтони — сразу после занятий. Эльва слышала, как он спорил с мадам Помфри, требуя пропустить его, но та стояла на своём, сказав, что «состояние больной ещё не предусматривает никаких посещений», и эта непреклонность колдомедика в этот раз сыграла на руку Эльве.

С самого утра она скучала, сидя в кровати и без интереса листая принесённый сёстрами Гринграсс журнал.

В обед на пару минут заглянула Гермиона — она, вероятно, всё ещё чувствовала себя не лучшим образом из-за интрижки Рона и была не очень разговорчива, но зато притащила книгу, а это было без сомнений лучше журнала.

Через пару часов Эльва опять услышала приближающиеся по коридору шаги и интуитивно прикрыла глаза, притворяясь спящей. Как выяснилось, не зря — совсем скоро она почувствовала хорошо знакомый аромат, узнала звучание шагов при походке — это был Голдстейн.

Изо всех сил она старалась выглядеть умиротворённо и безмятежно спящей, в то время как её сердце часто билось, а в мыслях прокручивался водоворот из опасений, что он её раскусит, осознания того, что она очень скучает по его обществу, стыдливых укоров в свой собственный адрес и многого другого.

Энтони подошел к кровати и осторожно взял её за руку. Так прошло несколько минут. Эльва не шевелилась.

— Эльва, — вдруг сказал он. — Не знаю, что я сделал не так, но, надеюсь, ты когда-нибудь простишь меня, потому что я очень скучаю по тебе. Поправляйся.

Он выпустил её ладонь и быстро вышел, а Эльва ещё долго вслушивалась в его отдаляющиеся гулкие шаги. Напряжение схлынуло, оставляя только горечь и смятение. Она понимала, что нельзя было дальше так поступать с ним, хотя по-прежнему не могла до конца разобраться в собственных чувствах.

* * *

Всё разрешилось в субботу.

Долгожданное занятие по аппарации было назначено на одиннадцать, и за полчаса до него Эльва, успев забежать из больничного крыла в подземелья, чтобы переодеться, уже шла по коридору по направлению к Большому залу. Она выбрала довольно непопулярный обходной маршрут — времени ещё было предостаточно, к тому же после двух дней на больничной койке ей хотелось пройтись.

Хогвартс был особенно прекрасен, когда Эльве доводилось оказываться в таких пустынных и тихих коридорах, как этот. Тогда она любила представлять, что никого, кроме неё, в школе нет, и чувствовала непередаваемое единение со старым замком. Она задумывалась о его истории, о тех сотнях и тысячах юных волшебников, что бродили под этими каменными сводами на протяжении веков, и о том, что замок, словно оплот незыблемой уверенности и безопасности, оставался неизменным, бесстрастно созерцая смену целых эпох. Казалось, нет такой силы, которая могла бы сокрушить Хогвартс.

Или Альбуса Дамблдора. Эльва ничего не могла поделать с тем, что в её сознании старый директор был не менее вечен, чем сам замок, и они представлялись неотделимыми один от другого. Конечно, она понимала, что эта ассоциация справедлива лишь для последних поколений, но было невозможно представить школу без профессора Дамблдора.

Погрузившись в свои мысли, Эльва вышла из-за поворота и не сразу осознала, что за человека она видит перед собой. Через мгновение она узнала в стоящем в конце небольшого коридорчика юноше Драко Малфоя, и прежде, чем придумать что-то получше, юркнула в темнеющую в стене нишу.

Драко стоял посреди коридора совершенно один, глядя прямо перед собой, словно в него ненароком попали Петрификусом. Но затем он дёрнулся, привычным жестом рассеянно пригладив светлеющие в полумраке пряди своих шёлковых волос. Эльва почувствовала, как непрошеная жалость закрадывается в сердце, когда она смотрела на слизеринца из своего укрытия. Он был бледен, невероятно бледен, и очень похудел. Осознание собственной обречённости всегда скользило в его взгляде, но в этом не было противоречия, словно он давно принял свою ношу и был готов её нести. Теперь же эта обречённость имела другой характер — он выглядел потерянным, почти безумным, как если бы весь его мир вдруг перевернулся вверх тормашками, и его задачей было научиться ходить по потолку.

Послышались шаги, и вскоре к Малфою подошли Крэбб и Гойл. Они кивнули ему, и все вместе молча скрылись за поворотом. Было во всём этом что-то неправильное, что-то странное, что Эльва никак не могла объяснить себе. Стоящий в уединённом коридоре Драко, не проронившие ни слова Крэбб и Гойл… Обычно они не ведут себя так. Обычно никто не ведёт себя так.

Всё ещё напряжённо всматриваясь в конец коридора — вдруг слизеринцы вернутся? — Эльва вышла из укромной ниши, тут же столкнувшись со студентом, как раз появившимся из-за того же поворота, что и она сама пару минут назад.

— Эльва?

О, нет!

— Энтони… Что ты здесь делаешь?

— Собирался на аппарацию, вообще-то. Значит, тебя выписали? Как ты себя чувствуешь?

— Да, выписали... Сегодня утром. Чувствую себя отлично.

— Хорошо.

— Угу. Мадам Помфри упоминала, что ты заходил проведать меня, пока я спала. Спасибо.

— Пожалуйста.

Они помолчали пару секунд. Может, если бы они находились в другом коридоре, общая суматоха позволила бы им на этом закончить, но здесь они были абсолютно одни, в полумраке и тишине.

— Эльва, что бы ни произошло, я…

— Нет, Эн, ничего не произошло. То есть, ничего такого, в чём ты был бы виноват. Это всё я… — Эльва сделала глубокий вздох, понимая, что настало время объясниться, к чему бы это ни привело. — Мне очень нравится проводить с тобой время, это действительно так, поверь. И я тоскую по нашим встречам, но…

— Но ничего большего ты не хочешь, — вдруг закончил за неё Голдстейн.

— Прости меня, — она потупила взгляд в ответ на его догадку.

— Тебе не за что просить прощения. И не следовало из-за этого избегать меня всю неделю.

— Я... Ты прав, это было глупо и несправедливо по отношению к тебе. Я не знала, как сказать.

— Могла бы использовать формулировку «Энтони, я не хочу с тобой встречаться», этого было бы достаточно.

Он выглядел уязвлённым.

— Энтони, — Эльва умоляюще посмотрела на него, — я и сама ненавижу себя за такое поведение. Прости меня, пожалуйста, и... Если теперь ты не захочешь меня видеть, я это пойму.

Нахмурившись, Голдстейн смотрел на неё какое-то время, а затем черты его лица постепенно разгладились, и он легко вздохнул.

— Твоя выходка сбила меня с толку, если честно. Но едва ли из-за этого я не захочу тебя видеть, Эльва, — он улыбнулся. — Ты мне нравишься, это так, и ты это знаешь, но даже если я не вызываю в тебе ответных чувств, я не готов потерять твою дружбу. Она мне очень важна. И поэтому предлагаю начать с того, на чём мы закончили до того вечера у Слизнорта. Я обещаю, что больше не намекну на какие-либо отношения между нами, кроме дружеских, если только ты сама этого не захочешь.

Эльва почувствовала, как груз собственной вины растворяется под тёплым взглядом Энтони, и вот она уже с трудом могла вспомнить, почему сразу же не сказала ему всё — это ведь Эн, он бы всё понял. Мысленно она сделала себе заметку никогда больше не сомневаться в своём друге.

— Спасибо, — сказала она.

Он похлопал её по плечу.

— Ну что, пойдём на занятие?

Эльва с улыбкой кивнула, и они отправились в Большой зал.

Уилки Двукрест прохаживался между студентами, рассеянно водя взглядом своих блёклых глаз поверх десятков голов.

— Нацеленность, настойчивость, неспешность, — в десятый раз монотонно повторил он, — концентрируйтесь на своих действиях.

Эльва уставилась в центр деревянного обруча, лежавшего в шаге перед ней и призванного быть пунктом назначения её аппарации.

— Раз... Два... Три!

Она повернулась вокруг своей оси, но ничего не изменилось: она по-прежнему стояла там же, где и была. Девушка разочарованно вздохнула — это была далеко не первая попытка, и отсутствие хоть какого-то результата начинало угнетать её.

Двукрест, впрочем, не выказал ни расстройства, ни удивления от того, что за всё занятие ни одному студенту не удалось совершить удачную аппарацию. Вероятно, он не первый раз проводил инструктаж подобного рода, подумала Эльва.

Между тем, она честно старалась почувствовать ту степень концентрации, о которой говорил инструктор, но всё, что ей пока удалось — запомнить чёрточки и крапинки на том участке каменного пола, который виднелся в обруче. Невольно она вспомнила уроки окклюменции, которые, теоретически, должны были быть гораздо сложнее аппарации, но тогда ей почему-то почти сразу удалось понять, что именно надо делать. Сейчас было по-другому.

Спустя десять минут и ещё две безуспешные попытки Двукрест распрощался со студентами до следующей субботы, и все побрели прочь из Большого зала.

Дафна и Блейз догнали Эльву у дверей.

— Мне кажется, у меня не получается как следует поворачиваться, — доверительным тоном посетовала Гринграсс, — я обычно достаточно хорошо концентрируюсь, но когда дело доходит до разворота на месте, я теряю равновесие и отвлекаюсь! По-моему, в этом всё дело.

— Не уверена, — задумчиво отозвалась Эльва, — у меня вроде с поворотом проблем нет, но ничего похожего на аппарацию со мной так и не произошло.

— Не всё сразу, — рассудительно сообщил Блейз, — сегодня ни у кого не вышло. Не зря курс длится четыре месяца, верно?

— Пожалуй. Ох, я же должна забежать к профессору Вектор! — вспомнила вдруг Дафна. — Я готовлю отдельный проект по Нумерологии, который, надеюсь, пригодится моим родителям. Увидимся позже.

Она круто развернулась и побежала вверх по лестнице, взмахнув на прощание густыми светлыми локонами.

Забини на секунду задержал на девушке печальный взгляд.

— Она такая целеустремленная в том, что касается дела её семьи, — заметила Эльва.

— Угу, — кивнул Блейз, и они двинулись вниз вдвоём.

— Не отвлекается ни на что другое. Хотя, я слышала, у неё есть серьёзный поклонник, «одобренный» родителями.

Блейз ничего не ответил, лишь стиснув зубы.

— Слушай, не хочу лезть не в своё дело, но... По-моему, если тебе есть, что сказать ей, ты должен это сделать как можно скорее.

Забини бросил на Эльву быстрый взгляд.

— Говоришь, что не хочешь лезть не в своё дело, но именно это и делаешь. Мне не сравниться с ним. Моя семья известна и не бедна, но мне далеко до его уровня. Вот если бы я был Малфоем, тогда, может, у меня был бы шанс.

— И всё-таки, лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, что сделать не решился.

— Оставь это, Райт. Я не в настроении об этом говорить.

Теперь они шли по подземельям, и их голоса отдавались от сводов гулким эхом, к которому Эльва давно привыкла.

— Как скажешь. Кстати, о Малфоях... Драко последнее время сам не свой, и я подумала, может, ты в курсе — это связано с событиями прошлого лета или есть что-то ещё?

— Если честно, это тоже не твоё дело, — беззлобно отрезал Забини, а затем, помолчав, добавил, — тому, что происходит с Драко, есть свои причины, и ни я, ни тем более ты не сможем ему помочь.

* * *

Незаметно подкрался февраль, принеся с собой неожиданно солнечную и тёплую погоду. Хогвартс предвкушал близившийся День Святого Валентина, и большинство старшекурсниц игриво хихикали, сбившись в небольшие стайки и обсуждая, видимо, объекты своих тайных мечтаний.

Эльва не знала, должна ли она дарить Энтони что-то по этому поводу — ей не хотелось, чтобы он подумал, будто это что-то значит. С того памятного разговора в январе у них всё сравнительно наладилось, они часто бывали вместе, по-прежнему считая друг друга интересными и приятными собеседниками.

Между тем, Энтони пригласил её четырнадцатого числа в Хогсмид, сразу после занятий по аппарации — отметить праздник («Не подумай, что это что-то значит, Эльва», — сказал он), и она ломала голову, станет ли он готовить ей подарок.

Аппарация предстала перед Эльвой в новом свете с тех пор, как две недели назад во время очередной попытки она обнаружила себя внутри своего обруча.

Она была очень довольна собой, хотя была вынуждена признаться (только самой себе, разумеется), что небольшую роль в этом сыграл профессор Снейп, наблюдавший за процессом обучения. Тогда на занятии Эльва вдруг почувствовала его попытку разрушить её воображаемый мысленный барьер и тут же усилила защиту, привычно вытесняя всё лишнее из сознания. Как раз в тот момент Двукрест скомандовал свои «Раз, два, три», и ей удалось по-настоящему сконцентрироваться на желании переместиться в центр лежащего перед ней обруча. Она крутанулась на месте, знакомое давящее ощущение захватило её на секунду, и с изумлением она осознала, что аппарировала.

Вокруг её успеха возник страшный ажиотаж, и даже инструктор проявил некие отличные от безразличия эмоции, похвалив её.

Впрочем, эффект подпортил всё тот же Снейп, который оказался прямо позади Эльвы, когда все выходили из зала, и вполголоса проговорил так, чтобы слышала только она:

— Не обманывайтесь всеобщим восхищением, мисс Райт. У вас в рукаве козырь, которого другие лишены — аппарация требует той же концентрации, что и окклюменция, как вы, верно, успели заметить.

Сказав так, он обогнал её и умчался вперед своей фирменной походкой, а Эльва про себя решила, что не позволит самодовольному профессору лишать её мгновений собственного триумфа.

Она ожидала, что Энтони поведет её в «Три Метлы», ну или, в крайнем случае, в кафе мадам Паддифут, но он неожиданно предложил ей прогуляться.

— Куда мы идём? — в недоумении спрашивала Эльва, когда они оставили позади главную улицу Хогсмида, и теперь перед ними виднелся только небольшой пролесок.

— Сейчас увидишь. Мы ведь уже идём.

— Неужели так сложно сказать! — она шутливо пихнула его локтём в бок.

— Тогда я испорчу сюрприз.

— Мне не очень нравятся сюрпризы.

— Этот понравится, или я ничего не знаю об Эльве Райт, — засмеялся Энтони, не заметив, что его спутница немного напряглась, потому что фраза показалась двусмысленной и напомнила ей, что он и вправду не знает о ней самого главного — того, кто она самом деле. Они были по-настоящему близки, и он давно заслужил её доверие, но ставки были слишком высоки, чтобы рисковать.

Тем временем они добрались до деревьев и начали обходить их слева, так, что скоро Хогсмид исчез за ними, а впереди открылся неожиданно потрясающий вид. Они стояли на небольшом холме, спускавшемся в низину, чуть вдалеке усеянную кустарником. Вся эта площадь была покрыта нетронутым снежным покровом, из-за тёплой погоды истово блестевшем в низких солнечных лучах. Где-то далеко виднелись макушки гор, справа высился густой лес. Пейзаж был действительно умиротворяющим. И величественным. И царственно-одиноким.

Не сумев скрыть восхищения, Эльва остановилась, оглядывая представшую перед ней картину.

— Я же говорил, что тебе понравится, — довольно сообщил Голдстейн. — Но мы ещё не пришли.

Она проследила за его взглядом и только сейчас заметила, что чуть поодаль у деревьев зеленела крохотная полянка, на которой стоял стол и два стула. Весь снег с этой полянки куда-то делся, а проступившая под ним трава была такой сочной и свежей, словно наступила весна.

— Эн...

— Я подумал, что в такую погоду будет не лишним провести время на свежем воздухе.

— Куда ты дел снег? — воскликнула Эльва.

— О, это был захватывающий опыт с применением согревающих чар. Не стану вдаваться в подробности, скажу только, что больше никогда не затею что-то подобное. Но в этот раз я отвоевал у зимы два ярда, так что давай наслаждаться.

Он достал из своей сумки бутылочку глинтвейна и два стаканчика. Они подогрели напиток магией и уселись на стулья. Было невероятно хорошо вот так сидеть, разговаривая, отделившись, казалось, от всего мира.

Эльва подумала о том, что она, наверное, сошла с ума, раз отвергает его чувства. Энтони был удивительным человеком. Но для неё он был будто из другого мира, из другой жизни, куда ей пока не суждено добраться. Он станет колдомедиком, будет уверенно идти по этому пути, однажды встретит девушку, которую полюбит, и будет делать ей вот такие умопомрачительные сюрпризы. Он женится на ней, обзаведется особняком, двумя-тремя детьми, откроет собственную медицинскую практику и будет жить долго и счастливо, словно в сказке. Это его история, какой она должна быть, если в этом мире есть хоть какой-то смысл. И Эльва чувствовала, что она никак в неё не вписывается. Со всеми своими жизненно важными секретами и тайнами, вымышленным именем, родителями-соратниками самого страшного тёмного мага всех времен, от которого она теперь пытается спасти свою жизнь и не подвести при этом весь остальной мир. Наверное, она не очень-то рассчитывала, что в итоге выберется из всего этого живой. Не то чтобы она собиралась умирать — нет... Просто все её силы и устремления сейчас концентрировались на том, что она играет некую роль в этой войне, и том, что она должна сыграть её правильно, а, значит, как можно скорее узнать, что это за роль. Эльва понимала, что не вправе впутывать Энтони в этот хаос с неопределённым концом.

— Эй, где ты витаешь? — спросил он, подливая глинтвейн.

— Нигде. Просто наслаждаюсь видом.

— Кстати, у меня есть для тебя подарок.

Эльва посмотрела на него с укором.

— Энтони, ну зачем...

— Просто посмотри!

Он достал палочку, сделал несколько пассов, вероятно, произнося заклинание невербально, и через мгновение в воздухе перед ним засветилось несколько золотистых нитей, которые сплетались между собой, постепенно приобретая знакомые очертания и превращаясь в пышную розу. Энтони ухватил её за стебель и протянул Эльве.

— Это ничего не значит, — сказал он, заметив её колебания, — я не так давно освоил эти чары и сразу подумал о тебе. Нет ничего такого в том, что я подарю тебе наколдованный цветок, Эльва.

Она приняла подарок, любуясь золотистыми лепестками, которые на ощупь были совсем как настоящие.

— Очень красиво, Эн. Где ты этому научился?

Он замялся.

— В последний год Тея часто отбирала интересные чары, которые хотела бы изучить, когда подрастёт. Она знала, что не успеет их освоить, но ей нравилось представлять, что это не так. После её смерти я оставил все эти записи себе и иногда просматриваю их.

— Знаешь, ты должен делать такие подарки той, которая сможет разделить твои чувства. А не мне.

— Я ни на что не претендую, я уже говорил. Не думай об этом. Я просто рад, что есть человек, с которым я могу провести такой день, как этот.

Они ещё долго сидели за столиком, согреваясь магией, и вернулись в школу только к ужину.

* * *

С приходом весны неожиданно вернулись нескончаемые снегопады. После недавней оттепели промозглый мартовский ветер пробирал до костей, и студенты вновь укутались в многочисленные шарфы и шапки.

С каждым днём Эльва всё больше беспокоилась из-за затянувшегося молчания Дамблдора. Йенсен говорил о нескольких днях, а не нескольких месяцах, и Эльва ломала голову над тем, что могло его так задержать. Если быть до конца откровенной, то она даже однажды предположила, что директор сам получил бумаги и изучал их, не посвящая её, и только магическая клятва, данная Йенсеном Аманте, заставляла отказаться от этой мысли. Эльва всё ещё была нужна Дамблдору.

Второго марта по школе разнеслась весть о том, что Рон Уизли был серьёзно отравлен предыдущим вечером. Конечно же, Эльва зашла в больничное крыло навестить его.

— Он выпил медовуху Слизнорта! — вполголоса рассказывал Гарри, пока побледневшая Гермиона сидела на постели Рона, склонившись над больным. — Опустошил бокал и тут же рухнул.

— Зачем Слизнорту отравленная медовуха?

— Он утверждает, что это был подарок. И что он сам собирался передарить её. Профессору Дамблдору!

— Директор в школе? — спросила Эльва, пытаясь собрать расползающиеся осколки фактов в некую целую картину.

— Вчера вечером был. Он знает о произошедшем, — Поттер сжал челюсти в тихом гневе, отчего его лицо стало довольно устрашающим. — Райт, ты должна проследить за Малфоем.

— Гарри... Я знаю, что ты думаешь...

— Не надо меня переубеждать! — Он перешёл на свирепый шепот. — Я всё это уже слышал, и не раз, но если ты не заметила, в Хогвартсе что-то творится! И неудивительно, если учесть, что здесь свободно разгуливают сразу два Пожирателя! Кэти Бэлл едва не погибла! Рон едва не погиб! Думаешь, следует дождаться чьей-нибудь смерти, чтобы удостовериться?!

Даже если не принимать во внимание тот факт, что Поттер выглядел абсолютно сумасшедшим, и его взгляд, казалось, вот-вот воспламенит комнату, отчего спорить с ним совершенно не было желания, Эльва так или иначе не могла найти достойных аргументов против. Он был прав — Драко, скорее всего, стал Пожирателем Смерти, а Северус Снейп был им уже давно. Даже если он официально шпион, двойной агент, и Эльва в душе не верила в его возможное предательство, игнорирование такого варианта могло бы обойтись им всем слишком дорого.

— Хорошо.

— Что? — непонимающе переспросил Поттер.

— Я прослежу за ним. Постараюсь, по крайней мере.

Он закивал.

— Да, спасибо. Как можно скорее.

Непостижимым образом Малфой растворился в толпе учеников, и Эльва теперь могла видеть только головы Крэбба и Гойла. Однако они вскоре свернули к мужскому туалету и скрылись за его дверьми, поэтому Эльве пришлось тоже остановиться, делая вид, что она читает книгу. Следующий урок был у неё свободным, так что она осталась ждать, даже когда коридор почти полностью опустел.

— Караулишь кого-то?

Резкий голос из-за спины заставил её подскочить на месте. Драко Малфой.

— Мне что, делать больше нечего? — ответила Эльва, вновь опуская взгляд в книгу. — Если не возражаешь, я вернусь к чтению.

Драко хмыкнул, выражая свой сарказм относительно её ответа, и пошёл дальше по коридору. Было непонятно, поверил ли он её лжи, но сейчас следовать за ним было уже нельзя. Зато можно было дождаться Крэбба с Гойлом — после их молчаливого дефиле по безлюдному коридору Эльва была готова поспорить, что чем бы Малфой ни занимался, он втянул в это и своих недалёких приятелей.

Однако время шло, а они не появлялись. Из-за двери вышла уже куча народу, в том числе две младшекурсницы, неизвестно что забывшие в мужском туалете, а Крэбб с Гойлом как сквозь землю провалились. Когда минуло ещё полчаса, Эльва не выдержала и, оглядевшись по сторонам, юркнула внутрь.

Она не верила своим глазам, но ни у раковин, ни в кабинках Крэбба с Гойлом не оказалось. Их вообще нигде не оказалось, хотя это было лишено всякого смысла — аппарировать из Хогвартса нельзя, даже если бы они умели, а пройти мимо Эльвы незамеченными они не могли.

Совершенно сбитая с толку, она поплелась в подземелья.

Несколько следующих попыток проследить за Малфоем результата не принесли — слизеринец то ли подозревал слежку, то ли был просто крайне осторожен. Он бесконечно озирался, мог несколько раз пройти по кругу по одним и тем же коридорам, часто присоединялся к толпе учеников, стараясь затеряться в ней. Каждый раз ему удавалось уйти от Эльвы, или же ей приходилось прекращать наблюдение, чтобы самой не быть замеченной. Единственное, что она выяснила — это то, что он на самом деле что-то затевает, а также то, что он часто ходит на верхние этажи, хотя по расписанию у него там нет занятий.

В итоге она рассказала обо всём Гермионе, предоставив той самой решать, следует ли говорить об этом Гарри. Грейнджер не слишком впечатлилась её историей, рассудив, что всё это никак не тянет на доказательство, особенно когда обвинение такое серьёзное. Впрочем, после несчастного случая с Роном гриффиндорка пребывала в чрезмерно приподнятом настроении, — и это было, пожалуй, единственной хорошей новостью за последнее время, — так как Рон вроде как распрощался с Лавандой.

Накануне матча Гриффиндор-Хаффлпафф Эльва, наконец, получила заветное послание от Дамблдора, который назначил поездку на следующие выходные.

* * *

Как и в прошлый раз, они заглянули на Сан-Мартинс Лэйн, где их ждал Йенсен Ригер. Теперь он, правда, уже успел разделаться со своим кофе, так что, завидев Эльву и Дамблдора у входа, положил на стол несколько монет, накинул пальто и вышел к ним.

Он перенёс их на небольшую улочку, по обеим сторонам которой теснились симпатичные частные домики, многие из которых были выкрашены в довольно яркие цвета, отчего общая картина выглядела почти сказочно. Впереди них простирался лесной массив, где уже не было домов, и именно в ту сторону они держали путь.

— Мы в пригороде Штутгарта, — сказал Йенсен, — в одном из районов частного сектора. Когда-то давно я жил здесь, ещё мальчишкой. Аманта тоже тут жила.

Он приостановился, разворачиваясь, и всмотрелся в стройный ряд домов.

— Вон тот, трёхэтажный, который виден за домом с жёлтой крышей. Сейчас он кирпичный, но когда принадлежал семье Герос, то был небесно-голубого цвета. Он всегда казался мне верхом роскошества.

— А где был ваш дом? — спросила Эльва.

— О, его отсюда не видно. К тому же, там всё равно не на что смотреть.

Они уже достаточно долго шли по асфальтовой дороге, когда Йенсен свернул на грунтовую, уходящую в сторону леса.

— Далеко нам идти?

— Да вот уже, — он махнул рукой вперёд, где не было ничего, кроме леса и старой водонапорной башни, вся нижняя часть которой была разрисована маггловскими уличными художниками. — Почти пришли.

— Мы что, идём в башню?

— Да. В детстве мы с Амантой часто бывали здесь. Это было нашим любимым местом, нашим секретным местом. Уже в те годы башня была заброшена, никто нас здесь не беспокоил. Когда в тот день в больнице Аманта передала мне бумаги, я почему-то сразу решил спрятать их именно здесь. За свою жизнь впоследствии я ни разу не рассказывал про башню никому, и, думаю, что и Аманта тоже. Никто, кроме нас двоих, не знал, что это место что-то значит, поэтому оно представлялось мне самым надежным.

Эльва оглядела строение: башне было действительно очень много лет, и кое-где кирпичная кладка была разрушена. Входом служила помятая металлическая дверь, слетевшая с верхней петли, а над ней темнел ряд узких крохотных окошек, поднимавшихся к самой крыше.

— Мистер Ригер, — подал голос Дамблдор, — простите мне моё любопытство, но почему же доступ к документам оказался затруднён, если они были здесь?

Йенсен усмехнулся.

— Я тоже не мог и подумать, что такой.. хм, архитектурный объект привлечёт чьё-нибудь внимание. Но когда я аппарировал сюда после нашего визита в Нью-Форест, то нарвался на целую толпу студентов. Оказалось, что какой-то маггловский университет проводил открытый конкурс художественных работ в стиле так называемого граффити, что предполагает рисование на стенах и потолках зданий. Не представляю, почему они выбрали именно эту башню, но, так или иначе, они обосновались тут надолго, с палатками и спальными мешками. Жгли костры прямо тут, на площадке, а в башне кто-то круглосуточно рисовал. Я проверял каждые пару дней, и вот, в прошлые выходные они, наконец, стали разъезжаться.

Йенсен заскрипел дверью, стараясь открыть её пошире, хотя она, похоже, давно заржавела в таком состоянии. Внутри было темно — света от окошек было недостаточно. Дамблдор произнёс «Люмос», и небольшая площадка первого этажа осветилась желтоватым светом. На стенах пестрели рисунки, хотя оставалось непонятным, как эти магглы умудрялись рисовать в такой полутьме. Эльва тоже создала огонёк на кончике своей палочки и последовала вверх по витой лестнице за Йенсеном и директором.

Металлические ступени отвечали гулким дребезжащим эхом на шаги путников, пока они поднимались вокруг проходящих по центру башни огромных ржавых труб. Они миновали три лестничные площадки, прежде чем добрались до четвёртой, где трубы упирались в пузатые водяные цистерны. Тут основная лестница заканчивалась, и оставалась только приставная лесенка наверх к чердачной двери, куда Йенсен и полез.

— Столько лет прошло, а мне кажется, что мы забирались сюда буквально вчера, — пробормотал он.

Чердачная дверь на самом деле вела не на чердак, а на крышу, где была устроена небольшая смотровая площадка: в центре высился кирпичный «домик», где размещалась сама входная дверь, из которой они вылезли, а по периметру площадку окружали довольно высокие перила.

Йенсен подошел к ним, оглядывая открывающийся внизу вид, и застыл на несколько минут.

— Я не бывал здесь после того, как она уехала, — сказал, наконец, он. — То есть, я поднимался сюда в ту ночь, с бумагами, но было уже темно, да и я был слишком озадачен тем, что делал, чтобы обращать внимание на пейзаж. А здесь на самом деле ничего не изменилось за эти годы. Только вон там появился новый жилой квартал, и крыши домов сейчас в снегу — летом они яркие, цветные.

Вздохнув, он отстранился от ограждения и, обойдя центральное возвышение, остановился с другой стороны напротив с виду ровной кирпичной кладки. Затем достал палочку и сделал пасс, прошептав нужное заклинание, после чего из стены выдвинулся блок из четырёх кирпичей. Йенс вытащил их по одному, открывая неглубокий тайничок. Важность момента захватила воображение Эльвы, и она задержала дыхание, когда в проёме показалась стопка старых, измятых бумаг и маленькая книжица в красном кожаном переплёте.

— Это они? — Шёпотом спросила девушка, хотя и сама знала ответ.

— Именно так, — заверил Ригер, аккуратно доставая спрятанное. Когда он вытащил бумаги, Эльва заметила надпись на внутренней стенке тайника. Буквы, врезавшиеся глубоко в пористую поверхность кирпича и нанесённые, без сомнения, с помощью магии, гласили: «Йенс и Ами — навсегда».

— И теперь они твои, Эльва, — Йенс протянул ей документы, улыбаясь с каким-то смутным выражением облегчения. Вероятно, он был рад, что ему, в конце концов, удалось исполнить волю Аманты.