Одиннадцатый Обряд (гет)

— Северус, прошу, угощайся леденцами! Они великолепны, — старый маг, заговорщически улыбаясь, отправил в рот несколько цветных конфеток сразу.

Профессор Снейп на секунду прервал свой рассказ, уставившись на хозяина кабинета со смесью раздражения и недоумения, как будто удивляясь, что тот и вправду решил предложить ему леденцов.

— Нет, благодарю, — размеренно произнёс он после паузы. — Итак, как я уже сказал, в данный момент никаких действий не предпринимается.

— Что ж, будем надеяться, школа остаётся для девочки надёжным укрытием. По крайней мере, пока.

— Вы уже знаете, почему её семья так интересует Тёмного Лорда?

— Нет, к сожалению, не имею понятия. Однако, исходя из известной мне информации о жизни Тома, я склоняюсь к мысли, что он вёл поиски легендарной рукописи Николаса Фламеля.

— Рукописи о бессмертии?

— Совершенно верно. Мне думается, что именно родители мисс Райт помогали ему в изысканиях. Что случилось дальше -загадка. Возможно, они попытались украсть тексты. Возможно, им это даже удалось, ведь Волдеморт не обрёл желанное бессмертие тем способом. Быть может также, что он винит их в неудаче и желает наказать.

Дамблдор поднялся из своего кресла и теперь стоял, задумчиво глядя в окно.

— Тёмный Лорд не упоминал о её родителях, — ответил Снейп. — При мне был отдан приказ привести девочку живой, если выдастся такая возможность, но никакой операции по проникновению в школу не готовится. Похоже, что Поттер по-прежнему занимает более высокое место в его приоритетах.

— Тогда постараемся опередить его — надо выяснить всё об этой истории. Тем временем я буду продолжать то, что задумал ранее. Помнишь, я говорил тебе, Северус, что собираюсь посетить дом Мраксов? Мне удалось отыскать там вот это, — чародей вытянул правую руку, на одном из пальцев которой теперь красовалось массивное кольцо. — Я чувствую в нём сильную магию, тёмную магию. Возможно, это крестраж, как я и предполагал.

— И всё же, нет уверенности, что Тёмный Лорд действительно создавал их.

— Пока ещё нет, Северус, пока ещё нет. Но я намерен пролить свет на этот вопрос в скором времени.

— Я могу чем-то помочь, директор? — поинтересовался Снейп, хотя, судя по его тону, вопрос был задан скорее из чувства вежливости, нежели от большого желания.

— О, разумеется! Без твоей помощи мне никак не справиться теперь. Я думаю, что обращусь к тебе уже через месяц-другой, — Дамблдор перестал прохаживаться вдоль окна и подошел к фениксу, сидящему на своей жердочке.

Снейп кивнул. Понимая, что разговор окончен, он попрощался и вышел.

* * *

«Нора» была воистину оригинальным строением. Эльва впервые увидела этот дом, когда, оставив Гарри с его не слишком дружелюбными родственниками, аппарировала с семейством Уизли сюда с вокзала Кингс-Кросс, и была поражена. Дом был высокий, однако совершенно нестройный, состоящий из разных частей, будто лоскутное одеяло, тут и там подбитый всевозможными дощечками, планками, кусками шифера. Присмотревшись, Эльва поняла, что самая нижняя его часть, вероятно, и была изначально домом, а всё остальное было пристроено позже из подручных материалов. В результате создавалось впечатление, что это и впрямь лисья нора, любовно сотканная из того, что попадалось зверьку в лапки. У парадного входа висела табличка со словом «Нора», и это только добавляло сказочного шарма. Девушка подумала, что Алиса в её Стране Чудес — маггловская сказка, которую мама ей читала — наверняка должна была наткнуться вот на такой вот дом.

Внутреннее убранство было хоть и уютным, но тоже совсем простым. Семья Уизли жила если не в бедности, то, по крайней мере, в нужде. Воспитывать семерых детей на зарплату министерского работника среднего звена — дело непростое. Но это не мешало рыжеволосому семейству отлично себя чувствовать и сохранять теплоту и сплочённость между собой. Они часто шутили, а Фред и Джордж вообще были самыми весёлыми волшебниками, каких Эльве доводилось встречать. Правда, этим летом они почти постоянно находились в открытых недавно «Всевозможных волшебных вредилках» — своём новом магазине в Косом переулке. Их спальня была частично заставлена теперь разнообразными коробками, напоминая скорее какой-то склад, а в воздухе всё ещё витал запах чего-то горелого — видимо, они часто испытывали здесь свои изобретения.

Эльву разместили в бывшей комнате Перси Уизли. Она не была с ним знакома, однако Рон и Джинни с презрением отзывались о его слепой преданности Министру. Вроде бы, из-за этого он покинул родной дом и теперь жил отдельно. Комната была обставлена просто, как и все остальные в Норе. Единственным отличием служило то, что в этой не наблюдалось никаких проявлений индивидуальности хозяина — всё было безликим и аккуратно прибранным. Райт не знала, свидетельствовало ли это о чрезмерной педантичности Перси, или же Молли Уизли решила прибрать комнату перед приездом гостьи.

Кроме неё в Норе гостила ещё одна девушка — невеста Билла Уизли, Флёр Делакур. Француженка, она обладала невероятной красотой — при первом взгляде на неё просто перехватывало дух, и дело здесь было не в стройной фигуре или белокурых локонах, невесомой волной спускавшихся до самых бёдер, и не в кукольных чертах её аристократического лица — нет, её красота высвобождалась будто бы с самим её дыханием, со взмахами тонких рук, разливалась пленительным взглядом из-под длинных ресниц. Эльва впервые видела настолько красивую девушку и какое-то время разглядывала её слишком внимательно.

— По-моему, она не так красива, как о себе думает, несмотря на её вейловскую родословную, — критически проговорила Джинни, когда они в кухне чистили картофель, наблюдая через окно, как Билл и Флёр прогуливались по саду. — Можешь себе представить, она подарила мне какой-то отбеливающий колдокрем, который, как она выразилась, «мигом сот’гет с моего п’гелестного лич’ика эту ’гыжую ’госсыпь», — и Джинни смешно изобразила акцент Флёр.

Эльва рассмеялась — не только над пантомимой, но и над тем, как, должно быть, выглядело лицо Джинни в тот момент, когда она получила крем от веснушек.

— Это её не оправдывает, конечно, но может, она решила, что ты непременно должна этого хотеть, и постаралась таким образом с тобой подружиться? — отсмеявшись, предположила Райт. — Всё-таки она в чужом доме, ну, знаешь… Ей, вероятно, не так легко, как кажется на первый взгляд.

Флёр тем временем заливалась за окном искристым смехом, запрокинув голову. Её гибкое тело, казалось, таяло, словно густой сахарный сироп, в крепких объятиях Билла.

— Не похоже, чтоб она так уж страдала, — процедила Джинни, наблюдая за ними. — Растеклась, как… флегма какая-то!

Молли тоже невзлюбила будущую невестку, а вот Рон каждый раз, встретившись с Флёр, откровенно поедал ту глазами. Впрочем, других дел у него на каникулах особенно не было — он по большей части валял дома дурака, изредка делая вид, что выполняет некоторые поручения по хозяйству, если миссис Уизли произносила их слишком уж суровым тоном.

Из Джинни же, наоборот, жизнь «била ключом». Она успевала переделать все дела — всё-таки миссис Уизли возлагала на единственную дочь большие надежды в вопросах помощи по дому — оставаясь всегда при своем неизменном чувстве юмора, которое Эльве слегка напоминало шутки близнецов. В первый же день Джинни провела расширенную экскурсию по особняку и окрестностям, так что Эльва уже знала, что аппарировать из-за охранных чар Норы можно не ближе, чем «во-о-н с того холма» и что сад наводнили досаждающие гномы, никак не желающие вывестись.

Несмотря на то, что Джинни была приятным собеседником, Эльва была рада, что ей отвели отдельную комнату, а не поселили вместе с младшей Уизли — после года в Хогвартсе она истосковалась по уединению собственной спальни. К тому же, так она могла изучать прихваченный из Райт-мэнора лоскут ткани с вышитыми незнакомыми буквами (тот самый, что достался ей от настоящей мамы вместе с медальоном) без необходимости отвечать на лишние вопросы. За несколько вечеров с одолженным у Гермионы учебником по греческой грамматике Эльва выяснила, что надпись, скорее всего, была ничем иным, как её настоящим именем.

— Эйма, — тихо проговорила Эльва, лёжа на спине и уставившись в потолок с кое-где облупившейся штукатуркой. — Эйма Агоно.

Слова звучали странно и казались непонятными. Она размышляла, как — если бы всё в этом мире вдруг сложилось иначе — её бы звали этим именем настоящие папа и мама, как она представлялась бы так в свой первый день в Хогвартсе. Хотя, может, даже не в Хогвартсе — интересно, какие магические школы есть в Греции?

Внезапно она подумала о том, что в этом случае она бы никогда не узнала Аврору Райт, никогда не побывала бы в любимом, хоть и немного мрачном доме. А ещё не праздновала бы дни рождения с фейерверком в снегопад, не слушала бы древнемагические легенды перед сном под успокаивающий шелест йоркширских ветров, не купила бы, наверное, Зевса, не вела бы дуэли с Луи Готье, смешно подчёркивающим свои французские усы, и вообще — не было бы ничего из того, что, как Эльве казалось, сделало её той, кем она стала сейчас.

И это совсем сбивало с толку. Она не могла желать расстаться со всем этим даже в своем воображении, но ведь, тогда, выходит, она была согласна со смертью своих настоящих родителей? Этого она тоже сказать не могла. Она чувствовала, что с ними потеряла целый мир, который мог бы у неё быть. И эмоции противоречиво сталкивались друг с другом, так, что она не понимала, какой выбор бы сделала, если бы вдруг оказалась на пороге своего рождения и могла решать свою судьбу.

Из этих философских размышлений её вытянул приезд Гермионы, которая появилась в Норе во вторник, обвешанная сумками и с Живоглотом на руках. Живоглот, который был никем иным, как огромным рыжим котом, чувствовал себя в гостях прекрасно, и безошибочно определив самое мягкое и уютное кресло в доме, целыми днями в нём спал.

Гермиону поселили у Джинни в комнате, и Эльва опять в тайне возликовала личной свободе, но времени вне спальни стала проводить гораздо больше. Надо сказать, что и Рон как-то подобрался весь, переодевал пижаму ещё до завтрака, начал причёсываться и не спорил с миссис Уизли по поводу поручений. Ухмыляясь про себя, Райт подумала, что если Грейнджер и не в курсе этих чудесных метаморфоз, которые вызвал в друге её приезд, то уж от Молли Уизли это никак не скрылось.

Вечерами ребята собирались в комнате Рона, так как та была самой просторной, и читали новости в «Ежедневном Пророке» — занятие, которое могла привнести в их быт только Гермиона. «Пророк» писал об ужасных событиях: после происшествия в Министерстве и статьи, рассказавшей правду о возрождении Того-Кого-Не-Называют, Пожиратели Смерти совсем перестали таиться, стали происходить нападения на магглов, и даже на волшебников. А недавно они разрушили автомобильный мост в Лондоне, в результате чего погибло несколько десятков человек. Некоторые известные волшебники значились пропавшими без вести или убитыми.

Ужин ознаменовался приездом Люпина и Тонкс. Члены Ордена Феникса довольно часто заглядывали в «Нору». Иногда просто передохнуть, а порой — с непроницаемыми лицами, и тогда всем становилось понятно, что опять есть плохие новости, а Молли, якобы ненароком, старалась выдворить ребят наверх, пока все посвящённые закрывались в гостиной и что-то обсуждали. Откровенно говоря, старания миссис Уизли были бесполезными — чаще всего удавалось всё подслушать, да и «Пророк» на следующий день все важные происшествия освещал.

В этот четверг Люпин и Тонкс были молчаливы. Эльва подумала, что между ними что-то произошло, потому что каждый из них украдкой поглядывал на другого, пока тот не видит. Тонкс казалась рассеянной и грустной и даже ни разу не изменила цвет волос, что всегда делала, когда Эльва видела её на рождественских каникулах в доме Сириуса. Помнится, тогда ещё Рон объяснил, что она метаморф — может изменять свою внешность, как ей вздумается.

— Какие новости? — спросила миссис Уизли. Видимо, молчание за столом достигло некоего предела, раз она сама поинтересовалась.

— Пока тихо, — ответил Билл, откинув со лба рыжую прядь волос и увлечённо зачёрпывая ложкой побольше подливы из блюда в центре стола. — После происшествия с мостом и смещения Фаджа с должности Скримджер разошёлся не на шутку — все работают с утра до ночи.

— Да, по всему видно, что он очень не хочет повторить судьбу своего предшественника, — добавил мистер Уизли, дожевав луковый хлеб. — Мне сейчас еле удается в Министерстве побывать — целыми днями на выездах.

— Ах, да, Артур, совсем забыл спросить, как твоя новая должность? — наконец подал голос Люпин.

— Отлично, спасибо, Римус. Очень много работы, знаешь ли, — сейчас все помешались на этих амулетах. Вот особо предприимчивые и торгуют подделкой на каждом шагу.

— Тонкс, дорогая, ты же совсем не ешь! — всплеснула руками миссис Уизли, и пододвинула к ней тарелку с тыквенными пирожками.

Тонкс, вынырнув откуда-то из глубин своих мыслей, натянуто улыбнулась.

— Да, Молли, спасибо, всё очень вкусно, но я… Я не голодна, — встретив нахмурившийся взгляд женщины, Тонкс отвернулась к остальным и попыталась сменить тему. — Профессор Дамблдор просил передать вам, что он сам заберёт Гарри с Тисовой улицы, и в субботу утром они будут здесь.

— О, это просто замечательно! — воскликнул Рон, а затем проворчал в полголоса, — а то уже две недели одни девчонки вокруг.

Гарри приехал ночью в пятницу, так что утром уже спал в комнате близнецов, и миссис Уизли строго-настрого запретила шуметь, не объясняя при этом причины. Впрочем, через час после завтрака она всё-таки призналась, что Гарри здесь, и все весело побежали на третий этаж будить его, а Флёр умудрилась перехватить со стола поднос с его яичницей и сама отнесла завтрак дорогому гостю, одарив его при этом нежным поцелуем в щеку, отчего Гермиона и Джинни синхронно поджали губы. Эльве не досаждало присутствие манерной француженки, и хотя та иногда высказывалась не совсем тактично, было ощущение, что она просто не замечает, что может кого-то обидеть — возможно, из-за того, что не слишком уверенно говорила на английском. К тому же, Билл души не чаял в своей невесте, да и она выглядела рядом с ним счастливой — а разве не это, в конечном счете, имеет основное значение?

Гарри сообщил две последних новости: в Хогвартсе появится новый преподаватель — Гораций Слизнорт, а письма с отметками за СОВ должны прийти с минуты на минуту. Потом он стал с молчаливым нетерпением посматривать на Рона и Гермиону, и стало понятно, что он хочет что-то сообщить своим друзьям наедине. Джинни, закатив глаза, вышла, и Эльва последовала за ней.

Через полчаса показались совы. Гермиона, уже спустившись вниз, заломив руки, смотрела на приближающихся птиц, а на её глазу красовался большущий синяк — пострадала, неудачно схватив какую-то «вредилку» в комнате Фреда и Джорджа.

Наконец, все развернули свои письма, и в кухне воцарилось напряжённое молчание.

«Стандарты Обучения Волшебству.

Проходные баллы:

превосходно (П)

выше ожидаемого (В)

удовлетворительно (У)

Непроходные баллы:

слабо (С)

отвратительно (О)

тролль (Т)

Эльва Райт. Результаты экзаменов:

— Астрономия — В

— Уход за магическими существами -П

— Заклинания — П

— Защита от Темных Искусств — П

— Нумерология — В

— Древние руны — П

— Травология — В

— История магии — В

— Зельеварение — П

— Трансфигурация — П»

Эльва буквально ощутила, как с души свалился огромный валун. Ни одной «У», да и «В» по тем предметам, которые ей в меньшей степени нравились.

Гарри и Рон справились далеко не так хорошо, однако радостно пританцовывали посреди кухни, а вот Гермиона, получившая всего одно единственное «Выше ожидаемого» по ЗОТИ, казалась уязвлённой.

— Ты расстроилась из-за ЗОТИ, да? — спросила её вечером Эльва, когда они вдруг оказались наедине, раскачиваясь на широких садовых качелях, которые мистер Уизли скорее всего нашёл у кого-то из магглов.

— Да не то, чтобы… Почти все «Превосходно» — это тоже очень здорово, я ведь была уверена, что ошиблась на Рунах. Просто… — она замялась, подбирая слова.

— Просто это Защита, — закончила за неё Эльва. — Не понимаю, из-за чего тебе снизили оценку, да и не важно это — ты сама знаешь, что любой из нас в трудный момент пожелал бы оказаться рядом с тобой плечом к плечу, Гермиона. Ты заслужила «Превосходно» за одну только ночь в отделе Тайн.

— Из-за Патронуса, — грустно проговорила она. — Оценку снизили из-за Патронуса. Я не стала рассказывать всем, но мне тоже предложили похвастаться умениями. А я так нервничала тогда, что ни на одном приятном воспоминании не могла сосредоточиться. Заклинание «Экспекто Патронум» не входит в программу СОВ, и я думала, это не отразится на результате.

— Конечно, не должно было! Послушай, может, подать на апелляцию?

— Нет! Нет, не надо. Апелляции по СОВ рассматриваются в Министерстве. В мире сейчас такое творится, а я буду отвлекать их с тем, что не получила одиннадцать «Превосходно»? Ладно уж, какая, в общем-то, разница. В Аврорат я всё равно не собиралась.

— И то верно, — улыбнулась Эльва. — А я вот, между прочим, подумываю об этом.

— Правда? — Гермиона изумленно уставилась на подругу, остановив качели.

— Ага. А что?

— Нет, ничего, просто удивилась. Ну, знаешь, туда обычно мальчики мечтают попасть.

— Ерунда, Тонкс вон как сражается. К тому же, я всё равно не имею понятия, чем ещё заняться после школы, — Эльва ковыряла утоптанную землю носком туфли. — Странно, но у меня теперь всегда такое чувство, будто мы на краю огромной пропасти, и кажется неимоверно глупым подбирать себе профессию на всю жизнь. Понимаешь, о чём я? Ну, как будто я собираюсь решить, стоит ли мне выращивать мандрагоры или ухаживать за нюхлерами, пока вокруг будут десятками умирать волшебники и магглы. Как только задумываюсь о будущем, так сразу приходит мысль, что всё это так мелочно, что всё это просто не имеет значения. Ведь станет, скорее всего, хуже, чем сейчас.

Гермиона помолчала несколько мгновений.

— Эльва, Гарри нельзя этого никому рассказывать, кроме меня и Рона, но я считаю, что ты должна знать. В общем, то пророчество, которое разбилось у Арки Смерти… Гарри услышал его — Дамблдор показал ему воспоминание.

— Ну конечно! — Эльва подскочила. — Как я могла забыть? Не понимаю! Так значит, Гарри уже слышал его?

— Что? Э-э-э, да, как я уже сказала… А что такое?

— Когда пророчество разбилось, я была не очень далеко от него, и могла кое-что расслышать. Я специально постаралась запомнить всё в точности, чтобы потом рассказать, но эта встреча с Волдемортом… В общем, этот эпизод совершенно вылетел у меня из головы.

— То есть, ты уже знаешь, что в нём говорится? — осторожно переспросила Гермиона.

— Если честно, я ещё не думала об этом. Что-то о том, у кого будет сила, чтобы уничтожить Темного Лорда. И что он, вроде, должен родиться в седьмом месяце. А, и что они не смогут жить спокойно, пока один из них не убьёт другого.

— Всё верно, — сказала Гермиона и замолчала.

И тут, наконец, понимание щёлкнуло в мозгу, как это обычно бывает, когда удаётся разгадать головоломку. Пророчество ведь было подписано — «Лорд Волдеморт — Гарри Поттер».

— Гарри… должен будет закончить всё это.

— Да, так или иначе.

* * *

На день рождения Гарри миссис Уизли накрыла великолепный стол. Все постарались оставить мрачные мысли за пределами празднества, и это бы им удалось, если бы не пришёл Римус Люпин, выглядевший более измождённым, чем обычно, и сообщил о смерти Игоря Каркарова, исчезновении Фортескью и Олливандера. Торт доедали в молчании.

После того, как из школы пришли списки с необходимыми в будущем году учебниками, миссис Уизли стала собираться в Косой переулок и, уточнив у Артура, когда будет свободна министерская машина с водителем — для безопасности, — запланировала поездку на предпоследние выходные августа. Эльва, конечно, должна была отправиться со всеми.

В назначенную субботу утром неожиданно появился Дамблдор. Он пришёл, когда все ещё спали, и миссис Уизли разбудила Эльву, попросив её скорее спуститься вниз.

— Эльва! Рад приветствовать тебя снова. Как проводишь каникулы? — директор стоял в гостиной в сером походном плаще.

— Отлично, спасибо, сэр. Что-то случилось?

— Нет-нет, всё в порядке. Однако, я думаю, ты не откажешься посодействовать мне в одном путешествии.

— Путешествии? Куда?

— О, позволь, все подробности я сообщу тебе по дороге? Видишь ли, я склонен подозревать, что поездка может затянуться до позднего вечера, поэтому нам стоит выйти сейчас же.

— Э-э-э, да, конечно, я быстро соберусь.

— И заодно подготовь свои вещи к транспортировке в школу, пожалуйста.

— Хорошо, только я же не купила ещё учебные принадлежности, мы как раз сегодня собирались…

— Я уверен, что Молли без проблем купит всё по списку, верно?

— О, абсолютно точно, девочка моя, не беспокойся об этом! — заверила миссис Уизли.

За пять минут Эльва оделась и собралась, а ещё через десять её чемоданы стояли у кровати, готовые к транспортировке. Она отдала миссис Уизли галеоны, которые Билл предусмотрительно снял для неё со счёта в Гринготтс, впрочем, как и для Гарри, и принёс им ещё в начале августа (из-за неспокойных времён забрать средства из банка теперь стало крайне проблематично), после чего они с Дамблдором аппарировали с ближайшего холма.

Улица, на которой они оказались, была ничем не примечательна. По обе стороны от дороги тянулись обычные дома — некоторые в несколько этажей, некоторые совсем небольшие. Кое-где виднелись строения повыше: справа был, вероятно, четырёхэтажный детский сад, а слева за домами возвышалось здание завода. Эльва смотрела по сторонам, но взгляду было не за что зацепиться — казалось, в Британии были сотни точно таких улиц с точно такими домами.

— Эльва, я понимаю, что теперь, когда ты узнала многое о себе и своём прошлом, тебе захочется стать ближе к своей настоящей семье, но я хотел попросить тебя и впредь представляться Эльвой Райт, — сказал старый маг, ведя её вдоль улицы. — По крайней мере, пока не закончится война.

Эльва подумала, что толку от этого теперь чуть — Волдеморт узнал её, понял, кто она и где прячется, но не стала этого говорить.

— Хорошо. Я, в общем-то, и не собиралась отказываться от своего имени. Оно меня вполне устраивает.

— Отлично, спасибо.

— Можно спросить, где мы и куда идём?

— Можно, отчего же нельзя. Мы в западном Йоркшире. А направляемся вон туда, — сообщил Дамблдор, указывая на видневшийся впереди коротенький кирпичный тоннель. — Мы с тобой сейчас посетим ту самую больницу, в которой твоя мама, Аманта Агоно, шестнадцать лет назад передала тебя в руки Авроры Райт. Я думаю, если мы хотим узнать, что же на самом деле произошло, начать следует именно отсюда, не так ли?

— Да, наверное, — отозвалась Эльва, немного удивлённая таким ответом. Она, конечно, предполагала, что путешествие с Альбусом Дамблдором должно оказаться увлекательным, но не ожидала, что это будет напрямую связано с ней и её прошлым.

Через пару минут они дошли до тоннеля и погрузились в полумрак. Повеяло сыростью и прохладой. Место было не самым приятным — в длину тоннель был всего метров десять, везде валялся мусор, а кирпичные стены были разрисованы граффити. Правда, на одной из них красовался довольно приличный рисунок — окошко и рядом дверь, а из окна выглядывает чёрный кот. Снизу была пририсована зелёная травка. Рисунок был хоть и милый, но совсем детский, и оттого ещё большим было удивление девушки, когда Дамблдор подошёл именно к этой нарисованной дверке. Протянув левую руку, он дотронулся до изображения медной круглой ручки, и она мгновенно выросла из стены, превращаясь в настоящую, а за ней и вся дверь деревянным рельефом выступила наружу и открылась, повинуясь директору.

— Прошу, — пригласил Дамблдор, и Эльва, захлопнув, наконец, рот, прошла в показавшийся проём.

— Никогда бы не подумала, — проговорила она, оказавшись в просторном холле больницы. — Нет, конечно, вход в больницу Святого Мунго тоже ни за что не вычислить, если не знаешь, но этот рисунок был таким… нарисованным.

Её спутник только улыбнулся, а затем направился прямиком к стойке, за которой скучала симпатичная молоденькая волшебница в лимонном халате.

— Приветствую вас, э-э-э, Лиссет, — начал Дамблдор, глянув на вышитое на халате имя. — Мы к вам с одной крайне деликатной просьбой.

— Слушаю вас, — будничным тоном ответила та.

— Видите ли, моя внучка, Эльва, была рождена в этой больнице, и нам бы очень хотелось поговорить с замечательной акушеркой, которая дежурила в ту ночь и принимала роды.

— Если она сегодня на дежурстве, — как ни в чём не бывало, ответила девушка. — Как, вы говорите, её фамилия?

— О, я, признаться, с возрастом забывать всё стал — теперь никак не вспомнить. Но я знаю дату — двадцать второе декабря тысяча девятьсот семьдесят девятого года. Шестнадцать лет назад.

Лиссет закатила глаза и обречённо вздохнула, после чего отвернулась к ящичкам за своей спиной и принялась перебирать какие-то папки.

Минут через десять, она, наконец, снова подошла к стойке, просматривая потрёпанный журнал с пожелтевшими от времени страницами.

— Так… Декабрь, декабрь, вот. Двадцать второе. На дежурстве в родильном отделении — Констанция Эрнствуд, — удовлетворённо изрекла она. — Только, знаете, поговорить с ней вам уже не удастся — она уволилась пять лет назад.

— Да вы что! — «дедушка» выглядел искренне расстроенным. — Из-за чего же?

— Ну откуда же мне знать! На отдых, наверное, уже ушла. Она ведь сильно в возрасте, судя по её карте.

— Так у вас есть её карта? — лицо старого мага просветлело. — Там, вероятно, и адрес её записан?

Лиссет нахмурилась и закрыла папку.

— Прошу прощения, но нам не положено давать посетителям информацию такого рода.

— Да, да, я, конечно же, понимаю… — прокряхтел Дамблдор, опустив взгляд. — Так жаль, знаете, ведь тогда всё очень плохо было — ночь, тяжелые роды. Эльва выкарабкалась только благодаря Констанции, но в ту ночь девочка потеряла свою мать, а я — свою дочь…

Он шмыгнул носом и поспешно прочистил горло. Эльва старалась придать лицу страдальческое выражение, но до директора ей было далеко — казалось, скоро она сама поверит в горе несчастного старика.

Лицо Лиссет потеряло напускную строгость, и во взгляде её уже читалась нерешительность и сочувствие.

— Но это был лучший исход… Там ведь шансов почти не было. Констанция сразу предупредила — сделаю, мол, что смогу, но готовьтесь к худшему. А отец девочки уже месяц как погиб на войне, он аврором служил. Вот я один и готовился, до сих пор помню, как сидел четыре часа под дверью. Но Констанция Эльву мне спасла. Вот, воспитал внучку, вырастил, всё хотел познакомить их, чтобы она знала, как много для нашей семьи сделала. Да что уж теперь, надо было раньше…

И он махнул рукой, отворачиваясь от стойки.

— Пойдём, Эльва, дорогая…

— Постойте! — Лиссет в сомнении кусала нижнюю губу. Затем наклонилась ближе и прошептала, — Вы никому не говорите только, где взяли адрес, ладно?

И она начеркала что-то на маленькой бумажке, затем оглянулась по сторонам и быстренько сунула её в левую руку Дамблдора.

— Сердечно благодарю вас, Лиссет, для нас с внучкой это очень много значит! — с признательностью ответил тот.

— Да идите уж, — улыбнулась девушка.

— Профессор, должна сказать, это было потрясающе! У вас талант, — сказала Эльва в восхищении, когда они снова вышли в тоннель. — Если бы у меня был этот адрес, я бы тоже вам его отдала.

Альбус Дамблдор не смог сдержать смех.

— Ох, Эльва, всему причина — возраст. Актёрский талант ведь строится на опыте пережитых эмоций. А моя долгая жизнь позволила мне испытать немало. Теперь достаточно лишь вспомнить нужный эпизод. К тому же, старость сама по себе вызывает у молодых людей сочувствие, — и он подмигнул спутнице, хватаясь за её предплечье. — Ну что, готова?

Она кивнула, и аппарация моментально смяла её тело, не позволяя вдохнуть. Через секунду они уже стояли у подъезда многоэтажного дома. Время приближалось к одиннадцати, и августовское ещё жаркое солнце разогрело воздух так, что хотелось немедленно скрыться в тени.

Квартира Констанции Эрнствуд находилась на третьем этаже. Директор нажал кнопку звонка, и через минуту лязгнул замок, а за дверью показалось молодое женское лицо.

— Вы к кому? — удивленно спросила хозяйка, сдувая прядку светлых волос, прилипшую к покрытому испариной лбу.

— Добрый день, извините, пожалуйста, за беспокойство — мы ищем Констанцию, — проговорил Дамблдор в своей благодушной манере. — Меня зовут Альбус, а это моя внучка, Эльва.

Женщина приоткрыла дверь шире, и взору предстал крохотный малыш, которого она держала в правой руке. Мальчик — Эльва так решила, разглядев узор из синих собачек на его распашонке, — хмурился и кривил личико, точно размышляя, стоит ли ему заплакать сейчас или чуть позже.

— Констанцию? — рассеянно переспросила молодая мама, сдвинув брови и покачивая ребёнка, который уже стал недовольно кряхтеть. — Такие здесь не живут, вы, вероятно ошиблись.

Она потянулась к ручке двери, намереваясь закрыть её.

— Её адрес нам дали в больнице, где она работала. Пожилая женщина…

Собеседница слушала теперь всё более нетерпеливо, поскольку малыш её начал вертеться без остановки и хныкать.

— У нас пожилых нет, — с раздражением отозвалась она, повышая интенсивность покачиваний. Эльве пришло в голову, что она, вероятно, маггл.

Дамблдор вдруг вытянул левую руку и легонько коснулся голой пяточки младенца. Тот моментально затих, лицо его разгладилось, и через пару секунд он уснул.

— Ничего себе! — поражённо воскликнула хозяйка квартиры. — У него зубки режутся, покоя не даёт. Как это вам удалось?

— О, меня отчего-то любят дети, — туманно ответил чародей. — Мне так неловко отвлекать вас, но, может, вы всё же вспомните Констанцию Эрнствуд?

— Ах, миссис Эрнствуд? Я знать не знала, что её зовут Констанция! Она владелица этой квартиры. А мы — арендуем.

— А где же она сама?

— Так в горы уехала. У неё здоровье на старости лет плохое стало.

— В горы? Как жаль. Скажите, нет ли у вас её нынешнего адреса?

Женщина засомневалась, и Дамблдор спешно добавил:

— Видите ли, мы с внучкой очень хотели бы её отблагодарить. Как вам, вероятно, известно, она работала акушеркой в больнице, и в своё время сильно помогла нашей семье. Буквально спасла Эльву. Мы, конечно, припозднились, но ведь по долгам платить никогда не поздно.

— Это в какой больнице-то? В центральной? Странно, она говорила, здоровье на работе подорвала, а вы сказали — акушерка…

— Конечно, подорвала — каждый день жизнь и смерть в руках держать, у кого хочешь нервы не выдержат. Мы куда угодно отправимся, лишь бы поблагодарить её.

— Ну… ладно, погодите минутку. Пройдите сюда.

Впустив их в тесный коридор, она скрылась в недрах душной старенькой квартиры, отдававшей кипячёным молоком, мокрой одеждой и ещё чем-то не очень приятным. Затем вернулась, без мальчика и с бумажкой в руке.

— Держите. Но это в горах… Она сразу сказала, что добраться до неё сложно, что будет сама раз в год приезжать за оплатой. Адрес на всякий случай оставила.

Распрощавшись с магглой, Эльва и Дамблдор снова вышли на воздух.

— Интересно, почему Констанция решила магглам свою квартиру сдавать? — задумчиво поинтересовалась девушка вслух.

— Ну, видимо, у неё были причины. Эльва, я, признаться, уже проголодался. Не возражаешь, если мы с тобой перекусим? Я знаю здесь недалеко одну восхитительную чайную.

— С удовольствием, — ответила та и не покривила душой.

Чайная и впрямь находилась недалеко — на противоположной стороне улицы сразу за поворотом. Заведение, вероятно, располагалось здесь уже много лет — вывеска была совсем потрёпанной, а справа и слева от двери были наклеены большие плакаты в стиле шестидесятых годов, изображавшие всевозможные десерты. Дамблдор толкнул дверь, зазвенел колокольчик.

Небольшое помещение вмещало несколько круглых столиков со стульями и кассовую стойку, по обе стороны от которой стояли стеклянные витрины со сладким. Эльва заметила, что некоторые посетители сидят в мантиях.

Они подошли к витринам, рассматривая десерты. Эльве сразу понравился сырный пирог, а директор попросил также лимонный штрудель и два чая, затем вытащил пару монет из кармана плаща.

Внезапно девушка почувствовала, что левое запястье жжёт, совсем как в ту ночь в Министерстве. Она инстинктивно отдёрнула руку и посмотрела на часы, которые почернели и теперь медленно возвращались к серебряному цвету. Эльва удивилась, ведь слева от неё был только директор, а вернее, его правая рука, сейчас укрытая почти полностью длинным рукавом плаща. Она вновь приблизила часы к его рукаву, и они опять стали теплеть, чернея на глазах. Источник был явно в руке директора или, как догадалась Эльва, на руке. Скорее всего, браслет или кольцо, но зачем Дамблдор носит темномагический артефакт?

Через несколько минут они расположились за одним из столиков. Райт хотелось рассмотреть, на что среагировали часы, но как назло правая кисть чародея всегда пряталась под широким рукавом плаща.

— Восхитительная, как я уже говорил, здесь выпечка! — лимонный штрудель исчезал где-то в бороде Дамблдора, оставляя на ней мелкие крошки.— Ты не находишь?

— Да, очень вкусно, — отозвалась Эльва. — Профессор, о чём вы спросите Констанцию, если нам удастся её отыскать?

— Обо всём, что она видела или слышала в тот судьбоносный день. В конце концов, она, похоже, одна из последних людей, которые видели живой Аманту Агоно. Возможно, она знает что-то важное.

— Спасибо, что взялись за это. Для меня это имеет большое значение.

Директор грустно улыбнулся.

— Эльва, я всегда готов помочь тебе в чём угодно, но в этот раз речь идет не только о тебе и твоей безопасности. Я уверен, что здесь замешано нечто большее, и нам следует знать об этом, если мы хотим победить в предстоящей войне.

— Тогда спасибо, что взяли меня с собой.

Аппарировать на сытый желудок оказалось значительно сложнее. Подавив подступившую дурноту, Эльва вдохнула невероятно чистый прохладный воздух Пеннинских гор, и от такой перемены голова немедленно пошла кругом. Она осмотрелась: везде, куда доставал взгляд, лежали буро-зеленые холмы и ложбины, усеянные россыпью кустарников и деревьев. Сразу за ними можно было различить верхушки высоких гор, плотный сизый туман укутывал их почти полностью. Прямо перед ней одиноко стоял симпатичный домик, обнесённый редкой изгородью, а чуть поодаль справа проходила асфальтовая дорога, которая вела выше в горы, и там, за ближайшими холмами, видны были несколько кирпичных строений.

— Это туристический центр для магглов, — проследил Дамблдор её взгляд. — Пойдём.

Они прошли по утоптанной дорожке к крыльцу и постучались в дверь. Через некоторое время в окне едва различимо шевельнулась занавеска, ещё спустя пару минут им отворила низенькая женщина, сильно в годах. Она выглядела озадаченной.

— Добрый день, я могу чем-то вам помочь? — голос её чуть дрожал, как это обычно бывает к старости.

— Здравствуйте, мы с внучкой ищем Констанцию Эрнствуд, — сказал Дамблдор.

— Так это я. А вы…?

— Персиваль, очень рад вас встретить, — директор кивнул в приветствии, — Это моя внучка, Эльва. Миссис Эрнствуд, шестнадцать лет назад вы спасли её во время сложных родов, мы искали вас, чтобы выразить признательность…

Лицо Констанции посветлело, и она добродушно улыбнулась.

— О, проходите в дом, пожалуйста! — посторонилась хозяйка. — И зовите меня Констанция. А я сразу так и подумала, что волшебники — сюда, знаете ли, не так просто добраться. Ходят туристы-магглы, но там всё чаще молодёжь… Вон туда, на кухню.

Домик был небольшим. Они прошли через прихожую, где было несколько дверей, в светлую и чистую кухню. Здесь стоял простой деревянный стол, укрытый скатертью в шотландскую клетку, два табурета, вдоль одной из стен располагались кухонные шкафчики.

— У меня здесь не очень просторно, отдельную гостиную делать не стала, всё равно ко мне никто не заходит. Да и внимание чтобы не привлекать — мало ли, заглянет кто из магглов. Ох, сейчас, — она вынула из переднего кармана фартука волшебную палочку и, сказав «Джеминио», создала ещё один табурет.

— Присаживайтесь, я сейчас налью вам травяной чай. — Она достала деревянную кадку с высушенными травами и кивнула на окошко, где были подвязаны на веревке сохнущие розоватые цветы вереска. — Выбираюсь порой на вересковые пустоши, насладиться красотой и собрать трав. Сон после такого чая лёгкий, как в детстве. Так, значит, в своё время я уже имела удовольствие встретиться с вами, э-э-э… Персиваль?

— Совершенно верно, Констанция, — подтвердил Дамблдор, — вы спасли Эльве жизнь, хоть мать её и не выкарабкалась, дочка моя. Мне хотелось познакомить внучку с вами. Ваш адрес нам дали в больнице, а молодая женщина, арендующая у вас квартиру, подсказала, что вы здесь.

— Да, я, признаться, так устала от городской суеты… Всегда мечтала жить в горах, вот и решила — почему бы и нет, что меня, в общем-то, держит? Семьёй так и не обзавелась, день и ночь на работе проводила. И вот, два года назад предупредила знакомых, сдала квартиру в аренду и поселилась здесь.

— А почему решили семье магглов сдать? — поинтересовалась Эльва, наблюдая, как янтарная дымящаяся жидкость наполняет до краёв чашечки на столе.

— Так от них меньше беспорядков. С волшебниками всегда сложности — то заклятие какое навлекут, то зелье неудачное взорвётся. Молодёжь вообще колдовать толком не умеет. К тому же, я и сама магглорождённая, так что мне этот мир привычен с детства. А Рэнди и Глория очень приятные люди, недавно поженились, ждали пополнения. Так что я сказала им, что здоровье поправлять в горы еду, и оставила адрес.

— М-м-м, восхитительный напиток! Вереск чувствуется сразу и, кажется, ещё смородина, не так ли?

— Именно так, — кивая Дамблдору, отозвалась Констанция, присаживаясь с ними за стол. — И немного шиповника. Это мой любимый рецепт — вереск, смородина и шиповник.

— Невероятно вкусно! — директор сделал очередной глоток.

— Ну, пейте на здоровье. Вот, ещё мёд попробуйте. Так как, вы говорите, звали вашу дочь? Я знаете, почти каждую пациентку в лицо помню — так уж профессиональная память у меня устроена.

В этот момент маленькая чайная ложечка выскользнула из рук Констанции, со звоном упав на пол. Эльва сначала не придала этому значения, но тишина заставила её оторваться от чая и взглянуть на женщину. Та сидела, будто как и раньше, но взгляд её был совершенно отрешённым, лицо ничего не выражало, губы сомкнуты. Эльва тут же с удивлением глянула на Дамблдора и увидела, что левая рука его держит палочку, нацеленную на хозяйку дома, а сам он, не мигая, смотрит на неё.

Легилименция. Райт, похолодев, сразу поняла, что директор делает именно это. Использовал невербальное заклинание, как и Волдеморт против неё самой в ту ночь в Министерстве. На душе стало отвратительно. Она не сомневалась, что Альбус Дамблдор не менее искусен в применении невербальных заклятий, но отчего-то казалось, что он не станет прибегать к таким насильственным методам, что отличие между сторонами как раз в этих методах и состоит. Эльва ощущала смесь злости и сочувствия. Было жаль Констанцию, которая виновата лишь в том, что была тогда дежурной акушеркой, а теперь в её мыслях, чувствах, воспоминаниях, во всём самом сокровенном беспардонно копались в поисках нужной информации. И она, Эльва, виновата не меньше директора — она ведь тоже пришла сюда, не опровергала его ложь и сейчас сидела, не вмешиваясь в действия чародея. Подумав об этом, она, было, дернулась в нерешительности, но разум подавил чувства — чего она добьётся, если помешает? Скорее всего, сделает только хуже, ведь ментальные чары — очень тонкая наука. Если работать неаккуратно, человек может навсегда повредиться рассудком. Нет, теперь надо дать завершить начатое.

Через минуту Дамблдор опустил палочку, а Констанция шумно вдохнула, приходя в себя.

— Обливиэйт, — проговорил он, тут же поднимаясь. — Эльва, нам пора.

Когда директор вставал из-за стола, его правая рука на несколько мгновений показалась, наконец, из-за рукава плаща, и взору Эльвы предстала кисть без всяких украшений, однако наполовину почерневшая, словно обугленная. Это выглядело настолько пугающе, что даже заставило девушку забыть о своём намерении немедленно возмутиться, и она, растерявшись, последовала за ним к выходу. Несчастная женщина так и осталась сидеть на своём стуле, непонимающе вертя головой во все стороны — «Обливиэйт» вызывает кратковременную дезориентацию.

Они вышли из домика Констанции и пошли вверх по асфальтированной дороге.

Эльва молчала. Только что она так хотела высказать старому магу все свои мысли, доводы, упрекнуть его и устыдить, но теперь почему-то молча шла рядом с ним, как будто пропал весь запал, оставив только гадкое ощущение разочарования и желание не находиться рядом с Альбусом Дамблдором. Не хотелось даже знать, что он увидел в воспоминаниях женщины.

Солнце клонилось к закату. Через несколько минут напряжение между спутниками стало очевидным, и Дамблдор вздохнул.

— Эльва, позволь предложить тебе остаться на ночь в той гостинице, в туристическом комплексе. Идти до неё, как видишь, совсем немного, и мы сможем обо всём поговорить за ужином. Я чувствую, что должен объясниться перед тобой.

— Я бы с удовольствием, но, боюсь, ужин с вами потребует от меня упражнений в окклюменции, а я ещё не настолько мастерски ей владею.

— Так было нужно, Эльва.

Та хмыкнула.

— Прошу, давай обсудим это в более комфортной обстановке. Мне кажется, что бы ни было, я заслуживаю шанс всё тебе объяснить, разве нет?

— Хорошо, — сдалась, наконец, она.

Гостиница была маггловская и без изысков. Милая молодая женщина со странным именем Киви проводила их до номеров, расположенных на втором этаже. Она открыла поочерёдно двери и нажала на белые квадратики в стенах, после чего под потолком вспыхнул свет.

— Вот ваши ключи. Горячую воду в одиннадцать отключают — экономия электроэнергии. Рядом с телефонным аппаратом написан номер стойки администратора — так вы можете связаться со мной в любой момент. Приятного отдыха.

— Прошу прощения, Киви, я могу заказать ужин в свой номер? — обратился к ней Дамблдор.

— Да, но после шести готовят только «стандарт», выбрать не сможете. Там вроде бы сегодня жаркое с рисом было. Устраивает?

— Да, будьте добры, на двоих. Благодарю.

— Через полчаса принесут.

Эльва прикрыла дверь, оставшись одна. Маленькая комнатка вмещала кровать, тумбу, небольшой стол, стул и шкаф. На кровати лежало белое сложенное полотенце, на тумбе красовался неясный прибор в стиле мистера Уизли. Эльва сообразила, что это «телефонный аппарат». Вместо свечей под потолком горел стеклянный шарик. Над столом висела картина, изображение на которой, как всегда у магглов, было статичным, и, повинуясь порыву, Эльва подошла поближе, чтобы разглядеть её.

На картине была нарисована девушка, сидящая на камне. Она была одета в одно лишь свободное белое платье, но даже оно казалось лишним — его рукава спали, оголяя округлые плечи, и всё оно разметалось в порывах ветра и казалось лишь лоскутом материи. Девушка задумчиво смотрела на море — Эльва так подумала, что на море, хотя пейзаж за камнем сложно было хорошо рассмотреть. Она глянула на подпись на раме: «Томас Фрэнсис Дикси — Миранда. Копия». Внезапно Эльве пришло в голову, что статичность придаёт картине необычайную загадочность, заставляющую смотреть и смотреть на неё, представляя, кто же такая эта Миранда и почему она так грустна. Ветер трепал вьющиеся волосы, а поза была такова, что она, возможно, только что присела, а может, наоборот, была здесь много часов и как раз собралась уходить. Колдокартины показывали целый эпизод — несколько секунд или даже минуту — выражавший некий смысл, который хотел донести художник. А тут запечатлён один-единственный момент, и неясно было, что будет дальше или что ему предшествовало. Можно было представить всё, что хочешь. Эльве понравилась эта неоднозначность и недосказанность.

Когда прошло полчаса, девушка тихо постучала в номер своего спутника.

Его комната была в точности такой же, но стол был отодвинут от стены почти в центр, а стула было два. Ужин уже принесли, и в воздухе ощущался аппетитный запах чего-то жареного.

— Я вижу, что мои действия расстроили тебя, Эльва. Прежде всего, знай, что мне очень жаль, что пришлось так поступить, — Дамблдор сам завёл беседу, когда с большей частью еды было покончено.

— Её можно было просто спросить.

— Наша с тобой история не выдерживала никакой критики. Она помогла нам в больнице и с той магглой, но не с Констанцией. Я знал это с самого начала и думал, что понимаешь и ты. Но теперь я вижу свою ошибку, мне следовало обговорить это заранее.

— Зачем вообще понадобилось ей лгать? — Эльва раздражённо откинулась на спинку стула. — Я ведь действительно там родилась. Надо было сказать ей правду.

— Ты же знаешь, что память её была изменена, когда Аманта передала тебя Авроре Райт. Она рассказала бы нам историю, помещённую в её разум при помощи магии и подправленную впоследствии её подсознанием, чтобы не было никаких нестыковок — это защитная реакция нашего мозга. Мы бы никогда не узнали, где там истина, а где — фантазия, потому что этого не знала бы сама миссис Эрнствуд. В итоге, всё наше путешествие можно было бы считать бесполезным. При помощи легилименции мне удалось проникнуть в первоначальное воспоминание и увидеть правду.

Эльва молча теребила вилку.

— Всё равно, это было подло. Мы могли бы объяснить ей суть, и, по крайней мере, попросить её разрешения.

— То есть, рассказать ей, что ты — Эльва Райт, на самом деле не Эльва Райт, а девочка, которую ищет Волдеморт, и что её воспоминания о твоем рождении ложны, а в реальности имела место подмена детей. Так?

— Ну… получается, так, — неуверенно отозвалась Эльва.

— И тебя совсем не смутило бы, что ты рассказываешь незнакомому человеку о том, кто ты такая? Хотя мы прикладываем все усилия, чтобы укрыть тебя от опасности? Она ведь могла оказаться под действием Империуса — мы не были даже уверены, что Волдеморт не отыскал её уже. Что, если Констанция Эрнствуд в этом захолустье была бы лишь ловушкой для меня и тебя? Или же Волдеморт узнал о нашем визите, когда добрался бы до Констанции потом? Не думаешь же ты, что перед лицом такой угрозы она не открыла бы всё, что знает, о тебе и нашем разговоре?

На душе стало противно. Получалось, что Дамблдор прав.

— Кроме того, я изначально понимал, что мы не можем ограничиться рассказом — нам нужно видеть воспоминания. Любая, даже самая незначительная деталь могла пролить свет на те давние обстоятельства.

— И что теперь она будет помнить о нас?

— Ничего. Для неё мы никогда не стучались в дверь. Она не пострадала, Эльва. Пойми, тот небольшой шаг в сторону со светлого пути, который мы себе позволили, почти не доставил ей беспокойства, а вот если бы мы этого не сделали, наши потери были бы существенны.

— А как же измерить, профессор, насколько небольшим может быть этот шаг? — с вызовом спросила Эльва. — Где проходит граница дозволенного? А если бы пришлось всё же причинить ей вред, но зато можно было бы одним махом спасти меня раз и навсегда, что тогда?

— Я вижу, к чему ты клонишь, — он вздохнул, медленно встал из-за стола и подошёл к окну. — Постоянно забываю, что ты взрослее, чем кажешься. У меня к тебе встречный вопрос. Как ты считаешь, Лорд Волдеморт — плохой человек? Следует ли остановить его даже ценой его жизни?

— Да, я так считаю.

— А Том Реддл?

— Это то же самое.

— Разве? Том, трёхлетний мальчик, живущий в унылом бедном сиротском приюте. Брошенный родителями, которых он никогда не знал.

Эльва осеклась.

— Ну, он вроде с самого детства был… не такой, как все.

— Насколько не такой? Где, как ты выразилась, проходит граница между этим трёхлетним Томом и Лордом Волдемортом, которого следует уничтожить? Она там, где он вел жестокую войну, без сожалений лишая жизни десятки и сотни людей? Или она там, где он нашёл своего отца, который не желал его знать, и совершил своё самое первое убийство? А может, она там, где он ещё в десять лет страшно напугал двоих сирот, приведя их в тёмную пещеру на обрыве?

Эльва молчала.

— Я спрошу ещё раз — следует ли остановить Тома Реддла даже ценой его жизни? А ты в это время представь, что мы с тобой стоим у его колыбели.

— Я… я не знаю.

— Но почему же? Это точно он, и ты точно знаешь, что он будет жесточайшим тираном, и принесёт много горя. Что ты будешь делать?

— Но ведь необязательно… Можно было бы забрать его и попробовать воспитать по-другому.

— И ты возьмёшь на себя эту ответственность, решив сохранить его жизнь? — Дамблдор повысил голос, и вместо привычной мягкости в нём зазвенели вдруг стальные, жёсткие нотки, пугающие Эльву. — Не забывай, что ты решаешь не только за себя и за него! Ты решаешь за своих родителей, за Джонатана Райта, за родителей Гарри, за родителей Невилла, за всех тех людей, которых он, возможно, всё же убьёт и искалечит!

— Прекратите! — Эльва почувствовала, что к горлу подступает ком. — У меня нет возможности это решать, так или иначе.

Директор мягко улыбнулся, снова отворачиваясь к окну.

— Я встретил Тома, когда ему было одиннадцать. Думаешь, есть хоть один день теперь, чтобы я не размышлял о том, что сам привёл его в школу, сам давал ему знания, сам способствовал его обучению и росту в качестве волшебника, что не увидел, где лежит эта граница, не заметил, как он её перешагнул? Я говорю это тебе не потому, что хочу пожаловаться, а потому, что нет никакой границы, Эльва. И никто не знает, был ли возможен такой вариант развития событий, где Том Реддл не стал бы Лордом Волдемортом. Нет чёрного и белого, нет добрых и злых волшебников, нет поступков хороших и нет поступков плохих. Это самый большой парадокс в мире, который я встречал.

И в этот момент сердце Эльвы сдавили воспоминания о том, как пришлось напасть на Драко и Пэнси, чтобы освободить гриффиндорцев.

— Но… Как же тогда жить? Разве понятие о морали не имеет смысла? Чего тогда придерживаться?

— Своей совести, Эльва. Своей совести, обстоятельств… И всё равно, сколько ни старайся, постоянно будешь оказываться перед выбором, выкладывая на всё те же пресловутые чаши весов вещи, которые сравнивать порой просто нельзя.

Лицо старого волшебника вдруг показалось Эльве полным невыносимого страдания, пока он смотрел куда-то в окно, наполовину здесь, наполовину в своих мыслях.

— Хочу заметить, что ни в коем случае не оправдываю себя. То, как я обошёлся с Констанцией, моя совесть тоже определяет, как плохой поступок. Но сегодня я это сделал, потому, что так было нужно, и теперь это воспоминание — моя ноша. Мне очень жаль, что тебе придётся разделить её со мной. Я искренне желаю, чтобы ничего тяжелее неё тебе не довелось взвалить на свою чистую душу. Хоть предстоящая война оставляет для этого мало шансов.

В комнате воцарилось молчание.

— Я не подумала об этом с такой точки зрения, — спустя несколько минут признала Эльва. — Простите, что осудила сгоряча, и вообще...

— Вот ещё. Я очень рад, что ты не думаешь об этом. Это удел старости, когда прожитые годы не оставляют выбора. В шестнадцать лет пусть ещё будут категории — ясные, чёткие, за которые можно схватиться и уверенно стоять на ногах. Я ведь, знаешь ли, сам таким был, — и директор весело ей подмигнул. — Кажется, довольно на сегодня разговоров о совести, морали, и войне? Ну что, не хочешь узнать, что я выяснил из воспоминаний Констанции?

— Хочу, — грустно улыбнулась Эльва. — Но сперва хочу узнать, что такое случилось с вашей рукой, сэр.

— С рукой?

— Да, с правой. Она вся чёрная, словно её над костром коптили.

— Ах, это… — Дамблдор сказал это тоном, каким обычно говорят о царапине.

— Угу. Что говорят колдомедики? Вы им руку показывали? Потому что, если честно, выглядит она скверно.

Дамблдор рассмеялся.

— Сказать по правде, я тоже так думаю.

— И вовсе нет ничего смешного. Она излучает сильную тёмную энергию, и это, вероятно, результат действия темномагического артефакта.

— Ох, я уже говорил тебе, что ты взрослее, чем кажешься? Ты совершенно права, Эльва, и история эта крайне поучительная. Когда-нибудь ты её узнаешь, но сегодня время для другой, — Дамблдор вернулся за стол. — Итак, Аманта Агоно поступила в родильное отделение вечером двадцать второго декабря, как неизвестная волшебница.

Она родила здоровую девочку, и её, утомлённую, Констанция поместила в палату, оставив расспросы на потом. Через несколько часов сработал портал мистера и миссис Райт, и Аврора появилась в приёмной без сознания, однако схватки уже начались. Одна из медсестёр на посту крикнула, что поступила Аврора Райт, и срочно требуется колдомедик.

После спешной диагностики Констанция определила, что с ребёнком беда, и не ошиблась — мальчик, появившийся на свет полчаса спустя, был мёртв. Понимая, что причина в заклятии, Констанция решила, прежде всего, позаботиться о несчастной Авроре, которая, даже когда очнулась, оставалась в бреду. В тот момент, когда она перемещала её в палату — по иронии судьбы именно в ту, где находилась уже Аманта, — из неё как раз вышел мужчина средних лет. Констанция не успела посмотреть на него толком — она была занята миссис Райт, да и он прошмыгнул мимо очень быстро, так что всё, что она заметила — это неизвестный символ, вышитый на его мантии, а кроме того фраза «Спасибо, Йенс», которую сказала Аманта на прощание мужчине.

Пока акушерка укладывала Аврору, отвечая на её сбивчивые вопросы о сыне, Аманта уснула (или просто притворилась спящей), опять избежав необходимости назвать себя, а новорождённая девочка сопела в детской кроватке рядом.

— Когда Констанция снова зашла через час, её подвергли заклятию изменения памяти, так, что в её представлении Аврора родила здоровую девочку, а неизвестная, поступившая вечером — мёртвого мальчика. Она тут же исправила записи в журнале, полностью уверенная в своей собственной памяти. Вот и всё.

— А что же стало дальше с моей мамой?

Дамблдор вздохнул.

— Она умерла вскоре после этого.

— Как умерла?

— Констанция сначала подошла к Авроре, которая уже держала тебя на руках. Она проверила состояние и мамы, и ребенка, сделала пометки, а когда подошла ко второй волшебнице, то поняла, что та уже мертва. Она не могла вспомнить, какой она её видела, когда вошла в дверь палаты — поскольку именно в ту секунду заклятие ударило в неё. Я же пробрался глубже, и знаю точно, что в момент, когда Констанция вошла в палату, Аманта была жива, так как именно она направила на акушерку палочку и произнесла нужное заклинание.

— Ну и от чего же она тогда умерла? — допытывалась Райт.

— Она приняла зелье.

— Зелье? — недоумённо переспросила Эльва. — Какое зелье?

— Какое именно сказать не могу. Знаю только, что оно привело к немедленной смерти. Аманта выпила яд.

Эльва удивилась этой новости. До сих пор она считала, что её мама погибла по вине обстоятельств — болезни, или чего-то такого. Но самостоятельно принять яд?

— Зачем же ей это понадобилось?

— Я могу лишь предполагать, Эльва. Я думаю, что она хотела уничтожить все свидетельства того, что ты попала в семью Райт. Вероятно, она догадывалась, что Волдеморт рано или поздно отыщет её, и тогда он сможет вытащить из неё правду о твоём местонахождении. Она пыталась обезопасить тебя, как только возможно.

— Но… Можно ведь было найти другой путь, ну, не знаю, стереть себе память или заменить воспоминания, в конце концов, как с Констанцией…

— Эльва, ты слишком сообразительна, чтобы не проследить аналогию с Констанцией до конца — а точнее, до сегодняшнего дня, когда я за десять минут восстановил настоящие воспоминания. «Обливиэйт» обойти гораздо сложнее, конечно, но не невозможно, особенно для такого целеустремлённого и могущественного чародея, как Волдеморт. Не забывай, что она была с ним лично знакома и хорошо понимала, на что он способен.

Они помолчали какое-то время.

— Так значит, мужчина — посетитель? — задумчиво проговорила Эльва. — Как он выглядит, мы не знаем, но его зовут Йенс, и у него на мантии странный символ.

— Совершенно верно, — отозвался Дамблдор с воодушевлением. — Но я предполагаю, что Йенс — форма сокращённая. По-настоящему радует то, что эмблема, которую я увидел, показалась мне знакомой, очень знакомой. У меня, откровенно говоря, даже есть предположение о том, что это за символ. Я думаю, что тот мужчина имел какое-то отношение к Министерству магии в Германии.

— В Германии? При чём тут она, интересно?

— На этот счёт ничего не могу сказать. Мне ещё нужно удостовериться в своих догадках. Я обещаю, что расскажу тебе, как только узнаю что-то. С этим человеком просто необходимо поговорить.

— Профессор, вы возьмёте меня с собой?

— Ну, по крайней мере, собираюсь. Я хочу, чтобы ты была в курсе дела, Эльва — у меня на то свои причины. А сейчас, я думаю, нам пора уже спать.

— Завтра я вернусь в Нору? — спросила Эльва, вставая.

— Ах, кстати, об этом. Я знаю, что твои летние каникулы едва ли были похожи на то, о чём ты могла бы мечтать — ты, как и я, трепетно относишься к уединению, это сразу заметно. Что ты скажешь, если я предложу тебе провести эту последнюю неделю здесь?

— Где? В горах? В гостинице?

— Именно так. Тут на сотни миль, кроме миссис Эрнствуд, волшебников нет. Кормят вкусно, — он улыбнулся. — А главное, простор, горный воздух, и никто не мешает. Могу аппарировать сюда твои вещи. Если ты, конечно, хочешь. Правда, я всё же попрошу тебя не уходить из гостиницы далеко, а при выходе использовать легкие маскирующие чары. Только сразу предупреждаю — я остаться не смогу, буду лишь иногда навещать тебя.

Эльва задумалась — предложение было действительно неожиданным. Но представив суматошную суету Норы в эти последние деньки, когда все будут собираться, а миссис Уизли метаться по дому, пытаясь всех проконтролировать и, заодно, накормить, Эльва решила, что отказываться не стоит.

— Пожалуй, я соглашусь, — сказала она, уже выходя из его комнаты. — Спасибо. И вещи, если можно, всё-таки переправьте сюда, профессор.

— Как скажешь, завтра к вечеру будут здесь. Спокойной ночи, Эльва.

— И вам.

* * *

Утром Дамблдора уже не было, хотя Эльва встала достаточно рано. Она умылась в крохотной ванной, дверь в которую обнаружилась в дальнем углу сразу за шкафом, затем выглянула в окно, распахнув его и свесившись через подоконник. Погода была восхитительная — где-то справа поднималось к зениту августовское солнце, освещая просторные холмы, укрытые, словно бархатом, зеленовато-бурой растительностью. Эльва, бросив взгляд на Миранду, которая сегодня показалась ей умиротворённой и довольной жизнью, сбежала вниз в холл.

— Доброе утро! — мгновенно поприветствовала её девушка по имени Киви.

— Здравствуйте, скажите, а… мой дедушка, он давно ушел?

— Где-то пару часов назад. Желаете завтрак в номер или пройдёте в столовую?

— Здесь есть столовая?

— Конечно, идите вон туда, по коридору прямо, и увидите.

— Спасибо!

Столовая была расположена так, что из неё можно было выйти сразу на улицу — во внутренний двор туристического комплекса. Там находились спортивные площадки, и некоторые магглы уже играли там во что-то. Также там стояло несколько детских качелей, пара деревянных длинных столов, вкопанных в землю, и рядом с ними такие же длинные лавочки.

Позавтракав, Эльва вышла из гостиницы на знакомую со вчерашнего дня асфальтированную дорогу. Та с одной стороны уходила вверх в горы, сужаясь и становясь грунтовой, а с другой, напротив, становилась шире, спускаясь вниз, мимо домика Констанции, и терялась где-то в низкой лощине.

В то утро Эльва решила пойти вниз. Дорога петляла и кружила между холмов, которые были ещё наполнены яркой зеленью, а солнечные лучи, огибая редкие лёгкие облачка, ложились на эти жёлто-зелёные ковры, оставляя тут и там тенистые участки. Казалось, картины более умиротворённой нельзя было и представить, и Эльве подумалось, что этот великолепный уголок природы едва ли слышал о надвигающейся войне. Невозможно было вообразить, чтобы бесконечные людские распри могли нарушить это безмолвное и величественное спокойствие.

Она гуляла достаточно долго, и судя по тому, что солнце стало клониться на запад, а в животе требовательно заурчало, полдень уже давно миновал. По дороге обратно ветер ощутимо усилился, и ясный небосклон неожиданно наполнился низкими сизыми тучами, толстыми, словно мокрые комья ваты. Не прошло и нескольких минут, как земли достигли первые капли дождя, превращаясь на глазах в сокрушительный ливень. Весь окружающий мир наполнился шипящим шумом льющейся воды.

Эльва побежала — до гостиницы оставалось совсем чуть-чуть, и из-за поворота уже виднелся домик Констанции. Приближаясь к нему, Эльва поняла, что старая женщина стояла на дороге под зонтом.

— Скорее, сюда! — донеслось до Эльвы сквозь шум дождя. Констанция обращалась к ней, показывая на свой дом.

— Моя гостиница тут недалеко! — прокричала Эльва в ответ.

— Туда минут десять бежать, вся вымокнешь! Заходи в дом — ливень долго здесь не идет, через полчаса закончится!

Они забежали в знакомую прихожую. Женщина потрясла на крыльце зонт, затем прикрыла дверь, и шум стих.

— Спасибо большое, — сказала Эльва. — Дождь начался так неожиданно!

— В горах так бывает, — улыбнулась хозяйка. — Проходи на кухню, сейчас налью тебе травяной чай. Отдыхать приехала?

— Вроде того. Наслаждаюсь уединением перед учебным годом.

Всё было, как вчера — деревянная кадка, высушенные травы, висящий на окне вереск, янтарный ароматный чай в той же чашечке. Только табуретов снова было два. Эльва чувствовала себя обманщицей.

— Угощайся! Очень вкусно, я сама травы собираю — на вересковых пустошах.

— Спасибо. Вы здесь живёте?

— Да, здоровье поправляю.

Невыносимо захотелось загладить вину перед этой доброй женщиной, и Эльва решила сказать хоть часть правды.

— Я... Я тоже волшебница.

Констанция резко обернулась.

— Что? Правда? А как ты догадалась, что я волшебница?

— Ну… вересковые пустоши отсюда далеко, без аппарации туда, наверное, не находишься. К тому же у вас в кармане фартука проглядывает нечто, по форме очень напоминающее волшебную палочку.

Констанция засмеялась.

— Да, мне следует быть осторожнее. И что же юная волшебница делает здесь, среди магглов?

— Мне хотелось побыть вдали от всех. Мой э-э-э… дедушка позволил мне пожить здесь до выходных.

— А родители?

— Ну, папу я никогда не знала. А мама умерла в прошлом году из-за болезни.

— Ох, мне так жаль! Я Констанция. А как тебя зовут, деточка?

— Эльва.

— Эльва… Какое интересное у тебя имя! Мне довелось его лишь однажды встретить — много лет назад одна женщина назвала так свою дочь, — она вдруг задумчиво глянула на Эльву. — А где ты родилась?

— Не знаю, — соврала Эльва. — Наши корни вообще-то где-то в Греции. Если можно, я бы не хотела говорить о семье…

— А, да, да, конечно, прости мне моё любопытство. Ох, смотри, а вот и дождь закончился! Я же говорила, что здесь это быстро.

Они ещё немного поговорили о всяких пустяках, допивая вересковый чай, а затем Эльва вежливо распрощалась и отправилась в гостиницу. Она пообедала в столовой и уселась на одну из лавочек во дворе, наблюдая, как два молодых маггла перекидывали через верёвочную сетку какой-то маленький предмет.

Немного погодя на улицу вышла Киви. Она была очень молода, но, наверное, старше Эльвы, с короткими ярко-рыжими волосами, более красными, чем у Джинни.

— Фух, хоть передохну от этой стойки, — сказала она, присаживаясь на соседнюю скамью. — Пусть Норман подежурит. А вы чего скучаете?

— Наблюдаю за игрой. Здесь хорошо, не хочется никуда спешить. Иногда можно просто посидеть.

— Да, многие чувствуют также. А я вот так уже насытилась этими горами, прямо сил нет! Хочется в город, где дома, машины, людей много. Жизнь, короче!

Эльва улыбнулась.

— Вы здесь одна, что ли, управляете?

— Ну да. Вообще мама здесь всё содержала, были несколько администраторов. Но она умерла три года назад, надо было что-то делать с гостиницей — я, конечно, не самый лучший вариант на замену, но папа от этого вообще далёк. Он у меня орнитолог, — она засмеялась. — Наверное, можно догадаться по моему имени — киви у папы любимая птица.

— По-моему, отличное имя.

— Ну, я привыкла.

— Раз так хочется в город, чего не возьмёте кого-то на работу?

— Дела в гостинице идут не супер — я же говорю, у меня маминого таланта нет. Кое-как свожу всю документацию, но многих пришлось уволить, чтобы остаться на плаву.

— Сожалею.

— Да нет, это уже не важно, скоро продам здесь всё, поеду домой. Даже покупатель нашёлся.

— Не жаль продавать?

— Жаль, наверное. Но пусть лучше кто-то умеющий сделает это место снова живым.

— И то верно.

— Куда дедушка-то ваш пропал?

— Должен вечером вернуться.

— Туда-сюда ездить — отсюда, это ж надо! Да ещё в таком возрасте.

— Он у меня в отличной форме.

Мимо них прошел один из магглов — высокий широкоплечий брюнет, — закинув белое полотенце на плечи вокруг шеи. Попивая воду из бутылочки, он задержал на Эльве взгляд, а затем, улыбаясь, поздоровался и прошёл в здание.

— Это Ной. Симпатичный, правда? — широко ухмыляясь, сказала Киви. — Он остановился на третьем. Уже второй год приезжает, в походы ходит. Кажется, вы ему понравились.

Эльву смутило такое внимание незнакомого юноши, хотя нельзя было не признать, что это ей страшно польстило. Еще через полчаса она распрощалась с Киви и поднялась к себе. Было уже начало пятого, и она надеялась скоро увидеть Дамблдора и свои вещи.

Директор появился в восемь и даже остался на ужин. Эльве он показался уставшим, но ничего спрашивать та не стала. Прощаясь, Дамблдор предупредил, что ещё дня два проведывать её не сможет.

На следующий день после завтрака Эльва снова вышла на дорогу, и ноги сами понесли её к домику Констанции. Женщина была на улице, копошась с чем-то на крыльце. Подойдя ближе, Эльва увидела у её ног щенка.

— Эльва! Доброе утро. Ты представляешь — кто-то оставил этого малыша на крыльце! Ну как так можно! Не знаю, что теперь с ним делать? Может, в гостиницу вашу?

— Не думаю, что ему там позволят остаться. И вы не видели никого?

— Нет! Утром рано вышла, а он на крыльце, привязан к перилам. А рядом ещё миски с едой и водой!

— Похоже, кто-то хотел, чтобы он остался у вас.

— Да я в жизни собаку не держала!

— Я, вообще-то, тоже, но, насколько я знаю, в этом нет ничего такого сложного. Его следует помыть, кормить каждый день и выпускать на прогулку. А, ну и, конечно, придумать ему имя!

— Имя… Какое же имя ему дать?

— Не знаю, какое хотите. Назовите его Грей, например.

— Почему Грей?

— Ну, во-первых, потому, что он серый. А, кроме того, есть роман такой в маггловской английской литературе — «Портрет Дориана Грея». Моя мама часто его читала.

— Что ж, лучшего я не придумаю. Грей! Заходи в дом!

Щенок, кажется, только этого и ждал. Дома Констанция очистила его «Экскуро» и «Тергео», трансформировала верёвочку на его шее в кожаный ошейник, а затем предложила Эльве погулять вместе с ней.

— Ты была на вересковых пустошах?

— Нет. Мне ещё нет семнадцати, нельзя самой аппарировать.

— Ну, тогда отправимся сегодня, это стоит увидеть.

Да, это стоило увидеть. Холмы здесь были гораздо ниже, и в целом рельеф был равнинным на многие мили. Но поражало не это, а то, что всё это пространство было окрашено в мягкий лилово-розовый цвет.

— Вереск всё остальное время зеленый, а в июле-августе зацветает и становится вот таким. И будет таким ещё до поздней осени, потихоньку засыхая. Так что ты здесь вовремя.

Эльва, Констанция и Грей долго гуляли, и акушерка рассказала много о своей непростой работе, о тяжёлых военных годах. О том, что как-то один раз была замужем, но её муж погиб в самом начале войны. Чувствовалось, что старой волшебнице давно хотелось поговорить с кем-нибудь.

Вернувшись вечером в гостиницу, Эльва спросила у Киви, есть ли здесь какие-нибудь книги, и та проводила её в «библиотеку» — небольшой чулан, где на пяти-шести полках помещались потрёпанные издания. Преимущественно любовные романы. Киви объяснила, что они пользуются спросом у постояльцев. Эльва выбрала сборник рассказов О.Генри.

Дни летели быстро. Эльва болтала с Киви, часто виделась с Констанцией, которая без памяти влюбилась в Грея и теперь не разлучалась с ним. Однажды Эльва решила спросить волновавший её вопрос.

— А что была за женщина, которая назвала свою дочь моим именем?

— Очень хорошая, из уважаемого рода. Она, наверное, давно решила это, потому что сразу сказала — мою дочь зовут Эльва, и всё тут. Жалко было её соседку.

— А что с ней было?

— Мёртвого мальчика родила. И отравилась в тот же день. Я потом долго ещё переживала, всё время казалось, что могла бы как-то помочь. Но не могла — мальчик был рождён уже мёртвым, не знаю уж, в чём там дело. Она не сказала никому своего имени.

— А откуда вы знаете, что отравилась?

— Так склянка с ядом у неё из рук выпала, все это увидели. Конечно, потом ещё проверили по остаткам — так и было, сильный яд какой-то. Я через неделю забрала себе этот флакон, когда все исследования по этому вопросу закончились. Мне было действительно сложно справиться тогда — это единственный раз, когда кто-то травился насмерть в моё дежурство, и так было жаль её! Никто ведь не приходил больше, не искали ни мать, ни дитя. Вот я и оставила у себя пузырёк, чтобы не забывать об этой неизвестной волшебнице. Он до сих пор у меня.

— Правда? А можно посмотреть?

— Да можно, отчего нельзя…

Констанция принесла из спальни старый разбитый флакон из тёмного стекла. Эльва повертела его в руках — на вид он не был примечателен, только на сохранившемся дне можно было различить буквы «СС».

Больше к этой теме они не возвращались.

Дамблдор появился ещё раз в четверг, предупредив, что в следующий раз будет в воскресенье к вечеру и заберёт Эльву в школу. Поэтому в воскресенье она в последний раз зашла к Констанции, поблагодарив ту за проведённое время и попрощавшись с Греем.

Киви, услышав, что они с Дамблдором съезжают, сперва стала их отговаривать — время, мол, позднее, разве можно на ночь в путь.

— О, нас заберут друзья, не волнуйтесь, юная мисс, — ответил директор, который в этот раз появился крайне измождённым, и Эльва подумала, что он, вероятно, не спал этой ночью.

Выйдя на улицу, они прошли мимо домика Констанции, ставшего таким привычным для Эльвы за эту неделю, и через несколько минут аппарировали.