Тело Мотылька, небрежно шагнувшего к Поттеру, не вызывало стыдливости или похоти, оно было... Любование — вот верное слово! И пропорции тут ни при чём, пожалуй, больше от мягкости и соразмерности движений оно казалось... чистым и простым, как тела ангелов Боттичелли. Ни одной лишней тени. Оно не смущало. "Ну, это уже перебор, — подумал Поттер, — я, да о Боттичелли!"
Двигалось "произведение искусс
...>>тва" естественно, без смущения или бравады. Но вот, когда Сольвай сказал:
— Простите, господин Поттер, вы тут как соляной столб воздвиглись, а мне надо в гардеробную пройти. Не изволите ли подвинуться? — Гарри кивнул и отступил на шаг, невольно обернувшись. А вот этого делать было нельзя! Стройные бедра и движущиеся в плавной динамике шага ягодицы парня уже совсем не настраивали на идиллические мысли ценителя флорентийской школы живописи. "Вот чёрт!" — Гарри быстро отвернулся, но воображение сработало как полароид. От этого стало даже не жарко, а как-то... неуютно, очень неуютно... в своём мундире с наградными планками, в не очень чистых ботинках стоять в чужом номере и пялиться на... это.