Вообще-то «Мастер и Маргарита» - самый успешный советский антирелигиозный роман.
Интересно, что это прописано там ПРЯМЫМ ТЕКСТОМ, просто люди «не видят».
Роман начинается с беседы двух советских профессионалов в области антирелигиозной пропаганды. Один создал произведение, в котором «Иисус плохой»., а второй его поучает: этого не надо, а надо, чтобы его не было вообще.
В спор встревает лучший во Вселенной профессионал в этой области. Который показывает дурачкам, КАК НАДО. Не стоит забывать, что первая глава «про Пилата» - это не текст романа Мастера, а монолог Воланда.
Кто же такой Иешуа Га-Ноцри в изображении Сатаны?
Если коротко: это экстрасенс с гебефренической акцентуацией. Ну то есть человек с «особыми способностями», но при этом не вполне здоровый психически. Не гебефреник в прямом смысле слова, но где-то на грани нормальности. Ходит в грязном, всё время улыбается, совершает немотивированные действия, упрямится (даже когда речь идёт о его жизни). Сюда же – завиральные идеи и равнодушие к другим (сдаёт Пилату Левия Матвея, перекладывая на него ответственность: «решительно ничего из этого я не говорил»). Относительно вменяемое поведение в разговоре с Пилатом объясняется болезненным физическим наказанием. Гебефреники, кстати, не чувствуют вину и не могут извлекать уроки из наказания – но тут важна градация: Марк Крысобой ударил Иешуа достаточно сильно, чтобы «дошло».
При этом образ выписан мастерски: патология чувствуется, но нигде не проявляется абсолютно однозначно. Каждый отдельный поступок Иешуа можно объяснить «философскими убеждениями» (хотя при внимательном чтении выясняется, что у Иешуа их нет). Ничего откровенно глупого и совсем уж смешного Иешуа не делает (то есть автор не даёт ему этого сделать). Однако в глубине души читатель начинает ощущать к этому персонажу смесь жалости и брезгливости. Жалости и брезгливости, именно так.
По ходу полностью уничтожается авторитет евангелистов. Левий Матвей, оказывается, писал какую-то бредятину (и сам тоже не вполне нормален). Он, кстати, является единственным учеником и спутником Иешуа – никаких апостолов нет. Про значение того, что Иуда не убил себя сам, а был тайно убит, я уж говорить не буду. «Сами понимать должны».
При всём при том сам Булгаков рисует между собой и этим текстом тонкую, но совершенно недвусмысленную красную черту. Первая глава – это слова Сатаны (который, на минуточку, отец лжи), остальное – литературное сочинение героя, постепенно сходящего с ума. Все, кстати, почему-то забывают, что Мастер у Булгакова – умалишённый, причём так открыто и назван, да и сам это признаёт.
Всё сказанное не означает, что Булаков написал плохую книгу и её надо как-нибудь запретить и т.п. Книга гениальная. Но относиться к ней нужно именно как к гениальной антирелигиозной литературе, а не как к «евангелию от Булгакова».
Советская власть это, кстати, в конце концов поняла и книжку издала. Она и сработала. Советская интеллигенция, чьим евангелием «Мастер» стал, так и воспринимает Христа как экстрасенса-гебефреника, вызывающего жалость и чуть-чуть, на дне души – брезгливый страх перед больным человеком.
Думаю, очень и очень многие читатели Булгакова ни в какую церковь не пошли именно по этой самой причине.
И ещё раз: в условиях доступности Евангелия и нормальной христианской литературы всё это так не работает. Просто потому, что евангельский Христос на Иешуа непохож крайне. Но в условиях советской тотальной информационной блокады - - -
ДОВЕСОК. Оказывается, не все помнят, когда Мастер начал сходить с ума. Напоминаю: сам Мастер относит начало заболевания к выходу ругательных статей о романе. Но он описывает уже страхи и галлюцинации ("спрута"), то есть стадию достаточно продвинутую. То есть латентная стадия была раньше. Булгаков такие моменты знал.

4. ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ
Восточно-Кархидская история, как она была рассказана у Очага Горинхеринга Тобордом Чорхавой и записана Д.А., 93/1492.

Лорд Берости рем ир Ипе пришел в Крепость Тангеринг и предложил сорок бериллов и половину урожая своего фруктового сада как плату за Предсказание, и плата была принята. Он изложил свой вопрос Ткачу Одрену, и вопрос был таков: «В какой день я умру?»
Предсказатели собрались и все вместе ушли в темноту. Когда ей пришел конец, Одрен дал ответ: «Ты умрешь в Одстрет» (19-й день любого месяца).
— Какого месяца? Через сколько лет? — закричал Берости, но договор был завершен, и ответа не последовало. Берости вбежал в круг и, схватив Ткача Одрена за горло, стал кричать, тряся его, что, если он не получит ответа на свой вопрос, он сломает Одрену шею. Остальные, собравшись вокруг, сдержали его, хотя он был сильным человеком. Он рвался из их рук и кричал: «Дайте мне ответ!»
Одрен сказал:
— Он дан, и цена уплачена. Иди.
Разъяренный Берости рем ир Ипе вернулся в Чарут, третий Домен своей семьи, бесплодное место в северном Осноринере, которое стало еще беднее после того, как он уплатил Предсказателям. Он скрылся от всех в укрепленном месте, в самой верхней комнате Башни Очага и, заперевшись там, не выходил ни к врагу, ни к другу, ни на посев, ни на уборку урожая, ни ради кеммера, ни ради набега, ни в этот месяц, ни в следующий, ни в еще следующий, и шесть месяцев прошло, и десять месяцев прошло, а он все сидел затворником в своей комнате, ожидая. Когда приходили Однетерхад и Одстрет (18-й и 19-й день месяца), он не ел никакой пищи, не пил и даже не спал.
Его кеммеринг по любви и обету был Хербор из клана Гегганер. Этот Хербор пришел в месяц Гренде в Крепость Тангеринг и сказал Ткачу:
— Я ищу Предсказания.
— Чем ты можешь заплатить? — спросил Одрен, ибо видел, что человек этот бедно одет и плохо обут, и сани его дряхлы, и все, чем он владел, требовало ремонта.
— Я отдам свою жизнь, — сказал Хербор.
— Разве ты больше ничем не владеешь, милорд? — спросил Одрен, говоря ныне с ним как с высоким и благородным. — Больше ничем, что ты можешь отдать?
— Больше ничем, — сказал Хербор. — Но я не знаю, представляет ли для вас ценность моя жизнь?
— Нет, — сказал Одрен, — для нас не представляет ценности.
И тогда Хербор упал на колени, корчась от стыда и любви, и закричал Одрену:
— Я прошу вас ответить на мой вопрос. Он не для меня!
— Тогда для кого же? — спросил Одрен.
— Для моего лорда и кеммеринга Аше Берости, — сказал человек и заплакал. — Он не знает больше ни любви, ни радости, ни власти с тех пор, как пришел отсюда и принес ответ, который не был ответом: «Он умрет».
— Значит, он умрет. От чего же умирает человек, как не от смерти? — сказал Ткач Одрен.
Но страсть Хербора растрогала его, и наконец он сказал:
— Я буду искать ответ на вопрос, который ты задашь, Хербор, и я запрошу цену. Но подумай — цена должна быть всегда. Вопрошающий платит ту цену, которую он должен заплатить.
И тогда Хербор прижал руки Одрена к своим глазам в знак благодарности, и Предсказатели выступили вперед. Собравшись, они ушли в темноту. Хербор очутился среди них и задал свой вопрос, и вопрос был таков:
«Как долго проживет Аше Берости рем ир Ипе?» Ибо Хербор думал, что ему назовут количество дней или лет, и знание наконец успокоит его истомившееся от любви сердце. И Предсказатели вышли из темноты, и Одрен с болью, снова горя на костре, крикнул:
— Дольше, чем Хербор из Гегганера!
Это был не тот ответ, на который Хербор надеялся, но ответ был ему дан и, затаив в своем сердце терпение, он вернулся домой в Чарут, неся свое знание и оставив за собой снега, падавшие весь месяц Гренде. Он пересек пределы Домена и поднялся на Башню с убежищем, и здесь нашел своего кеммеринга Берости, бледного, с потухшим взглядом, сидящего у камина с подернутыми золой углями; руки его лежали на столе красного камня, а голова была опущена меж плеч.
— Аше, — сказал Хербор, — я был в Крепости Тангеринг и получил ответ от Предсказателей. Я спросил у них, как долго ты проживешь, и ответ был таков:
«Берости проживет дольше, чем Хербор».
Берости медленно поднял голову и взглянул на него, словно все суставы его шеи были покрыты ржавчиной, и сказал:
— Значит, ты спрашивал у них, когда я умру?
— Я спрашивал у них, как долго ты будешь жить?
— Как долго? Ты дурак! Ты задавал вопрос Предсказателям и не спросил у них, когда я умру, в какой день, месяц, год, сколько мне осталось дней — и ты спросил у них как долго? О, ты дурак, ты полный дурак; значит, дольше тебя, так, дольше тебя? — Берости вознес огромный стол из красного камня, словно он был пушинкой, и обрушил его на голову Хербора. Хербор упал, и камень рухнул на него. Берости остановился и застыл, чувствуя, что сходит с ума. Отбросив камень, он увидел, что раздробил Хербору череп. Он поставил каменную крышку стола обратно на место. Он лег рядом с мертвым и обвил его руками, словно они были в кеммере и все было хорошо. В таком положении люди Чарута и нашли их, когда наконец они взломали дверь в Башню. С тех пор Берости никогда не приходил в себя, и его нужно было держать под замком, потому что он вечно рвался идти искать Хербора, который, как он думал, где-то в Домене. Он прожил еще месяц и потом повесился, когда пришел Одстрет, девятнадцатый день месяца Терна.