— Из отряда меня выставить ты имеешь полное право, но из деревни выгнать не можешь… Удачи в походе, Торин Дубощит.

Развернувшись, я стремительно направился прочь. Шарканье собственных сапог о мелкий гравий заполнило сознание, вытеснив все прочие звуки. Наугад ткнув клинком в районе чехла и чудом попав лезвием именно туда, а не, скажем, в свою же шею, я начал шустро прикидывать, где проведу наступающую ночь: на ветке дуба или же в стогу сена? Вполне бытовой для меня вопрос, если читатель ещё помнит о моём отношении к кабакам и пивным, а ничего иного в той дыре и не было.

Тот день… Он стал одним из тех знаменательных, врезающихся в память… Длинный, насыщенный эмоциями и отяжелённый размышлениями и ожиданиями, хотя не отягощённый ни каплей сомнения. Я всегда был хорошим артистом и разыграть новую глубокую оскорблённость перед Дубощитом не составило мне большого труда. Куда больше такового я вынужден был затратить на все дальнейшие действия…
Но пусть читатель не спешит сам себя сбивать с толку — обо всём по порядку.

Дальнейшее повествование я поведу со слов своих друзей и близких, ибо если эти двое суток вам, дорогой читатель, сей момент развернуть с моего ракурса — история покажется вам вполовину не столь увлекательной, какой была она на самом деле. А поскольку я ещё тешу себя наивной надеждой сделать из этих свитков нечто занимательное…

— А где Рэйна? — скромно поинтересовался Бильбо у вошедшего в комнату Дубощита, спокойного, как туманный дым у подножия гор.

Зар, как и обещал, протрубил чуть ли каждому сонному пьянице в деревушке, как отважные гости этого поселения спасли его от проклятой нечисти, а хозяин единственного внушающего доверие заведения взаправду оказался старым другом спасённого и охотно согласился поселить почётных гостей в своём… кхм, скажем, пожалуй, домишке, ибо на звание гостевого дома или хотя бы трактира открывшееся глазам путников шаткое строение не претендовало.
Внутри оказалось не лучше: пыльно, местами сыро и откровенно грязно, а запах плесени явно не вчера въелся в воздух, взяв в плен и воду — во всём доме мутную и прогнившую. Тончайшего стекла окна не первый год стояли заросшие дорожной пылью с одной стороны и пылью домашней — с другой; старые стены и потолки отчаянно нуждались в перестройке, а колодец во дворе — в чистке; впрочем, всё это меркло в головах путников на фоне мысли, что за этот кров они не должны хозяину ни монеты.

— Госпожа охотница покинула нас, — холодно отозвался Торин, проходя вдоль комнатушки к своему уголку. Присутствующие гномы удивлённо переглянулись между собой, и только Двалин одобрительно хмыкнул, продолжив изучать содержимое подкошенных полок.

— Как?! — неожиданно возник в дверях встревоженный Кили. — Рэйна не могла нас бросить! Она ведь член отряда!

— Она — не одна из нас, — почти перебил племянника синеглазый король, резко устремив на того взор. — Но она не сбегала. Я отпустил её сам.

— Ты уверен, что это было мудрое решение? — хмуро подал голос Балин, поднявшись со скрипучей скамьи. — Гэндальф не обрадуется, узнав, что ты отослал его друга прочь.

— Волшебник нам в этом походе необходим, и советы его я весьма ценил, однако тащить за собою его друзей в моих планы не входило! — Торин развернулся к старшему сыну Фундина спиной, возобновив поиски чего-то в своём мешке.

— Гэндальф считает, что Рэйна нам полезна не меньше, чем он, Торин, — отчаянно не уступал мудрый гном. — И даже если никто из нас не верит ей, сие не значит, что…

— Не значит что, Балин?! — Дубощит грубо швырнул походный мешок в угол, вновь подняв сверкающие яростью и гневом глаза на старого друга. Балин хотел ответить нечто, но умолк, лишь смело и прямо продолжая вглядываться в почти родные глаза… Упрям был его друг. Всегда был.

— Погляди на этих людей, Торин.

— Что мне до людей?

— Посмотри на них!.. Посмотри как король, увидь в них не чужих и странных существ, а народ! Посмотри и увидишь — этот маленький народец напуган, растоптан до животного страха!.. — голос Балина едва заметно дрогнул. — Ты же видел этот отчаянный страх, Торин… Видел… Мы все видели… Мы все это уже видели однажды…

Над комнатой нависло безмолвие, едко начавшее изгрызать каждого изнутри. Особенно Дубощита, обессиленно вросшего в пол, прикованного к месту наполнившимися болью глазами старого гнома…
Да, Балин был прав. Это местечко слишком переполнено тревогами для никому неизвестной, одинокой точки на карте… Но что же может сделать он? Что должен и должен ли вообще что-либо предпринимать он — потомок Дурина, внезапно оказавшийся здесь, посреди глухих чащ?

— Чего ты ждёшь от меня, Балин?

— Ничего, — твёрдо ответил за брата Двалин, бросив на последнего разгневанный взор: как же часто он пытался запутать ситуацию своим умом! — Ничего, Торин, ни он, ни кто-либо из нас от тебя требовать не посмеет. Эти люди сами нас приняли, мы ничего им не должны! — бывалый воин широкими шагами приблизился к своему королю, дабы посмотреть прямо в его застеленные сомнениями глаза. — Ты ничего им не должен.

— Но им нужна помощь! — не уступил старший сын Фундина. — Торин! Разве ты не видишь того, что вижу я?

— Ох, брось!.. Ты всегда любил всех оправдывать и жалеть, — вместо Дубощита отозвался младший отпрыск, резко развернувшись к брату лицом. — Признай, ты просто надумал для себя страшную сказку и сам в неё поверил!..

— Брат!.. — попытался остудить его Балин, однако тщетно.

— Чудище посреди леса! Ужасное и могучее — таскает к себе в загадочную берлогу бедных людишек. Ха!.. Да они просто своим малым числом перекурили не той травы! А пропадают — так оно понятно, хищников здесь с излишком поди!.. А они, глупцы, ни охотники, ни лесорубы… Оружия небось в глаза не видали!..

— Довольно! — Торин грубо ударил кулаком по столу, грозно требуя молчания. — Эти люди бедны, живут отшельниками, но… Они всё же приютили нас у себя, не потребовав ничего взамен.

— Торин!.. — отчаянно воззвал к нему верный друг, но был прерван.

— Нет, Двалин! Чужой доброты мы никогда не забудем, — Младший сын Фундина поник, безмолвно соглашаясь: прозвучал один из извечных законов жизни гномьего народа, словно взбодрив всех прочих членов отряда, словно напоминая им о чести… — Поверь, я всей душой с тобою. И потому готов обойти все окрестности, поднять каждый камень, заглянуть в каждую нору и доказать этим околдованным беднякам, что ничто и никто не запирает их здесь.

— Но если то и впрямь колдовство! — не оставлял попыток вразумить своего короля Двалин. — Ты сунешься под чужие чары?

— С нами Гэндальф — не думаю, что снять проклятье для такого волшебника сложная задача.

— Дядя! — отчаянно выкрикнул Фили, внезапно начав указывать за спину Дубощита. Тот обернулся, и кровь в его жилах заледенела: совсем рядом, из черноты лесных гущ их хищно испепелял взор двух огромных змеиных огней.

— Это… Это чудище…

— Не шевелиться! — отдал приказ Торин, ощущая, как неясный страх перекрывает его дыхание. Существо явно было много меньше зверя, которого видел гном однажды… Однако чего же ждать от этого?
На беззвучный вопрос чудовище ответило само, неожиданно зарычав ещё раз и резко бросившись на отряд.

— Прочь из леса!

Гномы бросились назад, попутно пуская в зверя стрелы и топоры, но, кажется, только зля его этим… Не в привычках гномьего народа спасаться бегством, однако же, не зная, как сразить того, чью чешую не берёт металл, иного выхода отряду не оставалось: стремительно взбирались они на скалистый овраг по его склонам, желая очутиться ближе к поселению в надежде, что зверь не вылезет за пределы своих привычных владений.
Однако проверить сию теорию компании не удалось.

Словно понимания, подобно мыслящему существу, что добыча уходит, огромная ящерица с глазами цвета крови внезапно остановилась, вонзая острые как бритва когти в землю. Брюхо зверя зарделось огненным свечением, и в следующий миг на гномов обрушилась волна пламени, перекидывающаяся и на деревья вокруг. Загнанные огнём в тупик путники отчаянно столпились у краёв оврага, попутно затаптывая горящую вокруг себя траву и пересчитывая друг друга. Пожалуй, один лишь Бофур спохватился, спешно оттащив напуганного больше прочих хоббита от скалистого края…

— Торин! — закричал вдруг Балин, и взгляды преданных воинов устремились вниз, когда они с замершими сердцами поняли, что их король, очевидно, уворачиваясь от огня, не удержался, сорвавшись вниз.

Дубощит поднялся, схватившись за секиру, но, увы, не представляя, как ту применить. Зверь разметал вокруг себя ошмётки земли, то вздымая когтистые лапы, то вспарывая ими почву вновь, давно уже приблизившись и теперь кружа вокруг мужчины — чудище как будто собиралось с ним играть… Как хищник порою играет с добычей прежде, чем ту прикончить…
Наконец он бросается на гнома. Торин отскакивает, успевая замахнуться на ящера лезвием, но последнее раскалывается и рассыпается, ударяясь о, казалось, железную чешую. А зверь лишь злится, возможно, всё же чувствуя некую боль — чешуйчатое брюхо снова вспыхивает огнём, и ящер с рыком распахивает пасть.

Прижатый к скалам оврага, Торин лишь успевает расслышать крики своих друзей…