Вряд ли в подобной суматохе, переполненной страхом за чужую жизнь и горьким отчаянием от полного бессилия, кто-либо заметил мелькнувшую в стороне тень.
То были секунды. Дубощит, едва сообразил, что вот-вот рискует обернуться пеплом, попытался вскочить, схватившись за бывшее оружие, но успел только осознать, что сжимает уцелевший обрубок, когда чудище раскрыло громадную пасть и в сторону гнома стрелою рвануло обжигающее пламя. Рефлекторная попытка отскочить, но поздно… Крик его друзей… Три мгновения… Два… И вот одно.
Но страшного не случается. Жар вокруг остаётся, продолжает витать в воздухе, но не забирается под кожу, расплавляя артерии, обугливая сердце… Торин, пусть и видит, не сразу осознаёт, что между ним и огнём стоит чужая фигура, заслоняя его, чем-то сдерживая поток пламени. Взор наконец фокусируется на изогнутых клинках, и мужчина в изумлении признаёт в уже не столь чужой спине Рэйну.

Торин не понимает, как она могла здесь очутиться. Не понимает, как могла успеть. Не понимает, отчего её мечи не плавятся, а щитом укрывают от огня. Не понимает и не силится понять, лишь крепко хватаясь за единственную мысль, что сегодня он не умрёт…

Ярчайший поток пламени наконец рассеивается по воздуху крупными искрами. Зверь грозно рычит, но охотник не дожидается смертоносной репризы, а бросается вперёд, перехватывая соло.
Ящер рефлекторно переключается на быстро движущуюся к нему фигуру, замахиваясь на новый объект покрытым шипами хвостом, однако это лишь позволяет лорэнту ловко оказаться на громадной спине чудища. Пара быстрых движений — и вот зверь разносится долгим рёвом, когда изогнутая сталь вонзается в его глубокие глазницы. Ослепнувшая тварь начинает бешено метаться из стороны в сторону, пытаясь скинуть охотника с себя, но тот не отпускает, вертясь, подпрыгивая и нанося глубокие раны, а после резко по рукоять вогнав оба меча в широкую шею чудища, впившись ими в него, как голодный волк впивается клыками в шею загнанной косули. Спустя несколько таких вариаций, нападающий сам скатывается по чешуйчатой спине на землю, позволяя ящеру наконец пойти в атаку.

Искры огня разлетались во все стороны, а языки пламени плясали перед глазами, скользя в сумерках по двум танцующим фигурам — чудищу, рассекающему хвостом воздух, и охотнику, кружащему вокруг. Взмахи громадных когтей то и дело налетали на изогнутые мечи, а озлобленному рыку вторил пронзительный лязг металла.
Зрелище сей картины не позволяло Дубощиту возвратиться к окружающей реальности до конца: гном ощущал, что уже не лежит в сырой глине, а нетвёрдо, но всё ж стоит на ногах, на которые поставили его друзья, спешно спустившись за ним, как только появилась возможность, однако ни кратких слов, ни тем паче вопросов команды, если те и были, Торин не слышал… Широкие мозолистые ладони мужчины сжимали рукоять того злосчастного обломка, а взор был прикован к яростной битве, представить которую он доселе и не решился бы. Впрочем, в своём параличе принц Одинокой горы был не одинок — будущему королю вторил его отряд, недоумевающе глазеющий туда же.

— Торин! — окликнул вдруг его знакомый голос. Гном оглянулся, устремив взор вверх. — Не будьте глупцами! Лезьте сюда!

Гэндальф извечен в своей привычке быть там, где ему быть положено. На голос волшебника «отмерли» и прочие гномы, спешно начав взбираться обратно на обрыв: стоять у тупика на краю подобного побоища действительно было крайне неразумно. Дубощит, оказавшись рядом с магом, успел лишь про себя отметить, что от вопросов этому хитрому старцу не отделаться на сей раз, когда кто-то крикнул «Смотрите!», вынудив гнома глянуть вниз. И остолбенеть на пару мгновений.
Они явно пропустили тот миг, когда охотница снова перебралась на загривок ящера… Но то уж было неважно, ибо в те долгие секунды лорэнтка, оттолкнувшись от широкой шеи, повисла в воздухе, замахнувшись клинками, а зверь… Зверь успел разинуть пасть. И силуэт человеческого тела в мгновение ока исчез за капканом громадных клыков.
На какое-то время всё вокруг словно замерло, пугающе умолкнув. Лишь чудище то вытягивало, то сжимало шею, попутно описывая круги по затоптанной опушке. Но вот зверь внезапно содрогнулся, начав странно мотать головой, а после словно споткнулся на пустом месте, завалившись на тяжёлое брюхо и принявшись издавать неясные звуки, напоминающие стоны или даже вой. Внезапно ящер взвыл громче, и отряд увидел, как нечто острое распороло верхнюю, а после и нижнюю его челюсть; хищник гулко заорал, разметав хвостом землю, и сей же миг два гигантских клыка, очевидно, снесённые лезвием, вылетели из его пасти, а после оттуда кубарем выкатилась охотница.
Рэйна, едва поднялась на ноги, не думала долго — один из клинков стрелою рассёк воздух, и трава вокруг резко окрасилась алым.

Ну вот, читатель, я и возвращаюсь к привычному своему повествованию. Само собою, жители деревни были нам безгранично благодарны, даже грозились устроить пиршество в нашу честь, благо, стараниями нашего предводителя с его любимым репертуаром «время — деньги Эребора» наша компания сумела от всего подобного отвертеться. Я притащил в поселение голову поверженного ящера, в безоговорочное доказательство наших слов, и растолковал группе сильных мужчин местоположение туши, которую стоит либо закопать, либо сжечь — на их усмотрение, а после тихо засел в нашем «беззлатном» трактире, выжидая, пока гномы принимают скромные подношения.
Ко мне сей же час подлетел хозяин, любезно предлагая всякие услуги, но я, к огромной досаде трактирщика, ограничился просьбой себя накормить. За кусок хлеба, сыра и добротную кружку, между прочим, удивительно годного чая человек ожидаемо не взял с меня ни монеты, ещё и подивившись, как я могу помышлять о какой-либо плате…

Читателю не стоит считать меня глупцом либо лицемером — я прекрасно осознавал причину того бескорыстия. Однако и я воспитан бескорыстным. А ещё не привыкшим к славе: я уже упоминал, что ношу имя Рондэйро не в одиночку, у меня есть племянник; в один из первых дней, проведённых со мною на охоте, попав в похожую ситуацию благодарности со стороны жителей мелкого посёлка, тот спросил меня, от чего я не признаюсь, что завалил зверя сам, ведь он — мальчишка — естественно, наблюдая и учась, наблюдал с безопасного расстояния и равной похвалы не достоин. Признаюсь, тогда я не нашёлся, как объясниться племяннику точнее, сказав лишь, что не выношу славы и спокойнее перенесу ту вместе с ним, чем в одиночку.
На деле же я просто считаю подобное неважным — я бы с чистой совестью исчезал всякий раз после сделанной работы, не вели нам традиции сообщать потерпевшим, что опасность пропала.

Но к тому трактирщику я всё же обратился в тот день с одной просьбой.

— Не найдётся ли у Вас сундука побольше и лопаты с топором? — моя просьба хозяина удивила, но, видимо, желая угодить или не имея привычки задавать лишних вопросов вовсе, мужчина всё вышеперечисленное мне любезно одолжил, проторчав в своей древней кладовке всего минут пятнадцать. После я осведомился, сохранил ли хозяин вещи одного странного посетителя, внешне похожего на меня и, по словам Зара, побывавшего здесь месяц назад, но в один день внезапно пропавшего. Трактирщик, не задумываясь, вспомнил того юношу, на сей раз поинтересовавшись, зачем мне его добро. Я назвался родственником пропавшего, мужчине того хватило, и он вскоре принёс мне его вещи.

Получив всю кладь и ещё раз поблагодарив за неё и за обед, я ушёл через дверь, выходящую во двор, дабы не попасться отряду — не желал встречаться в тот миг ни с кем.

Выйдя на пыльную дорогу, я направился к стёртой границе между посёлком и лесной гущей; окунувшись в лесную тень снова, всё моё тело словно отмерло, оттаяло… Тихие тропы куда милее мне и по сей день, чем городские дороги, кабаки, цветные ярмарки и каменные дома, разбросанные по населённым местностям. Ноги сами понесли меня к давно выбранному для задуманного месту: покинув деревню накануне и выжидая вечера, ящера и гномов, я приметил уютный холмик невдалеке.
Думаю, большой загадки в том, для чего мне лопата и небольшое имущество пропавшего лорэнта, быть не должно. К слову, юнец никуда не пропал. Он погиб. Некоторые его обугленные кости я нашёл в пещере ящера в нескольких милях отсюда, также забрав с собой. Как король своего народа я обязан провожать павших к Айнур. Обряд не сложен: на месте захоронения должно вбить в землю два длинных кола так, дабы те с землёю образовали треугольник. Не теряя времени взялся я за работу: скинул оружие и кожанку, обрубил две крепкие ветви, заострил, взял в руки лопату, вспорол сырую землю, принялся копать… Не много сумел я преподнести холодной почве — лишь немногие из костей да сундук с вещами. Закопав могилку, я сел пред той на колени и произнёс много слов на своём наречии, пересказывать которые здесь не стоит.

От осторожных толчков в плечо я очнулся, рефлекторно схватившись за оружие. Несколько мгновений были потрачены мною, дабы осознать, что прижал мечи я к гортани растерявшегося Кили. Я спешно извинился, выпустив юношу, и уселся обратно на согретую моим же телом скамейку, сонно оглядываясь по сторонам.

— А который час? — наконец заметив, что этаж пустует и кругом тишина, обратился я к гному. То был наш первый разговор за последнюю неделю, если не больше.

— Точно не знаю… Солнце взошло совсем недавно, — быстро пробормотал юнец, явно не желая заострять на этой теме внимания. — Госпожа Рэйна, у Вас даже кончик носа алый. Вас лихорадит.

Я и сам ощутил, что словно горю изнутри. Взгляд сам собою метнулся к руке, что ожидаемо кровоточила и, кажется, немного опухла. Я попросил Кили подняться наверх за моей сумкой, припоминая, что в ней должен был сохраниться моток бинтов. Гном мою просьбу выполнил живее, чем я ожидал… А после сидел подле меня ещё почти час, меняя повязки, помогая рану промыть, обработать и перебинтовать.

— Ты сам-то чего не спишь? — спросил, почувствовав облегчение в виде отступающего жара.

— Я встаю рано с тех пор, как себя помню. Ну, если в дозоре не сижу.

— Хорошая привычка…

Кили присел рядом и замолчал на несколько минут, а потом сказал:

— Дядя на Вас ещё злится… Немного… Говорит, Вы с Гэндальфом спланировали всё это, использовали нас, как приманку, — юноша поймал мой взгляд, и я понял, что оправдываться глупо. Волшебник всё равно уже проболтался. Да и, глядя на Кили, мне всегда меньше всего хотелось лукавить. Но гном не дал мне и слова сказать, резко продолжив после сей паузы. — Я думаю, он Вас простит. Совсем скоро. Вы ведь его спасли… И деревню спасли… А мы Вам не верили…

— Ну ты-то верил, — подмигнул я юноше, усмехнувшись. Кили ничего не ответил, лишь забавно улыбнувшись и переводя взор за пыльное оконное стекло. Я знаю, что он не соглашался со своими всё это время… И явно тихо торжествовал тогда вместе со мной.