Ровная дорога закончилась. Ехать стало тяжелее. Лошадь преодолевала чередующиеся подъёмы и спуски. Я качалась, как мешок с картошкой, в тщетных попытках обрести равновесие. Двух дней оказалось мало, чтобы привыкнуть к седлу.

Зато я узнала, зачем в отряде нужен Гендальф. Он был проводником. Никто лучше него не разбирался в хитросплетениях здешних тропинок.

Каждый вечер они с главным гномом сидели у костра с картами. Обсуждали путь, размечали стоянки. А один раз мы долго простояли у развилки, наблюдая, как волшебник втягивает воздух с каждой из четырёх сторон. Этот безумец определял дорогу на нюх!

Но Торин ему доверял. А я доверяла Торину.

Теперь ехать в два ряда стало невозможно. Узкая тропинка вилась между скалами и поросшими мхом валунами. Отряд растягивался длинной цепочкой, на значительном расстоянии друг от друга.

Без болтовни Бильбо у меня оказалась уйма свободного времени, чтобы всё спокойно обдумать.

Я уже бросила гадать, является ли здешнее солнце таким же, как то, что освещает мою планету. Но деревья тут росли, как положено, макушками вверх. Днём над головой неслись облака, подгоняемые попутным ветром. Ночью становилось темно, появлялись звёзды и луна.

Я предположила, что мои знания о мире сгодятся и здесь. Кроме тех, что мои соплеменники одни во Вселенной.

Да и гномы с хоббитом хоть внешне отличались от людей, по сути были такими же. У каждого из них две руки, две ноги и одна голова. Они так же нуждались в еде и сне. Так же любили выпить и пошутить.

Те, в свою очередь, приглядывались ко мне. Удивляясь тому, как я двигаюсь и говорю.

Фили как-то сказал, что у меня очень подвижное лицо. Всё, о чём я думаю, сразу становится ясно. И пожаловался, что я шибко тараторю, он половины слов понять не успевает.

Следующие несколько дней я следила за скоростью речи, подстраиваясь под новых знакомых. А также училась придавать лицу безразличное выражение. Если в первом преуспела, то второе удавалось хуже.

Сильнее всего меня занимал вопрос языка. Почему я бегло говорю на Всеобщем?

Однажды вечером Гендальф поделился со мной своими соображениями.

Наверняка он не знал, но считал, что в момент перехода через границу на меня воздействовало силовое поле этого мира. Вроде облучения, по-нашему. Из-за чего произошла замена языка.

- Неравноценный обмен получается, - бурчала я. Дома я говорила на двух. Работа обязывала.

Также Гендальф считал, что оболочка миров проницаема только для живой материи, чьи свойства одинаковы везде. Неодушевлённые предметы через границу пронести невозможно. Так миры защищены от проникновения инородных вещей, способных изменить ход их истории.

- Представь, что в одном из миров изобрели ужасное оружие, - говорил волшебник. Мне даже представлять было не нужно. - Нельзя допустить, чтобы оно могло попасть в другой.

Я возразила, что способ сомнительный. Если сквозь границу может пройти живое существо, сохранив память, оно сохраняет и возможность всё изменить.

- Вовсе нет, - ответил старик. - Вот ты, например? На что ты здесь способна? Если бы я тебе не помог, думаешь, кто-нибудь поверил бы, что ты появилась из другого мира? Тебя бы просто сочли за сумасшедшую.

- Вы сами говорили, я не похожа ни на один из живущих здесь народов.

- И что? Будто у вас не рождается ни убогих, ни калек.

Гендальф, как всегда, прямолинеен до неприличия. Но прав.

- Раз уж мы об этом заговорили, - сказал он, - хочу тебя кое о чём попросить.

И он попросил, по возможности, не распространяться окружающим о моей жизни.

Я была только за.

Пока меня принимали здесь за свою. Мягко посмеиваясь над тем, чего я не знала или не умела. Но как бы они отнеслись, узнав, что на моей планете существуют корабли, способные доставить человека на луну и обратно? Что наши представления о мире сильно различаются? Что их способ добычи огня – чирканье камнем по куску железа – кажется мне отсталым?

К счастью, отбиваться от толпы любопытствующих не пришлось. После памятного вечера у костра, когда мы выяснили, кто как зарабатывает на хлеб, вопросы прекратились.

Гномы с осторожностью относятся ко всему, связанному с магией. Не боятся, просто не любят. А моё неожиданное появление, как ни посмотри, представлялось магическим.

Бильбо ни о чём не спрашивал потому, что проявлял тактичность.

Волшебнику же, по его собственным словам, хватало хлопот в этом мире, и другие его не интересовали.

Объяснение Гендальфа никак не раскрывало, почему я не могу вспомнить некоторые слова. Пока я не догадалась: во Всеобщем они просто-напросто не существуют!

С памятью всё было в порядке.

Используя «воздух» и «шар», я составляла «воздушный шар», даже если их самих в Средиземье не видывали. В некоторых случаях мне удавалось преобразовать слово. Например, от «прикалывать» - «прикол». Но я старалась не злоупотреблять. Достаточно восклицаний, вроде «Вау!» и «Упс!», которые я иногда издавала, нарываясь на удивлённые взгляды попутчиков.

Сделав своё открытие, я несколько дней развлекалась, вспоминая поимённо всё подряд. Так я узнала, что в Арде есть слоны, жирафы, гиппопотамы. Персики, дыни, арбузы. Пудра, румяна, мороженое, почта, живопись и словесность.

Больше всего мне не хватало ругательств.

Шикарные бранные выражения, которыми гордился мой родной язык, теперь стали недоступны. Я использовала сочетания со словом «мать», и они мне быстро надоели.

- Фили, подскажи какое-нибудь ругательство. Срочно!

Фили был ценен тем, что ему в голову не приходило интересоваться, зачем молодой, приличной на вид женщине срочно понадобилось ругательство.

- Троллевы кишки. Моё любимое!

Троллевы кишки! Он серьёзно? Я чуть с тоски не взвыла.

Наконец, я нашла многоцелевое слово, существующее в любом языке. Оно сильно звучало и подходило к случаю.

Дерьмо!

Не вслух, конечно. Всё-таки дамой называют.

Я с наслаждением повторяла его вновь и вновь.

Вот дерьмо! Когда наступала босой пяткой на острый камешек или сучок.

В какое же я вляпалась дерьмо! Обо всей истории в целом.

На четвёртый день похода Торин и Бофур отправились в Бри.

Торин, потому что главный. А у Бофура лучше всех из нашей компании был подвешен язык. Значит, торговался он тоже лучше всех.

Мы расседлали лошадей и отогнали их на выпас, а сами провалялись весь день на траве, ожидая возвращения гномов. Они вернулись под вечер, ведя за собой тяжело гружёного мешками пони.

- Красотка, танцуй! – Бофур кинул мне на руки увесистый, перевязанный бечёвкой свёрток. - Повезло, долго ждать не пришлось!

Это должны были быть сапоги.

Утром гном поймал меня за ногу и, отломив прут, измерил длину стопы. Я покраснела, стыдясь грязной пятки. Но тому, что скоро получу обувь, была рада.

Я устала ходить босиком. Всё боялась наступить на змею. Хотя не была уверена, водятся ли в этих краях змеи. Сломала ноготь на большом пальце, ударившись о камень. Исцарапала сухими ветками щиколотки в кровь. Да и постоянное трение о лошадиную шкуру ногам на пользу не шло.

- Их для одного человеческого мальчонки шили, а он помер на той неделе, - рассказывал Бофур, отвязывая поклажу. – Ну, его отец и не стал сапоги забирать. А тут мы. Иначе ждали бы несколько дней, покуда готово будет.

История меня покоробила, но виду я не подала. Отошла в сторону, уселась на плащ и куцым ножичком для чистки овощей стала разрезать верёвку.

Эх, какие сапоги были на мне четыре дня назад, когда я села в повозку подруги! Всем сапогам сапоги!

Я целый год ждала, когда на них объявят скидку. А теперь они, почти не ношенные, летают где-то между мирами и созвездиями. Или сгорели дотла при входе в воздушное пространство.

Моё необыкновенное приключение, с учётом потерянной одежды и работы, влетало в кругленькую сумму. И это не считая нервных клеток, которые не восстанавливаются, и возможных трудностей с законом, когда через месяц я восстану из мёртвых и не смогу объяснить, где пропадала.

Во мне, наверное, не было никакого призвания к науке. Так как я сомневалась, что ответ на вопрос: «Есть ли жизнь во Вселенной?» стоил таких проблем.

Но сапожками, привезёнными из Бри, я осталась довольна.

После лошадей, свечей, каминов и неудобных удобств на постоялых дворах, я была готова на всё. Что в свёртке окажутся деревянные башмаки. Или что-нибудь такое же громоздкое и тяжёлое, как то, что носили на своих ногах гномы. Я частенько с тайным неодобрением поглядывала на сложные и грубые одеяния своих спутников. Но сапоги понравились мне с первого взгляда.

Мягкие, с высокими голенищами – то, что надо для езды верхом – они красиво блестели и изнутри пахли тем неповторимым запахом кожи, который не спутаешь ни с чем. Подошва оканчивалась невысоким деревянным каблучком.

Я проверила стыки швов. Не скажешь, что кустарная работа, строчка лежала идеально ровно. Но, когда намереваясь примерить обновку, по привычке поискала сапожок на правую ногу, с удивлением обнаружила, что они никак не различаются. Оба были пошиты одинаково.

Ладно. Дремучие времена, что с них взять. Я схватила тот, что сверху и скользнула ногой вниз. И неожиданно упёрлась в полотняный свёрток, запрятанный глубоко внутри.

Ещё один подарок? Совершенно заинтригованная, я вытряхнула его из сапога, и, прежде чем развязать узелок, повинуясь неясному чувству, повернулась к полянке спиной. Кто-то спрятал этот свёрток. Не хотел, чтобы его нашли слишком быстро.

С нетерпением размотав тонкую ткань, я поняла, почему.

Здесь, рядом с пучком разноцветных шёлковых лент и маленьким круглым зеркальцем в костяной оправе, лежало нечто особенное. Длинное, тонкое и прекрасное. С гладкой полированной рукояткой.

Я уставилась на это чудо, не смея дышать.

Вообще удивить меня мужским вниманием было сложно. Не считаясь красавицей, я, тем не менее, относилась к женщинам, рядом с которыми всегда есть поклонник. Во всяком случае свою долю цветов и конфет получала с завидным постоянством.

Но ещё никто из моих мужчин не дарил мне оружия.

Я медленно вынула нож из кожаного чехла, зачарованно наблюдая, как солнечные блики играют на поверхности клинка. Он выглядел таким игрушечным, что я первым делом недоверчиво ткнула им в лист лопуха, ожидая подвоха.

Лезвие вошло, как в масло, лист не качнулся. Это было самое настоящее оружие. Маленькое и острое. И сделанное для женщины. Металлическую рукоять украшал прозрачный голубоватый камень. Вряд ли ценный, но смотрелось прелестно.

Кто это подарил?

В Бри ходили двое. Я обвела лужайку глазами.
....
я направилась к Бофуру. Пританцовывая, обогнула мешки и дождалась, пока он оживился:

- Ну как? Нравится?

- Очень нравится, - не покривила я душой. В обуви хорошо. Даже в той, чей изготовитель не знает, что правая нога отличается от левой. - А кого мне благодарить?

- К сапожнику Торин ходил. Я муку покупал.

- А остальное?

Тот даже не понял, о чём я говорю.

- Там что-то ещё? Да не скачи ты так, расшибёшься!

А я уже неслась огромными прыжками через лужайку. Мне хотелось петь и смеяться.

Возможно, не стоило налетать на него так сразу, при всех. Но подарок привёл меня в неописуемый восторг, давно забытый со времён детства.

Я подскочила так скоро, что чуть не врезалась в его плечо, когда он развернулся.

- Торин, я…

Он не обрадовался. Он отстранился и сделал шаг назад.

Мне показалось, что в землю передо мной внезапно ударила молния. Я почувствовала, как улыбка медленно сползает с лица. Всё, что я хотела ему сказать, разом вылетело из головы.

Однако этот гном вовсе не собирался меня обижать. Он церемонно взял мою руку, склонился к пальцам и уколол их бородой.

- Пустяки. Я рад, что тебе нравится.

Бормоча сухие слова благодарности, я едва заставила себя посмотреть ему в лицо. Так велико было разочарование. Хорошо, что остальные не отнеслись к моей выходке серьёзно. За нами наблюдали лишь двое.

Двалин и Гендальф.

Вечером Бильбо взвился, заметив шёлковую ленту вокруг моей головы.

- Кто это тебе подарил?

Таким свирепым я помнила хоббита разве что в момент своего появления в его доме.

- Торин привёз из Бри вместе с сапогами.

Он сразу успокоился.

- А, Торин, ну ладно.

Но мне уже было не ладно.

- Бильбо, что происходит? Какая разница, кто мне это подарил?
....
А вот Бильбо мою причёску заметил только когда плюхнулся рядом, а я поднесла ладони ко лбу. Зато сразу взъярился, что вообще-то на него было не похоже.

- Этот парень, Фили, - сказал он, отвечая на мой вопрос, и отвёл глаза. - Что у вас с ним? Я же вижу, как он на тебя смотрит.

Не требовалось в воду глядеть, чтобы понять - дело нечисто.

А ведь я потому и укладывалась рядом с хоббитом каждую ночь, что в нём единственном, после Гендальфа и Балина, не видела мужчины. Да ещё рассчитывая на его чуткий слух. Бильбо просыпался из-за любого шороха, и с ним можно было не опасаться быть застигнутой врасплох.

После происшествия с Фили никто на меня не покушался, но я предпочитала быть настороже. Мужчины остаются мужчинами, какими бы благородными они ни казались. Через пару недель кочевой жизни их начнут посещать вполне определённые мысли.

А теперь, как выясняется, пришла беда, откуда не ждали.

К счастью, я ошиблась.

- Понимаю, это меня не касается, - сбивчиво пояснил хоббит, - но ты нездешняя и не знаешь наших порядков. И у тебя нет никого, кто бы мог предостеречь. Только поэтому я взял на себя смелость…

Он запнулся, а я вздохнула с облегчением.

- Ты появилась у меня в доме, а значит, ты – моя гостья, и, думаю, я должен… в общем… что бы он ни обещал, он не может на тебе жениться!

И хоббит посмотрел на меня так, словно это объясняло всё.

Я сдержала смех только потому, что лицо у него оставалось серьёзным. Сама постановка вопроса меня развеселила.

- А почему?

Не то, чтобы я хотела замуж. Дома у меня не получалось представить себя под венцом. Это, кстати, являлось нашим с матерью главным разногласием. А здесь мысль, что кто-то видит во мне возможную невесту, казалась и вовсе бредовой.

- Потому, что он гном, а ты – человек.

- Значит, твоему предку можно было взять в жёны эльфийку, а мне замуж за гнома нельзя? – улыбнулась я.

Рассказы про легендарного родича Бильбо вызывали во мне неподдельный интерес. Если его жена была ростом с Гендальфа, почти в два раза выше благоверного, как они жили? Ещё и в норе?

- Да пойми ты, - не выдержал моего легкомыслия хоббит, - гномы вступают в брак только со своими. Всегда! У них так испокон веков заведено. Мне неудобно о таком говорить, но этот парень не может иметь серьёзных намерений. Он просто хочет развлечься. А женится на какой-нибудь гномке из знатного рода.

- Бильбо, я через месяц уеду, - напомнила я ему. - Исчезну, испарюсь, как пожелаешь. На мне никто здесь не может жениться.

- Это всё верно, да, - пробормотал он, и я поняла, что нисколько его не убедила. - Но ты всё-таки будь поосторожней. Не нравится мне этот Фили. Я, пожалуй, с Торином поговорю. Пускай он за ним присматривает.

- Нет, - жалобно попросила я. - Не надо ничего говорить Торину. Я буду осторожна, обещаю.

- Ну что ты, расстроилась? Приглянулся он тебе? Красивый? Я понимаю.

Ничего он не понимал. Милый, славный хоббит.

А я яростно чесала волосы и потешалась над собственной глупостью.

… он просто хочет развлечься…

Воин, защитник, благородный разбойник. Надо же такого понапридумывать! Торин ничем не лучше Фили. Разве что старше и опытней. Хватило ума порадовать меня подарком, а не прижимать к стенке в тёмном коридоре.

Нож я спрятала в сапоге. Никакого особого крепления у меня не было. Я просто заткнула его за портянку, намотанную из бинтов, взятых в доме хоббита. И не сказала о нём никому. Даже Бильбо.

Мне хотелось иметь собственную тайну. Так я обосабливалась от членов отряда.

Мы ведь всё время находились вместе. Вся моя жизнь в дни похода протекала на их глазах. Мы вместе вставали и вместе ложились. Вместе ели. Я никогда не бывала одна. Если мне требовалось отойти, за соседним кустом нёс караул вооружённый до зубов гном. Порой это сводило с ума.

В последующие дни мне нравилось, отвернувшись ото всех перед сном, втихаря вытаскивать нож и гладить рукоятку. Иногда я решалась осторожно коснуться прохладного лезвия. Я знала, что он никогда мне не послужит, как должно. Не было у меня ни навыков, ни смелости, чтобы ими овладеть. Но, держа его в руках, я чувствовала себя увереннее и спокойнее. И немножечко выше ростом.

Я горько жалела, что когда придёт время возвращаться назад, не смогу взять его с собой. Возможно, я придавала слишком большое значение этому подарку. Пустячному, для того, кто его сделал.

Потянулись дни, похожие один на другой.

Мы поднимались на рассвете, ехали, пока солнце не набирало силу, а потом делали привал, пережидая жаркие часы в тени скал или деревьев. Гномы падали на траву и, выставив дозорного, мгновенно засыпали. Скоро привыкла и я.

Вечером, незадолго до захода солнца, определялись с местом для стоянки, разводили костёр. Если рядом не оказывалось достаточно деревьев, чтобы ободрать с них ветки, спать приходилось прямо на земле, завернувшись в плащ, как в кокон. Не раз и не два вспоминала я Торина добрым словом. Но толстая шерсть выручала не всегда, и моё тело покрылось ссадинами и синяками.

После утомительного дня верхом надо было ещё приготовить еды на шестнадцать персон. Двенадцать из которых – крепкие здоровые мужчины, любящие плотно поесть. А двоих, Гендальфа и Бомбура, можно было считать за шестерых. Потом нагреть воды и перемыть посуду и котелки. Работы хватало. Могу сказать, я не зря ела свой хлеб в отряде.

Скоро я начала стричь ногти почти под корень. Щеголять длинными стало непозволительной роскошью.

Поначалу я беспокоилась, что меня как единственную женщину заставят стирать на всю компанию. И тогда можно будет сказать: «Прости, прощай» своим рукам. Но нет. У них так было не принято. Даже самые важные из гномов не гнушались сами постирать свои портки.

В первую неделю вдобавок ко всем делам Фили гонял меня на лошади. Каждый вечер мы брали мою кобылу и искали ровное открытое место для манёвров.

Иногда приходил Торин. Курил, смотрел.

К концу занятий я твёрдо держала поводья и могла движением коленей заставить лошадку развернуться. Умела её расседлать и почистить. Попутно мы с Фили много болтали. Скоро я знала о его немудрёной жизни всё. Родился в Синих горах, вырос в Синих горах, работал в кузнице дяди в Синих горах.

А кто у нас дядя?

- Торин.

Во как! Теперь понятно, почему младший, Кили, мне постоянно кого-то напоминает.

Своими успехами в верховой езде я поделилась с Бомбуром. Ему, как и Бильбо, хотелось рассказывать обо всём.

- Молодец! – расхохотался он. - Всё теперь умеешь! Вернёшься домой, можно замуж выходить!

Я умолчала, что в моём мире умение женщины лихо взнуздать лошадь является скорее недостатком.

Бомбур, как отрядный повар, тот и вовсе испереживался.

- У мистера Беггинса такая ты была пышечка хорошенькая, - сетовал он. - А сейчас? Ешь, ешь побольше.

И он наливал мне чуть ли не столько же, сколько и себе.

- А Гендальф говорит, что я толстая, - пожаловалась я, вспоминая наш первый с волшебником разговор.

- Так это он тебя похвалил, - убеждённо заявил гном. – Толстая, значит красивая. Вот посмотри на них, - и он широким жестом указал на остальных членов отряда, - они неженаты, а я женат. А всё почему? Потому, что толстый!

- Они все неженаты? – недоверчиво спросила я, задержав ложку на полпути.

- У Глоина ещё жена есть, и сынок маленький. А остальные неженаты.

Теперь я лучше понимала Филину горячку.

- Женщин у нас мало, - Бомбур довольно перекинул свою роскошную бороду через плечо. – Не всем везёт.

- А Торин? – как бы невзначай поинтересовалась я. - Он же у вас главный. Ему должно было повезти.

- У Торина особый случай, - уклончиво ответил гном.

С последним мы почти не общались.

Сначала я ждала, что он как-то обозначит свои намерения. Подойдёт вечером, присядет рядышком у костра. О чём-нибудь спросит, как бы случайно. Но ничего этого не произошло.

Несколько раз гном останавливал на мне взгляд, когда я сушила голову. Пускай смотрит, не жалко. Волосами я гордилась. Хотя дома старалась их стричь покороче. Очень уж густые и тяжёлые. И по этой же причине никогда не красила. Краски ушла бы прорва.

В другой раз, проснувшись, я несколько мгновений смотрела ему в глаза, почему-то оказавшиеся прямо напротив. Потом их обладатель моргнул, отвёл взгляд и развернулся в другую сторону.

Наконец, я стала думать, что он ничего такого не имел в виду. А всё остальное - лишь игры моего буйного воображения, попавшего в иную реальность.

Вскоре представился случай выяснить это наверняка.

Однажды вечером, через пару дней после остановки у Бри, я в одиночку спустилась к ручью. Из лагеря меня не было видно, но я решила, что опасности нет. Наши близко, на пригорке. Если закричу, услышат.

Я уже провела достаточно времени в походе, чтобы отметить, что дневные переходы и стоянки продуманы отлично. Везде, где бы мы ни спешивались, невдалеке находились ручей, озерцо или ключ со студёной водой.
....
Пройдя по песчаной отмели, я забралась на плоский камень, выступающий из потока, присела и зачерпнула котелком воды. Вот тут-то меня и увидел выскочивший из чахлого леска Торин.

- Ты почему одна! Ну, Фили, уши надеру.

Он ловко, несмотря на широченные ноги и тяжёлые, подбитые гвоздями сапоги, уместился рядом и, наклонившись, подцепил дужку. Там, где я тянула двумя руками, ему хватило одного пальца.

- Не надо никому драть уши. Я сама ушла.

Мы выпрямились одновременно. Тонкие, плотно сжатые, обрамлённые густыми усами губы оказались перед моими глазами. Мне в голову ударил дурман. Каково это, поцеловать его?

Я почувствовала терпкий запах мужской кожи. Он вовсе не казался неприятным. И жар, исходящий от его тела. Или то был нагретый солнцем доспех. Сегодня гном снял меховой плащ, в который кутался на привалах, давая возможность полюбоваться рельефными плечами и ладным торсом, перетянутым ремнём.

Покачнувшись ему навстречу, я едва удержалась от невыносимого желания облизать губы. И остановилась, когда из дурмана выплыло его нахмуренное лицо.

- Ты чего? – спросил он, и я, красная и растрёпанная, вынырнула на поверхность. – Что с тобой?

Мне показалось, в меня вогнали стрелу. Я дёрнулась и снова очутилась на своём камне посреди ручья. Рядом с мужчиной, который просто помог вынуть из воды котелок.

- Пошли, - гном спрыгнул на берег и двинулся вверх, не оглянувшись и не подав руки. - В лагерь, быстро! И чтобы одну я тебя больше не видел.

Я убито поплелась за ним вслед. Только что я хотела, чтобы он меня поцеловал! Этого ведь не могло быть… Нет, нет и нет.

В своей жизни я обладала удивительной болезненной особенностью выбирать не тех мужчин. Из нескольких, в кого я была влюблена - мгновенно, безоговорочно и страстно, - взаимностью не ответил ни один.

Последняя влюблённость протекала особенно тяжело. Со слезами, соплями, криками по ночам в подушку и трудностями на работе – в какой документ я ни глядела, везде видела только его.

Зато, когда она прошла, я стала другим человеком. Собранным и мудрым. Парень не стоил ни единой пролитой по нему слезинки. С тех пор много воды утекло, и нежные чувства меня не посещали.

Я поздравила себя с наступлением зрелости. Разве могут глупые любовные метания сравниться со спокойствием и стабильностью!

Продолжала встречаться с мужчинами. Зачем закрываться от жизни? И приготовилась с высоко поднятой головой встретить возраст, после которого они либо заняты, либо убеждённые холостяки. Мать была в истерике.

А теперь оказывается, это не я стала мудрее, а подходящего мужчины не находилось. Стоило появиться на горизонте кому-то необыкновенному и загадочному и благосклонно посмотреть, как вся старательно выстроенная оборона рассыпалась в прах.

Даже обстоятельства, при которых мы встретились, не удержали меня от того, чтобы им увлечься.

Я уныло смотрела на покачивающуюся спину гнома. Который размашистыми уверенными шагами взбирался на холм, придерживая котелок. Если бы я ему нравилась, он бы меня поцеловал. Фили не упустил бы возможность.

С другой стороны, правильно, что ничего не случилось. Разве я сюда прибыла романы крутить? Нам бы всё равно пришлось расстаться. У меня одна цель – добраться до эльфов и вернуться домой. И навлечь на себя по пути как можно меньше неприятностей.

Теперь, когда я знаю, что нисколько его не интересую, мне станет легче. Выброшу глупости из головы и стану думать о главном.

Я украдкой глянула на гнома снизу вверх. Эх, задница у него, наверное, отличная…

Всё. Теперь только о главном.

Вот о чём я размышляла, карабкаясь на крутой склон. А, вернувшись к остальным, была уверена, что справилась с искушением и обрела спокойствие.

Ещё никогда в жизни я так не ошибалась!