Желая хоть как-то отвлечься, Панду стал уезжать в лес. Забравшись в самую глушь, привязывал коня к стволу дерева, срывал с себя одежды и, улегшись на траву, давал себе волю, представляя всё то, чего никогда бы не осмелился сделать наяву. Это не помогало. Наоборот, с каждой следующей попыткой избавиться от внутреннего пожара становилось только хуже. Вместо удовольствия он получал боль, словно его вспарывали ножом, а семя изливалось вперемешку с каплями крови. Его точил изнутри огромный невидимый червь, впившись в пах острыми зубами.

— Плотское желание измучило меня, — шептал царевич, не имея сил поднять глаза на Крипачарью, — я не могу ни есть, ни спать. Ни от чего не получаю удовольствия. Мой лингам почти всегда твёрд, а в семени я вижу кровь. Назначьте мне аскезу или дайте какое-нибудь снадобье, я не могу больше выносить это! Наверное, я скоро умру.
Крипачарья заставил его раздеться и внимательно осмотрел, после чего мягко погладил Панду по волосам и сказал:
— Сын мой, ты не умираешь. И тут не помогут ни аскезы, ни снадобья. Твоё тело созрело для любви, поэтому всё, что я посоветую — сходи к своей матушке, уважаемой дэви Амбалике. Пусть она найдёт красивую наложницу, которая даст умиротворение твоему телу. Ничто другое не поможет.

«Проще утопиться в Ганге, чем так жить! Скорее бы началась война. Попрошу Великого Бхишму взять меня на поле брани, брошусь в гущу сражения, чтобы наверняка погибнуть, и получу свободу», — так думал Панду, не ведая, что скоро придёт день, и он сдастся греху, вместо собственной смерти задумав предательство.

Несчастный страдалец ощутил, как распадается на две половины. Его светлой части происходящее не нравилось: хотелось развернуться и бежать, однако невидимое животное, поселившееся много месяцев назад внутри него, подняло голову и довольно заурчало, плотоядно облизываясь.
«Обладать!» — торжествующе взвыло оно, дурея от ароматов мадхвики и жареного миндаля, которыми был пропитан воздух опочивальни.

— Нет, такой поворот событий совершенно никуда не годится, — Вишну с недовольством взирал из своей обители на происходящее. — Как юноше, которого даже не предупредили о том, что он проклят, удалось выжечь из себя чёрную стрелу Камадэва? Неужели его любовь оказалась так сильна? И если бы только это… Как вижу, Дхритараштра привязан к брату настолько, что собирается простить его даже за столь страшный проступок? Нет, я вовсе не планировал такого, — Нараяна в волнении раскрутил сударшану на пальце так сильно, что впервые ему самому стало горячо от этого вращения. — Надо срочно придумать, как исправить случившееся. Кто-то молится, призывая меня? Весьма кстати