— Ну, раз ты такой умный — вспомни, как ты меня убедил впервые сходить с тобой к озеру после отбоя?
— Сказал, что у тебя глаза как звёзды?
— Глупости какие.
— Дорогая, прости, я правда не помню. Уже столько лет прошло!
— Тогда будешь стоять под дверью, пока не вспомнишь, господин Пожиратель, изображающий моего непутёвого мужа!

«Мало, мистер Уизли, слишком мало. Ваши жалкие дюймы не удовлетворяют минимальным требованиям, утверждённым комиссией по семейной жизни. Боюсь, я вынуждена отказать вам в близости. «Тролль» — не больше».

Рон знает — гораздо проще было бы сделать вид, что ничего не произошло и отправиться спать, а завтрашним утром позволить всему идти своим чередом. Отпустить проблемы на волю, а там они пусть сами себя решают, ага.
Проще.
Но не лучше. Не правильнее. Рон слишком хорошо понимает, что это не работает так, что бегство от себя ни к чему не ведет, а бегство от проблем их не решает, только копит, копит, копит. Пока в конце концов они всей своей монолитной тяжестью не жахнут по голове...

К сожалению, мы обижаем больнее самых родных людей. С чужими мы сдержанны, а с родными бываем такими чудовищами.

Они не были Уизли по крови, ни один.
Однако они тоже были Уизли.

Хлопки и негромкие взрывы из комнаты близнецов, немузыкальное пение Перси в душе, рулады Молли, когда она разносила домочадцев за провинность — всё это составляло то волшебство, которое позволяло Норе все годы оставаться самым уютным домом на свете.

В браке по расчёту двух одиночеств, когда один пытается жить половиной, которая от него осталась, а другая жалеет и видит в нём ту, потерянную навсегда половину.
Что ж, не самый печальный случай; двое тянутся иногда друг к другу за теплом, даже когда это тепло не греет, а проходит мимо, как бы они ни старались.

Тонкс боится разбудить Чарли неловким движением. А так хочется поцеловать её, хотя бы в щеку…
Но с её неуклюжестью только целовать спящих девушек. Потом ещё объясняться.

...когда тащишь кого-то из воды, и сам волей-неволей выплываешь

— Чем займёмся?
— Чем-нибудь, что даст мне почувствовать себя взрослой.
— Насколько взрослой?
— Донельзя испорченной. Чем-нибудь, что удивило бы моих родителей.
— Удивило — или прямо-таки шокировало?
— Чтобы они пришли в ужас.

Всё пройдёт. Обязательно пройдёт. Так будет не всегда — она это точно знает. Вот только дожить бы до этого «не всегда», доползти, доскрипеть зубами. Нет, не доползти — долететь! Во всех смыслах. И Джинни верит, что они обязательно долетят.

Он сжал её ладонь, поднёс к губам и стал перецеловывать каждый пальчик.
Натруженные руки с вздутыми венами на кистях. Любимые руки. Самые нежные руки на свете.