слова известной песни "....друг в беде не бросит" как-то не совсем правильно.

ет ничего хуже войны и людей, которые хотят "как лучше" и порой со словами "тебе же помогает" подводят буквально к краю.

Но ситуацию с этой дружбой мы ещё разрешим, приятного чтения!

деятельные люди, которые идут причинять всем добро и справедливость... Преимущественно не спрашивая у этих самых "всех".

А экскурс в историю интересный,

И нет, Воландеморт - это совсем другая история... Более частного характера, так скажем, но не менее интересная. Мы к ней скоро вернемся, и ещё поговорим.

Валар моргулис! Как говорится, есть повод заглянуть в английскую историю и пополнить библиотеку... Чувствую, после праздников я это сделаю. Приятного чтения.

Валар Моргулис! Интересное сравнение, к слову, учитывая как "многочисленно" магическое сообщество. Приятного чтения!"

А если Гермиона такая безкомпромисная, пусть не прячется за спину Гарри. У него она не спросила, чего хочет он. А она желает быть серым кардиналом? Пусть выходит сама на амбразуру, нечего отсиживаться за спиной друга, выпихивая его на передний край борьбы против легитимной власти. Это не дружба, это подстава. Мне это не нравится...

А если Гермиона такая безкомпромисная, пусть не прячется за спину Гарри. У него она не спросила, чего хочет он.

— Гарри, можно тебя ненадолго? — нерешительно спросила Гермиона, стоило мне только закрыть «Квиддич сквозь века» и подняться с кресла.
— В чем дело? — удивился я.
— Помнишь, ты сказал, что поможешь мне, если я что-то придумаю? — осторожно начала Гермиона. Рон бросил на неё предупреждающий взгляд.
— О чем ты? — нахмурился я.
— Об этой женщине. — поколебавшись, пояснила Гермиона, сузив глаза. Чем-то она мне в этот момент неприятно напомнила миссис Уизли в один далёкий день на площади Гриммо.
— Я на твоей стороне. — медленно проговорил я, по-прежнему хмурясь. — Ты уверена, что всё хорошо обдумала?
— Да, уверена. — просияла улыбкой Гермиона, тут же задумчиво добавив. — Я подумала и решила, что это должны быть не только мы втроём. Если у нас будет больше единомышленников, тогда с нами придётся считаться. Понимаешь?
— Нет. — честно признался я, обменявшись взглядом с Роном. Тот выглядел таким же сбитым с толку, как я себя чувствовал. — Ты хочешь снова раздавать значки, но на сей раз против Амбридж? Или что?
— Нет, в таком случае значки будут малоэффективны. — отмела моё предположение Гермиона, решительно тряхнув головой, и деятельно поднялась с места.
— Тогда что ты хочешь сделать? — попытался уточнить я.
— Увидите. Приходите сегодня в «Кабанью голову» к полудню. — улыбнулась загадочно Гермиона и направилась к спальням девочек.
— Допустим. — согласился я, невольно по примеру профессора Макгонагалл скрещивая руки на груди. — Мы придём. Но с чего ты взяла, что кто-то другой тоже станет участвовать? Амбридж многие не любят, но вряд ли кто-то захочет идти с ней на конфликт. Тем более перед экзаменами. Кому нужны лишние проблемы?
— Я согласен с Гарри. — неожиданно высказался Рон. Гермиона перевела задумчивый взгляд с него на меня, чему-то сосредоточенно нахмурившись, и неожиданно уверенно улыбнулась.
— Просто приходите. И сами всё увидите. Я уверена, нас многие поддержат… Нужно только, чтобы нас услышали.
— Так почему не поговорить со всеми в Хогвартсе? — логично предположил Рон. — Зачем идти в бар на окраине вроде «Кабаньей головы», если ты хочешь, чтобы нас услышали? Точнее тебя, как я понял.
— Затем, что Амбридж не обрадует то, что я собираюсь сказать. — проговорила Гермиона и, ничего больше не добавив, быстро скрылась за дверью спальни девочек.
— По-моему, это плохая идея… — пробормотал Рон, вопросительно на меня глядя. — Что нам делать, Гарри?
— Собираться в Хогсмид, судя по всему. — безрадостно ответил я. В душе теперь подспудно осело непонятное чувство тревоги. Беззаботными эти выходные, как я планировал, очевидно, не будут.

— Мы перекусили. — опередила меня Падма, когда я ещё одним ироничным взглядом окинул помещение и едва не высказал мысль, насколько хреновая идея здесь что-либо заказывать. — А кто ещё будет, кроме нас?
— Ну, человека два-три. — уклончиво ответила Гермиона, избегая на меня смотреть.
— Кто? — надавил голосом я, наблюдая, как человек с бинтами на голове покидает бар. В углу осталась сидеть только женщина с трубкой, выпуская ядовито-зелёный дым. — Как вообще это выглядело? Ты так и говорила людям «Приходите в «Кабанью голову», услышите что-то очень интересное»?
— Гарри. — укоризненно проговорила Падма.
— А что? — возмутился я и обернулся к Гермионе. — Ты до сих пор считаешь это хорошей идеей?
— Всё не так просто, Гарри. — поёрзала на своём месте Гермиона. — В конце концов, я это делаю не только ради себя. И когда я собирала людей, я сказала, что ты тоже полностью меня поддерживаешь.
— А в чём я тебя поддерживаю можно узнать? — поинтересовался я саркастичным тоном.
— Так. — Падма решительно развернула меня к себе. — Не кипятись раньше времени. — строго и собранно проговорила она. Я в ярости открыл рот, но Падма не дала себя перебить. — Я знаю, тебе это не нравится, но мы уже здесь. А ты… — обернулась она к красной, как рак, Гермионе. — Учти, что когда придут те, кого ты пригласила, тебе придется самой объяснить какого чёрта здесь происходит. А ты, Уизли, прекрати на меня пялиться.

— Это прекрасно, что у всех вас есть свои цели и мечты, которые вы намерены реализовать… — начала Гермиона, а затем обронила в наступившей тишине. — Только вот, с нынешними законами Министерства у большинства из вас ничего не получится. Как бы вы хорошо ни учились, в чём бы ни разбирались, если у вас нет чистокровных или просто влиятельных друзей… — продолжать Гермиона не стала, снова вздохнув. — Собственно, вот и всё, что я хотела сказать. По-моему, мы должны перестать быть равнодушным большинством, которое просто мирится с ситуацией. Те, кто со мной согласен, могут поставить свои имена в пергаменте, который я положу на стол. И думаю, все понимают, что происходящее нужно сохранить в секрете?
Гермиона положила на стол какой-то пергамент, один за другим все, как завороженные, начали подходить и ставить свои подписи. Расписавшись, Рон протянул перо мне. Я смотрел на ряды имен прямо под речью Гермионы, физически чувствуя подступающую дурноту. От ожидающего взгляда Гермионы и патовости ситуации становилось ещё хуже. Мне просто некуда отступать! У меня нет выбора! Падма молча взяла перо и расписалась, крепко сжав мою ладонь в своей. Я вздохнул и сделал тоже самое. Гермиона была абсолютно счастлива. Бросив перо на стол, я вместе с Падмой выскочил из бара на свежий воздух. Почти бегом я дошёл до конца улицы, завернул за угол какого-то здания, отпустил руку Падмы — и только тут дал своим эмоциям.
— Чёрт побери! Чёрт, чёрт, чёрт! — с каждым словом впечатывая левый кулак в стену, рявкнул я. Почему-то захотелось взвыть. Пнув кирпичную кладку я схватился за голову и так и сел на грязный асфальт. Падма молча подошла ко мне со спины и мягко обняла, массируя плечи и голову.
— Мы что-нибудь придумаем, обещаю. — тихо сказала она, губами коснувшись моего уха.
— Я знаю. — тихо проговорил я, с трудом сглотнув колючий ком в горле. — Просто… Я пообещал помочь. А она меня использовала, как…как…! — от избытка эмоций я снова ударил кулаком по асфальту и прерывисто вздохнул.
— Что ж, так и есть. — спокойно заключила Падма, поднимая меня на ноги и взмахом палочки залечивая мою разбитую руку. — Но если Гермиона Грейнджер решила поиграть в политику, тебе нужен совет того, кто разбирается в этом не меньше, а, может, и больше её и тебя вместе взятых. И раз уж твоя подруга так напирает на права маглорождённых, мне сразу вспоминается один твой очень хороший компаньон…
— Что бы я без тебя делал? — восхищённо проговорил я. Падма покраснела и улыбнулась, быстро целуя меня в губы. Держась за руки, мы медленно пошли обратно в замок. В мир как будто начали возвращаться краски, ситуация перестала казаться мне такой патовой. Но чтобы её решить, мне срочно нужно поговорить с Драко.

Зато ПЧ теперь надувают щечки и негодуют, "ах, эта Грейнджер, изнасиловала гарри! принудила силой! Ах, его не спросили!"

Т.е., Грейнджер сильна настолько, что принудила Гарри даже не вспотев и не заметив этого. А где предупреждение "сильная Гермиона"?!

Т.е., Грейнджер сильна настолько, что принудила Гарри даже не вспотев и не заметив этого. А где предупреждение "сильная Гермиона"?!

Нет здесь сильной Гермионы, Гарри якобы магически сильнее ее.

Samus2001
Очень сильная Гермиона. Характером. А вот характеры как у Гарри, так и у Дракусятки имеют твёрдость поноса.

И чары конфиденциальности такие чары, что все вокруг всё знают

Samus2001
Ну так не по-французски говорили!

"слова известной песни "....друг в беде не бросит" как-то не совсем правильно."

Кто бы это мог быть, а? Неужели сам гха с его идиотскими представлениями о дружбе и о том, что друзья могут и обязаны бить остальным в спину?

Samus2001
По мнению Гха, друзья должны быть полезными, а если нет, то можно их выкинуть за бесполезность. Выкинул бы, если бы не был ссыклом.
Как ссыкливый Гарри страдает от Гермионы, что от нее вреда больше пользы, и страдает, и страдает.
Вот если бы она умела так жопы лизать как Драко, но увы нет, рубит правду матку.
А ссыкливый Гарри хотел бы лизать жопы как Драко, но будет конфликт интересов, ведь в полезных жопах работает уже Драко, а Гермиона не очень полезная

Кстати, из последних глав пропали "друзяшки до гроба" Крэбб и Гойл, которые раньше были в каждой бочке затычкой. Автор не справляется с таким потоком персонажей?

Samus2001

Блин, и правда. Без следа растворились. Текст их ассимилировал.

Несколько павших Ультрадесантников еще не умерли, однако к ним на помощь не могли прийти апотекарии XIII Легиона, и в живых не осталось никого из боевых братьев, кто мог бы вытащить их в безопасное место. Возможно, в другом батальоне их жизни бы окончились мучительно, после бессчетных часов муки и ритуального унижения, однако Сор Талгрон не собирался делать ничего подобного, и их приканчивали без церемоний.

Они были врагами, и он бы сделал все, что в его силах, чтобы победить их полностью и до конца. Однако он не мог питать к ним ненависти, и не намеревался подвергать их ненужным истязаниям.

В XIII Легионе можно было многим восхищаться. Они обладали завидной слаженностью и боевой дисциплиной, а качество их работы было несравненным. Вне всякого сомнения, они являлись самой эффективной боевой силой, с которой доводилось сталкиваться Сор Талгрону, и он относился к ним с огромным уважением.
— Эреб желает, чтобы каждый враг, захваченный живым, был принесен в жертву для подпитки Гибельного Шторма, — заявил Ярулек перед началом войны в системе. — Так надлежит поступать на всех Пятистах Мирах.

— Будь проклят Эреб, — ответил ему Сор Талгрон. — Эта змея мной не командует. Мне приказано уничтожить этот мир. Я сделаю это по-своему.
Ультрадесантник поднял на него взгляд. На воине был шлем. Тип Mk IV, какая-то местная ультрамарская разновидность. Некогда чистая кобальтово-синяя поверхность и окантованные золотом кромки теперь были забрызганы яркой и сочной кровью. На висках был изображен золотой венок — какое-то боевое отличие, которого Сор Талгрон не узнавал.

— Почему? — спросил легионер. Его голос потрескивал и был насыщен помехами.

Сор Талгрон приставил ствол волкитного пистолета к линзе визора Ультрадесантника, целясь точно в левый глаз.

— Что почему?

— Почему вы это делаете?

Сор Талгрон нажал на спуск. Затылок шлема Ультрадесантника взорвался, а пол под ним занялся пламенем.

— Потому что мне так приказали, — произнес он.

Сор Талгрон относился к фанатизму с ненавистью. Он ненавидел метафизическую потребность, которая, казалось, содержалась в генокоде его боевых братьев — у Легиона появилась новая, отчаянная жажда веры в нечто большее, нежели борьба, боль и страдание, составлявшие бытие смертных. Однако именно такова была его жизнь: одно кровавое поручение за другим, пока, в конце концов, за тобой не придет смерть. С чего бы должно существовать что-то, помимо этого?

Зачем эта неутолимая потребность в смысле? В вере?

Он считал подобное слабостью. Недостатком. Тем, что Легион унаследовал от Лоргара Аврелиана, и Сор Талгрон почти ненавидел примарха за это. Разумеется, он благоговел перед ним и без колебаний пожертвовал бы за него жизнью, однако все же почти ненавидел. Он не знал, почему не обладает таким врожденным влечением, как братья. Возможно, недостаток был в нем?

Если бы он заговорил об этом с кем-либо, даже с подчиненными, они бы не поняли. Отнеслись бы к нему с презрением. Вне всякого сомнения, вскоре за ним бы явились с атамом. Просто очередная чистка.

Он чувствовал нечто похожее на родственные узы с кустодием-стражем Тибером Аканфом. Возможно, в большей мере, чем с ближайшими из боевых братьев, и эти взаимоотношения были построены на лжи. Кем он стал?