А если Гермиона такая безкомпромисная, пусть не прячется за спину Гарри. У него она не спросила, чего хочет он.

— Гарри, можно тебя ненадолго? — нерешительно спросила Гермиона, стоило мне только закрыть «Квиддич сквозь века» и подняться с кресла.
— В чем дело? — удивился я.
— Помнишь, ты сказал, что поможешь мне, если я что-то придумаю? — осторожно начала Гермиона. Рон бросил на неё предупреждающий взгляд.
— О чем ты? — нахмурился я.
— Об этой женщине. — поколебавшись, пояснила Гермиона, сузив глаза. Чем-то она мне в этот момент неприятно напомнила миссис Уизли в один далёкий день на площади Гриммо.
— Я на твоей стороне. — медленно проговорил я, по-прежнему хмурясь. — Ты уверена, что всё хорошо обдумала?
— Да, уверена. — просияла улыбкой Гермиона, тут же задумчиво добавив. — Я подумала и решила, что это должны быть не только мы втроём. Если у нас будет больше единомышленников, тогда с нами придётся считаться. Понимаешь?
— Нет. — честно признался я, обменявшись взглядом с Роном. Тот выглядел таким же сбитым с толку, как я себя чувствовал. — Ты хочешь снова раздавать значки, но на сей раз против Амбридж? Или что?
— Нет, в таком случае значки будут малоэффективны. — отмела моё предположение Гермиона, решительно тряхнув головой, и деятельно поднялась с места.
— Тогда что ты хочешь сделать? — попытался уточнить я.
— Увидите. Приходите сегодня в «Кабанью голову» к полудню. — улыбнулась загадочно Гермиона и направилась к спальням девочек.
— Допустим. — согласился я, невольно по примеру профессора Макгонагалл скрещивая руки на груди. — Мы придём. Но с чего ты взяла, что кто-то другой тоже станет участвовать? Амбридж многие не любят, но вряд ли кто-то захочет идти с ней на конфликт. Тем более перед экзаменами. Кому нужны лишние проблемы?
— Я согласен с Гарри. — неожиданно высказался Рон. Гермиона перевела задумчивый взгляд с него на меня, чему-то сосредоточенно нахмурившись, и неожиданно уверенно улыбнулась.
— Просто приходите. И сами всё увидите. Я уверена, нас многие поддержат… Нужно только, чтобы нас услышали.
— Так почему не поговорить со всеми в Хогвартсе? — логично предположил Рон. — Зачем идти в бар на окраине вроде «Кабаньей головы», если ты хочешь, чтобы нас услышали? Точнее тебя, как я понял.
— Затем, что Амбридж не обрадует то, что я собираюсь сказать. — проговорила Гермиона и, ничего больше не добавив, быстро скрылась за дверью спальни девочек.
— По-моему, это плохая идея… — пробормотал Рон, вопросительно на меня глядя. — Что нам делать, Гарри?
— Собираться в Хогсмид, судя по всему. — безрадостно ответил я. В душе теперь подспудно осело непонятное чувство тревоги. Беззаботными эти выходные, как я планировал, очевидно, не будут.

— Мы перекусили. — опередила меня Падма, когда я ещё одним ироничным взглядом окинул помещение и едва не высказал мысль, насколько хреновая идея здесь что-либо заказывать. — А кто ещё будет, кроме нас?
— Ну, человека два-три. — уклончиво ответила Гермиона, избегая на меня смотреть.
— Кто? — надавил голосом я, наблюдая, как человек с бинтами на голове покидает бар. В углу осталась сидеть только женщина с трубкой, выпуская ядовито-зелёный дым. — Как вообще это выглядело? Ты так и говорила людям «Приходите в «Кабанью голову», услышите что-то очень интересное»?
— Гарри. — укоризненно проговорила Падма.
— А что? — возмутился я и обернулся к Гермионе. — Ты до сих пор считаешь это хорошей идеей?
— Всё не так просто, Гарри. — поёрзала на своём месте Гермиона. — В конце концов, я это делаю не только ради себя. И когда я собирала людей, я сказала, что ты тоже полностью меня поддерживаешь.
— А в чём я тебя поддерживаю можно узнать? — поинтересовался я саркастичным тоном.
— Так. — Падма решительно развернула меня к себе. — Не кипятись раньше времени. — строго и собранно проговорила она. Я в ярости открыл рот, но Падма не дала себя перебить. — Я знаю, тебе это не нравится, но мы уже здесь. А ты… — обернулась она к красной, как рак, Гермионе. — Учти, что когда придут те, кого ты пригласила, тебе придется самой объяснить какого чёрта здесь происходит. А ты, Уизли, прекрати на меня пялиться.

— Это прекрасно, что у всех вас есть свои цели и мечты, которые вы намерены реализовать… — начала Гермиона, а затем обронила в наступившей тишине. — Только вот, с нынешними законами Министерства у большинства из вас ничего не получится. Как бы вы хорошо ни учились, в чём бы ни разбирались, если у вас нет чистокровных или просто влиятельных друзей… — продолжать Гермиона не стала, снова вздохнув. — Собственно, вот и всё, что я хотела сказать. По-моему, мы должны перестать быть равнодушным большинством, которое просто мирится с ситуацией. Те, кто со мной согласен, могут поставить свои имена в пергаменте, который я положу на стол. И думаю, все понимают, что происходящее нужно сохранить в секрете?
Гермиона положила на стол какой-то пергамент, один за другим все, как завороженные, начали подходить и ставить свои подписи. Расписавшись, Рон протянул перо мне. Я смотрел на ряды имен прямо под речью Гермионы, физически чувствуя подступающую дурноту. От ожидающего взгляда Гермионы и патовости ситуации становилось ещё хуже. Мне просто некуда отступать! У меня нет выбора! Падма молча взяла перо и расписалась, крепко сжав мою ладонь в своей. Я вздохнул и сделал тоже самое. Гермиона была абсолютно счастлива. Бросив перо на стол, я вместе с Падмой выскочил из бара на свежий воздух. Почти бегом я дошёл до конца улицы, завернул за угол какого-то здания, отпустил руку Падмы — и только тут дал своим эмоциям.
— Чёрт побери! Чёрт, чёрт, чёрт! — с каждым словом впечатывая левый кулак в стену, рявкнул я. Почему-то захотелось взвыть. Пнув кирпичную кладку я схватился за голову и так и сел на грязный асфальт. Падма молча подошла ко мне со спины и мягко обняла, массируя плечи и голову.
— Мы что-нибудь придумаем, обещаю. — тихо сказала она, губами коснувшись моего уха.
— Я знаю. — тихо проговорил я, с трудом сглотнув колючий ком в горле. — Просто… Я пообещал помочь. А она меня использовала, как…как…! — от избытка эмоций я снова ударил кулаком по асфальту и прерывисто вздохнул.
— Что ж, так и есть. — спокойно заключила Падма, поднимая меня на ноги и взмахом палочки залечивая мою разбитую руку. — Но если Гермиона Грейнджер решила поиграть в политику, тебе нужен совет того, кто разбирается в этом не меньше, а, может, и больше её и тебя вместе взятых. И раз уж твоя подруга так напирает на права маглорождённых, мне сразу вспоминается один твой очень хороший компаньон…
— Что бы я без тебя делал? — восхищённо проговорил я. Падма покраснела и улыбнулась, быстро целуя меня в губы. Держась за руки, мы медленно пошли обратно в замок. В мир как будто начали возвращаться краски, ситуация перестала казаться мне такой патовой. Но чтобы её решить, мне срочно нужно поговорить с Драко.

Зато ПЧ теперь надувают щечки и негодуют, "ах, эта Грейнджер, изнасиловала гарри! принудила силой! Ах, его не спросили!"

Т.е., Грейнджер сильна настолько, что принудила Гарри даже не вспотев и не заметив этого. А где предупреждение "сильная Гермиона"?!

Т.е., Грейнджер сильна настолько, что принудила Гарри даже не вспотев и не заметив этого. А где предупреждение "сильная Гермиона"?!

Нет здесь сильной Гермионы, Гарри якобы магически сильнее ее.

Samus2001
Очень сильная Гермиона. Характером. А вот характеры как у Гарри, так и у Дракусятки имеют твёрдость поноса.

И чары конфиденциальности такие чары, что все вокруг всё знают

Samus2001
Ну так не по-французски говорили!

"слова известной песни "....друг в беде не бросит" как-то не совсем правильно."

Кто бы это мог быть, а? Неужели сам гха с его идиотскими представлениями о дружбе и о том, что друзья могут и обязаны бить остальным в спину?

Samus2001
По мнению Гха, друзья должны быть полезными, а если нет, то можно их выкинуть за бесполезность. Выкинул бы, если бы не был ссыклом.
Как ссыкливый Гарри страдает от Гермионы, что от нее вреда больше пользы, и страдает, и страдает.
Вот если бы она умела так жопы лизать как Драко, но увы нет, рубит правду матку.
А ссыкливый Гарри хотел бы лизать жопы как Драко, но будет конфликт интересов, ведь в полезных жопах работает уже Драко, а Гермиона не очень полезная

Кстати, из последних глав пропали "друзяшки до гроба" Крэбб и Гойл, которые раньше были в каждой бочке затычкой. Автор не справляется с таким потоком персонажей?

Samus2001

Блин, и правда. Без следа растворились. Текст их ассимилировал.

Несколько павших Ультрадесантников еще не умерли, однако к ним на помощь не могли прийти апотекарии XIII Легиона, и в живых не осталось никого из боевых братьев, кто мог бы вытащить их в безопасное место. Возможно, в другом батальоне их жизни бы окончились мучительно, после бессчетных часов муки и ритуального унижения, однако Сор Талгрон не собирался делать ничего подобного, и их приканчивали без церемоний.

Они были врагами, и он бы сделал все, что в его силах, чтобы победить их полностью и до конца. Однако он не мог питать к ним ненависти, и не намеревался подвергать их ненужным истязаниям.

В XIII Легионе можно было многим восхищаться. Они обладали завидной слаженностью и боевой дисциплиной, а качество их работы было несравненным. Вне всякого сомнения, они являлись самой эффективной боевой силой, с которой доводилось сталкиваться Сор Талгрону, и он относился к ним с огромным уважением.
— Эреб желает, чтобы каждый враг, захваченный живым, был принесен в жертву для подпитки Гибельного Шторма, — заявил Ярулек перед началом войны в системе. — Так надлежит поступать на всех Пятистах Мирах.

— Будь проклят Эреб, — ответил ему Сор Талгрон. — Эта змея мной не командует. Мне приказано уничтожить этот мир. Я сделаю это по-своему.
Ультрадесантник поднял на него взгляд. На воине был шлем. Тип Mk IV, какая-то местная ультрамарская разновидность. Некогда чистая кобальтово-синяя поверхность и окантованные золотом кромки теперь были забрызганы яркой и сочной кровью. На висках был изображен золотой венок — какое-то боевое отличие, которого Сор Талгрон не узнавал.

— Почему? — спросил легионер. Его голос потрескивал и был насыщен помехами.

Сор Талгрон приставил ствол волкитного пистолета к линзе визора Ультрадесантника, целясь точно в левый глаз.

— Что почему?

— Почему вы это делаете?

Сор Талгрон нажал на спуск. Затылок шлема Ультрадесантника взорвался, а пол под ним занялся пламенем.

— Потому что мне так приказали, — произнес он.

Сор Талгрон относился к фанатизму с ненавистью. Он ненавидел метафизическую потребность, которая, казалось, содержалась в генокоде его боевых братьев — у Легиона появилась новая, отчаянная жажда веры в нечто большее, нежели борьба, боль и страдание, составлявшие бытие смертных. Однако именно такова была его жизнь: одно кровавое поручение за другим, пока, в конце концов, за тобой не придет смерть. С чего бы должно существовать что-то, помимо этого?

Зачем эта неутолимая потребность в смысле? В вере?

Он считал подобное слабостью. Недостатком. Тем, что Легион унаследовал от Лоргара Аврелиана, и Сор Талгрон почти ненавидел примарха за это. Разумеется, он благоговел перед ним и без колебаний пожертвовал бы за него жизнью, однако все же почти ненавидел. Он не знал, почему не обладает таким врожденным влечением, как братья. Возможно, недостаток был в нем?

Если бы он заговорил об этом с кем-либо, даже с подчиненными, они бы не поняли. Отнеслись бы к нему с презрением. Вне всякого сомнения, вскоре за ним бы явились с атамом. Просто очередная чистка.

Он чувствовал нечто похожее на родственные узы с кустодием-стражем Тибером Аканфом. Возможно, в большей мере, чем с ближайшими из боевых братьев, и эти взаимоотношения были построены на лжи. Кем он стал?

Сор Талгрон шагнул в темное помещение, отметив внезапное понижение температуры воздуха.

— Хватит представлений, Ярулек, — произнес он. Решетчатый вокализатор шлема превратил слова в нечеловеческое трескучее рычание. — У нас мало времени.

— Все готово, — ответил Апостол, поднимаясь из тени. Он был с головы до пят облачен в тяжелую темную рясу, и его лицо оставалось скрытым от невооруженных глаз. Сор Талгрон заметил его сразу же, шлем убирал тень от капюшона, а тепловой отпечаток ярко светился на фоне камня. Однако для Волхара Рефа он, должно быть, возник, словно восстающий из мертвых призрак. Глаза проповедника были широко раскрыты.

— Проблемы? — спросил Сор Талгрон, бросив взгляд в том направлении, откуда они пришли. Он опустился на колени и подобрал с пола кусок цепи.

— Здесь внизу никого не было, — сказал Ярулек, откидывая капюшон. Его голова была выбрита до голого скальпа, как у аскета, кожа туго обтягивала череп. Глазницы были впалыми и темными.

— Что это? — прошипел Реф. — Почему мы здесь задерживаемся?

— Проповедник Волхар Реф, — произнес Ярулек, склоняя голову. — Это честь.

Реф едва заметно кивнул в ответ. Он прошел мимо Апостола, пробираясь среди древних покойников, и остановился у ближайшего саркофага. На боковой панели мигали зеленые огоньки. Он провел рукой по выпуклой поверхности крышки, смахивая налет инея. По другую сторону хрусталя проступило лицо.

— Жизненные показатели? — спросил Сор Талгрон, обматывая цепь вокруг руки.

— Все стабильны, капитан, — отозвался Ярулек.

— Ты уверен, что это сработает?

— Это сработает.

— Что это? — снова произнес Реф. На фигуре внутри саркофага был надет плотно прилегающий металлический колпак, утыканный кристаллами, диодами и проводами. На обнаженном теле виднелись метки, и Реф наклонился, чтобы разглядеть их более отчетливо. Его дыхание собиралось дымкой в воздухе перед ним. — Кто они такие?

— Батарея, — сказал Ярулек. — Чрезвычайно мощная батарея.

— Для питания чего?

— Это псайкеры, взятые из Пустой Горы, — произнес Сор Талгрон. — Все в той отвратительной крепости — те, кого Империум считает слишком неуправляемыми, слишком слабыми, или же слишком слабыми, чтобы приносить пользу. Они были обречены на смерть.

— Во благо Империума, — полным яда голосом добавил Ярулек.

— Эти все равно умрут, — продолжил Сор Талгрон. — Только теперь умрут ради более благородной цели.

— Их… изуродовали, — произнес Реф, приблизив лицо к крышке саркофага. На плоти спящего внутри псайкера были вырезаны руны и символы. Раны окружала красная кромка, они гноились.

— На тебе колхидские тексты, однако ты рожден на Терре, не так ли? — спросил Ярулек, подходя ближе.

— Что с того? Во мне кровь примарха, как и в тебе, — огрызнулся Реф.

— За последнее время… в Легионе стало заметно меньше терранцев, — произнес Сор Талгрон. Волхар Реф посмотрел на него, наморщив лоб и не понимая смысла прозвучавших слов.

— Скажи, проповедник, — заговорил Ярулек. — Что ты был бы готов отдать, попроси об этом сам Лоргар?

— Что угодно, — немедленно ответил Реф.

— Ты отдал бы свою жизнь?

— Разумеется.

— Превосходно.

Услышав в голосе Ярулека смертоносное намерение, проповедник Реф резко обернулся, повернувшись спиной к Сор Талгрону. Прежде чем он успел среагировать, Сор Талгрон, словно удавку, набросил проповеднику на шею кусок цепи. Он с силой дернул за нее, перекрывая доступ воздуха и нарушая равновесие. Реф тут же потянулся рукой к душащей его цепи, силясь сделать вдох. Используя свою колоссальную, увеличенную доспехом силу, Сор Талгрон развернул Волхара Рефа лицом к Ярулеку.

Апостол сбросил с себя рясу. Под ней он оказался без доспеха и раздет до пояса, так что был виден татуированный торс. Свет свечи колыхался на коже, заставляя нанесенные символы и тонкую колхидскую клинопись плясать.

— Я тоже ношу на своем теле слово нашего повелителя, — произнес он. — Впрочем, его смысл недавно несколько изменился.

У него в руке был нож, и он шагнул вперед, чтобы погрузить оружие в тело проповедника.

— Такова воля Лоргара, — ощерился он.

Держась за цепь двумя руками, Волхар Реф подтянулся и ударил обеими ногами точно в грудь Ярулека. Сила удара отбросила Апостола назад и оттолкнула Сор Талгрона на один из стазисных саркофагов, от чего тот с визгом металла скользнул на полметра в сторону. Шлем капитана с хрустом врезался в низкую арку над головой, и хватка на цепи ослабла.

Реф вырвался на свободу и поднялся на ноги, когда Ярулек бросился на него. Когда нож Апостола сверкнул во мраке, проповедник перехватил запястье Ярулека, направляя оружие мимо себя, и резко повернул, выкручивая сустав. Другой рукой он вцепился Ярулеку в плечо и, используя инерцию Апостола против него же самого, впечатал его лицом в край каменного плинта.

Он вырвал нож из руки Ярулека и крутанулся, оборачиваясь к Сор Талгрону. Капитан Несущих Слово преграждал ему путь наружу.

— Во имя Императора, что происходит? — прошипел он.

— Уризен изменил свои чувства к Императору, — произнес Ярулек, пытаясь встать. С его лица капала кровь.

— Это безумие, — сказал Реф. — Семнадцатый никогда не изменит.

— Были те, кто сопротивлялся, — ответил Сор Талгрон.

— Этот нож, который ты держишь в руке, пролил много крови Легиона, — добавил Ярулек.

— Ты последний в своем роде, старый друг, — произнес Сор Талгрон. — Последний рожденный на Терре Несущий Слово, кто не принял новый путь. Чистка почти завершена.

— Новый путь? — переспросил Реф. — Что это за сумасшествие?

— В Монархии Император осудил нас за поклонение ему как богу, — сказал Ярулек. Он пожал плечами. — Мы нашли себе новых. Ну, то есть старых.

— Тебя слишком долго не было в Легионе, — произнес Сор Талгрон.

— В тебе нет ни грана веры, парень, — выплюнул Реф. — Все это не какое-то священное действо. Вы стали предателями, не более того.

— Нет, — отозвался Ярулек. — Мы обрели просветление.

— Зачем вы меня освободили? Почему бы просто не оставить меня гнить вместе с остальными из Воинства Крестоносцев?

— В свое время тебя бы просто казнили, — ответил Сор Талгрон. — Правда выплывет наружу. Правда всегда выплывает наружу. Думаешь, Дорн позволит тебе жить, узнав, что Семнадцатый присягнул Хорусу? А так ты еще можешь послужить Легиону. Так в твоей смерти есть смысл. Цель.

— Во что ты превратился, Сор Талгрон? — спросил Реф. — Ты больше не тот воин, которого я знал. Тот бы никогда не предал Империум. Даже через тысячу лет. С тобой что-то случилось, какая-то порча изъела твою душу.

— Я именно тот человек, которого ты знал, — прорычал Сор Талгрон. — Легион — моя жизнь. Так было всегда. Лучше было бы предать Семнадцатый? Так бы поступил человек, которого ты знал? Он бы предал лорда Аврелиана?

— Тот, кого я знал, понимал разницу между правильным и неправильным.

— Что правильно, а что нет — определяет победитель, — ответил Сор Талгрон. — Я солдат, каковым был всегда. Я делаю то, что мне приказали. Ничего не изменилось.

— Тогда будь ты проклят, и будь проклят Легион, — произнес Волхар Реф и шагнул к нему, сжимая нож Ярулека.
Схватка длилась недолго. Легионер без доспеха не мог поспорить с легионером в доспехе.

Когда Волхар Реф нанес колющий удар, Сор Талгрон поймал его за руку. Хрустнули кости, нож с лязгом упал на пол. Проповедник ударил кулаком в боковую часть шлема Сор Талгрона, расколов линзу и смяв керамит.

— Большего ты не добьешься, — произнес Сор Талгрон. Свет треснувшей линзы мерцал.

Он схватил Рефа за шею и впечатал его телом в стену. Один раз, другой — используя всю свою силу, увеличенную сервоприводами. Кирпичи вокруг Рефа осыпались, и он осел на колени. Подойдя ближе, Сор Талгрон тяжело ударил его тыльной стороной руки в висок, мгновенно уложив.

Сор Талгрон присел над проповедником, уперев одно колено посередине спины и прижимая его к полу, а одной рукой надавил ему на затылок. Второй рукой он подобрал клинок Ярулека. Даже через перчатку рукоять атама казалась теплой.

— Это мой наставник, а также воин, который в свое время заслуживал уважения самого примарха, — прорычал Сор Талгрон. Он прижимал клинок атама к задней стороне шеи Волхара Рефа. — Я не допущу, чтобы он страдал без необходимости.

— Это сработает, капитан, — заверил его Ярулек.

— Если нет, я перережу тебе глотку. Обещаю.

А затем он вдавил нож между позвонков Рефа, погружая его в хребет.