Коллекции загружаются
Людям свойственна память. Память есть механизм неизменности — но и механизм перемен. Если ты будешь вести непрерывно видеосъёмку, пусть даже снимая одно и то же, флэшка со временем переполнится.
Ещё Пелевин писал: парадоксально выглядит человек, который лежал-лежал себе совершенно спокойно в кровати, а спустя часа полтора вдруг без единого внешнего стимула внезапно вскочил и пошёл включать радио. «Но без подобных процессов человек являлся бы мёртвым. Работа сознания — тысячи тикающих таймеров». Человеческий мозг как сгусток непредсказуемости. «Посредник высшего уровня». В подростковом возрасте вечных философских рефлексий мне хотелось придумать своё определение разумного существа. Такое, чтобы оно казалось совершенно объективным и бесчеловечным, такое, чтобы можно было приписать его безжалостным инопланетянам. Тогда и была придумана мной эта формулировочка. «Посредник высшего уровня». Мол, есть посредники примитивные — вроде бумеранга или боксёрской груши — ты бьёшь по ней, она возвращает тебе удар. Есть посредники чуть сложнее — вроде того же тамагочи. Есть посредники высшего уровня — где бихевиористическая цепочка меж стимулом и реакцией так перекручивается, что и чёрт не предскажет точного твоего отклика на то или иное влияние. «Как будто она оттого утрачивает обусловленность». Нет, разумеется. Не утрачивает. А как же нам быть с тем субъективным интуитивным томительным ощущением, что, будь я лишь длинной изогнутой причинно-следственной цепью между стимулом и реакцией, у меня не было бы сознания? Если честно, не знаю. Мне кажется, что сей парадокс как-то связан с работой в нас вшитого инстинкта самосохранения. Мы запрограммированы делить существующий мир на Себя и Иное — делить ценностно и онтологически. Если сторонники мистического понимания Свободы Воли, утверждающие, что-де причинная цепь без таинственного «свободного выбора» была бы мертва для себя, прислушаются к своим ощущениям, они поймут, что точно такое же чувство у них вызывает вообще любая попытка вообразить своё «я» как объект внешнего мира. Чем бы ты ни пытался представить себя — слизистым мозгом, развивающейся нейросетью, бесплотной программой, сгустком астральных флюидов? — интуиция шепнёт тебе на ухо: «Это должно быть мертво». Заглушить её голос ты можешь лишь временно — скажем, введя искусственно в «я-концепцию» высокий Коэффициент Тайны и таким образом избегая необходимости чётко себя представлять как объект. Проблема здесь в том, что единственный хорошо нам доступный способ познания всего существующего как раз-таки заключается в мысленном помещении изучаемых сущностей в таблицу внешних объектов. Теоретически можно, наверно, начать с иного конца? Не встраивать мысленно собственный разум в Схему Внешнего Мира — раз уж инстинкт самосохранения скрыто саботирует это и заставляет нас предаваться дуалистическим предрассудкам. Попытаться взамен встроить внемозговой мир наружных материальных объектов в Схему Психического — в конце концов, если реальность едина, то мои мозговые ионы, представляющие собой мои текущие ощущения от касания планшета пальцами, не должны быть чётко отделены от электронов планшета, так что с натяжкой при должном развитии интеллекта и воображения я смогу непротиворечиво визуализировать всю материю вне своего рассудка как «закадровое продолжение моей психики»? Вот только это потребовало бы новой терминологии. Используя старую — с теми же «мозговыми ионами»? — мы опять попадаем в ловушку с инстинктом самосохранения и упорным шёпотом интуиции: «Это должно быть мертво». Пришла в голову одна забавная мысль. Вспомнилось придуманное Кэрриером определение сверхъестественного: «онтологически фундаментальные нередуцируемые ментальные сущности». Если есть псионная энергия или душа — и при этом её псионно-духовные свойства не выводятся из не-псионных свойств составляющих её отдельных частей — то она «сверхъестественна» по Кэрриеру. Если есть псионная энергия или душа — и при этом её псионно-духовные свойства при внимательном рассмотрении составлены целиком из не-псионных взаимодействий меж составляющими её частями — она не «сверхъестественна». Первоначально определение Кэрриера мне казалось блестящим и закрывающим эту тему, теперь оно кажется мне лишь создающим почву для новых философских дебатов. Насколько простым может быть бытие? Идя сверху вниз от атомов к кваркам, мы постепенно открываем всё более и более фундаментальные единицы. Рано или поздно мы должны упереться в предел. Сказать себе: «Вот это вот поле или энергия — с такими-то свойствами — является первоосновой Вселенной. Почему у него именно эти свойства? Это вопрос философского рода, не факт что имеющий в принципе право быть заданным». В чём разница между «Это магнитное поле, одна из первооснов сущего, оно обладает такими-то свойствами просто потому что потому» и «Это псионная энергия, одна из первооснов сущего, она обладает такими-то свойствами просто потому что потому»? В длине списка параметров? Нет, интуитивно мне кажется тоже, что редукционистский подход с попыткой свести всё к простейшим кваркам как бы более правомерен и более соответствует духу принципа Оккама. Но выкидывает ли он стопроцентно за борт корабля гипотезу о «фундаментально простых» и в то же время «функционально сверхсложных» изначальных сущностях? Я не знаю. Мысль же, мелькнувшая у меня в голове, была приблизительно следующей: «Мы способны обдумывать конкретно и точно лишь состоящие из небольшого количества объектов конфигурации. Само слово ТОЧНОСТЬ — PUNCTUALITY по-английски — содержит в себе ссылку на PUNCT или ТОЧКУ. Но что, если психика наша, наши квалиа, некие составные части её не сводятся к кваркам, а представляют собой сверхъестественные по Кэрриеру универсалии? Что, если смутный протест, который многие из нас чувствуют при попытке представить себе своё Я в виде чего-то внешнего, связан не с саботажем инстинкта самосохранения, а просто с бесплодностью всех попыток представить нередуцируемую сложность в виде набора простых категорий?» Но мне пришлось её быстро отбросить. Во-первых: — это всё та же попытка ввести искусственно в я-концепцию Коэффициент Тайны, чтобы не представлять своё «я» в виде объекта внешнего мира, меж тем как оснований для этого ввода не больше, чем раньше. Во-вторых: — само определение Кэрриера при раздумьях о нём кажется всё более проблематичным. Что есть сложность? Что есть простота? Как что-либо может быть фундаментально простым и притом функционально сложным? Да ещё само по себе и в единственном экземпляре. При встрече с кварком, который якобы прост, но у которого есть при этом «ментальное свойство через микроскоп телепатически общаться с исследователем и предлагать ему рецепты кофе», мы будем вынуждены создать математическую модель его поведения — и эта модель наверняка будет сложной. Причём ситуация с кварком не исключение — мы строим такие модели на каждом шагу и именно это мы называем «познанием мира». Даже обычное восприятие предметов в комнате, как бы интуиция ни орала нам, что они-то уж точно реальны, построено на математических моделях. Получается, наша модель этого «ментального кварка» будет сверхсложной, но сам по себе он будет элементарен? В каком смысле и как? Это выглядит просто как «чёрный ящик» с инкапсулированной сложностью, на боку которого фломастером написано: «Никакой сложности нет, это просто иллюзия, правда-правда». Один слой описания будет противоречить другому — причём второй слой будет выглядеть куда менее мотивированным. Так-то, уж если на то пошло, мы бы и атом азота могли посчитать «нередуцируемым и простым фундаментальным объектом со сложным внешним поведением» — но мы ему приписали структуру именно ввиду прослеживающегося за его поведением алгоритма. 14 июля в 02:11
3 |
Матемаг
Показать полностью
Опять терминосрач про инстинкты. Надоело. Все видят, что людей, желающих убиться, сравнительно мало. Все понимают, что человеческие склонности с высокой вероятностью зависят от генов. Но «не на сто процентов же, не как у амёбы! Поэтому не инстинкты!». Тьфу, глупо. Типа слово «инстинкты» унижает священную натуру человека. Про сверхъестественность и эмерджентность: лучше почитать непосредственно то, что написал Кэрриер. Не факт, что мне удалось точно передать его слова. Насколько я понимаю современную трактовку эмерджентности — это совсем не то. При складывании муравьёв в муравейник волшебная «новизна» ни хрена не возникает на пустом месте, это по-прежнему вычисляемый заранее результат отдельных свойств отдельных складываемых муравьёв, даже если захлёбывающийся восторгом научный популяризатор и может выдохнуть порой фразу: «Смотрите, возникло новое!» И нет, опять же, насколько мне удалось понять современную трактовку эмерджентности — редукционизм не противоречит ей. Про фракталы и простые числа просто не знаю. Впрочем, мне при написании поста пришло воспоминание о муравье Лэнгтона, создающем на доске очень большую и спутанную сеть траекторий при подчинении довольно простым правилам. Однако: муравей Лэнгтона делает это не сам по себе. Он взаимодействует хотя и с также примитивной, но бесконечной по размеру клетчатой доской. Разделение мира на объекты и свойства кажется вообще проблематичным с учётом нашего восприятия и познания мира через модели. Про философию и вторичность. Неоднократно проскальзывало, кажется, ещё у Юдковски. Замечание «Вы задаёте неоригинальный вопрос! Этот вопрос уже тысячу раз задавали ещё до вас, ну как не смешно!» ничего не стоит, если вы по-прежнему так и не ответили на этот вопрос. |