Стою на балконе, смотрю, как дерутся два санкт-петербургских кота. Сидят и по очереди друг другу пощечины бьют.

Получите по лицу, каналья.

Тысяча чертей, тогда и вам по лицу.

Да вы, я вижу, животное. Вот вам тогда еще по лицу.

Да вы наглец? - вот и вам тоже еще по лицу.

Вот это я понимаю. Культурная столица. Вокруг котов стоят двадцать чаек и хохочут.

В Новосибирске коты херачат друг друга до состояния смузи. В шерсти все тополя стоят неделю. К этому вращающемуся и стремительно лысеющему клубку мускулистой плоти не подойдет ни один трезвый человек. А эта прелюдия, возвещающая начало битвы... Всасывая воздух задом, сибирские коты пропускают его через себя как сквозь валторну. На выходе получается горловое пение по методу Кола Бельды. Алабаи мечутся как перед землетрясением, когда слышат это. Таксы змеями уползают за холодильник, оставляя после себя мокрый извилистый след. Это пение заставляет инженеров кричать во сне и подскакивать на кроватях.

«Снова формулу Пуанкаре увидел?», – понимающе успокаивают их жены и гладят по голове. Всхлипывая и вздрагивая, влажные инженеры засыпают.

Устав драться, коты сходят в подвал. Там разваливаются как художественные гимнастки и делают себе языком кератиновое выпрямление оставшихся волос по методу Грэйми.

Уходя от погони, сибирский кот в считанные мгновения взбирается на бетонный фонарный столб. Только крошка со столба сыплется. С фонаря клянется, что гадом будет, если их всех по одному не переловит. Он говорит, что теперь никто из них не знает, когда это случится. А он знает. Живите в ужасе. Каждому из присутствующих внизу он устроит маятник Фуко. О, это страшная штука... Это когда тебя загоняют на самую верхушку дерева и ты раскачиваешься с севера на юг с амплитудой в пять метров. А потом приезжают дебилы в касках и тебя отдирают от ствола. А ты орешь и оскаливаешь свои мерзкие зубки. И твоими бубенцами любуется весь квартал. Это такое унижение... Это всё кот рассказывает с фонаря.

Потом все расходятся и кот, обняв столб, сползает вниз. Скрежет по всему району и шерсть по бетону.

Сибирские коты лечат гипотонию, кусая кабель высокого напряжения. Проголодавшийся новосибирский кот одним движением поднимает крышку мусорного бака. И никаких каналий и тысяч чертей. Новосибирский кот атакует благородно: без предупреждения и из-за угла.

Иногда коты в Новосибирске собираются на семинары. Это для интеллектуалов. Обмениваются духовными практиками. Самая любимая тема: "Как получить кусочек счастья от удара по ротвейлеровой морде". Семинары заканчиваются пением а капелла. Любимая песня сибирских котов - "Я к тебе не подойду, и ты ко мне не подходи" композитора Давида Тухманова на стихи Леонида Дербенева и Игоря Шаферана. На этом духовные практики заканчиваются.

После последнего куплета - мочилово. Пружинисто изгибаясь, коты медленно водят хоровод, чтобы поймать то самое мгновение. Зачем они его ловят, непонятно. На выходе все равно получается одно - каша, мед, говно и пчелы. Там все вращается и воет. Воет такими голосами, что хочется опереться на столб, наклониться и заняться самовыражением. Кстати, насчет выражений. Выражение "я тебе башку оторву" придумал человек, который наблюдал за кошачьей дракой. Когда эта драка начинается, первый импульс воробьев - улететь на юг. Больные бешенством собаки проявляют толерантность. Вороны благоразумно сохраняют дистанцию. Выражение "на одном поле с ними не сяду" придумал человек, который наблюдал за воронами, которые наблюдают за котами.

А чайки здесь смешливые, да. Коты дерутся – хохочут, снег идет – хохочут. Старуха с метлой прошла - хохочут. Чувство юмора зашкаливает. Дорого бы я дал, чтобы посмотреть кино, в котором к дерущимся новосибирским котам подсели похохотать двадцать чаек. Сорок секунд - и балтийские чайки превратились бы в суповых кур первой категории. Прошлось бы по ним как паяльной лампой. Разбегались бы голые в разные стороны, прикрывая руками срамные места.

Вот это я понимаю, драка. А это так, два вшивых интеллигента повздорили.

Вячеслав Денисов