Гвен поднялась. Сделала пару неуверенных шагов. Наклонилась над Танькой. Шепнула:
— Может, вам на улицу надо? Так вы не стесняйтесь!
Танька благодарно кивнула. Потом опомнилась: Гвен же кивка не разглядеть! Ответила тихонько:
— Вы так любезны, госпожа Гвен! Да, если можно...
Гвен кивнула. На ощупь подала Таньке руку. Осторожно помогла подняться. И, заботливо поддерживая под руку, помогла спуститься по лесенке.
Снаружи оказалось безветренно и, несмотря на ясное небо, неожиданно тепло. Ущербная, но все равно яркая луна и крупные звезды освещали опушку молодого леска. Покрытые перистыми листьями ветви одинокого ясеня неподвижно застыли над тонувшим в густом молочно-белом тумане серым стволом. В проселочной колее светились серебром дождевые лужи. Неподвижно застыли на поросшем зеленой отавой лугу выпряженные лошадки — одна цвета лесного ореха, черногривая и чернохвостая, другая серая в яблоках. Превозмогая головокружение, Танька огляделась. Увидела неподалеку пару ольховых кустов и стожок сена между ними. А позади кустов тянулся плотный высокий частокол, из-за которого виднелось несколько островерхих крыш.
— Хотели в деревне переночевать, да только староста внутрь не пустил... — виновато шепнула Гвен. — Ну, его понять можно: время-то неспокойное. Вот мы тут и приткнулись: всё же не посреди леса. А ночь чудесная, теплая — будто бы разгар лета!.. Вы туда не ходите, леди: там Робин устроился, сторожит нас... Вот здесь кусты тоже хорошие, густые.